Родной. Чужой. Любимый

Лилия Орланд, 2021

Кто бы знал, что приезд родственников разрушит мир в нашей семье и перевернёт всё с ног на голову. Кто мог предполагать, что мой папа вовсе таковым не является. И кто бы меня предупредил, что самый близкий человек, мой лучший друг, мой брат окажется мне неродным. Совершенно посторонним человеком… И как теперь жить с этим знанием? Ведь все они чужие люди или всё-таки семья?

Глава 7

После ванны я поднялась в свою комнату и уснула, едва закрыв глаза. Мне снилась какая-то муть…

Флоранс, вытанцовывающая пируэты на сцене какого-то кабаре, Гришка, жонглирующий бутылками и бокалами, отец с Сашей, о чём-то шепчущиеся за столиком в углу и тут же отводящие взгляды, стоило мне посмотреть на них, и над всем этим — кривая ухмылка Тёмы…

Брр…

Сон оставил какое-то гнетущее ощущение. Я проснулась с головной болью и нежеланием вылезать из постели.

Но стоило мне решить, что имею полное право спрятаться от всего мира под махровой простынёй, как в дверь постучали.

— Алин, мама зовёт завтракать! — Гришка слегка толкнул створку и прокричал в образовавшуюся щель. — Сказала, что тебе надо вставать.

Дверь тут же захлопнулась, а я застонала, накрывая голову подушкой. Понимала, что Саша хочет вытащить меня на семейный завтрак, чтобы продемонстрировать, что ничего не изменилось. И разумом я осознавала, что так и есть. Вот только… внутри меня засел ледяной осколок. И с ним я ничего не могла поделать.

— Алина! Завтрак уже на столе! — позвала Саша снизу.

Я почти видела её, стоявшую у подножия лестницы, поставив ногу на первую ступеньку, в полной готовности подняться. Если через секунду не отзовусь, она пойдёт наверх, сначала постучит в мою дверь, затем осторожно присядет на край кровати, мягко погладит меня по волосам и снова будет говорить, как меня все любят…

— Иду! — отозвалась я и решительно откинула простыню.

Спрятаться в своей комнате мне не позволят. А значит, придётся взглянуть в лицо новой жизни. Почему новой? Потому что минувший вечер многое изменил.

Причём безвозвратно.

Натянула шорты и футболку. Заглянула в ванную. Умылась, почистила зубы. Всё делала нарочито медленно, стремясь оттянуть миг, когда придётся лицом к лицу встретиться с семьёй.

Уже больше не моей…

Сильно прижала к лицу полотенце, зажмурилась, словно в наступившей тьме всё могло исчезнуть, раствориться, развеяться как дурной сон. Но из зеркала на меня по-прежнему смотрело моё лицо с покрасневшими глазами, опухшими после слёз веками и искусанными губами…

При взгляде на них в голове яркими вспышками пронеслись воспоминания… Тёма и я. Его прикосновения. Его жадный ищущий рот…

Стоп!

Я задержала дыхание, оперлась руками о бортик раковины и посмотрела на своё отражение.

— Прекрати! — произнесла твёрдо, глядя себе в глаза. — Забудь. Это была ошибка. Случайность. Просто перестань об этом думать, как будто ничего не было.

Собрала волосы в хвост и вышла из ванной, надеясь, что Тёма уже позавтракал и ушёл. Ведь одно дело — велеть себе не думать о том, что произошло между нами, и совсем другое — смотреть в его глаза и знать, что он тоже помнит.

Но моим надеждам не суждено было сбыться.

Тёма сидел за столом и что-то увлечённо писал в телефоне. На его губах играла улыбка, и я невольно залюбовалась ею. Когда-то он и мне так улыбался, когда-то давно, пока ещё был моим братом…

Услышав мои шаги, он поднял голову. Мы встретились глазами. Только на мгновение. На одно короткое мгновение.

Но выражение Тёминого лица так быстро изменилось, будто он сдёрнул одну маску и тут же натянул другую. Никакой улыбки, губы сжаты в тонкую линию, брови хмуро сведёны, в глазах — холод.

Я уже смирилась с тем, что у меня больше нет старшего брата. Но теперь я лишилась и лучшего друга, и от этого было особенно больно.

