Зимняя сага

Мариана Сейран, 2023

Семья – самое главное слово в судьбе каждого человека. Мы можем встретить в ней поддержку и тепло. А можем быть ранеными еще в самом детстве. «Зимняя сага» – роман о двух поколениях женщин одной семьи, которые хотели простого женского счастья и, несмотря ни на что, помогали друг другу пережить удары, уготованные им судьбой. На фоне уютных зимних пейзажей они влюбляются, теряют голову, расстаются, совершают глупые поступки, чтобы вновь попробовать обрести свое счастье.

Посвящается всем родителям.

Любите своих детей,

что бы они ни сделали.

Посвящается всем детям.

Любите своих родителей.

Они тоже имеют право на ошибку.

Все имеют право на ошибку.

Часть первая

1

Её самым любимым временем года всегда была зима. А то, что называли непогодой — снегопад и лютый мороз — любимые природные явления. Она часами могла наблюдать за тем, как кружатся снежинки под единственным фонарем, который было видно из окна их с братом детской комнаты. Девочка представляла себя одной из этих снежинок, которая, танцуя в зимнем вальсе, вращалась среди подруг, резко взлетала вверх, к самой лампе, горевшей теплым жёлтым светом, и тут же возвращалась вниз к земле, устланной белым покрывалом. И так до того момента, пока на нее не обратил бы внимание никто иной, как сам Щелкунчик. Аккуратно взяв её за тонкую, ледяную ручку, он пригласил бы в свою волшебную конфетную страну и сделал бы её Принцессой. Ей восемь лет. И её единственная мечта — стать принцессой в Стране сладостей.

— А знаешь, как сделать еще уютнее? — спросил её старший брат Аркаша.

— Нет. Расскажи, как?

— Садись на подоконник. Ты с одной стороны, а я — с другой. Будем вместе смотреть на снегопад и сочинять сказку.

— А потом?

— Потом? Просто молчать.

— Давай! Ты начинаешь!

Их не заботило, что подоконники в квартире — деревянные, и могли не выдержать их общего веса. Но, на удивление, родители, зная о том, что дети частенько забираются на окно и обсуждают свои «серьезные» детские темы, никогда не запрещали им этого делать. Так, они провели много предновогодних вечеров. В ожидании сказки и волшебства, какое может происходить только в беззаботном детстве.

Они жили в спальном районе, откуда открывался вид на загородный аэропорт. Вокруг дома — постоянная туманность, их пробуждения и засыпания сопровождались свистящими и гудящими звуками пролетающих мимо самолетов. От самого аэропорта их район отделял разлив широкой реки. Каждую зиму она покрывалась тонкой коркой льда, и каждая прогулка по ней становится игрой с удачей.

Альбина никогда не выходила на лёд. Во всех смыслах этой фразы. Её учили жить в безопасности, оберегать себя, беречь родителей от лишних переживаний и волнений, ненужного стресса для всей семьи.

— Мам, а ты сегодня будешь идти мимо почты? — спросила она, провожая маму на работу. В руке за спиной девочка держала самодельный конверт из цветной бумаги. На ней — теплые домашние штанишки и кофта с изображением какого-то персонажа из мультфильма Диснея. Очень модный набор в 90-ые годы.

— Буду, дочка. Что ты хотела отправить? — натягивая высокие кожаные сапоги, спросила Мила.

— Я хочу отправить одно письмо… Дедушке Морозу, — щеки Альбины покраснели от смущения.

— О! Ты уже написала? А что ж ты попросила у него в подарок? — спросила мама, бросая на ходу в сумку книгу про глазные патологии.

— Секрет, — она стеснялась признаться и протянула маме свой конверт, не ответив.

— Ну, что ж. Я обязательно его отправлю. А ты, моя хорошая, не забудь на обед съесть супчик. Это очень полезно и вкусно, — мама присела на одно колено и нежно поцеловала дочку в лоб.

— Не волнуйся, — встряла Тома в мамины наставления, — я за ней прослежу и накормлю.

Тома работала в семье уже несколько лет. Альбина не любили ее. Пожалуй, это был единственный человек, который вызывал в маленькой девочке такие негативные эмоции. Кажется, чувства у них были взаимными. Внутренний голос всегда подсказывал Альбине, что от нее стоит ожидать подвоха. Но, Миле она нравилась тем, что не позволяла себе безответственных выходок, всегда выполняла свои обязанности добросовестно и вовремя. На все жалобы дочки о том, что она не хотела с ней оставаться, гулять, ходить в школу и обратно, родители лишь смеялись и просили быть снисходительной к помощнице. Альбина терпеть не могла, когда Тома пыталась её воспитывать. Но, сильно боявшись гнева отца, не отвечала ей грубостью на вечные придирки. Скорее, по-детски её выводила из себя. А Тома — всегда «клевала» на невинные издёвки.

Входная дверь за мамой закрылась.

— Не буду суп, — капризным тоном сказала девочка, делая вид, что говорит сама с собой. Но, выдала она это так громко, чтобы Тома услышала и начала ворчать.

— Я тебе покажу «не буду». Иди в детскую, убери постель за собой, — приказным тоном сказала нянька.

— Не буду, ты же знаешь. Я хочу играть, — стояла на своем Альбина.

— Лень родилась раньше тебя. Сначала лень на свет явилась, а потом ты. Когда ты собираешься стать аккуратной девочкой? Складывать вещи на стульчик ровно, а не бросать вывернутые шмотки горой?

Но, Альбина не реагировала на ее недовольства.

— Пойду поиграю в компьютер, — после появления огромного персонального компьютера в доме, досуг девочки проходил исключительно напротив широкого громоздкого монитора. До момента возвращения домой брата после школы, компьютер был в ее распоряжении.

— Я прилягу, что-то голова болит. Ты смотри, не рассказывай отцу, что я подолгу сплю днем. Не вздумай меня выдать. Боже, какой у вас удобный диван, — бормотала под нос Тома, плашмя упав на него.

«А я и не собиралась. Лежи себе. Только меня не трогай»: подумала Альбина.

Внезапно раздался звонок в дверь.

— Кто там? — девочка подбежала к двери и встала на носочки, до дверного глазка она еще не дотягивалась.

— Это я, — услышала она низкий строгий папин голос.

— Папочка, — не успев открыть дверь, она запрыгнула на отца, обхватив его за шею. Пухленькая девочка всегда с большим удовольствием «висела» на шее у папы.

— Ты уже вернулся с работы?

— Нет, я только на одну минутку.

В зале раздался топот домашних тапочек, быстрым шагом Тома «влетела» в прихожую.

— Здравствуй, Роберт. А я там…это… За диваном вытирала пол, — сочиняла она на ходу.

Альбина хитро улыбнулась, но не смела ее выдать.

— Привет, — бросил ей в ответ отец. Он не очень любил говорить с Томой и вообще вел себя слегка высокомерно, всегда давая понять, кто есть кто в доме.

— Быстренько освободите мне всю стену с правой стороны, — приказал папа, — уберите эти стулья и вазу.

«Ах! Неужели!». Её маленькое детское сердечко затрепетало.

— А зачем? — с надеждой в голосе спросила девочка, догадываясь, для чего папе нужно освободить место.

— Я по дороге домой заехал в лес и срубил для тебя самую красивую ёлку. Сейчас мы ее поставим, а вечером, когда я вернусь с работы, вместе украсим, — папа незаметно подмигнул Томе, чтоб та не выдала его секрет про покупку ёлки на площади, рядом с домом. Конечно, ни в какой лес он не ездил.

«Ура! Наконец-то».

Запах хвои моментально заполнил пространство, а мягкие иголки совсем не кололи пальчики. Сосна была огромной, практически под потолок. Продавец крепко обмотал ее строительной веревкой, а Альбина смирно ждала, пока папа перережет ее и освободит новогоднюю красавицу. Он плотно поставил дерево в коробку с песком и быстро распаковал. Широкие, густые ветви освободились и сразу раскрылись, словно бутоны цветов.

— Пап, какая большая! — восхищалась она, не скрывая своего восторга.

— Я же сказал, самую красивую срубил, — улыбнулся Роберт, — ну, все. Я побежал, у меня встреча.

Когда они остались вдвоем с Томой, домработница снова улеглась на диван, а Альбина не могла оторвать глаз от чудо-дерева, не в силах забыть рассказ о прекрасном лесе, в котором папа ее нашел. Она представляла, как всё в нем завалено снегом по колено, как было бы здорово прокатиться там на санках между столетними соснами.

«Надо обязательно попросить папу вечером свозить меня туда. Только очень осторожно. Я не привыкла о чём-либо просить. Уж очень боялась гнева отца. Когда он только строго смотрел на меня, мне хотелось провалиться под землю. А уж о крике, мне страшно было подумать». Но, жаловаться было бы неправильно. Все, о чем мечтал любой ребенок, у сестры и брата было с избытком. Она села под сосну рядом с картонной коробкой, доверху наполненной песком, которую Тома прикрыла какими — то рваными тряпками, и погрязла в воображаемом путешествии по чудесному лесу.

2

— Ты уже открыла письмо дочери? Что-то мы поздно в этом году занялись покупкой подарков, — Роберт позвонил Миле на мобильный. Такие телефоны-раскладушки были редкостью в начале двадцать первого века.

— Открыла, прочитала и удивилась. Не знаю, что и делать, — вздохнула Мила.

— Что же она попросила?

— Собаку. Куда нам в квартиру животное, скажи мне? Кто будет с ней гулять, следить за ней?

— Хм, — задумался Роберт, — знаешь, а она ведь давно говорила, что у всех ее подруг есть домашние животные, а у нее нет.

— Но, мы только что закончили ремонт. А в детской поставили новый диван. Собака разорвет его в клочья, — Мила была категорична.

— Ну, что поделать, купим новый, — ответил супруг.

— А шерсть? По всему дому! К тому же, я — аллергик. Мне такой сожитель совсем ни к чему.

— Мила, не можем же мы испортить праздник ребенку. Так, а что сын попросил?

— Тут все проще, но дороже. Говорит, папа обещал джойстик купить для компьютерных гонок.

— Да-да, я помню, что обещал ему. Сейчас позвоню другу, он подскажет, где взять хороший. Я в них ничего не понимаю, а он как раз торгует на радиорынке этим модным китайским барахлом.

— Так что на счет собаки, дорогой? Я в растерянности.

— Что-нибудь придумаю. Не переживай.

— Отлично. У меня пациент уже сидит в приемном, нужно идти. Мы с тобой итак наговорили на большую сумму. Купи по дороге карточку, чтоб пополнить счет телефона, ладно?

Кладовая была до отказа набита картонными ящиками с разным нужным и ненужным хламом. На самой верхней полке целый год мирно располагались две большие коробки с ёлочными игрушками и мишурой. Папа, стоя на табуретке, которая немного пошатывалась из стороны в сторону, спускал их на пол, а дочь тихонько стояла позади него, не дыша от переполняемых эмоций. Каждая коробка была словно волшебный сундук: всё внутри блестело, играло, и пахло как-то по-особому, а её «жители» — сказочные персонажи, так широко расплывались в улыбке, будто понимали, что их впереди ждут несколько недель свободы от надоевшего заточения.

— Разберемся с игрушками, а потом сделаем своими руками гирлянду на весь зал. Дочь, ты бери только небьющиеся шары, стеклянные я повешу сам.

Ослушаться отца она не смела. Альбина была рада и такому разрешению, ведь раньше ей никогда не доверяли заниматься настолько важным и сложным делом, как украшение ёлки и всего дома. Папа аккуратно доставал разноцветные шары из упаковок и бережно вешал за ниточки на верхние еловые ветки. Так же аккуратно, маленькими ручками она держала пластиковую лошадку и примерно ждала, пока папа отойдет, и наконец, даст ей пристроить игрушку на нижнюю ветку.

— Теперь ты, — разрешил отец.

Мама стояла позади и наблюдала, как с упоением отец и дочь занимаются «очень важным делом».

— Пора фонарики повесить. Отойди-ка, дочь, я сам сделаю. В розетку тебе лезть нельзя.

Она присела на угловой диван и стала наблюдать, как папа распутывает комок из сотни цветных лампочек. Он совсем недавно купил эту модную гирлянду с закругленными разноцветными огоньками, горевшими мягким светом, что отличало их от старых советских гирлянд в форме свечей.

— Вот так, — бормотал он. Каждая ветвь теперь озарялась, ёлка становилась предвестником волшебства и сказки. Торжественно водрузив на самую верхнюю веточку стеклянную верхушку в форме сосульки, папа сделал жест руками.

— Наша ёлочка готова. Теперь развесим с тобой флажки. Я в детстве всегда так делал. Растянем ниточки от одного угла комнаты в другой крест-накрест, а флажки вырежем из картона.

— Как здорово! — она от радости захлопала в ладошки. Мигом побежала в детскую, чтоб принести папе стопку картонных листов, из которых они вместе мастерили флажки. Высунув язык, девочка со всей детской осторожностью вырезала по контуру. Но, у нее получалось не слишком симпатично. Папины флажки были ровными, геометрически правильными. А Альбина все негодовала: «Почему же у меня не получается также? Наверное, я еще слишком маленькая?». Папа лишь одобрительно улыбался.

— Нормально, твои тоже обязательно повесим, — подбадривал он.

Последним штрихом стала мишура. Тоненькими кусочками скотча Роберт с дочкой клеили их вдоль стены, рядом с которой стояла ёлка: Роберт клеил сверху, Альбина помогала возле плинтуса. Мишура приятно кололась, словно мягкие «ёжики», превращая зал в настоящую резиденцию праздника.

— Фух, — проведя рукой по лбу, Альбина присела, — всё, пап? Закончили? — ножки она поджала под себя, удобно устроившись на ковре.

— Почти, — папа доклеивал последний кусочек мишуры фиолетового цвета, — устала, дочь?

— Немного, — глаза малышки закрывались, и она непроизвольно зевнула.

— Иди, почисть зубки и ложись в постель. Ты умница, сегодня мне хорошо помогала.

Но ответа Роберт не услышал. Альбина уже мирно сопела, облокотившись головой о диван. Он осторожно, чтоб не разбудить, взял дочку на руки и понес в детскую. Поцеловав спящую в лоб, отец накрыл ее толстым овечьим одеялом и вышел, тихонько прикрыв дверь.

А Альбине снились снежинки. Вечерний, снежный лес, из которого папа принес для них с братом ёлку. Там с ветки на ветку прыгали белки, за пригорком пробегала рыжая лисица в поисках пищи, а на деревьях горели огоньки. Такие же, как купил папа. Посреди поляны — деревянная лавочка, вся усыпанная снегом. Она присела на нее, чтоб немного передохнуть. А рядом уселся старший брат. На его шее замотан толстый вязаный шарф. В его руке — чашечка горячего чаю, он протянул её сестре, и та отхлебнула глоток. И сразу стало так тепло. Так по-новогоднему. И совсем не хотелось уходить домой.

3

Мила разбудила дочку раньше обычного, включив в детской телевизор так, чтоб было слышно песни из мультфильмов.

— Просыпайся, доченька, нам пора собираться.

— Куда? — еще не открыв глаза, спросила сонно она.

— Как «куда»? Ты разве забыла? На «ёлку». Мы сегодня в театр идём, — Мила кружила по квартире, собирая детскую одежду для стирки, — я тебе уже положила колготки и платье. Поднимайся, еще нужно позавтракать.

— А Аркаша пойдет? — выползая из-под теплого одеяла, спросила девочка.

— Конечно. И Аркаша, и Кристина. Они с минуты на минуту от бабушки должны вернуться. Давай, вставай же.

— А Ева? — Альбине всё натерпелось узнать подробности предстоящего похода. А еще, она соскучилась по своим старшими двоюродным сестрам — Еве и Кристине.

— Ева сегодня у своего папы. Так что, пойдем в этот раз без нее.

— У того неприятного дяденьки? Как вообще такие «папы» могут быть? Он же всё время кричит. А еще я помню, как от него неприятно пахло…

— Вот потому, что он всё время кричит, а еще постоянно пахнет водкой, тётя Ульяна с ним давно не живёт, — выдала свои мысли вслух Мила.

— Я бы тоже не хотела жить с таким. От папы Кристины тоже так иногда пахнет.

— Её папа — военный, серьезный мужчина. Он только по праздникам… Так, собирайся и не умничай, — в очередной раз её детские умозаключения оборвала мама.

Театр с самого детства для Альбины был чем-то волшебным, таинственным местом, в котором пряталась сказка. Декорации она считала настоящими. Как будто — не артисты играли роли, а реальные существа проживали жизнь на сцене. И самый настоящий Дед Мороз руководил «парадом» лицедеев за кулисами и на сцене. Большие жёлтые колонны держали высокий, слегка облупленный потолок, украшенный мишурой, совсем как дома у Альбины. Толпа детей гудела и всё время перемещалась то к ёлке, то к ростовым куклам, что вышли развлекать зрителей в фойе.

— Дети, станьте ровненького, сейчас нас сфотографируют, — Мила передала фотоаппарат «мыльницу» девушке — артистке в костюме белки, чтоб та сделала общее фото у большой ёлки.

— Сегодня он хоть трезвый забирал Еву? — спросила Мила Ульяну, младшую родную сестру.

— Пока да. Если бы хоть намёк на выпивку унюхала, я бы дочь не пустила к ним, в это болото. Но, еще не вечер. Постараюсь сразу после театра ее забрать домой. Чтоб она не увидела их «предновогоднее» веселье с новой женой. Два алкоголика, — с пренебрежением фыркнула Ульяна, пока «белочка» пыталась сделать еще пару кадров.

Тяжелую дубленку, что была надета на Альбине, сдали в гардероб. Девочка вздохнула с облегчением, но ее маленькую радость быстро испортило оставшееся на ней зимнее платье из шерсти. Оно больно «кусалось» даже через белую водолазку, которую она одела по указанию мамы, чтоб прикрыть шею и не заболеть ангиной.

— Жалко, что Евы нет, — сказала Альбине Кристине, которая снимала куртку.

— Да, её папаша всегда находит самое «удачное время», чтоб забрать доченьку к себе. А отказываться нельзя. Он же редко, когда трезвый бывает, — Кристина была старше Альбины на целых пять лет, ей уже тринадцать, и она многое осознает, иногда даже больше, чем пятнадцатилетняя Ева, её родная старшая сестра.

— Пойдёмте, уже второй звонок прозвенел, — высокие, худощавый парень, с пробивающимся пушком над верхней губой, Аркадий показал пальцем на перекрашенные несколько раз двери в зрительный зал театра. Он — ровесник Евы, и ему тоже пятнадцать. Он всегда поддерживал своих сестёр в культурных походах, а иногда даже брал их с собой на прогулку.

— Вот странно, такой он светленький, совсем ни на кого из нас не похож. Мы — брюнетки. А он шатен. Какой-то особенный что ли у нас, — рассуждала вслух Кристина, не обращая внимание на праздничную суету и снующих вокруг детей. Теперь, её интересы поменялись, она всё больше анализировала и вникала в суть вещей и событий.

— Бабушка всегда говорит, что он для нее особенный, — подхватила Альбина, рассматривая с интересом лепнину на потолке.

— Конечно. Бабушка признаёт только наследников. А мы, внучки, для неё не существуем. Только внук. Только мальчик. Её несбыточная мечта о сыне осуществилась, когда родился Аркаша.

Альбина, погрузившись в музыку, что играла по пути в зрительный зал, уже не слышала рассуждения сестры. Она почти бежала за братом, который жестами подзывал к себе. Расположившись в бархатном кресле, она уставилась на зелёный, еще закрытый занавес и, в предвкушении волшебства, замерла.

— Успела, — задыхаясь бежала Мила по ряду, оббивая коленки о ноги сидевших ребят и их родителей. В руках она несла два прозрачных пакета.

— Ты где была? — спросила Ульяна, забирая пакеты из рук сестры.

— Сладкие подарки купила детям. Один пакет заберёшь себе, для девочек. Фух, — выдохнула она, — так бежала быстро за вами.

— Милка, неудобно… — Ульяна смутилась, — спасибо… Может, давай я тебе деньги отдам? Тут же все так дорого стоит.

— Замолчи, — отмахнулась она. Зная, что муж Ульяны — не самый щедрый, хоть и обеспеченный человек, она всячески старалась побаловать племянниц и облегчить жизнь сестре.

Свет в зале потух. Раздались громкие аплодисменты. Сказка началась. Альбина внимательно наблюдала за происходящим на сцене: артисты в костюмах снежинок, декорации, изображавшие ледяной замок, ростовые куклы. Всё это она обожала, и каждое слово, каждую мелодию впитывала, как губка. Аркаша просто любил совместные походы и тоже смотрел за происходящим на сцене. А Кристина смотрела на всех окружающих. На маму, замученную отцовским поведением и их семейной жизнью. Сегодня утром он потребовал завтрак из трёх блюд. Мама встала в шесть утра, чтобы угодить ему. Два блюда отцу не понравились, и они сразу полетели в мусорное ведро. Мама молча всё убрала. А пока они ехали в театр на автобусе, Ульяна проплакала всю дорогу. Плакала и плакала, прикрываясь шарфом. Она думала, что Кристина ничего не заметила. Но, утаить от внимательной дочери свои слёзы было невозможно. Зависимая полностью от мужа, она была вынуждена выполнять все прихоти отставного генерала армии.

Потом, Кристина перевела взгляд на тётю. Та, практически сразу, как только выключился свет в зале, заснула. Мила много работала. Пациенты, лекции в университете. У практикующего врача и научного работника по совместительству, практически не было выходных. Но, и пациенты её любили. Она всегда получала благодарность от них в виде приличных сумм мимо кассы клиники, где она работала, и нескончаемых коробок шоколадных конфет. И она знала, на что тратит столько сил и времени. Ибо на мужа, Роберта, положиться было нельзя: очень шатким было положение человека, только-только пробивающего себе путь в бизнесе «девяностых».

