Судьба гнева и пламени

К. А. Такер, 2021

Ромерия – талантливый вор. Но украсть магический камень из святого сада Ислора – задача совсем другого уровня. Если она попадется, то ее тут же приговорят к смертной казни. Задачу усложняет то, что сделать это предстоит в теле принцессы, помолвленной с наследным принцем… Ее суженый, недавно коронованный король Зандер, ненавидит Ромерию каждой частицей своего существа. К счастью для нее, ему выгоднее держать ее живой, чем убить. Зандер предоставляет ей выбор: жизнь в тюремной камере или опасное приключение. Ромерии не остается другого выхода – теперь ей предстоит сыграть роль влюбленной невесты, пока не подвернется возможности для побега. Пытаясь обмануть короля, она неожиданно сближается с ним. От выбора между любовью и правдой будет зависеть не только ее жизнь, но и жизни всех, кто ей дорог.

Оглавление

Из серии: Судьба и пламя

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Судьба гнева и пламени предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

2

1

— Икры, мисс? — Учтивый официант в накрахмаленной форме преграждает мне путь сквозь снующую толпу и сует под нос серебряный поднос.

Когда-то я совершила ошибку и приняла подобное предложение. Это было мое первое задание для Корсакова, и я нервничала, стремясь влиться в великосветскую среду, поэтому приняла керамическую ложку крошечных черных шариков, к которым другие гости слетались, как утки к рассыпанному хлебу. Потребовалось столько усилий, чтобы наконец-то протолкнуть скользкий комок в горло.

Отказавшись, я проскальзываю мимо официанта и направляюсь к бару в углу. Мое сердце дико бьется от постоянного прилива адреналина, который всегда сопровождает меня в подобные ночи.

— Французский 75[1], — заказываю я и присаживаюсь, осматривая пейзаж с роскошными цветочными топиариями[2] и женщин в дизайнерских платьях.

Драгоценные камни подмигивают мне со всех сторон. Для благотворительного мероприятия, предназначенного для сбора средств на борьбу с голодом, кажется ироничным, что количество денег, свисающих с запястий и обхватывающих пальцы, вероятно, могло бы кормить голодающих в стране в течение многих лет.

Эти люди понятия не имеют, как живет другая сторона, но они готовы воспользоваться любой возможностью, лишь бы поаплодировать себе за «добрый» поступок, в то же время потягивая дорогое вино из своих бокалов.

Моя цель стоит в двадцати футах от меня: черный смокинг, который он выбрал для сегодняшнего вечера, льстит подтянутой фигуре мужчины, его седеющие волосы недавно подстрижены во время дневного визита в клуб джентльменов на 57-й улице. Он улыбается, наблюдая, как скрипачка проводит смычком по натянутой струне, сплетая ненавязчивую мелодию. Неосведомленным может показаться, будто он просто ценитель прекрасной классической музыки. Однако я следила за ним последние несколько недель и поэтому знаю больше.

Глаза юной скрипачки закрыты, она растворяется в мелодии, но в промежутках между произведениями девушка всегда встречает его пристальный взгляд и усаживается поудобнее, словно не в силах дождаться, когда же сможет оседлать его колени в квартире в Сохо, которую он снимает для нее сегодня вечером.

Я не понимаю, как его жена, стоящая в десяти футах от него, не уловила симпатии мужа к студентке колледжа, обладательнице таких выразительных глаз. Или все-таки уловила и считает это справедливой компенсацией за жизнь в Верхнем Ист-Сайде и цифры на ее банковском счете.

— Прекрасный инструмент, не так ли? — Женский голос с мягким акцентом звучит неподалеку.

— Хм-м, — протягиваю я, соглашаясь, но в остальном не обращаю на женщину никакого внимания. Я не разговариваю с людьми во время работы. Беседа оставляет после себя следы, а они в конечном итоге могут привести ко мне. Это грозит закончиться посещением реки Гудзон с бетонным блоком, привязанным к моим лодыжкам.

Я забираю свой напиток, с досадой отмечая графитовое пятно на указательном пальце. Я плохо помыла руки после урока рисования, но это и неважно. Что важно, так это переместиться в более безопасное место, где никто не почувствует себя обязанным разговаривать с одинокой женщиной у бара.

— За какую конкретно кражу у этого мужчины вам платит Вигго Корсаков?

Я замираю. Когда я поворачиваюсь, чтобы взглянуть на человека, обронившего такое неосторожное и опасное заявление, меня охватывает дурное предчувствие. На меня пристально смотрит эффектная женщина с изумрудными глазами и волосами цвета свежеотчеканенной монеты. Она мне незнакома. Я никогда раньше не встречала ее ни на одном из этих мероприятий, а я бы точно запомнила ее.

Мне требуется буквально несколько мгновений, чтобы собраться с мыслями и изобразить недоумение.

— Я не знаю, о чем вы говорите.

Ее накрашенные красные губы искривляются в понимающей улыбке, будто она слышит, как в моей голове звенит тревога. Но затем женщина опускает подбородок.

— Должно быть, я перепутала вас с кем-то другим.

— Ага. Определенно. — Я пожимаю плечами и неестественно посмеиваюсь, украдкой оглядываясь по сторонам.

Кем бы ни была эта женщина, она изысканна, величественна и привлекает любопытные взгляды. Она последний человек, с которым мне следует стоять сегодня вечером, пока я пытаюсь оставаться незамеченной.

