Морские приключения мышки Клариссы

Лиза МакМанн, 2021

Мышка Кларисса и ее брат Чарльз Себастьян всю свою жизнь живут на большом корабле. Вокруг них столько опасностей: за бортом – бушующее море, на палубе – рыжая кошка Патронесса. Из всей многочисленной мышиной семьи их осталось двое. Во время бунта на корабле случается страшная неразбериха. Кларисса вместе с капитаном, коварной Патронессой и дюжиной голодных моряков оказывается в прохудившейся шлюпке в открытом море! Чарльзу Себастьяну удается спрятаться на корабле, захваченном мятежниками. Брат с сестренкой мечтают найти друг друга. Смогут ли они подружиться с кошкой, справиться со стайкой разгневанных кур и проявить настоящую отвагу, чтобы снова быть вместе?

Беда

— Кларисса! — шепотом позвал Чарльз Себастьян.

Он немного успокоился: от тряски осталась только чуть заметная дрожь. С палубы доносились крики, судно как-то особенно громко скрипело сегодня, а матросы как-то особенно тяжело топали башмаками.

— Да, братик, я здесь.

— Матросы сегодня еще бешенее обычного, мне кажется.

«Да они сегодня вне себя. Обезумели просто», — подумала я, а вслух сказала:

— Да.

— И воздух напряжен.

— Разве?

Я встала, положила лапку Чарльзу Себастьяну между ушек, погладила его по голове, как всегда делала мама, чтобы успокоить. Она баловала его. Мы все его баловали. Чарльз Себастьян был самым маленьким в нашем выводке, поэтому требовал опеки. Вернее, мы старались его опекать, а он позволял это делать. Мама даже считала, что у Чарльза Себастьяна есть дар предвидения. Она вообще во многом была идеалисткой и мечтательницей — не только в своем стремлении повидать мир. Я обладала более приземленной натурой. Естественно, никаким даром предвидения Чарльз Себастьян не обладал. Иначе бы он знал о волне, которая унесет с собой маму. Он бы знал, что кошмарная Патронесса схватит нашу бедную сестру Оливию, а та будет пищать у нее в пасти. Никогда, никогда я не забуду этот писк. И тот миг, когда он оборвался, тоже не забуду.

Но зато Чарльз Себастьян был умнее, чем мы все вместе взятые, — это факт. Только вот ему не хватало хладнокровия. Наверное, поэтому он постоянно дрожал от страха. И наша забота не особо ему помогала.

Чарльз Себастьян несколько раз быстро моргнул и сказал:

— Началось!

— Что?

Ответа не последовало, но в нем не было нужды. В полоске света из-под прикрытой двери кладовки быстро мелькнули кошачьи лапы. Патронесса тоже знала о том, что экипаж судна раскололся на две группировки. И наверняка понимала в происходящем побольше нашего. На судне, доверху загруженном кадками с молодыми дубами, которые предстояло продать в далеких странах, царил постоянный хаос. И половина моряков в команде была очень зла на капитана, который в грош их не ставил.

Трапы загрохотали под топотом тяжелых ног: все же люди — самые шумные животные в мире. Моряки орали совсем рядом — пугающе рядом. Судно задрожало, и наш ящик вместе с ним. Заскрежетало металлом оружие, отозвалось пронзительным звоном. Глухими ударами кулаков моряки лупили друг друга. Мы с братом больше и больше вжимались в угол ящика. В последние несколько дней драки на корабле стали обычным делом. Как стал обычным делом свист кнута и скрежет цепей по палубе — капитан все чаще и чаще приказывал сечь провинившихся, а затем бросать их в кандалах в специальную клетку, которая стояла на палубе у кормы, прямо над нашим укрытием. И все члены экипажа непрерывно ругались сквозь зубы. Даже коты вели себя беспокойнее обычного.

В ящике нам ничего не грозило, но без мамы в нем казалось слишком пусто и холодно.

— Плохо, все очень плохо! — взволнованно произнес Чарльз Себастьян. — Бунт — это беда для нас с тобой. Почему нет нашей мамочки? Она бы знала, что делать, куда бежать.

— Тс-с…

Я постаралась вести себя как мама. Она бы наверняка хотела, чтобы я позаботилась о нашем младшеньком.

