Супергерой для Золушки

Лена Сокол, 2018

Книга доступна эксклюзивно в ЛитРес: Абонементе. Выберите тариф, чтобы получить доступ к книге. Сводная сестра практически украла ее жениха из-под венца, а теперь приглашает на свадьбу. После такого двойного предательства у кого угодно руки опустились бы. Но следователь Варя Комарова не собирается сдаваться. Ей удается изменить имидж, стать смелее и отбросить сомнения в себе. Случайное знакомство с красивым и внимательным Артемом затягивает ее в водоворот безумных событий. Артем предлагает ей вместе пойти на свадьбу «предателей», чтобы утереть им нос. Он готов сыграть роль нового парня Вари… Чем обернется эта игра?

5

— Не поняла. Это кто здесь надменная? — спросила я и инстинктивно схватилась за ручку двери своей квартиры, боясь, видимо, развалиться на части и упасть. Осколки слов, брошенных в меня Альбертом, все еще больно впивались мне в сердце. — Я, что ли?

Глаза соседки сузились.

— Ты, ты. — Девушка теперь смотрела обеспокоенно. — Не здороваешься ни с кем. Но это не твоя вина, конечно, а родителей. Воспитали, видимо, плохо.

— Так я ж не знаю здесь никого, — пробормотала я, разглядывая в темноте ее странноватый прикид. Блестящие черные волосы десятками длинных тонких косичек лежали на плечах, густо накрашенные брови выделялись на фоне бледного лица ярким пятном. Колечко в губе, белая майка, рваные джинсы. Телосложение подростка. На вид ей было лет восемнадцать, не больше. — Вот и не здороваюсь, — продолжила я, пожав плечами. — И вас первый раз вижу. Уж простите.

Она несколько раз сомкнула и разомкнула челюсти, перемещая во рту жвачку — так виртуозно и быстро, что это мне напомнило вращающуюся бетономешалку с гравием. Голос ее грохотал в тишине подъезда примерно с тем же звуком.

— Ага. Сколько здесь живешь-то? — Она посмотрела на меня оценивающе. — Мы с Никой уже год здесь обитаем, тебя видим постоянно, а ты проходишь мимо и дальше своего задранного носа не видишь.

— Да-да, — подтвердил из недр квартиры чей-то писклявый голосок.

Я выдохнула. В голове все еще паникой пульсировали удаляющиеся шаги Альберта. Перед глазами стояла его ладонь, мокрая от влаги, сжимающая колечко и прячущая его в карман брюк.

— Девушка, да я вас первый раз вижу! — Мой отчаянный возглас разрезал горло, как самый острый клинок.

Девчонка охнула и взмахнула волосами:

— Вроде очки носит, а все равно никого не замечает!

— Хорошо. — Я кивнула, пытаясь переплавить боль в ярость. — Я поняла — вы мои соседи. Будем знакомы. И извините, если обидела. Мне пора.

Я развернулась к собственной двери, надавила на ручку и… ничего не произошло. Навалилась плечом. Что за день! Так припустила за женихом — язык не поворачивался называть его бывшим, — что забыла о расшатанном замке. Опять закрылся. Я со всей силы ударила ладонью по дверному полотну. Черт! Как же больно! Ой-ей-ей! И как назло, открыть ее мог бы только… Альберт.

Голова опять закружилась.

— Что? Дверь захлопнулась?

— Черт! — воскликнула я, упираясь лбом в злосчастную деревяшку.

— Ясно. — Моей спины коснулась чья-то рука, заставив вздрогнуть. — Ты это, заходи давай. Мы сейчас Жентосику позвоним, попросим с дверью помочь.

Я обернулась:

— Кому?

— Да не важно, приятель это наш. — Девчонка отмахнулась, отступая назад, в квартиру, и поманила за собой. — Заходи.

Решив, что хуже уже не будет, я сделала робкий шаг в неизвестность.

— Привет! — По голосу — та самая пискля.