Представление оказалось недолгим, Альбине было мало, она так хотела еще посмотреть на героев постановки, но, всё когда-то заканчивается. Теперь, продолжение сказки она разыграет у себя в голове с воображаемыми героями, закрывшись в детской спальне.

— Мила, — Ульяна легонько толкнула ее локтем, — просыпайся. Представление закончилось.

4

Тяжелый розовый портфель, объемная дублёнка, пушистая шапка с помпоном и туго завязанный шарф на шее, аж до подбородка. Няня забирала Альбину из школы во всём ее «зимнем» наборе. Наступали последние учебные дни перед длинными каникулами. Они не здоровались друг с другом, девочка просто подходила к Томе, становилась рядом, и они шли домой по заснеженным дворам. Лишь перекидывались парой фраз, не забыла ли Альбина в школе сменную обувь, и не получила ли двойку. Двоек она не получала никогда, так что вопросы Тамары были лишь формальностью, чтоб отчитаться родителям. Войдя домой, Альбина услышала странные звуки: что-то скрипело, грохотало и свистело. В детской меняли двери, ставили новые рамы на окно, чтоб сделать её еще теплее. В комнате резко пахло свежесрубленным деревом.

— О, привет, принцесса, — рабочий в сером потёртом костюме обратился к Альбине, — помнишь меня?

— Привет, — немного смутилась Альбина, увидев взрослого парня в своей комнате, — помню. Ты делал нам недавно ремонт на кухне, — быстро бросив портфель в угол, она побежала мыть руки.

— Верно, — ответил тот, широко улыбнувшись девочке.

— Мать сказала, чтоб ты поела суп на обед, — бросила ей вслед Тома.

— Я не хочу твой суп, — громко крикнула Альбина, чтоб было слышно сквозь шум бегущей из крана воды.

— Никуда не денешься, придётся поесть, — приказным тоном ответила Тома из кухни.

— Это мы еще посмотрим, — выключив кран, Альбина вытерла ладони о мягкое махровое полотенце.

На цыпочках она шмыгнула в детскую и уселась за спинку высокого, бархатного дивана. Стараясь как можно тише дышать и даже не шевелиться, Альбина опустилась прямо на паркет, опершись спиной о холодную стенку, и замерла.

— Альбина, за стол, — послышалось через пять минут из кухни. Но, она не ответила няне.

— Ты что, не слышишь? Быстро, иди есть! Всё остывает. Я не буду для тебя греть еще раз, — Тамара постепенно выходила и себя.

— Кричи, кричи, — шепнула себе под нос маленькая хулиганка.

Быстрые шаги послышались в сторону ее спальни, Тома изо всех сил топала о пол бордовыми тапочками:

— Где ты есть, бессовестная? — няня заглянула сначала в детскую, а затем, не найдя там Альбину, вошла в спальню родителей. Там ее подопечной тоже не оказалось. Она не на шутку разволновалась. Её бледные щёки, усыпанные желтыми пигментными пятнами, вмиг порозовели. Рабочий, что спускался на улицу за инструментами, вернувшись, застал Тому, сидящей в прихожей в растерянном виде, охваченную паникой.

— У вас все нормально? — обратился он к ней.

— Девчонка… Пропала девчонка… Ты ее не видел? — еле молвила Тамара.

— Да она же только что в своей комнате была. Поздоровалась со мной и убежала, — рабочий почесал голову, пытаясь вспомнить, не видел ли он больше Альбину.

— Куда убежала? Может на улицу? — Тома подскочила и стала натягивать сапоги. Внезапно раздался телефонный звонок. Один раз, второй, третий. Звонили настойчиво, а Тамара всё не подходила. Быстро застегнув зимнее пальто, она на ходу всё-таки схватила телефонную трубку.

— Алло! — тревожно крикнула она, — Роберт… это… я… — она не знала, как сообщить отцу ребенка, что девочка пропала, — тут такое дело… Альбинка. В общем, я не знаю, где она.

Из трубки послышался грубый голос:

— Что значит «ты не знаешь»? Где мой ребенок?

— Не знаю, не знаю, Роберт… — слезы скатились из глаз Томы, — я выйду на улицу, пойду ее искать.

Тома бросила телефон. Не став ждать ни минуты, отец рванул домой, бросив все дела. Няня бежала по ступенькам, спотыкаясь о собственные сапожки, путая ноги в подоле длинного пальто. Обойдя весь двор, Альбину она так и не нашла. Через минут десять во двор с визгом влетела белая «Волга», за рулем которой сидел Роберт. Не в силах больше терпеть, Альбина громко чихнула, чем напугала рабочего.

— Ах вот ты где, проказница, — увидев девочку, сидевшую за спинкой дивана, парень по-доброму улыбнулся, — ну и напугала же ты нас! Будь здорова! Давай руку, вылезай отсюда, — он протянул большую мозолистую ладонь, за которую схватилась Альбина, — ты зачем сюда спряталась? Поиграть захотела?

— Да я просто не хочу ее суп есть, он мне так надоел! Ты не представляешь! — отряхивая штаны от пыли, которую собрала за диваном, оправдывалась она.

— Эх, а я так суп люблю. Сейчас бы с удовольствием тарелочку съел! — присев на корточки напротив девочки, сказал рабочий.

— Это ты просто Тамарин никогда не пробовал. Даже папа говорит, что его есть невозможно. А они меня заставляют каждый день! Представляешь?

— Ну, каждый день надоедает. Согласен.

В коридоре послышались тяжелые шаги и тревожные голоса.

— И вот, я не знаю теперь, где она, — извиняющимся тоном твердила Тома. Она понимала, чем может грозить ей пропажа ребенка. Как минимум — потерей работы, как максимум — придется нести ответственность перед законом.

Роберт был в ярости, от злости он скрипел зубами. Широкими шагами он вбежал в комнату девочки. Увидев, что его дочь в порядке, а перед ней сидит рабочий и улыбается, Роберт остолбенел. Парень быстро скрылся за дверями спальни.

— Тамара, — угрожающе обратился он к няньке, — как это понимать? Ты меня с работы зачем сорвала?

Тома оторопела, ее бросило сначала в жар, потом в холод. С одной стороны — она обрадовалась, что с девочкой все в порядке, а с другой, ей ничего не оставалось, как только рассказать правду.

— Папа, — радостно крикнула Альбина и бросилась к отцу, протянув руки.

— Ну-ка подожди, — сквозь зубы выдавил он, и она вмиг поменялась в лице, встав по стойке «смирно», — Тамара? — снова сказал он няньке.

Путая слова, Тома попыталась объяснить ситуацию, снимая с себя предстоящие обвинения, жестикулировала руками, параллельно вытирая всё еще катившиеся слёзы из глаз. Отец слушал ее, не шевеля ни единой мышцей. Словно вкопанная, стояла Альбина, внутренне умоляя няню не рассказывать отцу про её невинную шалость. Закончив свою пламенную речь, Тамара перевела грозный взгляд на «несносную девчонку». Тоже самое сделал отец. И страшнее, чем его гнев, могло быть только следующее его действие.

— Это правда? — шевеля одними губами, спросил он дочку. Побоявшись произнести хоть слово, Альбина кивнула головой и замерла в ожидании. С размаху, отец отвесил дочери увесистую пощечину, да с таким хлопком, что даже рабочий в соседней комнате вздрогнул от неожиданности. На бледной щеке остался алый, горящий огнем след от пяти пальцев широкой ладони отца. Девочка не повела даже бровью. Не заплакала, не подняла глаз. Удар пришелся куда больнее в её детское сердце. Обрыв. Шок. Разочарование. Папа больше не волшебник. Сказки больше нет. Нет уверенности и защиты. Есть опасность и страх на всю жизнь, что папа снова поднимет руку. Не поговорит, не спросит, почему она так сделала. Может ей просто надоел ненавистный суп? Ему было это неважно, проще ударить, и дело с концом.

— Всё, я уехал, — развернувшись спиной к Тамаре, он направился к дверям. Альбина так и осталась стоят на своем месте, не шевелясь.

Они сидели за кухонным столом. Альбина с тряпичной салфеткой, обвязанной вокруг шеи, а Тамара рядом, держала в руках серебряную детскую ложку, зачерпывая ею горячий суп. Альбина молча ела, совсем не сопротивляясь. Вкуса она не чувствовала. Няня всё плакала и плакала, еще сильнее, чем на глазах у Роберта. И причитала одни и те же фразы:

— Вот, если бы я знала, что он тебя ударит, я бы никогда ему не рассказала, клянусь тебя. Никогда бы не сказала. А ты такая молодец! Такая мужественная. Так выдержала стойко…

Только Альбине не хотелось быть мужественной. Ей хотелось, чтоб папа её любил. А теперь казалось, что он не любит больше. Никогда не обнимет, никогда не принесёт ёлку из леса. Всё кончено. А ведь она его так любит. Отпечаток на щеке всё еще горел. «Несносная девчонка» не отвечала Тамаре, чем заставляла ее плакать еще громче.

Тамара любила поболтать по телефону со своими подругами, в перерывах между отдыхом на диване и видом бурной деятельности. Очередной подруге она рассказала, какой ужас пережила сегодня, чуть не потеряв работу. В доме царила тишина, каждое слово Томы Альбина отчётливо слышала.

— Но, мне действительно стало жалко девочку. Отец у неё оказался жестоким. Я у них уже три года работаю, но ни разу не видела его в таком состоянии. Он так разозлился, что я с работы его вызвала… Кем работает? У него несколько складов своих продуктовых. Оттуда возят товар в разные магазины. Он несколько лет назад челночником был, возил обувь из Польши, а потом сколотил состояние и занялся продуктами. Он там большой начальник, беспокоить его во время работы категорически нельзя, а я…

Тома всё говорила и говорила. Когда Мила вернулась с работы, казалось, что весь конфликт уже сошел на «нет». Альбина тихонько играла с кукольной металлической посудой, а Тамара, перемыв настоящую посуду, снова устроилась на хозяйском диване с радио трубкой в руке.

— А почему дочь меня не встречает? — войдя домой с тяжелыми пакетами, громко спросила Мила.

— Ой, не спрашивай, Милочка, не спрашивай, — защебетала Тамара, — сегодня тут такое было.

Пока Тамара вводила хозяйку в курс дела, девочка сидела на краешке дивана, обнимая саму себя за плечи. Глаза ее были закрыты.

— Как же так? Если бы я была дома, я бы не допустила, — сокрушалась Мила, — она же у нас такая спокойная девочка. Нельзя было ее трогать, нельзя… Альбинка, — позвала мама, — иди ко мне.

Тут она услышала мамин голос и вышла из комнаты, молча посмотрев маме в глаза. Та провела ладонью по её слегка припухшей, розовой щечке.

— Болит? — спросила она, сведя вместе тонкие брови.

— Нет, — прошептала девочка, — прошло уже.

— А сильно болело? — сердце матери сжалось.

— Нет. Немножко поболело, — Альбина отвечала односложно.

Мила обняла дочку, крепко прижав её к себе.

— И, представляешь, она совсем не плакала, совсем… — не умолкала Тамара.

— Не обращай внимания. Ты, конечно, очень напугала Тамару, я понимаю. Но, всё же не надо было так… Папа у нас очень строг к тебе, но ты не расстраивайся. Ты же всё равно наша хорошая девочка, правда?

Правда. Хорошая. Мужественная. Совсем не плакала. Но, зачем это всё, если папа поднял руку?

5

Роберт, как обычно, вернулся домой в начале девятого вечера. Дети никогда не спрашивали подробностей того, что папа делал на работе, и как прошел его день. Все, что разрешалось — встретить его в прихожей, поцеловать и уйти в детскую, дабы не мешаться под ногами. В этот раз Альбина не вышла встречать отца. Побоялась. Пока она немного с опаской сидела неподвижно в своей спальне, папа сам открыл дверь в комнату. Увидев дочь испуганной, он обратился к ней:

— Иди сюда, — коротко и спокойно. Без доли сожаления, но без злости.

Он формально поцеловал девочку в ту щеку, по которой недавно ударил. Дежурный поцелуй остался лишь на щеке. В душу ребенка он так и не проник. Она, также, как и днем, стояла не шевелясь.

— Всё, зайди к себе, — скомандовал отец, и Альбина послушно вошла, закрыв за собой дверь. В ее сердце появился маленький огонек надежды, что папа всё же любит её.

Утро субботы начиналось всегда одинаково. Мила высыпалась после бесконечных приемов пациентов и дежурств, Роберт готовил свое коронное блюдо — тушеную свинину с травами и сванской солью, а себе на завтрак варил крепкий кофе по-армянски. Запах восточной приправы каждую субботу будил Альбину, которая по выходным становилась единственной дочкой своих родителей: брат переезжал на два дня к бабушке. Она уже проснулась, но так хотелось поваляться еще, что, снова закутавшись в одеяло, девочка повернулась к стенке. Отец в этот момент вошел к ней и присел на кресло рядом с диваном, где спала Альбина.

— Поедем сегодня вместе со мной? — он по-отцовски поправил ей одеяло, чтоб прикрыть спину.

— Угу, — сонно ответила дочка, — а куда поедем?

— Ко мне на работу сначала, потом в супермаркет на набережную. Собирайся потихоньку, только сначала позавтракаем.

— А мама тоже поедет?

— Мама пусть отдыхает, мы вдвоем поедем, — Роберт открыл детский шкаф-купе, чтоб подготовить для дочери красивую чистую одежду. Он аккуратно повесил на спинку стула её шерстяные брюки в модную красную клеточку и малиновую водолазку с надписью на английском.

— Что тебе на завтрак положить? — спросил он дочь.

— Мясо, которые ты приготовил. Я до обеда не дождусь, — она медленно вставала, поправляя длинную пижаму.

Отец одобрительно улыбнулся. Завтракали молча, лишь из маленького кухонного телевизора мужской голос создавал фоновый шум. Диктор рассказывал про глубины океана, морских обитателей и загадочных существ в сопровождении красивой, умиротворяющей музыки.

— Ты чего так долго возишься? — отец увидел, как Альбина крутится возле зеркала с расческой в руке.

— Я же не умею заплетать себе волосы. Это мама делает обычно, или Тома, — ответила девочка.

Её длинные, пушистые волосы, что доходили до поясницы, были страшно непослушными. Их всегда сложно расчесывать, настоящее испытание для Альбины.

— Давай просто соберем их в хвостик, — Роберт попытался изобразить на голове дочери тугой конский хвост, но получилось это у него крайне неудачно. Они тихо хихикали, договорившись не снимать ей шапку, пока не вернутся домой.

— Я вчера на рынке кассету купил, хиты Майкла Джексона, давай поставим? — распечатывая маленькую аудиокассету, предназначенную для магнитолы, спросил Роберт.

— О, давай! Я его знаю, у него такие крутые клипы! — отозвалась с заднего сидения «Волги» Альбина.

И через несколько секунд «Billy Jean» заиграла из колонок. В сопровождении хитов поп — короля, они доехали до больших железных ворот продуктовой базы. Отец посигналил, и ворота медленно поплыли в сторону, освобождая проезд. Склады, которые принадлежали Роберту, состояли из нескольких помещений, доверху забитых картонными коробками с разными заграничными продуктами: шоколадные батончики, картофельные чипсы, пластиковые бутылки Кока-Колы и шоколадные яйца. Всё, что стало так популярно в последние годы, среди недавно вышедших из-под контроля коммунистической партии граждан. А еще одно помещение стояло особняком — это был небольшой офис с горизонтальными жалюзи на окнах. В нем хранились документы и проходили собрания сотрудников. Отец с дочкой вошли внутрь и увидели женщину в пиджаке с широкими плечами, сидевшую за рабочим столом напротив огромного белого монитора.

— Дочь, поздоровайся, — легонько подталкивая в спину Альбину, сказал отец.

— Здравствуйте, — выдавила девочка. Лицо женщины было ей знакомо. Бухгалтера Натали, работавшую у отца, Альбина видела уже несколько раз. Даже у себя дома за праздничным столом. Она приходила с мужем и дочкой, с которой играть ей не очень-то хотелось. Неприятная девочка не вызвала интереса у Альбины. А её мама вообще заставляла ее испытывать негативные чувства. Её мышиное лицо, маленькие руки и ноги, отталкивающий тонкий голосок — всё это заставляло Альбину смущаться и вызывало желание поскорее уйти.

— Наконец-то, — широко улыбнувшись так, что её длинные, казалось слишком большие для маленького рта зубы, оголились. Она резко встала с рабочего кресла и направилась к ним.

— Я вас давно жду, — красными губами от популярной помады Ruby Rose, которую Натали прятала в ящике рабочего стола, она поцеловала сначала девочку, а потом слегка чмокнула Роберт.

— Просто кое-кто долго собирался, — Роберт резко поменялся в лице, будто бы расслабился, и настроение его явно поднялось.

— А чего ж ты не раздеваешься, Альбиночка? — театрально улыбаясь, она протянула руки, чтоб забрать верхнюю одежду.

— У меня там…Прическа, — она показала пальцем на шапку с помпоном.

— Что не так с прической? Давай, я посмотрю, — осторожно Натали сняла шапку с головы Альбины и увидела «взрыв на макаронной фабрике» из густых каштановых волос.

— Это кто ж тебя так причесал? Мама? — насмешливо спросила женщина.

— Нет, мы маму не будили, чтоб она отдыхала. Это папа так сделал, — ответила Альбина.

— Ах, ну да, маме нужно отдыхать, она ведь так много работает, — с издевкой сжала губы Натали, — пойдем в комнатку, там у меня есть расческа и много резиночек, выберешь любую, а я заплету тебе косу.

Натали проводила Альбину в маленькое помещение без окон, что соединялось с офисом. Полупустая комната, за исключением односпальной кровати, застеленной тонким потёртым пледом, прикроватной тумбы и зеркала в человеческий рост. Открыв тумбу, она достала несколько новых резинок для волос разных цветов и предложила Альбине выбрать. Затем, посадив её на кровать, расчесала непослушные колтуны и завязала косу.

— Ну, вот. Теперь ты настоящая красавица. У меня же тоже дочка, так что я много девичьих причесок знаю. Ты почаще приходи, а я буду тебе делать эксперименты с волосами, — Натали хотелось казаться очень любезной, — какие ты любишь сладости? Батончики любишь шоколадные?

— Очень! — оживилась Альбина.

— У нас есть открытый ящик с разными батончиками, иди выбери себе любой, а я пока поставлю чайник, — они вместе вернулись в первое помещение, чтоб Альбина могла полакомиться.

— Я не могу найти папку, зелёную такую, ты не видела? — обратился Роберт к помощнице, открывая шкафчик за шкафчиком.

— Кажется, она в соседней комнате, давай посмотрим вместе? — также наигранно любезно ответила Натали, — Альбина пока выберет себе шоколадку. Открывай сразу и ешь, не стесняйся, — загадочно улыбаясь, сказала она, уже выходя.

— Я так соскучилась, — прошептала она, повиснув у него на шее, когда дверь за ними захлопнулась

— Ты в своем уме? Зачем ты ребенка в эту комнату привела? — Роберт явно был недоволен.

— А как бы я еще смогла помочь твоей дочери? В конце концов, скоро мне и её придется брать на воспитание, пусть привыкает ко мне. К моему присутствию, — Натали крепко держала за шею Роберта, не давая ему пошевелиться.

— Еще ничего непонятно, — замешкался он, — дай мне время всё подготовить, как следует.

— Я подаю на развод после праздников, — уверенно говорила Натали, — всё уже понятно, мы же всё решили, так? — не унималась она.

— Как, после праздников? — Роберт отстранился, сняв со своей шеи тугое обвитие коротких рук.

— Ну, что с твоей памятью? Мы договаривались. Отметим праздники и всё, прощай старые семьи. Здравствуй, новая счастливая жизнь! Хотя, квартиру он мне, конечно, не оставит, но красную «Ниву» я заберу себе, будь уверен. Мы с дочкой пока что-то снимем, какое-то жилье, а там уже и ты определишься, где будем жить. Так ведь, дорогой? — круглые глаза, полные призрачных надежд, смотрели на Роберта, а он пытался от этого взгляда отвести глаза в сторону.

— Наташа, сейчас не лучшее время, чтобы это обсуждать. У меня еще дела сегодня, нам пора ехать.

— Ах да, семейные вопросы, — съязвила она, делая вид, что обиделась.

— Семейные. И у тебя, и у меня, — развернувшись спиной, Роберт вышел и увидел, как его дочь держит в руках недоеденный «Сникерс». Её подбородок был запачкан шоколадом, что придавало ей потешный вид. Роберт невольно улыбнулся.

— Подойди сюда, дочь, я тебе лицо вытру. Попрощайся, нам ехать пора.

6

Супермаркеты, к моменту своего появления в стране, были редкостью, а в провинциях иногда вообще был единственный такой «необычный магазин». И туда Альбина любила ездить именно с папой. В каждую их поездку он разрешал ей покупать всё, что ей захочется. Желания были скромными: йогурт с цветными конфетами, розовая жвачка, какой-нибудь фруктовый сок. Каждая поездка, словно маленький праздник, приносил столько эмоций, что ради них можно было и потерпеть папины рабочие дела.

— Так, ну теперь давай выберем фейерверки. Надо найти яркие, но безопасные. Возьмем побольше, всё-таки не каждый новый год — миллениум, — сказал Роберт, стоя напротив стеклянной витрины с разными китайскими салютами. Альбина уже знала, что миллениум — это что-то очень редкое, что наступает год с красивой цифрой «две тысячи».

— А мне хлопушки можно?

— Можно, выбирай, — получив одобрение отца, Альбина начала пробовать на ощупь каждую хлопушку, которую видела перед собой. Больше всего ей понравились те, что были в форме конуса. Такие необычные и интересные на вид.

