В ожидании полнолуния. Женский роман с мужскими комментариями

Лариса Королева

В небольшом кубанском городке находят повешенной молодую мать двоих детей. Родственники погибшей не верят в прокурорскую версию о самоубийстве и просят помочь разобраться в этом деле заместителя редактора криминальногоеженедельника «Судный день» Дарью Леденёву. Сразу после публикации её статьи погибает сотрудник газеты. Его загадочная смерть также становится предметом журналистского расследования для Дарьи, у которой начинается служебный роман с собственным шефом, юристом Андреем Черновым.

Полнолуние

Выпадают такие дни, когда в редакцию идут и идут люди, словно необъявленный приёмный день наступает. Больше всего проблем достаётся секретарю, и многих ей удаётся отправить восвояси. Если человек пришёл с конкретным делом, наш секретарь Алла рассылает посетителей по кабинетам. Тогда они заявляются ко мне и к шефу или к консультантам, после чего опять-таки оказываются у меня или у шефа. Иногда Андрей выскакивает из кабинета и спрашивает:

— Кто вчера видел луну?.. Ну, полная сейчас луна?

Он считает, что именно к полнолунию в редакции и юридические конторы устремляется несчётное количество психов и профессиональных жалобщиков всех мастей. Часто им ничего не нужно, кроме свободных ушей, в которые они изливают свои жалобы на жизнь, соседей и правительство. Такие люди просто выговариваются и уходят, перекладывая на тебя весь воз своих проблем и негативной энергетики. Ты же остаешься совершенно опустошенной, а нередко к тому же награждаешься тупой и ноющей головной болью.

При виде энергетических вампиров, которых я научилась распознавать, едва они откроют дверь кабинета, я обычно ставлю от них своеобразную защиту. Например, мысленно выстраиваю в воздухе зеркальную стену между собой и нежеланным гостем. Не успел этот вампир усесться и приступить к своим стенаниям, как я уже воздвигла стенку-отражатель. Он говорит сначала возмущенно, и голос его полон злобы, но жалобы и проклятия не воспринимаются мною, не проникают в душу. Слова отскакивают от непроницаемой зеркальной поверхности и возвращаются к владельцу. Постепенно голос его слабеет, интонации становятся скорее жалобными, чем грозными. Потом он вовсе сникает и покидает мой кабинет, еще более больной и несчастный, чем пришел.

Это слишком сложно и затратно по времени. В подобных случаях нужно озадачить самого посетителя. Обычно я отправляю жалобщиков изложить все свои претензии в письменном виде. Как правило, они больше не возвращаются.

В такие «приемные дни» писать, конечно, невозможно, зато идей и материалов можно набрать на месяц вперёд, поскольку иногда встречаются и весьма занятные субъекты с необычными делами.

Первой ко мне в тот день пришла сухонькая старушка в стареньком пальтишке времён хрущёвской оттепели. Она была бодренькой, весёлой и несколько кокетливой. Последнее качество выдавал надетый на седые локоны малиновый берет.

— Нина Григорьевна, — представилась она и спросила, имеет ли право не платить за свою радиоточку, поскольку радио в доме уже полгода как не работает. Линию оборвали строители при прокладке труб.

— Ну и не платите, — посоветовала я. — Да и зачем вам сейчас радиоточка? Телевидение вон есть.

— Телевизор-то у меня сгорел, — пожаловалась Нина Григорьевна. — Разве ж я куплю на свою пенсию новый? Оно ведь как случилось? Смотрю я как-то дома телевизор, а люди там всё больше злые, и говорят такое, что слушать тошно, политики особенно. Я расстроилась, да и пошла в огород медитировать. А тут телевизор возьми да взорвись. Дом и загорелся, хорошо, вовремя кинулась, да соседи загасить помогли.

— Что вы делали в огороде? — заинтересовалась я.

— Медитировала, детка. Оно жизнь-то тяжёлая, нервная, а я выйду, босиком, посреди грядок стану, лицом к солнцу, руки к небу, и подзаряжаюсь. Душу только высоко уж не вывожу, метров на тридцать, не больше, старая стала.

— Как же вы не боитесь «душу выводить»? Вдруг что-то испугает вас, или нехорошо станет, а душа возьмёт да улетит насовсем?

