Книга рассчитана на образованных, тонких, интеллигентных читателей, любящих изысканную прозу, поэзию.В книге значительное место уделено рассказам и стихам о любви.
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Измена племени предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
***
ИЗМЕНА ПЛЕМЕНИ
ПРЕДИСЛОВИЕ
(Из древнегреческой и древнегерманской хроник)
В пятом веке до новой эры эллинский историк Геродот посетил северное Причерноморье, услышал от местных скифов сказание о скифском царе Скиле и описал его в своих заметках. Спустя очень много времени, уже в 19 веке новой эры, крестьяне, живущие в этих местах, в селе Керменчик, вблизи Симферополя нашли известняковую стелу с изображением молодого скифского воина. Затем была ещё найдена в тех же местах русским археологом Иваном Павловичем Бларамберг другая, похожая плита. На ней был изображён бородатый воин и там же надпись, которую прочёл учёный: «Царь Скил — великий царь в тридцатый год царствования…».
Вначале двадцатого века, в 1930 году в устье реки — Дунай, недалеко от Истрии было случайно найдено золотое кольцо — печатка. На нём изображалась богиня скифов Табити, коей они поклонялись, она считалась матерью всего сущего. Богиня изображалась сидящей на троне, с причёской, с завязанными в хвост волосами и короной на голове. В одной руке у неё было зеркало, в кое она смотрелась, в другой — символ власти. Ноги покоились на маленькой скамеечке. На том же изображении учёные прочли надпись — Кольцо принадлежит Скилу. Ранее принадлежало Арготу. То есть царственному деду Скила по отцу. Учёные стали тщательно изучать найденные артефакты.
***
Как давно это было, и даже вспомнить трудно! Но все события происходили после 12 века до Рождества Христова. Чёрное море всех притягивало к себе благодатным климатом, морским заливом, удобством расположения. Земли — плодородные, солнце тёплое, бухты для кораблей удобные. Божья благодать вокруг. На северной части обосновались кочевые племена скифов. С запада вскоре к ним примкнули эллинские греки. Жили они мирно между собой, уважая соседей. Скифы поглядывали на греков, понемногу перенимая от них всё, полезное для себя, обменивались товарами. Бойко шла торговля.
СВАДЬБА
Скифское царство хорошо уживалось с ближними поселениями эллинов. Вскоре в скифском племени справляли свадьбу. Пир шёл горой. Впервые у местных жителей происходило такое веселье. Свадьбу справлял скифский царь Ариапиф. Он женился на дочери фракийского правителя Тереса. Как они познакомились? Скифы расположились на северном побережье Чёрного моря, а Фракия находилась на противоположном берегу Дуная, рядом с его устьем. К тому же, много уже было у скифского царя Ариапифа жён, он даже более и не желал жениться вновь, да вот как всё получилось. Младшая жена, родившая ему недавно сына Барила, понимая, что она самая любимая, стала капризничать. Ей захотелось носить дорогие красивые греческие украшения. Заартачилась и всё тут. Иначе, — говорит, — вернусь к отцу. Не может царь своей жене украшения красивые подарить. Скифские мастера — не умеют делать то, что изготавливают греки! Работа их ювелиров груба, топорна, и ей, царице, неприятна. Если царь не подарит ей такие украшения, как носят богатые эллинки в Ольвии, греческом городе, расположенном рядом со скифским царством, она заберёт своего сына и уедет в своё княжество, назад, к отцу. Всё здесь ей опостыло. И кибитки, в которых приходится жить, и плохие удобства, нет ни канализации, ни водопровода и акведуков.5 Такая жизнь ей не по нутру, а тут ещё и украшения скифских мастеров должна носить!? Эти толстые, некрасивые, кривые нашейные обручи, в коих задыхаешься! Эти серьги, тяжестью с ковш, что оттягивают уши! Эти тяжёлые, массивные кольца, плохо обработанные, с какими-то страшными орнаментами?! О, нет, всё это не по ней! Носить такое не будет и отправится к батюшке!
— Ой, — рыдали няньки и кормилицы, — отправится к папочке вместе с нашим царевичем!
— Ой, — плакали придворные, заранее показывая, как они любят царевича. А вдруг, подрастёт и станет царём.
Досталось скифскому царю от такого многоголосья! Призадумался царь Ариапиф, почесал макушку правой рукой, да и закричал во всё горло:
— Да не шумите так, сына разбудите, спит малыш! Хватит причитать! Еду за украшениями. Да и ещё кое, что надо прикупить для слуг и поданных. Гей, приближённые, собираться в дорогу!
Уж очень хотелось молодой жене быстрее заполучить украшения. Подошла к царю, обняла, обласкала, да и зашептала, загадочно посматривая в глаза его прищуренные:
— Ах, ты, мой цвет ненаглядный, любовь моя распрекрасная, зачем куда-то собираться, ведь Ольвия рядом, путь недалёк, всего лишь на наших скакунах и домчаться то…
— Не придумывай! Не еду я в Ольвию! Мне надо кое, что серьёзнее прикупить, помимо наших скифских стрел. Еду к одрисам, во Фракийское царство! Кончай плакать, собирай мужа в дорогу!
— Голубчик ты мой, не надо так далеко, сердце чует, неладное!
— Отстань, баба, что прилипла с глупостями!