Я повернула голову. В центре единственной комнаты стояло кресло, в нем сидела тощая блондинка в розовом топе и джинсовых шортах. Светлые волосы, стянутые в хвостик, такие же светлые, почти бесцветные ресницы, по-детски тонкие ручки и ножки. Выглядела она еще моложе своей подружки.

— А ты чо орала-то на весь подъезд? — Она поставила на столик кружку и скрестила руки на груди. — Случилось чо?

Теперь, прошлепав босиком, как была, в гостиную, я могла оценить скудную обстановку помещения. Диван, кровать, шкаф, стол с ноутбуком, возле которого сидела блондиночка, кресло, занимаемое ею же, и маленький журнальный столик в центре, уставленный нехитрой закуской: бутербродами, маринованными овощами и парой пирожков.

— Нет, — ответила я, бросая взгляд за окно на красные разводы в темнеющем небе.

— А чего бледная такая? — Девчонка с косами подтолкнула меня к дивану. — Вон, глаза даже закатываешь. — Она вытянула губы трубочкой. — Ого, ну-ка садись! Дыши. Воды дать?

— Ты зачем ее притащила? — Вторая соседка покачала головой. В ее ухе блеснула гарнитура и тоненький стебелек микрофона. — Ща окочурится, а нам труп прятать или с копами объясняться!

Чернявая уже порхала вокруг меня, обмахивая журналами:

— Подожди ты, ей реально плохо. — Она улыбнулась. — Тебя как хоть звать-то, соседка?

Я рассеянно подняла на нее глаза:

— Ва-ря…

И продолжила падать куда-то в пропасть собственного сознания. Впитывать в себя все произошедшее: неожиданный разговор, обидные слова, резкие взмахи руками, торопливые шаги в прихожей.

— Меня Вера, — представилась девчонка, прикладывая руку к груди, — она — Ника. Мы вообще-то обе Вероники, но не суть. Итак, Варя, что случилось?

Ее взгляд загорелся, мой — потух. Что я вообще здесь делаю? И почему совершенно нет сил, чтобы встать, уйти и придумать, что делать?

— Ничего, — отрешенно сказала я.

Блондинка прокашлялась, наблюдая за нашим общением.

— Да говори уже, вижу, что плохо тебе. — Невзирая на то, что журнальный столик был заставлен закусками, брюнетка села прямо на его край.

Была не была!

— Жених ушел, — прошептала я, надеясь, что никто не услышит.

Но та, что сидела в кресле, тут же присвистнула:

— Бросил что ль?

Нужно быть сильной.

— Да.

Мой желудок начал выделывать трюки. Судя по ощущениям, сжался, разжался, скрутился в дугу.

— Это тот упырь? — хохотнула блондинка и прикрыла рот рукой.

Любительница косичек грозно взглянула на нее:

— Ника!

Мои руки задрожали.

— Какой упырь? — спросила я, оглядывая обеих.

— Ну, тот блондинистый, что к тебе ходил, — смущенно ответила светленькая и прикусила губу. — Глаза, как у инопланетянина, мутные такие, уши острые, глядит вокруг, как голодный. Того и гляди набросится, чтобы крови напиться.

Я поморщилась, напряженно пытаясь сообразить, что общего у Альберта с этим описанием.

— Не слушай ее, — улыбнулась Вера. — Ее языком можно улицы подметать! Ушел, значит?

Второй раз отвечать уже легче:

— Да.

— Ясно тогда, почему тебе так плохо. — Она встала. — Подожди, выпить принесу.

— Спасибо. — Я кивнула. — Воды без газа, пожалуйста.

Эти мои слова почему-то заставили Нику рассмеяться. Девчонка даже сделала один оборот вокруг своей оси на кресле.

— Ха-а, наивная!

Вера тоже почему-то хихикнула, быстро сбегала на кухню и вернулась с бутылкой водки и тремя рюмками:

— Тебе сейчас чего покрепче полагается. — Она поставила горячительное на стол, открыла и разлила. — На, пей. И мы с тобой за компанию, чтобы не страшно было.

Теперь возле моих коленей на краю столика стояла аккуратная маленькая рюмочка со сползающими по стенкам капельками влаги.