— Это-то ничего, детка. Лишь бы в это время чья-нибудь чужая в тело не влетела.

Просто сюр! Театр абсурда! И в этом дурдоме мы живём.

Потом Нина Григорьевна обошла вокруг моего стула, поводила руками над моей головой и объявила, что биополе у меня очень сильное, а энергетический заряд положительный. Пожелала всяческих успехов, и на прощанье пообещала принести баночку арбузного варенья. Забавная старушка, от общения с ней настроение сразу приподнялось, я даже пожалела, что у меня уже не осталось ни одной из трёх моих бабушек. Пекли бы Митьке пирожки, варили варенье из арбузов и медитировали!

Со второй посетительницей я поговорила всего несколько минут и поняла, что это будет потрясающий материал. Конечно, тут же побежала поделиться впечатлениями с шефом.

Леденёва всегда врывалась в мой кабинет как тайфун и сообщала всё, что считала нужным, не взирая ни на присутствие посторонних, ни на отсутствие желания её слушать. Впрочем, я всегда был ей рад, даже когда она заявляла с порога: «Я буду с тобой ругаться!». А это случалось частенько. Дарья рьяно отстаивала интересы трудового коллектива, априори считая, что я в обязательном порядке стремлюсь их ущемлять.

— Шеф, ты только послушай эту историю. Представь, некий Иван Иванович, мужчина лет сорока, знакомится с двадцатилетней девицей и начинает наведываться в дом её матери. И наведывается этак лет двадцать подряд. За это время та девица, Валентина Земченко, рожает ему двоих сыновей, старший из которых уже служит в нашей доблестной армии. Жениться на Валентине Иван Иванович не собирался, поскольку ещё до знакомства с ней проживал с женщиной своих лет, с которой тоже официально не был зарегистрирован. Детей у них не было. И вот Иван Иванович умирает. После него остаются две нерасписанных вдовы и двое незаконнорожденных детей, которым он всё обещал, но так и не удосужился дать свою фамилию. Ну, каков мужик, а! Двадцать лет сновал между городом и деревней, одну бабу имел для души, другую для обзаведения потомством, и умер холостым.

— Ну, что сказать? Повезло!

— Теперь слушай дальше. Валентина, женщина деревенская, как по месту жительства, так и по душевному складу, всё же понимает, что детям надо дать имя. Она отправляется в суд, и суд признаёт Ивана Ивановича отцом детей, как и их право носить его фамилию. Тогда Валентина пытается договориться с другой вдовой, Ниной Сергеевной, чтобы та поделилась с детьми наследством покойного. Причём, не претендует ни на трёхкомнатную квартиру Ивана Ивановича, ни на другое имущество. Просит только автомобиль «Ниву», утверждая, что машина была куплена на деньги, которые она вместе детьми и приходящим мужем заработали за несколько лет на бахче.

Нина Сергеевна, в отличие от Валентины, женщина образованная. Она подаёт в суд исковое заявление, в котором просит отменить давно вступившее в законную силу решение об установлении отцовства, несмотря на то, что по этому делу она никак не может проходить заинтересованной стороной. И районный суд выносит такое решение! Представь, в «Определении» так и написано, что признание мальчиков детьми Ивана Ивановича противоречит интересам гражданки такой-то! Сильная котлета?

— Сильная. Зови сюда свою Валентину, кассационную писать будем.

И Чернов тут же принялся что-то строчить, а я отправила к нему Валентину с её бумажками, села за компьютер и набрала заголовок будущего материала: «Как холостой всю жизнь Иван Иванович стал после смерти мужем и отцом».

Вечером я ждала звонка от Антона, просматривая материалы очередного дела. Было что-то около семи, когда в мой кабинет вошёл шеф и уселся напротив:

— Дома не ждут?

— Я-то никогда не отличалась примерностью в семейной жизни, а у вас дети не плачут? Да и водитель наш, наверное, уже заснул на заднем сидении.

— Я отпустил сегодня машину.

— И как же вы, Андрей Дмитриевич, вдруг да на общественном транспорте, как простой советский человек?

— И сам не знаю — как. Иди сюда!

— Я и так здесь.

— Ты — через стол. Подойди ко мне.

Я обошла стол:

— Что такое?

— Ничего такого, — и меня попытались поцеловать.