— Ну, хорошо, сыночку тоже что-нибудь прикупи для игр потешное! Да и мне красивые туфельки, передочек носка загнутый, а сама туфелька с каблучком высоким.
— Нарядов у тебя — куча, а ты вновь — давай!
— Ах, царь, не жадничай! А то и вправду, к папочке уеду!
— Хорошо! Гей, ребята, по коням и за мной, вперёд, а ты котомочку собери, путь не близкий! Эй, слуги, в оба глаза смотреть за моей красавицей женой Зарой. Едем!
***
— Эх, вот это базар! Смотри царь, сколько тут всего! Глаза разбегаются!
— Ну что ж, слуги мои верные, значит, купим всё, что нам требуется!
— Эй, смотри царь, что за девица в носилках сидит?! И четыре раба её несут, осторожно ноги ставят, боятся уронить что ли?
— Где, где?
— Да прямо перед тобой, чуть наискосок!
— Прямее. Прямее царь смотри!
— Да уж вижу! Ослеп, совсем ослеп от красоты такой неописуемой! — воскликнул смущённый Ариапиф. — Впервые вижу такую красивую эллинку!
— Да, царь, прав ты, хороша необыкновенно! — бормочут его воины, прикрывая глаза.
— Немедленно узнать, кто такая! — кому говорю, Агрип, а ну, бегом!
— Бегу, царь, не волнуйся!
Через некоторое время возвращается Агрип, улыбается, обращаясь к царю Ариапифу, сообщает с низким поклоном:
— Всё узнал, царь!
— Не томи, кто она? — требует он.
— Дочь самого Тереса — фракийского правителя.
— Вот оно что! Наконец-то ровня. Надоели мне всякие княжны, кровь не та! А тут царевна!
— Да притом, любимая дочь самого правителя. Он без неё ни куда! Все советы с ней держит. Да и просватана уже. Но отец всё тянет и тянет, не хочет дочку посылать за тридевять земель.
— Всё проведал? — заинтересовался царь.
— Да ещё не всё доложил. Необыкновенно богата и красива. Ни на одного мужчину ещё не глядела, так воспитана строго.
— Как раз нам подходит по всем направлениям. Ох. Сладенькая, ох, приятненькая! Свататься иду! — уверенно произнёс скифский царь.
Взглянул на него с удивлением Агрип, хотел сказать: «Опомнись, царь, годы не те!». Да вдруг язык и осёкся. Вслух произнёс:
— Да ты — мужчина, собой хорош, пригож, сажень в плечах, талия узкая, ноги и руки длинные, сильные. Красив лицом. Волосы густые, смоляные, глаза огромные, чёрные, губы алые, припухшие, для поцелуев созданы. Сам поджарый, загорелый, стройный! Не человек, орёл настоящий. Такой — любую девицу уведёт! Каждая за тобой не пойдёт, а полетит! Воин настоящий, не хлюпик! Да и каким быть тебе — сыну самого великого воина Аргота!?
— Спасибо, верный слуга! — воскликнул изумлённый царь.
— Достойная, ты, царь, пара ей, не сомневайся! Увидит девица, до свадьбы за тобой побежит!
— Ты, что, с ума сошёл? До свадьбы, ишь, чего захотел! Да тут такая война пойдёт, пожалеешь, что на свет родился! — смущенно ответил царь.
— Да это я к тому, что увидит она тебя и отца заест поедом, приставать будет: «За него только пойду замуж!». Отцу-то несдобровать!
— Ну, хорошо, готовим подарки, идём свататься! И, смотрите все у меня, про жён моих молчок! Узнают, сразу разохотятся!
Так и получилось, как сказал слуга и воин царский — Агрип. Когда заговорил о сватовстве царь Ариапиф, рядом с фракийским правителем Тересом стояла его любимая дочь Елена. Она увидела жениха и побледнела, с места не двигалась. Окружающие все, будто онемели. Но тут вышла царица, мать Елены, и произнесла:
— О, какая честь для моей дочери — такой жених! Царицей скифской станет! И дала согласие вместо дочери и царя.
Вот и привёз к себе скифский царь молоденькую девочку двенадцати лет. Пока к свадьбе готовились, она бледнела и краснела. Мамки царя готовили её к первой брачной ночи.
Не смотрел уже Ариапиф на жену Зару, от которой недавно родился сын. Всё обхаживал свою невесту. Целовал, миловал, налюбоваться не мог! Она же только вздрагивала и смотрела на него испуганными глазами.
Ночью пробралась к нему совершенно нагая Зара, покрытая короткой накидкой, сбросила её и кинулась к нему на шею, обвила руками, целует. Он — отталкивает её. Она упала на колени, подползла к нему, ноги лобзает, чувяки. Он отшвырнул её ногой со словами:
— Прочь, постылая! Слуги, оттащите её в подклеть и избейте, как следует, чтоб знала, к царю можно приближаться по его приглашению. А потом в прачки отошлите, пусть бельё стирает на воинов!
Привести ко мне мою любимую! Немедленно. А пока оставьте Зару около кибитки. Пусть послушает, как мы будем ласкаться с моей новой красавицей! А под утро — в подклеть, выпороть и в — прачки!