Тёма уже отвёл взгляд и снова погрузился в происходящее в его телефоне. Второй рукой он держал кружку с кофе, на которой было написано «Любимому братишке», а с другой стороны — наша с ним фотография в Париже у Эйфелевой башни. Эту кружку ему подарила я на какой-то праздник. И сейчас надпись царапала взгляд.

— Доброе утро, красавица, — Саша подошла ко мне, легко обняла и поцеловала в макушку. — Будешь завтракать или тоже только кофе?

— Кофе… и оладьи, спасибо, — я решила не отказываться, ведь Саша старалась. Хотя обычно, как и Тёма, предпочитала завтракать спустя пару часов после пробуждения, если получалось, конечно.

Гришка тоже с аппетитом уминал оладьи, обмакивая каждый сначала в черносмородиновый джем, а затем в сметану. Иногда он путал последовательность. И от этого содержимое обеих пиал перемешалось в нечто импрессионистское. Впрочем, Гришка этого не замечал, он был полностью погружён в содержимое «Большой книги фокусов и головоломок».

— О-о, все в сборе. Доброе утро, — папа вошёл в кухню, принеся с собой запах моря, полевых цветов и сам букет.

Отец вставал рано и каждое утро плавал. Только серьёзная непогода могла изменить его привычку.

Он поцеловал Сашу в шею и протянул ей букетик. Она приняла цветы с короткой улыбкой, в которой было столько любви, что мне стало больно. От зависти. От осознания своего одиночества. От того, что у меня такого никогда не будет.

— Садись, — нежно проворковала она, — сейчас налью кофе.

Отец прижал её ладонь к своей щеке, а потом поцеловал. Я отвернулась. Мне было почти физически больно на них смотреть.

Наверное, не стоит больше называть его отцом. Но и произносить «Ярослав» даже про себя у меня не получалось.

Телефон в очередной раз пиликнул, сообщая о новом мессендже. Тёма быстро глянул, хмыкнул и поднялся из-за стола.

— Ну я пошёл, спасибо, мам, — он поцеловал её в щёку, но уйти не успел.

— Погоди, — остановил его папин голос, — ты не забыл, что вас ждут бабушка с дедушкой?

— Что? — Тёма пару секунд непонимающе смотрел на отца, а потом до него дошло. Он застонал и закатил глаза, как делал всегда, когда родители требовали чего-то очень глупого по его мнению. — О нет, меня ждут в другом месте.

— Подождут, — отрезал папа, — бабушка и дедушка важнее. Тем более ты обещал им.

— Ладно, схожу, — сдался он, демонстрируя выражением лица, что идти ему совсем не хочется, но приходится подчиниться грубой силе.

Интересно, где его так сильно ждут, что он готов пропустить визит к ба и деду?

— Не один, — перебил папа мои мысли. — Вы пойдёте все вместе. С Гришей и Алиной.

Мы с Тёмой снова встретились глазами. И в его взгляде я прочитала всё, что он думал о совместной прогулке — отторжение, гнев и вдруг… внезапное согласие. К моему удивлению, Тёма не стал спорить, он кивнул и коротко бросил:

— Окей, жду на улице.

Идти вместе с Тёмкой совсем не хотелось. Я чувствовала себя неловко рядом с ним. А после брошенного взгляда предпочла бы вообще оказаться как можно дальше от бывшего брата.

Я попыталась потянуть время и помочь Саше с посудой, но она отказалась.

— Сейчас придёт Рената и всё уберёт, — с улыбкой сообщила мне Саша и добавила с улыбкой: — Ба и деда очень соскучились и ждут вас. Позови Гришу, что-то он застрял в своей комнате.

— Ладно, — я поставила посуду в раковину и отправилась наверх.

Гришка жил в своей Вселенной и запросто мог уже забыть, куда собирался пойти.

Я постучала в дверь и, отсчитав про себя до пяти, вошла.

Гришка, который в этом момент жонглировал тремя Сашиными стаканами из набора с голубыми дельфинами, вдруг замер, удивлённо глядя на меня. Стаканы упали на пол. Сначала один, секунду спустя и второй. К счастью, третий он успел поймать.