— Мы здесь в полной безопасности. И никуда бежать не будем.

Что бы еще сделала мама? Уже одно ее присутствие успокаивало, но это мне исправить не по силам. Мной овладевала паника. К такой ситуации я оказалась не готова. А кто бы оказался готов?

По трапу застучали башмаки.

— Открывай! — Женский голос. — Открывай дверь! — Стук кулака снаружи.

Я моргнула. Лучия. Ее голос. Она из офицерского состава судна.

Танука возился с ключом в замке кладовки. Чарльз Себастьян часто дышал, высунув кончик языка. Дверь резко распахнулась, ручка ударилась о стену. У нас от испуга застучали зубы. Лучия оттолкнула Тануку с прохода.

— В чем дело? — заорал он.

Притворяется, что не понимает?

Женщина отвесила ему гулкую пощечину тыльной стороной ладони. От боли мальчишка взвыл. В наш ящик, прямо в кофейные зерна, отлетел окровавленный зуб. Лучия пристально посмотрела на подвывающего Тануку.

— Готовить умеешь?

— Я… я… — Он не знал, что ответить. Так и стоял, прикрыв рукой опухающую щеку и ощупывая языком дыру в зубах. — Немного… — Стал белый как простыня. — Я… я только учусь. Я первый раз… — Его шатнуло.

Лучия обернулась к морякам, стоявшим у нее за спиной.

— Этого взять и бросить к капитану. Им понадобится кок, когда они найдут сушу.

— Не-е-ет! — завопил мальчишка. — Я не уйду! Я останусь здесь!

Его схватили под руки два моряка и поволокли наверх. Танука затих.

— Молись, чтоб капитан этого не слышал, — бросил себе под нос один из моряков.

И тут мальчишка снова оживился:

— Сестра! Моя сводная сестра! Бенеллун! Ей только двенадцать лет.

Я ни разу не видела его сестру, но прекрасно понимала, из-за чего он разволновался. Хоть мальчишка мне никогда не нравился, я почувствовала к нему жалость.

— Мы ее найдем и кинем вместе с тобой в лодку с капитаном, — пообещал один из матросов.

— Найдите девчонку! — приказала Лучия кому-то, кого нам из укрытия не было видно.

Тяжелый топот постепенно затих. Мы с Чарльзом Себастьяном снова вжались в угол ящика, потому что Лучия вернулась и теперь изучала содержимое полок.

Как же она мне раньше нравилась! Из ее шелковистых волос можно было сплести великолепное гнездо. Темно-каштановыми волнами они спускались из-под шляпы, а несколько прядок всегда падали на лицо. Теперь на лбу Лучии выступила испарина. Она склонилась над нашим ящиком, и меня обдало невыносимым смрадом из ее рта. Вообще, я стойко относилась к любым запахам, но от дыхания Лучии, вонявшего соленой треской, было не спрятаться.

Она хватала ящики с полок и бросала их матросам. Неужели и наш она сейчас швырнет им в ручищи? Я вцепилась коготками в доски и зажмурилась.

— Держись! Только держись! — шепнула я брату.

Чарльз Себастьян дышал так часто, что, казалось, вот-вот потеряет сознание.

— Хватит! — крикнул сверху один из матросов. — Остальное нам.

В его глазах плескалось безумие. Мама нам много рассказывала об иерархии на судне: этот матрос не смел таким тоном говорить с офицером. Лучия моментально взбесилась — нас обдало волной ее гнева.

— Хочешь, чтобы тебя вздернули за убийство? — рявкнула она через плечо. — Им надо дать провиант.

— До Кингсленда каких-то восемьдесят морских миль.

— На шлюпке с одним драным парусом, которую утопит первый же шторм! Делай, как я сказала, иначе искупаю тебя под килем!

Лучия вытащила с нижней полки полящика соленой трески, загребла вялых апельсинов и, кинув их сверху, сунула ящик матросу. Он не удержал груз, и несколько апельсинов свалились на пол.

— Да ты еще хуже него! — злобно бросила Лучия и, подняв ящик, вручила матросу, стоявшему позади. — Чего застыли? Передавайте наверх и не мозольте глаза!