Долго слушала Зара стоны, ахи — охи, смех молодой Елены. С ума сходила от ревности. Рвалась с верёвок, чтоб вбежать в царский шатёр и задушить соперницу. Но, увы. Крепко к кибитке была привязана, и воины стояли рядом на чеку. Только зубами она скрипела так, что кровь шла изо рта. А Елена — то стонет, то вскрикивает. От радости? И так всю ночь! Вспомнила Зара, как сама она себя вела. Вся эта музыка хорошо ей знакома. Теперь не Зара уже первое место занимает. Как обидно. Всё внутри ломит. Разве можно слушать эту интимность? Сначала она счастлива была, теперь другая. Но Зара и предположить не могла, отчего Елена стонет, охает и плачет. Маленькая девочка не переносила ласки старого извращенца — сластолюбца, начиная кричать при его приближении.
Выпороли Зару, посадили в подклети, привязав к стене. Не могла ни сесть, ни лечь — вся спина была исполосована.
А царь не отрывался от своей Елены. Из царской кибитки постоянно доносились шум, возня, вскрики. Не желал он оставить свою добычу ни на миг. Другие жёны ему уже были не нужны. С ним находилась редкой красоты девочка, с коей он мог сотворять всё, что желала его неистовая фантазия! В ответ она могла плакать и стонать, сколько ей было угодно! Его это не трогало, наоборот, разжигало! Да и необыкновенно льстило! Люди, слышавшие шумное сопротивление Елены, думали, девчурка — на седьмом небе от счастья, а значит, он ещё очень сильный мужчина! Они гордились своим царём и рассказывали друг другу: «Какой молодец, женщины с ума сходят от радости, когда он их ласкает!».
Когда девочка стала привыкать, ни плакала, ни сопротивлялась, он начинал истязать её. Он не только ревновал, но понимал, если она испытает нечто новое, то просто убежит от него. А он уже не мог ничего менять с кем-то другим! Ему даже были смешны попытки бывших наложниц вернуть его. Они стали бесполезны. Только с Еленой всё становилось, как прежде. Уже с Зарой, ему привозили из далёких, неведомых стран вытяжки и настойки для укрепления мужского достоинства. Но теперь и это слабо помогает. Только одна Елена ещё могла заменить все недействующие возбудители.
Елена всё ещё сопротивлялась ласкам старого блудника. Однажды девочка стала неуправляемой. Она кричала так, что сбежались все мамки, поняв, в чём дело, стали уговаривать её по очереди. Одна:
— О, девонька, ты должна делать то, что царь приказывает!
Вторая:
— Никак нельзя увиливать, ты обязана, как жена всё делать, о чём тебя просит муж!
Третья:
— Ну что ты противишься? Тебя кормят, поят — отрабатывай!
И только четвёртая подошла, погладила по головке и прошептала тихо — тихо с горечью, ласково:
— Как я тебя понимаю, дитятко, но куда денешься? Никто не защитит, никто не спасёт, не укроет! Бедный ребёнок! Горе, когда безумная мать отдаёт своё дитя на растерзание старому людоеду!
Лишь одна Елена услышала это, прижалась к ней, и обе заплакали. С тех пор у неё появился здесь друг!
Как-то она узнала, что ей всего лишь одиннадцать лет. Он прибавил ей год, чтоб она выглядела старше. Но где же там старше — маленькая, щуплая, хрупкая, не сформировавшаяся девочка. Заморыш, но необыкновенно красивый и притягательный! И вновь они плакали над этим горем вместе с её ласковой новой подругой!
Немного пообвыкнув, Елена решила начать учиться. Надо же было чем-то заняться, чтоб отвлечься от всего горестного. Это ей посоветовала её покровительница, её новый друг. Она уже умела читать и писать по-гречески. Теперь ей захотелось стать хорошо образованным человеком. Елена потребовала от мужа, чтобы привёз ей самых элитных греческих учителей. Она стала изучать риторику, философию, математику, поэзию. Царь всегда сидел с ней рядом, когда её учили всевозможным наукам. Но однажды его отозвали по срочному делу. Преподаватель — молодой, красивый юноша из знатной семьи, позвал её подойти ближе, желая что-то показать. Когда она подошла, он мгновенно распахнул её тунику, желая сотворять с ней то, что всегда делал её старик. Вырваться было трудно — он крепко удерживал её.
Елена замерла — боясь, если произойдёт шум, войдут люди, её убьют. «О, боги, если б я была сильной! Я бы выцарапала ему его наглые глаза, пусть не смотрит более на девочек!». Но внезапно раздался какой-то шорох. Он повернул голову ко входу, перепуганный на смерть. Она стукнула его ногой в пах, он скорчился от боли, и она поспешно убралась к себе. «Это Афродита меня спасла от его домогательств», — думала она.
Вечером она попросила царя заменить этого преподавателя на другого, объяснив, что он не очень образован. Одно слово и его бы не было в живых! Но ей не желалось никого губить. Да и сама могла погибнуть! Царь посмотрел на неё внимательно и подумал: «О, как же прекрасна эта девчонка! Не было ещё, наверное, создано такого чуда на свете! Думаю, надо, действительно, быстрее этого красавца отсюда выпроводить! Что-то он стал чудно смотреть на неё, я это заметил! Но как сделать так, чтоб она меня полюбила? Весь расстарался, а она бровью не поведёт. Не замечает. Сколько же это продлится? Все женщины сходят по мне с ума, а одна она — холодна, неблагодарна. Вроде бы, всё — для неё, но — нет! Ничего в ответ! Только одни слёзы и попрёки». Он даже не желал задуматься, — всё хорошее, сделанное им для Елены, совершалось с целью удовлетворения своих желаний.
