Игра с мечтой

Лариса Анатольевна Суворова, 2019

Могут ли сбываться наши мечты? Рожденные в СССР, где отрицались любая религия и Бог, царил материализм, три главные героини начинали свою жизнь, вооруженные девизом «Жизнь – это борьба». Но одна историческая эпоха сменила другую. Вместе с взрослением героинь менялось и их мировоззрение. Любовь и смерть, их влияние на смену идеалов, становление личности – вот основные темы, затронутые в романе.

Совершеннолетние

— Очень Вы мне понравились.

— Да?

Взгляд мимолётный в лицо.

— Не судьба.

Следом другой:

— Будь моею, Звезда!

Снова ответ:

— Нет, дружок, не судьба.

Ну, а потом оживилась сама:

— Очень понравились Вы мне, а я?

— Вы?

Он подумал:

— На вид — не судьба,

Но ведь судьба — не лицо, а душа!

Так что, давайте,

Идите ко мне,

Время покажет нам «Да» или «Нет».

Лика

Окончание школы совпало с началом эпохи перестройки. Несмотря на то, что между мной и Ланой всего месяц разницы в возрасте, она окончила школу первой, так как пошла туда с шести лет. Таня на пару лет помладше, и для неё это был восьмой, а не десятый, как у Ланы, но тоже выпускной класс. А чрез год и я. В первый год перестройки ещё не ощущалось радикальных перемен. А вот к её концу, который пришёлся на начало девяностых, мы осознали, что наша жизнь приходится на очень необычный и интересный, хотя для многих нелёгкий, период истории.

Странным образом получилось, что и я, и Таня, как выяснилось гораздо позже, начинали свою профессиональную деятельность с обучения шитью. Основное отличие было в том, что её заставила жизнь, точнее мама, а я это выбрала сама. То ли дело Лана, которая умудрилась приехать из другого города и поступить в один из самых престижных вузов — Плехановский институт.

К концу десятого класса мой аттестат выглядел прилично. Но на поступление в хороший институт я не тянула, да и непонятно мне было, какой профессией я хочу заниматься. И я решила вопрос просто. Что всегда нужно людям? Ответ: все едят, лечатся и одеваются. Я решила обучиться шитью.

Коллектив был стопроцентно девичий, что никак не способствовало воплощению моих планов о быстром замужестве. Но так только казалось. Похожие планы здесь были у многих девчонок, и для меня не составило труда найти себе подружек для походов на дискотеки. Каждую субботу мы с подружками из техникума шли «на охоту», то есть на танцы.

Мода тогда была пёстрой и разнообразной. Только-только упразднились потихоньку сами по себе строгие критерии советской морали по поводу слишком коротких юбок, туго обтягивающих брюк, дерзких вырезов на груди и всего другого, раньше мешающего демонстрировать наши молодые прелести. Но многие по привычке носили мешковатую одежду, а я прямо сразу поняла, как же нам повезло: ну когда ещё показывать ноги, бёдра, грудь, если не в девичьем возрасте! Не в сорок же лет! В то время, на примере родителей, казалось, что в сорок лет — уже пожилые тётки. Редко в таком возрасте можно было встретить ухоженных, стройных, умело накрашенных женщин. Ведь и в магазинах не было ничего, что способствовало бы тому, чтобы наши мамы выглядели, как могут себе позволить выглядеть теперь женщины любого возраста.

Тогда в моде был спортивный стиль. У спекулянтов^[8] можно было купить заграничные майки с длинным рукавом, настоящие американские джинсы, которые всё ещё были дефицитным товаром, кроссовки. Особый писк — кроссовки на липучках, которых раньше в помине не было! Конечно, при отсутствии необходимой суммы денег, а оно — отсутствие — как правило, существовало, можно было купить подделки под европейские и американские товары. Джинсы из стран Восточной Европы — ГДР, Венгрии, Болгарии, майки из прибалтийских республик^[9], кроссовки, которые начала выпускать фабрика под Ленинградом. Что мы и покупали. Зато можно стало краситься, как хочешь, и никто тебя больше не тащил смывать косметику, потому что так не пристало краситься «высоко идейным советским девушкам». В общем, как я вижу эту картину теперь, мы являлись на дискотеки с яркой индейской раскраской на нежных лицах, со стрижками, подобными ирокезам, в джинсах или коротких джинсовых юбках и после некоторого времени, проведенного у барной стойки, уже раскованные полностью, бросались в веселье танцев.

Именно здесь, на дискотеке я и познакомилась со своим будущим мужем. А что удивляться? Ведь кроме самих танцев и выплеска энергии, это и была цель посещения дискотек! Коля сразу бросался в глаза своей невероятной пластикой. Как выяснилось потом, он все школьные годы ходил на хореографию, так хотелось его маме. Результат был очевиден. Невысокий, но стройный голубоглазый блондин Коля в танце был бесподобен. И он умел вести партнёршу так, что она чувствовала себя богиней. Ну, почти богиней, так как без его умелых рук, дающих нужное направление исполняемым пируэтам, всё вставало на прежние места, и такого божественного танца не получалось. В общем, танцевать с Колей хотели все мы. При этом мысли о том, чтобы стать парой, у меня не сильно возникали, так как танцевал он со всеми и лично ко мне особенного внимания не проявлял.

Всему виной, как это порой бывает, стал случай, когда на выходе из трамвая я споткнулась и лежать бы мне вниз лицом со сбитыми коленками, если бы чьи-то руки меня вмиг не подхватили. Трамвай уехал, а я обнаружила, что руки принадлежат никому иному, как Коле. Его лицо тоже выражало неподдельное удивление, что ясно сообщило мне о том, что он меня не выслеживал и был также удивлён этой встречей, как и я. А его действия по спасению от падения с подножки трамвая были продиктованы просто нормальным человеческим участием. Это был первый раз, когда мы увидели друг друга не в полумраке со скользящим светом от зеркального шарика под потолком, а при свете белого дня.

То, что он не принц на белом коне, было очевидно. Впрочем, выйти замуж за принца в мои планы тогда и не входило. Я искала защитника и друга. На такую роль Коля, кажется, подходил. Простая одежда, простые отечественные кеды. Но вьющиеся светлые волосы, красиво очерченные рот и нос, смешинка в голубых глазах и эти сильные руки, так вовремя меня подхватившие, вдруг зародили во мне надежду, что небо посылает мне того, кого я ищу.

Коля тоже разглядывал меня с каким-то новым интересом. «Слушай, а сколько же тебе лет?» — вдруг спросил он, — «Я ведь тебя первый раз вижу без твоей боевой раскраски».

Врать не имело смысла. «Через месяц восемнадцать», — ответила я. «Ладно, месяц — не год», с открытым намёком ответил Коля, и я поняла, что есть шанс вписаться в его жизненный план.

Выяснилась, что живём мы друг от друга не очень близко, просто его работа и дом находились неподалеку от моего техникума, что поспособствовало нашей внезапной встрече.

Мы стали встречаться. Коля заканчивал работу позже, чем я учёбу. Жил он почти рядом, минут десять ходьбы, в сталинском доме, в коммунальной квартире. Две комнаты занимали он с сестрой и матерью (отец умер в пятьдесят лет от инфаркта), а ещё одну — сосед с женой. Коля почти сразу предложил мне сделать ключ, чтобы я после учёбы могла идти к нему домой, обедать, отдыхать, делать задания и ждать его прихода. И всё бы могло так и быть, но столкнувшись с Колиной мамой, я уже по её взгляду сразу поняла, что она никакого легкомыслия не потерпит, и что вся нынешняя свобода нравов ей не по нутру. А ведь она к этому моменту была уже на пенсии и не работала. Поэтому дожидаться Колю мне пришлось бы в её присутствии.

Хорошо обдумав ситуацию, я решила, что, если это будет моя свекровь, то лучше не противоречить её убеждениям. Поэтому от ключа я отказалась, ехала к себе домой после работы, и встречались мы, как и прежде, в субботу на дискотеке, а также в пятницу вечером и в воскресенье днём.

Всё шло, как по маслу. Коля мне нравился. Это точно! Он хорошо окончил школу, потом поступил в электромеханический техникум, потом его забрали в армию. После двух лет в армии он вернулся в этот же техникум, закончил обучение, и вот теперь работал на заводе. Коля не пил, и это мне нравилось. То есть он мог выпить немного на празднике, или бутылку пива вечером. Но на дискотеках он был трезвый всегда, да и вечерняя бутылка пива всегда была одной-единственной. Что мне особенно нравилось, так это его остроумие. За словом он в карман не лез, кроссворды разгадывал с интересом и упорно, до конца. Глупым он точно не был. Я даже как-то подумала: надо же, судьба нас свела вот таких одинаковых — надо бы в институт обоим, а волею обстоятельств мы занимаемся добыванием денег просто на существование..

В Колиной семье, однако, мне было нелегко. Мама родила его поздно, под сорок. А потом сразу ещё сестру. Разница была всего в год. На момент знакомства Коле было двадцать шесть, а его сестре двадцать пять. Оба казались мне прямо таки взрослыми. Тем более что Марина была уже замужем. Они с мужем занимали одну из комнат. А во второй жил Коля с мамой. Отца я видела только на фотографии, которая стояла в комнате. Когда он умер, лет через пять после смерти, мать приказала сестре переселиться к ней. А Коля занял отдельную комнату. Именно так — приказала.

Мама Коли была сторонницей жёсткого воспитания. В связи с ранней смертью мужа она осознавала, что вырастить из сына мужчину предстоит ей, и была скупа на ласки, да и на выражение чувств в целом. Когда Марина вышла замуж, Коле пришлось перебазироваться к матери. Мать очень хотела внуков, и ничто не должно было препятствовать молодым в таком важном деле.

В какой-то момент я увидела, что Марина — точная копия своей мамы, её слова для неё, как слова из Библии, священны. И мне было странно видеть в этой молодой девушке усвоенный ею образ рассудительной и строгой женщины. Даже с мужем Марина не позволяла нежности, по крайней мере, прилюдно. Она окончила библиотечный факультет и работала в клубной библиотеке, куда за книгами иногда заходил будущий супруг. Он работал также на заводе, где и Коля, и учился на вечернем отделении технического вуза. Из всей этой семьи именно с ним мне было проще, веселее и теплее.

В день моего совершеннолетия Коля не поленился приехать в мой район, пусть утром нужно было рано встать. Это был первый раз, когда я представила его своим родным. Сказала просто: «Это мой друг. Зовут Коля». Но так как раньше подобных официальных представлений молодых парней с букетами в руках не происходило, то родители осознали значимость события. В руках у Коли был красивый букет, и хотя он выглядел сонным, но в своей всегдашней манере балагурил и всех смешил. Мы совсем недолго посидели дома, а потом пошли погулять. Коля пригласил меня в кафе. За годы, прошедшие после смерти брата, я первый раз себя почувствовала значимой и защищенной. Рядом был заинтересованный во мне Мужчина. В этот момент я решила, что если он захочет на мне жениться, то я приму его предложение. Однако первое предложение сильно отличалось от ожидаемого. «Лика, слушай, ну, наконец, я так долго этого ждал! Мама уезжает в деревню на выходные, а Марина с мужем идут к кому-то на свадьбу. Придёшь на ночь?»

Не сказать, чтобы я сильно удивилась. В конце концов, ЭТО должно было произойти. И Коля мне, к счастью, действительно, нравился. В отличие от предыдущих поколений мы получили право понять, будет ли нам хорошо с будущим партнером не только в жизни, но и в постели. Я кивнула.

