Мужчины и женщины

Леонид Левинзон (2022)

Роман «Мужчины и женщины» — это роман о женщинах, написанный мужчиной. В центре повествования стоит молодая женщина по имени Вера. Из-за своей необузданной натуры и любопытства, перейдя с бедуинами Синайскую пустыню, она попадает в дом терпимости в Израиле, откуда бежит с помощью бывшего афганца Игоря. В один из дней пару приглашают на день рождения и Вера влюбляется в харизматичного незнакомца. Любовь и страсть властно вмешиваются в жизнь и других героев книги. Мечта о счастье заставляет женщин разрушать казалось бы уже сложившиеся отношения. Сильной стороной романа являются яркие характеры и не отпускающая внимание читателя хлёсткая интрига. В книге нет второстепенных героев, каждые мужчина и женщина на страницах книги это отдельные и великолепные истории.

10. Гости

Гости начали собираться к семи часам вечера. Сева вообще-то просил на шесть, но все опоздали, и это было к лучшему — и к семи еле успели подготовиться.

Первым появился Игорь. Его старенькая «шкода», скрипнув колёсами по гравию, подъехала к самой изгороди, на мгновение осветив фарами хилую лиственницу и под ней накрытый скатертью стол. Седой широкоплечий мужчина вышел из машины и подал руку спутнице. Выспавшийся и на время забывший дневные неприятности Сева подскочил к ним.

— Привет, Игорь! — заулыбался. — Как дела? Рад видеть! Устроился на работу? Какая интересная дама с тобой!

— Жена, — хмуро ответил Игорь.

— Жена? Очень рад, а я Севастьян, — вытянувшись и пытаясь стать выше ростом, официально представился Сева. Хотел небрежно поклониться, но раздумал. С его маленьким ростом это было бы смешно.

— Вера, — неожиданно глубоким грудным голосом, в котором Севе послышался сдерживаемый смех, ответила молодая женщина. Гибкая, дразнящая, она была одета не в обычные джинсы и блузку, а в открытое длинное платье, сильно обнажающее плечи. С любопытством оглядывая двор, Вера прошла вслед за мужем, но не села вместе с ним за стол, а направилась в кухню, где трудилась Мария.

— А меня Вера зовут, — дружелюбно сказала своим глубоким голосом.

— Мария, — Мария вытерла тыльной стороной руки лоб.

— Давайте помогу.

— Можно на ты.

— Конечно! — Верин смех прорвался наружу. — Мария, отнести что-нибудь?

Мария подала тарелку с оливье:

— Если не трудно.

— Не трудно, — Вера с готовностью взяла блюдо в руки и понесла к мужчинам. Обратно к Марии она уже не вернулась.

Следующий гость, Георгий, приехал на такси. Большой, кряжистый, с крупным лицом, мясистым носом и глубоко утопленными колючими, всё замечающими глазами, он несколько мгновений постоял у калитки, зачем-то качнул её, кивнул на приветствия, шагнул внутрь и пробасил:

— Добрым людям добрый вечер!

— Это кто? — с любопытством спросила Вера.

— Художник, — подняв голову, гордо объяснил возившийся с костром, Сева. — Между прочим, очень известный. Я к нему забегаю, когда в городе.

Он, чиркая спичками и вполголоса ругаясь, поджигал скомканную русскую непритязательную газету «Факел», изо всех сил махал пластиковой лопаткой, но угли никак не хотели заниматься, и искры от быстро сгорающей газеты летели во все стороны. Игорь и Вера равнодушно наблюдали за ним.

Георгий, пройдя тяжёлыми шагами, остановился около старающегося Севы, прищуренным взглядом поймал изогнутый ствол старого дерева, молча сидящих за столом Игоря и Веру, весь многоэтажный дом над ними со светящимися окнами, искры костра и довольно хмыкнул:

— Картинка, однако. Дай! — протянул руку к Севе.

Сева отдал лопатку.

— И спички, — распорядился тяжёлым басом, — не умеешь ты.

Повелительные интонации звучали у Георгия настолько естественно, что противиться было странно. Георгий присел, и через мгновение между его крупных ладоней затрепетал огонёк, но не потух, как у Севы, а остался, понемногу развиваясь, вначале нехотя, а потом всё сильнее вгрызаясь в уголь.