А Елене было очень одиноко, она попросила царя, купить ей животное, будет с ним играть. Ну, хотя бы ослика или пони. Ослик, по её просьбе, уже находился в стойле. Она вышла из кибитки, направляясь туда. Перед осликом хлопотал мужчина средних лет. Она потрепала ослика по шее и неожиданно, обращаясь к конюху, произнесла:
— Что ты на меня так странно смотришь?
Он подошёл. Ни слова не говоря, мигом поднял её на руки и понёс в дальний угол. Кричать она боялась, зато сильно укусила его, почти вырвав из груди кусок мяса, подумала: «Вот тебе, удав мерзкий, память обо мне!». Взвизгнув, он отбежал прочь, ничего не успев, встал около ослика и тихо забормотал: «Мерзкая девчонка!». «Это уже беспредел, какие же все уроды! — Она задохнулась от гнева и горя, — Пытаются изнасиловать царскую жену даже у неё в доме! Если б царь узнал, растерзал бы их своими руками! А они ничего не боятся! Но почему все мужчины, как мухи, слетаются на меня, будто я — сладкий мёд?». Она ещё не знала, что её греческое имя — Елена — означает светильник, факел! Она и являлась им, невольно притягивая к себе всех!
В истории Эллады была ещё одна такая — Елена, бывшая жена спартанского царя Менелая, из-за обладания коей, передрались многие народы, начиная с Трои. Та Елена, словно трофейная добыча — переходила из рук в руки, пять раз. А происходило всё так. На свадьбу, где присутствовали олимпийские Боги, непрошено пришла богиня раздора и решила устроить им переполох. Это было местью — не пригласили её на свадьбу. Кинула она на стол яблоко, на нём было начертано — Самой прекрасной! Поспорили три богини Олимпа, кто из них красивее. Каждая утверждала, что это — она. Зевс не вытерпел скандала, велел рассудить их спор троянскому царевичу Парису во время их пререкания. Они пристали к нему — кто из них красивее? Отдали ему яблоко, чтобы он преподнёс самой прекрасной. Афина обещала дать ему в награду мудрость. Парис вспомнил, что все мудрые философы, — бедны и несчастны. Гера обещала богатство и царство, если яблоко преподнесут ей. А Афродита сказала: «Подарю самую восхитительную женщину на свете»! Кто же не хочет такую женщину? Он отдал яблоко ей. Афродита же указала ему на жену Менелая, слывшую самой великолепной. Парис приехал к нему в гости, увидел Елену, сразу влюбился и похитил её, пока Менелай был в отъезде. Греки были возмущены. Парис нарушил священный закон гостеприимства. Менелай с братом Агамемноном собрал войско со всех своих княжеств и пошёл воевать с Троей. Долго сражались, но греки победили, применив хитрость. Менелай забрал свою жену, хотя она уже жила с Парисом, вернул в Спарту и, как ни в чём не бывало, зажил с ней вновь. Но вскоре он умер, и начались её новые похождения и замужества. Ведь все влюблялись и желали её!
Итак, жена царя Ариапифа, тоже Елена, прибежавшая в свою кибитку, кинулась на ковёр и заплакала: «Ненавижу! Ненавижу, ненавижу распутников!». Успокоившись, дала себе обещание, — гнать от себя мужчин, если будут умолять о сближении, или даже подходить близко. Она попросит мужа купить ей дорогой хлыстик, и будет хлестать всех, кто с вожделением взглянет на неё! Только одному она никогда не откажет, кажется, она его любит. Но он даже не смотрит на неё! И она решила, счастья нет, все ищут его, не находят. Видно у всех жён такая участь. Надо смириться, стойко переносить все бедствия. Она уже сама писала стихи, по этому случаю тоже сочинила:
НЕ СМЕЯ НИЧЕГО СКАЗАТЬ
Не смея ничего сказать
Ни в оправданье, ни в поддержку.
Мы родились на свет страдать-
И смех и слёзы — вперемешку.
Но надо жить, гореть чуть — чуть
И согревать сердца терпеньем.
Пусть на душе лихая муть-
Идти по жизни со смиреньем…6
А уж мужа ей придётся поневоле терпеть. Хотя он казался ей — очень неприятным. Но, несмотря на такой её вывод, его бывшие наложницы, пытались вновь возобновить с ним отношения.
Как-то одна из них повторила то, что пыталась сделать Зара. Появилась обнажённая, и повисла на нём. Царь оттолкнул её и крикнул слуг. В юрту вбежали воины, оттащили её от царя. Ариапиф приказал её скормить голодным псам и рассказать в гареме, как с ней поступили, чтоб знали — царя надо оставить в покое. Тем более, без вызова к нему — не сметь являться!
