Супергерой для Золушки

Лена Сокол, 2018

Книга доступна эксклюзивно в ЛитРес: Абонементе. Выберите тариф, чтобы получить доступ к книге. Сводная сестра практически украла ее жениха из-под венца, а теперь приглашает на свадьбу. После такого двойного предательства у кого угодно руки опустились бы. Но следователь Варя Комарова не собирается сдаваться. Ей удается изменить имидж, стать смелее и отбросить сомнения в себе. Случайное знакомство с красивым и внимательным Артемом затягивает ее в водоворот безумных событий. Артем предлагает ей вместе пойти на свадьбу «предателей», чтобы утереть им нос. Он готов сыграть роль нового парня Вари… Чем обернется эта игра?

7

Два месяца пролетели незаметно.

В старом парке был обнаружен труп еще одной девушки. Почерк тот же: у шестнадцатилетней Марины Сизовой было перерезано горло, на теле имелись многочисленные ссадины и раны. Внешне погибшая очень напоминала предыдущих жертв — светленькая, худенькая, достаточно хрупкая.

Мне пришлось привлечь большое количество разных специалистов, был составлен психологический портрет преступника, проверены все сотрудники мужского пола, работающие в парке, занимающиеся уборкой прилегающей территории, опрошены ученики находящегося неподалеку ПТУ, все недавно освободившиеся преступники, живущие в близлежащих районах. Ежедневно по парку прогуливалась оперативная группа в штатском, проверялись все маршруты автобусов, курсирующих рядом, все автомобили, следующие в данном направлении, отрабатывалась также версия, что тела в парк лишь сбрасывались.

Все безрезультатно.

Убийца будто обладал особым чутьем, знал, как нужно действовать, чтобы не наследить, действовал аккуратно и очень осторожно. Как это всегда и бывает, среди местных жителей началась неминуемая паника: в соседних жилых районах родители не отпускали детей гулять одних, требовали у полиции прояснить ситуацию, с каждым днем обрастающую все новыми слухами. Но больше всего шума поднимала пресса: «Следствие ждет, когда маньяк убьет новую жертву» — с таким заголовком вышел «Прибрежный вестник» на прошлой неделе.

Журналист Грин, отчаявшийся взять у меня интервью, чтобы выяснить обстоятельства дела, и вынужденный довольствоваться лишь сухими сообщениями пресс-службы, фактически буйствовал. Трижды за последние шестьдесят дней он указывал в своих статьях на мою некомпетентность и бездействие, призывал заменить кем-то постарше и требовал от руководства срочных и решительных мер.

Легко ему говорить, труднее было мне не реагировать. Мы делали все возможное, подняли на ноги всех свободных сотрудников, буквально рыли носом землю, искали-искали, проверяли каждую мелочь, но, что самое страшное, газетчики были правы — мы ждали нового убийства, без него нам пока не за что было зацепиться.

Работа отняла у меня все лишнее время и отвлекла от грустных мыслей. Вместо того, чтобы радоваться законным выходным и приходу настоящего южного лета, я по горячим следам раскрыла убийство продавщицы ларька местными наркоманами, поджог ресторана и бытовую резню. Чтобы разгрузить мозги и переключиться с убийств в парке на что-то другое, несколько раз возвращалась к делу отца. Нашла оперов, работавших по делу, и побеседовала с ними, те посоветовали разыскать Ивана Омутова, бывшего тогда старшим оперуполномоченным.

Я нашла его в соседнем городе в маленьком ветхом домишке. Теперь он работал охранником в супермаркете и не желал даже вспоминать о службе в органах. Уволился он оттуда двенадцать лет назад из-за проблем с руководством. Дело моего отца помнил хорошо — именно оно и стало тогда причиной конфликта. По словам Ивана, его смутил тот факт, что в заключении эксперта не было ни единым словом упомянуто отсутствие на автомобиле бизнесмена Комарова правого переднего колеса, найденного на следующий день в четырехстах метрах от места падения на берегу и приобщенного им к делу.

По заключению эксперта автомобиль был абсолютно исправен. Еще и полное ТО значилось пройденным у официала за месяц до трагедии. Почему-то найденное колесо с логотипом производителя тогда отказались учесть, доводы Омутова не были приняты, попытки докопаться до правды — пресечены. И почти сразу после высказанного им возмущения высшее начальство рекомендовало Ивану не вмешиваться. Впоследствии под их нажимом ему все-таки пришлось уволиться из правоохранительных органов.

