Новая судьба

Лилия Лукина

Елена стала третьим человеком в Семье и в отсутствие начальства возглавила ее. В это время кто-то проник в дом Матвея и оставил записку «Будьте предельно осторожны». Но кто и о какой опасности предупредил Семью? Елена все выяснила, раскрыла старые тайны и соединила разлученных жизнью людей. Она не согнулась под ударами судьбы, а выстояла сама и помогла другим. И судьба щедро вознаградила ее за это. Елена встретила свою настоящую любовь, впереди у нее новая, счастливая судьба.

Глава 2

На крыльце дома меня ждал Егоров, мой давний и самый верный друг, который теперь с моей легкой руки тоже работал на Матвея.

— Ну, Ленка! — негромко, чтобы никто не услышал, как фамильярно он ко мне обращается, сказал он по дороге. — Ты прямо, как Наполеон на поле боя смотрелась!

— Неудачное сравнение, Мыкола! — отшутилась я. — Наполеон плохо кончил!

— Ну, тогда адмирал Нельсон! — предложил он.

— Еще чище! — возмутилась я. — Я, что, уже окриветь на один глаз успела? И потом он тоже, хоть и геройски, но погиб!

— Ну, тогда я уж и не знаю, как на тебя угодить и с кем тебя сравнивать! — развел руками Колька, а потом подумал немного и обрадовано предложил: — Во! Как Маргарет Тэчер или Мадлен Олбрайт! Это для тебя самое подходящее: и дамы они решительные во всех отношениях, и еще живые!

— Да уж! — вздохнула я. — И обе «железные леди»! Эх, Мыкола! Грубый ты человек! И неласковый! Не дождаться мне, видать, ни от кого сочувствия! В том числе и от тебя! — а потом спросила: — Ну, как тебе здесь?

— Нормально! Тут такая аппаратура! — восторженно начал, было, он, но, увидев мое поскучневшее лицо — я в технике дуб дубом — только махнул рукой: — Нет, Ленка! Никогда не приобщить мне тебя к последним достижениям науки и техники!

— Твоя правда! — согласилась я. — А как тебе коллектив?

— Олег нормальный мужик, а Гришка… — Колька задумался. — Понимаешь, Ленка, он гениальный сопляк! — Егоров остановился и повернулся ко мне. — То есть мозги у него — закачаешься! Мыслит совершенно нестандартно! А во всем остальном — дите дитем! В стрелялки-догонялки на компе играет! Ну да ничего… Со временем повзрослеет.

— Насколько я знаю, он у нас уже вполне половозрелый, — хмыкнула я и двинулась дальше.

— Это ты про Машку, что ли? — спросил, догнав меня, Николай. — Так это Галина расстаралась ему ее подложить. А что? Все правильно! Той-то уже хорошо за тридцать, так что видов на парня она не имеет, а ему полезно пообтесаться, чтобы потом не потянуло жениться на первой же девке, которая ноги пошире раздвинет.

— Циник ты, Мыкола! — вздохнула я. — А как же первый поцелуй? Прогулки при луне? А?

— Вот встретит он нормальную девчонку, пусть с ней и гуляет! — отмахнулся Колька. — А потом женится! Вон как Павел Андреевич! Он отгулял свое, а потом нашел по душе и женился на чистой, невинной и все такое прочее, а не на одной из своих бывших содержанок. Что я не прав, что ли?

— Прав! — согласилась я и невинно поинтересовалась: — А кто тут тебя обтесывает?

— Никто! — Егоров посмотрел на меня честными-честными глазами.

— Верю! — я ответила ему не менее честным взглядом, а потом не выдержала и фыркнула: — Ладно! Не хочешь — не говори!

Тем временем мы уже дошли до «техцентра» и вошли внутрь. Обстановка там была настолько домашняя, что хоть садись да чай пей. С Олегом Александровичем Кошечкиным, чей предок некогда служил дворецким в усадьбе графов Матвеевых и был единственным из слуг, кто не покинул их в трудную минуту и оставался с ними до самого их отъезда, я была уже неплохо знакома. А вот его сына Григория я впервые увидела мельком в каминной, но особо не приглядывалась — не до того мне было, зато теперь с интересом его рассматривала. Надо же! Променять Принстон и, вообще, Америку на работу в России, причем даже не в Москве, а в губернском, глубоко провинциальном городе, только потому, что он не захотел изменить данной когда-то его предком клятве. Григорий оказался очень симпатичным и стройным парнем немного повыше среднего роста лет двадцати трех и был одет в синие потертые джинсы и такую же рубашку. Он старался держаться солидно и серьезно, но стоило взглянуть ему в глаза, как тут же становилось ясно, что перед тобой мальчишка мальчишкой, пусть и гениальный.

— Ну, вот что, Гришенька! — невольно улыбнулась я. — Найди-ка ты мне во вчерашней почте письмо из Австралии. Очень мне интересно, что же такого они там понаписали!

— Ну, чё вы со мной, как с маленьким, Елена Васильевна? — обиженно пробурчал он.

— Ой, Гришенька! — вздохнула я. — Не торопись взрослеть! Успеешь еще во взрослой жизни набарахтаться! Так что тяни молодость, сколько сможешь.

— Ладно! — обиженно буркнул он и защелкал по клавиатуре, а меня окликнул его отец:

— Елена Васильевна! Возьмите ваши новые визитные карточки, — он протянул мне стопку маленьких стандартных прямоугольничков и я, взяв один из них, полюбовалась его элегантностью (ничего лишнего, без всяких там выпендрежей и неуместных красивостей, а просто темно-синий текст на белоснежном фоне) и с законным чувством гордости прочитала вслух: — Производственно-коммерческая фирма «Матвеев». Елена Васильевна Орлова. Заместитель начальника службы безопасности. А что? — я подняла глаза на Кошечкина. — По-моему, звучит!

— И совершенно заслуженно! — с готовностью подтвердил он. — Вы даже не представляете себе, как Павел Андреевич вам благодарен! Ведь, если бы не вы, то и свадьбы могло бы не быть!

— Да! — согласилась я. — Покрутиться мне тогда пришлось немало!

— Готово, Елена Васильевна! — раздался, тем временем, голос Григория.

Я подошла к нему, а он уступил мне свое место и, когда я села, воровато оглядевшись, наклонился ко мне и заговорщицким шепотом спросил:

— А, что, война будет, да? Как в «Крестном отце»?

— Типун тебе на язык! — цыкнула я на него. — Бог даст — все обойдется! А там?.. Черт его знает! Как пойдет! А пока переведи-ка ты мне письмо — я в английском не сильна.

Но в письме, подписанном председателем совета директоров концерна, было только то, что я уже знала от Вадима, и ничего, на первый взгляд, подозрительного. Письмо, как письмо! «Неужели я ошибалась и все это действительно только совпадение?» — мелькнула у меня неприятная мысль и тут за моей спиной кто-то сдавленно ахнул. Я быстро обернулась и в первый момент даже испугалась — на стоявшем у меня за плечом Вадиме буквально не было лица: бледный, как мел, он полными ужаса глазами уставился в монитор, а над его верхней губой выступили крупные капли пота, хотя в комнате было нежарко.

— Что с вами, Вадим Родионович? — всполошилась я, а Олег уже протягивал ему стакан с водой. — Что-то не так?

— Все… — севшим голосом еле слышно произнес Вадим и, откашлявшись, уже громче сказал: — Все не так!

— Сядьте, Вадим Родионович! — попросила я. — Что именно не так?

— Адрес, — тяжело дыша, сказал он и рухнул на стул. — Обратный адрес не тот. Здесь тире, а должно быть нижнее подчеркивание.

— Значит, я все-таки была права! — вскочив на ноги, я начала метаться по комнате, как тигрица по клетке. — Черт! А как же я была бы счастлива ошибиться!

— О чем вы, Елена Васильевна? — и так бесконечно встревоженный Вадим перепугался уже почти насмерть.

— Сейчас объясню, — хмуро пообещала я и попросила Егорова: — Дайте мне сигареты, Николай Владимирович, а то я свои в сумке в доме оставила.

— Вообще-то, мы здесь не курим, Елена Васильевна, — заворчал, было, он, протягивая пачку и пододвигая вместо пепельницы чайное блюдце. — Это для компьютеров вредно.

— Перетопчутся ваши компьютеры! — огрызнулась я и, усевшись и закурив, повернулась к Григорию. — Гришенька, будь добр, позвони сейчас же в дом и попроси, чтобы Солдатов и Светлов немедленно пришли сюда, — парень кивнул и потянулся к трубке, а я добавила: — А пока они будут идти, посмотри-ка в Интернете в новостях, есть ли что-нибудь об этой аварии. Такое происшествие не могло пройти незамеченным.

— Ты ищи, а я пока позвоню, — тут же сказал Григорию Николай и тот заколдовал над клавиатурой.

— Елена Васильевна, да что же все-таки происходит? — почти взмолился Вадим, но я отмахнулась:

— Потом! Все потом! А пока расскажите мне, как организована деятельность фирмы. В общих чертах. Но только без заумностей, а ясно, просто и доходчиво, как для первоклассницы. Понятно?

— Я постараюсь, — пробормотал Вадим и, глядя на его совершенно убитый вид, я поняла, почему он не в обиде на то, что третьим человеком в Семье сделали меня — он действительно понимал, что не потянул бы эту работу. — Ну, вот представьте себе, — подумав немного, начал он, — что существует такая очень большая коммунальная квартира: в одной комнате живет портной, во второй — парикмахер, в третьей — сапожник и так далее. Ключ от входной двери есть у каждого из жильцов и каждый из них может в любой момент туда войти. И, войдя, он сможет открыть только свою дверь, но не дверь соседа. Так и у нас: войти в нашу сеть, зная пароль, может каждый из работников фирмы, а потом он сможет с помощью своего собственного пароля попасть только в тот сектор, которым он занимается.