Тем временем Зара обстирывала воинов царя. Она очень уставала. Впервые ей пришлось заниматься такой работой. Хоть и не обреталась она царской дочерью, но семья её была богатой и знатной. Исполнять черновую работу никогда не приходилось. Ночами она плакала и обдумывала, как отомстить неверному царю. Мало того, что разлюбил, удалил из гарема, лишил всех привилегий, приказал избить нежное тело женщины, но прогнал на тяжёлую работу. Думала: «Ничего, скоро я разыщу нож и зарежу обоих, когда будут лежать в постели и ласкать друг друга. А если не найду нож, подкараулю Елену и задушу, или исковеркаю так, что Ариапифу будет противно смотреть на неё! Ну а если меня убьют за это? Не страшно! Чем так жить и каждую ночь плакать с горя, пусть казнят, но их союз разрушу, коварному царю досажу!». Эти думы, изо дня в день, из ночи в ночь, терзали её сердце, высушивали мозг. Но она жила только мыслью о мести.
К ней за чистым, выстиранным бельём всегда присылали воина из царской охраны. Но вскоре царь отбыл на восток, усмирять непокорное, бунтующее племя. К ней явился пятнадцатилетний сын Ариапифа, Октамасад. Взял белье, решил вдруг пересмотреть, хорошо ли оно выстирано. Он знал, отец очень требователен, ослушаться или плохо выполнить его поручение нельзя. Зашёл к ней в кибитку, стал пересматривать бельё. Что-то ему не понравилось, он поднял глаза на Зару и задрожал. Озноб пробил подростка. «Срамница, что ж она делает? Однако, как соблазнительна!», — полезли в голову смущающие мысли. Перед ним стояла обнажённая Зара и манила к себе маленькой ручкой.
— О, — только смог он простонать.
— Ну, иди же, глупенький, иди, пока никого нет в округе, ну же! — она как-то странно, завораживающе улыбалась и звала, звала.
— О! — вновь воскликнул мальчик.
— Да быстрее, я сгораю от любви! Тебе понравится! Ну, иди же скорее, милый! Не бойся, никто не узнает!
Через некоторое время он, озираясь, крадучись, стараясь поддаться назад и спрятаться за дальними кибитками, побежал в степь. Долго бродил по степи. Потом упал на траву и заплакал. Плакал долго, руками царапая землю. Мысли проносились в голове: «Ах, что она сделала со мной, негодная! Ведь она жена моего отца! Меня накажет богиня Табити. Я — подлец, не устоял перед чарами распутницы! Да и что в ней хорошего? Орала, будто её резали, извивалась, как змея! Разве можно её сравнить с Еленой? Отец понимает толк в женщинах! Правильно сделал, что её бросил. Похотлива и навязчива! Никак ещё не отпускала от себя!».
Он встал, вновь побрёл по степи. «Как красивы наши края!» — думалось ему. Солнце подмигивало, мол, парень, понятно всё с тобой! Ковыль что-то задумчиво шептал лошадям. Те, понимающе ржали в ответ, соглашаясь и потряхивая гривой. Прохладный ветерок ласкался к земле, будто благодарил за дружбу. Октамасад вдруг ощутил сильное желание жить. Кровь запульсировала в нём с новой силой. Подошёл к табуну лошадей, что пасся рядом, попросил свежего кумыса, напился, вытер губы, и вдруг запел, о любви к своей степи и сочным пастбищам для табунов кобылиц и скота, о прекрасной женщине, как она желанна в объятиях мужчины. Конечно, в этот миг он думал только о Елене. Она не прошеной змейкой прокралась к нему в душу и поселилась там навечно. Ему хотелось обнимать Елену, но не эту беспутную Зару. И всё-таки он благодарен своим богам за благосклонность к нему, забытому отцом, что он молод, полон сил и надежд. Но к Заре он больше не вернётся!
Однако ночью Октамасад вновь был у соблазнительницы. Может, стоит повторить всё снова? Он уже — мужчина и может спать с женщинами!
Теперь он среди ночи всегда бывал у неё. Он и ласкал её, и бил иногда от злости, что она не Елена, стал постепенно доверять ей юношеские тайны. Исподволь они сблизились. Она же не знала — как ему угодить, чем его накормить, что подарить. Вся исстаралась, но его это не особенно трогало. Он не любил, привязался, она дарила ему тепло. А он отвлекал её от горьких мыслей. Их связь долго сохранялась в тайне. На них никто не обращал внимания, царь был поглощён заботой о Елене, прыгал перед новой женой — красавицей, резвым козлёнком. Октамасад завидовал отцу, ненавидел, что тот обладает таким сокровищем, но заставлял себя благодарить богиню Табити, хотя бы за Зару. А та — играла на его чувственности, дабы не мог её оставить. Внушала, что такой, как она — ему не найти. Он уже начал замечать, — реже думает о Елене, находясь в жгучих объятиях Зары. Вскоре Зара объявила — она в тяжести от него и произнесла, прижимаясь к нему:
— Дорогой, я боюсь твоего отца. Наверное, надо прекратить наши свидания и найти мне бабку, чтоб дала зелье избавиться от опасности.
— Какой опасности? — недоуменно переспросил подросток.
— Твой отец может жестоко расправиться со мной. Ведь я его бывшая жена!
— Но после того как он прогнал тебя из своей кибитки, он больше не посещал тебя? — встревожился царевич.
— Если б он посетил меня, то застал бы здесь тебя! Он любит свою Елену! С ума сходит по ней!
— Тогда ты уже не его, а моя жена. Я попрошу у него разрешить мне жениться на тебе и привести в свою кибитку!
— Боюсь я, любимый! Лучше бы сделать, как я прошу тебя, — пролепетала она, содрогаясь.