Мутное дело. Старое и очень мутное. Спустя столько лет для меня нереально было отыскать ни тот самый автомобиль, ни колесо — все давным-давно уничтожили. Остались лишь обрывки воспоминаний людей, которые видели все своими глазами. Их рассказы о том, как водолазы день за днем вели поиски в бухте, как отступились, так и не найдя тело моего отца.

Кому теперь были нужны слова тех очевидцев? Кто бы им поверил? Мне требовались новые зацепки, и, пожалуй, для этого стоило бы заняться деятельностью Андрея, которую он вел в настоящем. Папу не вернешь, ярлык самоубийцы так просто не сбросишь, но вот вырвать маму из лап тирана — это все еще оставалось вполне реальным.

Мама… Два месяца мы не виделись. Она звонила мне пару раз в неделю. Чувствовала вину за то, что ей приходилось разрываться между нами всеми, жалела меня, уговаривала прийти повидаться. Я не решалась. Было больно и обидно. Именно от нее я узнала, что колечко, принадлежавшее бабушке Альберта, уже перекочевало на палец к Кристине.

Забавно, да? Когда появляется та самая женщина в твоей жизни, больше нет места страхам, что ты поторопился и совершаешь ошибку. Ты строишь новые отношения, планируешь, не оглядываясь ни на что. Хотя версия о том, что Крис со своим папочкой просто грамотно обработали моего бывшего жениха, была очевиднее и правдоподобнее остальных — в супермаркете Альберта больше не было краснодарских яиц, на самом почетном месте теперь красовалась продукция «Майской птицефабрики». Вот так.

Я…

А что я? Эти два месяца стали самыми трудными и интересными в познании себя. Девчонки, оказавшиеся на поверку вполне милыми, хоть и бесшабашными, издевались надо мной, как могли. В глубине души я понимала, что все происходящее со мной при их участии имело весьма отдаленное отношение к психологии. Они ставили надо мной эксперимент, а я просто не сопротивлялась. Мне первый раз в жизни было весело. Сложно, но по-настоящему весело, черт возьми.

Не знаю, откуда росли корни моих комплексов. Отчетливо помню тот момент, когда умер отец. Мне тогда казалось, что нужно как можно меньше проблем создавать матери, которой и так было тяжело. Мне нравилось быть послушной, прилежно учиться, радовать ее отметками и хорошим поведением. На контрасте с сестрой мне хотелось быть еще лучше, чтобы причинять маме как можно меньше неудобств, как можно реже ее расстраивать. Вот, наверное, тогда я и потеряла себя, потеряла детство и вкус к жизни.

И девочкам хотелось хоть немного, но восполнить этот пробел, дать мне почувствовать себя, раскрыться и преодолеть установленные мною же барьеры. Первым этапом было даже не изменение казавшейся им скучной внешности. Они вытащили меня на набережную, заставили надеть бейсболку, кроссовки и прокатиться на самокате. Весь тот день мы провели у залитого солнцем моря, исколесили втроем берег почти вдоль и поперек, наелись сладкой ваты, пирожков, мороженого и напились вредной газировки.

Самым удивительным было позволить себе ехать на этой штуке с колесами, не боясь показаться легкомысленной, ощущать прохладный ветер в волосах, свежесть соленых волн и дышать полной грудью. Кажется, я тогда впервые почувствовала себя живой.

Следующим испытанием стала попытка познать себя и свое тело. Вероники спустили половину моей зарплаты на несколько комплектов дорогого нижнего белья и ужасно развратных чулок с поясом. Мне разрешалось ходить на службу в своей привычной одежде, но под нее надевать эту амуницию, как они сказали, «свободной, знающей себе цену и сексуальной женщины». Дома — ходить только раздетой, в нижнем белье и обозревать свое отражение во всех доступных зеркалах.

Было странно. Было дико. И все это, конечно, не сразу мне понравилось. Но, нужно признать, что наличие на теле такого нежного, ажурного, почти совершенного белья изменило даже мою походку, сделав ее по-кошачьи плавной. А это ощущение, что ты одна знаешь какую-то тайну, заставляло по-другому держаться, любить свое тело, становиться уверенной в себе. Две недели я ходила дома в одних трусиках и лифчике, и это тоже дало свои плоды — я стала по-настоящему нравиться самой себе.

Все это привело к тяжелейшему признанию: капитан Варвара Комарова боялась выходить на люди в купальнике, поэтому не бывала на общественном пляже, наверное, с совершеннолетия.