Пока Георгий зажигал костёр, появилась ещё одна пара. Машина у них не в пример Игоревой была солидная — кофейного цвета новенькая «мазда». Из «мазды» вышел небольшой, чуть выше Севы, человечек с весёлыми круглыми глазами и с ним худенькая темноволосая женщина с двумя по-детски трогательными косичками и диссонансом к косичкам и изящности внушительной, бросающейся в глаза грудью. Быстрым взглядом она скользнула по оживлённому Севе, расставлявшему тарелки, чуть нахмурилась, оценивая Веру. Тут, как медведь, поднялся во весь рост Георгий, и она восхищённо задержала на нём взгляд.

Человечек же вытащил из багажника «мазды» несколько пакетов, тяжёлую на вид кастрюлю, затем ребристую высокую бутылку, оказавшуюся впоследствии хорошим виски, и добродушно затараторил:

— Я так понял, мы вовремя, а то Ира меня шпыняла — опоздаем, опоздаем! Ничего и не опоздали… Ира, видишь, всё нормально. Кстати, у меня был друг, так он когда опаздывал, всегда объяснял: «Я не опаздываю, я задерживаюсь», вот что значит правильно расставить акценты! А мы ведь даже и не задержались. Машине что, она железная, главное — из дома вовремя выйти, так мы вышли. О, Игорь, какими судьбами? Давно тебя не видел! Стиралка наша благодаря тебе работает, как автомат! А это твоя жена? Вера? Очень рад!

Человечек, не в силах сдержать энергию, подбежал к костру.

— Уже горит? — спросил утвердительно у Георгия.

— Горит.

— Ну и правильно! А я Константин.

— Георгий.

— Знаменитый художник! — гордясь гостем, опять сказал Сева. — Мы ещё с России знакомы.

— Да будет…

Но Константин заинтересовался:

— Надо же! А фамилия как?

— Берман.

— Круто! — Константин восхищённо присвистнул. — Сам Берман! Это ведь ваша выставка была в театре?

— Моя.

— Преклоняюсь, просто преклоняюсь! Ирочка, представляешь, тут сам Георгий Берман!

Его жена, стоявшая в стороне, растерянно посмотрела на художника.

— Ирочка, кстати, куда я дел кастрюлю?

— Сейчас, Костя.

Ирина выступила из темноты, принесла кастрюлю, встала около костра. Малиновые угли со всполохами пламени осветили её серые брючки со стрелочками, полную грудь, пашминовую шаль на плечах, лицо.

— Ну, — Константин бодро засучил рукава и, согнувшись, принялся тереть луком решётку шашлычницы, — сейчас начнём…

— Уже начали… — с едва заметной усмешкой обронил Георгий.

— И без нас! — послышалось от калитки.

Это пришёл последний гость Алекс Кармин — черноволосый, усатый, ловкий. Элегантно пропустил вперёд рыжеволосую, совсем юную, полненькую девушку.

— Знакомьтесь, моя Рахелька! — весело представил.

Рахелька хихикнула:

— Ну, Саш! Сева и Маша меня знают…

— А я говорю — знакомьтесь! — рявкнул Алекс и, подняв ко лбу ладонь, картинно вгляделся. — Так, я смотрю, знаменитый мастер по стиралкам тоже с нами! Игорь, а что это за интересная дама с тобой?

— Жена, — всунулся Сева.

— А зовут?

— Вера.

— Вера… жена… Милая Вера, я ужасно ошибся! Вы не просто интересная, вы красивая женщина!

— Я знаю, — лениво ответила Вера.

— Ого, да тут комплименты раздают! — не вытерпела рыжая Рахелька.

— Рахелечка, успокойся, — Алекс укоризненно поцокал языком и весело объяснил: — Любит Рахелька меня, вот и ревнует…

— Глупости! — немедленно выпалила Рахелька. — Сева, а где Маша?

— В кухне.

— Пойду поздороваюсь.

Вприпрыжку, как девочка, помчалась и, перед тем как войти в дом, услышала за спиной:

— Вера, но какой голос! Я просто очарован. Игорь, признаюсь, ты отхватил небесную красавицу! Где? Расскажи где! В каких трёхкомнатных квартирах такие водятся?

