Я (не) смогу простить

Лана Пиратова (2024)

— Почему ты не сказал мне, что у тебя есть невеста? — смотрю в глаза, от взгляда которых сходила с ума. Но сейчас в них лёд. Лёд, от которого все сводит внутри, а кончики пальцев дрожат. И я прячу руки за спину. — А что это изменило бы? — хриплый голос, от которого бежали мурашки по телу. — Всё, — почти шепчу и сглотнуть не могу. Ком в горле. Колючий и иссушающий до основания ком. Нет. Я смогу. Я буду сильной. Я должна… — Теперь ты знаешь, — с легкой усмешкой произносит Арам. — Ты перестанешь меня любить, Элли? — Нет, — отвечаю, глядя ему прямо в глаза. — Но я не стану делить тебя… Он подарил мне рай. И он же опрокинул меня в ад. Он человек, которого я любила больше жизни. И он человек, которого я ненавижу больше всех. А еще он отец моего малыша, но предатель никогда не узнает о сыне.

Глава 23. Элли

— Вова! — молю я о пощаде. — Ты же не сделаешь этого! Не сделаешь!

Смотрю в стеклянные глаза парня. Он словно не видит меня. Смотрит, но не видит. Или это у меня перед глазами все плывет. Голова начинает кружиться. Зажмуриваюсь на секунду, а, когда открываю глаза, то вижу сразу несколько Вов. У меня троится в глазах. Хватаюсь за стенку, потому что кажется, сейчас упаду.

— Ну, наконец-то, — вдруг ухмыляется Вова и даже отпускает меня. — Я думал, уже стаканы перепутал! Сейчас кайфанешь!

Я внезапно чувствую прилив сил. Такая резкая перемена. Сразу же встаю на ноги и бегу к двери. Дергаю ручку, но дверь закрыта.

За спиной раздается смех Вовы.

— Иди сюда! Угощу еще кое чем. Тоже кайф словишь.

Я с ужасом оборачиваюсь и вижу приближающегося парня с хищным оскалом. Он поднимает руку и между пальцами держит какой-то пакетик.

— На! Угощаю! — протягивает мне, но я отчаянно мотаю головой и пячусь назад. — Чего ты? Угощаю, говорю же. Бесплатно! Испытаешь вкус жизни! А то, наверное, и кайфа-то никогда не ловила?

— Вов, это что? Наркотики? — спрашиваю трясущимися губами, думая, что вопросами смогу выиграть время.

— Ну ты даешь, Крайнова! Какие еще наркотики? Так, баловство! Таблетка волшебная! Кайф словишь! И привыкания не вызывает! Иди сюда!

Резко дергается ко мне и хватает за запястье. Но в этот момент раздается сначала громкий стук в дверь, а потом, буквально через секунду, глухой удар и дверь выбивает. Я инстинктивно закрываю голову руками и зажмуриваюсь. Слышу грубые мужские голоса и топот.

— На пол! На пол, я сказал, сука!

Я сама падаю лицом вниз и начинаю дрожать. Ничего не понимаю. Краем глаза вижу, как мужчина в камуфляже и маске ударяет Вову и тот тоже ложится и стонет.

— Смотри-ка, что у нас тут! Оформляй!

— Это не мое! — орет Вова. — Это ее! — и кивает на меня.

Собираюсь возмутиться, но его резко поднимают и уводят.

— Тоже вставай! — легкий толчок в плечо.

Я встаю, все еще закрывая лицо.

— Принимала? — жесткий вопрос.

Мотаю головой. Мужчина грубо берет меня за подбородок и всматривается в глаза. Словно что-то ищет в них.

— Вниз спускайся! К остальным!

Я послушно сбегаю по лестнице и вижу, что в большом холле стоят полицейские и гости. Кто на полу лежит, кто у стенки стоит. Я тоже встаю у стенки.

— Значит так! — звучит командный голос человека в форме. — Сейчас по одному подходим, называем свою фамилию, дату рождения и садимся в автобус! — рукой показывает на открытую дверь.

Выглядываю и вижу там, во дворе небольшой автобус без окон.

— Всем ясно?!

Глухие звуки согласия и тихие «да».

— Вот так! Первый! — и пальцем показывает на друга Вовы.

Я взглядом пытаюсь найти самого хозяина дома и не вижу его. А потом думаю о том, что скажу маме? Получается, меня сейчас заберут в полицию и обвинят в употреблении наркотиков? Но я же не употребляла! И тут — страшная догадка. Откуда тогда эта сухость во рту и головокружение? А еще я чувствую озноб. Пальцы заледенели и дрожат. Что это?!

В этот момент начинается какая-то заварушка. Видимо, кто-то либо сопротивляется, либо кому-то плохо. Все внимание сосредотачивается в другом углу комнаты и я не знаю, как, но решаюсь спрятаться. Мне нельзя в полицию. Самое страшное — что меня могут исключить из института за это! Что я скажу маме?

Чувствуя приступы тошноты, я спиной пячусь назад. Нащупываю какую-то ручку, тихо ее опускаю и дверь открывается. Еще раз убедившись, что на меня никто не смотрит, я проскальзываю в щель и оказываюсь во дворе. Похоже, это задний двор дома. Много кустарников. Я сразу же туда. Затихаю и прислушиваюсь.

Осматриваюсь. Вон там есть приоткрытая калитка. Я могла бы выскочить там. Но возле нее стоит полицейский. Что делать?!

— Смирнов! Николаев зовет! — окликает кто-то полицейского и он быстрым шагом уходит.

Я еще раз оглядываю все и, согнувшись, бегу к калитке. Бегу, не останавливаясь. Тропинку от дома освещает тусклый свет фонарей. Мне надо выбежать к дороге и там поймать попутную машину.

Бегу, но чувствую, как ноги слабеют. Словно немеют. Голова опять кружится и веки то и дело опускаются. Но я должна!

Наконец, меня ослепляет свет фар проезжающей на большой скорости машины. Я рядом с дорогой. Задыхаюсь. В животе — резь и я сгибаюсь пополам.

Слышу звук приближающейся машины. Делаю шаг и вытягиваю руку, второй рукой держась за живот.

Делаю это все без надежды, что водитель остановится. Мне хочется плакать и сил нет даже на это.

Отворачиваюсь и закрываю глаза рукой, когда свет фар становится невыносимым для зрения. Но мне кажется или машина сбавляет скорость?

Хочу открыть глаза и не могу. Веки как свинцом налиты. Открываю рот и вдохнуть не могу.

— Мама… — шепчу или только думаю это?

И резкая слабость и темнота.