За десять предшествующих дней я успела себя морально подготовить к предстоящему событию. Я, как и многие девушки из поколения поздних восьмидесятых, получила доступ к той информации, которая раньше была «под замком»: ЭТО может быть больно, ЭТО нужно, чтобы было красиво (если хочешь понравиться), ЭТО должно быть безопасно, если не хочешь сложностей в виде беременности, ЭТО может быть и приятно, если знать, что и как делать. Вооруженная этими знаниями, я купила французский крем «Бокаж» для эпиляции волос на ногах, симпатичное бельё у спекулянтки и презервативы в аптеке (не надеясь на Колю).

В обозначенные дни, проведя впервые в жизни процедуру эпиляции, я полюбовалась собственными идеально гладкими ногами, надела ажурное черное бельё, которого отродясь не имела, и, не забыв положить в сумку презервативы, отправилась, как всегда в субботу, на дискотеку. План для родителей был разработан: позвоню и скажу, что проморгала последний поезд в метро и переночую у подруги.

Всё шло по плану. Дискотека, танцы до последнего, звонок домой и дорога к Коле. К счастью, благодаря выпускаемым теперь откровенным газетам, даже разочарование прошло «по плану».

Коля горел от нетерпения. Я понимала — он долго ждал и был абсолютно честен: встречаясь со мной, он прекратил походы к остальным, где мог получить желаемое освобождение от вполне нормальных мужских потребностей. Поэтому на меня он почти набросился, хотя и старался в меру сил, не сделать мне больно и сохранить в моей памяти этот первый опыт, если не приятным, то хотя бы терпимым. Он не захотел применять лежащие в сумке средства предохранения, со словами: «Дурочка, я же тебя люблю!» Это было признание в любви и готовность отвечать за последствия этой ночи одновременно.

Во мне зародилась нежность. Я быстро поняла, что не из тех, кто с первого раза получает наслаждение или, по меньшей мере, удовольствие. Но с этой новой для себя нежностью, я изо всех сил сдерживала слёзы, а в голове крутилась единственная мысль: «Скорее уж всё бы кончилось». Так оно и произошло. В какой-то момент у меня аж в мозгу зазвенело от боли, а потом после нескольких ещё коротких и мощных телодвижений Коля рухнул обессиленный рядом, и боль стала вполовину меньше. Развитие событий происходило, к счастью, не как во многих романах, когда «он повернулся к ней спиной и мгновенно уснул». Нет, Коля повернулся ко мне лицом и, глядя в глаза, нежно погладил по щеке. «Ужасно, да? Но я так рад, что ты моя с самого начала. Для меня это очень важно. По-другому даже представить не мог». А потом, немного тревожным взглядом окинув обширное расползающееся пятно на простыне, не сдержав мужского самолюбия, добавил: «Таким озером любой мусульманин гордился бы так, что месяц бы с веревки простыню не снимал».^[10] Мы оба расхохотались. И хотя боль всё ещё не оставила меня, но от взаимной нежности и его внимания и шутки для разрядки моего напряжения мне стало легче.

Такой вот была первая ночь с моим будущим мужем, ставшим моим первым мужчиной. Любила ли я его тогда? Я не сильно задумывалась над этим. Я просто нашла того, кого искала, — замену брату.

Я осталась на ночь в этой всё ещё чужой квартире, с мужчиной, признавшимся мне в любви во время моего первого занятия любовью, и уснула у него под боком. Я не лежала, мучаясь от бессонницы, от боли или обдумывания, правдивы ли его слова, или это часть его хитроумного плана, чтобы удерживать меня возле себя в качестве любовницы. Я с детства мыслила только в позитивном ключе. Поэтому сомнения меня не терзали, и я спала радостная, что всё закончилось довольно быстро.

Коля точно знал, что мать таких отношений без брака не одобрит. Но повезло, что близилась весна, и мать, как обычно, в середине марта, собралась и до сентября уехала в деревню. После её выхода на пенсию это стало правилом. Марина, хоть и копия матери, понимала, глядя на брата, что я — не просто очередное увлечение, а серьёзное намерение для Коли.

В общем, всё складывалось удачно, когда я впервые столкнулась с Колей в гневе. К этому моменту мы встречались уже около трёх месяцев. Он заболел, простыл. Случилось это в четверг. У него поднялась температура. Утром в пятницу пришёл врач, открыл больничный лист и назначил постельный режим. Температура держалась высокая, глаза быстро утомлялись от просмотра телевизора. Я пришла к нему в пятницу после учёбы, провела с ним весь вечер, читая вслух книгу, чтобы как-то развлечь. Потом принесла ему в постель разогретый суп, сваренный Мариной. Проследила, чтобы он выполнил все назначения врача, и мы легли спать. В эту ночь я спала отдельно из-за риска подхватить инфекцию, да и жарко ему было бы с такой температурой в постели со мной.

На следующее утро, в субботу, ему стало лучше, температура спала, мы даже вместе приготовили завтрак для всех: Марина с мужем тоже были утром дома. Потом я убирала комнату, хотела что-нибудь приготовить к обеду, но Коля, уже столкнувшийся с моей неумелой готовкой, сказал: «Брось, я сейчас ем мало, пока нет аппетита. Пусть Марина готовит. А мы просто картошкой и консервами обойдемся». Я села за шитьё, Коля смотрел телевизор.

Время близилось к вечеру. В это время мы обычно ходили на дискотеку. И сейчас, после постоянного нахождения в квартире, мне захотелось пойти потанцевать. Всё же прошла учебная неделя, Коле стало лучше, и я ничего особенного в своём желании не видела. Если бы дома заболел папа или мама, я, видя, что становится лучше, точно не сидела бы у постели, и никакого порицания за это не получила бы. Поэтому, отложив шитьё в сторону, я произнесла: «Коль, слушай, ты же не против, если я схожу с девчонками потанцевать?» То, что произошло потом, было неожиданно. Коля побагровел, его глаза реально метнули молнии, и он сильно повысив тон, гневно спросил: «Значит, вот так?! Я тут больной лежи, а ты со своими девками плясать пойдёшь? Ты в своём уме?! Для тебя это нормально, да?!» Я, всё ещё не понимая подкравшейся угрозы, простодушно ответила, что думала: «Но тебе же лучше, ты посмотришь детектив, а я потанцую и вернусь». Теперь он уже побледнел: «Лика! Кажется, я очень серьёзно в тебе ошибся. Ты с-соображаешь, что ты сейчас г-говоришь!» Он кричал и даже слегка заикался.

Я испугалась такой реакции, у меня потекли слёзы. В конце концов, никаких крамольных мыслей в моей голове не было, поводов для ревности я тоже ни разу не давала, а тут такая буря. Я выскочила за дверь и наткнулась на Марину. Через открытую дверь был виден Коля, бросавший в бурных эмоциях, газеты с журнального стола. Видя моё мокрое от слёз лицо, Марина взяла меня за руку и, приведя в кухню, усадила на табурет и дала стакан воды. «Лика, слушай, я так надеялась, что с тобой у Коли это всё пройдёт. Он не срывался, как вы начали встречаться, ни разу. В общем, ты должна знать. Он служил десантником в Афганистане. Слава Богу, вернулся здоровым и, в целом, нормальным. Не таким, как многие, у кого сильно крышу снесло. Но вот срывы бывают. И когда, и на что он вот так среагирует, предсказать нельзя. Так что думай сама, ведь, похоже, у вас всё серьёзно». И, уже на пороге кухни, добавила с разумностью Колиной мамы: «Хотя плюс тоже есть — детей родите, квартиру быстро получите, годами ждать не будете. Афганцы в почёте, для них особая квартирная очередь, да и ещё льготы есть». Она ушла к мужу в комнату, оставив меня в одиночестве подумать.

На танцы идти уже не хотелось. За окном было темно, и подвывал ветер. Я сидела, озадаченная новой для себя неожиданной информацией и недавней сценой. Мысли были совсем не лихорадочными на фоне происшедшего, а, наоборот, вдруг упорядочились: «Итак, меня всё до этого момента устраивало. Он меня старше, он зрелый, не пацан. Потому, наверное, и зрелый в свои двадцать шесть, что через Афганистан прошёл. Меня любит. На семью, очевидно, настраивается. Подумать о жилье — тоже не грех. Это важно. Недостаток пока вижу один — псих он, конечно, немножко. С другой стороны, можно выйти замуж за нормального, а потом обоим без квартиры, самим психами стать. Зато афганцам транспортные, медицинские и продуктовые льготы положены». Почему мне в голову не пришло, что можно выйти замуж за нормального парня с хорошими жилищными условиями, сложно сказать. Но в силу приобретённого жизненного опыта, вероятно, мне тогда казалось, что получить всё прекрасное в одном флаконе невозможно.

Сцена была ужасна, но не страшна. Я просто удивилась, как это на меня, такую хорошую, без всякой вины и причины, можно так орать. Кроме того, мои мысли о том, чтобы быть, как когда-то родная мама, на пьедестале, тоже, кажется, придётся отставить в сторону.

Итак, я отбросила первые шоковые впечатления подальше, приняла решение продолжать двигаться в сторону замужества и с этими мыслями двинулась в комнату к Коле. Первое, что я заметила, это скользнувшую в его глазах радость, и едва заметный выдох облегчения. Кажется, он не был уверен, что я вернусь. Тем не менее, извинений не последовало. Я села в кресло и со словами: «Ну, что тут нам сегодня интересного покажут?» стала перебирать программы на телевизоре. Выводы рассудительный Коля всегда умел делать правильные: раз один раз «съела», то и дальше особого возмущения не будет. Он был прав. Как покажет дальнейшая жизнь, «съедать» его приступы гнева придётся по жизни неоднократно.

Как я не старалась высчитывать дни по циклу, когда «можно туда» и «туда нельзя», произошло то, с чем сталкиваются многие молоденькие девчонки: я забеременела. Событие обозначилось в ноябре. Мама Коли уже вернулась, я училась на втором заключительном курсе, и успевала полностью завершить обучение. Об аборте не могло быть и речи. Хотя будущая свекровь, осознав, что мы делали «это» без официального брака, до свадьбы, всем своим видом целый месяц выражала своё неодобрение, но денег, чтобы всё же, чтобы свадьбу сыграть, дала. Очень уж она дорожила тем, чтобы всё было, «как полагается у людей».

На свадьбе были родственники с двух сторон и мои верные лучшие подружки — Женя и Ксения. Ксения тоже готовилась замуж, но они ждали весну, когда ей будет восемнадцать, и вообще, как сказала она сама «погода поприятнее, и Земля расцветёт».

До свадьбы мы уже пару раз встречались такой компанией, то есть я с Колей и девочки со своими парнями. У Жени не было определенности в отношениях, парень был «зелёный», ровесник почти что. А вот будущий муж Ксении был даже постарше Коли и настолько ему понравился, что на свадьбу был приглашен шафером. Я быстро поняла, что собственных друзей у Коли нет. Я не задавала вопросов, как так получилось, предполагая, что это может быть связанно с военными событиями его армейской жизни. И факт, что ему стало уютно в компании моих друзей, меня порадовал.

Летом я родила сына. «Вот», — подумала я тогда с каким-то удивлением, — «получила себе нового защитника». Данное событие послужило толчком к тому, что мой муж пошёл и записался в очередь на получение квартиры. Через два года мы её получили, хотя и не могу сказать, что это показалось мне быстро. Конечно, жить в коммуналке, в одной комнате с матерью мужа и маленьким сыном было нелегко. Наши взгляды на воспитание ребёнка, как и на жизнь в целом, сильно отличались. Жить у папы тоже не представлялось возможным, так как мамина дочь, моя сестра Света, уже год как вышла замуж и тоже родила ребёнка.