— Эти берем? — рассмотрел их поближе отец. Альбина кивнула. Закинув в тележку несколько штук, они двинулись дальше по ряду.

— Нужно еще взять пару ракет, Аркадий их любит выпускать, — бормотал себе под нос Роберт. Поскольку самой младшей девочке в семье нельзя было трогать фейерверки, особого интереса к их покупке у нее не возникало.

Домой ехали снова под танцевальную музыку. Альбина держала в руках пакет со своими «сокровищами», всю дорогу не выпуская его. А дома их ждала Мила, которая успела нанести косметическую маску, позавтракать и выпить чашечку кофе, пока папа с дочкой занимались покупками.

— Ну, как покатались? — спросила она, снимая с дочери дублёнку, пока Роберт еще поднимался по лестнице на четвертый этаж.

— Хорошо! Смотри, сколько папа мне всего купил, — протянула она пакет. Но Мила не смотрела на покупки, она обратила внимание на прическу дочери.

— Кто тебя заплёл, Альбина? Неужели, папа научился плести косу?

— Нет, это его помощница с работы. Она меня посадила на кровать и заплела, — просто ответила Альбина, снимая тяжелые промокшие сапожки.

— На какую кровать, дочь? Где? — удивилась Мила.

— Да у папы на работе. У него есть там кровать, — Альбина выдавала информацию, сама не понимая, какие серьезные вещи рассказывает матери. В дверях появился отец, бросив набитые пакеты в прихожей.

— Роберт, у тебя на работе есть кровать? — с недоумевающей улыбкой спросила Мила. И это были первые слова, которыми она встретила мужа. Тот опешил.

— Почему ты спрашиваешь? — делая вид, что он не понимает, о чем речь, задал он встречный вопрос.

— Ну… Альбина сейчас сказала, что у тебя на складе есть кровать. Зачем тебе там спальное место? — скрестив руки на груди, снова спросила она.

— Я же должен где-то отдыхать. Это моя личная кровать, в моей маленькой комнате. Туда, кроме меня, никто не заходит, — оправдывался Роберт, бросив взгляд негодования на дочь. Здесь её ругать было не за что, ведь она не виновата в оплошности Натали.

— Ну ладно, — Мила отмахнулась и не стала продолжать эту тему. Потоптавшись на месте несколько секунд, Роберт сказал:

— Ладно, я поехал. Разберите пока пакеты, а мне надо в питомник, — последнее слово он произнес тихо, — выберу собаку.

— Не рано? Еще несколько дней есть до праздника, — спросила Мила.

— Если кто-то мне приглядится, оставлю пока на складе, пусть поживет там.

— Не клади его только на свою кровать, а то запачкает, — хитро прищурившись, выдала Мила. В ответ, муж только натянуто улыбнулся.

Вьюга убаюкивающе завывала, накрывая город с новой силой, осыпая его то огромными хлопьями, будто с детских рисунков, то мелким снегом, похожим на крупинки риса. Сугробы становились всё выше, а снежных баб во дворах все больше. Трепетное ожидание большого праздника в сердцах горожан возрастало пропорционально сугробам на узких улицах спальных районов. И только в детстве тебе кажется, что снежная погода — синоним безмятежности. Но, если ты водитель, то прекрасно понимаешь, как затруднено движение на автодорогах в последние дни уходящего года.

— Эй, хозяева? — белая «Волга» остановилась напротив деревянного заснеженного забора. Роберт стучался в скрипучую калитку: «Есть, кто дома?».

— Чего кричишь? — во дворе появился дедушка лет семидесяти, одетый в тяжелый тулуп, валенки и шапку-ушанку набекрень, — уже иду. Что у вас городских за манера, орать? Мы здесь не глухие, — возмущался он, по дороге бросив в сугроб недокуренную тлеющую папиросу.

Подойдя к калитке, он увидел Роберта и, не скрывая удивления, разглядел его с ног до головы: высокий, статный мужчина лет тридцати пяти, с волосами чёрными, будто смола, аккуратно стриженными ряд к ряду, на которые опускался снег и тут же таял. Взгляд его тёмно-карих глаз пронзительный, тяжелый. На нём — модная кожаная куртка, больше напоминающая удлиненное пальто, утепленная высоким меховым воротником. Роберт как будто фиксировал внимание собеседника не себе так, что невозможно было отвлечься на что-то иное, даже на суть разговора. Стоя за всё еще закрытой калиткой, дедушка спросил:

— Чего тебя принесло в такую погоду?

— Говорят, вы собак разводите. Мне щенок нужен, дочка на Новый год попросила, — объяснил Роберт слегка извинительным тоном.

— Верно говорят. Ну что ж, заходи, раз приехал.

Калитка, издав неприятный звук, отварилась. Роберт, войдя во двор, увидел в конце участка несколько собачьих вольеров, добротно сколоченных дедом для своих любимых питомцев.

— А кого дочка просила? Мальчишку или девочку? — шагая впереди, спросил дед.

— Конкретно не сказала, просто собаку ей надо, и всё. Я, конечно, не знаю, как пёс будет в нашей квартире жить: у жены аллергия на шерсть, да и площадь не такая уж большая. Три небольшие комнаты и маленькая кухня. Гулять с ним нужно, ухаживать. Наверняка, всё это будет на мне, — рассуждал Роберт.

— Квартира? — дедушка резко развернулся, — так тебе что, внучок, не сказали, кого я развожу? — глаза его словно вылезли из орбит.

— Собак, дедушка, ну не слонов же? — Роберт улыбнулся.

— Так-то оно так, но у меня вон, смотри какие, — отворив щеколду одного из вольеров, он жестом показал на своих питомцев: толстая, совсем недавно родившая сука, лежала на высокой подстилке из сена вперемешку с поролоновыми листами. И тут уже Роберт растерянно посмотрела на заводчика.

— Мне не сказали, что у вас волкодавы… — тихо произнес он, понимая, что приехал совсем не по адресу, проделав такой тяжелый путь по заледенелым трассам. Роберт с разочарованием выдохнул.

— Алабаи чистопородные. Я ими уже десяток лет занимаюсь. Обрати внимание, какой костяк у мамки, какие щенята пухлые, откормленные, — хвалился дед. Но, Роберт уже развернулся и собирался уйти. Старик остановил его и предложил поговорить.

— Заходи в сарай, присядем, подумаем вместе, что тебе делать.

Крохотная комнатка, которую дед назвал сараем, была набита какими-то газетами, бумагой и макулатурой, а в центре этого «убранства» — деревянный стол и пара пеньков возле него. Комнатка продувалась со всех сторон так, что долго в ней находиться было невозможно — замерзаешь за пару минут.

— Садись, я сейчас подумаю, к кому тебя из соседей отправить за хорошеньким квартирным щенком, — дед достал папиросы и предложил их Роберту. Но тот вежливо отказался.

— Ну, конечно! Ты, наверняка, такое не куришь. Что вы там в городе курите? «Кэмел»?

— Мальборо, — ответил Роберт. Вдруг, он бросил взгляд в угол сарая. Что-то маленькое, пушистое беззвучно пошевелилось. Один раз, второй.

— Дед, а кто у тебя там в углу? Кошка что ли?

— Ах, это! Голова моя садовая, точно! — он подскочил со своего пенька, — не кошка это. Щенок.

Пушистый рыжий комочек с белой грудкой и коричневыми ушами издал жалобный писк. Видимо, ему не понравилось, что его побеспокоили. Черным носом он уткнулся в тулуп деда, чтоб не замерзнуть. Хозяин аккуратно протянул его Роберту, сказав:

— Это спаниель. Он алиментный. Знаешь, когда я отдаю своего кобеля на случку к заводчикам, они мне в подарок привозят щенка, пацана или сучку от моего Лучика. Лучик — потому что рыжий. А у нас в деревне они для красоты, как игрушка, да и большая редкость. Пользы от такой псины никакой нет. Старик протянул тёплый комочек шерсти гостю. Глаза у Роберта загорелись, как у ребенка, когда на его коленях мохнатый комочек свернулся калачиком и продолжил сладкой спать.

— Дед, продай его мне. Не пойду я никого искать. Будет он наш!

— Вообще, — дедушка поджал губы, — я его продавать не собирался, думал, себе оставить. Но, так уж и быть. Раз ты приехал сюда, значит должен не с пустыми руками уйти.

— Сколько ты хочешь? — погладив щенка, спросил Роберт.

— Знаешь, денег мне за него не надо. А вот сигаретки твои, — дед прищурил один глаз, — много с собой у тебя?

— Несколько блоков будет. В каждом по 20 пачек. Я их на продажу иногда привожу, поэтому у меня курева в достатке, — уверенно сказал Роберт.

— А, так ты этот… Как там, челночник?

— Был когда-то, теперь уже это всё по-другому делается, — он не стал вдаваться в подробности, — ну, так что?

— Парочку блоков дашь? И щенок твой, — дед в предвкушении потер ладони.

В том же сарае они раздобыли картонную коробку, уложив в нее поролон и немного газет. В коробке ключом проделали несколько отверстий. Бережливо Роберт поместил щенка внутрь, перевязав ее верёвкой. Они вместе с дедом вышли к машине и, открыв багажник, Роберт достал заветные сигареты, чем очень обрадовал продавца: ему такая «валюта» подошла очень кстати.

— Счастливо тебе, малыш, — попрощался дедушка с уже проданным питомцем. Дав по газам, водитель белой машины развернулся в сторону трассы, и «Волга» исчезла среди снежных сугробов.

7

Практически всю ночь Альбина не спала. Как же можно уснуть в ожидании праздника? Ведь, именно 31 декабря — самый весёлый день в доме. Он начинается рано. Папа уже на кухне — маринует большую утку, купленную на рынке у бабушки, что разводит их в деревне. Он вынес обеденный стол в центр зала, чтоб за ужином можно было смотреть не кухонную видеодвойку, а большой телевизор «Sony». Стол из кухни выносили только по большим праздникам, ведь, несмотря на маленькую квадратуру квартиры, в неё очень любили приходить друзья семьи, чтоб отведать шедевры кулинарии, совместно приготовленные супругами. Особенно им нравилась грузинская кухня, блюда, которые Роберт научился готовить еще в детстве, наблюдая за мамой. Мила в суете накрывает на стол, застелив его клеёнчатой скатертью, а поверх кладет праздничную, тканевую, с узорами. На балконе уже застывает холодец, Мила полночи провозилась с ним, прежде чем разлить по формам бульон и мясные кусочки. Неизменный король новогоднего стола — салат «Оливье» готовили целым тазиком, чтоб хватило и себе, и гостям. По большому телевизору мама постоянно переключала каналы, на каждом из них шёл концерт или музыкальное шоу. А еще, одни и те же старые добрые фильмы. Альбина их очень любила, хоть и знала уже почти наизусть. Но в детской спальне она неизменно включала советские мультфильмы: про лису и ворону, «Морозко», «Двенадцать месяцев». Комната становилась сказочной и уютной.

— Ой, — схватился за голову Роберт, — я ж совсем забыл напитки со склада привезти! Мила, — крикнул он жене из кухни, — скажи Аркаше, пусть зайдет в магазин по пути домой. Купит «Фанту» и «Кока-Колу».

— Хорошо, — взяв в руки радиотелефон, Мила набрала номер своей матери. Трубку поднял Аркадий.

— Сынок, это мама звонит, ты еще у бабушки?

— Да, мам. Помогаю ей собираться к Ульяне.

— Папа попросил купить газировок по пути домой. Не забудешь?

— Нет, конечно.

— Слушай… Дай бабушке трубку, пожалуйста, — неуверенно попросила Мила, закрывшись в спальне на замок.

— Мила, я занята, собираю вещи, — резко произнесла Элина, мать Ульяны и Милы.

— Мама, может ты все-таки к нам в этот раз придешь? Уже который год ты на праздниках у Ульяны и её военного. А к нам даже не заходишь, чтоб поздравить, — Мила неловко себя чувствовала, обращаясь к матери с просьбой побыть на праздничных выходных вместе. Она прекрасна знала, что и в этот раз мать не согласится.

— Ты извини, дочка, но нет. Мне рядом с твоим благоверным не комфортно. Мы друг друга не перевариваем. А уж праздники с вами проводить — и подавно не хочу. Я бы забрала Аркадия с собой, но вы же «показательная семья», хотите в полном составе отмечать! Тебе с мужем хорошо, вот и справляйте вместе.

Прижавшись спиной к стене, Мила запрокинула голову и глубоко выдохнула, закрыв глаза.

— Причем тут показательность? Это традиция. Утром дети под ёлкой найдут подарки. Они каждый год этого момент ждут. И потом, Роберт абсолютно ничего против тебя не имеет. Вы же не можете всю жизнь не общаться? Ну правда же, мама?

— Еще чего! — ухмыльнулась в трубку Элина, — Не хватало, чтоб он что-то против меня имел, живя в моей квартире! А на счет общения, я с ним и так нормально общаюсь. Так, как он достоин. «Здравствуйте — до свидания!».

— Мы же тебе отдали за квартиру деньги, — попыталась поспорить Мила, в сотый раз начиная этот бесполезный разговор.

— Я не хочу ничего слушать. Ты меня задерживаешь. С наступающим! — в трубке раздались короткие гудки.

— Бабушка, может всё же поедем к нам? Мама с папой там готовятся: много вкусных блюд будет, потанцуем, попоем. Папа купил микрофон-караоке, будет весело, — уговаривал Аркаша.

— Папа. Тоже мне, твой папа. Деревенщина неотёсанный. Только такая дура, как твоя мать, могла связаться с ним. От него до сих пор воняет нищетой, хоть сколько он бы ни заработал денег. Уля тоже никогда в мужиках не разбиралась, но её генерал, хоть и скупердяй, зато имеет свое жильё. Она к нему жить пошла, да еще и с ребенком. А не он искал, куда бы пристроиться, как ваш приезжий папа.

— Но, мама тоже была с ребенком… Со мной… — Аркаша замолчал, взгляд его в мгновение ока потух. Тема его кровного отца в семье никогда не поднималась. Чтобы не травмировать внука и сына, ему никогда не рассказывали, как случайно им забеременела Мила, и кто его отец.

— Аркадий, — Элина присела на кресло напротив внука, — мы об этом еще не говорили. Но, я хочу, чтоб ты знал: я уважала твоего отца, несмотря на то, что он не остался с вами. Он — благородный человек, и в трудную минуту выручил твою мать. Когда-нибудь я расскажу тебе всё, как было. Но, не сегодня. Просто знай, что парень ты достойных кровей. Не в пример плебею — нынешнему мужу твоей матери. И дочка их — отцовской породы. Его копия, что внешне, что по поведению. Я её никогда так не буду любить, как тебя, ты же знаешь.

— Зря. Альбинка хорошая девочка, тихая такая, спокойная. Мама её всегда хвалит за послушание, а я-то не такой, я был всегда шкодой.

— Просто ты в него пошел… — Элина не стала продолжать.

— Если тебе тяжело об этом говорить, можешь не рассказывать о моём… родном отце. Да, и мне это не интересно. Вокруг меня столько людей, которые меня любят. Зачем знать о том, кто меня не захотел полюбить? — лукавил Аркадий. В глубине души ему очень бы хотелось знать подробнее о том мужчине, который дал ему частичку своей плоти и крови. Хотелось знать, за что тот мужчина не принял его, как сына. Ведь сам он ни в чем не виноват?

Выйдя из спальни, Мила наткнулась на Альбину, стоявшую прямо за дверями.

— Что ты тут стоишь, дочь? — вытирая глаза, спросила она.

— Мама, — на лице ребенка читалась тревога, — ты что, плакала?

— Нет, милая, тебе показалось, — отмахнулась она, присев на корточки рядом с дочкой, — давай я поправлю тебе заколочки.

— Мамочка, ну кто же плачет в Новый год? — так искренне, по-детски, Альбина провела ладошкой по щеке Милы, — ты такая красивая! Мы с папой так тебя любим! — она обвила руками шею мамы.

— Доченька, — Мила обняла дочку, крепко прижав ее к себе, — ты лучше скажи, какие желания будешь загадывать в новогоднюю ночь? — перевела она тему на предстоящий праздник.

— Собаку загадаю, конечно! — не задумываясь ответила Альбина.

— Ну это понятно, а кроме собаки?

— Я загадаю, — шепотом сказала девочка, — чтобы ты больше никогда не работала.

— Как это понимать? — Мила отпрянула и посмотрела на девочку, недоумевая.

— Тогда мне не придется сидеть с Томой и ждать, пока ты или папа вернетесь с работы. Папа — главный, он не может работу бросить. А ты же мама. Тебе можно.

— Хм, а что же мы будем делать дома вместе весь день?

— Мы будем… — голос Альбины дрогнул, — вместе печь пироги, играть, делать домашнее задание тоже вместе.

— Но у тебя и без меня прекрасно получается делать уроки, ты же отличница у нас! — с гордостью похвалила она дочь.

— Это другое. Ты посиди рядом, даже не подсказывай. Просто побудь со мной и все, — вот-вот большая слеза скатилась бы по щеке Альбины, но она ее быстро смахнула.

— Всё не так просто в жизни, — произнесла Мила с долей грусти.

— Как же? Очень просто! Так просто быть рядом со своей семьей, — в детских, непосредственных мыслях не было места сложным проблемам взрослой жизни.

— Мила, — снова раздался голос из кухни, — ты орехи подготовила? Мне они нужны для блюда из фасоли. И для десерта.

— Уже иду, — ответила супруга, — мы с тобой потом договорим, иди пока посмотри сказку, — отправила она дочку в свою комнату.

Девочка, подойдя к окну, снова принялась наблюдать за танцем снежинок. И тихонько повторила:

— Чтобы мама и папа были со мной как можно чаще. Это же так просто.

8

Ульяна крутилась на кухне, словно пчелка: окорок, который так любил ее супруг, уже был замаринован, на плите жарилась и скворчала картошка, порезанная длинными дольками (позиция в меню, без которой отставной генерал не садился за стол), а «закатанные» стеклянные банки с овощным ассорти уже были открыты и ждали, пока хозяйка разложит их аккуратными композициями на сервизные тарелки с золотой окантовкой, которые разрешено было доставать из «гарнитурной горки» только по большим праздникам. У Ульяны талант — колдовать над пищей. Из-под ее ножа всегда выходили аппетитные блюда, которые редко кому удавалось повторить. Эту же черту переняла и Ева, её старшая дочь.

— Давай, я сама сделаю, мам, — она впопыхах забежала на кухню, бросив на пол тяжелые пакеты с продуктами, — оставь ты всё, приляг, отдохни. Ты с самого утра на ногах.

— Не волнуйся, дочь. Еще Родион увидит, что бездельничаю, будет злиться, — вытирая мокрые, натруженные руки о передник, ответила Ульяна.

— Тебе с ним так тяжело… — шепотом произнесла юная девушка, опустившись на деревянный табурет.

— Что ты, что ты, — Ульяна поднесла палец к губам, — вдруг услышит.

Ева с жалостью и болью в глазах смотрела на замученную мать: светлые волосы прядями торчали из наспех завязанного пучка, старенький фартук просился, чтоб его выкинули, но мать всё никак не решалась, и лишь золотая цепочка, подаренная родителями в день первой свадьбы, выдавала благородное происхождение и то, что Ульяна была из достаточно обеспеченной семьи, которая ни в чем не нуждалась.

Ева хорошо помнила тот день, когда она переехала с мамой в большую квартиру генерала, хоть и была совсем ребенком. Помнит, что у мамы уже был надутый, округлившийся живот. Девочке много раз объясняли, что скоро у нее родится сестричка. Особенно, Еве запомнился момент, когда Родион завел ее в новую детскую спальню, подталкивая в спину пухлой ладонью, посадил на кровать, которая пахла свежим деревом и едкой краской, и громко сказал: «Теперь, это — твоя комната. Ты тут посиди и нам с мамой не мешай. Выйдешь, только если что-то очень срочно понадобится». Двухлетней Еве его настрой был неочень понятен, но предельно ясно было одно: новый мамин муж ее недолюбливал. Что могло быть срочно нужно ребенку в чужом доме? Конечно же — мамино присутствие! А этот «высокий, толстый дядя» постоянно отгонял девочку и не давал побыть с мамой лишнюю минутку.

После рождения Кристины, их общей дочери, на Еву он совсем перестал обращать внимание, будто она — предмет мебели. Или горшок с высохшими цветами. И лишь мама, как могла, уделяла время старшей дочери, боясь, что муж будет недоволен чрезмерным вниманием к первому ребенку. Родной отец не отличался родительскими качествами. Да и не только родительскими, положительным человеком назвать его вовсе было нельзя. Жаловаться ему не имело смысла: на следующий день он забывал всё, что ему сказали и даже то, что к нему в гости приводили дочь.

— Вот, сейчас посижу минутку и продолжу. Надо еще для бабушки сварить фасоль, очень она ее любит, — говорила Ульяна сама себе, куда-то в пустоту.

— А Кристинка не хочет тебе помочь? — возмущенно спросила Ева.

— Она в зале с отцом, они только закончили елку наряжать.

— Ну да, это тебе не картошку чистить, ёлку наряжать — приятное занятие. Что за привычка, ёлку ставить в последний день? — буркнула она.

— Ну, — развела руками мать, — Родиону некогда было. Дела, сама понимаешь, — оправдывала она мужа.

— Деловой, — пренебрежительно выпалила Ева, скорчив гримасу.