— Нет-нет! — Я резко вскинула руки.

Еще чего! Пить в незнакомом месте с малознакомыми людьми? Нет уж. Хотя этим же малознакомым личностям я только что открыла тайну, которой у меня не сразу бы хватило духу поделиться даже с матерью. М-да…

— Пей-пей, училка! — воскликнула Ника, потянувшись за своей рюмкой и поставив ее ближе. — А то сейчас в обморок бахнешься. Пей. Сразу легче станет.

Я выпрямилась и сложила руки в замок.

— Я такое не пью.

Прозвучало достаточно решительно. И брезгливо.

— Ох, ну, прости, «Джек Дэниэлс» не держим, — усмехнулась она.

— Представь, что это лекарство, — мягким тоном произнесла Вера. — Тебе сейчас выпить нужно и проплакаться, а ты сидишь с выпученными глазами, будто хочешь откинуть копыта прямо здесь.

Я потрясла головой.

— Ты вообще реветь умеешь? — таращилась на меня Ника. — Поплачь, легче станет.

— Не знаю, — честно призналась я.

Та прямо подскочила в своем кресле:

— Что значит «не знаю»? Ты когда в последний раз плакала, мать?

Мои плечи заходили ходуном.

— Не помню.

Вера охнула, дыхание вырвалось из нее резкими толчками:

— Тяжелый случай. Ника, это, похоже, твой клиент.

— Подарок судьбы! — Блондинка молитвенно сложила ладони. — Только учиться начала, уже объект для практических работ нашла.

Мне стало не по себе:

— Девушки, вы о чем?

В руках у Веры появилась вилка.

— Ты не переживай, соседка. — Она насадила на нее огурчик и протянула мне. — Ника у нас на психолога учится. Правда, только на втором курсе, но прогресс уже заметен. Ты не бойся, она в башке не сильно копается, зато совет дельный может дать, если ты ей все расскажешь.

Я взяла огурец и застыла, вдыхая острый запах маринада.

— Что расскажу?

— Про багаж свой, — с видом знатока произнесла блондинка. — Как до такой жизни докатилась.

Я громко вздохнула, отложила огурец на тарелку и встала.

— Так, послушайте. Я, наверное, пойду. У меня только что личная трагедия случилась, и мне совершенно не до этого всего. — Я взмахнула руками, пытаясь подобрать нужные слова.

— Да погоди ты. — Вера вскочила. — Чо, обиделась? Не обижайся. — Она бросила злой взгляд на подругу. — Блин, Ника, вежливее нужно с людьми, это я тебе как педагог будущий говорю. — Она повернулась ко мне и мягко усадила обратно. — Слушай, Варя, прости ее. Ну куда ты сейчас пойдешь? Под дверью заседать всю ночь будешь? Что-то мне подсказывает, что тебе даже позвонить некому, чтобы выручили.

Мне бы и хотелось отключить эмоции, как обычно, но выходило все хуже. Я опустила голову:

— Ну…

— Вот! — обрадовалась Вера. — Посиди пока с нами. Вечер, пятница. Мы хоть и на работе, но отдыхать не забываем. Сейчас позвоню Жентосику, он поможет дверь твою вскрыть. — Она вздохнула. — По тебе ж видно, что ты девчонка неплохая, немного заблудившаяся, слегка раненная жизнью. Мы тебя сейчас по-соседски живо в порядок приведем. Зуб даю, выпьешь и полегчает. Давай.

Ника поерзала в кресле:

— Поддерживаю. И это… Прости, если чо…

— Да, пей, давай, и я с тобой. — Вера вложила мне в руку рюмку. — А там, глядишь, и на слезы пробьет. А где слезы, там облегчение. Точно тебе говорю. Копить все в себе — только болезни зарабатывать. Нужно дать чувствам свободу, отпустить их на волю. Ты пей-пей, а я пойду позвоню Жентосику. — Она встала и скрылась на кухне.