Мы проходили период притирания. Сложно сказать, чем бы он закончился, живи мы отдельно. Но именно наличие свекрови вместе с нами в одном жизненном пространстве сыграло неожиданно положительную роль. Мы не могли себе позволить дойти в наших притирочных разногласиях «до ручки»: иногда хотелось кричать и говорить обидные слова и, наверняка, не только мне. Уверенна, что и у Коли возникало подобное желание. Даже представлять не хочу, что могло бы в ту пору произойти с нами обоими при его взрывной психике, будь мы в отдельной квартире. Но при свекрови мы себя вынужденно сдерживали. Поэтому, уйдя в кухню и, поговорив там на повышенных тонах, возвращались с «кошками на душе», но в состоянии того худого мира, что «лучше доброй ссоры».

Коля по-прежнему работал на заводе. На моё предложение пойти учиться на вечернее отделение института он ответил отказом, мотивируя, что устает и без этого достаточно. Мне же казалось, что на перспективу высшее образование необходимо. В данном вопросе свекровь меня не поддержала. Зато она предложила свою помощь в уходе за сыном Вовкой, чтобы я могла шить и зарабатывать деньги на всё необходимое для новой квартиры. Я не возражала.

Это было время процветания маленьких кооперативов. В начале перестройки экономика страны пыталась понять, какое будущее ей предстоит, и позволила себе принимать на свой рынок любые новшества. Я устроилась на небольшое производство по пошиву изделий из кожи. Платили за сделанный объём работы, поэтому я старательно по вечерам, поручив свекрови наблюдать за сыном и звать меня только к кормлению, строчила безостановочно на машинке. Мне это даже нравилось, потому что после дня, проведенного с ребенком, стрекот машинки и набор движений, доведенных до автоматизма, вносили в голову порядок, а затем помогали глубокому сну. Ночью к сыну тоже вставала свекровь, понимая, что мне на следующий день опять и с сыном возиться, и вечером шить.

Только к весне, когда свекровь опять засобиралась в деревню, мы поняли, что остаёмся своей отдельной маленькой семьёй. Кажется, нам стало немножко не по себе: мы осознали, что мама Коли — цементирующая база. Как мы будем без неё уживаться? И как же мои заработки для будущей квартиры?

Начался новый период. Я оставила работу и занималась только ребёнком. Сын начал ходить, и в квартире, загроможденной вещами трёх семей, за ним нужно было следить безотрывно, так как ему хотелось открыть каждый ящик, доступный по росту, и вывалить из него всё для детального изучения. Хорошо, что наступило лето, и я предпочитала больше времени проводить на улице. Коля всегда помогал мне после прихода с работы. И, если бы не постоянные стычки из-за каких-то мелочей (так мне тогда казалось), мы бы жили хорошо. Но ему, приученному к идеальному порядку и вкусной еде, было тяжело смириться, что я никак не освою готовку, и в квартире кавардак. Он понимал и не придирался к беспорядку, который устраивал сын. Но понять, почему в шкафах наверху царит бедлам, а бельё всё в пятнах от того, что я стираю белое с тёмным вместе, без сортировки, он отказывался. В общем-то, по делу, но мне-то было всего девятнадцать.

В доме у мамы с папой было принято заниматься, чем любишь, так было удобно всем. В результате, готовила и стирала мама. Я гладила и выносила мусор, так как любила гулять и чаще других выходила из дома. Сестра Света, наоборот, была домоседка, и шуршала по шкафам, наводя в них порядок. Папина обязанность была пылесосить. Из-за такого разделения труда я оказалась не слишком хорошо подготовлена к семейной жизни. И если в присутствии свекрови это не бросалось в глаза, то теперь всё вылезло наружу.

Но пусть кинет в меня камень тот, кто сам без греха.^[11] К Коле тоже можно было придраться. Он не убирал посуду со стола в раковину, так как привык, что это делала мама. Он мог сбросить одежду, где попало, после работы, так как мама приучила его, что уберёт она. Он вовсе не был грязнулей, но и устойчивых привычек к порядку у него не было. Ведь Коля и сам мог бы рассортировать своё бельё, раз понимал, что я не придаю этому должного значения, мог бы хотя бы свои вещи аккуратно раскладывать, куда ему надо. Но он предпочитал всему этому меня обучить, пользуясь не наглядным примером, а чтением лекций. Поэтому и происходили стычки. Приступы гнева мужа тоже изредка посещали, но теперь уже его вид — с побелевшими губами, со сверкающими, слегка навыкате глазами и голос более, чем громкий, резко и отрывисто произносящий обидные слова, — меня так сильно, как в первый раз, не шокировали. Ведь я тогда приняла решение, понимая, что всё это будет присутствовать в моей жизни. В такие моменты я «выставляла стену»: смотрела ему в лицо, вроде, как участвовала в ситуации, а сама думала о нейтральных или даже приятных вещах.

Осенью возвратилась свекровь, и я опять устроилась на работу. Жизнь потекла по прежнему руслу. Сын меня радовал. Он и лицам был похож на меня, и темпераментом. Вовка редко капризничал, без дела не плакал, был улыбчивым, хорошо спал и ел. В общем, что любой маме ещё нужно? Мы стали иногда выбираться в гости втроём. Ездили к отцу, где Вовка мог поиграть со Светиной дочкой, а мы сменить атмосферу, в которой жили целыми днями. Для Коли, впрочем, это не было так важно, как для меня. Он же ходил на работу, у него там было общение. Его чуть подняли в должности, прибавили зарплату, но было понятно, что для того, чтобы расти дальше, нужно высшее образование. А вот мне постоянное пребывание среди одних и тех же лиц — своей семьи, Колиной сестры с мужем и соседей по коммуналке — было настолько рутинным, что приезд к отцу, где я провела свои беззаботные школьные годы, становился глотком свежего воздуха. Здесь неподалёку по-прежнему жили Ксения и Женя. У Жени, наконец, наметилась свадьба, а Ксения вот-вот ожидала ребёнка. Иногда я, видя, что Коля хорошо ладит с моим папой, оставляла их и шла с сыном к Ксении или к Жене.

С Ирой, которая, выйдя замуж, осталась в прежнем доме, где я жила с родной мамой и папой, удавалось только разговаривать по телефону. Я лишь мечтать могла, что с ней как-нибудь опять встречусь. Путь к ней в общественном транспорте с Вовкой на руках и с коляской был непростым. И Коле она не нравилась. Он, несмотря на отсутствие высшего образования, был очень смышленым от природы, начитанным и наблюдательным. Против Жени и Ксении он ничего против не имел. Они ему были симпатичны, и пока я не родила Вовку, мы встречались все вместе, включая их парней. А вот Иру Коля не жаловал. Он считал её простой, даже глуповатой. Ему не нравилась её слишком быстрая, чуть ли не взахлёб, речь, постоянные жалобы на жизнь и отсутствие интересных тем для разговора. К тому же он не мог забыть, как посетив её одна, без него, я вернулась сильно навеселе.

Это было ещё до рождения Вовки. Нам с Ирой, как всегда было о чём поговорить. Темы не сильно интеллектуальные, но неизбежные в женском общении, кто с кем и чем занимается, как выглядит, чем живёт и с кем живёт и тому подобное. Ира достала водку и закуску. По тем временам, когда после развала Союза даже простая еда стала дефицитом, алкоголь во времена «сухого закона» тоже исчез, и все гнали и пили доморощенный самогон, настоящая былая водка казалась божественным напитком. В общем, остановиться вовремя мы не смогли, и я приехала домой в таком состоянии, что мой муж даже не разгневался, осознав, что я всё равно этого не пойму. Он меня раздел и уложил спать. Но с тех пор Иру невзлюбил.

Пришёл новый 1990 год. Мы его встретили с пополнением: в середине декабря родила дочку Колина сестра. В квартире теперь стоял постоянный писк. У Вовки настал период испытателя, что нередко заканчивалось царапинами, ушибами, а в конечном итоге плачем. У Марины в комнате плакала дочь. И от всего этого хотелось сойти с ума. Я завидовала Коле, который каждый день уходил отсюда на работу.

Весной наступило событие ожидаемое, но на тот сложный момент, ставшее для меня чудом. Нас отправляли на просмотр квартиры! Мы поехали на следующий же день. Район был далёким как от центра, так и от метро, весь состоял из многоэтажных новостроек, но, что важно, с большим количеством школ и детских садов. Я выдохнула с облегчением, понимая, что проблем с детским садом для сына не будет.

Дом был почти сдан. И из-за этого «почти» внутрь зайти пока было невозможно. Но дом был новый, пах краской и цементом. Коля подтянулся и, опершись о подоконник окна на первом этаже, стал рассказывать, что он видит. Нам предложили квартиру на последнем этаже, а мы рассматривали такую же, но внизу. Кухня, зал и одна из спален выходили на одну сторону, другая спальня, очевидно, — на противоположную. Дом был круглый, и некоторые его части на стыках имели обширные лоджии, помимо скромных балконов, и плюс кладовые комнаты. «Вот бы нам такую!» — выдохнул Коля, глядя на эту роскошь. «Слушай, Коль, не наглей», — ответила я, — «нам и так повезло, что трёхкомнатную дают и в новом доме, а не по выезду из бэушной».^[12] «Повезло, говоришь?» — глаза Коли недобро полыхнули. «А может, это всё же потому, что я два года в этих (муж матюкнулся, что совсем не было для него характерно) горах каждый день смерти в лицо смотрел?» Я честно и искренне произнесла: «Да, это, безусловно, благодаря тебе. Спасибо, милый!»

Мы после просмотра, естественно, дали согласие. А когда через месяц получили на руки ордер с номером квартиры, то поехали все вместе, со свекровью и сыном, смотреть уже именно ту, что стала нашей.

Дом сдали, подъезд был открыт, лифты работали. Мы поднялись на последний этаж и открыли дверь в нашу квартиру. Это было, действительно, чудо! Она была огромная, светлая, так как никакие деревья или другие дома не закрывали свет, наполняющий её через окна. Обои дешёвые, но классические, линолеум, кафель и голубая сантехника повергли нас в восторг. Но ещё больший восторг вызвало то, что мы получили квартиру, как и мечтал Коля: лоджия с кладовой примыкали к одной из спален помимо маленького балкона из зала и небольшой полу-лоджии из другой спальни. Десятиметровая кухня вместо привычных маленьких кухонь советского периода строительства и просторный холл, куда выходили двери из всех комнат довершали и без того сказочную картину будущего жилья.

Я тогда не думала о том, что квартиру дали с расчётом на свекровь, и будем мы жить с ней вместе много-много лет, потому что район не престижный, и разменять хорошо такую квартиру невозможно. Не думала, что здесь плохая экология, а до ближайшей остановки автобуса идти двадцать минут пешком, а потом ещё двадцать пять минут ехать до метро. Я думала об одном — это наша квартира, где народу будет ровно в два раза меньше, чем там, где мы жили до сих пор. И она новая, и с новой чистой энергией. Я эту девственную чистоту-пустоту прямо ощущала всей своей душой и натурой. Как будто начать жизнь с чистого листа! В глазах Коли и свекрови я увидела отражение своих собственных чувств.

Мы стали готовиться к переезду и в августе вселились в новую квартиру. А год спустя из окна той квартиры на первом этаже, которую когда-то разглядывал и описывал мой муж, меня окликнула Лана.

Лана

Я уехала поступать в институт в Москву сразу после окончания школы. И, как оказалось, совершила невозможное — поступила без всяких знакомств, капиталовложений и излишних затруднений туда, куда, как все думали, без известной фамилии, очень больших денег или связей поступить невозможно. Самое интересное, что выбрала я этот вуз совсем не из-за его, как теперь говорят, «крутизны». Нет. Я всегда любила учиться, но к концу десятого класса, случился какой-то сбой, и я поняла: «Надоело!» Не хочу больше долгих лет учёбы. То есть хочу учиться в институте, но как можно быстрее его закончить. И ещё знала, что хочу учиться в Москве.