— Ясно, — кивнула я. — А вчера была суббота и тот человек, который дежурил, ничего об Австралии не знает, и тем более ведать не ведает, как правильно пишется электронный адрес этого чертового концерна. Так?

— Да, — тут же ответил Вадим.

— Я нашел, — вмешался в наш разговор Григорий. — То есть я австралийский новостной сайт нашел, но на нем ничего нет ни о какой аварии.

— Вот вам и ответ! — сказала я.

— Какой ответ? — раздался от дверей запыхавшийся голос Солдатова.

Я повернулась и увидела на пороге его и Светлова.

— Присаживайтесь, — пригласила их я, кивнув на стулья, и, когда они устроились, мрачно пошутила: — Заседание оперативного штаба по противодействию непонятной пока угрозе объявляю открытым! — и спросила: — Что там с кабинетом? — Светлов тут же поднялся и я поморщилась: — Не надо, Кирилл Владимирович! Еще успеем мы с вами набегаться так, что ноги гудеть будут!

— Докладываю! — усаживаясь обратно, начал Светлов. — Взрывного устройства в кабинете нет. «Жучков» ни в кабинете, ни в доме нет. Замки из всех указанных вами дверей вынуты и над ними сейчас наш специалист мудрует, а у двери в кабинет я пока своего бойца поставил от греха подальше. Все остальные люди работают по плану, и по мере поступления новостей будут докладывать сюда.

— Спасибо! Что у вас, Федор Семенович?

— Работаем, Елена Васильевна! Идет опрос обитателей усадьбы, но, — он развел руками, — пока безрезультатно.

— А быстро хорошо не бывает! — согласилась я и начала: — Итак, господа! Слушайте мои рассуждения в порядке бреда. Разрешается задавать вопросы, вносить уточнения и дополнения — я авторитаризмом не страдаю! — краем глаза я успела заметить, как Пончик скромно опустил глаза и сжал губы, что ненароком не улыбнуться — ну, Семеныч, раз так, то держись! — Приступим, благословясь! — наконец, сказала я и действительно начала говорить: — Всем работникам фирмы было известно, что Павел Андреевич планировал вернуться завтра. Но и для заинтересованного лица не составило проблемы это выяснить. Для этого надо было всего лишь позвонить в офис и сказать, что этот некто располагает настолько ценной информацией, что сообщит ее только непосредственно господину Матвееву, и в ответ на это ему, естественно, сказали, когда вернется Павел Андреевич. Проходит? — спросила я и все дружно закивали. — Далее этот некто, лелеющий явно очень недобрые планы на наш счет, должен был обезопасить себя и убрать из города Панфилова, в руках которого сосредоточена вся система безопасности фирмы. Надо отдать должное этому мерзавцу — подготовился он неплохо! Можно даже сказать, отлично подготовился! Он изучил сферу деятельности нашей фирмы и выбрал Австралию, как самый удаленный от Баратова регион, просмотрел сайт концерна и, изменив в его электронном адресе только один знак, зарегистрировался сам под этим новым адресом. Он написал письмо об аварии и отправил нам, и откуда, мы теперь можем только гадать.

— Зачем гадать? — удивился Григорий. — Я его запросто засеку.

— Вот этим и займешься, — кивнула я и продолжила: — Конечно, в определенной мере он действовал наудачу — ведь в эту субботу мог дежурить человек, который сам ведет дела с Австралией, но… Он рискнул, понадеявшись на авось или на то, что попади это письмо даже к тому, кто знает точный адрес концерна, но… Суббота. Вечер. Вполне объяснимая расслабуха от того, что Павел Андреевич в отъезде и все такое прочее, и этот работник может просто не обратить внимания на то, что один единственный знак написан не так. Возможный вариант?

— Вполне! — сказал Вадим, уже немного пришедший в себя. — Но он, вероятно, не знал, что теперь есть вы.

— Нет! — я покачала головой. — Он очень хорошо подготовился и о моем существовании, естественно, знает. Скорее всего, он рассчитывает на то, что я еще полностью не вошла в курс дела, или на то, что мужчины, привыкшие работать под началом Владимира Ивановича, могут посчитать заподло подчиняться женщине. Таким образом, можно с довольно большой долей уверенности утверждать, что он планировал нанести удар по Павлу Андреевичу, причем удар молниеносный! Он должен был успеть, пока не вернулся Владимир Иванович! Что конкретно он собирался сделать, мы пока представления не имеем. Да только просчитался этот мерзавец! Не знал он, что у Павла Андреевича изменились планы, и он приедет позже. Поэтому вам, Олег Александрович, — я повернулась к Кошечкину, — с этой минуты нужно будет самым тщательным образом отслеживать все до единого звонки в офис и сюда.

— Понял и сделаю, — покивал Олег.

— Далее. Если подразумевалось физическое устранение Павла Андреевича, то проще всего это сделать по дороге из усадьбы в город. Наших молодых мы по возвращении из аэропорта домой на вертолете перебросим, а вот потом Павлу придется минимум два раза в день в город ездить, а это значит, что вам, Кирилл Владимирович, надлежит… Как это у вас там называется? Держать дорогу, кажется? — Светлов кивнул. — Причем обследовать ее на предмет возможных засад нужно уже сейчас, да и потом без самого пристального внимания не оставлять. Бойцов хватит?

— Я из области подтяну, — кратко сообщил он.

— Если потребуется, мы можем и из других городов людей вызвать, — предложил Вадим.

— Оставим, как вариант, а пока попробуем справиться своими силами, — ответила я и вздохнула: — О, господи! Дай-то бог, чтобы Владимир Иванович побыстрее разобрался с ситуацией там, в Австралии и сразу же вернулся. Нам же с вами надо сейчас использовать отпущенное нам время максимально эффективно и выявить не только источник опасности, но человека, который нам угрожает. И… — я помедлила, — желательно выявить того, кто нас об этой опасности предупредил — он, наверняка, знает многое. И поэтому у меня вопрос к вам, Вадим Родионович, — я повернулась к нему, и он с готовностью ответил:

— Сделаю все, что только могу.

— Не сомневаюсь, — отозвалась я. — Вы, как никто из нас, знаете о деятельности фирмы все в мельчайших подробностях, поэтому подумайте хорошенько и скажите, откуда может исходить опасность, о которой нас предупредил неизвестный теперь уже без всяких кавычек доброжелатель?

Вадим задумался, глядя прямо перед собой, но вот взгляд у него при этом был такой, словно он смотрел внутрь себя, а потом, наверное, перебрав в уме все немалое хозяйство Семьи, медленно сказал:

— На данный момент я не вижу ни одного другого источника опасности, кроме… — он замолчал и невесело посмотрел мне в глаза.

— Я поняла, — кивнула я. — Судоремонтного завода. Я права? — Теперь уже он кивнул. — Все в курсе этой историй? — обратилась я к мужчинам.

— Я не в курсе! — тут же вылез Григорий. Ох, и любопытный же чертенок!

— Хорошо! Тогда специально для тебя и вкратце. 20-го июня Павел Андреевич должен унаследовать чуть меньше 75 процентов акций этого завода. А на него в силу ряда причин имеет виды потомок его дореволюционного владельца, живущий ныне в Колумбии Готтфрид фон Лоринг, который через местную инвестиционную компанию «Доверие» владеет всеми оставшимися акциями, и надежд на то, что он отступится, лично я не питаю.

— Я наводил справки о его финансовом положении, — дополнил меня Вадим, — и могу сказать, что оно сейчас весьма плачевно — он потратил практически все свое состояние на то, чтобы заполучить завод, и у него не остается другого выхода кроме как идти до конца, иначе он разорен. А поскольку мы не получали от «Доверия» никакого предложения о продаже акций этого завода…

— То это может значить только одно, — закончила за него я, — что методы, которыми он собирается действовать, к сфере легальных не относятся. Посвящать нового человека в свои планы Лоринг не рискнет, а это, в свою очередь, значит, что действовать он будет снова через Аркадия Анатолиевича Коновалова. И чегой-то мине мнится, что это «липовое» письмо якобы из Австралии дело рук этого неуемного господина. А поскольку Павел Андреевич изначально планировал вернуться завтра, то Коновалов, хоть дерись, уже в городе и готовится нанести удар. Ему во что бы то ни стало надо вынудить Павла Андреевича отказаться от наследуемых акций в пользу «Доверия» и, добиваясь этого, он ничем не побрезгует! — и я яростно ткнула окурком в чайное блюдце.

— Подождите, Елена Васильевна! — встрепенулся Вадим. — Но я прекрасно помню тот наш разговор, когда Владимир Иванович сказал, что, обнародовав неблаговидные делишки и склонности этого человека, он его не только от серьезных людей отсек, но и создал для него совершенно невыносимую в России обстановку. Так что он, скорее всего, и из страны-то уже уехал!

— Ваши бы слова да богу в уши! — вздохнула я. — Да только сомнительно, что этот подонок от нас так просто отвяжется. Я имела неудовольствие встречаться с этим мерзавцем, — скривившись, сказала я. — Хитрый! Умный! И скользкий, как змея! Мы с Панфиловым ему прошлым летом довольно чувствительно на хвост наступили, так что он сейчас совмещает приятное с полезным: и поручение клиента выполняет, и нам хочет отомстить, о чем меня Пан, кстати, еще тогда предупреждал. Олег Александрович! — я повернулась к Кошечкину. — Досье Коновалова у нас имеется?