Крепко обхватив стеклянную емкость и решительно поднеся ее к губам, я принялась пить содержимое маленькими глотками. Дыхание почти сразу же вырвалось у меня изо рта огненным облаком. Глаза заслезились, гортань вспыхнула, кашель накатил изматывающими тяжелыми спазмами.

— Ой, да не так! — Ника, соскочив с кресла, легонько похлопала меня по спине. — Ох, ты ж бедная! — Она села обратно, дождалась, когда я вытру слезы, взяла рюмку и подняла перед собой. — Смотри, как надо: выдыхаешь, залпом опрокидываешь и огурчиком занюхиваешь. — И тут же проделала это. — А там уж можно и закусить. — Она покачала головой. — И откуда ж ты такая взялась?

— Из дома, — пробормотала я.

— Ясен пень. — Она резко выпрямилась. — Прости, мне нужно ответить. Работа зовет.

— Хорошо.

Девушка откатилась на кресле к окну, расправила плечи, нажала что-то в ноутбуке и, закинув ноги на стол, произнесла несвойственным ей низким и хриплым голосом:

— Да. Привет, сладкий. Чем занимаешься? Нет, не уходи. Я не отпущу тебя. Вечер только начинается. — Она так широко улыбалась, глядя куда-то за окно, где вдалеке волны облизывали берег, что мне стало тепло и радостно за нее. Хоть кому-то было хорошо. Хоть кому-то звонил любимый.

Я налила еще рюмку и уставилась на нее, вспоминая порядок действий. Как там? Опрокинуть залпом, занюхать, закусить?

— Мы с тобой только вдвоем, — мурлыкала Ника, растекаясь ленивой кошкой по креслу. — Нет? Втроем? — Она тихо засмеялась. — М-м-м… Как зовут твоего друга? Жора. Отлично. Какой ты большой, Жора. Ты сделаешь мне больно? Ох, да. А как хочешь, чтобы звали меня? Милана? Тебе сегодня повезло, малыш, ведь я и есть Милана.

Я выпрямилась и уставилась на нее. Что происходит?

— Подойди ближе, видишь, я вся мокрая? И рядом нет ни одного полотенца. Хочешь меня потрогать? — Ника, похоже, наслаждалась, закрывая глаза и рисуя пальцем узоры на стекле. — О-о-о, что? Банан?! Ну, хорошо. Люблю бананы. Сочные, твердые, спелые. — Она опять хохотнула. — Так и знала, тебя не обманешь. Недоспелые люблю, немного зеленоватые, да. Хот-доги? Да. С сосиской, горчицей, кетчупом. М-м-м, я прикусываю торчащий край сосиски. Да, поджаренный. И майонез бежит по моим губам, чуть капает на подбородок. Касаюсь губами округлого кончика, осторожно, неторопливо. Это даже не сосиска — сарделька, толстая, датская. Окей, это деревенский хот-дог. Как скажешь.

Вторая рюмка оказалась не такой огненной. Видимо, услышанное действовало гораздо лучше: обжигало и накаляло разум похлеще горячительного.

Ника тем временем продолжала, лениво потягиваясь:

— Слегка приоткрываю рот, дотрагиваюсь языком, слизываю капельку майонеза вдоль кончика и за отодвинутой в сторону шершавой хлебной частью. Черт, а сосиска не подрагивает? А то без этого не вкусно. Да-а! Вот так, тогда нужно облизать ее прежде, чем продолжить. Могу держать ее в руке и специально заставлять подрагивать и даже чуть отводить в сторону, дразня. Встать на колени? С радостью. Дай провести по ней языком и чуть прихватить губами нежно и ласково, но одновременно жадно. Да, моими прекрасными припухшими губами. М-м-м, захотелось и хрустящую булочку попробовать на вкус. Ее корочка приятно щекочет язык. Попробую ее легкие неровности по всей длине. Может быть, самая вкусная часть та, что дальше от меня? Ох, да. Острота горчицы смешивается со сладостью кетчупа. Края булки неровные, но поддаются языку, становясь мягкими и гладкими. Могу до ночи их облизывать. — Вдруг она выпрямилась и открыла глаза. Бросила короткий взгляд на часы. — М-м-м, так быстро? Ну ладно. — Она недовольно наморщила нос. — Да. Обожаю тебя. Конечно, звони еще, пупсик. — И щелчком сбросила соединение.