Первая и единственная поездка в Москву, устроенная мамой нам с сестрой, произвела на нас неизгладимое впечатление. Москва предолимпийская 1979 года была чудо, как хороша. Жара, однако, в конце мая-начале июня стояла нетипичная. Меня, ребёнка, столица тут же покорила невиданным количеством сортов мороженого, газировки и красивыми золотыми куполами Кремля. В десять лет музеи и картинные галереи, как выяснилось, интереса пока не представляют. А вот «Пепси-кола» и мороженое «Лакомка», которые никогда не встречались в родном городе, впечатляли настолько, что мне захотелось здесь жить. Только в столице, готовящейся к олимпиаде, можно было свободно тогда купить знаменитую «Пепси»!

Случилось ещё одно событие, оказавшее влияние позднее на мою жизнь — это была моя первая встреча с Едой с большой буквы. Жили мы в гостинице, а когда были голодны, то ходили не в столовки, а в рестораны и кафе. Мама-врач хотела, чтобы во время поездки мы питались полноценно. Ни в родном городе, ни на побережье, куда каждый август перед началом учебного года отправляли нас родители, ни в маленьком городе, где каждое лето мы с сестрой проводили время у бабушки, такой еды я не ела никогда. При том, что родители часто по выходным брали нас с собой на обед в кафе-рестораны. И работающая бабушка, когда было лень после смены в поликлинике готовить, а это было часто, водила нас в центральный ресторан города. Всё это перечеркнула столица в одну минуту. Это была не провинциальная вкусная, но домашняя еда. Наверное, тогда я поняла, что не только сама еда, но и подача лично для меня были важны. Впервые я видела, что к яичнице подаются поджаренные гренки, к супу чесночные сухарики, оливье готовят не с колбасой или мясом, а с севрюгой, солянку не с огурцами, а с оливками, и десертом может быть желе. Да, смешно, но решение ехать поступать в Москву я приняла в 10 лет под влиянием именно перечисленных факторов.

Я понимала, что попасть в Москву мечтают миллионы. Я была свидетелем, как провалилась моя сестра, которая окончила школу с медалью, и старательно готовила только один профилирующий предмет в надежде, что, сдав его на «отлично», сразу будет зачислена. Но случилось всё не так. И в МГУ она не поступила. Поэтому тот факт, что мне не выдали медаль в школе, никак меня не огорчил. Очень хорошо, решила я тогда, пойдем от обратного. Сложно, конечно, но буду готовить все предметы. Именно на основании двух факторов — какие четыре предмета я смогу хорошо сдать для поступления и где можно меньше учиться и — определился выбор вуза в Москве. И то, что слава идёт недобрая, о том, что простые смертные туда не попадают, меня не затрагивало совсем. Пока не случилось следующее…

За неделю до моего поступления на всю страну по телевизору демонстрировали торжественное открытие Фестиваля молодежи и студентов, и ленту торжественно перерезала аспирантка этого института — дочь первого в мире космонавта. Даже бесконечно верящая в мои таланты мама дрогнула в тот момент: «А стоит ли пытаться? Твоя фамилия совсем не Гагарина, и денег у нас нет, и связей в этой области». Но устремленная к цели, как сказано в начале повествования, я преград не признавала. Как поётся сейчас в одной песне очень красивой певицы: «Я знаю пароль, я вижу ориентир!»

Москва была закрыта до окончания Фестиваля, но уже на следующий день после закрытия мы с мамой вылетели в Москву. Документы я отослала заранее почтой, и, поселившись у родственников в ближнем Подмосковье, мы с мамой приехали в институт. Там мы узнали, что документы благополучно дошли, и получили расписание экзаменов. Уже тогда я поняла, как удобно учить в транспорте. Время у тебя уходит не впустую, а на вполне полезное занятие. В общем, в электричках подготовка шла не хуже, чем дома.

Итак, в Москве опять стояла жара, я сдавала экзамены, не так хорошо, как поставила планку себе сама, но шла без троек. Другой вопрос, что моих четверок даже с пятибалльным аттестатом могло не хватить. Нужна была пятёрка. Самое печальное, что для меня это была последняя попытка. Последний экзамен. Но сомнений не было. Я её именно здесь и заработаю, эту пятёрку. Недаром же именно на истории, когда я отвечала, учительница, перед которой трепетала вся школа, говорила: «Послушайте Лану! Вот, как вы все должны готовиться». Хотя готовилась я к истории не лучше, чем к другим предметам, просто она мне «ложилась» в голову прямо строками, которые я читала в учебниках и трудах классиков Марксизма-Ленинизма.^[13]

Сбоя не произошло, меня гоняли, откровенно гоняли не по моему билету, а по всей истории страны от её начала до этих ужасных съездов партии с их постановлениями, а я отвечала и отвечала. Экзаменатор сдалась: «Да, Вы знаете предмет. Пять!» И я поступила на радость и горе моей маме.

Радовалась мама, что я не зря так старательно все предыдущие годы училась в школе, что перевод в математическую школу себя оправдал, что её дочь самостоятельно поступила в один из самых престижных вузов не столицы даже, а всей страны. Но! Дочери всего шестнадцать лет, общежитие не дают, обратные билеты на самолёт уже на следующий день, а дочь остается у тридевятых родственников в Подмосковье на некоторое, но явно обозначенное короткое время, пока самостоятельно не найдет себе квартиру.

Таким вот образом меня «прибило» к берегам столицы, и с тех пор эти берега стали родными. Не сразу, конечно. У меня, в отличие от мамы, страха не было. Многие мои одноклассники и одноклассницы поступили в тот год в разные вузы Москвы. И хотя тесных контактов я с ними не имела, но квартиру, благодаря именно моей бывшей подруге Ане, в течение месяца я нашла. В зелёном районе, потёртую и с жутким запахом алкашей, но близко к метро и к институту, я её делила с новой знакомой, которая искала себе напарницу, чтобы было дешевле платить. Мы сдружились.

Девушка училась на вечернем отделении технического вуза, её семья жила в дальнем Подмосковье. Виделись мы не часто, но общество друг друга нам было приятно, и часто по вечерам, я специально не шла спать до её прихода из института, чтобы пообщаться. Её интеллект и чувство юмора впечатляли, что абсолютно не относилось ни к одному человеку моей группы в институте.

После педагогов и знаний, даваемых ими в моей математической школе, в институте я себя чувствовала просто не у дел. Я привыкла учиться в школе и делать уроки усердно и скрупулёзно. Всё, что давали преподаватели мне теперь здесь, в стенах вуза, казалось неглубоким, поверхностным. Сами преподаватели — незаинтересованными, а требования, предъявляемые преподавателями, слишком примитивными. Поэтому учиться было легко. Нужно было элементарно сидеть в библиотеке и писать конспекты. Пока писала, естественно, информацию запоминала. На семинарах отвечала бойко и по теме. В общем, все четыре года я недоумевала, что же такого я тут узнаю, что выйду квалифицированным специалистом. Слишком много истории различных учений, политэкономии, географии, той математики, половину которой я уже выучила в своей супершколе. Ну, ещё теория АСУ^[14], которые стояли только в НИИ^[15], и видеть воочию их было негде, и применять эти знания тоже негде.

Недоумение росло из года в год. Только на последнем курсе появились предметы по специальности, но на том этапе они казались бесполезными. Экономика менялась с поразительной скоростью. Появился рынок, о котором раньше писали только классики капиталистической экономики, а наши преподаватели со старыми учебниками явно пребывали в растерянности, чему же нас учить.

Честно говоря, мой институт мне оказался полезным только по одной причине — я там вышла замуж. Это было неожиданно, в первую очередь, для меня самой. Все парни потока, с которыми я училась, мне не нравились совсем. После моих одноклассников, увлеченных физикой, математикой, не ленивых и целеустремленных, тут все были расслабленные и откровенно бездельничали. Даже просто-напросто симпатичных, юмористов или меломанов не было. Впрочем, даже это пошло мне на пользу.

Я как-то рассказала маме, что после лекций и библиотеки сижу и скучаю. Мамин голос на другом конце трубки выразил явное недоумение: «Ты же в Москве! Там столько театров!» Я оглянулась вокруг на улице днём и, действительно, обнаружила массу афиш! С этих пор театр стал моим оправданием того, что я приехала именно в этот город. Пусть мне не нравится мой институт, но культурная жизнь столицы била ключом. Я ходила на «лишний билетик» и, наверное, отчасти из-за своей полудетской внешности, внушала своим видом или жалость, или симпатию, но всегда этот билет мне кто-то предлагал. И я увлеченно и жадно ходила смотреть на тех актёров, которых раньше видела только по телевизору. Лучшие сцены, лучшие актёрские составы, постановки, гремящие на всю страну славой, я пересмотрела за годы учёбы в институте.

Но вернёмся к моему замужеству. Итак, поле для данного действа не то что полем, а даже грядкой, назвать было сложно. К тому же, я не слишком стремилась замуж. Я не хотела рано семью и детей, я мечтала делать карьеру. Золотой телёнок в виде моих запечатлённых воспоминаний о нарядах, машинах, обставленных квартирах и тому подобных вещах, манил меня всем своим сиянием и подталкивал к решительным действиям. План был таков: закончить с красным дипломом институт и поступить в аспирантуру. А дальше — доцент, профессор и так далее. Хотя «далее» не очень ясно вырисовывалось в моей голове. Но были цифры — к двадцати четырем годам (диплом об окончании я должна была получить уже в двадцать), иметь учёную степень, и тогда можно и замуж, и о ребёнке подумать. Об одном! Это я решила точно. Одного хватит. Не хочу больше!

И всё же, даже для осуществления этих отдалённых планов должны были возникать хоть какие-то привлекательные субъекты. Но что-то явно пошло не так. В моём родном южном городе любой девушке и женщине приятной наружности и поныне восхищенно свистят, бросают фразы в лицо и вслед, и даже пожилых дам кличут «девушками», когда обращаются. В Москве ситуация и тогда, и опять-таки поныне, отлична коренным образом.

Сюда мужчины приезжают добиваться своих целей, в большинстве своём бизнес-целей, будь то поступление в престижный вуз, чтобы потом иметь хорошо оплачиваемую работу, или сразу на поиск такой работы. Девушки преследуют такие же цели плюс выйти замуж, если город понравился. И все коренные москвичи боятся попасться в силки этих охотниц, они просто не верят, что их можно просто любить, без прописки и жилплощади. В общем, это город точно не романтиков, а завоевателей и завоевательниц. Поэтому все мчатся навстречу своим устремлениям, не оглядываясь по сторонам на прекрасное, и не тратя время впустую.

В этом есть и свои плюсы. На юге уважающая себя барышня, привыкшая к вниманию противоположного пола и всем этим посвистываниям и причмокиваниям, в жизни не выйдет на улицу и просто одетой, без маникюра, педикюра и мэйк-апа, так как она с тинэйджеровского возраста уже «подсела» на мужское внимание, и ей оно приятно и необходимо. В столице, как бы ты не был плох или хорош внешне, на тебя не обращают никакого внимания. Разве что на фриков.^[16] Поэтому, встав утром без настроения краситься, мыть голову, надевать что-то, подчеркивающее твою привлекательность, можно спокойно выходить из дома и идти «в люди», понимая, что никакой разницы это не сыграет. Всё делается только из уважения к себе, но никак не для того, чтобы заполучить долю внимания. Москва привыкла ко всему.

Я это чётко испытала на себе: была бедной студенткой и женой очень состоятельного человека, и снова бедной, но уже «разведёнкой», а потом опять разодетой и ухоженной «фифой» после возрождения из пепла. Весь этот опыт доказал правоту вышеизложенной моей точки зрения, с которой охотно соглашается знакомое женское окружение. На тебя обратят внимание и выскажут одобрение только те, кто тебя знают. Всем незнакомым людям есть дело только до них самих.