— А как же! — удивился тот и, тут же поднявшись, скрылся в соседней комнате, а я тем временем продолжала рассуждать:

— От того же, что мы эту тварь от серьезных людей отсекли, нам в данной ситуации только хуже. На Филина у нас очень сильные рычаги воздействия имеются, а на отморозков неуправляемых, которым море по колено — нет. А ведь они гораздо опаснее самых матерых уголовников, потому что ни законов, ни авторитетов не признают. И нам надо будет в случае необходимости против них оружие применять. Охохонюшки-хо-хо! — вздохнула я и, встав, начала расхаживать по комнате, рассуждая вслух: — Итак! Совершенно ясно, что против нас играет Коновалов. Но в России ему теперь в силу ряда очень, ну, о-о-чень серьезных причин надолго оставаться нельзя, отсюда и его стремление решить свою проблему одним махом. А, что это значит? — спросила я, поворачиваясь к мужчинам, и сама же ответила: — А значит это то, что и Лоринг скорее всего… Да нет! Он обязательно уже в городе! Потому что Коновалов, как рассуждает? Сейчас у «Доверия» блокирующий пакет акций, который фактически уже, пусть и неофициально, принадлежит Лорингу. Аркаша неизвестным нам пока способом собирается вынудить Павла Андреевича отказаться от акций в пользу того же «Доверия». Таким образом, все сто процентов будут через два с небольшим месяца принадлежать его клиенту, потому что переоформить акции на Лоринга — дело чисто техническое и участия самого Коновалова не требующее. Вот он и сможет с чистой совестью свинтить из России. А из этого следует, что опасности для жизни Павла Андреевича нет, потому что оттягивать вопрос с акциями еще на восемь месяцев, чтобы выкупить их потом у его наследников…

— Думаю, что Лоринг на это не согласится, — уверенно сказал Вадим и впервые на моей памяти пошутил: — Его финансы громко поют романсы.

— За-ме-ча-тель-но! — совершенно искренне сказала я. — Теперь нам надо определить, кого Коновалов себе на подмогу завербовал. К Филину он не сунется, это ясно. К местному отребью? Да нет! — возразила сама себе: — У него с ним связи быть не может. Уровень у них совсем разный — он-то в Москве среди серьезных криминальных авторитетов вращался. Где он местных бандюганов найдет? Как он на них выйдет и как докажет, что он не засланный казачок? Чем он их может привлечь? — обратилась я к Пончику, который по своему обыкновению старательно гладил свою бритую голову, чтобы лучше думалось.

— А черт его знает, Елена Васильевна! — тут же отозвался он. — Но только я так мыслю, что никто из местных против Павла Андреевича пойти не решится. Даже спьяну! Это же верное самоубийство! Скорее, он с собой парочку головорезов привезет.

— Э, нет! — возразила я. — Это для него Баратов родной! Он тут каждую щель знает! А вот, как они в незнакомом городе работать будут? А?

— Так мы же не знаем, сколько времени они уже в городе? — в свою очередь возразил мне Солдатов. — Может, они уже все изучить успели?

— Черт! — выругалась я. — Значит, будем плясать от Коновалова и… И от Лоринга! Связь у них обязательно должна быть!

— Но не обязательно личная! — возразил мне Колька. — Скорее всего, по сотовому или по электронной почте.

Ответить ему я не успела, потому что в это время с толстой папкой вернулся Олег и собрался, было, протянуть ее мне, но я остановила его и, плюнув на все официальности — не до того тут же стало! Можно сказать, земля под ногами горела! — сказала, переходя на «ты»:

— Олег! Найди самую лучшую из последних фотографию этого подонка и пусть Гришенька нам ее размножит. Сможешь? — я повернулась к парню.

— Легко, Елена Васильевна! — как это модно сейчас у молодежи, отозвался он. — Сколько экземпляров?

— Давай сто штук для начала! — приказала я и снова обратилась к Олегу:

— Дай ему еще фотографию Готтфрида фон Лоринга. Пусть тоже размножит. Штук десять — больше не надо. Так! Теперь слушайте, что нужно будет сделать! Тебе, Олег, изучить это досье, как «Отче наш», и выявить возможную «лежку» этой сволочи. К Самойлову он не сунется — слишком близко.

— А это кто такой? — тут же встрял Григорий.

— А это его доверенное лицо в Баратове, — объяснила я. — Владелец местной инвестиционной компании «Доверие». А, впрочем… — задумчиво протянула я. — Аркаша тоже может рассудить, что в самом очевидном месте мы его искать не будем и отсиживаться именно там. Так что, — я повернулась к Солдатову, — завтра, когда Самойлов уйдет в офис, его квартиру нужно будет аккуратно посмотреть и, если Коновалов там, брать без долгих разговоров, а, если его там нет, то понатыкать «жучков» везде, где можно, и слушать днем и ночью, а самого Самойлова пасти, как любимую овечку, и глаз не спускать.

— Понял! Сделаем! — кивнул Светлов, а я продолжила:

— В гостинице Аркаша тоже вряд ли поселится. Даже по подложным документам. Но вы, — я ткнула очередной сигаретой в Пончика, — их все равно все проверьте! Основное же внимание — частному сектору! А вот Лоринг, скорее всего, именно в гостинице, потому что прятаться в какую-нибудь дыру, где сортир во дворе, ему баронская спесь не позволит. Так что, снимай, Семеныч, на эти поиски всех своих людей и отовсюду! График работы — двадцать четыре часа в сутки! Тем, кто будет проверять гостиницы — фотографии Коновалова и Лоринга, а всем остальным — только Коновалова и вперед! Пусть прочешут город частым гребнем. Есть еще один вариант: это друзья детства, одноклассники, однокашники, любимые девушки… Это уже тебе, Олег! Выяснить, — я кивнула на в досье, — где учился, где жил в детстве, с кем дружил… Ну, не мне тебя учить! — тут я увидела, что Олег удивленно вытаращился на меня, и вопрошающе посмотрела на него, но ответить он не успел, потому что у меня в голове выстрелила мысль и я, хлопнув по столу, ругнулась: — Черт! Он же бисексуал! Значит, у нас не только любимые девушки, но любимые мальчики прорисовываются! Семеныч! — я повернулась к Солдатову. — Ты среди баратовских гомосексуалистов агентурой не богат?

— Тьфу! — гневно сплюнул Пончик. — Нашла, что сказать! — и вздохнул: — Господи! Неужели еще и среди них искать придется?

— Видимо, да, — я развела руками. — А что? Неоднократно описанный в литературе способ спрятаться. Причем Коновалову для этого даже и притворяться не придется.

— Ладно! — хмуро согласился Семеныч. — Подумаю я, как к этому меньшинству подход найти! — и пробормотал себе под нос что-то явно очень нецензурное.

— Ну, все всё поняли? — подытожила я и Кошечкин с Пончиком согласно кивнули. — Кирилл Владимирович! — я повернулась к нему, и он подтянулся на стуле. — Среди ваших людей есть кто-нибудь, знакомый с оперативной работой?

— Нет! — покачал головой он. — Только бойцы и технари.

— Паршиво, однако! Где людей-то для этой работы взять? Ведь своими силами мы до морковкиного заговенья искать будем! А время поджимает!

— А в милиции! — тут же предложил Вадим.

— Предлагаешь мне написать заявление в райотдел по месту жительства? — мрачно пошутила я.

— Зачем? — невозмутимо ответил он. — Мы вполне можем обратиться к начальнику областного управления.

— Да? — удивилась я. — Вообще-то, это мысль… Но я с ним не знакома.

— Да вам и не надо! — небрежно отозвался Вадим. — Достаточно того, что он о вас знает.

— А что? — уже всерьез призадумалась я. — Это вариант. Если мы его, как следует, заинтересуем… Олег! Что представляет собой этот деятель?

— Самсонов Валентин Михайлович. Генерал-майор, — тут же с готовностью начал кратко перечислять Кошечкин. — Два года до отставки. Берет, но край видит и с особо грязными делами не связывается.

— Угу! — кивнула я. — А у нас на него что-нибудь есть?

— Конечно! — мягко улыбнулся Олег. — Как и на всех остальных, которые хоть что-то представляют собой в нашей области.

— Прекрасно! — подытожила я. — Значит, сегодня же… О, черт! Сегодня же воскресенье!

— Ну и что! — возразил Вадим. — Елена Васильевна! Вы просто пока не представляете себе своего нынешнего положения! Достаточно позвонить ему домой или на сотовый и он прибежит сюда, как миленький!

— Да? — удивилась я. — Ну, тогда звоните ему и договаривайтесь о встрече, но не здесь, а в Управе — не нужно ему видеть, что здесь творится.

— На какое время назначить встречу? — Вадим с готовностью потянулся к телефону.

— Да, если б я сама знала, как здесь дела пойдут, и когда я освобожусь? — вздохнула я. — Скажите просто, что я подъеду к нему после трех.

Вадим тут же начал названивать Самсонову, а я, тем временем, повернулась к Солдатову и спросила:

— Семеныч! Как у нас с агентурой в неблагополучной среде?

— Все мои связи — только в Пролетарском районе, — тут же отозвался он. — Я недавно с одним таким человечком встречался по делу… — он снова начал усиленно гладить свою голову. — Короче, после смерти Наумова Дьяк весь район подмял. Поднялся так, что только ой! У него кроме всякой швали около полусотни бойцов и почти все из них кровью повязано — сила серьезная. Начальник райотдела с ним на «вы» и через «пожалуйста» разговаривает…

— Даже так?! — поразилась я. — А ведь Прокопов мне неслабым мужиком казался!

— А он и был такой! — с горечью возразил мне Семеныч. — Да вот только, когда сыну твоему из-за угла какой-то гадостью в лицо брызнут, а потом изобьют так, что парень теперь инвалид на всю жизнь, а потом по телефону предупредят, что и дочь в случае чего такая же участь ждет, вся сила куда-то враз уходит.

— Вот мразь! — с ненавистью выдохнула я. — Надо будет с ним попозже разобраться! Когда ситуацию утрясется!

— Валентин Михайлович будет ждать вас у себя в кабинете, начиная с трех часов — сказал, между тем, Вадим, кладя трубку, и добавил, показывая, что и за нашим разговором он тоже следил: — У Владимира Ивановича обширнейшие связи среди этого контингента, но, насколько мне известно, он их никому не передавал. Эту часть работы он проводит только сам.