— Ева, дочка, — мать погладила по плечу свою дочь-подростка, которая уже стала юной, оформившейся барышней, — Родик нам с тобой очень помог в свое время. Если бы мы не сбежали от твоего отца, он бы мог нас убить. Его запои только имели начало, а конца не имеют до сих пор, — глаза Ульяны наполнились слезами, — как вспомню, так вздрогну, как ночью впопыхах собирала вещи, твои детские ползунки, кофточки, а на улице мороз лютый, не проехать. Как мы той ночью приехали к бабушке с дедом, Царствие ему небесное, а за такси заплатить было нечем. Дед Веня, мой отец, вышел нас встречать и молча расплатился. Он ни слова не спросил, только мама скандал закатила жуткий… Мы все вместе жили в той квартире, где сейчас Мила с семьей живет, ты наверняка не помнишь? — слеза скатилась по её щеке, оставляя мокрый блестящий след. Ева, отрицательно покачав головой и улыбнулась сквозь пробежавшую слезу.

— Я с тобой на руках, Милка с маленьким Аркашей. Вы с ним даже спали в одной кроватке, места ведь было мало. И, как будто нет у нас будущего, просвета нет, больше ничего нет. Только есть мы друг у друга, наш уютный родительский дом, стены которого всегда нам сил придавали, душу лечили. А бабушка Элина, конечно, была недовольна нами, сколько мы от нее наслушались тогда. Как она только нас ни называла, меня и Милу, — Ульяна поджала губы, чтоб не произнести эти оскорбительные слова, — дочки уважаемых людей, и что из нас вышло? Принесли «в подоле» от не пойми кого. Ну, это обычно про меня говорили. Аркаша-то… ну ты знаешь. Сын большого начальника. А вот у тебя клеймо от бабушки на всю жизнь — дочка алкоголика.

— Да все знают про Аркашу. Наверное, кроме маленькой Альбинки.

— Нет, ты что? Милка не позволяет, чтоб девочка узнала. Для нее Роберт — ее папа и папа Аркадия. И пусть так будет как можно дольше. Дружнее будут, — рассуждала Ульяна.

— И вы с тётей очень дружные. Пример для многих, — Ева взяла мать за шершавую ладонь.

— Дружными нас приучили быть с детства, но знаешь, эта ситуация, когда мы с вами остались одни, когда давили на нас со всех сторон, то ваши отцы, будь они неладны, то бабушка, то общественность со своим мнением и идеологией, очень нас сплотила. Суды эти бесконечные. Особенно у меня с твоим отцом. Постоянно надо было что-то кому-то доказывать, деньги из него выбивать, копейки эти несчастные! Мы на все слушания вместе ходили, Мила меня не оставляла одну. Мы с сестрой будто против всего мира выстояли в то время, а девки-то сами молодые. В голове — совсем не то, что в жизни происходило. Милка сразу после института, только закончила, а я… Я в том году снова не поступила. Вот, ты смотри на меня дочка, как на неудачный пример. Усердно учись, думай о своем будущем. Не кидайся в омут с головой, как я и тётя. С сестрой будьте дружными. Всегда, как одно целое. Ты — старшая, от тебя многое зависит, слышишь, дочь? — Ульяна вытерла накатившие на щеки слезы, — Кристинка растёт у нас балованная, у нее ветер в голове, а ты ее всегда направляй, ладно?

— Обещаю, мам, только ты не волнуйся, — они обнялись, и, если бы ни звонок в дверь, так бы и просидели до вечера.

— Бабушка пришла, — из зала послышался топот, Кристина бежала встречать гостей. А за ней вышел высокий и упитанный мужчина в полосатой рубашке и строгих брюках со стрелками.

— Заноси, заноси, внучек, — в распахнутых дверях показалась бабушка Элина и Аркадий, державший в руках тряпичную сумку со стеклянными баллонами.

— Мама, ну что ты опять с сумками, не стоило, — смутившись, сказала Ульяна.

— Это мое дело, стоило или нет. Там компоты, всё натуральное, а не та химия, которую вы покупаете.

— Зря в магазин ходила, — вздохнула про себя Ева.

— Спасибо, нам так приятно, — Ульяна улыбалась, изображая искреннюю радость.

— Здравствуйте, дорогая теща, — Родион помог Элина снять пальто, — мы вам очень рады, — понять, искренне ли говорил военный или нет, было практически невозможно. Его лицо никогда не передавало никаких эмоций. Словно маска с одним и тем же выражением безразличия.

— Мы и правда очень рады! Ты который год с нами новогодние праздники проводишь, так всегда от этого тепло и по-семейному, — поддержала мужа Ульяна.

— Это наверняка потому, что зятя своего уважаю. Мне в его компании приятно. Чего не скажешь о втором зяте, — еще немного, и бабушка бы завела старую пластинку о том, как её дочь позволила себе выйти замуж за простого челночника-эмигранта.

— Бабушка, пойдем в комнату, я тебе нашу ёлку покажу! — Кристина бесцеремонно потянула за рукав бабушкиной кофты с гипюром, за что чуть не выхватила от бабушки и мамы. Но девочка никогда не реагировала на замечания и всё продолжала делать по-своему.

— Да, что мы стоим в коридоре, проходите уже, сейчас откроем с вами бутылочку, — пригласил хозяин дома.

— Бутылочку чего? — хитро прищурилась бабушка.

— Вот открою барный шкаф, и вы сами выберете, что ваша душа пожелает! — перед посторонними людьми Родион никогда не демонстрировал своего скупердяйства.

— Аркаша, сынок, проходи, оставайся с нами, — предложила Ульяна племяннику, одарив его ласковой улыбкой.

— Нет, спасибо, Улька (так он называл её с детства), меня мама с папой дома ждут. Мы, по традиции, завтра ждем вас, все вместе будем праздновать. А я должен был бабушке помочь добраться. Теперь, пора ехать, — вежливо отказался парень.

— Как ты пойдешь? Там такой снегопад!

— Как? На автобусе! Сейчас на остановку, а оттуда на пятидесятый сяду. «Аэропорт» — это как раз его конечная остановка, оттуда пешком до дома минут десять.

— Нет, так не пойдет. Я тебя не отпущу, — Ульяна полезла в сумку и достала кожаный кошелек, — вот тебе деньги, поезжай на такси. Как раз возле остановки на бежевой копейке мой знакомый таксист стоит. Скажешь, что ты мой племянник. Пусть тебя в целости и сохранности до самого подъезда довезет.

— Уля, не нужно. Мама будет недовольна, что я у тебя взял денег… — Аркаша смутился.

— Еще чего не хватало. Я с мамой сама разберусь. Езжай, родной, из дома позвони, — она, проводив племянника, поцеловала его в холодную щеку.

9

А мороз всё с большим энтузиазмом продолжает рисовать узоры на стеклах многоэтажек. Похожи они то на волны бурного океана, то на огромные снежинки, такие ровные, чёткие рисунки, которые неподвластны ни одной кисти художника. Стоит только хоть капельку приоткрыть большое деревянное окно спальни, как сразу в квартиру клубами врывается морозный пар. Такой же, как выдыхаешь на улице. Надолго открывать окна нельзя, говорят, можно простудиться. Поэтому Альбина только лишь разглядывала причудливые рисунки и водила пальчиком по стеклу в ожидании брата.

— Вот придёт сейчас Аркаша, мы снова сядем на подоконник и будем болтать. Ничего, что еще не темно, просидим так до самых сумерек. Нет, до самых курантов! — трепетно ждала девочка.

Но её фантазийный полёт прервала мама:

— Пойдем, поможешь мне накрыть на стол, — позвала она, и Альбина с радостью согласилась.

Дочка раскладывала бумажные салфетки треугольником под каждую тарелочку, потом сверху клала позолоченные приборы. Стол постепенно заполнялся аппетитными блюдами, которые Мила по очереди приносила из кухни, параллельно поглядывая «одним глазом» в телевизор:

— Бедный Ипполит. Ни в чем мужчина не провинился, достойный, красивый. А Надя всё-таки выпивающего Женьку выбрала, — рассуждала она про всем известный кинофильм.

— Полюбила, — Роберт вступился за героиню кино, поставив на стол бутылку семилетнего армянского коньяка, а рядом — Советское шампанское.

— Такая она коварная штука, эта любовь, — улыбнувшись, ответила Мила.

Альбина смысл разговора не улавливала, так как сконцентрировалась на салфеточках и тарелках. А этот фильм помнила только по знаменитой мелодии. Её сосредоточенный взгляд перешел на входную дверь, когда в нее позвонили.

— Аркаша вернулся, — радостно сказала она.

— Сынок, ну как всё прошло? Помог бабушке? — Мила встречала сына у порога.

— Да, они уже садились за праздничный стол, когда я уходил, — ответил парень, снимая заснеженные сапоги.

— Как ты добрался домой? Там такой снегопад!

— Мне Ульяна дала денег на такси, я на нем приехал, — немного растерянно, как бы извиняясь, доложил он матери.

— Ну, Ульяша… — покачала головой Мила, — к чему эти лишние траты с её-то образом жизни? Ладно, иди выпей чай, согрейся, а потом ложитесь спать. Нам всю ночь праздновать, а вы быстро устанете, если не поспите. И не забудьте потом переодеться уже в нарядные вещи, к столу. Я приготовила тебе белую рубашку, а Альбинке — карнавальное платье снежинки, чтоб вы красивые вступали в новое тысячелетие.

На кухне работа не останавливалась: Роберт и Мила заканчивали последние приготовления к праздничной ночи.

— Всё, я десерты в холодильник положил, пусть застывают. Докурю сейчас и пойду тоже посплю, — затушив сигарету о гипсовую пепельницу, сказал Роберт.

— Дорогой, а подарки для детей? — шепотом спросила Мила.

— Щенок на стоянке сидит за нашим домом, я охранников попросил проследить за ним. Покормили его, и обратно в коробку положили, чтоб не убежал. А джойстик Аркашин в машине лежит. Как они уснут, спущусь и заберу всё вместе.

— Ну и хорошо.

— А ты почему про свой подарок не спрашиваешь? — Роберт нежно обнял жену за талию.

— Деде Мороз и для меня что-то подготовил? — игриво подняв бровь, спросила Мила.

— Конечно. И, опередив твой вопрос, предусмотрительно на кровать в нашей спальне положил. Не под ёлочку, но тоже приятно.

— Тогда, я пойду посмотрю? — щеки Милы покрылись румянцем.

— Пойдем вместе, — взяв за руку жену, сказал Роберт.

Входить в родительскую спальню без разрешения детям было строго запрещено. Поэтому, взрослые могли спокойно побыть наедине, зная, что их не побеспокоят. Войдя в комнату, Мила ахнула. На шелковом китайском покрывале лежала кожаная сумка-мешок кислотного цвета. Как раз модная и крайне редкая часть женского гардероба конца девяностых. За такими моделями охотились все рыночники, но урвать ее было почти невозможно.

— Это мне? — по-детски обрадовалась молодая женщина.

— Тебе. А ты ее открой, может там внутри что-то есть? — Роберт делал вид, что не имеет отношения к подарку.

Мила быстрыми движениями расстегивала многочисленные змейки на кожаной сумке, пока в одном из отделений ни обнаружила коробочку из бархата.

— Роберт… — протянула она.

— Я не причем, — поднял он ладони вверх, — это все Дед Мороз.

В бархатной коробочке лежал комплект из белого золота с россыпью бриллиантов, серьги и кольцо, явно антикварный. А на бирках ярко выбита надпись: «ГлавЮвелирТорг СССР».

— Какая прелесть, — Мила закусила нижнюю губу от восторга.

— Этот комплект — не простой, — объяснил муж, — я вообще-то должен был подарить его тебе тогда, когда Альбинка родилась, но, как ты помнишь, момент был не тот. Спокойной жизни нам не светило, и я попросту о нем забыл. А вот совсем недавно нашел его, перебирая вещи, которые когда-то привез из Грузии. Комплект этот дедушка мой…купил, я тогда был не старше нашей дочки, — запинаясь, рассказывал Роберт, — дед сказал моей маме, чтоб подарила будущей невестке, когда я вырасту и женюсь. То есть тебе. Но, отношение моей мамы к нашему браку ты и сама знаешь, — понуро вздохнул он, — поэтому, она просто отдала его мне, когда приехала сюда. Прими его как нашу фамильную драгоценность. Пусть и не так, как того хотел дед, но всё же — это реликвия моей семьи. А ты уже потом подаришь его Альбине на выпускной или ее дочке, сама решишь.

Мила, привыкшая все и всегда покупать себе сама, была приятно удивлена. Роберт конечно одаривал свою жену приятными подарками, пусть не часто, но всегда от души. И она это ценила. Потому и прощала мужу не всегда удачные затеи собственного бизнеса, потраченные впустую деньги, и просто продолжала работать. Во благо своей семьи и детей.

— А у меня тоже есть для тебя подарок, но тебе его подарит Альбина. Она так просила сама вручить, что я не смогла отказать. Придется тебе ждать полуночи, — она обняла мужа за шею, — спасибо за прекрасный сюрприз.

10

Вся семья наконец-то собралась у главного атрибута праздничной ночи — у телевизора, за столом. С улицы уже доносились редкие звуки взрывающихся салютов и петард: самые нетерпеливые никак не могли дождаться курантов и приступили к фейерверкам, как только стемнело.

— Ну, пора провожать старый год? — Роберт налил себе и жене в бокалы шампанского до краев.

— А нам? — возмутился Аркаша.

— А для вас «детское шампанское», открывай, — отец протянул ему ярко красную бутылку клубничной «шипучки».

— Папа, произнеси последний тост года, — попросила Мила.

— Что ж, год был для нас непростой. Наконец-то мы закончили ремонт в этой квартире, который длился несколько лет. Было трудно, не стану отрицать. Но, жаловаться и обижать «уходящий» год тоже не буду: все цели, которые мы ставили — достигнуты. Нам остается только строить новые планы, чтоб в предстоящем тысячелетии умножать то, что имеем и ничего не потерять! — глава семьи поднял бокал.

— Да, самое главное — сохранить то, что есть, остальное — купим, сделаем… — поддержала супруга.

— Наживем! — громко сказал Роберт.

Бокалы издали раскатистый звон, и семейство приступило к трапезе. Они протягивали друг другу тарелками и салатники, пробуя с аппетитом каждое блюдо. Восхищаясь этими блюдами, которые из года в год готовят почти в каждой семье, супруги хвалили друг друга. И конечно, невозможно себе представить новогоднюю ночь без «Голубого огонька» со всеми любимых песен.

— «Огонек» уже начался? — спросила Альбина.

— Ой, точно, давайте включим! — Мила нажала вторую кнопку на пульте.

— А кого ты там хочешь увидеть, дочь? — с хитрой улыбкой спросил Роберт.

— «Руки Вверх» она ждет! — опередил Аркаша.

— Еще Андрея Губина… — смутилась девочка.

— Ты что, в Губина влюбилась? — шутя, спросила Мила у дочки.

— Я вырасту и выйду за него замуж, — щеки Альбины покрылись румянцем.

— Зачем тебе жених такого маленького роста? — отреагировал Аркаша.

Все дружно рассмеялись. Как и должно быть за праздничным столом.

— А я вот «Старые песни о главном» больше люблю, чем «Огонек», — сказала Мила.

— Там песни нашего детства поют, мы их хорошо знаем и помним наизусть. А песни их детства, — показал Роберт на детей — это уже «Иванушки, Губины» и все остальные, непонятные для меня, как для человека, который закончил музыкальную школу, псевдо певцы и певички.

— Так, давайте пока поиграем! Альбина, неси новую книжку с загадками! — скомандовала мама.

Веселый вечер плавно превратился в ночь, и, традиционно, выступление президента слушали стоя. Начался бой курантов, все замерли, полные трепета и волнения, будто эти секунды круто поменяют жизнь. Один, два, три…Будто стрелки часов подхватят и перенесут в сказку, где добро побеждает зло, где нет страха и потерь, где любовь бесконечна, а жизнь сверкает ярко, словно океанская волна в лучах летнего солнца. Девять, десять, одиннадцать… Каждый закрывает глаза и представляет себе идеальный мир, который настигнет, как только пробьет двенадцать. Двенадцать. Перезвон бокалов, гимн страны, громкие хлопки, крики, поздравления и поцелуи, телефон, разрывающийся от звонков, знакомые голоса из телевизора. Первые полчаса наступившего года всегда такие, сумбурные, суетливые, яркие. Только и успевай чередовать поздравления родных с наблюдением за салютами из замерзшего окна.

— Пойдем на балкон, из нашего окна ничего не видно! — крикнул сестре Аркаша.

— Оденьте дублёнки, без верхних вещей на балкон не выходить! — сквозь праздничный гул они услышали крик мамы.

— Аркаш, давай уже во двор, наши фейерверки запускать, — позвал Роберт.

— А мне можно? Ну пожалуйста! — взмолилась девочка, накидывая тяжелую дубленку на плечи.

— Нет, ты с мамой будешь с балкона смотреть. Мала еще для опасных игрушек, — отрезал отец. И дочка, как обычно, подчинилась.

Подставив себе табурет под ноги, чтоб быть немного выше, Альбина стояла, опершись о застекленную балконную раму и смотрела, как брат руками в вязаных перчатках делает в снегу «ямку», чтоб поставить в нее коробку с салютами. Вскрыть и поджечь фитиль помогал отец. Еще мгновение, и из коробки, словно россыпь разноцветных бусин в небо вылетели огоньки. Она, то опускала голову на брата и папу, то снова поднимала глаза к черному небу, на фоне которого всё ярче и ярче зажигались и тут же тускнели огни. И вдруг, те самые любимые Аркашины ракеты по одной со свистом взлетели в высоту и исчезли под ночным покровом. А одна из них стремительно направилась к соседнему дому.

— Куда она летит? — испуганно спросил Аркадий.

— Боюсь, что на балкон залетела, на третий этаж, — с растерянной улыбкой ответил Роберт.

— А если взорвется? Пожар же будет…

— Давай подождем пять минут. Если что, я вызову пожарных, — решил отец.

— Папа, чего вы стоите? У вас фейерверков больше нет? — крикнула им Альбина с балкона.

— Закончились. Сейчас, немного постоим и поднимемся, — ответил отец.

Спустя пять минут, а затем и десять, на соседском балконе ничего не произошло, а ракета оказалась бракованной и, к счастью, не взорвалась.

— Слава Богу. Идем домой, я уже замерз, — похлопал он по плечу сына.

Дома на столе красовались порционные десерты в стаканчиках, а по середине — большой бисквитный торт с густым шоколадным кремом — самый любимый торт детей.

— Кому кусочек? — спросила Мила. И все дружно закричали, перебивая друг друга.

— Раз уж перешли к десертам, у меня для детей есть подарок, — сказал глава семьи. Из кладовой он вынес большой картонный ящик.

— Ну, налетайте, это вам.

Альбина и Аркадий, не церемонясь с ящиком, потянули с двух сторон и, конечно же, порвали его в клочья. А из него в разные углы зала покатились десятки популярных шоколадных яиц с сюрпризом. И сколько же их там было — не счесть.

— Ух ты! Спасибо, пап! — обрадовались они, пытаясь собрать укатившиеся сокровища.

— Давай как обычно? Мне шоколад, а тебе игрушку! — предложил старший брат.

— Э, нет, — возразил отец, — здесь их столько, что вам хватит и шоколада, и игрушек поровну.

— Дочка, а ты ничего не забыла? — подмигнула ей Мила.

— Ой! Точно! Папин подарок! — она рванула в свою спальню и принесла оттуда небольшой цветной пакетик.

— Это тебе! С Новым годом! Я открытку нарисовала и положила сюда, а мама купила вот это, — она протянула пакет отцу.

— Ну-ка, дай посмотреть, — из того самого пакета Роберт достал модные электронные часы «Сasio», которые давно ему приглянулись, только купить их всё времени не хватало.

— Говорят, часы дарят любимым к расставанию, поэтому я их дарить не стала, а Альбинке можно. С праздником, — она ласково, но сдержанно поцеловала мужа в щеку.

— Спасибо, это очень даже неожиданно, — в ответ и он одарил жену поцелуем.

Не прошло и получаса, как брат и сестра, сидя на диване, облокотились на подушки. Их клонило в сон, глаза обоих непроизвольно закрывались.

— Давайте в детскую, — мама погладила детей по тёплым щечкам и отправила спать, — а утром под ёлочкой вы найдете подарки, о которых просили Дедушку Мороза.

— Мам, я его встретить хочу, — на ходу зевая, пробормотала Альбина.

— Не получится, маленькая моя. Он очень быстро придет, всё оставит и отправится к соседям. Представь, сколько детей его ждут в эту ночь, каждого нужно посетить.

Укрыв обоих пуховыми одеялами, Мила поцеловала по очереди детей и закрыла дверь в их спальню:

— Доброй ночи, любимые.

Вдруг, раздался телефонный звонок. Мила решила, что это очередные родственники звонят поздравить. Но, сняв трубку, она услышала писклявый женский голос. Это была не родственница.

— Ната? С Новым годом, — уважительно, но без эмоций, сказала Мила.

— С праздником, Милочка. Передай поздравления моему начальнику, пусть он будет здоров и счастлив со своей любимой женой.

— Обязательно передам. Приходите завтра всей семьей, мы собираем гостей.

— Спасибо за приглашение. Я уже знаю, что вы завтра всех собираете, мне Роберт говорил. Мы придем, если ты не против, конечно, — Натали, в попытке казаться доброжелательной, выдавала «с потрохами» свое язвенное нутро.

— Конечно, не против. До завтра.

Стоя за спиной жены, этот разговор слышал и Роберт.

— Кто звонил? — он притворился, будто ничего не понял.

— Натали, с твоей работы. Передала тебе поздравления, — отстраненно сказала Мила, — я их пригласила к нам в гости.

— Ой, не стоило, — отмахнулся супруг, — к себе подчиненных приближать нельзя, тем более часто звать в гости. А то на голову садятся.

— Она бы и без моего приглашения пришла, как я поняла, — пристально посмотрев в глаза мужу, сказала Мила.