Поэтому абсолютно было непонятно в то время, как и сейчас, где и как «люди встречаются, люди влюбляются, женятся».^[17] Хотя, к примеру, проживание в общежитиях, способствует влюбленностям и свадьбам среди студентов. Примеры тому среди моих знакомых многочисленны. Но я жила на съёмной квартире, с чудесной соседкой, и было мне хорошо! И всё же, как часто бывает, случай тому виной.

Картошка! Нас послали перед вторым учебным курсом на сбор урожая. Сопровождали нас, естественно, преподаватели и аспиранты. Тут и случилась моя любовь, моё будущее. Я могла не ехать на сбор этой самой картошки, потому что сломала за неделю до этого палец на ноге об огромный валун на море. Но, сознательная моя часть, решила, что надо, надо ехать и помогать стране, а то, вдруг без меня она не справится.

То же самое решил аспирант института, Виктор. Его посылали от института на учёбу в Венгрию, и он имел полное право остаться на последний летний месяц в городе, чтобы продолжать изучение сложнейшего венгерского языка. Однако, будучи активистом, он решил, что его долг — помочь стране, и приехал в этот совхоз тоже.^[18] Тут-то мы и встретились.

Я, как всегда, с моим невероятным упорством стремилась выполнить дневной план досрочно, то есть до пятнадцати ноль-ноль, чтобы уехать с поля раньше всех и по-человечески, без толпы разгоряченных уборкой урожая женских тел, пойти и спокойно принять душ и немного поспать. Виктор, чья функция была организовать студентов, меня приметил с такой невероятной работоспособностью на фоне большинства остальных, лениво бросающих картошку и не пытающихся скрыть, что это им в лом.

В общем, я обратила его внимание на себя сочетанием своей детской хрупкости телосложения и недетской способности к труду. А я запала на его чудесные большие карие глаза, мягкий свет, струящийся из них (по крайней мере, когда он смотрел на меня) и рельефные мышцы, когда он помогал перетаскивать тяжелые мешки. Студенческая романтика! Кто знал, что она выльется в то, что по возвращению в Москву, он откажется от поездки в Венгрию, когда узнал, что меня туда с ним направить не смогут. А меня вызовут в деканат и всей кафедрой международных отношений начнут просить не портить парню будущее, на что я, буркнув, отвечу: «Он выбирает сам. Выбор за ним».

И он выбрал, к моему искреннему удивлению, меня. То есть я осознавала, что будь я Виктором, я бы послала всё и всех подальше и рванула бы за рубеж, в Венгрию, но Виктор выбрал меня, оценив шансы, что я его дождусь, как ничтожные. Что там говорить, мне это польстило. Это была заявка на серьёзность намерений. А наряду с его внешностью, данный факт сыграл настолько, что, когда он мне об этом сказал, я спросила в лоб: « Ты собрался на мне жениться?» Виктор мямлил что-то невнятное в ответ. Я же процитировала любимого Пушкина, из письма Онегина к Татьяне: «Свою постылую свободу я потерять не захотел?» Это его разогрело, и он сделал мне предложение.

Тянуть мы не стали, и поженились уже через пару месяцев. Виктор жил с родителями, которые отнеслись ко мне очень настороженно. То есть по их понятиям, конечно, он был достаточно взрослый для принятия ответственных решений — двадцать шесть лет, и давно не находился на их содержании. Однако, как можно, впитав с молоком матери, как и все остальные резиденты столицы, что все приезжие «охотятся» на москвичей и их жилплощадь, принять решение о женитьбе на мне? Тем больше была опасность «охоты» на их мальчика, что финансово они жили по тем временам состоятельно: работали в «почтовых ящиках»^[19] разных военно-подчиненных НИИ, имели высокие зарплаты, машину, дачу, получали спецпайки.^[20]

Знакомство со мной и моей семьёй, прибывшей на свадьбу, с какой-то стороны их успокоило: девочка оказалась из потомственной династии врачей, с прекрасным школьным аттестатом, да и в институте на Красный диплом идёт. С другой стороны, сразу стало ясно, что характер непростой. Очень уж упёртая, и любит настаивать на своём.

Но родители Виктора оценили, что я не претендовала на их финансовую поддержку, в холодильнике сразу выделила собственную «полку молодых» и к ним за продуктами не лазила. Денег муж, будучи аспирантом, зарабатывал немного и постоянно подрабатывал по ночам сторожем. Мои родители, понимая, что дочь пока учится, хоть и с повышенной стипендией отличницы, приносит в семью немного, решили продолжить высылать нам немного денег, как это было до моего замужества.

Притирка проходила сносно. Мы продолжали оба ходить в институт — я на учёбу, Виктор — для проведения семинаров и написания диссертации, поэтому успевали к вечеру накопить впечатлений для обмена. По вечерам иногда ходили в кино, иногда — в кафе-мороженое. Делить постель нам тоже было чудесно. Фраза из телепрограммы: «В СССР нет секса» к нам явно не относилась. У нас секс точно был! Но без «но» обойтись, наверное, нельзя.

Первая сложность состояла в том, что в семье Виктора родители общались иначе, чем в моей. Естественно, он частично перенял манеру общения родителей. К примеру, для выражения недовольства или несогласия здесь легко повышали друг на друга и на сына голос. И могли так длительно разговаривать, выясняя отношения. Мне это резало слух. Когда муж таким же образом объяснялся со мной, слёзы начинали сразу катиться из моих глаз. Для меня крик от близкого человека был непривычным явлением, и я реагировала болезненно и привыкнуть к этому не могла, да и не хотела. Когда я пыталась это объяснить, то следовал ответ: «Я не кричу, я так разговариваю». Но тепла в отношения, такие «разговоры» точно не привносили.

Кроме того, в наших отношениях на все последующие годы утвердилась полушутливый диалог:

— Это ты во всём виновата! — реплика Виктора.

— Конечно, дорогой. Кто же ещё? — моя роль.

Я поняла, что в моменты раздражения мужа, мне легче взять вину на себя в данной манере. Он быстрее успокаивался, ведь когда человеку не противоречат, спор затихает быстрее — нет контраргументов. Но потом, живя вместе много лет, я поняла, что устала от этой шутки. Ведь мог же муж сказать: «Хватит, Лана. Уже приелось! Конечно, бываю и я не прав». Но нет! Его такая ролевая игра устраивала. Как и то, что часто он говорил: «Ох, рано, я женился. Не погулял, как следует. Надо будет как-нибудь восполнить этот пробел!» Я понимала, что когда об этом говорят вслух, до дела доходит редко. Но вряд ли такое приятно слышать.

То, что я сейчас назову следующим пунктом, очень сильно повлияло на всю дальнейшую совместную жизнь. Я очень любила (впрочем, это продолжается и поныне) поцелуи и объятия. Это мой язык общения с любимым человеком. И вот, как-то в метро, когда мы вечером возвращались вместе из института, я обняла Виктора за шею и прижалась к его груди, подняв лицо, надеясь получить поцелуй. Но вместо этого прозвучали слова: «Терпеть не могу всё это сюсюкание. Мои родители сперва ссорятся и неделями молчат, а потом начинается!» И он передразнил, подражая голосам: «Ты, моя рыбка! Ты моя киска!» А мне противно это! Неискренне!» Мне, наверное, следовало ответить, что-то в духе «Мы — не они, я тебя люблю, и мне хочется передать тебе моё тепло», но я так растерялась и была отброшена, будто ледяной волной от этой мужской груди. И с тех пор я никогда не проявляла инициативы, чтобы показать свою нежность к моему мужу. Никогда! Меня это ранило, и я боялась услышать что-то подобное вновь. А Виктору такое проявление чувств, вероятно, действительно было не нужно.

Как-то в разговоре с Аней, той самой школьной подругой, которая тоже училась в Москве, я призналась: «Знаешь, мне иногда кажется, что, если в какой-то момент жизни появится пусть даже не такой хороший человек, как мой муж, но начнёт мне говорить приятные слова, целовать и обнимать, то я быстро сдамся!» Аня с недоумением спросила: «Слушай, но, ты же говоришь, что у вас в постели всё чудесно. И что, он тебя и в такие моменты не обнимает, не целует, не говорит что-то приятное?» Да, такова была реальность. Я поняла довольно быстро, что секс — это прекрасно, и он включает пыл, и страсть. Но вот для того, чтобы почувствовать любовь, нужны ещё тепло и нежность.

Тем не менее, и без этого рождаются дети. И вот перед последним курсом я без удивления обнаружила, что беременна. Без удивления, потому что, когда у тебя цикл, как часы, и ты по нему успешно живёшь, наставляя мужа, когда что можно и нельзя, а он вдруг в один день «забивает» на твои слова и с воплями восторга поступает так, как велит тело, а не мозг, то событие становится вполне ожидаемым.

Прогноз сбылся. Я была в холодном бешенстве: как же моя хвалёная карьера и все планы по наращиванию благосостояния? Как моя аспирантура, моя докторская, мои несбывшиеся тысячи рублей, машины, элитный спорт и так далее? Муж же был доволен, он любил меня, хотел детей и видел себя, в отличие от меня, счастливым родителем.

Я пошла в консультацию поздно, поскольку чувствовала себя превосходно и необходимости туда идти, а потом сдавать бесконечные анализы, не видела. Врач, с виду Кощей Бессмертный, меня сильно отругал, а потом, осмотрев, сказал: «Что-то Вы путаете по срокам. У Вас тут больше на три-четыре недели!» Я искренне возмутилась, так как знала не то, что день, но даже час происшествия. Доктор принялся за меня опять и провозгласил: «Ну, если Вы так настаиваете, то у Вас близнецы!» Я заревела. Не заплакала, нет. Я зарыдала крокодильими слезами. Смирившись с внезапной беременностью, я всё ещё пыталась придерживаться тщательно выстроенного жизненного плана. Слова доктора рушили всё!

И всё же я была человеком действия. Я не собиралась брать академический отпуск и хотела окончить институт в срок, как было запланировано. А дальше действовать по ситуации. Виктор не противился. Кажется, он понял, как мне тяжело из нежного тинэйджеровского возраста перевоплотиться в мать двоих детей, и согласился с моим решением. Тем более что на тот момент больницы и клиники в стране были слабо оснащены оборудованием, и вопрос близнецов оставался неподтвержденным. Я тешила себя надеждой, что врач ошибся.

А месяцы шли. Живот рос. Я сдала пораньше экзамены и поехала к родителям-врачам, чтобы они помогли в родном городе найти возможность обследоваться на аппарате УЗИ и утвердить или опровергнуть мой диагноз. Надежды растаяли, как только диагност произнесла: «Двоих вижу точно! Но, может быть, и тройня!» При её словах у меня началась почти истерика, хотя до сих пор я себя считала очень эмоционально устойчивым типом личности. Появились стакан с водой, валерьянка и все бросились меня утешать. Женщины, а их было вокруг большинство, не понимали такого отчаяния, и все, как одна, считали, что мне очень повезло. Не надо будет больше рожать, получив сразу два-три ребёнка! Мечта!

Но моей мечтой это точно не было, хотя теперь я считала, что два ребёнка — это, и правда, счастье, по сравнению с тремя.

Стояло типичное жаркое южное лето. К счастью, по ночам шли дожди, и спалось хорошо, несмотря на огромный живот. Он, этот живот жил собственной жизнью, даже не одной, а двумя или тремя. Внешне он тоже мне не подходил. Я осталась стройной и лёгкой. Бегала вприпрыжку за автобусами и троллейбусами, таскала сумки, делала всю домашнюю работу. В какой-то момент врачи решили подстраховаться и положили меня на спокойное «дозревание», чтобы дети внутри подросли и не родились раньше времени. Я поначалу послушно пила таблетки, но через неделю нахождения в родильном доме сама себе их отменила и уже через несколько дней утром начались схватки, и я родила близняшек.