Указав на нее пальцем, я вскочила:

— Это вообще законно? Тебе хоть есть восемнадцать?!

Она кивнула, расплываясь в улыбке:

— А ты что, из ментовки?

Я с яростью выдохнула:

— Вроде как. — И сжала ладони в кулаки.

— Вон как. — Девушка театрально упала на подлокотник и закрыла лицо руками. — Спасибо, Вера, ты бы мне еще налогового инспектора приволокла.

Я обернулась к появившейся в дверях брюнетке:

— Девочки, вы чем здесь вообще занимаетесь?

Та смущенно пожала плечами и села к столу:

— Это, понимаешь, такая… подработка. Мне двадцать, Нике — девятнадцать. С этим все нормально, все по закону. Просто мы на дневном учимся, а за квартиру платить нужно… И… — Она вздохнула, глядя, как я усаживаюсь обратно. — Мы помогаем людям снять стресс. Говорим, сочиняем, но главное в этой работе — слушать, ведь очень много одиноких и несчастных людей пользуются услугой «секс по телефону». Не все извращенцы и фетишисты, ты не думай.

— Боже… — Я почувствовала, что у меня не только щеки, но уже и уши горят от стыда.

Конечно, я видела в своей жизни и «хот-доги» и «бананы», но чтобы вот так говорить о них… Вслух! Это было выше моего понимания.

Вера склонила голову набок и попросила:

— Расскажи-ка мне лучше, что у вас с женихом приключилось.

И я рассказала. Слово в слово. Незнакомым мне людям. Первый раз в жизни. Не знаю, что почувствовала, но определенно стало немного легче.

— Серьезно это все, Варя. — Вера, разливая по рюмкам спиртное, качала головой. — Ясно, что для любящего мужика твои закидоны — это мелочи. Когда любишь, принимаешь человека, а этот твой, как его… Эдик? Роберт?

— Альберт.

— Свинья он просто. — Она скривилась.

— Чо тут непонятного? — вступила Ника. — Баба у него. Другая. Вот и все!

Я чуть не взорвалась, как надутый до предела целлофановый пакет. Нет. Не может быть, только не он. Альберт не такой.

— Баба? — пискнула я, чувствуя, как в желудке разливается тепло. — Нет, не может быть…

— Да не теряйся ты так, не ты первая, не ты последняя, кого из-за юбки бросали.

Вера наклонилась ко мне:

— Варя, дело не в тебе, просто он дерьмом оказался.

— Ну как не в ней… — каркнула Ника, складывая руки на груди. — И в ней тоже. — Она постучала пальцем по виску. — Ты, Верка, анализируй, что этот Эдик ей сказал.

— Альберт, — поправила ее подруга.

— Альбертик, да. — Блондинка тяжело вздохнула, оглядывая меня. — Видимо, разница между тобой и любовницей настолько бросилась в глаза, что его вдохновило на этот монолог. — Она повернулась к недоумевающей Вере. — Стало быть, та бабенка слишком уж отличается от нашей соседки. Наверняка развязная, раскрепощенная, сексуальная. — Движением корпуса она изобразила кого-то вроде секс-бомбы. — А ты уж, Варя, извини меня, но я тебе как будущий психолог скажу: ты не те сигналы подаешь мужикам. Вот эта какашка, которая у тебя к голове прилипла, ты ее когда-нибудь распускаешь?

— Ника! — вспыхнула Вера, сотрясая воздух кулаком.

— Чего? — переспросила я.

— Вот этот бублик, — блондинка указала пальцем на мой затылок, — похожий на собачью кучку. Лично я тебя без него и не видала ни разу.

— Н-нормальная прическа, — ответила я, заикаясь от возмущения. — Достаточно сдержанная, скромная, элегантная. И выглядит уместно в любых случаях.