— Вот вам и еще одна причина, по которой Панфилова нужно было выманить из города! — безрадостно подытожила я, оглядывая собравшихся, и вдруг увидела, что Григорий, достав из цветного принтера отпечатанный портрет Коновалова, положил его на стол и, закрывая на нем ладонями то волосы, то подбородок, стоит над ним и самым внимательным образом рассматривает. — Ты чего, Гришенька? — мгновенно насторожившись, спросила я.

— Да лицо очень знакомое… — не отрываясь взглядом от листа, задумчиво сказал он. — Особенно глаза… Вроде бы видел я кого-то очень на него похожего… И не так, чтобы давно…

— Гришенька! — почти простонала я. — Вспоминай, родной! Вспоминай!

— Да нет! — с сомнением в голосе буркнул Солдатов. — Это вряд ли! Не стал бы Коновалов в своем родном виде по городу шляться! Постарался бы как-нибудь внешность изменить! Бороду, там, нацепил или…

— Вспомнил! — радостно крикнул Григорий. — Точно вспомнил! Усы! — и, видя недоверие на наших лицах, заторопился: — Репнины на прошлой неделе малышей своих в цирк возили, ну вот и я ними поехал — я же там не был никогда! А потом мы в кафе зашли! Ну, что прямо напротив! Как же оно называется? — он яростно теребил мочку уха.

— «Муравейник»? — осторожно подсказала я.

— Точно! — обрадовался он. — Вот там я его и видел! Только волосы у него светлые были, а не темные, как на фотографии.

— А почему ты обратил на него внимания? С кем он был? Один? — мы дружно засыпали Григория вопросами.

— Он с мужчиной каким-то был, — напряженно глядя перед собой, словно стараясь воссоздать ту картину, говорил Григорий. — Только тот ко мне спиной сидел… Они разговаривали… А этот вот, — он потыкал пальцем в портрет. — Он вел себя странно: руку к лицу поднимет, за ус себя ухватит, а потом гладит его… И так несколько раз. Потому-то я на него внимание и обратил.

— Ну, конечно! — воскликнула я. — Ты же видишь, что у него крупная черная родинка над верхней губой! И он привык, когда думает или волнуется, на ней волоски теребить! Я это своими собственными глазами видела, когда в Москве с ним встречалась! А родинка эта — такая особая примета, что лучше и не надо! Вот он ее усами и закрыл! Все! — я облегченно вздохнула и посмотрела на Семеныча: — Выяснить у Репниных, какого точно числа это было, и потом в кафе! Бармена, официантов и всех прочих трясти, как грушу! А ты, Олег, — я повернулась к Кошечкину, — пока досье изучи.

Олег согласно кивнул головой, а Солдатов, угрожающе прорычав:

— Да я из них сам лично душу вытрясу! — уцепил пачку портретов Коновалова и Лоринга и направился к двери. — Они у меня тот день по минутам вспомнят!

— Ну, слава богу! Хоть что-то проясняется! — с облегчением вздохнула я, глядя ему вслед, и увидела, что он почти столкнулся в дверях с невысоким, кругленьким, приветливо улыбающимся и таким уютным дедком, что хоть на елку вешай.

— Здравствуйте! — покивал он всем головой, и Светлов представил его:

— Это Тиша, наш специалист по замкам.

— Просто Тиша? — удивилась я.

— Ага! — он радостно улыбнулся мне в ответ. — И коротко, и ясно, и мне привычнее.

— Ну, Тиша, так Тиша! — согласилась я. — Присаживайтесь и рассказывайте, что там у нас.

— Так, — начал он. — От парадной-то замок, как был, так и есть нетронутый. От «черной», — он сморщился, — при желании и гвоздем открыть можно. А вот от кабинета… — он многозначительно посмотрел на меня, явно зная уже, что я здесь главная, и горестно вздохнул: — Какую вещь загубил, паршивец! И цены немалой, и сделана была добротно!

— В Швейцарии по спецзаказу делали! — веско добавил Вадим, на что Тиша тут же охотно отозвался:

— Ну-у-у! Это, конечно, да! Это мастера! Они умеют! — и тут же простецки добавил, обращаясь ко мне: — Только ведь нет такого замка, чтобы его открыть нельзя было! Уж ты мне, матушка Елена Васильевна, поверь!

Я повнимательнее присмотрелась к его рукам, точнее, к татуировкам колец на его пальцах и, не удержавшись, восхищенно воскликнула:

— Ого! — Передо мной сидел вор в законе! Естественно, бывший.

— Вижу, разбираешься ты, матушка! — тихонько рассмеялся он и на какое-то мгновение его взгляд стал таким, каким был когда-то: тяжелым, властным, давящим, но он тут же опустил глаза, а, когда поднял их на меня, то передо мной опять сидел добродушный и уютный старичок. — Захотелось, понимаешь ли, на старости лет человеческой жизнью пожить. Так что ты во мне не сомневайся! Пан не сомневается, вот и ты на это от дела не отвлекайся!

— Да, по-моему, это ты, Тиша, отвлекаешься, — возразила я, переходя на «ты», и напомнила: — Мы с тобой вроде о замке начали говорить…

— Вот-вот, матушка! — тут же поддержал меня он. — И ведь говорил я Пану: «Давай, — говорю, — я для хозяина сам замок сделаю! Да такой, что об него, кто хошь, зубы обломает!». Так нет же! На заграничное потянуло! — возмущенно пробурчал он. — Вот и получайте теперь!

— Так ты же сам только что сказал, что нет такого замка, который открыть нельзя! — удивилась я и съехидничала влегкую: — Или ты ревнуешь молодежь к своим былым свершениям? К тому, что такие классные специалисты выросли?

— Я, когда этого специалиста увижу, — наклонившись ко мне, словно по секрету, сказал Тиша, — руки ему вырву и к тому месту приставлю, откуда они у него аккурат и растут. Нашла специалиста! Тоже мне!

— Но замок-то он открыл! — удивилась я.

— Это не он открыл! — внезапно разъярился Тиша. — Это инструмент открыл! Да такой, что с ним и пятилетний ребенок любой швейцарский сейф, как коробку конфет откроет! Да вот только не к рукам ему эта гармонь, коль он замок повредить умудрился!

— Подожди-подожди! — остановила его я и, пристально глядя на него, спросила: — Ты о каком-то конкретном инструменте говоришь, как я поняла. Так?

— Ну, так! — нехотя буркнул он себе под нос.

— Ты, Тиша, не молчи! — вкрадчиво попросила его я, подпустив в голосе металла. — Ты, Тиша говори! Мы же с тобой теперь в одной лодочке плывем! Случись чего, вместе и на дно пойдем!

— Да понимаю я! — отмахнулся он и, увидев, что я курю, тоже потянул из кармана брюк пачку «Примы» и начал неторопливо закуривать, явно размышляя, что можно сказать, а что — нет. — Ну, слушай, матушка! — видимо, решившись, сказал он. — Был такой мастер — Никитушка. Руки! — он восхищенно помотал головой. — Только целовать! Всего четыре полных комплекта он за свою жизнь и успел сделать — спился! — пояснил он. — Вот бывают люди, что всю жизнь пьют, и ничего. А у него организм такой особый был, что быстро он к этому делу пристрастился. А какая же работа, когда руки ходуном ходят? Уж мы и стыдили его! И, грешным делом, били — несильно, правда! А все без толку! А, с другой стороны, сами виноваты — ему же за инструмент бешеные деньги платили! Его же отмычки в любой замок, как нож в масло входили! Эх! — он горестно махнул рукой, а я не торопила его, понимая, что никуда он теперь не денется и все расскажет, ну, пусть через пять, через десять минут, но расскажет обязательно. И он, видимо, оценив мою деликатность и терпение, наконец, сказал: — Отмычка-то, которой кабинет открывали, Никитушкиной работы была.

— А где теперь его инструменты? У кого они? — осторожно поинтересовалась я.

— У кого? — он тяжело вздохнул и сказал: — Ну, один набор у меня, — и, предупреждая мой вопрос, добавил: — В целости и сохранности. Второй — в музее на Петровке, третий, как я слышал, в Америку один из наших увез. А четвертый… — он замолчал и я, не выдержав, укоризненно протянула:

— Ти-и-ша!

— Ну, у Коваля четвертый! — нехотя пробормотал он.

— То есть у Петра Петровича Ковалева? — заорала я, подскочив, и уставилась на него во все глаза.

— Ну и что? — не поняв моего волнения, удивился Тиша. — Он по молодости лет, ох, и лихим взломщиком был.

— Вадим!.. — я повернулась к нему, чувствуя, что у меня невольно дергается уголок рта.

— Я забыл вам сказать, Елена Васильевна, что Владимир Иванович ездил к этому человеку и получил от него твердые гарантии, что его… — Вадим замялся. — Скажем так, партнер, больше не практикует, и мы можем быть спокойны.

— Дай-то бог! — пробормотала я. — Очень хочу в это верить! Но… — я повернулась к Тише и спросила: — А Коваль не мог этот набор кому-то продать?

— Вряд ли! — с сомнением в голосе, немного подумав, сказал он. — Вещь, конечно, цены немалой… Очень даже немалой! Но… Нет! — решительно заключил он. — Коваль не бедствует, чтобы ради денег с таким набором уникальным расставаться. Да и память о молодости это. А потом, купи у него кто-нибудь этот инструмент, слушок бы обязательно прошел! Слаб человек! — осуждающе сказал он. — Не удержался бы и обязательно похвалился, чем теперь владеет.

— А украсть у Коваля не могли? Он же уезжал куда-то надолго? — спросила я, и Тиша уставился на меня, как на сумасшедшую.

— Матушка! Да ты ль поняла сама, чего сказала? — обалдело спросил он. — У Коваля украсть! Надо ж было такое удумать! Никитушкин инструмент — вещь легендарная! Его ни с каким другим не спутаешь! И в кармане не спрячешь! А как вызнают люди, кто этакое сотворил, то и жить этому умельцу до первой сходки — это, если он из наших. А, коль чужой, так его и без нее порешат!