Две девочки, глазастые и худющие, были похожи так, что я завязала одной на руку бантик, чтобы не запутаться. Но очень быстро нашлась масса мелких отличий, и надобность в бантике отпала навсегда.

К концу лета муж приехал, чтобы забрать меня домой в столицу. И за ужином, когда мои родители вернулись с работы, объявил невероятную новость: в Москве при рождении близнецов в соответствии с каким-то распоряжением, обязаны в течение года выделить отдельную квартиру в соответствии с нормами площади. То есть мы могли рассчитывать на целую трёхкомнатную квартиру!

Я сидела, открыв рот. Мои родители тоже. Надо сказать, что родители мужа, заранее запланировали купить нам отдельное жильё, и дом на окраине уже строился вовсю. Но там шла речь о двушке, и они её оплачивали, что означало для нас с мужем впоследствии постоянные напоминания об этом подарке. Так что наши дети, с самого их рождения, поставили нас в исключительное положение. Я посмотрела по-новому на их появление в нашей жизни. Вероятно, не всё можно рассчитать и спланировать, но это не всегда минус! В этом случае можно поставить жирный и толстый плюс!

Жизнь в Москве потекла своим чередом. Виктор учился последний год в аспирантуре, я ходила в институт. Мы умудрялись подменять друг друга дома, чтобы по очереди заниматься детьми. К моему удивлению, он на деле оказался отличным отцом. Его вклад в уход за девочками был равным моему, если не превосходил. Он их носил в поликлинику, купал, кормил из бутылок. Конечно, были моменты, когда усталость брала своё, и мы, измотанные, могли поругаться из-за того, кому и что надо сделать. Но, в целом, наши отношения стали лучше. Да, он не был тёплым и нежным мужем, но он был заботливым и любящим отцом. Когда в девятнадцать лет ты получаешь сразу двух младенцев, такие качества нельзя не ценить.

Очередь на получение квартиры, в которую мы вступили, как только зарегистрировали детей, продвигалась медленно. В ней же состояли и многодетные семьи, и инвалиды, и афганцы, и чернобыльцы. Я, наблюдая всю свою жизнь, что в нашей стране даже причитающееся по закону, не всегда идёт по закону, каждый месяц отправляла мужа в отдел жилья, чтобы его запомнили и предпочли освободиться, как от назойливой мухи.

Общаться Виктор умел неплохо, дамам носил цветы и конфеты, мужчинам рассказывал, как нелегко ему приходится сразу с двумя детьми и молодой неопытной женой. В общем, он примелькался, и через год нам предложили квартиру за выездом.^[21]

Как и предполагалось, дом был виды видавший, район не самый благополучный по социальному составу, а квартира требовала хороший ремонт. Мы отказались, хотя и понимали, что следующий шанс уехать от родителей, появится, возможно, не скоро. Родители Виктора, не веря в добрых фей и волшебников в виде нашего государства, не выбыли из строительства кооперативной двушки, а предпочли наблюдать, как возводится дом, в который, в случае неудачи с бесплатным жильем, мы переселимся и дадим им жить спокойно дальше.

И всё же примерно через три-четыре месяца нас опять известили о возможности нового просмотра квартиры. Она находилась в том же микрорайоне, где строилось кооперативное жильё, но в менее обжитой части. Мы поехали заранее, посмотреть на дом. Он был огромный, формы, как надкушенный бублик, то есть выстроенный по незамкнутой окружности. Нам сразу сказали, что квартира будет на первом этаже и даже назвали номер, хотя ордер на просмотр дать могли только после полного завершения строительства.

Таблички с номерами квартир уже висели на подъездах, и, несмотря на ещё закрытые двери в подъезд, можно было влезть и рассмотреть квартиру в окна.

Всё было замечательно: дешёвые, но светлые обои, свежие потолки, большая квадратная кухня. И даже паркет в комнатах! Я очень удивилась — в Советском союзе это считалось роскошью, а тут бесплатно, просто так! Как выяснится позднее, именно для первых этажей был предусмотрен паркет, на остальных этажах пол в квартирах покрывал линолеум. Вокруг дома была сплошная грязь. Не потому, что шла стройка, а просто дороги в этой части микрорайона пока не было проложены. И, тем не менее, мы загорелись и решили соглашаться. Так что к моменту вручения официальных документов, мы уже почти сидели на чемоданах. Детям на тот момент было чуть больше двух лет, и Виктор теперь ходил решать проблемы с садом. Впрочем, в отличие от многих других районов столицы, проблем тут как раз и не было. Сады и школы строили сразу с домами, и поэтому я помчалась сдавать детские анализы, чтобы быстрее оформить девочек в садик.

Всё-таки мы с мужем здорово подустали за всё это время. Он защитил кандидатскую, но на кафедре оставаться не захотел и пошел работать в НИИ. Денег не хватало, и Виктор продолжал подрабатывать по ночам сторожем. Я получила долгожданный диплом с отличием, но это был первый год, когда в СССР отменили распределение на работу после окончания вуза. И меня с моим красным дипломом и двумя годовалыми детьми никто не хотел брать. Я осталась безработной.

Но было счастье — мы переехали в новую квартиру и могли жить нормально своей семьёй, без родителей. Квартира была большая и пустая, так как купить мебель было загвоздкой. Счастливые родители мужа отказались, наконец, от двухкомнатной квартиры, облегченно вздохнули и, получив назад вложенные деньги, окольными путями, со связями и знакомыми, купили нам кухню в новое жильё. Мы ликовали. Кухня есть, кровати для детей и диван для нас — тоже! А дети рулили по пустому, без мебели, залу на своих маленьких велосипедах.

Так начался новый этап в нашей жизни.

Таня (рассказ Ланы)

Катя, естественно, закончила профессиональную учёбу первой и пошла после этого работать в ателье. Таню неуклонно грызла мысль о высшем образовании. Из головы не шли слова учительницы: «Ей бы в институт!» В общем, получив диплом об окончании техникума, она решила подать документы и попытаться поступить в какой-нибудь приличный вуз. Понятно, что с оплатой квартиры и другими расходами речь могла идти только о вечернем отделении, но это было неважно. Для начала важно было сдать экзамены и пройти конкурс. А то, что вечерний — так это плюс, конкурс будет гораздо меньше.

Так, Таня наняла репетиторов и после месяца усердной подготовки поступила в Финансовый институт. У неё будто открылось второе дыхание. Днём она работала, а вечером с каким-то упоением мчалась на занятия. Даже усталость проходила. Таня понимала, что вот-вот грянет совершеннолетие, и тогда полностью закончится всякая зависимость от матери. А имея на руках диплом о высшем финансовом образовании, уж она-то покажет этому миру!

Таня, действительно, старалась! Неспроста она подала документы именно в такой институт. В это время начали появляться первые коммерческие банки, и Таня чувствовала — вот сейчас самое время ловить волну! Как везде прежде, теперь она обладала определённой популярностью на своём факультете. На лекциях её вопросы по существу обращали на себя внимание преподавателей, на семинарах остроумные реплики пробуждали общий смех среди одногруппников. Готова она всегда была прекрасно, и её желание отвечать часто спасало других студентов. Её выбрали старостой группы, и это помогло ей больше общаться с администрацией института. Благодаря острому уму, приятной манере общения и юмору её популярность набирала обороты, и вскоре ей предложили место в секретариате. В зарплате она проигрывала по сравнению с шитьём в коммерческой фирме, но Таня чётко видела перспективу и предпочла пожертвовать деньгами текущего момента в пользу будущего.

Между тем и Катя решилась на поступление в вуз. Она замахнулась на МГУ и первое поступление, естественно тоже на вечернее отделение, провалила. Катя продолжила работу в ателье, но стала посещать подготовительные курсы.

Девочки по-прежнему платили мзду матери за то, чтобы она их не тревожила, но сами были на пределе, так как совмещение работы с учебой требовало переезда в Москву. Дорога в электричке утром и вечером изматывала, хотя давала время на подготовку заданий. Поэтому, как только Тане исполнилось восемнадцать, сёстры стали усиленно искать квартиру для съёма в столице. Матери они ничего решили заранее не говорить. Найти квартиру было нелегко. Процветал криминал, и деньги жилищные агенты могли взять, а потом в этой квартире обнаруживались ещё несколько человек. Решили не торопиться, чтобы не рисковать деньгами, и искать жильё через друзей, знакомых, пусть не быстро, но надёжно.

Личная жизнь, несмотря на подходящий для буйств и волнений возраст, не кипела. У Кати был в друзьях тихий и незаметный юноша, с которым она изредка ходила в кино или гуляла. Активную и шумную Таню, младше Кати по возрасту, он почти что боялся и первое время даже называл на «Вы». У самой Тани, несмотря на общую популярность, ряды поклонников были не густы, а скорее пусты: один-единственный экземпляр из параллельной группы всегда порывался её проводить до электрички и занимал места рядом на лекциях и семинарах. Таню он не вдохновлял. Между сёстрами для этого парня даже закрепилось прозвище Экземпляр. Но именно благодаря ему, Таня познакомилась с Толиком.

Экземпляр, как всегда, сопровождал Таню после учёбы, поэтому они вместе вышли из института. Моросил дождь, Таня начала раскрывать зонт, и тут же столкнулась с каким-то типом, который сперва очень сердито на неё взглянул, потом перевёл взгляд на Экземпляра и вдруг с энтузиазмом завопил: «Юрка!» (Так по-настоящему звали Экземпляра). Мужчины (Экземпляру было едва за тридцать, а его знакомому, очевидно, под сорок) обменивались восклицаниями, из которых стало ясно, что Экземпляр приходится каким-то тридесятым родственником. Таня молча пережидала в сторонке все радости неожиданной встречи, когда Юра повернулся к ней и представил незнакомца: «Знакомьтесь! Таня — это Толик, двоюродный брат отца. Толик — это Таня». Уточнений, к счастью, не последовало. Толик был высоким, подтянутым, дорого одетым, но начинающим лысеть мужчиной, с голубыми, чуть навыкате, глазами. Глаза прошлись по Таниной дородной фигуре, и вдруг выразили интерес. Экземпляр, видя усиливающийся дождь, сказал: «Ладно, Толик! Мы с Таней побежали, а то промокнем. В общем, надеюсь, встретимся!» И они, действительно, помчались к метро. Таня не стала задавать вопросов, она вообще не была сильно любопытной, а если это чувство в ней просыпалось, то она всегда была в состоянии его обуздать.

Эпизод, наверное, был бы спокойно пройден в Таниной памяти, но на следующий день утром, когда она почти вошла в дверь института, её окликнул чей-то голос. Она обернулась и увидела Толика. Он стоял возле машины и приветливо улыбался. Таня в легком недоумении подошла. Он действительно был высок, Таня привыкла, что очень часто она была одного роста с парнями, но Толик был выше. «Я понял, что вечером тебя одну точно не поймаю», — Толик усмехнулся. «Я спешу», — сказала Таня немного невпопад. «Я тоже», — ответил Толик, — «поэтому — вот!» Он протянул бумажку с написанным номером телефона: «Захочешь — звони!» Толик сел в свою элегантную машину и укатил.