— Влетит тебе от Саши, — констатировала я, глядя на осколки на полу. Гришка пожал плечами. Ему частенько влетало, в смысле приходилось выслушивать нотации, и это его не особо пугало. Физические наказания у нас не приветствовались. Плакать из-за стаканов Саша не станет, а больше ничем Гришку было не пронять. Поэтому я сказал то, зачем пришла: — Мы идём к ба с дедой, ты с нами?

— Ага, — братец развязал шнуровку плаща, скинул его в кресло, бросил туда же цилиндр и, перешагнув через осколки стаканов, направился к двери.

— Гриша! — я возмутилась такой вопиющей наглости.

— Чего? — а вот братец смотрел на меня невинным взглядом, словно и не подозревал, чего я злюсь.

— Убери за собой! Иначе никуда не пойдёшь, — я остановилась и скрестила руки на груди.

— Вот зануда, совсем как мама стала, — буркнул про себя Гришка, но послушно поднял крупные осколки и заозирался вокруг.

— Неси на кухню, — посоветовала ему. Но Гришка помотал головой. И я его понимала. Там Саша, если увидит, братцу влетит, а так она может не заметить пропажи ещё несколько месяцев. Пока к нам не приедут гости.

— Тогда… — я тоже заозиралась и увидела торчавший из-за шкафа полиэтиленовый пакет. — Это тебе нужно?

Гришка помотал головой и бросил осколки в пакет. После сбегал в кладовку и принёс пылесос. Через пару минут ничто уже не напоминало о катастрофе.

Гришка театральным жестом фокусника указал на чистый пол. Я удовлетворённо кивнула, и мы вместе вышли из комнаты.

Сравнение с Сашей было приятным. Пусть оно и заключалось в нашем общем занудстве и помешанности на аккуратности.

Жаль, что она не моя мама…

Тёмка ждал за воротами, гладя через ограду соседского пса. Этот огромный немецкий дог своей внешностью производил ужасающее впечатление. А услышав его лай в ночи, можно было начать заикаться. Но при всём этом Фунт был милейшей и очень любвеобильной собакой с влажным розовым языком, которым он стремился облизать всё, до чего мог дотянуться. А, учитывая его рост, дотягивался он даже до поднятых вверх Тёмкиных рук.

— Привет, Фунтик, — думаю, пса назвали в честь британской валюты, потому что у соседа ещё был кот Доллар. Он то взбирался по стволам деревьев, то прыгал вниз. И дядя Игорь с удовольствием комментировал взлёт или падение доллара.

Фунт лизнул мне руку, и я потрепала его за брыли по обе стороны пасти, в которой легко поместилась бы моя кисть до самого запястья.

Тёма при этом отошёл от меня на безопасное расстояние, как будто я была заразной. Захотелось стукнуть его, а потом высказать, что думаю о его поведении. Но я промолчала.

Нам, действительно, не стоит подходить слишком близко друг другу.

— Ты тоже идёшь? — Тёма повернулся к Гришке, сочтя беседу с ним более безопасной.

— Ага, — младший брат в любых ситуациях сохранял невозмутимость. А может, и правда не заметил возникшей неловкости. — Привет, Фунтик.

Он тоже сунул руку сквозь ограду и позволил догу её обслюнявить.

— Ладно, пошли, — Тёме, похоже, не терпелось поскорее разделаться с визитом и отправиться туда, где его так ждали. Раньше я бы спросила, с кем он переписывался за завтраком, но теперь оставалось только гадать.

Мы втроём двинулись в путь.

Причём, не сговариваясь, и я, и Тёма старались, чтобы младший брат всё время шёл в центре. Мне было проще находиться по другую сторону от Тёмки. Думаю, ему тоже.

Дом бабушки и дедушки, Сашиных родителей, находился на той же улице. Точнее это папа, когда мы вернулись из Парижа, купил дом рядом с ними.

Мария Григорьевна и Сергей Львович не были моими родными бабушкой и дедушкой. И это я знала сразу. Но они любили меня по-настоящему, как настоящую внучку. И я их тоже любила. И звала ба и дедой. Как и Тёма с Гришкой.

Ба и деда возились в огороде. Нам они очень обрадовались. Особенно ба, и это бросалось в глаза, потому что она сразу же поспешила в дом, чтобы приготовить нам свой фирменный домашний лимонад.

Деда любил розы. С тех пор как он вышел на пенсию, начал выращивать какие-то особые редкие сорта. Он переписывался с другими цветоводами, они обменивались саженцами, приезжали друг к другу в гости, чтобы похвастаться успехами.