— Значит, это совершенно нереально? — уточнила я, и Тиша в ответ только покивал головой. — Ну, раз так, Тиша, то мне, — я уперлась локтем в стол, подперла голову кулаком и самым будничным тоном закончила: — телефон Коваля нужен.

Услышав это, Тиша подавился сигаретным дымом и закашлялся, а потом, вытерев выступившие слезы, хрипло спросил:

— Откуда ж я тебе его, матушка, возьму?

— Елена Васильевна! — встрял Вадим. — У Владимира Ивановича должен быть.

— Естественно, — согласилась я. — Да вот только самого Владимира Ивановича нет, и ждать его времени тоже нет. Или вы думаете, что я у него в кабинете обыск устраивать буду? — Вадим только растерянно пожал плечами. — Вот именно! Да и не держит он такие вещи на открытом месте. Небось, в сейфе запер!

— Матушка! — обрадовался Тиша. — Да я тебе этот сейф… — начал, было, он, но под моим взглядом быстро увял и потупился.

— Ти-и-иша! — укоризненно сказала я. — Неужели тебе легче сейф вскрыть, чем к Филину съездить? Ведь наверняка знакомы! Ну, что тебе стоит поинтересоваться у него телефоном своего бывшего коллеги. Тем более, что Коваль от дел отошел и женился к тому же!

— Ну, знаком я с Филином! — нехотя согласился он. — Только к нему я не поеду — поругались недавно.

— Чего же это вы не поделили? — удивилась я.

— Так! — неопределенно ответил он, глядя в сторону, и, вздохнув, пообещал: — Ладно! Добуду я тебе телефон! Позвоню кое-куда и выясню! — а потом с совершенно непонятным мне выражением лица, покачивая головой, сказал: — Ох, и хватка у тебя, матушка! Мертвая! И знаешь чего? — он немного подумал, колеблясь: говорить или нет, а потом все-таки сказал: — А ведь ты, матушка, Пана со временем заменишь! Попомни мое слово — заменишь!

— Ну это уж, Тиша, как пойдет! — ответила я и, возвращаясь к дню сегодняшнему спросила: — Ты замок-то от кабинета наладить сможешь? Не стоять же там парню столбом несколько дней!

— А! — отмахнулся, поднимаясь, Тиша. — Дело нехитрое! Сейчас и займусь! Ну, пойду я, матушка! А то у тебя сейчас дел невпроворот, а я тут тебе своими рассуждениями стариковскими голову морочу. А, как телефончик-то узнаю, так тут же и приду!

Он вышел, а смотрела на закрывшуюся за ним дверь и мысли у меня в голове плясали польку-галоп: то, что сказал Тиша, могло объяснить все сразу, а могло и запутать ситуацию еще больше.

— Елена Васильевна! — как сквозь вату, донесся до меня голос Вадима.

— А? Что? — очнувшись от своих размышлений, спросила я.

— Я понял, о ком вы сейчас думаете… — начал, было, он, но тут дверь распахнулась, и вошедший парень в камуфляже с порога громко и радостно сказал:

— Командир! Докладываю: мы нашли!

На минуту в комнате повисла мертвая тишина, а Светлов, недовольно скривившись, показал парню глазами на меня, давая понять, что докладывать нужно мне, и тот тут же повернулся в мою сторону.

— Виноват, Елена Васильевна! Мы нашли!

— Что вы нашли? — внезапно пересохшими губами спросила я, и под ложечкой засосало от нехорошего предчувствия.

— Елена Васильевна! Этого словами не описать! Нет! — поправился он. — Описать-то можно, только вы не поверите. Это видеть надо!

— Значит, будем видеть! — решительно произнесла я, поднимаясь. — Куда идти?

— Вообще-то, — замялся парень, — далековато идти придется.

— Ничего! Я уже предупреждала Кирилла Владимировича, что набегаться нам придется досыта, так что мы ко всему готовы.

Выйдя с территории усадьбы, мы свернули налево и двинулись вдоль ограды. Идти нам пришлось не меньше получаса, когда мы увидели впереди группу светловских бойцов и большую черную овчарку, которая равнодушно посмотрела на нас и тут же отвернулась — мы были ей совершенно неинтересны (без команды, конечно!).

— Ну, что вы здесь нашли? — спросила я, подходя к ним.

— Да вот выяснили, как он в усадьбу проник, — сказал какой-то парень и, судя по тону, явственно ощущая, что я ему не поверю, объяснил: — Он через ограду перепрыгнул.

На миг я опешила, а потом раздраженно спросила:

— Это, что? Шутка? Так обстановка к ней как-то, знаете ли, не располагает!

— Да нет, Елена Васильевна! — вздохнув, словно он лично был в этом виноват, ответил он. — Он действительно перепрыгнул через ограду.

— Молодой человек! — сквалыжным тоном начала я. — Эти бетонные плиты высотой никак не менее трех метров…

— Три с половиной, — деликатно дополнил Светлов и уточнил: — И на столько же в землю уходит. Ну, чтобы никто подкоп не мог устроить.

— Тем более! — подчеркнула я. — Поверху идет «колючка»…

— Под напряжением, — опять уточнил Светлов.

— Хорошо, — кивнула я. — Значит, все в сумме это дает никак не менее четырех метров. Так такую высоту, насколько мне известно, даже олимпийские чемпионы не берут! И потом, где же тогда шест? И как охрана могла прошляпить человека, который прет такую орясину? Или он, по-вашему, с места сиганул? Или здесь мертвая зона?

— Позвольте мне все-таки объяснить! — терпеливо заметил парень и начал рассказывать: — Здесь не мертвая зона. Камеры, вообще, установлены так, что мертвой зоны не существует. По всей видимости, этот человек — профессионал высочайшего класса и кроме того он очень хорошо подготовился. Смотрите, — показал он, — на расстоянии пяти метров от ограды вся растительность выкорчевана и тут ровное, забетонированное место, а вот дальше идут кусты с деревьями. Он прополз через кусты…

— Но они должны были шевелиться, и это не могло остаться незамеченным для охраны, — попыталась возразить я, на что парень отреагировал совершенно спокойно:

— Ветер! Он качал ветки деревьев, и тень от них двигалась по земле и кустам, вот на это никто и не обратил внимания. Потом он подошел сзади к этому дереву, — он показал на мощный и старый дуб, — и залез на него.

— Дорогой мой! — иронично сказала я. — Я в детстве сама лазала по деревьям, как обезьяна, и хорошо знаю, что для того, чтобы забраться на них, нужны ветки хотя бы в пределах досягаемости, а здесь они начинаются метрах в трех от земли. Ствол же такой толстый, что его не обхватить.

— А он… — начал, было, парень, а потом сказал: — Рискнете? — и кивнул на влажную, размокшую от растаявшего снега и еще не высохшую землю.

— Рискну! — бодро ответила я, и мы все двинулись к дубу.

— Смотрите! — сказал парень и показал на свежие глубокие царапины на коре дерева с противоположной от ограды стороны. — У него на руках и на ногах были приспособления, что-то вроде когтей, так что ему ничего не стоило забраться наверх, выбрать там ветку попрочнее и поудобнее, пройти по ней до конца, раскачаться и… И перелететь через ограду.

— У него, что, крылья на ногах? — обалдело спросила я. — Тут до ограды метров семь, не меньше… Ладно! Пусть шесть, если считать длину ветки! Да и там, уже внутри усадьбы, ему, как минимум, еще два метра запаса надо было иметь. Итого: восемь. Для того, чтобы прыгать, ему нужен был запас высоты. Ограда со всем, что на ней, вкупе дает четыре метра, так что прыгать ему нужно было метров с пяти, а, скорее, с шести. Предположим, что все было, как ты сказал, но с каким же тогда ускорением ему приземляться пришлось? Да он бы себе руки-ноги переломал! А он после этого еще по дому шастал!

— Да нормально он приземлился! — ответил мне второй парень. — Неаккуратно только!

— В каком это смысле? — прищурилась на него я.

— А прямо на лужайку! Ее деревья от солнца не затеняют, вот на ней молодая трава и вылезла уже вовсю, а он, падая, ее и повредил. Мы потому на вот это место, — он потопал ногой по земле, — и вышли, что там, — он махнул рукой в сторону усадьбы, — Буран, — он кивнул на овчарку, — забеспокоился. Мы его с поводка спустили, и он тут же к лужайке рванул. Присмотрелись мы, как следует, к траве и по следам на земле, а точнее, в земле, поняли, что это из-за ограды кто-то прилетел. Пошли сюда, чтобы все прочесать, а Буран нас прямо к этому дереву и привел.

— Ну, прямо Бэтмен какой-то! — раздался восторженный возглас Григория — он и сюда, проныра, пробрался! — Как же здесь интересно жить! В Америке такое только в фильмах увидеть можно, а здесь — прямо в жизни!

— Ну, что ж, давайте пойдем и посмотрим, как это все с другой стороны выглядит. — Я взяла Григория под руку и двинулась в обратный путь, негромко и с ласковой угрозой в голосе отчитывая его: — Гришенька! Твое дело — компьютеры, программы и все такое прочее. И сейчас тебе следовало бы, как и обещал, что-то там с письмом мудрить или рядом с отцом сидеть и досье изучать — вдруг тебе с твоим нестандартным, как мне Егоров сказал, мышлением какая-нибудь светлая мысль в голову придет, а ты тут зря время теряешь, по пленэру таскаясь.

Григорий насупился, обиженно пошмыгал носом, но ничего не сказал и я поняла, что он со своей неуемной, нерастраченной в детстве, которого у него, в общем-то, и не было — какое же детство в интернате? — тягой к приключениям будет постоянно путаться у меня под ногами. Почти со скандалом отправив его обратно в «техцентр», я вместе с Николаем, Вадимом, Светловым и его парнями прошла до лужайки, которую уже начало пригревать, а заодно и освещать, скупое по ранней утренней поре апрельское солнышко. И, только низко наклонившись к земле, я смогла разглядеть, что трава действительно была немного, почти незаметно примята.