Ника надула щеки и медленно выдохнула:

— Во, слышишь, как она разговаривает? Еще бы он не заскучал. Ты где вообще воспитывалась? Откуда у тебя такие застарелые комплексы? Небось, из детства родом? — Девушка вскочила, одернула вниз коротенькие шортики и прошла вокруг столика, виляя бедрами. — Мужчины же как любят? Чтобы женщина идет такая вперед, а волосы такие назад. Взмахнула ими, волосьями-то, и у него сердечко бедное — тадааааах, и пал к ее ногам. Сечешь?

— Нет, — обиделась я.

— Тяжелый случай. — Теперь Ника уселась рядом со мной. — Говорю, прическа у тебя швах. Вместо позвоночника будто швабра стоит, ты кажешься вечно напряженной. Зачем? Ты ж не балерина. Вроде девка красивая, но чтобы эту красоту откопать, столько всего надо перелопатить. А это не каждому мужику интересно, им ведь нужно немного помогать. — Она приблизилась вплотную и взглянула мне прямо в глаза. — Для начала иллюминаторы эти твои снять.

— Чего?

— Телескопы твои. — Она ткнула пальцем прямо в стеклышко очков. — Толщиной с палец. Ты же в них как крот!

Я сглотнула, отклоняясь назад.

— Ты про очки?

— А то, — подмигнула Ника.

— Нет. — Я решительно покачала головой. — Не могу.

— Почему? — хрюкнула от смеха блондинка. — Часть имиджа тухлой училки?

— Нет! — Я повернулась, ища поддержки у Веры. Та сидела, напустив на себя непонимающий вид. — Зрение у меня неважное.

Обе тяжело вздохнули.

— А линзы? — не унималась Ника. — Не слышала про них?

Я почувствовала себя загнанной в угол.

— С ними нужно возиться… Вдруг не подойдут…

— Все ясно, — твердо сказала она. — Ей срочно нужна терапия.

И снова разлила спиртное.

— Какая еще терапия? — пролепетала я, переводя взгляд с одной соседки на другую.

— Ника дело говорит, — закивала брюнетка. — Ты бы начала с общего курса, а там, может, и на продвинутый решилась бы. Мне вот помогло.

— Вы о чем?

— Мы сейчас про психологический практикум. — В глазах блондинки блеснул шальной огонек. — Вот скажи, ты что, правда никогда не совершала безумств?

— Вроде нет. — Я даже растерялась, силясь припомнить. — Нет.

— Не веселилась до упаду?

Ну, не знаю…

— Танцы на выпускном считаются?

— Ясно. — Ника взглянула меня как на пропащую и совершенно безнадежную. — Курила, пила, принимала наркотики? Пробовала хоть что-то?

— Нет! — выкрикнула я резко.

Как можно подумать про меня такое? Чтобы я… Да никогда!

— Ну, не знаю, — она задумчиво почесала затылок, — мужика хоть одного совратила за свою жизнь? Соблазнила, в смысле.

Стыд овладел мной полностью.

— Это еще зачем?

— Во-о-от! — воскликнула Вера, поднимая рюмку. — Тебе точно нужна помощь Ники!

Блондинка согласно кивнула и прищурилась:

— Варя, ты сейчас находишься в танке.

— В каком еще танке? — Мне срочно требовалось прийти в себя. Вместо этого я опрокинула внутрь новую рюмку и, почувствовав жжение, уткнулась носом в рукав пиджака.

— Просто послушай. — Ника размахивала возле моих глаз пальцем, теперь напоминая гипнотизера. — Ты живешь, будто в танке, смотришь на жизнь через узкое окошечко и не хочешь выходить наружу. Потому что тебе там уютно, комфортно, совершенно не страшно. А еще оттуда видно, как мимо ходят другие люди, живут, радуются, расслабляются, ленятся, веселятся. — Она резко выбросила вперед руку. — Но тебе лучше. Ты в своем убежище ничего не боишься: ни атаки противника, ни винтовки снайпера. Правда? Тесновато, жарко, но зато привычно.

Вера благоговейно выдохнула:

— Это точно про нее!