И ба поначалу всецело разделила увлечение мужа. Первое пенсионное лето они оба провели среди розовых кустов. А осенью ба вернулась в больницу, сообщив мне по секрету, что моченьки её больше нет заниматься «этим нудным, грязным и тяжёлым делом».

Но деду розы радовали, и у ба не хватало смелости признаться. Поэтому по официальной версии главврач прямо-таки умолял её вернуться, даже плакал. И она не смогла ему отказать.

Мы полюбовались розами, послушали жалобы на паутинного клеща и очень обрадовались, когда ба наконец-то позвала нас попить лимонада.

В дверях даже образовался небольшой затор, когда Тёмка и Гришка попытались проскочить одновременно. Тёма был большим, а Гриша юрким, поэтому он сумел проскользнуть между рук старшего брата.

Мы с ба переглянулись и дружно закатили глаза — мальчишки. А вот деда ничего не заметил. Паутинный клещ — дело серьёзное. Он и пришёл минут двадцать спустя, когда мы уже вовсю лакомились бабушкиными пирожками. Она восхитительно умела их готовить. Из всех начинок моими самыми любимыми были пирожки со щавелем.

Ба так и говорила: «А это для нашей Алинки».

— Ну, что у вас нового? — спросил деда, откусывая большой кусок пирожка.

Я даже не успела подумать над ответом, потому что в основном мои мысли крутились вокруг Тёмы. Того, что вот он сидит рядом, но усиленно не смотрит на меня. Как будто я и вовсе теперь для него не существую.

Пока я исподволь предавалась невесёлым мыслям, Гришка уже докладывал последние новости:

— Алина нам неродная. Бабушка Таня сказала, что она приблудыш.

Я вздрогнула и поймала взгляд Тёмы. К моему удивлению, он был сочувствующим.

А ба с дедой посмотрели на меня одинаково ошалело. И я поняла, что они тоже не знали. Почему-то от этого стало легче.

* * *

Тёме хотелось дать Гришке подзатыльник за слишком длинный язык. А лучше два.

У Алины сделался такой жалкий вид, что стало мучительно стыдно. И в первую очередь за то, что натворил сам и потому теперь не мог быть ей братом, другом и всем тем, кем был до злополучного вчерашнего вечера.

И дело здесь вовсе не в признаниях старой дуры, оказавшейся по какому-то недоразумению его бабушкой, а в том, что почти всю ночь ему снилась Алина, растрёпанная, обнажённая и горячая в его постели… Артём хотел её, ту, кого много лет считал своей сестрой, и это было просто невыносимо.

Снова пиликнул телефон, и Тёма с каким-то неестественным облегчением переключился на него, благодарный, что хотя бы пару минут не нужно поддерживать неловкий общий разговор и постоянно ловить на себе растерянный и расстроенный взгляд Алины.

Артём понимал, что виноват. Он предал её. Он должен был подставить плечо, поддержать, а сам повёл себя как скотина, глупый самец, думающий не головой, а тем местом, что находится в штанах…

Вряд ли Алина теперь сможет простить его. Впрочем, он и сам себя не простит.

Но хуже всего было это гнетущее чувство одиночества. Как будто из груди у него вынули сердце, а вернули обратно только его половину. И теперь Артём никогда не станет цельным…

Сообщение пришло от Флоранс. Ещё вчера вечером она нашла его в соцсети и написала. Артём ответил ей только утром, когда проснулся, так остро ощущая вкус Алининых губ, что был рад любой возможности отвлечься.

Переписка несла в себе явственный эротический подтекст. Флоранс начала с острожных вопросов о поисках Алины, её самочувствии и сожалении, что казавшаяся такой приятной на первый взгляд мадам Татьяна оказалась совершенно лишена деликатности. Постепенно переписка переросла во флирт. Причём Флоранс была так очаровательно непосредственна, что Тёма даже не сомневался. Он попробует этот цветочек и тем самым убьёт сразу двух зайцев: узнает, так ли хороши француженки в постели, как он слышал, и избавится от мыслей об Алине. Переключится на другую девушку, из-за влечения к которой не будет чувствовать себя грязным извращенцем.

Конец ознакомительного фрагмента.