— Без приглашения я бы ее не впустил в свой дом. Выгнал бы, и дело с концом. С увольнением, — Роберт не допускал мысли, что жена догадается о его порочной связи с помощницей, — так, ладно. Дед Мороз пошел на стоянку. Надо быстренько всё положить под елку. Мужикам — сторожам бутылку отнесу, поблагодарю за помощь.

Подойдя к жене, он обнял ее и крепко прижал к себе:

— Спасибо еще раз за подарок. И, глупости это всё — про расставание. Мы никогда не расстанемся, — шепотом заверил он, пристально посмотрев в глаза.

Мила осталась в зале наедине со столом, заполненным посудой, и телевизором, звук которого был уже приглушен. На часах — пол второго ночи. Она знала, Уля тоже не спит. Ей можно смело позвонить и не бояться разбудить.

— Уложила своих? Мои уже спят, — первое, что Мила услышала от сестры.

— Ага. Только Роберт за подарками пошел. А я пока решила набрать тебе. Завтра ждем вас, ты же не забудешь?

— Нет, конечно. Мы обязательно придем.

— Ты хоть отдохнешь от своих вечных уборок-готовок, — пожалела сестру Мила.

— А что делать? — тихо ответила Ульяна, — ты же знаешь, жизнь у меня — как в армии. По часам приемы пищи, комплексное меню, чистота в помещении… Еще и мама, когда у нас гостит, я в три раза больше устаю. Ей же тоже не угодить.

— На счет меня говорили? — пытаясь скрыть волнение, спросила Мила.

— Говорили, но ничего нового ты не услышишь. Знаешь ведь ее позицию, — сказала Ульяна.

— Мне ее позиция тяжело дается для понимания. Уже десять лет в этом году будет, как мы женаты. Посчитать по пальцам можно, сколько раз за эти годы мама была у нас в гостях. Я каждый праздник делаю вид, будто меня не волнует, что она не приходит. А в душе тоска. Отец умер, защитить меня давно некому, а она не понимает и не хочет понять, что я уже в браке и этого не изменить… — Мила прикусила губу и замолчала.

— Не волнуйся, Милка! Я мать уговорила завтра к вам прийти. Соберемся за одним столом, за столько лет впервые, все вместе. Вспомним наши былые времена, споем что-нибудь, ты нам на фортепиано сыграешь, я — на гитаре. Давай?

— Давай, родная, — Мила прикрыла рот ладонью, дабы сестра не услышала дрожь в ее голосе, — Роберт вернулся. Я тебя обнимаю. До завтра. С Новым годом.

Ульяна, слушая гудки, произнесла в темноту: «С Новым годом». Медленно опустившись на шаткую кухонную табуретку, она не спеша развязала фартук и, оперев голову на ладони, пыталась сдавить подкативший к горлу ком. Где-то вдалеке слышались веселые голоса, напевавшие знакомые песни, соседи продолжали бурно отмечать. И, казалось бы, всё хорошо. Но, почему-то так хотелось плакать.

11

За окном еще не успел наступить первый рассвет нового тысячелетия, а Альбина уже поднялась с постели. Тихонько, чтоб не разбудить домашних, она, приподняв подол длинной пижамы, на цыпочках направилась в большой зал. Полная детской надежды и в нетерпении. Исполнится ли ее желание? Заглянув под ёлку, первое, что она увидела, была большая картонная коробка, на которой изображена игровая приставка — то, что загадывал Аркаша. Этот подарок девочку не заинтересовал, но она уже представила, как обрадуется старший брат.

— Но, где же…? — опустившись коленками на холодный паркет, она отодвинула пушистую ветку и заглянула поглубже. За коробкой пряталась плетёная корзинка, внутри которой коричневой пятнышко то поднималось вверх, то опускалась. В ней кто-то мирно спал, свернувшись клубочком. От переполнявшего удивления, радости, чистого счастья, Альбина прикрыла рот двумя ладошками, чтоб не закричать на всю квартиру. В такой замершей позе она просидела еще несколько минут, пытаясь понять, не сон ли это? В корзинке действительно кто-то посапывал, кто-то живой и пятнистый. Девочка робко протянула руку, чтоб потрогать коричневое пятнышко. На ощупь — пушистое, шёлковое. Она притянула корзинку поближе и, наконец, внимательно разглядела свой долгожданный подарок. Спящий, мохнатый щенок с вытянутой мордой, так крепко провалился в сон под теплотой сосновых веток, что совсем не отреагировал на перемещение. А Альбина, не сводя с него глаз, ласково провела ладошкой по густой шерсти. До самого рассвета они просидели так под ёлкой: щенок и его новая хозяйка.

Роберт всегда просыпался раньше остальных, даже первого января неизменно его подъем случался не позже восьми утра. Он бесшумно выходил из родительской спальни и шел на кухню за очередной порцией крепкого свежезаваренного кофе. В этот раз выйдя в зал, он увидел свою маленькую дочку, волосы её были растрёпаны, пижама в мелкий цветочек прикрывала ее детские пяточки, а рядом с ней лежала та самая корзинка с новым другом. Роберт смотрел на девочку и умилялся: как она похожа на него, как он в детстве любил собак и тащил домой всех уличных псов. За что неизменно получал от мамы подзатыльники. Было больно, и домой собаку заводить ему не разрешали. Пусть теперь его ребенок порадуется. Половицы заскрипели, и Альбина оглянулась.

— Папа, — восторгалась она, — посмотри!

— Это кто? Неужели Дед Мороз тебе принес собаку? — подыгрывал Роберт.

— Да! Настоящий щенок! Вот интересно, он мальчик или девочка? — глаза Альбины горели будто две звездочки.

— Я думаю, мальчик. Ой, посмотри, — отец достал из-под ёлки пакет в форме мешочка, набитый доверху конфетами, — тут еще сладости. Бери, это тоже тебе.

Альбина вытащила свой любимый шоколадный батончик и, освободив его от обёртки, поспешно надкусила.

— Как мы его назовем? — спросил отец. Недолго думая, Альбина посмотрела на обертку шоколада.

— Давай назовем Марс. Он тоже как будто шоколадный. И такой сладенький!

— Марс? Хорошая кличка, — отец одобрительно кивнул головой. И тут уже проснувшийся Марс высунул свой вытянутый нос из корзинки и тоненьким голосом гавкнул. Вышло у него это неуклюже и очень потешно.

— Смотри, дочь, он с тобой поздоровался, — улыбнулся Роберт, — ну же, не бойся, возьми его на руки, — он приподнял щенка и вручил девочке. А она крепко прижала его к груди и готова была расцеловать.

— Что за звуки? — Мила, проснувшись, вышла из спальни, — неужели у нас новый член семьи? Теперь будет нас с утра пораньше будить.

— Мам, знакомься! Это — Марс! Мы с папой ему придумали кличку.

— Ну, что ж Марс, добро пожаловать в семью! — Мила присела рядом с дочкой и осторожно погладила щенка за ушком.

— Альбина, оставь не на долго своего щенка и пойди переоденься в нарядное платье. Оно уже отглажено и лежит на твоей постели. Аркадий, — позвала мама, — ты тоже переоденься. Через полчаса гости начнут собираться.

Девочке совсем не хотелось отходить от своего Марса, она так и просидела с утра под ёлкой с малышом на руках. А тот мирно лежал, периодически пытаясь издать смешные звуки. На редкость спокойный и тихий друг попался ей. Совсем как она сама по характеру. Взяв в руки корзинку, Альбина направилась в детскую. Тщательные приготовления к приходу гостей подходили к концу, стол ломился от ароматных блюд, подарки аккуратно разложены по картонным пакетам. Вдруг, раздался первый звонок в дверь. Марс, проявив интерес, выскочил из своего домика-корзинки и со звонким щенячьим лаем подбежал к двери. За ним рванула Альбина, Аркаша последним вышел из детской.

— Самые пунктуальные — это мои родственники, — с улыбкой встречала Мила, — проходите, пожалуйста, мы вас очень ждали. Мама, — обратилась она персонально к Элине, — проходи, разувайся. Роберт поухаживает за тобой, — подмигнула она мужу.

— Элина Абрамовна, здравствуйте, — обратился он, — можно я Вам помогу?

— И кто только придумал эти зимние похождения друг к другу? Дороги в снегу, проехать невозможно. Пройти по улице тоже невозможно. Холод собачий. Противно выходить из дома, — она бросила косой взгляд на зятя, но быстро отвела глаза в сторону, — здравствуйте, — выдавила она сквозь зубы.

— Так мы ж на хорошей машине, дорогая теща! Она у меня — проходимец, — вещал в дверях Родион, протянув руку Роберту, чтоб поздороваться.

— Твоя машина конечно проходимец, но мне и похлеще проходимцы известны, — демонстративно сказала Элина, протянув свою шубу из натурального меха Роберту. Тот настолько был адаптирован к колкостям тещи, что уже не обращал на них внимание, воспринимая как шутку каждое ее едкое высказывание. Мила тревожно посмотрела на сестру, но Ульяна одобрительно кивнула, дав понять, что сегодня берет мать на себя вместе со всеми ее выпадами.

— Мамочка, проходи за стол, присаживайся, а мы пока поздороваемся поближе, — улыбнувшись, сказала Ульяна.

— Неужели она сегодня опять что-то выкинет? — наклонившись, шепотом спросила её Мила.

— Не посмеет при гостях. А я её буду контролировать, не волнуйся, — заверила Ульяна, обняв сестру.

— Ева, Кристина, пойдемте скорее, я вам кое-кого покажу! — Альбина восторженно схватила девочек за руки и потянула за собой в детскую.

— Вот, посмотрите, — на руках Аркадий держал рыжего щенка, а тот смирно сидел, не пытаясь вырваться.

— Ух ты! — Кристина хлопнула в ладоши, — какой милый! Это тебе родители подарили?

— Это Дед Мороз мне принес! Я написала ему письмо, рассказала о том, что учусь на «отлично», хорошо себя веду, и попросила собаку в подарок.

— Ааа… — протянула Кристина и тихонько обратилась к Аркадию, — вы ей еще не рассказывали, да?

Аркадий сжал губы и покачал головой. Ева, стоявшая за спиной Кристины, больно ее ущипнула:

— Да тише ты, она ж еще маленькая.

— Здорово, Альбинка! — Кристина натянула улыбку, — молодец, Дедушка Мороз, исполнил твое желание

— А тебе он что принес? — спросила девочка.

— Мне косметический набор. Лаки для ногтей, заколочки разные, — похвасталась Кристина.

— Ева, а тебе тоже самое?

— Этой зануде разве нужны всякие девичьи радости? — не дав Еве ответить, выпалила Кристина.

— Просто я не только о себе думаю, — обиженно ответила Ева, — мне новый миксер принес. Практично, и мама его давно хотела. Пусть пользуется. А я время от времени буду выпечку делать с его помощью и вас угощать сладостями. Тортиками разными, пирожными.

— Куда тебе тортики еще есть? Ты и так толстушка, — дразнилась Кристина.

— А ты дурочкой растешь. Одни помады на уме, а сама мала еще, — парировала сестра.

— Ладно вам, успокойтесь, — вмешался Аркадий, — мне ваши бабские склоки уже надоели. Я вам на правах мужчины сегодня запрещаю спорить и ссориться.

— Как скажешь, братец. Мы же обязаны тебя слушаться. Особенно этому будет рада наша дорогая бабушка, — хитро улыбнувшись ему, сказала Кристина.

12

Все приглашенные уже собрались за столом, бурно обсуждая планы на наступивший год. Их своим гулом перебивал телевизор и смех выходивших на балконе, чтоб покурить. Только хозяин дома хотел произнести первый тост, как в дверь снова позвонили.

— А кого мы еще ждем? — спросила Мила и тут же вспомнила, — ах, да. Твоя помощница с семьей.

— Я уже успел обрадоваться, что она не придет, но нет, — Роберт нехотя направился встречать гостей.

— Здравствуйте, — скромно поздоровалась Ната, войдя первой в дом. За ней появился муж и дочка, ровесница Кристины. Мила спокойно поприветствовала ее и супруга, а дочери предложила пройти в детскую.

— Мы вас уже и не ждали, — якобы в шутку сказал Роберт, но доля правды в ней была огромная.

— А мы все равно пришли, — поправив длинные усы, ответил супруг Наты, тучный, сальный мужчина средних лет.

— Мы вам рады, присаживайтесь, пожалуйста, — любезно пригласила хозяйка.

— Ну вот, теперь можно и тост произнести, если у всех бокалы уже наполнены, — начал Роберт, налив себе рюмку коньяка, — гости дорогие, добро пожаловать в наш уютный дом! Вы здесь еще не были после ремонта, так что поводов для радости у нас много, вот один из них — маленькое новоселье, — гордо сказал он.

— Можно подумать, за его деньги всё тут было сделано, — себе под нос пробормотала Элина. Младшая дочка легонько пнула ее коленкой под столом.

— Давай не сейчас, — прошептала Ульяна.

— Буду рад стать вашим гидом и провести небольшую экскурсию по квартире для всех желающих, — продолжал Роберт, — мы с Милой, моей женой драгоценной, долго к этому стремились. Старались, не для себя даже. Мы хотим, чтоб наши дети жили в уюте. Мила всеми этими хлопотами занимается вплотную, а я в основном на передовой. Очень благодарен жене за то, что хранит наш очаг, — Роберт посмотрела на Милу, — но это уже повод для отдельного тоста.

— Актер, и играет неправдоподобно, — снова шепнула Элина.

— Мама, ты не хочешь в детскую пойти? С внуками посидеть в конце концов? — Ульяна прошипела матери на ухо. Её предложение осталось без ответа. На дочь Элина даже не взглянула.

Сдержать нахлынувшие эмоции не могла и Натали, которая сделала вид, что поперхнулась, вызвав громкий кашель, чем перетянула внимание гостей на себя.

— Может выйдем на воздух? — приобнял её супруг, на что она плечом оттолкнула его руку и осталась сидеть на своем месте.

— Так вот, — прочистив горло, Роберт завершил тост, — давайте начнем наш вечер с главного — С Новым годом!

Гости, закончив слушать складную речь хозяина дома, потянулись друг к другу, чтоб чокнуться и радостно закричали «Ура». Натали до дна осушила бокал искрящегося шампанского, а Мила, лишь пригубив, внимательно следила за поведением гостьи. В её голове проскальзывали неприятные мысли на её счет, но «вор еще не был пойман», да и относился супруг к жене крайне уважительно, с любовью. Преданно к семейству и к долгу перед ним. Но, для чего же, всё-таки, на его рабочем месте находилась кровать? Неужели, только для сна?

Крамольные мысли, что возникли в голове у Милы, перебил звонок в дверь. Казалось, что никого из гостей уже больше не ждут, все давно прибыли. Жестом Роберт показал, чтоб жена не беспокоилась, он откроет дверь сам. Посмотрев в глазок, Роберт увидел высокого мужчину в карнавальном костюме Деда Мороза. «Наверняка, чья-то шутка» — подумал он, но дверь всё-таки открыл.

— Здравствуй, внучок, — обратился человек с белой бородой, — мы хотим с моим помощником — снеговиком поздравить вас праздником. Ты не против? — только после того, как Роберт открыл дверь, он увидел и второго мужчину в белом костюме снеговика.

— Артисты что ли? — спросил он недоверчиво.

— Еще какие артисты. Так что, впустишь детей поздравить? У нас программа короткая, зато берем недорого, — заверил «Дед Мороз». В это мгновение из комнаты выбежала Альбина, пытаясь поймать своего шустрого щенка. В коридоре она разглядела знакомый сказочный образ.

— Папа, это кто там? Дед Мороз? — девочка вскрикнула от удивления.

Отец понял, что отпустить «бродячих артистов» уже не получится. Тяжело вздохнув, он сказал им:

— Заходите, только не на долго.

Услышав восторженные крики Альбины, дети высыпали из спальни и тоже закричали от радости.

— Здравствуйте, ребята! Как вас много! Какие вы все нарядные, красивые! Правда, Снеговичок? — обратился один артист к другому.

— Правда, Дедушка. А давай послушаем, знают ли детки стихи или песни про Новый год! Может все вместе споем? — грубым голосом, наиграно ответил тот.

— Давайте мы подыграем? — предложила Мила, поставив табурет к старинному фортепиано.

— Принеси гитару, Аркаша, — попросила Ульяна, — сейчас будет музыкальная пауза.

— Какой-то странный Дед Мороз, не правдоподобный, — шепнул Аркаша Кристине на ухо.

— Да этот ладно еще. У второго вообще явный грузинский акцент. Снеговик с Кавказских заснеженных гор, — съязвила она.

— Вам всё не так, — отозвалась Ева, услышав их диалог.

Живая музыка разлилась по залу, а вместе с ней и многоголосье. Словно большой хор, компания взрослых и детей исполняла все новогодние песни, которые знали. Закончив выступление, под аплодисменты разгоряченных гостей, костюмированные герои удалились, а провожать их вышел Роберт.

— Спасибо, ребята. Вы правда молодцы, гостей развлекли как следует. Сколько я вам должен? — доброжелательно спросил он.

— Брат, да ты нам по горло должен, — сорвав с себя грубым движением бороду, мужчина оголил заросшее щетиной вспотевшее худое лицо, — развлекать тебя лично нам уже надоело.

Роберт сразу его узнал, ругая себя, что не догадался по голосу, кто перед ним все это время ломал комедию.

— Вы зачем приехали? — радость сменилась на гнев, хозяин дома резко перешел на серьезный тон.

— Как зачем? А ты думал троюродных братьев на деньги кинуть? — спросил второй, снимая с себя парик.

— Я же сказал вам, сейчас нет денег. Как только будут — вышлю. Вы совсем обнаглели? Как клоуны в мой дом проникли и еще что-то нагло требуете, — глаза Роберта от злости наливались кровью. Сейчас ему не хватало только этих разборок.

— Мы требуем свое и ни долларом больше. Я смотрю, ты тут круто обжился. Квартира, машина, стол ломится от еды. Это у кого нет денег? У тебя? Не гони, брат. Ты на чьи деньги выстроил свой бизнес, забыл?

— Слышишь, голос не повышай, — Роберт схватил за локоть худого мужчину, — я же сказал, ушли оба отсюда. Быстро. Уезжайте домой, пока можете. Пока живые. Как будут деньги, я вам пришлю.

— Спокойно, — ответил тот, — давай пока по-хорошему. Я сегодня тебе день не испорчу, но завтра мы придем снова. И, чтоб деньги были готовы, — он отодвинул пальто так, чтоб Роберт увидел в его кармане пистолет.

— У нас с собой стволы, так что ты хорошо подумай, нужно ли тебе, чтоб жена узнала правду, за чей счет банкет, откуда у тебя деньги и твой новенький склад?

— Вон пошли оба, — скомандовал он, вытолкав обоих в подъезд и захлопнув перед их лицами входную дверь. Перед тем, как вернуться в гостиную, он посмотрел на себя в зеркало и вытер со лба испарину. Его лицо исказила злоба и чувство страха. Затем, он выдохнул несколько раз, пытаясь успокоиться. А тем временем гости, уже изрядно повеселев, танцевали под зарубежные хиты, что громко звучали из высоких колонок нового музыкального центра. Роберт присел на диван рядом с генералом.

— Всё в порядке? — привычным тоном, не выражавшим никаких эмоций, спросил Родион. В ответ Роберт кивнул, налив до краёв две хрустальные рюмки, себе и ему.

— С праздником, — коротко произнес генерал и мужчины, чокнувшись, выпили до дна.

На весь зал разлилась душевная музыка, очень популярная в кабаках, под нее танцующие делились на пары, чтоб исполнить медленный танец. Он наблюдал за происходящим и в какой-то момент поняв, что алкоголь не дал ему почувствовать желаемое расслабление, решил выйти на балкон, чтоб выкурить сигарету. Но, проходя мимо импровизированной танцплощадки, ощутил на своем плече знакомую миниатюрную ладонь. Она нежно тянула его к себе поближе.

— Можно пригласить? — из-за громкой музыки Роберт не услышал этих слов, но прочитал по ярко — красным губам, что сказала Натали.

— Ната, прекрати, — заметив, что его помощница переборщила с алкоголем, он грубо убрал ее руку со своего плеча.

— Не станцуешь — закричу. Все наконец-то о нас узнают. Сколько можно уже скрывать? — Натали под воздействием спиртного была серьезно настроена, а скандал в доме хозяину был совершенно не нужен.

— Еще чего, с ума сошла? — переступив через своё нежелание, он деликатно приобнял гостью за талию. Распластав свои короткие пальцы по спине Роберта, Натали прижалась к нему всем телом. Как он ни пытался отстраниться, она только сильнее стискивала его рубашку мокрыми ладонями. С языка у Наты срывались какие-то слова о том, как она скучает, как ей тоскливо, когда его нет рядом, но Роберт не хотел ничего слышать, делая вид, что слова эти его не касаются.

— Твой муж сейчас докурит на балконе, вернется сюда и не обрадуется, — единственное, что он сказал в ответ на её жаркие речи.

— Плевать. Он знает, что мы разводимся. Когда ты скажешь Миле? Может мне самой ей сообщить? Вот это будет неожиданный подарок на Новый год.

— Ты пьяна. Домой пора. Собирайся, — еще немного и Роберт бы отшвырнул наглую помощницу от себя, но он сдержался и молча разомкнул её цепкие руки со своей спины, — быстро, не задерживайся.

Наблюдая этот постыдный танец, Элина не выдержала и вышла в кухню, а за ней выбежала и Ульяна, уже предвкушая, что готовится устроить мать.

— Мама, только сейчас давай спокойно, без глупостей, — Ульяна попыталась ее остановить.

— Без глупостей? Весь брак твоей сестры — одна сплошная глупость! Она разве не понимает, что её благоверный спит с этой крысой? Да еще и в дом ее притащил, бесстыжий нахал! — распалялась мать.