Только попытались, потому что я вывернулась и отскочила в сторону, отирая щеку от оставленного на ней влажного следа. Вытащила из пачки сигарету, прикурила и отошла к окну. Меня молча обняли сзади и развернули к себе. В таких ситуациях я обычно теряюсь, и потому сразу же начинаю грубить:

— Что ж такое-то? Никак захотелось?

— Давно хочется, — кажется, он поставил мировой рекорд по скоростному расстёгиванию кофточек с большим количеством пуговичек.

— Слушай, ты совсем с ума сошёл! Что ты делаешь? У нас всегда были такие прекрасные отношения.

— Не вижу причин, по которым они должны испортиться.

— Мы — друзья, и нечего всё портить этими глупостями. Не заводила я ещё служебных романов со своим шефом!

— Так заведи.

Я уже устала вырываться из его рук, которые, кажется, были повсюду и в количестве гораздо больше двух, и пригрозила:

— Уволюсь!

— Хорошо, я подумаю, в каком качестве — журналиста или женщины — ты мне важнее.

— Подумай. Предупреждаю сразу, что ты мне как шеф нравишься гораздо больше.

— А как мужчина?

— Никак.

Раздался телефонный звонок, и Антон сообщил, что будет через полчаса. Я надела плащ и, выходя, суровым, как мне показалось, голосом, сказала шефу: «До свидания». Он улыбался. Но когда шёл несколько минут спустя к трамвайной остановке (меня он не заметил) лицо у него было разнесчастное.

Да, наверное, разнесчастное. Только я её заметил, но прошёл мимо. Стоит себе у входа в бар в сером плащике и ждёт неизвестного мне человека, с которым проведёт вечер, а может, и ночь. Это было весьма обидно: почему не со мной? Мне всегда нравилась эта женщина, с первого момента, как я увидел её пять или шесть лет назад, когда она пришла устраиваться на работу. Но я никогда ничего себе не позволял. Во-первых, не в моих правилах заводить романы на работе, а во-вторых, она всегда была вместе с Сергеем. Я же видел — там такая любовь, что нечего и соваться.

Только однажды я пригласил её пообедать после завершения судебного процесса, на который мы выезжали вдвоём, и повёл в какое-то кафе, но это был просто обед, и всё. На обратном пути, пользуясь давкой в троллейбусе, я прижимался к ней, но она не реагировала, болтала что-то отвлечённое, и неуместность моих заигрываний была слишком очевидна.

А с тех пор, как я понял, что с Сергеем у них больше ничего нет, зато появляются какие-то мальчики и увозят её, я был просто вне себя. Но в тот вечер я не строил никаких дальнейших планов. Просто вспоминал ощущение от прикосновений к её телу, нежность её кожи, и хотел почувствовать это ещё и ещё.

Антон приехал только через час, когда я уже была окончательно замёрзшей и оголодавшей, и мы поехали к Лесе. Антон, как обычно, останавливался у каждого коммерческого ларька и приносил то чипсы, то джин с тоником, то пиво, то сигареты. В общем, всё самое вкусное и вредное.

— А ко мне сегодня мой шеф приставал, — похвасталась я бодрым голосом, хотя мысль эта всю дорогу меня угнетала. В последнее время жизнь как-то устоялась, и не хотелось ничего менять. Эта лишняя головная боль была ни к чему. — Забавно, что я рассказываю об этом тебе?

— Я ж у тебя на правах подружки… А как пристаёт?

— Однозначно.

— Я тебе давно говорил: бросай ты свою работу. Твою зарплату я тебе и так буду выплачивать.

— Богатенький ты мой Буратино.

— Серьёзно. Я же в день имею столько, сколько ты в месяц.

— Конечно. Как простой российский мент. А чем я буду заниматься целыми днями?

— Обеды варить и меня ждать. Ты ж моя вторая жена, а будешь первая.

Меня всегда умиляло, как классно мужики принимают решения. Неужели он всерьёз мог предположить, что я выйду за него замуж? Интересно, мой сын при этом брался в расчёт? И почему мужчина считает, что если женщина с ним спит, то самое заветное её желание — сочетаться с ним законным браком? Но в таких ситуациях лучше не возражать — обид не оберёшься. В конце концов, не сегодня же под венец тащить собираются, пока только выпить и заняться сексом. И это правильно.