Рядом с нашим укрытием она нашла пакет сухого галетного печенья и еще какую-то еду — я не разглядела. И тоже передала все наверх. А затем ее тонкие смуглые пальцы легли на бортик нашего ящика. Она стянула его на пол и ногой подтолкнула к выходу. Чарльз Себастьян взвизгнул. Но скрежет поглотил звук.

— Держись! — крикнула я, уже не переживая, что нас услышат, и еще крепче впилась коготками в доски. — Не смей бежать! Здесь безопаснее, чем под башмаками.

Чарльз Себастьян не мог вымолвить ни слова — я только слышала, как колотится его сердечко. Наш дом переходил из рук в руки, нас кидало из стороны в сторону. Все выше и выше — и вот мы на палубе.

Я осмелилась выглянуть наружу. И чуть не ослепла от пламени факелов, освещавших непроглядную ночную тьму. Руки последнего в цепочке матроса бросили ящик на палубу, и мы с братом подпрыгнули от удара, кубарем покатились по дну, шлепнулись рядом с мешком с галетами. Мир бешено крутился.

— Вы пожалеете об этом! — Вопль раздался совсем рядом.

У кричавшего были связаны веревкой руки и ноги. Но голос я узнала сразу — капитана ни с кем не спутаешь, хотя с замотанными руками и ногами, в ночной рубахе вместо кителя он выглядел странно и очень беспомощно. Бросались в глаза пожелтевшие, а местами черные ногти на босых ногах.

И пока некоторые члены экипажа мялись, не понимая, что происходит и чью сторону занять, несколько человек подхватили капитана на руки, высунули за борт и… бросили.

Я замерла. Но вместо всплеска воды раздался глухой тяжелый удар. Значит, он упал с небольшой высоты. А вскоре над кромкой борта показалась макушка: капитан сумел сесть. Но как это возможно? Немного придя в себя, я сообразила: под бортом судна, над водой, болталась на тросах шлюпка. Капитан расшиб голову, когда упал в нее. По лицу у него сочилась кровь.

— Это измена! Вы будете повешены! Помяните мои слова!

Я не отводила глаз. Появилась Лучия. Капитан бросил на нее тяжелый взгляд и выговорил:

— Как ты могла?!

Она посмотрела на него с сожалением. И вдруг повернулась к собравшимся на палубе и сказала:

— Я остаюсь верна капитану.

Ее слова вызвали рокот, но я не понимала почему. Капитан, надменный и не сдавшийся, всматривался в экипаж: кто же еще верен ему? Взгляд налитых кровью глаз он останавливал на лицах всех моряков по очереди и, казалось, запоминал их. Внимательно вслушивался в их насмешливые реплики. Потом уставился на сбившихся в группку вокруг одного из офицеров. Это был мистер Томас, и именно он возглавил мятеж.

Еще несколько человек перешли на сторону капитана. Их тут же лишили оружия и пересадили в шлюпку. Несчастного и поникшего Тануку по-прежнему держали под руки двое матросов, а он вертел головой в поисках сводной сестры.

— И его в лодку! — заговорила Лучия. — Девчонку нашли?

— Какую девчонку? — переспросил кто-то, но Лучия уже переругивалась с мистером Томасом.

— Бенеллун! Ее зовут Бенеллун! — успел выкрикнуть Танука, пока его перекидывали через борт.

Раздался глухой удар. И мальчишка замолк. На протяжении всей этой сцены Чарльз Себастьян попискивал и елозил. Он почти забрался мне на спину и наблюдал за происходящим, вцепившись коготками передних лапок в бортик ящика.

— Кларисса, надо бежать!

— Нет!

Я толкнула его, пытаясь успокоить, но Чарльз Себастьян только громче запищал. Я проследила за его взглядом. В тени перил, изящно лавируя между столбиками и не обращая внимания на общую суматоху, к нам кралась Патронесса.

От ужаса у меня расширились глаза, вдох застрял в горле. Кошка уловила нашу возню и теперь смотрела прямо на нас.

— Не шевелись! — приказала я брату и, выскользнув, прижала его ко дну ящика, пытаясь уберечь от верной смерти.

Наверное, Чарльз Себастьян понимал, как нужно себя вести. Но его страх был сильнее моих лап: он вывернулся и кинулся в щель между досками, выскочил под ноги моряков и понесся прочь, еле успевая уворачиваться от тяжелых сапог.

Кровожадная кошка метнулась за ним.