Наверстывали упущенное мы тоже втроем, в один из немногочисленных выходных, когда я позволила себе уйти с работы на пару часов, чтобы выполнить это задание. Стыд, желание прикрыться полотенцем, втянуть живот и немедленно рвануть в воду, чтобы ни у кого не возникло желания рассматривать мои обнаженные бледные бедра и задницу, полностью захватили разум. Огромного труда стоило лечь по команде наставниц посреди огромного пляжа и просто загорать, провожая взглядом катера и слушая крики чаек.

Стресс я снимала, разбивая и круша оставшиеся вещи бывшего: часы, фоторамку, флакон туалетной воды. Удаляла совместные фотографии, жгла рубашки, резала галстуки, чистила унитаз его зубной щеткой и в деталях представляла, как бы он ею пользовался дальше. Эти простые действия приносили некоторое облегчение, хотя больше служили очищением и помогали отпустить его душой.

Иногда мои унылые и одинокие вечера нарушались внезапным приходом соседок. Приходилось убирать документы и окунаться в чисто девичьи удовольствия: болтовню обо всем на свете, сеансы депиляции, нанесение всевозможных масок, медитацию, музыку и даже йогу. Один раз они потащили меня с собой в салон красоты на массаж, в другой раз измывались прямо дома, делая маникюр, педикюр и густо крася ногти ярко-красным лаком.

Как и обещали, они ломали меня постепенно, как и ожидалось, сопротивлялась я изо всех сил. Целый день с лаком на ногтях показался мне пыткой, все время ужасно хотелось спрятать руки, убежать и немедленно стереть его, чтобы не привлекать ненужного внимания. К вечеру от удивленного взгляда Лунева на мой маникюр у меня даже началась нервная почесуха. Как оказалось, это были всего лишь цветочки.

Тяжелее всего было терпеть беспорядок дома. Вероники заставили меня съесть чипсы, затем поели сами, оставив на ковре и обивке дивана кучу крошек. Не знаю, что я ощущала, сидя в кресле и ожидая их ухода. То ли больше всего на свете мечтала взять в руки пылесос, то ли ждала скорой смерти от язвы желудка. В тот день они ушли, заставив меня разбросать собственные вещи и спокойно лечь спать. Легко сказать «спокойно»! Я всю ночь ворочалась в постели, думая о том, как бы встать и убрать все по своим местам.

«Так ничего же не случится, спи, — говорил мне внутренний голос, — утром уберешь».

«Срочно! Беги и собери то, что валяется там, в гостиной, — почти кричал мне через минуту он же, — вставай-вставай!»

Совершенно измучившись, я встала около трех ночи, прибралась и сразу отключилась, довольная. Не знала я тогда, что теперь они потребуют от меня поступать так каждый день. И ведь будто назло они прибегали каждое утро ни свет, ни заря, чтобы проверить, не вымыла ли я ночью грязную посуду и не переставила ли обувь в коридоре ровно-ровно, как того требовала моя натура. Вот кто зануды!

— Надевай, — сказала Ника с видом знатока, протягивая мне пакет с покупками, — тебе нужно сначала попробовать сходить в этом куда-нибудь, например в магазин. Думаю, ты еще не готова идти в таком наряде на работу, не выдержишь.

— Даже не знаю, — произнесла я ошеломленно, доставая из пакета странного вида мятую рубаху и рваные голубые джинсы. — На работу мне в таком точно нельзя.

— Что? Прямо никто у вас в джинсах не ходит?

— Ну… — Я затаила дыхание, разглядывая их. — Не в таких. Некоторые в форме предпочитают ходить.

— Твои юбка с пиджаком и так кажутся формой. — Она усмехнулась, падая в свое любимое кресло. — Учительской.

— Ты правда думаешь, что мне стоит это примерить?

Джинсы оказались даже хуже, чем я представляла. Думала, они заставят меня втиснуться в узкие брюки, обтянуть попу, но эти… Будто снятые с мужчины, так называемые «бойфренды» с небрежной бахромой в местах разрывов на коленях. Грубые, жесткие, разгильдяйские. Как они могли сделать меня женственной? Пусть в комплекте с льняной рубахой бледно-розового цвета? Ума не приложу.

— Если ты не примеришь, мы разрываем наш контракт, — хохотнула Ника, закидывая голые ноги на стол.