И ответ Игоря:

— В моих квартирах.

Рахелька от злости прикусила губу.

— Маша!

— Да тут я, тут…

— Маша, как дела?!

— Ничего! — радушно улыбаясь, ответила хозяйка. — Посидишь? — смела крошки с табурета.

В кухне было душно. На плите кипела вода, в которой варились три свеклы, и красноватая пена выплёскивалась наружу, прорежая синеватое газовое пламя. Около мойки на полу стоял большой полиэтиленовый мешок, доверху наполненный мусором.

— Как твой Сева?

— Опять уволили, — Мария внимательно посмотрела на Рахельку. — Почему такая вздёрнутая?

— Что это за Вера?! — трагическим шёпотом спросила Рахелька.

— Первый раз вижу.

— Мерзкая!

— Может быть… А что случилось?

— Ничего! Просто… Просто Сашка её чуть не облизывает! Ну я с ним дома поговорю!

— Поговори, — иронически отозвалась Мария. Излишне резко двинулась к плите и охнула. — Нога!

— Ой, Машенька! — вскочила Рахелька. — Обопрись на меня, обопрись!

— Рахелька, лучше пододвинь стул, — Мария тяжело села.

Какое-то время подруги молчали, а потом Рахелька вдруг обижено выпалила:

— Вот ты моего Сашу не любишь, а у самой с Севой не меньше проблем!

Мария удивлённо взглянула.

— Да, да, — не в силах остановиться продолжила Рахелька. — Мой Саша просто весёлый, а твой Сева и не работает, и тебя обижает, и вообще… — замолчала.

— Я больше не буду высказывать своё мнение, — сухо сказала Мария.

Она сидела, неестественно выпрямившись, опираясь обеими руками на трость, и смотрела в одну, только ей известную точку на стене. Рахельке стало стыдно и, спохватившись, она торопливо начала оправдываться:

— Машенька, не обижайся, я сегодня сама не своя. Сорвалась…

Вода из кастрюли на плите начала выплёскиваться сильней, Мария было поднялась, но Рахелька, вскочив, уменьшила огонь.

— Машенька, чем тебе ещё помочь?

Мария более глухим, чем обычно, голосом ответила:

— Ничем.

— Машенька, но ты на меня не обижаешься?

— Не обижаюсь.

— Точно?

— Точно.

Рахелька подошла к открытому дверному проёму и выглянула наружу.

— Сидят… Маша, я пойду? Салаты взять?

— Возьми.

— Ты на меня не обижаешься?

— О, Господи! Рахелька, иди уже!

Как только Рахелька показалась из двери, Алекс закричал:

— Рахелечка, ты где? Мы без тебя соскучились!

Рахелька убыстрила шаг. Алекс, подскочив к ней, чмокнул полную белую руку:

— Прелесть моя! Просто прелесть!

Вера неожиданно засмеялась.

Потянуло острым дразнящим запахом жареного мяса. Сева принялся носить салаты. Константин открыл свою ребристую важную бутылку.

— Костя! — расширил глаза Алекс. — Это действительно оно?

— Оно, — дружелюбно ответил Костя.

— Что, мужики, пора? — подскочил весёлый Сева.

— Конечно, пора! Куда наливать? Стаканы? — Алекс предвкушающе потёр ладони. — Сева, как ты знаешь, я не пью, но когда доходит дело до конкретики…

— Когда доходит дело до конкретики, даже я пью, — пророкотал Георгий.

Сева подобострастно засмеялся.

— Марусечка! — закричал. — Где ты, милая?

Мария в нарядном платье, скрадывающем её полноту, вышла из дома. Опираясь на трость и удерживая в другой руке ещё одно блюдо, направилась к гостям. К ней смешно подбежал тщедушный Костя, что-то укоризненно говоря, отобрал тарелку — помог.

— За именинника! — возвестил Алекс.

Сева сиял.

— Марусечка? — подмигнул.