— Тише, тише, не кричи. Милка услышит, — унимала ее дочь.

— И пусть услышит. И поделом ей, дуре. Опозорила нас, нашу семью. Пусть теперь расхлёбывает, — лицо женщины покраснело, а руки затряслись.

— Да чем опозорила? Мама, хватит уже. Она удачно вышла замуж, родила ребенка в браке. У нее все сложилось. Ты уже десять лет эту тему мусолишь. Давайте как-то прекращать это противостояние. Мы же семья… — Ульяна присела напротив матери, взяв ее за руку, — у тебя, кажется, давление поднялось. Дать таблетку?

— Не надо мне ничего, — мать залпом осушила стакан воды, — замуж она вышла, брак у нее. С кем брак? Она, когда его в первый раз в дом к нам привела, я подумала, что это шутка какая-то. Девочка из интеллигентной семьи связывается с нищим приезжим челночником.

— Девочка была уже давно не девочка и с ребенком, мам… — Ульяна пыталась ее перебить.

— Ну и что? И ты была с ребенком. И пол страны с детьми остаются. Давайте теперь связываться с бомжами и тащить домой всякую нищету! Пригрели его, помогли. А он теперь в нашу квартиру любовницу водит. Знаешь что, дочка, я тут ни на секунду не останусь. Пусть сами разбираются. А я сейчас Аркадия возьму и поедем домой. Нечего ему тут делать. Всё, праздник окончен!

Из детской спальни появилась Мила, которая, к счастью, не стала свидетелем поведения Натали и реакции своей матери. Она лишь застала мать с Ульяной в прихожей.

— Мама, куда ты? Еще десерт впереди, — непонимающе развела она руками.

— Десерт останется вам, сами ешьте. А мне что-то нехорошо. Давление поднялось, шумно у вас. Поеду домой. Аркашу позови, я его заберу к себе, — сдерживая эмоции, Элина не смотрела дочери в лицо. Мила перевела взгляд на Ульяну, но та лишь поджала губы.

— Доедешь домой, позвони нам, мам, — сказала Уля, помогая матери застегнуть молнию на сапогах.

— Что случилось? — захлопнув дверь, спросила Мила сестру.

— Как обычно. Переклинило, — Ульяна покрутила пальцем у виска, — надо отдать ей должное, хоть пару часов выдержала. Это рекорд за последние годы. С момента вашей свадьбы.

— Ладно. Пойдем десерт пробовать.

13

— Замечательный праздник у нас получился, да? — допивая утренний кофе, обратился Роберт к жене.

— Хоть и хлопотное это дело — гостей принимать, но оно того стоило. Все вроде остались довольны. Что же ты меня не предупредил, что вызвал к нам артистов? — спросила она.

— Хотел вам сюрприз сделать, — Роберт привык выкручиваться из неудобных ситуаций и придумывать складные, правдоподобные ответы на неудобные вопросы.

— У тебя отлично вышло, дорогой, — она нежно провела рукой по щеке мужа.

— Стой, Марс, ну не убегай! — в кухню резво вбежал щенок, а за ним Альбина в своей длинной пижаме.

— Он хорошо запомнил, где его миска с кормом. Вон сразу завтракать побежал, — умилялся ему отец.

— Как с ним гулять по такому морозу? Жалко все-таки, маленький еще, — размышляла вслух Мила.

— Я и его маленькая хозяйка будем пока на руках выгуливать щенка, да, дочь? — предложил отец.

— Конечно! Или купим ему собачью обувь. Я такую видела в мультфильме.

Неожиданно в дверь позвонили.

— Мы кого-то ждем? — удивилась Мила.

— Я открою, — Роберт посмотрел в дверной глазок, несколько секунд подумал, вспомнив, что у незваных гостей есть оружие, но дверь все же открыл.

— Альбина, возьмите с мамой щенка и посидите в спальне. Это ко мне, — командным тоном сказал он. Мать и дочь послушно направились в комнату.

Уже знакомая парочка прошла в квартиру с таким довольным видом, будто давно хотели повидать дорогого родственника и, наконец, с ним встретились. Один из них держал руку на том самом месте, где вчера прятал пистолет.

— Братишка, ты что, нам даже не предложишь выпить? — начал вчерашний «Дед Мороз».

— Я вам вчера что сказал? Уезжайте отсюда. Провоцировать меня — плохая идея, — Роберту начинало надоедать их упрямый настрой.

— А я тебе сказал, что мы придём утром. И без денег отсюда не выйдем. Нам ночевать сегодня негде, а у тебя здесь места полно, как я посмотрю.

— Ты с огнём-то не шути. За меня люди впрягутся такие, что ты в Грузию на инвалидном кресле вернешься. И без денег моих, и своих тоже. Кто тебе право дал ко мне в дом вламываться?

— Ты меня не пугай, младший братик. Я твоих людей всех знаю. Могу им тоже рассказать, что у тебя за долги.

Вдруг из-за спины мужа появилась Мила.

— Мне расскажите. Какие долги? — с непониманием в голосе спросила она. Хоть она и была напугана, но выдавать себя было нельзя. По одному только виду двух мужчин Мила поняла — муж попал на каких-то бандитов.

— Я же сказал в комнате сидеть, — Роберт от злости стиснул зубы.

— Ваш супруг нам задолжал кругленькую сумму, мадам. Обещал вернуть до праздников, но слово не сдержал. Чтоб он как-то побыстрее этот вопрос решил, пришлось приехать к вам в гости, — пояснил противным голосом неприятный тип.

— Назовите сумму, я отдам, — Мила была настроена решительно, — чтоб больше вас тут не видеть. В доме маленький ребенок, мне проблемы не нужны.

— Я ж говорил, — обратился он ко второму, — хорошо наш троюродный брат устроился: жена все его вопросы закрывает.

— Ты лучше рот свой закрой, — не сдержался Роберт.

— Вы сумму назовёте? — повторила Мила вопрос.

— Знаете, — издевательски сказал он, — можем этот вопрос решить немного иначе. Если у вас есть золото, пару красивых комплектов я бы забрал. И на этом забыл бы, что у меня есть такой позорный брат, — Роберт попытался подскочить, чтоб ударить негодяя, но Мила быстро остановила его.

— Хорошо, мы так и поступим. Но, если вы еще раз явитесь к нам, я на вас заявлю в полицию, и обязательно скажу, что мои украшения вы просто украли, — пригрозила она, а тем временем бандит обратил внимание на кольцо, что было надето на её средний палец.

— Ух ты, а это что? Не тот ли комплект, из-за которого Гела повесился?

— Тот. Но тебе он не достанется, — крикнул Роберт.

— Повесился? — удивилась Мила, — кто повесился?

— А, твоя жена не знает, наверное? Этот комплект в семье остался за долги. Весь наш двор знал, все соседи. Вот за долги вы нам его и верните.

Мила на секунду задумалась. Ни о каких долгах в семье Роберт она не имела понятия.

— Нет, так не пойдет. Комплект мне как память дорог. Я вам принесу сейчас другие, а вы сами выбирайте, — из своей комнаты Мила вернулась с деревянной шкатулкой в руках. И пока двое неизвестных ей мужчин перебирали ее золото, которое в свое время дарили родители, муж, что-то покупала она сама, Мила испытала такое гадкое чувство, как будто ее с ног до головы облили помоями. Ей хотелось отмыться, ей хотелось забыть этот жуткий момент позора.

— Вот эти два, с жемчугом, — довольным тоном сказал вчерашний артист.

Мила молчаливо согласилась, лишь бы эти люди поскорее убрались из ее дома.

— Ну, Роберт, прощай. Завидую я тебе, если честно. Где б такую жену взять, ума не приложу!

— Вон отсюда, — последнее, что он крикнул вслед своим родственникам. Едкое ощущение стыда перед семьей, перед женой, будто волна, накрыло его с головы до ног. Словно кто-то ударил его по спине, он упал на колени перед Милой, которая оставалась в той же позе, в которой она сидела, когда ее золото, будто на базаре, оценивали и перебирали своими грязными руками грязные люди.

— Прости меня… Не знаю, как так вышло. Они мне заняли деньги, когда я бизнес начинал только. Вернуть просто не успел…Больше не повторится… Я верну… Я тебе новое золото куплю, даже не сомневайся, — невнятно бормотал он, но Мила не воспринимала его слова, до сих пор не отойдя от ощущения, будто она оплёвана этими незнакомцами.

— Мы завтрак прервали. Пойдем за стол, — выдавила она, оставив мужа на коленях, и направилась на кухню.

14

Проснувшись от крепкого сна, в который он провалился, словно в глубокий колодец, он попытался открыть глаза. Одни раз, второй. Пелена. Он зажмурился и открыл их еще шире. Показалось блеклое пятно на темном фоне. Темнота, кругом сплошная темнота.

— А мы сегодня не поедем к Ульке? — Альбина сидела на ковре в зале, в её ногах смирно лежал Марс.

— Нет, дочь. На днях поедем. Сегодня совсем настроения нет куда-то ехать, — отвечала Мила, хаотично переключая каналы на пульте телевизора.

— Эх, жалко. Я так хотела Марса с собой в гости взять, — девочка расстроенно опустила плечи и повесила голову.

— Даже если мы туда поедем, собаку нужно будет оставить дома.

— Почему? Ему же скучно будет одному, без нас, — возмутилась Альбина.

— Ну, ты же знаешь, Родион не разрешит с ним приходить. Он не терпит живность в доме.

— Этот Родион вообще ничего не терпит, по-моему, — так во-взрослому звучали слова Альбины, что Мила даже улыбнулась впервые за целый день. Только дети могут так непосредственно делать выводы и озвучивать их без зазрения совести.

— Ты, к сожалению, права, дочь. Вот такой он человек — сложный, категоричный.

— Как только тетя его терпит? — продолжала рассуждать девочка.

Вдруг из спальни послышался голос Роберта, он звал Милу, повторяя её имя несколько раз. Голос его был странный, какой-то жалобный или умоляющий.

— Мам, ты чего не идешь? Папа же зовет, — Альбина показала рукой в сторону родительской комнаты.

— Я не хочу, — шепотом ответила она.

— Мила, вызови скорую, — просил Роберт.

— Мама, ты чего? — Альбина подскочила, случайно разбудив щенка.

— Папа, что с тобой? — она вбежала в спальню без спроса. В обычный день отец бы непременно отругал ее, но не в этот раз. Он сидел на кровати, и его взгляд был нацелен в одну точку. Куда-то в воздух, в пустоту. Он не шевелился. Дыхание его было прерывистым.

— Папа, — сначала она испугалась, увидев отца в странной позе, но потом медленно подошла к нему и дотронулась до пальцев рук.

— Дочка, позови маму. Она что, ушла куда-то? — не шевеля ни одной мышцей тела, произнес отец.

— Нет, сейчас…Минутку подожди, — она выскочила из комнаты и жестом подозвала маму.

— Он не шевелится, мам, — в глазах Альбины Мила прочитала леденящий ужас. Она быстро подбежала к мужу и, встав напротив него, взглянула прямо в глаза. На ее присутствие он не реагировал.

— Роберт, что с тобой? Это не смешно, ты ребенка напугал, — сперва возмутилась Мила.

— Вызови врачей. Я ничего не вижу.

— Как это? Вот так, за полдня потерял зрение? — жена будто отказывалась ему верить. Да и в целом доверие к мужу было серьезно подорвано.

— Я не знаю, что происходит. Только проснулся, открыл глаза, но… Всё смазано. Только свет и темнота различимы.

— Так, дай я тебя осмотрю, — достав из шкафа белый чемоданчик с красным крестом на боку, она вынула из него узкий фонарик и направила яркий свет прямо в глаза Роберта. Но тот даже не прищурился.

— Нехороший знак. Сейчас вызову скорую, ты главное не волнуйся, — жена быстро набрала 03 на радиотелефоне. Медицинская бригада не заставила себя долго ждать, приехав через несколько минут. Роберт лежал в одной позе, не шевелясь. От страха Альбина спряталась в спальне, оставив лишь маленькую щель в двери, чтоб слышать разговоры врачей. После объяснений Милы, на что жалуется пациент, мужчина в белом халате достал из кармана шариковую авторучку.

— Вы можете посмотреть на кончик ручки? — спросил фельдшер, присев на край широкой двуспальной кровати.

— Я и ручку не вижу, не то что кончик… — Роберт выдохнул и безнадежно опустил голову.

— Как давно зрение пропало?

— Я проснулся минут двадцать назад и, открыв глаза, уже ничего не увидел. Днем все было нормально.

— Что было днем? Занятие спортом? Стресс? Удар может? — расспрашивал медработник.

— Стресс был, — ответила Мила за мужа. И она была права.

— Хм, — фельдшер задумался, вписывая сказанное в документы, — сейчас нужно заполнить данные пациента, а затем мы его повезем в двадцатую больницу. Осмотр офтальмолога и МРТ головы сможет дать полноценную картину. Пока что-то утверждать сложно. Скорее всего, будет госпитализация, поэтому соберите спокойно вещи. А мы внизу подождем, можете не торопиться, — забрав свой оранжевый чемоданчик, фельдшер спустился в карету скорой помощи.

Пока Мила судорожно кидала первую попавшуюся под руку одежду мужа в спортивную сумку, он не смел ее отвлекать, понимая серьезность момента.

— Меня уложат, да? — единственное, что он произнёс беспомощным тоном.

— Пока не знаю. Ты же слышал, что врач сказал. Нужно просто быть готовыми…

— К чему? — испугавшись, спросил Роберт.

— Быть готовыми к тому, что уложат.

Быстро собрав всё необходимое, Мила переоделась сама и помогла Роберту натянуть тёплые вещи.

— Альбина, — заглянула она к дочери, — нам нужно уехать срочно. Закрой за нами дверь. Если позвонят, пока никому ничего не рассказывай.

Вся дрожа, девочка наблюдала, как высокий, сильный отец, будто беззащитный мальчишка держится одной рукой за перила, а второй опирается на плечо жены и медленно, шаг за шагом спускается по лестнице. Её глаза наполнились слезами. Проводив родителей взглядом, Альбина закрыла дверь на три замка. В голове ее стали появляться мысли о взрослом. О том, что существуют страшные болезни. Что папа может долго лечиться и никогда не поправиться. Что он, в конце концов, может умереть. Охваченная жуткими мыслями, она быстро рванула к себе в комнату и укрылась с головой под одеялом. «Сейчас я закрою глаза, и это всё окажется сном. Я тихо буду лежать в своем уголке. Как меня сестры называют — «девочка — уголок». Вот уткнусь носом в стенку и лежу себе, разглядываю узоры на колючем бельгийском ковре, что висит на стене. Я повожу по нему пальцем, а потом усну. А когда проснусь, всё пройдет. Все пройдет». Слезы затекали в уши, а всхлипывания под одеялом заставили Марса запрыгнуть к хозяйке в постель. Мокрым носом он тыкал в заплаканные щеки, как будто желая остановить ее плач.

Аппарат МРТ издавал адские звуки, оглушительные стуки, перед его глазами всё время мелькали какие-то вспышки. Врач предупреждал, что процедура не из приятных, но выбора не оставалось: нужно было срочно пройти диагностику. Мила стояла у изголовья аппарата, в котором не шевелясь лежал супруг. В руке она нервно сжимала его свитер. В соседнее помещение за прозрачной стенкой, где сидел доктор и наблюдал за картинкой на экране, вошел еще один врач. Они что-то обсуждали, теперь уже вместе задумчиво смотрев на экран.

— Можете подниматься, — произнес он. В руках доктор держал снимок с развернутой картинкой двух долей мозга. На снимке один показывал другому на какое-то небольшое пятно. Тот же, с опечаленным выражением лица развел руками. Коллеги пожали друг другу руки и разошлись.

— Проходите, присаживайтесь, — спустя десять минут, лечащий врач, на бейдже которого Мила прочитала надпись: «Заведующий отделением нейрохирургии Полевский Н.А.», пригласил к себе в кабинет.

— Доктор, — не став дожидаться, что он скажет, Мила протянула ему конверт с зелеными купюрами, — пожалуйста, будьте с нами честны, что с моим мужем?

— Для начала, уберите это. Потом продолжим разговор, — к конверту он не притронулся, но тон его был строг и серьезен. Мила спрятала конверт обратно к себе в сумку.

— Извините… В такой ситуации уже и не знаешь, что правильнее сделать… — Мила смутилась.

— Правильнее будет сейчас успокоиться, — начал Полевский, — мы провели обследование совместно с моим коллегой, так как мне требовалось еще одно мнение, в котором мы сошлись. Взгляните, — достал он рентгеновский снимок с изображением мозга.

— Сейчас для меня куда-то взглянуть — звучит как издевка, — неожиданно сказал Роберт.

Полевский только слегка улыбнулся.

— Тогда, начну с конца. Это явление — временное. В мозгу вашего супруга, вот здесь, — показал он перьевой ручкой на светлую точку на снимке, — имеется небольшой измененный очаг, ишемическое поражение тканей. Он относительно небольшой, даже меньше сантиметра, что очень обнадеживает.

— И, о чем это говорит? — настороженно спросила Мила.

— Это говорит о начальном этапе рассеянного склероза. Благо, что зрение пропало сегодня, иначе вы бы так и не узнали о зарождающемся заболевании, а дальше было бы уже хуже. Сейчас у нас есть возможность медикаментозно помочь пациенту. Естественно, в стационаре, — объяснил он.

— Доктор, какие шансы на то, что он снова будет видеть? — голос Милы дрогнул.

— Шансы достаточно велики. Мы расписываем схему лечения, согласно которой нужно будет принимать препараты, получать уколы и капельницы. Зрение — это уже побочная стадия. Самое главное, постараться сделать так, чтоб очаг не разросся, а еще лучше — исчез, и не случилось рецидива. Так как такие очаги влияют и на работу спинного мозга, то есть на возможность нормально передвигаться, и на ряд других органов. Если коротко — вашему супругу прямо сейчас необходима госпитализация. Вы же не планируете писать отказ? — настойчиво произнес врач.

— Конечно же нет, — заверила Мила, — мы безоговорочно будем ложиться и принимать лечение, которые вы назначите. Оба перевели взгляд на Роберт, но тот не реагировал и ничего не возразил.

— Ну и хорошо. Сейчас заполним карточку, и медсестра проводит вас в палату. Фамилия?

— Гаранян, — ответил Роберт. Затем врач задал ряд дежурных вопросов и назвал номер палаты, где будет лежать пациент.

Мила помогла ему прилечь и поправила подушку. В этот момент Роберт нащупал ее руку и шепотом попросил:

— Не оставляй меня.

— Хорошо, только Альбину на ночь пристрою и сразу к тебе вернусь. Не волнуйся, — убедила его жена.

15

— Как же так, Милка? — Ульяна внимательно выслушала рассказ сестры по телефону, — чем я могу помочь? Давай, я приготовлю еду для Роберта, передашь ему в больницу. Больничное меню, мягко говоря, не дотягивает до домашней стряпни.

— Спасибо, Ульяша. Ничего не нужно, я сама приготовлю и сама отвезу. Но, у меня действительно будет к тебе просьба… — Мила смутилась, — понимаешь, моя Альбина совсем одна останется на ночь, я должна побыть с Роберт, как минимум одну ночь провести рядом с ним. Пока его зрение не восстановится, я буду рядом. Наша Тома на новогодние праздники к себе в деревню уехала. Я бы попросила её, но… В общем, оставить мне дочку не с кем.

— Ну какой может быть разговор? Она мне что, не родная? Где моих двое, там и третья. Приезжайте. Сколько нужно, столько пусть остаётся у нас, места всем хватит!

— Спасибо большое, только вот еще один момент. Собака. У нас же теперь щенок. Куда мне его деть, я ума не приложу. Знаю отношение твоего Родиона к домашним животным. Вдруг он будет против?

— Щенку тоже найдем угол, не волнуйся. А с Родионом я разберусь, ты в голову не бери. У тебя своих проблем полно.

Ульяна обладала какой-то магической силой — всегда правильно понимать. С ней везде было как дома. Уютно, размеренно. Будто она сердце твое окутывает шерстяным пледом, или одевает тёплый растянутый свитер, чтоб согреть душу. Она принимала тебя со всеми недостатками и никогда не критиковала. С ней можно было выражать эмоции. Любые, по любому поводу и без него. Ведь смеяться и плакать без повода можно не с каждым. Она умела любить. И ей нравилось любить. Любовь к её мужу должна была выражаться в служении. И служила, как она считала, достойно. Супругу, детям, семье. Долгу. Но, сама того не осознавая, мужу она не служила, а прислуживала. При этом, любила свою жизнь даже в тот момент, когда казалось, что любить было не за что. Когда было самое время проклинать своё жалкое существование. В ее душе было и есть место для всех. Под ее кровом так же, как и в душе, каждый находил себе место. Каждый, кто потерялся, находил самого себя. Жаль, что жизнь не всегда отвечала ей взаимностью, посылая всё новые испытания.

Когда Мила и Альбина оказались на пороге квартиры отставного генерала, тот уже был подготовлен к предстоящей встрече с племянницей жены и её питомцем. Хоть он и был иногда непреклонен в своих решениях, здесь ситуация не позволяла поступить иначе.

— Проходите, мы вам рады, — неожиданно начал он, увидев гостей, — ты, Мила, оставь переживания за девочку и собаку. Мы за ними присмотрим сколько будет необходимо. Занимайся мужем. Ты сейчас там нужнее. Ну, проходи, племянница! — пригласил генерал.

Ульяна помогла Альбине снять верхнюю одежду и жестом пригласила сестру тоже войти в дом, но та отказалась.

— Уже поздно, побегу к Роберту. А вам, родные, спасибо, что бы я делала без вас? — Мила от усталости уже не чувствовала, как болело ее тело и ныли ноги.