— Не могу поверить, что иду на поводу у двух… девчонок без царя в голове!

— Признай, мы классные. — Она подняла на макушку желтые очки в круглой оправе. — А еще тебе никогда в жизни не было так весело, как с нами.

— Сомневаюсь, — буркнула я, рассматривая рубашку.

— Тебе нравится быть плохой девочкой, Комарова! — Ее заливистый смех эхом разлетелся по комнате. — Признава-а-айся!

— Знала бы ты хоть что-то о моей работе, так бы не говорила.

— Правильно, сама ничего нам не рассказываешь.

Я покачала головой:

— Крепче спать будете.

Я сняла блузку, аккуратно повесила на спинку стула и несмело натянула обновку. То же самое проделала со строгой юбкой, заменив ее на голубые джинсы, оказавшиеся на удивление удобными. Посмотрела в зеркало. Интересно. Даже очень.

— Подожди, — вскочив с кресла, Ника подбежала ко мне, — сейчас сделаем, как надо.

Она подвернула края брючины до длины 7/8, заправила рубашку, сначала полностью, затем вытащила и небрежно засунула за пояс лишь один ее край. Достала шпильки из пучка моих волос, распустила их и взбила пальцами. Выделив несколько прядей, покрутила в руке и уложила вперед, на грудь. Сбрызнула мою шею новым модным и дерзким ароматом от «Кензо» и отошла назад, играя бровями.

— Хм! — Я пожала плечами, поворачиваясь к зеркалу то одним боком, то другим. С удивлением отметила, что у меня даже попка появилась. — С какой обувью это полагается носить?

— Каблуки, — хитро улыбнулась Ника. — Но белые тапки или кеды тоже можно. Положи их в сумку на всякий случай, если устанешь на шпильках, переоденешь.

— Вряд ли на высоком каблуке я дойду даже до магазина.

— А ты пробуй, все приходит с опытом. — Она надавила мне пальцами на плечи. — Выдохни, расслабься, представь, что ты никуда не спешишь, улыбайся прохожим.

Я обреченно вздохнула:

— Легко сказать, но я попробую.

Ника встала передо мной и сурово взглянула мне в глаза:

— Помнишь, что мы говорили про флирт?

— Нет-нет-нет! Только не это!

— Слушай, Варя, ты чувствуешь себя неловко в общении с мужчинами, у тебя происходит некоторый зажим, который ты пытаешься скрыть под маской серьезности. Не бойся быть собой, выглядеть нелепо, мужчинам нравится эта игра. — Она взяла с полочки блеск и нанесла немного на мои губы. — Просто у тебя засел в голове стереотип, что это соблазнение. Нет, ты ведь не предлагаешь себя, нет никаких конкретных целей. Ты просто хочешь узнать его поближе, показываешь свою заинтересованность, а он старается разгадать твои загадки: то ли ты просто в хорошем настроении, то ли он тебе нравится. Ну, ты что, не пробовала такого никогда?

Я прикусила губу, пробуя блеск на вкус.

— Никогда.

Она надула щеки и медленно выдохнула, глядя на меня как на глупого ребенка.

— Тебе обязательно понравится, вот увидишь. Импровизируй, шути, искренне улыбайся. Твоя задача — привлечь внимание, одновременно вызвав у него желание узнать тебя получше. — Ника вытаращила глаза. — Боже, не смотри на меня, как святая девственница! Ты же не… Нет ведь?

— Нет! — вспыхнув, воскликнула я и отвернулась к зеркалу.

— Объектом может стать кто-то уже знакомый или первый встречный.

Мой живот меня подвел, мгновенно сжавшись от страха.

— Знакомиться на улице не стану. — Я одернула рубашку и едва удержалась, чтобы не заправить ее в джинсы как следует. — Это опасно и… просто совершенно безумная затея! Нет, нет и нет!

— Ну, смотри, какая ты красотка. — Она выглянула из-за моего плеча. — Ты позволила себе взять выходной, нарядилась, не пропадать же теперь такому наряду, а? Позвони этому своему коллеге, пригласи прогуляться, не знаю, придумай какой-то повод, если стесняешься.

— Ни за что! — Меня затрясло мелкой дрожью от одной только мысли о том, как отреагирует Лунев на такое предложение.

Да, Егор мне нравился. И, возможно, мы могли бы… Нет! Ему нельзя видеть меня в такой. Что он подумает?