Мария подняла бокал. Все потянулись к ней, чокаясь. Потом некоторое время ничего не было слышно — гости увлеклись едой. Мария из-за утренней обиды расстаралась вовсю — на столе были и оливье, и винегрет, и какой-то необычный рыбный салат с ананасами. Сева из окна спальни протянул удлинитель, перебросил его через ветку сосны, и лампочка, покачиваясь от дуновений начавшегося ветерка и бросая тени, освещала склонённые головы и заставленный тарелками стол.

Маленькая Ира со своими смешными косичками, сидя между Георгием и мужем, вполголоса спросила:

— Георгий, а где вы учились?

— У Климовича, — неспешно прогудел Георгий, — интересный такой был старикан, жестокий. По анатомии гонял. До сих пор мышцы помню — пронатор, супинатор… Чтобы рисовать обнажённую натуру, надо не только чувствовать начинающееся движение, но и знать фактуру. На самом деле очень сложные и тонкие вещи!

— И вы знаете? — спросила Ирина, по-девчоночьи закручивая косичку на палец.

Георгий поперхнулся. Посмотрел внимательно. В неверном свете глаза сидящей рядом маленькой женщины выглядели огромными.

— Уж знает, Ирочка, знает, — затараторил Костя. — Гоша… Георгий, вы разрешите вас так называть? Так вот, я читал — Пикассо, не отрывая карандаша, рисовал одной непрерывной линией, и как выходило! Все ахали!

— Пикассо — это Пикассо.

— Это кто там рисовал? — всё ещё сердитая, спросила рыжая Рахелька. Она, опустив голову, царапала кончиком вилки по столу.

— Конечно, я! — не пропустил Алекс.

— Саша, я серьёзно!

— Так вы, Алекс, тоже художник? — внезапно разлился грудной смех Веры. — И кого рисуете?

— Женщин… — в тон Вере хохотнул Алекс. — Вон Рахельку нарисовал.

— Надеюсь, это не первый ваш рисунок?

— Ну вы скажете!

— А вот ответьте, господин художник: вашу Рахельку было трудно рисовать? Или легко?

— Чего? — растерялась Рахелька. — Не поняла? Саша?! — от повторной обиды юная девушка была уже готова расплакаться.

— Всё хорошо, милая…

— Может, хватит? — зло сорвался Игорь.

Алекс и Вера обменялись взглядами.

— Сегодня попал в ситуацию, — возвестил Сева.

— Что-что?

— Да так… Одному типу хотел в глаз дать… Нахамил он мне. Я вообще резкий. На самом деле их двое было.

— Двое… — с неопределённой интонацией произнёс Костя.

— Ты что, не веришь?!

— Верю, — Костя примирительно поднял руки. — Они, конечно, убежали?

— Выпьем? — примирительно прогудел Георгий. — Убежали и убежали, что говорить.

— Да-да, — торопливо поддержала Ира. — Георгий, а где у вас мастерская?

— На Яффо. Приходите, — Георгий тяжело повернулся к ней.

— Придём, придём! — радостно зачастил Константин. — Теперь не отвертитесь! И подарок принесём, и посидим. Эх, люблю запах краски! Ириш, ну почему я не художник?

Георгий неопределённо хмыкнул.

— А нас с Рахелечкой ты не приглашаешь? — вмешался Алекс.

— Приходите и вы.

— Мне тоже интересно, — своим чарующим голосом сказала Вера, — я у художников давно не была.

— Кстати, и я рисую! — заявил Сева. Он совсем опьянел. — Одному недавно так морду разрисовал.

— Сева! — ужаснулась Мария.

— Что Сева?

— Прекрати…

— Ты смеешь меня останавливать? Хотя… — Сева, пошатываясь, встал. — У меня тост: за прекрасных дам!

— Очень оригинально…

— Да, оригинально! — Сева икнул. — Кто-то против?

Прошёл ещё час. Угли не только припорошило сизым, но кое-где уже возвратился их первоначальный чёрный цвет. На решётке лежали последние, никому не нужные, пережаренные крылья, виски и вино были выпиты. Мария, сославшись на головную боль, ушла в дом, Сева спал, положив голову на руки. Вера курила. Алекс, успокаивая, ласково обнимал свою Рахельку. Задумавшийся Георгий более чем когда-либо напоминал севшего на задние лапы медведя. Подул прохладный ветерок, Ира показала мужу на часы, тот встал. Пора было расходиться.