— Да брось, — Ульяна махнула рукой, — пойдем, дочка, я тебе уже постелила в комнате девочек. Искупайся и ложись, а я вам принесу перед сном горячий чай с медом, — Ульяна знала, что племяннице сейчас требуется повышенное внимание, ведь она уже не совсем ребенок и все прекрасно понимает. Понимает, что папа заболел чем-то серьёзным.

— Доедешь до больницы, позвони, — крикнула Ульяна вслед сестре, закрывая за ней входную дверь.

— Неужели папа разрешил? — Кристина играла с Марсом в мяч, пока Ульяна заплетала Альбине тугую косу.

— Мне было нелегко, но я смогла его уговорить, — подмигнула она дочери.

— Не дай Бог он его разбудит своим лаем, придется нам всем пятый угол искать, — шутила Кристина.

— Кто кого разбудит, если начнет гавкать? Родион Марса или наоборот? — отозвалась Ева с верхней полки двухъярусной кровати.

— Нет, ну ты видишь, что она говорит про моего отца? — возмущенно Кристина посмотрела на мать, — будто собака — это он.

— Ева, — мать сделала вид, что недовольна ее высказыванием, но сама еле сдержала смешок. Старшая дочь поняла это по взгляду.

— А что? Вот был бы ваш Родион такой, как Роберт. Он для Аркадия старается, всегда к нему добрый, — Ева едва не выдала секрет, который скрывали от Альбины и быстро прижала ладонь к губам.

— Конечно добрый, он же его папа! — тон Ульяны стал строгий, даже сердитый. Она и две ее дочери переглянулись. В комнате повисла неловкая пауза.

— Ну да… — замялась Ева и опустила глаза.

— Хоть бы дядя быстрее поправился, — Кристина быстро сменила тему, — мы за него очень переживаем.

— Давайте за дядю помолимся, — Ева спустилась со второго этажа кровати.

Альбина уже знала на тот момент кое-что о религии, вере. Знала, где в комнате мамы стоят иконы, но сама еще ни разу не пробовала молиться. Только сейчас она узнает, что с Богом можно еще и поговорить, а не только любоваться Его образом на иконах.

— Хорошая мысль. Я сейчас принесу свечки, — из потайного шкафчика в их с Родионом спальне Ульяна принесла тонкие восковые свечи, а также старенькую тетрадку с потрепанными, потемневшими от времени страничками в клетку.

— Это ваша прабабушка записала сюда все молитвы на старославянском языке. А я потом переводила для нас.

Повернувшись к окну, в которое разливала свой свет одинокая луна, девочки зажгли свои свечи и сосредоточенно вторили каждому слову, которое в молитве произносила Ульяна. Альбина в ту ночь наизусть запомнила молитву о здравии на всю жизнь.

— Поставьте их в подсвечник и ложитесь в постели. Я тоже пойду к себе отдыхать, — Ульяна поцеловала каждую девочку по очереди в лоб и пожелала доброй ночи. Они еще долго болтали шепотом, обсуждая девичьи очень важные дела. Таким образом, заставляя Альбину хоть на время забыть о болезни отца. Марс прижался к хозяйке и тихонько наблюдал за девочками, поворачивая морду то к одной, то к другой, будто что-то понимал. А по детской комнате разливался нежный медовый запах, исходивший от догорающих свечей.

Ближе к часу ночи девичий галдеж затих, а на его место пришло мирное сопение. Мир этих юных дев, так не похожих друг на друга, ненадолго погрузился в сон. Зимнее небо, окутанное туманом, молчаливо наблюдало за спящим городом, лишь немного опуская свет звезд в окна жилищ. Безмятежный сон прервал громкий лай щенка, который было слышно в каждом углу большой квартиры. Он лаял из кухни.

— Отец его сейчас застрелит, — первой открыла глаза Кристина.

— Он всегда такой шумный? — в след за ней проснулась Ева.

— Подождите, я его сейчас успокою. Он, видимо, проголодался, — Альбина подскочила с дивана, быстрым движением опустила ноги в пушистые тапочки и рванула на голос Марса, который, похоже, не собирался замолкать.

— Марсик, Марс, — звала она его, — чего ты шумишь?

Вдруг Альбина замерла на месте. Войдя в кухню, она увидела Родиона, пластом лежащим на полу, а рядом с его рукой — разбитый стакан, который, видимо, был наполнен водой, так как лапы и длинные уши Марса стали мокрыми. Только увидев девочку, пёс умолк. Альбина поняла, что таким образом Марс звал на помощь.

— Ульяна, проснись, — Альбина с силой схватила тётю за грудки пижамы и трясла её в попытке разбудить. Уже долгое время Ульяна принимала снотворное, так как не справлялась с мыслями, что не давали уснуть каждую ночь. По этой причине, разбудить ее было сложной задачей. Даже звонкий лай Марса она не слышала во сне. Собрав все свои силы в кулаки, девочка потянула за пижаму и услышала треск хлопчатой ткани. Неприятные ощущения впившегося шва в плечо заставили Ульяну открыть глаза.

— Там это… На кухне… пойдем, — она продолжала тянуть ее за рваную пижаму.

— Что случилось? — пробормотала Ульяна и широко зевнула.

— Да вставай же, там Родион! Я не знаю, что с ним…

Услышав имя мужа, она сразу широко раскрыла глаза, повернула голову и увидела, что в постели его нет.

— Быстрее, — умоляла Альбина, — иди на кухню!

Они вбежали туда вдвоем, а за ними хвостом болтался Марс. Тучный и высокий, Родион занимал всё свободное пространство на кухне, лёжа на животе. Ульяна попыталась развернуть его тело, но ей не удалось, и она, поскользнувшись на мокрой напольной плитке, упала рядом с ним прямо в лужу. Пятна свежей алой крови, что появилась на белом полу, дали понять, что Ульяна порезала руку о разбитый стакан.

— Родя, что с тобой? — она схватила его запястье в попытке нащупать пульс. После окончания колледжа медсестёр, у нее еще оставались, хоть и не большие, но все же медицинские знания. Да и детство, проведенное в семье родителей — медиков не прошло бесследно.

— Нужен фонендоскоп, пульс не прослушивается.

— Где он лежит? Я принесу, — сказала Альбина, стоя за спиной тёти в мокрых тапочках.

— У меня его нет. Надо скорую вызывать.

— Мама, что происходит? Почему папа лежит на полу? — раздался испуганный голос Кристины.

— Быстро телефон дайте, — крикнула Ульяна, всё еще держа в руке ладонь Родиона.

— Папа, вставай, папочка! — Кристина упала на коленки рядом с отцом и тоже попыталась развернуть его к себе лицом. Казалось, ее истошный крик разбудил всех соседей в радиусе километра. Позади них Ева уже диктовала дежурной адрес и номер квартиры.

— Альбина, пойдем в комнату, — она попыталась увести девочку, чтоб она не стала свидетелем еще одной неприятной картины. Ей и так хватило на сегодня. Но, сестра с места не сдвинулась.

Время ожидания врачей казалось бесконечным и тянулось, будто старая, заунывная мелодия, которую хотелось побыстрее переключить. Молодой фельдшер, поднявшись в квартиру, попросил юных девушек расступиться и дать ему возможность осмотреть Родиона. Спустя несколько минут он обратился к Уле:

— Вы могли бы попросить детей выйти?

Этого вопроса было достаточно, чтоб Ульяна всё поняла. Да и девочки догадались сразу. Лицо Кристины стало белым, словно потолок кухни, на которой они все собрались. Ноги ее подкосились. Ева, заметив это, схватила сестру за плечи, не дав ей упасть.

— Девочки, — еле слышно произнесла Ульяна, — дайте нам поговорить.

Оставшись в кухне с врачом, Ульяна глубоко вдохнула воздух в ожидании этих страшных слов:

— Сделать уже ничего нельзя. Фиксируем время смерти.

16

Кристина опустила голову на колени Евы, а та со всей нежностью гладила сестру по длинным, вьющимся волосам. Слёз уже не было, как и сил. Кристина с трудом понимала, где она находится: ей казалось, что она где-то между небом и землей. Стоило только закрыть глаза, и перед глазами возникал образ папы. Вот они идут вместе по осеннему парку, шурша под ногами золотой листвой. Отец покупает мороженое, которое не разрешает мама. Но, это останется их секретом. А когда горло снова заболит, папа принесет в комнату теплый чай и маленькую розетку с мёдом. Но, почему-то только Кристине. Ева делает вид, что уже спит, чтобы не было так обидно. Ей никто не приносит мёд в постель. Никто не покупает мороженое. Только мама иногда, когда они остаются вдвоем. В другую секунду — Кристина сидит у папы на плечах. Совсем не видно жирафа, который стоит за решеткой вдалеке, поэтому папа сажает Кристину на сильные широкие плечи. Только Кристину. Еву в тот день в зоопарк не взяли. Она сказала, что ей нужно готовить уроки. А на самом деле, её итак бы не взяли с собой. К чему эти лишние траты на билет? Одна секунда, и пятнистое высокое животное появляется сквозь тонкие ветки клёна. Жираф жуёт зеленые листья, а Кристина жует сахарную вату, которую папа только что купил у толстой тёти-продавщицы. Совсем недавно Кристина начала входить в переходный возраст, такой важный возраст, тринадцать лет. А папа все продолжал прятать сладости под подушку любимой дочери и уверенно убеждать её, что ночью приходила мышка, передала ей гостинец. И она ему подыгрывала, а потом ласково целовала в щеку со словами: «Спасибо, мышка». Всё детство — это папин образ и его забота. Детство так неожиданно закончилось. Оборвалось в один миг.

Ева никогда не обижалась на сестру. Ведь, никто не виноват, что Ева — не родная для её отца. И он это подчёркивал при каждом удобном случае. Душа у девушки болела сейчас, глядя на Кристину. Смотреть на маму было вообще невыносимым испытанием. По самому отчиму она скучать не будет, и вспоминать будет только лишь унижения, неприязнь и безразличие, которое исходило от этого строгого человека, ласкового лишь со своей родной дочкой.

Альбина на цыпочках вошла в спальню и присела на коленки у двухэтажной кровати:

— Кристя, может чай выпьем? Мама там пирожки принесла сладкие. Пойдем?

— Поминальные? — спросила Кристина, не открывая глаз.

Альбина перевела взгляд на Еву, не зная, что ответить, и пожала плечами.

— Какая разница. Поешь. Ты три дня маковой росинки во рту не держала, — уговаривала её Ева, — папу…Папу не вернуть, а есть тебе все-таки придется. Иначе ты заболеешь. Хватит в нашей семье происшествий и больных людей.

В дверях появился Аркаша в чёрном строгом пиджаке и черных брюках. Он молча вошел и присел рядом с Евой на кровать. Аккуратно погладив по голове Кристину, он перевел взгляд на Еву, на что та отрицательно покачала головой.

— Кристина, — уже поломанным мужским голосом обратился он, — ты должна проявить уважение к отцу. Его нужно помянуть. Вы, девочки, итак на кладбище не ездили, поэтому нужно почтить память дяди хотя бы за столом. Давай будем сильными, — он взял в руку ее ледяную ладонь, — пойдем. Это дань памяти, ты должна выйти в зал и сесть за стол со всеми. Хотя бы на пятнадцать минут. А мы все тебя поддержим. Да, девочки? — слова Аркадия звучали очень серьезно и достаточно убедительно, чтоб Кристина послушалась старшего брата. Молча, она встала с постели и под руку с братом, медленным неуверенным шагом направилась в зал. Ева облегченно выдохнула.

— Доченька, — Ульяна подскочила со стула, поправив чёрную косынку не голове, — присядь, поешь. Я всё, что ты любишь, приготовила.

— Давай, внучка, возьми себя в руки и приступай, мать с тёткой всю ночь у плиты простояли, — приказала Элина.

Появление Кристины немного оживило сложившуюся за столом траурную атмосферу. Всё внимание присутствующих переключилось на неё. Каждый старался поухаживать за девочкой, положить в тарелку какое-нибудь блюдо, сказать доброе слово.

— Давайте теперь уже все вместе вспомним нашего дорогого Родиона, так неожиданно ушедшего от нас в самом расцвете сил, — только начала Мила тост, как в этот момент ее прервал звонок в дверь.

— Наверное, это коллеги, — предположила Ульяна.

— Открой им, потом продолжим.

Открыв дверь, Ульяна увидела пожилого мужчину, закутанного в тяжелый тулуп, а на его лицо почти до глаз был намотан клетчатый пуховый шарф.

— Это тридцать четвертая квартира? — спросил он.

— Да, а вы, наверное, сотрудник… — хотела спросить Ульяна.

— Я сотрудник почты. Вам телеграмма, распишитесь, — протянул он небольшой запечатанный листок трясущимися руками.

Адрес отправителя Ульяне был незнаком. Вскрыв телеграмму, она про себя прочитала:

«Уже знаем о смерти Родиона тчк Выезжаю вместе с сыновьями зпт Вы наверняка в курсе зпт что у Родиона есть двое старших сыновей тчк Будем разбираться с наследством тчк».

Аккуратно сложив листок, она спрятала его в свою кожаную сумку и вернулась за стол.

— Не коллеги? — спросила Мила.

— Нет, ошиблись. Продолжай, пожалуйста, — ответила Ульяна.

— Так вот, — возобновила свою речь Мила, — за те четырнадцать лет, что мы его знали, он проявил себя, как верный муж, преданный отец и прекрасный военный, отдавший все свои ресурсы на благо Родине. Вы, дорогие, должны крепиться и никогда не забывать всё то добро, которое Родион сделала для семьи. Царствие небесное ему и вечного покоя, — Мила подняла рюмку. Выпили не чокаясь.

Обедали практически в полной тишине. Было слышно лишь цоканье ножей и вилок о тарелки. Кристина так и не прикоснулась ко всему, что ей заботливо положили.

— Почему никто не говорит мне причину? — неожиданно для всех, произнесла она на всю комнату. Присутствующие замерли в ожидании реакции матери.

— Вскрытие делал мой знакомый врач. Результат мне отдал. Вот, посмотри сюда, если тебе так интересно, — первой отреагировала бабушка, достав из сумки небольшой лист бумаги, свернутый в конверте, — это результаты вскрытия.

— Мама, — возмутилась Ульяна.

— Она имеет право знать. Здесь ничего такого нет. Рано или поздно, она узнала бы, что было с отцом. Он за здоровьем не следил, всё-таки не из семьи медиков, как ты и Милка. Кристина, прочитай.

Взяв выписку, она выбежала в коридор. Пропустив большую часть текста, она опустила взгляд в самый конец листа и прочитала диагноз: «Тромбоэмболия лёгочной артерии».

— У него тромб оторвался, — шепотом произнесла Ева, которая незаметно вышла вслед за сестрой, — ничего сделать было нельзя.

— Я просто хотела узнать, могли ли мы как-то предотвратить, как-то папе помочь… — на Кристину обрушилась очередная истерика. Она уткнулась лицом в плечо Евы.

— Не могли никак. Такое невозможно предвидеть, — убеждала старшая сестра.

— Ладно, посидела и хватит. Идите к себе в комнату, Альбинка пойдет с вами, — на правах старшего брата, решил за них Аркадий.

Три девочки расположились на первом уровне двухэтажной кровати, прижавшись друг к другу, как птички на жёрдочке во время грозы. Старшая Ева — белокурая блондинка плотного телосложения, уже начавшая формироваться, как юная барышня. Самая миролюбивая и домашняя, понимающая и способная войти в положение, так похожая в этом на мать.

Средняя — Кристина. Яркая брюнетка с кудрявыми, пористыми волосами, всегда непослушными и неаккуратно завязанными в забавные пучки. Ее и без того своенравный и жесткий характер в связи с событиями теперь станет еще более сильным, решительным. Никогда не спрашивала чужого мнения, всё делала так, как хотела только она. И ей во всем потакали, но теперь она, потеряв половину своей уверенности, которая существовала благодаря отцу, найдет еще больше сил, только внутри себя.

И Альбина. «Девочка — уголок» — мечтательница, сердце которой уже ранил отец, но её любовь к нему всё такая же, априори чистая, детская. Хоть и теперь идет рука об руку с вечным страхом, что папа снова поднимет руку, даже тогда, когда это совсем безосновательно.

— Что слышно про дядю Роберта? — первой начала разговор Ева.

— Пока новостей нет, мама ничего толком не рассказывает, а в больницу мне нельзя, не берет с собой, — жалобно ответила Альбина.

— А мой обещал сегодня на похороны прийти… — унылым тоном сказала Ева.

— Почему не пришел?

— Не дошел…Он не просыхая пьет, — из глаз Евы потекли слезы.

— Так печально, когда папа такой, — размышляла Альбина.

— Печально, когда его нет вообще, — тихонько отозвалась Кристина.

Когда все разошлись, Ульяна и Мила занялись посудой, прибрали стол и присели немного отдохнуть.

— Ты, наверное, очень устала? — спросила Мила, — тебе бы прилечь.

— Мне нужно разобрать его вещи. Что-то раздать, что-то выбросить… Милка, я сама не смогу… — глубоко вздохнула Ульяна.

— Мы вместе всё сделаем, не волнуйся.

Из платяного шкафа они по очереди доставали пиджаки внушительных размеров, парадные формы генерала, личные вещи, и аккуратно раскладывали их по сумкам. Мила протянула руку к задней стенке шкафа и внезапно наткнулась на что-то железное на ощупь и холодное.

— Там какой-то ящик, — осторожно она достала металлическую коробку, на которой висел небольшой замочек, — это сейф что ли?

— Похоже на то, — Ульяна была совершенно не удивлена, увидев эту вещь.

— Ваше? Семейное? Извини, — Мила уже собиралась вернуть его на место.

— Нет. Его. Личное.

— И ты знала? Что у мужа есть отдельный тайник, — поразилась она.

— Знала. Я даже знаю, где у него записан пароль. Только вот, я никогда не открывала и не хотела знать, что там.

— Ну, кажется, настало время.

Ульяна вышла, а через мгновение вернулась с толстым кожаным портмоне покойного мужа в руках. Оттуда она вынула бережно сложенный блокнотный лист с паролем от сейфа. Вместе с сестрой, они быстро вскрыли его, но удивления содержимое не вызвало.

— Деньги. Ну это было ожидаемо, — резюмировала Мила, — да и сумма не такая уж большая, а спрятано, как будто сундук с сокровищами. Вот же скряга жадный…

Ульяна подняла глаза на сестру, но не осуждающе, а скорее, молча согласившись.

— Прости. Но, сейчас то уже можно сказать… насколько он был скупой в отношении тебя, — Мила хотела наконец завести этот достаточно неприятный, но откровенный разговор.

— Я прожила с ним тяжелую жизнь, ты права. Но, были и счастливые моменты. Его помощь нам с Евой сложно недооценить. И, теперь, мы будем вместе с девочками жить в своей большой уютной квартире…Хотя бы временно…

— Почему временно? — продолжая раскладывать купюры из сейфа, спросила Мила.

— Так, стоп. А это что? — из-под стопки купюр Мила достала сверток — ксерокопию какого-то документа.

— А это, скорее всего, причина, по которой мы тут будем жить временно. Копия его завещания.

— Родион оставил завещание? Но зачем?

— Он — военный, Милка. Мало ли, что могло произойти. Да, отставной, но это дела не меняет. И потом, он хотел обезопасить своих сыновей. Сегодня, когда мы сидели за столом, приходил почтальон. Принес телеграмму от первой жены. Она уже выехала сюда, разбираться с наследством. Вот мне интересно, нам с дочерями что там полагается теперь, и не отберет ли она вообще всё.

— Читай, что он там распределил, — Мила вручила документ сестре, — только дверь закрою, чтоб дети не вошли.

Ульяна внимательно прошлась глазами по написанному, пока наконец ни нашла заветные строки.

— Ну? Что там? — Мила, будто ребенок, находилась в нетерпении.

— Слава Богу. Квартиру не придется делить. Он оставил ее нам, — подытожила Ульяна, — но, банковские счета разделим на всех. И там, как я думаю, сильно рассчитывать не на что…

— Вот козёл! — Мила силой пихнула ногой одну из сумок с вещами Родиона так, что они вывалились на пол, — мог бы деньги тебе оставить! Ты же должна на что-то растить детей! Я уже подумала, что с его уходом все твои проблемы закончатся!

— Похоже, всё только начинается. Ведь, его бывшая жена с детьми скоро будет здесь.

17

Проспав всего пару часов, еще до рассвета, Мила неслышно оделась и выехала к мужу в больницу. Трескучий мороз, казалось, уже никогда не отступит, так крепко он охватил город. Прислонившись головой к замерзшему окну маршрутного такси, она боролась с накатывающим желанием уснуть, оставляя на окне матовый след от теплого дыхания. Но, неаккуратная манера езды шофера такого шанса не давала: каждую остановку он так резко тормозил, что те, кто не успели занять сидячие места, просто падали, словно оловянные солдатики друг на друга. Маршрутка ранним утром — еще тот аттракцион.

В коридоре больницы Мила наткнулась на палатную медсестру, которая уже запомнила, к какому из пациентов она приходила.

— А для вас хорошая новость. Супруг ваш был на осмотре у офтальмолога, утром к нему понемногу зрение стало возвращаться.

— Неужели? — Мила от радости даже вскрикнула, еле удержавшись не захлопать в ладоши.

— Вам очень повезло, что заведующий взял вас под свое крыло. Самый грамотный доктор в нашем отделении. От него никто не уходит, не поправившись.

— Мы ему очень благодарны и всему персоналу тоже, — глаза Милы наполнились слезами.

— Кстати, у пациента уже с самого утра посетитель. Наверное, ваша родственница. Ну, мне пора, работа не ждет, — медсестра улыбнулась и направилась в конец коридора.

— Какая еще родственница? — подумала Мила.