— Ну ты и зануда, — разочарованно сморщилась подруга, — посидели бы в кафе, мило и приятно поболтали. А там, глядишь, все само собой бы и случилось…

— Да не нужно мне всего этого, неправильно это. — Я убрала волосы за уши и нервно вздрогнула. — Я не умею и не хочу кокетничать. И с такой интонацией, как ты показываешь, тоже говорить не смогу. Не мое это.

— Слушай, как ты вообще со своим Альбертом сошлась?

— Не знаю. — Я нахмурилась. — Он сам.

— Ясно, — тяжело вздохнула Ника. — Не хочешь продвигаться вперед и флиртовать, тогда заменим это задание шоковой терапией.

Я недоверчиво взглянула на нее:

— Ты о чем?

— Иди в супермаркет своего Альбертика и стащи там бутылку самого дорогого коньяка. Ему назло. И здоровенную шоколадину.

Я покрутила пальцем у виска.

— Ты, наверное, не совсем понимаешь, где я работаю и чем занимаюсь, да?

— Боишься? — ехидно спросила девчонка, приваливаясь к стене.

— Никогда на такое не пойду.

— Тогда просто вскрой эту шоколадку и съешь ее прямо в магазине, пока никто не видит. Преодолей себя, соверши немыслимое!

— Никогда.

Разве что в страшном сне.

— Тогда остается флирт, — огласила мой приговор соседка.

— Умно. — Мне оставалось лишь кивнуть.

Ника скорчила рожу.

— Я не настаиваю, — усмехнулась она. — Помни, что делаешь это только для себя. А мне просто прикольно за всем этим наблюдать.

— Помню.

Раздался звонок, она поправила гарнитуру, села в кресло и посмотрела на меня:

— Хочешь ответить?

Я отчаянно затрясла головой, отказываясь. Ника рассмеялась:

— И сними эти очки, сейчас Вера принесет тебе линзы. — Она прокашлялась, опустила ресницы, входя в образ, и ласково мяукнула в трубку: — Алло-о-о…

Собрав свою одежду в пакет, я еще немного покрутилась у зеркала и, не узнавая саму себя, пожала плечами. Нужно было прогуляться. Вымести из головы мрачные мысли, развеяться, пробежаться по магазинам, а там уж как выйдет. Что-нибудь придумаю. Не обязательно слепо следовать всем советам этих доморощенных психологов. Нужно учиться просто жить и наслаждаться жизнью.

— Привет! — Вера радостно бросилась мне на шею, едва войдя в дверь. — Ну, ты красотка! В смысле, и раньше была, а теперь… Ох, как бы не прослезиться!

— Перестань, — смутилась я, бросая еще один взволнованный взгляд в зеркало, словно не доверяя ее словам, проверяя, не обманула ли.

— Как можно было прятать такие шикарные волосы? Не понимаю! — не унималась она, обмахиваясь кипой бумаг и газет, зажатых в руке. — Чуть ли не до пят, такое богатство. А блестят как!

— Спасибо.

— Слушай, — Вера вдруг принялась перебирать бумажки, — посмотрела сейчас почтовый ящик, там у нас по ошибке какое-то письмо для тебя оказалось. Взгляни.

Я взяла из ее рук гладкий конверт, подписанный знакомым почерком. С трудом выдохнула, уже догадываясь, что там может быть. Надорвала, достала плотный кусочек яркого картона, украшенного блестящим рисунком из красных роз. Еще не прочитала написанное в центре витиеватым почерком, но уже знала, как оборвется сердце, как оно запрыгает в груди, пытаясь выскочить наружу. И как от дикой боли оно рухнет вниз и спрячется в самый дальний уголок тела.

Я просила маму даже не упоминать об этом. Просила ничего мне не рассказывать. Не хотела ничего знать о том, когда это событие состоится. Но оно само меня нашло. Сестра не смогла упустить возможности надо мной поиздеваться.

Насмешка, плевок, удар под дых.

Она хорошо знала, что делает. Надеюсь, ей это доставило особое удовольствие. Стерва.

Змея.

Я прочитала написанное в центре карточки:

Дорогая Варвара!

С удовольствием приглашаем Вас порадоваться вместе с нами

и отметить наше бракосочетание,

которое состоится двенадцатого июня в отеле «Бухта»

(ул. Мира, 3).

С уважением,

Кристина и Альберт

Руки затряслись, в глазах потемнело. По голове будто обухом топора ударили.

То самое место.

Тот самый день.

Наш день.

Завтра.