— Выходит, я не царский сын, что не могу взять ту, которую желаю, в свою кибитку? Он мне не откажет. Не бойся!
Но вышло всё по-другому. Когда Октамасад спросил у царственного отца разрешения взять Зару в жёны, царь ничего не ответил. Устроил дознание о поведении Зары. Приближённые подтвердили, что она в положении. Ариапиф приказал неверную жену и соблазнительницу его сына зашить в мешок, наложить в него камней, отвезти к реке Дунай и бросить на глубину. Более о Заре никто не слышал.
Но Октамасад затаил обиду на отца. Может, он совсем не любил Зару, но то, что отец так обидел его, не давало ему покоя! «Утопил мою любовницу, даже можно сказать — жену. По нашим законам, если мужчина спит с женщиной, она его жена. Он убил не только её, но и моего ребёнка. Моего будущего джигита! Я отомщу за их кровь и мою обиду! Она была первой моей женщиной, и он так надругался надо мной! Если она была ему дорога, не надо было отказываться от неё. А когда я вошёл к ней, она была ничьей, и стала моей! Нет, отец, ты не справедлив! Зара мне была не очень нужна. Я хотел познать плотскую любовь, да и жалко стало её, покинутую. А люблю я твою жену Елену. И когда-нибудь она станет моей любовницей! Тогда и сочтёмся!».
Он долго плакал от злости, мучился, страдал, но на людях вида не подавал о своих переживаниях. Вскоре его отец решил его женить. Невесту взяли из дальнего селения, не очень знатную, но богатую. Празднованье длилось всю ночь и ещё несколько дней.
Ночью Октамасад подошёл к кибитке царской жены, доложил охранявшему воину, что отец велел сменить караул и сам встал около кибитки. Когда всё успокоилось в селении, он проскользнул вовнутрь, скинул с себя одежду и, схватив молодую жену отца в объятья, прохрипел:
— Молчи, а то — убью!
Она ни слова в ответ. Тогда он добавил:
— Отец валяется, вдребезги пьян, проснётся не скоро! Может, через несколько суток. Снотворное ему подмешал. Елена, я безумно тебя люблю, мечтал, чтоб ты стала моей! Наконец, настал этот миг! Не прогоняй меня! Не бойся, всё будет хорошо, никто ничего не узнает! Ведь я чувствую, ты тоже любишь!
Вновь молчание. Вдруг она обняла его и, задыхаясь, жарко — жарко задышала, сливаясь с ним. «О — о — о! Люблю, безумно, после такого счастья — и на плаху не страшно!». Но она закрыла его рот поцелуем, прошептав: «Тише».
Если б знать тебе ночью чёрной,7
Если б знать, хоть стыдливым утром:
К деве, вакханке той черноокой,
Не прикасаться рукою жадною.
Дева та, словно кипрское сладкое,
Коль пригубил, то забудешь былое ты,
Вечным рабом её или данником
Будешь пока она косы горячие,
Словно желанья твои ненасытные,
Будет влачить по земле.
Через некоторое время он по-пластунски вылез из кибитки. Сначала не мог пересилить себя и вернуться к жене. Ноги сами повернули в степь. Он распластался на траве, лёжа так некоторое время. Сорвал травинку, стал её жевать. Молча смотрел на темнеющее небо, горящие звёзды, будто гроздья цветов, свешивающиеся с небосвода, на серебристое сияние молодого месяца, сторожившего их. Степь спала. Всё было тихо, мирно, дышало нежностью, уютом. Он успокоился и стал благодарить богиню за везение, дарованное ему: «Я никогда не представлял, что это возможно. Боялся вслед ей взглянуть. Мог не вытерпеть, упасть к её ногам, чтоб молить о любви. А теперь я самый блаженный человек на свете! Без неё мне нет жизни. Но как она хороша и совершенна!». Он встал, шатаясь от счастья, побрёл по степи. Следовало вернуться к своей молодой жене. Ослабел. Стало невмоготу спать с этой женщиной. «Как же быть? Она мне неприятна. Елену не могу забыть! Что за женщина! После неё — прикасаться к другой? Нет, это невыносимо! Но что-то надо делать, чтоб отвести подозрение». Он подошёл к жене, начал шутить, целовать, ласкать, против воли. А самому становилось не в моготу! «О, какая она досадная, даже её запах!» Некоторые воины, проходившие мимо, услышали шутки и громкий смех, доносившиеся из его кибитки, рассмеялись. Царевич выбежал к ним. Остановил со словами:
— Царь лежит на полу, перенесите его к Елене немедленно. Не подобает царю находиться в таком положении! Сам я не мог справиться, — царя перенесли, как велел сын.
Теперь у него было алиби, он никуда не отлучался. Более к Елене он не являлся. Было опасно.
Вскоре две молоденькие женщины, жена царя и жена царевича в одночасье понесли.
После неожиданной встречи, Елена закручинилась. Ни с кем не поделишься, не расскажешь, что на сердце! «Счастье моё, ненаглядный мой, умираю в тоске по тебе, любимый. Как близок ты и как далёк! Я не могу потрогать твои волосы, поцеловать глаза, губы, обнять тебя. Я грущу, от желания увидеть тебя! Тебе всегда не хватало моей любви. Я обделяла тебя ею раньше. Но сейчас, став твоей, хочу затопить тебя своими нежностью и теплом. О, как я соскучилась по тебе, любимый! Как же больно сердцу, мы никогда не сможем быть вместе».