Подойдя к двери палаты, через неприкрытую дверь она услышала знакомый писклявый голос.

— Ты меня совсем не рад видеть? — ноющим тоном спросила Натали.

— Я сейчас вообще с трудом способен что-то увидеть. Подумал, что это Мила приехала. Только, когда ты ближе подошла, разглядел, — Роберт отвечал нехотя, как-то снисходительно.

— Ты меня прости, что я неожиданно приехала, но мне просто необходимо было тебе сообщить! — Ната копошилась в сумке и что-то искала.

— Сообщай, только быстрее. Сейчас мне капельницу будут делать, а я от нее обычно сразу засыпаю.

— Ах, вот! — она тыкала ему в лицо какой-то документ, — неужели не догадался?

— Нет, я же сказал, не вижу мелкие детали. Тем более, прочитать что-то не смогу.

— Это свидетельство! Мы с мужем развелись! — восторгалась Ната, но Роберт ее восторга не разделил и ответил молчанием. Мила от удивления прикрыла рот ладонью. Она боялась услышать то, что могло разрушить не только ее брак, но и её саму изнутри.

— Почему ты молчишь, Роб? Ты разве не рад? — опять ныла Ната.

— Наташа, послушай, — чаша его терпения переполнилась, — ты пришла ко мне в больницу, ни разу даже не спросила, как я вообще себя чувствую, какой у меня диагноз. Тебе это всё не интересно. Тебе интересно только то, что касается тебя. Твой развод, твои дела и твои новости, — он сжал руки в кулаки, — у меня нешуточный диагноз, мне сейчас не до чего вообще. Мила меня тут почти ни на секунду не оставляет. Только на похороны ушла, остальное время она здесь, со мной, даже дома не появляется. И вот еще что, никаких надежд я тебе не давал, разводиться не просил. Ты себе всё выдумала сама, — здесь ему пришлось остановить свою пламенную речь, так как Ната всхлипывала уже на всю палату. Мила в очередной раз удивилась, но уже в позитивном ключе. Ей льстили слова мужа, хотя она отлично себе представляла, как долго длилась его интрижка с Натали.

— У меня есть определенные долги, и ты о них знаешь. Скорее всего, мне придется продать базу. Так что, ты подыщи себе место работы, как раз сейчас у тебя будет много времени для этого.

— Роберт, — продолжала она рыдать, — ты понимаешь, что оставляешь меня сейчас без мужа и без заработка? Что я буду делать теперь? Он меня выгонит с ребенком, где нам спать? В машине?

— Пока я не продал склад, можете там спать, раз вам идти некуда. Ты организовала прекрасное спальное место, — напомнил Роберт.

— Да, именно организовала комнату, в которой тебе было хорошо! И о своей Миле ты там не вспоминал!

— А кто тебе сказал, что я вообще забывал о том, что женат? Ты немного запуталась, кто есть кто, и для чего мы вообще связались. Уж точно это было не для брака.

Мила решила больше не слушать этот эмоциональный диалог и помешала его продолжению.

— Натали, ты почему в слезах? — первое, что спросила Мила, войдя в палату и громко захлопнув за собой дверь.

— Да я…Просто рассказывала шефу, что развелась с мужем, — вытирая нос платком, ответила она.

— Печально. А я подумала, это ты так расстроилась из-за болезни своего начальника, аж до слёз, — впервые Миле от души хотелось, чтоб Натали на этот раз испугалась ее и убралась куда подальше от её семьи.

— И это тоже, конечно… — такой реакции Ната не ожидала от всегда сдержанной и гордой Милы.

— Спасибо, что пришла проведать меня. О дальнейшей работе я тебе после выписки сообщу, — Роберт намекнул, что Натали пора уходить.

— Нам очень приятно твое внимание и забота, — Мила криво улыбнулась так, чтоб Ната поняла — улыбка наиграна специально для нее, — но, не стоило тратить свой выходной, чтобы приехать сюда. Здесь хватает сиделок.

— Поправляйтесь, — почувствовав себя оплёванной и проигравшей, Натали, сжавшись, будто черепаха в своем домике, удалилась восвояси.

Супруги остались вдвоем. После ухода секретарши, в палате будто бы стало легче, уже поднялось солнце, сделав помещение светлее. Он ласково провел рукой по ее лицу, сказав:

— Я сегодня впервые за несколько дней вижу. Тебя вижу, хоть и не отчетливо пока. Но уже понимаю, что ты рядом.

— А ты знаешь, и я кое-что вижу. Впервые с того дня, когда в нашем доме были гости. Отчетливо вижу.

— Что же? — Роберт приподнялся на локтях, боясь, что жена о чем-то догадалась.

— Ты уже тогда так странно общался со своей помощницей, у меня создалось впечатление что… — Мила замолчала.

— Какое впечатление?

— Что ты ее вот-вот уволить собираешься. И сегодня я в этом снова убедилась. Она сильно расстроена этим фактом, да?

Роберт с облегчением выдохнул:

— Именно так. Неужели моя неприязнь к ней так заметна со стороны?

— Очень заметна, — Мила еле сдержала улыбку.

— Мне даже как-то стыдно теперь. Но, тут уж ничего не поделаешь. Я выйду из больницы и начну всё заново.

— Что начнешь?

— И работу, и в целом жизнь. Буду более внимательным к себе, к семье. Начну следить за здоровьем. У меня еще столько нереализованных планов!

— Ты их обязательно реализуешь, — Мила по-детски поцеловала мужа в щеку, оставив след от модной розовой помады Ruby Rouse.

— Гаранян, протяните руку, капельницу будем ставить, — послышался голос медицинской сестры.

18

— Интересно, долго ли продлится вся эта процедура? — Мила и Ульяна стояли в коридоре здания суда и шептались. Обе в строгих костюмах. Блондинка Ульяна в небесно-голубых брюках и белой блузке, а брюнетка Мила — в чёрной рубашке в белую тонкую полоску и молочно-бежевых брюках. В напряженном ожидании, появится ли бывшая жена и попытается ли вступить в наследство Родиона, или откажется в пользу Ульяны и Кристины, что казалась чем-то из области фантастики.

— А вдруг все-таки не придет? — подбадривала Мила.

— Не фантазируй. Еще как придет. Она же не просто так телеграмму отправила. Милка, перед тобой так стыдно, ты всех пациентов сегодня бросила из-за меня.

— Какие уж тут пациенты, когда ваша с дочками судьба решается? — Мила приобняла сестру за плечо.

— Что на счет Роберта? Он еще не выходит один на улицу? — спросила Ульяна.

— Еще пару дней дома отлежится, и можно выходить. За руль нельзя садиться два месяца точно, пока зрение полностью не восстановится, насколько это возможно в его случае.

— А что врач говорит? Какие прогнозы?

— Сказал, очаги значительно уменьшились, иначе бы зрение не вернулось. Сейчас главное — продолжать лечение уже дома и контроль каждые три месяца в больнице.

— Дай то Бог, пусть он вернется к нормальной жизни.

Внезапно дверь в коридор распахнулась, и перед сестрами появилась упитанная женщина лет пятидесяти, небольшого роста с неаккуратно уложенными кудрями на коротких выкрашенных волосах и неровными толсто накрашенными стрелками на глазах. Она задыхалась после подъема по лестнице и сразу присела на стул, не поздоровавшись ни с кем. Сестры переглянулись. Мила одними глазами как будто задала Уле вопрос: «Это она?». Ульяна утвердительно покачала головой, на что Мила издала нервный смешок. Вслед за женщиной в дверях появились юноши — близнецы. Они, также не поздоровавшись, встали возле матери. Долговязые, совсем еще молодые, только достигшие совершеннолетия, они выглядели худыми и болезненными. Сходство с отцом-военным выдавал только рост ребят. Во всем остальном внешне они были очень похожи на мать.

— Можете проходить, вас ожидает судья, — пригласила в кабинет секретарь.

— Удачи, — шепнула Мила вслед сестре.

В небольшом зале суда, где уже ожидала пожилая женщина-судья в черной длинной мантии, было душно. У Ульяны началось головокружение и, казалось, ей не хватает глотка свежего воздуха. Поприветствовав всех участников разбирательства, судья принялась озвучивать, что и кому завещал Родион, после чего дала слово бывшей жене, дабы она объяснила, с какой целью подала иск в суд.

— Вот эта воровка решила, что подделает завещание моего бывшего мужа и отберет у нас с детьми квартиру, которая нам полагается! — первое, что в сердцах прокричала она, своим толстым пальцем нервно показывая в сторону Ульяны.

— На каком основании вы решили, что завещание поддельное? Здесь в качестве третьего лица присутствует нотариус, который и оформлял завещание соответственно закону, — парировала судья.

— На том основании, что Родик квартиру обещал оставить мне! Мне и моим детям, понимаете? — еще громче вопила женщина.

— Пожалуйста, не нервничайте. Обещать на словах — не значит воплотить в жизнь, — судья попыталась ее усмирить.

— Я ни за что не поверю, что квартиру он завещал этой проститутке и её нагулянным дочерям! — женщина покраснела, словно вареный рак, от собственной злости.

— Если вы будете продолжать выражаться, я вас удалю из зала суда, — пригрозила судья, — ваши претензии понятны. Если вы считаете необходимым проверить завещание на подлинность, суд готов привлечь экспертов для дальнейших процедур по выяснению этого обстоятельства. Ответчик, вам слово. Вы желаете высказаться?

Ульяна растерялась, словно ребенок. Ей хотелось спрятаться, сбежать из этого помещения, не встречаться больше никогда с неприятной «генеральшей», просто вернуться домой, в свою квартиру. Но, набрав полную грудь воздух, она подняла голову и уверенно ответила:

— Да, я хочу сказать, что о завещании ничего не знала, давления на супруга не оказывала. Это была его инициатива в полной мере — оставить жилье нам. Остальные средства он завещал разделить, я ни в коем случае не хочу этому препятствовать. Но и считаю абсурдным суждение о том, что завещание — подделка. Проверяйте, как хотите. Но меня и моих детей на улице вам не оставить. Я никого не оскорбляла, заметьте, никогда вас не трогала. И попрошу сейчас оставить нас в покое.

— Еще бы ты меня трогала, — чуть ли не кинулась в драку раскрасневшаяся женщина, — увела у меня мужа, мало тебе? Еще и квартиру хочешь прибрать к рукам? Не выйдет!

— У вас мужа никто не уводил, вы уже давно были разведены, задолго до моего появления в жизни Родиона. Если вы забыли — я вам напоминаю, — спокойно и без эмоций ответила Ульяна, наблюдая за нервными конвульсиями бывшей генеральши.

— Тише, тише. Успокойтесь, — постучала молоточком судья, — суд вынужден удалиться для рассмотрения дела и на время проведения экспертизы.

— Ну, на сегодня всё, — набросив на плечи потёртую шубу, сказала Ульяна сестре.

— Рассказывай, — Мила ожидала за дверью, но теперь ей натерпелось узнать подробности.

— Будет экспертиза, завещание проверят. И, когда эта крыса узнает, что оно подлинное, наверняка только тогда отстанет от нас.

— Ульяна, ты уверена, что он правильно его составил? — засомневалась Мила.

— Конечно, почему ты спрашиваешь?

— Просто… — Мила перешла на шепот и прикрыла рот рукой, — у меня есть связи. Я могу сделать так, что экспертиза покажет всё, что мы захотим.

— Тихо ты, — одернула её сестра, — там все нормально. Быстро проверят эту бумажку, и мы с девочками выдохнем спокойно.

Следом за Ульяной из зала суда вышла «красная» и заметно вспотевшая женщина. Грубым движением она схватила Ульяну за локоть и резко дернула:

— Я тебя по стенке размажу, поняла? Квартиры тебе не видать. Все связи подниму.

— Так, уберите руки, или я позову охрану сейчас, — Мила кинулась защищать сестру.

— Не надо охрану, твоя сестра и так уже все поняла, — переведя свои поросячьи глаза на Милу, сказала она.

— Да тут не охрана, тут врача впору вызывать. Вы не в себе, — улыбнувшись одним краем губ, произнесла Мила, — я, наверное, запрошу другую экспертизу. Медицинскую. Чтобы вас проверили на психическое здоровье.

— Себя проверь. Дура, — уже уходя по коридору, крикнула она в ответ.

19

Бесконечные слушания затянулись на недели. Всеми мыслимыми способами гнусная дама выживала Ульяну из желанной квартиры, где прошла ее молодость. Воспоминания о тех днях, когда генеральша была еще молода и желанна любимым военным, хранились в этих стенах. Квартира для нее стала неким символом радостной жизни, которая оборвалась одновременно с разводом. И, конечно, винила она во всём ненавистную Ульяну. Издевательства с ее стороны продолжались вплоть до решающего дня.

Выйдя из зала суда, Ульяна сдержала накатившиеся слёзы, дабы их никто не увидел. Мила всё так же ожидала сестру на скамейке за дверью.

— Как всё прошло? — спросила она, увидев опухшие глаза сестры.

— Половину от стоимости квартиры его бывшая отдает деньгами. Наличными. Она переедет вместе с сыновьями в квартиру, как того и хотела всю жизнь. Прямо мечта — четырехкомнатная квартира в центре города, после долгих лет её жизни в пригороде. А нам — отступные и «до свидания», — Ульяна развела руками.

— Это невозможно! — Мила не сдержала вырвавшийся крик, — ты же понимаешь, что она подкупила всех? Судью, экспертов, нотариуса? Этого не может быть!

— Может. Я устала сражаться, Милка. Пусть забирает, мне всё равно останется какая-то сумма. Мы сможем что-то купить себе…другое.

— Ты уверена? Что мы оставим всё так, как есть? — Мила недоумевала.

— Да, у меня нет возможности решить этот вопрос, иначе я вообще без денег останусь. В большой квартире, но без единой копейки. Зачем мне это? Еще двоих девочек поднимать.

— Ладно, — она не стала давить на сестру.

Вернувшись в последний раз в свой дом, Ульяна вытащила все чемоданы и сумки, начав медленно складывать в них одежду, посуду и другие вещи.

— Сумма там не такая уж и мизерная. На квартиру, пусть не в самом центре и, конечно, не на четыре комнаты, но вам хватит, да и еще останется на ремонт. У тебя хорошее образование… — рассуждала Мила.

— Сестринское дело, — скептически произнесла Ульяна, перебив сестру, — я такая дура, что в мединститут не смогла поступить дважды.

— И что? Поверь мне, как врачу: хорошая медсестра сегодня — на вес золота. Я тебя возьму к себе в отделение, в частную клинику. Работы немного, зарплата достойная. Будем видеться почаще.

— Я совсем о себе не думала, Милка. Растворяясь в заботах своего мужа, дома. Я себя забросила. Я Еву забросила. Почему я не пошла против него и не стала работать? — сокрушалась она.

— Потому что таковы были условия. Это жизнь! Условия сейчас поменялись. А твоя задача — под них правильно подстроиться. Я рядом с тобой, мама рядом, в конце концов. Ни ты, ни твои девочки нуждаться ни в чем не будет.

— Да дело не в этом. Я — нереализованная, как человек. Как самостоятельная личность. Я погрязла в уборке, стирке и обслуживании жадного мужчины. И без него, отдельно от него, я ничего не представляю.

— Ты была реализована как жена. Как мама. Ты прекрасная мать! В ущерб себе не вышла работать, всю себя детям отдала. Они у тебя не с няней росли, а с тобой, — подбадривала Мила, намекая на себя.

— Да и как мама, что я сделала с Евой? У Кристины было всё. А Еву он ненавидел. Тихо, внутри себя, но мы все это знали прекрасно. Особенно, когда водил Кристину развлекаться, а Ева делала вид, что идти не хочет. Но я, как мама, знала, что она хотела также!

— У тебя не было выхода, — как мантру повторяла Мила, — лучшим решением было тогда переехать к Родиону, выйти за него замуж. Иначе что? Остаться на улице беременной? Всё, успокойся. Поехали ко мне, побудете пока у нас. А квартиру найдем со временем. Это не самая большая проблема.

— Мама, — в кухню неслышно вошла Кристина, — почему ты чемоданы собираешь? Мы на море едем?

Ульяна и Мила переглянулись. Присев на коленки напротив дочери, Ульяна произносила тяжелые для нее слова:

— Нет, дочка, на море мы пока не едем. Нам, к сожалению, придется переехать отсюда.

— Как переезжаем? Этой мой дом. Наш дом. Я не хочу переезжать, — возразила она, — тут всё папино. Папин кабинет, его коллекция оружия, его бинокли. Я не хочу это всё тут оставлять!

— Так вышло… Это больше не наша квартира… А бинокли…Забери все себе. Вот прямо из папиного кабинета всё, что тебе нравится, все забери. На память. Возьми сумку и сложи все папины вещи, какие захочешь.

Кристину пробила дрожь, её только-только сформировавшееся девичье тело покрылось мурашками, и она, громко зарыдав, закричала что было сил:

— Эта толстая крыса у нас отобрала дом? Да? Это она виновата? Ведь папа обещал мне, обещал, что я всегда буду жить здесь! В моей комнате!

— Тише, родная, ну что ты… — Мила присела на пол рядом с племянницей и прижала девочку к себе, — все будет хорошо, Бог с этой квартирой, у вас будет еще лучше, еще красивее!

— А я не хочу красивее, я хочу нашу! Тут папа с нами жил, — блузка Милы промокла от слёз Кристины, но она всё крепче прижимала ее к себе, еле сдерживаясь, чтоб не заплакать.

— Прости меня, доченька, — уставившись в одну точку, произнесла Ульяна, — не смогла я дойти до конца. Не смогла крышу над головой нам оставить. Уже во второй раз я пропадаю. Почему же мне так не везет?

Поднимаясь по ветхому подъезду, стены которого были облуплены, а сверху везде свисали куски штукатурки, сёстры старались идти быстро, чтоб на их головы не посыпалась побелка, даже некасаясь пыльных треснувших перил. Из одной квартиры были слышны крики и звуки побоев, а из той, что была рядом — громкий лай нескольких собак. На одном из этажей по перилам пробежала кошка, оставив после себя неприятный запах.

— Удивительно, наш Марс настолько чистоплотный пёс, что в доме вообще запаха в воздухе нет. Если не знать, что у нас живет собака, никогда не догадаешься, — причитала Мила.

— Это еще и от хозяев зависит. Вы тоже любите чистоту, Тома помогает, поэтому так, — Ульяна запыхалась, дойдя до последнего, пятого этажа старой «хрущевки» на краю города.

— Вот эта дверь? Зелёная? — показала Мила на железную, давно нуждающуюся в покраске входную дверь. Ульяна кивнула, параллельно пытаясь найти в сумке ключи.

— Надо ее менять. А сделка когда?

— Завтра утром. Задаток я отдала из сбережений в банке, а основную сумму мне «мадам» обещала привезти, — повернув ключ, сказала Ульяна, — ну, проходи, осматривайся.

Вошедших встретила строительная лестница, перегородившая всю прихожую. Бывшие хозяева начали ремонт, но так и не успели его доделать, бросив всё на самом раннем этапе. Повсюду валялись газеты, полиэтиленовые рулоны, доски и мешки с цементом. Чтоб хоть как-то нормально дышать, пришлось открыть все окна. Никакой мебели в маленькой квартире не осталось. Она представляла из себя одну комнату, разделенную перегородкой, с микроскопической кухней и такой же крохотной ванной комнатой.

— За перегородку поставим кровать девочек и письменный стол для уроков. А вот тут — диван и телевизор. Который нужно еще купить…

— Она тебе даже мебель не разрешила забрать?

— Только двухъярусную кровать… сказала, брезгует после нас её использовать для своих «прекрасных» сыновей.

— Ну и дура! — возмутилась Мила.

— Не поспоришь…

— Хозяева дома? — послышался мужской голос из коридора, — мы кровать вашу привезли.

— Мы тут, заносите, — ответила Ульяна

А вслед за грузчиками появилась уже знакомая тучная женщина со странной прической. Из потёртой чёрной сумки она достала прозрачный пакет с купюрами и бросила его в прихожей прямо на пол:

— На, забирай. Твоя доля, — рявкнула она.

Ульяна, потеряв дар речи, не нашлась, что ответить на такой выпад.

— И кровать свою заберите. Нам ваше добро не надо!

— Позвольте, как вы себя ведёте? — Мила подошла в плотную к грубиянке и громко задала ей вопрос.

— Так веду, как эта проститутка заслуживает! Это из-за нее все! Она же Родика и довела! Сначала увела, а потом вот, довела до смерти! — кричала она на весь подъезд.

— У вас никто никого не уводил, вы с мужем не жили вместе задолго до того, как в его жизни появилась Ульяна, и превратила скучную жизнь генерала в райскую! А будете тут кричать, в нашей квартире, я вызову милицию. Нет, даже скорую помощь! Чтоб вас в психушку забрали! Вы не имеете права оскорблять мою сестру, — каждое слово Милы звучало четко и достаточно убедительно.

— Ваша квартира? Да у вас не квартира, а сарай! Как раз ей под стать! Шалава! — выплюнув последнее слово, дама быстро удалилась. Грузчик пять раз поменялся в лице, покраснел, а затем позеленел, став случайным зрителем этой сцены.

— Мы вам что–нибудь должны? — сменив тон на спокойный, спросила его Мила.

— Нет, со мной уже расплатились. До свидания.

Мила перевела взгляд на сестру, которая сидела на детской кровати. По ее щеке катилась слеза, горькая от обиды и несправедливости.

— Я его не уводила. Ты же помнишь? — дрожащим голосом, спросила Ульяна.

— Помню. Все, забудем теперь. У тебя начинается всё заново. Да, во второй раз, но ты не одна. Ремонт быстро закончится, всё наладится, вот увидишь, — Мила присела рядом и положила голову сестры на свое плечо, — у нас с тобой обязательно всё наладится.