Таня вошла в здание, и деловой настрой сразу вернулся в голову. Она любила эти стены и не хотела никаких волнений. Учёба и работа, а впоследствии более интересная и высокооплачиваемая работа — вот, что определяло актуальность момента, а никак не лупоглазый, лысоватый, хотя и стильный Толик. Тем не менее, она невольно получила о нём информацию, так как Экземпляр (имя Юра Тане так и не приходило на ум, когда она думала об этом парне) решил сделать вчерашнюю встречу темой для разговора при очередных проводах Тани до электрички. Он поведал, что родственник в свои тридцать семь лет успешно руководит заводом светотехнических приборов, что он женат и имеет двоих детей старшего школьного возраста, что он хорошо поднялся в изменившихся экономических условиях, так как смог продукцию завода в условиях нарождающейся рыночной экономики подстроить под требования нового времени и продавать.

Таня слушала его одним ухом, в голове, однако, бродили мысли совсем о другом. Была пятница, а Экземпляр на перемене между лекциями пригласил её в кино в выходной день, и теперь надо было найти причину, чтобы отказаться, но не обидеть. Как друг и товарищ по институту он её вполне устраивал, так как был неглуп и иногда полезен. Выдумав что-то подходящее, Таня облегченно выдала отказ, села в электричку и уехала в своё Подмосковье.

Это был март. А в мае Экземпляр, будучи в курсе о Таниных поисках квартиры для съема в Москве, сообщил, что его родственник («Помнишь Толика?»), перебирается в новое жилье, а квартиру хочет сдать проверенным людям, чтобы было чисто, без пьянок или скандалов. Проблем с соседями он не хотел. Плата была умеренная, лишь бы люди оказались надежные. Квартира находилась хоть и не близко к центру, но по прямой линии метро до института.

Таня загорелась. Вопрос денег для аренды квартиры в Москве у неё и Кати очень медленно, но решался. У них, наконец, получилось накопить достаточно денег по расценкам Москвы, чтобы заплатить за первый и авансом за последний месяц (для подстраховки хозяев). Стоял ещё вопрос о вознаграждении агенту, но как раз в данном случае, кажется, можно без этой суммы обойтись. Да ещё и точно всё будет без обмана со стороны хозяев. В общем, Таня зацепилась за эту возможность и попросила передать, что готова снять квартиру и деньги отдать немедленно.

Судя по положительному ответу, Толика кандидатура сестёр устроила. Он даже отказался от оплаты за два месяца, сказав, что за один, первый месяц, будет достаточно, так как квартиру надо будет приводить в порядок и что-то необходимое докупить. Действительно, после выезда семьи Толика квартира требовала капитальной уборки и наклейки обоев, так как там, где стояли шкафы обои были от предыдущих ремонтов, а в каких-то местах были сильно ободраны кошкой или собакой. Девочки в выходные дни быстро проделали всю эту работу, мечтая, как можно скорей перебраться в Москву, чтобы меньше времени тратить в пути и дольше спать. Таня договорилась с отцом, он подогнал свой пассажирский мини-автобус, загрузил их вещи, и через час они вселялись в долгожданное московское, пусть и съёмное, жильё.

Сюда же прибыл Экземпляр с кейсом инструментов, чтобы помочь с перетаскиванием небольшого количества мебели и чемоданов, а также с навешиванием полок и вешалок. Пока Таня благодарила отца, а она заранее позаботилась о паре бутылок запретной водки, и просила не сообщать маме адрес нового места обитания, Экземпляр обнаружил, что Танина сестра мила с виду и охотно откликается на его заигрывания. От недоступности Тани он уже порядком устал. Катя же шла на контакт. В общем, когда к вечеру, порядком устав от расстановок вещей и приведения квартиры в жилой вид, они втроём сели в кухне поужинать, Таня с удивлением, но к внутреннему удовлетворению, обнаружила, что эти двое, кажется, очень увлечены обществом друг друга. Катя расслабилась, хохотала и от этого прямо похорошела, а Экземпляр старался изо всех сил поддержать такой настрой и травил один за другим анекдоты.

Таня, сославшись на усталость, ушла в свою комнату, чтобы оставить их вдвоём и завершить разбор вещей. Вдруг зазвонил телефон. Да-да, в квартире было не только две комнаты, правда, одна почти вполовину меньше другой (она и досталась Тане по розыгрышу), но и городской телефон! Все-таки Толик был директором завода, и это давало такое преимущество, как наличие домашнего телефона, который находился именно в Таниной комнате. Таня, слегка помедлив, решила все же взять трубку. Номер она ещё никому не давала, кроме отца, и больше всего боялась, что он не сдержит слово и по пьяни сболтнёт матери. Однако из трубки раздался голос Толика: «Таня? Я просто хочу узнать, всё ли хорошо и пожелать первой спокойной ночи на новом месте». Таня выдохнула с облегчением, что всё не так, как она подумала, и от того почти радостно сказала: «Господи, Толик, Вы? У нас всё просто здорово! Мы Вам очень благодарны. Вы не волнуйтесь, деньги всегда будем отдавать вовремя и никого здесь тревожить не будем. Жалоб от соседей не дождетесь!» Танин голос звучал приветливо, так как только сейчас до её сознания дошла мысль, что они с сестрой теперь реально ни от кого не зависят, матери не должны ничего, и живут в столице в отличной малогабаритной двухкомнатной квартире, рядом с метро. Захотелось вдруг прямо сейчас бросить трубку и станцевать что-нибудь от переполнявшей радости. Голос же из трубки, воодушевившись приветливым тоном, спросил: «Вы не против, я вам буду иногда звонить?» Таня вполне искренне ответила: «Ну, конечно! Вы же — хозяин и вправе знать, что тут у нас происходит». Что вопрос был с подоплёкой, она от избытка чувств, не осознала.

Последнее, что осталось, это разговор с матерью. Катя ехать не хотела. Но Таня понимала, что встреча будет нелёгкой и хотела хоть какой-то поддержки сестры, поэтому настояла, чтобы они ехали вместе. И через неделю замечательно удобной жизни в Москве, в субботу, они поехали в когда-то родную квартиру. К родителям.

Мама была одна. Был ли отец на работе или ещё где, никогда точно не было известно. Но дома он отсутствовал. «Приехали всё же?» — приветливым голос назвать было сложно, но хотя бы истеричных нот тоже не было слышно. Сёстры поставили на стол купленный торт. Однако мать чаю не предложила, а молча убрала его со стола в холодильник. Таня взяла ситуацию в свои руки. «Мам, мы переехали в Москву. Денег от нас теперь не жди, квартира стоит дороже, естественно, чем здесь. Но, в случае необходимости, мы всегда тебе поможем. Я буду звонить каждую неделю и узнавать, как вы тут с папой, хорошо?» Мать вдруг тем самым ледяным тоном, на который обычно переключалась для разговора с детьми, когда ругалась с отцом, произнесла отчетливо: «Проститутки! Будете мужиков водить?! Для этого же, ведь, подальше из родного города смыться решили! Чтобы никто не догадывался, чем вы там занимаетесь! Да уж, обращусь к вам за деньгами, не сомневайтесь! Вы ж теперь их больше иметь будете! А хотя», — она окинула взглядом онемевших Таню и Катю, — «кому вы такие страхолюдные нужны? И в кого вы такие? Дешёвки!» Растерявшаяся от этой тирады матери Таня, глядя на влажные глаза, готовой заплакать сестры, быстро взяла себя в руки. «Катя! Вставай!» — скомандовала она, — «Мы хотели повидать маму и с ней поговорить, да?» Сестра кивнула. «Мы это сделали. Пошли!» — и Таня, подхватив сестру за руку, быстро потащила её на лестничную площадку. В след из-за захлопнутой двери неслось: «Шлюхи!» И ещё что-то подобное, но девушки уже были внизу.

На улице Таня, видя Катино состояние, сказала: «Слушай! А пойдем в кафе и отметим, что мы освободились от всего этого? Папу, конечно, жалко. Но он взрослый, сам разберется, как ему жить!» Катя с благодарностью посмотрела на младшую сестру и кивнула. «Как же мне повезло, Танька, что ты вот такая!»

И жизнь потекла. Катя встречалась с Юрой (так Экземпляр обрёл своё истинное имя) и жила в ожидании новой попытки покорения юридического факультета МГУ. Таня не покидала стены института, стараясь обрести связи в финансовых сферах и знания в них же. Лето было чудесным. Сказать, что Таню совсем не тревожило отсутствие поклонников — тревожило. Она подходила к зеркалу и спрашивала: «Ну, что вам нужно? Что не так?» Ей казалось, что всё выглядит хорошо — и дородное тело при высоком росте, и своеобразное лицо. Ну, да! Не красавица! Но не уродина — это точно! Просто хорошенькая! Где же вы, мужчины? Таня относилась к тому редкому типу счастливых людей, которые принимают и любят себя такими, какие они есть. Её не смущали ни избыток веса, ни своеобразный подбородок, ни неровные зубы. Она видела широкую, открытую улыбку, красивый нос, прекрасные волосы и была уверена, что так её видят и другие. А уж отказывать себе в еде и лишать себя этой радости жизни она точно не собиралась.

И мужчина объявился. В лице упорного Толика. Он не был навязчивым, но действовал умело. В очередной раз при передаче денег (ну, конечно, вовремя, без задержек, девочки очень дорожили этой квартирой, понимая, что им чрезвычайно повезло) Толик сказал: «Таня, какой чудесный летний вечер! Давайте пройдёмся». Вечер, действительно, был чудесный. Катя успешно сдала второй очередной экзамен, и Таня порадовалась за сестру. Она была в очень хорошем настроении и приняла приглашение Толика.

Они не спеша шли по Бульварному кольцу. Болтали. Поначалу о каких-то ничего не значащих пустяках, потом вдруг, проникаясь друг к другу доверием от того, что понимали друг друга с полуслова, начали говорить о более существенных вещах. Он — о своей жизни и семье. Она — о своих родителях. Сели в летнем кафе съесть мороженое. Тоник платил, достав жестом уверенного в себе мужчины портмоне, не глядя на Таню и не задавая лишних вопросов. В общем именно так, как ей всегда хотелось это видеть у мужчин. Потом они встали и пошли в обратном направлении, так как Толик оставил машину у входа в институт, где они встречались.

Темнело. Толик предложил Тане подвезти её до удобной станции метрополитена. Таня села рядом в машину, на переднее сиденье. Они ехали, непринужденно продолжая начатый ранее разговор. Вот и метро. Таня с улыбкой поблагодарила за приятно проведенный вечер. Толик наклонился, чтобы открыть дверь и коснулся её тела. Таня почувствовала легкое возбуждение от этого прикосновения, и поэтому, когда Толик прижался губами к её губам, не возражала. Он её обнял очень уверенно, очень по-мужски. Не так, как это делают молодые, ещё не уверенные в себе ребята. Точно также он её целовал. Не спрашивая разрешения, без вопроса во взгляде. А Таня, соскучившаяся по мужскому вниманию, не по дружескому, товарищескому — этого хватало сполна, а именно по такому вот, как сейчас, полностью отдала себя во власть этому мужчине. Она помнила, что он женат, что у него дети, но в этот летний тёплый вечер ей очень хотелось не возвращаться одиноко домой, а идти туда с мыслями, что кто-то думает о ней с нежностью, теплом и желанием.

В общем, начиная с этого вечера, они с Толиком стали гулять регулярно. Целовались и обнимались они тоже регулярно, и в итоге, когда Катя, преодолев все сложности, поступила в МГУ, взяла отпуск и уехала на неделю в Крым, Толик очутился вместе с Таней в своей бывшей квартире.

Всё прошло так замечательно, как Таня и не предполагала. Толик был нежен, страстен, деликатен. Опыта тоже было не занимать. Ну, подумаешь, что лысоват и глаза навыкате! Зато тело поджарое и подкаченное в зале, и пахнет дорогим французским одеколоном. В первый раз в жизни Таня поняла, что такое хороший секс. О любви речи не было. Она себя сразу от сильных чувств к женатому, а значит, несвободному, мужчине постаралась оградить. Потом, и Таня оценила, что это было именно потом, а не перед постелью, они пили холодное игристое вино и длинно целовались. Так начался новый этап в Таниной жизни.