***
ЦВРЬ ИЗМЕННИК
Царь Ариапиф долго болел, наконец-то он пришёл в себя, окреп, и жизнь вошла в обычную колею. Всё наладилось в семействе царя и его сына царевича Октамасада. У обоих подрастали дети.
Царского сына от гречанки Елены назвали — Скилом. Она учила его греческому языку, знакомила с эллинским искусством, манерами, умению вести приятную беседу. Мальчик подрастал и радовал своего царственного отца. Он был самым любимым ребёнком из всех детей, родившихся от него. Иногда Елена, вместе с сыном Скилом, посещала Ольвию, близлежащий город греков. Она показывала ему термы, где мылись и отдыхали эллинские горожане, гимнасии, где занимались физическими упражнениями спортсмены и все желающие. Мальчик впитывал всё в себя с необыкновенной живостью и смекалкой. Он уже легко и бегло изъяснялся по-гречески, читал старинные книги эллинских поэтов, драматургов и философов.
Любовь царя к супруге Елене усиливалась с каждым днём. Они почти не разлучались. Но думала она совсем не о муже: «Тоскую, тоскую по любимому, желанному моему. Что в тоске моей? Желание обладания? Нет, желание увидеть, услышать, замереть от счастья — вот он — жив, здоров, близок моему сердцу, душе. Невозможно жить без него! Успокоюсь, когда увижу, тогда смогу продолжать жить дальше, получив заряд энергии и счастья от лицезрения любимого!».
Скил мужал, а царь, отец, всё более становился старым и больным. Когда мальчику исполнилось шестнадцать лет, отец его получил глубокую рану в одном из боёв. Он сражался за свою жену Елену. Прознав об её красоте, её возжелал похитить персидский царевич. Как-то стража ослабила свою бдительность, его воины ворвались в кибитку Елены, схватив, бросили на коня и помчались в степь. Мгновение спустя зашёл к ней царь, увидел — жены нет в кибитке, и услышал отдалённый призыв: — «Помогите! Спасите! На помощь!». Он мгновенно вскочил на быстрого скакуна, крикнул воинов, сына Октамасада — все помчались за похитителями Елены. Сражались долго, но царицу отбили. Все вернулись. Недосчитались нескольких воинов и увидели — царь свесился с лошади на бок. Его долго лечили, но усилия были тщетны. Царь умер, сделав сына Скила царём, передав ему власть над всем своим царством, несмотря на то, что другие его дети в последние годы его жизни старались смягчить отца, расположить к себе.
Скил не любил скифов. Раздражали их кочевые условия жизни, необразованность, воинственность, пьянство, их стада, еда, развлечения. Он часто посещал Ольвию. Там ему всё было по душе: и население, и их активный образ жизни, и нравственные устои, и форумы, где выступали поэты и философы, соревнуясь друг с другом в красоте и изысканности философских и поэтических измышлений. «О, боги! С кем я живу? Скифы — настоящие варвары! Они не чувствуют, прелести эллинской культуры, не зачитываются их древними произведениями, не понимают красоты древнегреческого искусства! Как прекрасны статуи их богов, великолепны их дворцы, дворики с портиками, колоннами и капителями ионического, дорического, коринфского стиля! Как умны их философы и утончёны их мысли! Как занимательны их священные праздники и прекрасны, величавы их боги!».
Он построил там себе большой красивый дворец, как самое знатное лицо города. Женился на гречанке, жившей в Ольвии, у них родился совместный ребёнок, очень хорошенький мальчик. Свою жену эллинку он очень любил. Она была похожа своей грациозностью и изысканностью на его мать — Елену. Он гордился ею. Когда они ехали на колеснице по городу, взоры всех мужчин устремлялись на неё. Это ему льстило. Скил баловал её, наряжая, словно богиню. Дарил ей дорогие украшения, тонкой ювелирной работы. Рабыни их дворца всегда развлекали их то игрой на арфе, то танцами, то декламацией стихов. Вдвоём им никогда не было скучно. В Ольвии он вёл яркое, бурное, насыщенное существование.
В то же время оставался скифским царём. О том, что Скил ведёт двойную жизнь, скифы не догадывались. Когда он удалялся в Ольвию пожить и развеяться, принять участие в жизни горожан, он требовал от стражников Ольвии, чтоб ворота в город запирали. Воины Скила ждали его возвращения у городских стен.
Он совершенно ничего не боялся и не отдавал себе отчёт в том, как он себя ведёт. Словно гражданин греческого города, как-то он начал участвовать в мистериях, посвящённых празднованию Дионисия. Все закрутились в бешеном танце, процессия двигалась через весь город. Скил был опьянён, счастлив. Он не подозревал, что в городе Ольвия, у него имеется много недругов. Один подлый грек, пьяница, завистник и доносчик, рассказал о двойной жизни Скила его стражникам:
— Вы стоите тут и дожидаетесь своего царя, а он уже стал почти эллином и забыл о Вас! Считает себя настоящим греком!