— Интересно, как же этот супермен обратно выбрался? — устало спросила я.

— Еще не знаем, — пожали плечами парни. — Будем искать!

— Ну, бог вам на помощь! — сказала я. — И поторапливайтесь, ребятки! Сами понимаете — время дорого!

Светлов остался со своими бойцами, а мы направились в «техцентр» и по дороге Егоров, видя мой совершенно убитый вид, шепнул мне на ухо, явно желая немного отвлечь:

— Ленка! Я забыл тебе сказать, что нарыл кое-что по «осам», да только все на английском языке, а я в нем — ни бельмеса — я же немецкий учил. Я тебе звонил в санаторий, когда все это нашел, да твоя церберша, в смысле, Галина, меня отшила.

— П-п-по «осам»? — заикаясь от волнения, спросила я и потрясенно воскликнула: — Как же ты умудрился? Без знания-то языка?

— Обыкновенно! — отмахнулся он. — Неужели ты думаешь, что для того чтобы латинскими буквами написать слова «оса» и «Остерин» нужно обязательно язык знать. Ну, в общем, написал я их и стал шарить. Вот и нашел. Делов-то!

— Мыкола! Ты гений! — восхитилась я.

— Сам знаю! — самонадеянно заявил Егоров и тут же улыбнулся, чтобы я не подумала, что он это всерьез, а я тут же всполошилась:

— А Григорий этого не видел? Для него же английский практически родной! А то с его характером…

— Ленка! — укоризненно покачал головой Колька. — Это я только с виду полный дурак, а на самом деле — всего лишь полудурок и понимаю, что спички детям — не игрушка. И, попади ему это в руки, он таких дров наломает, что потом хлебать — не расхлебать!

И тут мне пришла в голову очень неплохая идея, и я обратилась к Вадиму, который шел, напряженно о чем-то думая, немного в стороне от нас.

— Вадим! — позвала я его по имени, справедливо решив, что, если уж я со всеми остальными на «ты» и без прочих официальностей, то и с ним можно. — Что ты знаешь обо всей этой истории с «осами»? — спросила я, когда он подошел поближе. — Я потому спрашиваю, что Николай сумел обнаружить некоторые документы о них, но они на английском языке. Отдавать их для перевода Григорию — так потом беды не оберешься, а в чужие руки — вообще, нельзя. Так не мог бы ты?..

— Я понял, — кивнул головой он. — Об «осах» я знаю, естественно, все тоже, что и вы…

— «Ты!» — поправила его я.

— Хорошо! — кивнул он. — Ты с Павлом Андреевичем и Владимиром Ивановичем — это же моя работа. Так что я их, конечно же, переведу. Где они?

— Здесь, — ответил Николай. — В смысле, в «техцентре». Я думал, что, поскольку ими никто больше не интересуется, то эта тема уже и закрыта навсегда. Я о них потому никому и не говорил.

— Тогда давай мухой за ними и неси сюда — мы с Вадимом в кабинете будем, — предложила я, и Егоров почти бегом бросился за документами.

По дороге в кабинет я попросила Вадима организовать нам туда кофе, побольше и покрепче.

— Вообще-то, ты, Елена, — усмехнулся он, — уже и сама можешь здесь распоряжаться.

— Брось, Вадим! — отмахнулась я. — Делать мне больше нечего, как свое самолюбие по мелочам тешить.

В результате к Колькиному появлению кофе был уже сервирован и я, удобно устроившись в кресле и, наконец-то, добравшись до своей сумки, с удовольствием закурила «свою» сигарету — я уже много лет предпочитала только с ментолом и от всех остальных очень скоро начинала кашлять.

— Вот! — заявил с порога Колька и передал Вадиму лазерный диск.

Тот аккуратно взял его и спросил:

— И где же вы, Николай Владимирович, это найти смогли?

— Ой, не пытай ты меня, гражданин начальник, про то место заветное! — дурашливо начал Колька, но я остановила его:

— Мыкола! Кончай хохмить! Это же действительно секретная информация. И просто так нигде быть не могла.

Егоров понял, что я не шучу, и серьезно ответил:

— Ну, в ЦРУ!

— Где? — потрясенно воскликнули мы с Вадимом в один голос.

— Ох, грехи наши тяжкие! — вздохнул Егоров. — Ну, в базу данных ЦРУ я влез. Пошарил там… Аккуратно… Вот и надыбал.

— Ты… ты… ты понимаешь, что ты наделал? — срывающимся голосом заорал Вадим, от волнения переходя на «ты». — Ты же Павла Андреевича под монастырь подвел! О, господи! — горестно простонал он. — Заставь дурака богу молиться!..

— Вы, Вадим Родионович, если в чем не шмендеферите, так молчите и тогда сойдете за умного! — окрысился на него Егоров. — Я не вчера родился! И на компьютере умею не только в «Тетрис» играть! Взлом они, конечно, уже давно обнаружили, а вот, кто и откуда к ним влез, они никогда не найдут!

— Точно? — уже спокойнее и с откровенной надеждой в голосе спросил Вадим. — Вы гарантируете?

— Отвечаю! — закуривая, чтобы успокоиться, ответил Колька. — Это две недели назад было! Если бы они за это время докопались, то уже дали бы о себе знать.

— Ну, слава богу! — от облегчения Вадим только что лужей по креслу не растекся.

— Все! — решила я сказать свое веское слово. — Эмоции выплеснули? Отношения урегулировали? — Они, не глядя друг на друга, кивнули — Ну тогда шагай, Николай, трудиться, я тоже своими делами займусь, а Вадим Родионович пока переводить будет.

— Извини, Лена, но мне надо к переговорам готовиться, так что я уж попозже немного. Ты не возражаешь?

— Хорошо! — согласилась я

Колька все еще недовольно кивнул и ушел, а я повернулась к Вадиму и предложила:

— Вадим, подробный письменный перевод ты действительно сделаешь попозже, а прямо сейчас давай посмотрим, что там есть хотя бы в первом приближении. — Вадим обалдело уставился на меня, и я спросила: — Ты чего?

— Лена, я думал, что ты полностью доверяешь Егорову.

— Вадим, — серьезно ответила я. — Жизнь свою я ему доверю, не раздумывая, но! Однажды он уже рассказал нам с Орловым то, чего ни в коем случае рассказывать не имел права. Так, какие у меня гарантия того, что он не поделится этой, — я кивнула на диск, — информацией еще с каким-нибудь человеком, заслуживающим, по его мнению, полного доверия? А нету их! Так что лучше уж перебдеть, чем недобдеть

— Я понял, Лена, — кивнул Вадим, вставляя диск в компьютер и, когда на экране монитора появился английский текст, пробегая глазами по строчкам, начал медленно говорить: — Это доклад ЦРУ, представленный сенатской комиссии по безопасности. Тут говорится, что летом 82-го года в СССР был поставлен эксперимент по созданию диверсионного отряда из лиц… — он осекся, а потом растерянно прошептал: — приговоренных к расстрелу.

— Чего?! — буквально подскочив на месте, заорала я и во все глаза уставилась на него. — Ну, тогда я поняла, почему в тех многочисленных статьях, что перед свадьбой везде, где только можно и нельзя, публиковались, о том, что Ирочка по отцу принадлежит к роду Остерманов, говорилось, а вот о ее матери не написали ни строчки. Хотя… К расстрелу женщин, как и несовершеннолетних, вообще, никогда не приговаривали. Для них, насколько я помню из институтского курса, в 82-ом году «вышкой» было десять лет и давали такой срок только за убийство, причем не абы какое, а с отягчающими.

— А я понял, о чем в тот день, когда Остерин с Ириной Георгиевной встретился, он с Павлом Андреевичем наедине здесь в кабинете разговаривал, когда все разошлись, — задумчиво сказал Вадим.

Некоторое время мы молчали, переваривая эту потрясающую новость, а потом я сказала:

— Ну, давай продолжай, что ли? — и он стал переводить дальше:

— Официально они все считались мертвыми, а их родственники должны были служить гарантией того, что они будут честно служить, — он замолчал и, пробежав глазами дальнейший текст, продолжил: — Руководителем проекта стал генерал-лейтенант Макаров.

— Был такой, — подтвердила я. — Это друг Остерина, который в 91-ом в результате несчастного случая погиб.

— Ага! — кивнул Вадим, не отрывая глаз от монитора. — А непосредственной подготовкой отряда занимался генерал-майор Остерин. Подготовка осуществлялась в специально созданной для этого колонии «ОС-8», начальником которой был назначен Остерин, поэтому отряд назвали «Оса». Американцы пытались внедрить в этот проект своего агента по кличке Лиса, но не смогли, хотя кое-какую информацию он им все-таки сообщал. Например, то, что в отряде восемь человек, из которых один, командир отряда и сын Остерина Дмитрий, является кадровым офицером, а остальные семь — бывшие заключенные. Тут их клички, — он поднял на меня глаза. — Надо?

— Конечно, надо, — кивнула я.

— Хорошо, — Вадим поморщился — дым от моей сигареты шел ему прямо в лицо, и я пересела, чтобы он ни на что не отвлекался. — Значит, так. Командир отряда Бан, дальше идут Тил, Бакс, Сол, Лап… Елена, у меня получается «Лапша», — он поднял на меня недоуменный взгляд.

— Не отвлекайся! Как получается, так и получается, — успокоила его я.

— Ну, тогда это, наверное, Грач, — продолжил он. — А вот это… Кха… Похоже, это Ханум, мать Ирины Георгиевны. И последний… — Вадим пожал плечами. — Елена, последнего звали «Десять».

— Ты ничего не путаешь? — удивилась я.

— Да вот же написано, — он ткнул пальцем в экран — действительно, написано: Ten.