— А я о чем? — кивнула Ника. — Так вот. Сейчас, Варя, самый подходящий момент вылезти оттуда. Сделать то, на что никогда не решилась бы в здравом уме. Я называю это техникой по выведению из зоны комфорта. Да, мера сейчас кажется тебе радикальной, но разумный выход за пределы твоего кокона в зону риска — необходимое условие развития личности.

Внутри меня будто рос ядерный гриб. Такую чушь я определенно не собиралась слушать. Какого черта?

— Это бред, — фыркнула я. — Ни в чем я не нуждаюсь!

— Твое поведение шаблонно и потому предсказуемо, — тоном Кашпировского продолжала она. — Так твой Альбертик говорил? Вот. Ты поступаешь, как привыкла, так, чтобы чувствовать себя всегда в своей тарелке. Все стабильно, но освоение чего-то нового невозможно. А ведь скоро ты постареешь, и все!

— Капут! — поддержала Вера.

— Если тебя интересует собственное развитие, нужно срочно что-то менять. Страшно? Во-о-от! Прекрасно, это нормальная реакция. — Ее пасы руками начали меня раздражать. — Значит, мы на верном пути. Ты прячешься внутрь себя, сопротивляешься, а нужно просто адаптироваться. Самое главное сейчас — осознать: ты зависла в зоне комфорта, а значит, сдвиг с мертвой точки возможен!

— Какой сдвиг? — Силы, кажется, оставили меня совсем. — К чему ты клонишь?

— Если хочешь, возьмусь за тебя, — с довольным видом сообщила Ника. — Начнем с малого: прическа, имидж, очки выбросим к чертовой матери, сделаем у тебя перестановку, изменим кое-какие привычки и кое-что еще по мелочи. Если ты согласна, расскажу подробнее. У меня на тебя планов громадье!

Я вскочила, глядя на нее возмущенно:

— Я тебе что, подопытный кролик?!

— Ну… не так грубо, — совсем не смутилась та. — Объект исследования.

— Ни за что! — Я обошла столик, прошагала мимо испуганной Веры и обернулась уже в дверях. — У меня нет никаких проблем! Я прекрасно выгляжу, прекрасно себя чувствую и не нуждаюсь в советах такой… малолетки, как ты!

— Отрицание — это шаг назад, Варвара, — все тем же тоном сообщила блондинка, медленно откидываясь на спинку кресла.

— Идите знаете куда?! — Я наградила каждую из них негодующим взглядом.

— Ладно, все-все, мир, — сдалась Ника, поднимая руки. — Садись, вон Жентосик пришел. — В дверях показался тщедушный хилый парнишка с дредами. — Сейчас хату твою вскроет, и пойдешь домой.

Я испепелила взглядом вошедшего, повернулась к девушкам, чтобы высказаться на прощание, и замерла, заметив немалый испуг на их лицах.

— Варь, ты… плачешь, — дрогнувшим голосом отозвалась Вера. Подошла ко мне ближе. — Смотри.

Она развернула меня к маленькому зеркалу на стене.

— Не может быть. — Я прикоснулась пальцами к щеке и вдруг ощутила горячую влагу.

— Говорили же, получится! — воскликнула, будто не веря самой себе, блондинка.

— Ника, ты гений. Тебе надо было сразу на мозгоправа идти учиться. — Вера уже гладила меня по плечу. — А ты пореви, пореви, Варенька, пожалей себя, не бойся. И мы пожалеем. Тебя вообще кто-нибудь когда-нибудь жалел?

На удивление я еще могла говорить:

— Папа. Давно.

Дрожащей рукой я сняла очки, зрение размывалось все сильнее. Теперь — от хлынувших ручьем слез.

— Ты реви-реви, не сдерживайся. — Вера прижалась ко мне, обнимая. — Людям не обязательно думать, что ты железный дровосек. Здесь все свои. — Ее руки похлопывали меня по спине. — Вот видишь, нормальная девчонка оказалась.

— А я чо? — усмехнулась Ника откуда-то с размытого дивана. — Я ничо.

— «Надменная»! «Надменная»! Дубина ты, а не психологиня!