Этот этап не отличался разнообразием. Обе сестры работали и учились. Катя ушла из ателье и тоже, как сестра, устроилась на кафедру своего вуза. Денег стало меньше. Понятно, что в новых условиях Толик сам был готов взять на себя часть оплаты своей же квартиры. Но так совсем не хотелось Тане. Поэтому в выходные дни, они с Катей, как когда-то прежде, стали шить вещи на продажу.

Толик это оценил и проникся к Тане не только пылкими, но и нежными чувствами. Встречались они, естественно, по вечерам. Выходные были табу. При наличии жены и детей найти много времени было сложно. Поэтому встречи получались короткие и страстные. Таню всё, в целом, устраивало.

Катя продолжала встречаться с Юрием. Глядя на них, Таня ощущала всю прелесть отношений со зрелым мужчиной. Они ходили в хорошие рестораны, ей преподносили подарки в виде дорогих духов и белья. Иногда, хотя и крайне редко, когда Толик умудрялся получить несколько свободных от семьи часов в выходной день, они выезжали на природу. Естественно, на машине Толика. Ходили по лесу, вдоль реки, жарили шашлык, и разговаривали. Всегда разговаривали. Таня делилась своими новостями, но не проблемами. Толик же, наоборот, редко говорил о работе, и часто о проблемах с женой и детьми подросткового возраста. Не сказать, чтобы Тане это нравилось. Она понимала, что влипла в классический треугольник и старалась не углубляться в расспросы и детали. Куда интереснее Толик рассказывал о поездках. В такие минуты Танино воображение переносило её в эти прекрасные места, и она себе мысленно говорила: «Всё будет и у меня. Надо лишь подождать!»

По рассказам Толика Таня узнала, что женился он не рано. Выбор был осознанный, не «по залёту», то есть не из-за беременности будущей жены. Она его и сейчас устраивала, он её, вероятно, любил, просто по-другому, комфортно ему с ней было. Но страсть прошла. Страсть жила в нём с ней, с Таней. Дети ходили в языковую школу. Сын учился в последнем классе, дочь была на два года младше. В общем-то, если посчитать, получалось, что Таня всего на три года старше сына и на четыре года — старше дочери.

Но Толик вряд ли об этом думал. Как-то Таня поняла, что, если жена его в своё время привлекла спокойствием характера и предсказуемостью, что в семейной жизни точно играло на руку, то в Тане он ценил остроту ума, широкий кругозор, хлёсткий юмор, страсть в сексе. Толик не жаловался на жену в постельном плане. Он вообще был тактичный человек, что Тане очень нравилось, но вывод она сделать смогла: спокойствие и предсказуемость жены обернулись скукой в интимных отношениях.

Как-то случилось, что постепенно, незаметно для неё самой, Таня прониклась к Толику более весомыми чувствами, чем ей самой того хотелось. После двух лет таких отношений она поняла, что остальные мужчины перестали привлекать её внимание. Таня задумалась. Она понимала, что если начнёт выдвигать какие-то требования, то оттолкнёт от себя Толика. Но также она понимала, что свои молодые годы расходовать на отношения с женатым мужчиной с детьми, по меньшей мере, — бесперспективно и неосмотрительно, а по большей, — просто неумно.

Таня попыталась отвлечься и стала больше внимания уделять поиску перспективной работы. В это время начался активный рост количества коммерческих банков, столь необходимых рыночной экономике. Таня занялась поиском подходящей вакансии. Она уже поняла, что те знания, которые им давали в институте, не очень актуальны для работы, так как страна проходила этап истории, которого у неё ещё не было. Поэтому бояться, что не хватит этих самых знаний или опыта не имело смысла. «Время дерзать!» — сказала себе Таня, собираясь развить бурную деятельность для того, чтобы получить желаемое место в коммерческом банке. Ей, однако, не пришлось сильно напрягаться.

В то время все смекалистые люди старались использовать уникальную ситуацию в стране в своих интересах. Преподавательский и профессорский состав вузов тоже активизировался в меру отсутствия страхов и готовности к рискам. Таню пригласил к себе один из таких дерзких персонажей. В институте он занимал рядовую должность на кафедре, поэтому не сильно рисковал в случае провала в должности директора банка. Ему, однако, вовсе не хотелось провалиться, поэтому он и приглашал к себе приглянувшихся какими-то неординарными качествами, студентов. И о Тане он подумал не в последнюю очередь. Очевидно, что ей хотелось быть на виду, что по сути своей, она — лидер, что стараться будет изо всех сил, видя перспективу карьеры и хороших денег. Таким образом, Таня сменила работу в секретариате института на место ведущего специалиста в одном из новых банков столицы.

Пригласивший её бывший сотрудник института не прогадал. Таня, действительно, хотела развиваться в профессии, делать карьеру, зарабатывать деньги и при всём этом отдаться работе с головой, чтобы меньше думать о личной жизни. Впрочем, этого не знал больше никто кроме неё самой.

Она попала на гребень волны. Всё шло, как по маслу. Команда подобралась такая же амбициозная и дерзкая. К их счастью, в неё влился один сотрудник со стороны, проработавший в живой банковской системе на внешнеэкономическом рынке бывшего СССР. Он понимал, как нужно действовать, объяснял коллегам, как они на деле могут применять полученные теоретические знания, чтобы приспособить их к жизни. И с его помощью, под его фактическим руководством, банк вырулил туда, где его хотели видеть учредители — в десятку банков, мощно наращивающих капитал и с репутацией надёжного заведения.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

8

Спекулянт — в Советской России и СССР спекуляция, определяемая как скупка и перепродажа с целью наживы, в зависимости от объёма операций была административно или уголовно наказуемой… Спекуляция, то есть скупка и перепродажа товаров или иных предметов с целью наживы, — наказывается лишением свободы на срок до двух лет с конфискацией имущества или без таковой, или исправительными работами на срок до одного года, или штрафом до трехсот рублей. Спекуляция в виде промысла или в крупных размерах — наказывается лишением свободы на срок от двух до семи лет с конфискацией имущества https://ru.wikipedia.org

9

прибалтийские республики — в сентябре-октябре 1939 г. Латвия, Литва и Эстония подписали с СССР пакты, согласно которым в 1940 г. в связи с угрозой фашистской агрессии на их территориях были размещены советские войска. В июле 1940 г. в трех странах Балтии были приняты декларации, в соответствии с которыми провозглашались Латвийская, Литовская и Эстонская Советские Социалистические Республики, которые обратились в Верховный Совет СССР с просьбой о принятии их в состав Советского Союза. 3 августа 1940 г. в СССР вошла Литва, 5 августа — Латвия, 6 августа — Эстония. В 1941 г. все три республики были оккупированы фашистской Германией. В 1944-1945 гг. они были освобождены советскими войсками. В 1988 г. в прибалтийских республиках начались выступления оппозиции с требованием выхода из состава СССР и провозглашения независимости…. 6 сентября 1991 г. Государственный Совет СССР признал независимость Латвии, Литвы и Эстонии. https://tass.ru

10

«Таким озером любой мусульманин гордился бы так, что месяц бы с веревки простыню не снимал» — существовала традиция после первой ночи, которые муж и жена проведут вместе, вывешивать на всеобщее обозрение «девственный платок» — простыню, на которой спали молодые. Если на ней поутру крови не оказывалось, молодую женщину могли привести к отчему дому и вернуть со словами, что их дочь прогрызли мыши, т.е. она не была непорочной. Сегодня это практически нигде уже не делается, разве что в очень консервативных семьях и дальних поселениях в глубинке. https://svadba.expert Демонстрация простыни после первой брачной ночи не есть стыдливым поступком, и ислам не повелевает и не призывает совершать подобное. http://islam.plus

11

пусть кинет в меня камень тот, кто сам без греха — из Библии. В Евангелии от Иоанна (гл. 8, ст. 7) приводятся слова Иисуса, обращенные к книжникам и фарисеям, приведшим к нему блудницу: «Когда же продолжали спрашивать Его, Он, восклонившись, сказал им: кто из вас без греха, первый брось в нее камень». https://dic.academic.ru/

12

бэушный — обычно о товаре, бывшем в употреблении, пишут б/у. Добавился суффикс — шн-, и появилось просторечное прилагательное"бэушный". http://otvet.expert

13

классики Марксизма-Ленинизма — Марксизм-ленинизм — это учение, посвященное революции. Оно основано на идеях Маркса, Энгельса, доработано Лениным http://fb.ru

Марксизм-ленинизм, научная система философских, экономических и социально-политических взглядов, составляющих мировоззрение рабочего класса; наука о познании и революционном преобразовании мира, о законах развития общества, природы и человеческого мышления, о законах революционной борьбы рабочего класса за свержение капитализма, созидательной деятельности трудящихся в построении социалистического и коммунистического общества https://www.booksite.ru

14

теория АСУ — автоматизированная система управления http://netler.ru

15

НИИ — научно-испытательный институт; научно-исследовательский институт http://netler.ru

16

фрик — в современном понимании — человек, отличающийся ярким, необычным, экстравагантным внешним видом и вызывающим поведением, а также обладающий неординарным мировоззрением в результате отказа от социальных стереотипов. https://ru.wikipedia.org

17

как «люди встречаются, люди влюбляются, женятся» — песня"Люди встречаются, люди влюбляются, женятся"входила в репертуар ВИА"Весёлые ребята"под управлением Павла Слободкина. Авторами песни являются: композитор Владимир Гаваши и автор русского текста О. Жуков. Песня пользовалась огромной популярностью в 70-е — 80-е годы https://nicolaitroitsky

18

совхоз — (сокращение от советское хозяйство) — государственное сельскохозяйственное предприятие в СССР. В отличие от колхозов, являвшихся кооперативными объединениями крестьян, созданными на средства самих крестьян, совхоз был государственным предприятием. Работающие в совхозах были наёмными работниками, получавшими фиксированную заработную плату в денежной форме, в то время как в колхозах до середины 1960-х использовались трудодни. https://ru.wikipedia.org

19

работали «почтовых ящиках» — в целях обеспечения режима секретности оборонных предприятий в 1927г. была введена система подлинных (секретных) и условных (открытых) наименований предприятий и их адресов"Почтовые ящики"(п/я) были введены как часть открытого условного адреса предприятияи использовались вместе с названием города.Условные обозначения предприятий — почтовые ящики («п/я») были упразднены по решению правительства в 03.1989г.https://oboron-prom.ru/pochtovye-aschiki.htm l

20

спецпайки — СССР, в котором официально декларировалось"всеобщее равенство", на самом деле существовало вполне официальное неравенство — кто-то имел простой доступ к тем или иным товарам, а кто-то не имел. Партноменклатура получала товары и продукты в спецраспределителях.Распределение продуктов осуществлялось так — каждая из советских организаций имела свои спецмагазины и"продуктовые наборы", которые составлялись из произведенных в стране (либо приобретенных за рубежом) дефицитных продуктов.В тех самых спецпайках ("райкомовских","обкомовских","академических"и прочих других) были все продукты, которые для большей части остального населения СССР оставались недоступными. В спецпайках были импортные консервы, была черная и красная икра, импортные фрукты, сырокопченые и вареные колбасы, сардельки, сосиски, крабы, балыки, замороженные креветки, печень трески, ананасы, мандарины, импортное вино и коньяк, и много чего ещё. http://allpravda.info

21

квартиру за выездом — квартира, бывшая в употреблении, но ставшая свободной для заселения на юридически оправданных основаниях. по причине выезда из ней прежних жильцов