— Тен, тен, — вслух повторяла я. — Что это может значить? — я растерянно посмотрела на него.

— А почему ты не удивляешься, что могут значить Тил, Бан или Сол? — в свою очередь спросил меня он.

— Подожди! — остановила его я. — Насколько я помню, Остерин говорил не «Тил», а «Тиль», значит, «Сол» это вполне может быть «Соль», а «Тен», соответственно, «Тень»? А?

— Скорее всего — да, — задумчиво согласился Вадим. — Они же писали русские слова латинскими буквами, а мягкого знака в английском языке нет.

— Ну, тогда, с этим все ясно, хотя и непонятно, что это нам дает, — заключила я и спросила: — Что там дальше?

Вадим опять углубился в текст и начал переводить:

— К подготовке были привлечены лучшие силы, их тренировал, какой-то Учитель, причем это с большой буквы написано, который… — Вадим обалдело уставился в монитор, потом растерянно посмотрел на меня и, наконец, сказал: — Который был ниндзя.

— Твою мать! — заорала я, подскочив, как ужаленная, и начала расхаживать по кабинету. — Ну, вот только этого нам для полного счастья и не хватало! А, может, они еще и инопланетян к подготовке привлекали? Ну, полный дурдом! — и, немного успокоившись, спросила: — Что они там еще понаписали?

— Так… — сказал Вадим, прогоняя текст вниз. — Так… Вот. База отряда находилась на территории Афганистана недалеко от Мазари-Шерифа… Дальше идет перечисление операций, в которых участвовал отряд… Тут Азия, Южная Америка, Африка, Афганистан… — медленно перечислял он, пробегая глазами по тексту, и вдруг остановился. — Вот! — и начал переводить дословно: — «К сожалению, наш агент в июне 85-го года был переведен для дальнейшего прохождения службы в Эстонию и вернулся на работу в Москву только в декабре 88-го года, когда и сообщил нам, что отряд по-прежнему существует. Мы тут же потребовали от советского правительства выдачи нам этого отряда и получили согласие, но отряд погиб в январе 89-го года, когда их машина сорвалась в пропасть».

— Все правильно! Как Остерин и говорил, отряд погиб. Но, черт побери меня совсем! — не выдержала я. — Хоть дерись, но не тот хвост у этого кота! Их лучшие специалисты готовили! Аж ниндзя к этому делу привлекли! А они взяли и в пропасть свалились! Как это глупо! Невероятно глупо и нелепо!

— Но ведь Орлов совершенно определенно сказал, что машина сорвалась в пропасть у него на глазах, и ни у кого из «ос» не было ни единого шанса спастись. И, кроме того, Дмитрий Георгиевич обязательно дал бы как-то знать своему отцу, что остался жив. Да и Ханум постаралась бы найти возможность связаться с ним. Не забывай, что у него жила их с Дмитрием дочь!

— Да помню я все это, Вадим! — скривилась я. — Все я прекрасно помню! Но Остерина весной перевели в Москву и его адреса никто в Ташкенте не знал. Ведь Уразбаева, когда Ирочку нашла, наверняка пыталась его отыскать, чтобы сообщить о ней, но не смогла.

— Но тогда Ханум связалась бы хотя бы с матерью! — возразил мне Вадим.

— Опять не проходит! — отмахнулась я. — Когда я поисками Ирочкиных родителей занималась, то выяснила, что Вера Николаевна летом 82-го переехала из Казани в Баратов, и связи между ними, я думаю, не было, потому что именно Остерин посылал ей Ирочкины детские фотографии. Да и потом, Вера Николаевна обязательно сказала бы нам, если бы ее дочь была жива! Ну, пусть не нам! Но Ирочке она обязательно сказала бы — Ханум же ей все-таки родная мать!

Я встала и начала разгуливать по кабинету, а Вадим спросил:

— Дальше переводить, Лена?

— Потом Вадим, когда у тебя свободное время появится — вряд ли там будет что-то уж очень интересное — отряд-то погиб.

— Елена, а ты не считаешь, что мы немного отвлеклись от темы. Нам сейчас надо о дне сегодняшнем думать. Кто нам угрожает, мы выяснили, а теперь не мешало бы узнать, кто проник в усадьбу и что он хотел сказать этой запиской?

— Кто, я теперь могу сказать совершенно точно — это был так называемый «Иван Иванович Кузнецов», потому что свои инструменты Коваль никогда в жизни из рук бы не выпустил, а вот своему любимому персональному киллеру вполне мог отдать для работы. И, хоть дерись, но имеет этот Иван самое прямое отношение к отряду! И татуировка осы у него именно оттуда! — уверенно заявила я. — А, если учитывать, что их готовил ниндзя, то становится понятно, что подобные выкрутасы, вроде перелета через стену, ему вполне по силам — если верить фильмам, то эти люди еще и не на такое способны.

— Но Коваль сказал, что этот человек отошел от дел и нам его бояться нечего, — напомнил мне Вадим.

— Так это бояться! — возразила я. — А вдруг он по совершенно неизвестной нам причине перешел на нашу сторону и хочет нам помочь. Ведь именно кто-то из его людей прошлым летом по заказу Лоринга и Коновалова директора судоремонтного завода с сыном кончил, как, впрочем, и Наумова с телохранителем! Так что «Кузнецов» вполне в курсе происходящего и, опасаясь, что эти мерзавцы собирается нам крупно напакостить, почему-то предостерег нас. Но почему?!

Вадим сидел и напряженно о чем-то думал, а потом хоть и с сомнением в голосе, но согласился со мной.

— Хорошо, Елена, не будем исключать того, что в силу ряда неизвестных нам обстоятельств этот человек мог перейти на нашу сторону. Но тут возникает вполне резонный вопрос: почему он предупредил нас именно таким образом? Почему он просто не позвонил в офис или не отправил письмо? Так что исключать тот вариант, что он все-таки, вопреки утверждению Коваля, не отошел от дел и взялся за старое, а записка была подложена с целью демонстрации силы, чтобы заставить нас нервничать и наделать ошибок, тоже не стоит.

— Ты бы, Вадим, еще предположил, что это эдакое своеобразное официальное объявление войны, — не удержавшись, съязвила я, возвращаясь в свое кресло. — А, что? Как там какой-то древний князь писал? «Иду на вы!»? Так, может, ты думаешь, что и наш «Кузнецов» решил, что, наконец-то, нашел для себя достойного противника и хочет сразиться с ним по всем правилам рыцарского боя? Ты на это намекаешь? — Вадим только пожал плечами, а я категорично заявила: — Ерунда! — а потом объяснила: — Как мне кажется… Да нет! Я точно знаю, почему он не обратился к нам как-то иначе. А потому, что тогда его предупреждение мы могли бы просто проигнорировать! Мало ли, что какой-нибудь псих мог написать или наговорить! А тут он, повозив нас мордой по столу и наглядно продемонстрировав нашу уязвимость, так нас взбодрил, что мы теперь будем носиться, как посоленые! Так что своей цели — предупредить нас об опасности, он добился! Можешь мне на это что-то возразить? — Возражений не последовало, а я, скривившись, почти простонала: — Ох, «Кузнецов-Кузнецов»! Что ж ты за человек такой невероятный? И где мне тебя искать, чтобы выяснить, что ты затеял? — я поднялась и снова стала разгуливать по кабинету, напряженно размышляя, а потом остановилась и решительно заявила: — Вот что, Вадим! Сейчас обо всем этом, — я кивнула на компьютер, — знают только Павел с Остериным, которые естественно будет молчать, и, может быть, Орлов, но из него и клещами слова не выжмешь. Вот и нам с тобой следует помалкивать.

— Это само собой разумеется, Елена, — согласился Вадим, а я, подумав, предложила:

— А пригласи-ка ты сюда господина Орлова! И пусть он нам подробненько расскажет, как именно погиб отряд.

Вадим с готовностью схватился за трубку и позвонил в гостевой домик Владу, после чего сказал мне:

— Сейчас придет!

Я подошла к окну и, глядя на Волгу, стала морально готовиться к встрече с Орловым — перед глазами тут же встало его потерянное лицо и больные глаза, какими он смотрел на меня на свадьбе Матвея. «Господи! — мысленно взмолилась я. — Подскажи, как мне себя с ним вести!». И тут я услышала сзади обеспокоенный голос пришедшего Влада, который спросил:

— Вадим! Что-то еще случилось?

Я собралась с силами, медленно повернулась к нему и, встретившись с ним взглядом, на мгновенье растерялась: Влад смотрел на меня спокойно, доброжелательно, но так, как смотрят на совершенно чужого человека, а не на пусть и бывшую, но жену, которая к тому же родила от него сына. «Что за черт? — удивилась я. — Что с ним такое могло произойти? Откуда такое безразличие? Ладно бы злился на меня или чувствовал себя виноватым, но смотреть на меня вот так? — а потом решила: — Потом разберусь! Не до этого сейчас!».

— Извините меня, Владислав Николаевич, — ровным голосом сказала я, — но ситуация такова, что без вашей помощи нам не обойтись. Я знаю, что вы дали слово офицера никогда больше ко мне не подходить, но в случае необходимости Вадим Родионович сможет подтвердить, что наша встреча — это исключительно моя инициатива и вашей вины в этом нет.

— Я слушаю вас, Елена Васильевна, — с готовностью ответил он.

— Владислав Николаевич! Я понимаю, что вы офицер и такое понятие, как присяга, для вас не пустой звук, но сейчас речь идет о благополучии всей Семьи, и поэтому я прошу вас очень подробно рассказать нам, как именно погиб отряд «Оса».

— Извините, Елена Васильевна, — развел он руками. — Я понимаю, что ситуация сложная и готов помочь, чем только смогу, но без разрешения Георгий Дмитриевича я могу только повторить вам то, что уже говорил раньше. Отряд «Оса», все шесть чело…

— Стоп! — невольно вырвалось у меня. — Сколько их было?