Один из воинов сердито произнёс, хватаясь за нож, что он его сейчас зарежет за его ложь. Но доносчик рассмеялся ему в лицо и крикнул:
— Идите за мной через этот тайный ход, я всё Вам покажу! Он привёл их на городскую башню и оттуда они узрели ту оргию, в коей участвовал их царь. Он, как невменяемый, прыгал и кружился в танце, двигаясь по городу, возглавляя священную процессию. Когда воины всё это увидели, они сразу донесли своим. Его сводный брат Октамасад, в своё время обделённый отцом, сразу захватил власть над скифами. Скифы считали, Скил, являясь ранее их царём, изменил всем их обычаям, устоям, следовательно, он должен умереть. Узнав о предательстве и что его ожидает, Скил помчался к фракийским родственникам одрисов через Дунай. Он надеялся, что, царствующий в то время фракийский князь Стилак, брат его матери, и дядя Скила, спасёт его от преследований Октамасада. Но тот выдал его в обмен на своего родственника, находящегося в плену у скифов. Когда скифы схватили Скила, его сводный брат, новый царь Октамасад, сразу же отрубил ему голову, сорвав с руки печатку — кольцо — знак царской власти.
***
ДРУГОЙ ЦАРСКИЙ СЫН
Вернулся домой в своё скифское царство царь Октамасад уже победителем. Его встречали с цветами и песнями. И только одна Елена стояла грустная, низко опустив голову. Царь блаженствовал. Он добился, наконец, всего и отомстил своему покойному отцу. Он уже давно не мальчик. Но он ещё поживёт в своё удовольствие! Своё возьмёт. Он прошёл в царскую кибитку, снял с себя военные доспехи и велел позвать к нему вечером Елену.
Октамасад поужинал, отдохнул и стал ждать. Время тянулось медленно. Она всё не появлялась. Ждать надоело. Он уже вскочил было, чтобы самому пойти к ней, вдруг на пороге показалась она, непередаваемо желанная. Сердце у царя застучало сильнее, кровь стала пульсировать по жилам, разжигая огонь во всех членах. Он схватился за сердце. Оно учащённо билось, пришлось сесть.
Она, как всегда, была восхитительна! Белокурые волосы, завитые локонами, обрамляли маленькую головку. Лицо полуовальное, на нём — огромные голубые глаза, как у Афродиты, небольшой греческий носик, полные губы, гордая посадка головы. А фигура — то, фигура! Словно у юной, неопытной девочки, коей она была когда-то, давно, когда, увидев её, он замер на месте и тоже схватился за сердце. Она всё так же желанна и притягательна, словно магнит. От Елены нельзя отвести глаз. Сидел бы, да смотрел на неё, не отрываясь, или всюду за собой таскал, чтоб радоваться, глядя на неё. Теперь ему стало ясно, почему царь Ариапиф не желал расстаться с ней ни на миг! Елена побледнела. Глаза — грустные, умоляющие, взгляд затуманенный, тоскующий.
Она встала у входа, не проходя внутрь.
Молчали оба. Елена стояла, всё так же опустив глаза вниз, не шевелясь. Он впился в её лицо, словно орёл, приготовившийся броситься на свою добычу!
Она продолжала молчать, не поднимая глаз. Он стал злиться: «Гречанка, какая ты гордая! Ну, подожди. Я изгоню из тебя эту царскую спесивую гордость! Но, как же ты распрекрасна! Никогда не лицезрел я более совершенной женщины! С ума сойти, ведь она может стать навсегда моей! Я трепещу от одной только мысли, что это — возможно! Уже не надо прятаться и кого-то бояться, могу во всеуслышание объявить всем — она моя! Никогда не забуду её ласки! Сколько счастья она мне подарила однажды! О, я не смогу жить без неё! Надо вымолить у неё прощение за смерть её сына!». И она вдруг подняла на него глаза. Слезы поползли по щекам, словно маленькие блестящие горошинки.
И у него сразу пропали злоба и все слова, приготовленные заранее. Ему вдруг стало не по себе, очень жалко её. Он поднялся со своего места, подошёл к ней, постоял так немного, не выдержал, руки сами, против его воли, потянулись к любимой. Он зарылся головой в её волосы, рассыпая их, прижимая её к себе всё сильнее, крепче.
Так они и стояли, ничего не произнося. Время шло. А они — молчали. Елена не убрала его рук со своих плеч. Вдруг он потянул за тесёмки и завязки, распустил их, открылась её белоснежная, упругая грудь. Он склонился над ней, стал целовать в каком-то полубезумном состоянии. Затем поднял на руки. Положил на ложе, снял с неё верхнее одеяние, разделся сам и, почти со стоном, продолжал лобзать. Она лежала, закрыв глаза, будто неживая. Потом он опомнился. Заговорил:
— Ну что же ты молчишь?! Ругай меня, бей, казни!
Она распрямилась и тихо прошептала:
— Ты теперь сам себя всю жизнь будешь казнить.
— Что-что? Не понял, объясни!
— Что же тут объяснять, ты убил своего сына! Вот и получилось, что ты, как Кронос, сожрал своего сына. Тот, по предсказанию, боялся, что дети убьют его, и, при рождении их, всех пожирал. А, одного из новорожденных, Зевса, супруга Кроноса спрятала от него. Тот остался жив! Знать бы мне наперёд обо всём, тоже спрятала б своевременно Скила от тебя.
Конец ознакомительного фрагмента.
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Измена племени предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других