— Их было шесть человек, — ответил Орлов, недоуменно взглянув на меня.

— Как шесть? Их же было восемь! Это совершенно точно! — воскликнула я.

— При мне их было шесть, — твердо сказал Влад.

— Очень интересно, — задумчиво сказала я и попросила: — Перечислите мне, пожалуйста, их имена. Поскольку отряд погиб, им это уже не повредит. Предвидя вопрос: «Зачем?», объясняю — надо! Так как же их звали?

Немного поколебавшись, Орлов все-таки перечислил:

— Бан, Бакс, Лапша, Тиль, Грач и Ханум.

— Спасибо, Владислав Николаевич, — сказала я и спросила: — А как вы думаете, куда делись еще два человека?

— Не знаю, — пожал он плечами.

— Значит, несмотря на его болезнь, придется обратиться к Георгию Дмитриевичу, — решила я и, повернувшись к Вадиму, спросила: — Где он? В гостевом?

— Нет, Лена! Он в доме, но поговорить с ним, к сожалению, невозможно, — отводя взгляд, сказал Вадим. — К нему нельзя.

— Почему? — насторожилась я. — Что происходит?

— Я не стал тебе говорить, чтобы еще больше не волновать, — смущенно сказал Вадим. — Дело в том, что у Георгия Дмитриевича был очень сильный сердечный приступ.

— А почему он не в больнице? А Ирочке вы сообщили? — всполошилась я.

— Нет, — покачал головой Вадим. — Он категорически запретил беспокоить Ирину Георгиевну. Сказал, что свадебное путешествие только раз в жизни бывает. А от больницы он наотрез отказался, заявив, что здесь, рядом с близкими людьми он скорее поправится.

— Не ври, Вадим! — отрывисто бросил Орлов и, повернувшись ко мне, дрожащими губами произнес: — Дядя Гера умирает!

— Как умирает?! — воскликнула я, на мгновенье растерявшись от этой новости, но тут же взяла себя руки и спросила Орлова: — И, что, никакой надежды нет? — В ответ тот только грустно покачал головой. — Ну, уж нет! — мгновенно взъярилась я. — Еще чего! Нашел мне время умирать! Да кто бы ему дал?! Он мне живой нужен, значит, таким и будет!

И я бросилась бегом вниз к комнате, где находилась оборудованная по последнему слову медицинской техники своеобразная мини-больничка для обитателей усадьбы, здраво рассудив, что Остерин мог быть только там. Вадим немного задержался, чтобы запереть кабинет, а Орлов побежал вслед за мной. Подбежав к двери, я чуть приоткрыла ее и увидела лежащего с закрытыми глазами на кровати Георгия Дмитриевича, которого держала за руку сидевшая в стоявшем рядом с кроватью кресле Нина Максимовна. На каком-то приборе, от которого к Георгию Дмитриевичу вели разноцветные проводки, на фоне черного экрана нервно пульсировала кривая зеленая линия, и со стороны казалось, что это старый, больной и бесконечно уставший тигр, напрягая остатки последних сил, пытался убежать от своего самого страшного врага — смерти. Кроме Остерина в палате находились еще два человека в белых халатах, и я недовольно буркнула Вадиму, который тоже уже успел спуститься и теперь тяжело дышал у меня за спиной:

— Я же тебя спрашивала, кто из новых людей есть сейчас в усадьбе! Что же ты мне о врачах ничего не сказал?

— Так они же из нашей больницы! — удивился он. — Ну, из той, что Павел Андреевич на свои деньги для бедных построил. А там все сто раз проверенные — они же Семью тоже обслуживают.

— Да хоть сто сорок! — буркнула я. — А сказать о них ты должен был!

Между тем, почувствовал мой взгляд, совсем не дружелюбный, между прочим, или просто услышав мой гневный шепот, к двери повернулся старший из мужчин, и я поманила его в коридор.

— Я Орлова, — представилась я, когда он вышел.

— Знаю, наслышан, — устало отозвался он.

— Скажите, положение у Георгия Дмитриевича очень серьезное? Есть хоть какая-нибудь надежда на то, что он поправится?

— Сударыня! — криво усмехнулся он. — О чем вы говорите? Какая надежда? Я, голубушка, чудеса творить не умею. Уж извините! — зло оскалившись, развел руками он. — Не обучен! Я вам не какая-нибудь добрая старушка фея из сказки для младшего детсадовского возраста! Это она…

— Стоп! — резко прервала я его. — Лишнее говорите! — Он оскорблено замолк и собрался, было, вернуться в палату, но тут я опять очень жестко остановила его: — Я вас не отпускала! — а сама вслух невольно повторила: — Добрая старушка фея, говорите… А есть такая! — и повернувшись к Вадиму посмотрела на него чуть ли не с ненавистью: — Ты, что же, насчет Евдокии Андреевны сам додуматься не мог! — и сцепила зубы, чтобы не выругаться грязно, матерно и уж совсем не по-женски, чтобы выплеснуть бушевавшие во мне эмоции.

— А ведь действительно о ней никто не подумал! — обалдело воскликнул обрадованный Вадим.

— Так! — сказала я, обращаясь уже к врачу. — Вы, как я поняла, здесь за главного, а вон тот, — я кивнула на второго мужчину, — что-то вроде вашего ассистента?

— Да! — растерянно подтвердил он, глядя на меня уже совершенно другими глазами.

— Он сможет внятно объяснить не врачу, что происходит с Георгием Дмитриевичем?

— Конечно, сможет! — уверенно заявил он и поманил из комнаты второго мужчину, помоложе.

— Уважаемый! — сказала я тому и одновременно начала писать записку. — Немедленно собирайтесь! Вы сейчас полетите на вертолете в деревню Слободка. Там живет известная травница Евдокия Андреевна. Вы самым подробным образом объясните ей, что происходит с Георгием Дмитриевичем, и она или даст вам травы и объяснит, как их принимать, или, что предпочтительнее, отправит с вами сюда свою ученицу Ксану. Ясно?

Мужчина кивнул и бегом бросился назад в палату, а Орлов кинулся к ведущей на второй этаж лестнице и, зовя Репниных, заорал так, что закачались и зазвенели подвески хрустальной люстры:

— Ать-Два! Тревога! На вылет! — и бегом бросился обратно к нам.

— Надеюсь, что от трав Георгию Дмитриевичу хуже не будет? — обратилась я, тем временем, к врачу.

— Безусловно! — определенно заявил он. — Хуже, чем есть, для него может быть только смерть и, если есть хоть малейший шанс, его нужно использовать.

— Я очень надеюсь, что Евдокия Андреевна ему поможет. Я точно знаю, что она и безнадежно больных людей буквально с того света… — начала говорить я, но тут раздался оглушительный грохот — эти близнецы слетали по лестнице, перескакивая сразу через несколько ступеней, а вслед за ними быстро спускалась Лидия Сергеевна.

— Что случилось? — спросили подскочившие к нам Саша с Лешей, а Печерская, почти подбежав, с ужасом глядя на меня, встревожено произнесла с дрожью в голосе:

— Георгий Дмитриевич… скончался?

— Да нет, Лидия Сергеевна! — вместо меня ответил ей Орлов. — Просто Елена Васильевна про какую-то Евдокию Андреевну вспомнила.

— Господи! — с огромным облегчением в голосе воскликнула Печерская. — Леночка! Вы опять нас спасаете! Как же никто из нас о ней не подумал-то! Она же просто чудеса творит! Бог даст, и сейчас еще не поздно к ней обратиться! — и, повернувшись к Орлову, утешающе сказала: — Не волнуйтесь, Владислав! Теперь все будет в порядке!

— Спасибо вам, Елена Васильевна! — чуть не со слезами на глазах сказал Орлов, повернувшись ко мне. — Какай же вы друг! Какой вы человек необыкновенный!

От такого взрыва эмоций я слегка обалдела и ничего не успела ответить, потому что в этот момент из палаты выскочил уже переодевшийся ассистент, я вручила ему записку, а близнецы подхватили его под руки и почти по воздуху поволокли к двери, а Орлов торопливо, почти бегом бросился за ними, приговаривая:

— Давай, родной! Давай! Время дорого!

— Лидия Сергеевна, — сказала я, когда они скрылись. — Я очень не люблю состояние, когда чего-то не понимаю. Оно меня здорово нервирует, что всегда паршиво, а сейчас и вовсе нам всем не на пользу. Поэтому ответьте мне, пожалуйста, что случилось с Орловым? Он ведет себя как-то неожиданно.

Вадим тут же почувствовал себя лишним и, сказав:

— Я, с вашего позволения, пойду к переговорам готовиться, — торопливо ушел

Когда мы остались с ней вдвоем, она вздохнула и сказала:

— Да я, Леночка, и сама ничего не понимаю. Знаю только, что он сначала, ну после того, как вас с нервным срывом в город увезли, очень сильно переживал. Потом он к вам на свадьбе подошел, и я видела, как вы изменились в лице. Когда мы все вместе из ресторана домой возвращались, я упрекнула его в том, что он свое слово офицера нарушил, и он стал таким потерянным, что… — она горестно покачала головой. — Мы сюда приехали и он сразу же к вашему другу Егорову пошел. И, знаете, после этого он совершенно успокоился. Дети говорили, что им только сказал: «Господи! Каким же я был слепым!».

— Интере-е-есно, — протянула я. — Что же такого Колька мог ему сказать?

Она в ответ пожала плечами, а потом, явно посомневавшись, все-таки сказала:

— Единственное, что я знаю от прислуги, это то, что разговор был весьма… Скажем так, бурным, с обильным применением ненормативной лексики и спиртного.

— Надеюсь, до драки дело не дошло? — поинтересовалась я.

— Не дошло, — подтвердила она.

— Ладно! — сказала я. — При случае поинтересуюсь у Егорова, что он ему наговорил, а сейчас пойду маму проведаю, пока там Орлова нет.