— Извините, мне нужно…

— Разве это не вы украли то бриллиантовое колье на балу этим летом? — Она наклоняется, чтобы заговорщически прошептать следующие слова, в то время как ее глаза озорно поблескивают: — Я слышала, вы сорвали его с шеи той женщины, а она и не заметила.

Мое сердце колотится в груди, пока я изо всех сил пытаюсь натянуть маску безразличия. Это ограбление попало во все заголовки Манхэттена. Незнакомка может просто гадать.

— Извините, но нет.

Женщина хмурится.

— И разве не вы украли прошлой весной бриллиантовый браслет за миллион долларов, принадлежавший какой-то актрисе?

— Кто вы, черт возьми, такая? — Я не в силах сдержать дрожь в голосе. То, что она обвинила меня в Чикагском ограблении Картье, совсем не похоже на случайность. Она не может быть копом. Корсаков очень многих из них держит под каблуком, так что мы в любом случае услышали бы о расследовании.

Она запрокидывает голову и хрипло смеется.

— Я никак не связана с властями, если вы об этом подумали. Я, как бы это сказать… почитательница?

Сумасшедшая — вот кто она. И говорит странно, словно пришла из другой эпохи.

— Я польщена, но вы выбрали не ту девушку. — Я допиваю половину стакана и осматриваю бальный зал в поисках двух охранников, получающих зарплату у Корсакова. Они должны быть рядом в случае чрезвычайной ситуации, но их нигде не видно.

Как бы ни хотелось сбежать, но мне надо оценить, какую опасность для меня представляет эта женщина. Прислонившись к барной стойке, я изображаю такое же хладнокровие, как у нее.

— Извините, я не расслышала вашего имени.

— Софи, — без колебаний отвечает она. Наверняка лжет. Но даже фальшивые имена могут стать настоящими, если ими долго пользоваться. Все на улице знают меня только как Ти, сокращение от Тэррин — имени мошенницы, которую я встретила в приюте в пятнадцатилетнем возрасте. Она взяла меня под свое крыло и научила воровать и не попадаться. Сначала это была еда, книги, одежда — предметы первой необходимости. В конце концов, это превратилось в лак для ногтей и серьги-кольца, а затем в кошельки, набитые кредитными картами и наличными.

Когда Тэррин арестовали за крупную кражу автомобиля и отправили за решетку, я взяла ее личность.

Я решаю подыграть этой подозрительной дамочке.

— Так вы живете в Нью-Йорке, Софи?

— Нет. Сейчас мы с мужем обосновались в Бельгии. Прошло много времени с тех пор, как я была здесь. Думаю, почти десятилетие. — В уголке ее губ появляется маленькая ухмылка. — Элайдже еще предстоит посетить этот город, но я предполагаю, он будет обманут им. — Софи не торопится, она делает глоток вина, не сводя с меня взгляда. Если она и опасалась приближаться ко мне сегодня вечером, то этого не заметно. Каждый дюйм ее тела излучает бесстрашную уверенность. Обычно я бы этому позавидовала.

Но сейчас я очень расстроена.

Скрипка затихла. Брюнетка, подарившая гостям такую прекрасную мелодию, стоит в углу, убирая свой инструмент в футляр. Рядом моя цель разговаривает с другим мужчиной, но его частые взгляды на часы говорят, что он пытается вырваться отсюда поскорее. Я упущу свою возможность, если не предприму что-нибудь в ближайшее время.

— Что скажете, если я предложу двойную цену за то, что вы собираетесь сегодня украсть?

Софи снова пугает меня, возвращая мое внимание к себе. Бессмысленно продолжать отрицать, что я воровка, за которую она меня приняла. Кто-то снабдил ее достоверной информацией, и я получу от нее больше фактов, если подыграю.

— И что, по-вашему, я хочу украсть?

Она пожимает плечами, ее проницательный взгляд останавливается на отражении в зеркале за барной стойкой.

— Понятия не имею, и мне все равно. Но если бы я рискнула предположить, то сказала бы, что эти запонки представляют значительную ценность.

Эти запонки стоят четыреста штук, исходя из цены, что мистер богатый придурок заплатил за них на прошлогоднем аукционе, хотя я не буду подтверждать ее подозрения.

— Спасибо за предложение, но я вынуждена отказаться.

Ее безупречные брови изгибаются.

— Значит, тройную цену?

Я колеблюсь. В начале карьеры я мало зарабатывала, но, когда сумела доказать свою ценность, пачки наличных после отлично выполненной работы стали больше, чем я бы потратила за всю свою жизнь. Утроить эту сумму? Что ж, большинство людей моей профессии наверняка клюнули бы на эту наживку, однако они прослыли бы идиотами, поскольку перейти дорогу такому человеку, как Вигго Корсаков, невероятная глупость.

Опять же, если я не появлюсь сегодня вечером в его кабинете со злосчастными запонками, усыпанными бриллиантами, то это будет мой второй промах за несколько месяцев. К сожалению, я становлюсь для него все менее ценным «сотрудником».

— Кто тебя послал? — Все в этой ситуации просто кричит о ловушке. Если бы я не была буквально в разгаре дела, то мне бы пришла в голову мысль, что за этим стоит сам Корсаков. Замечательный способ проверить мою преданность.

Ее глаза искрятся весельем.

— Малакай.

— Никогда о нем не слышала. — Но обязательно поспрашиваю.

Софи изучает мое лицо, словно я объект, достойный пристального внимания.

— Я вижу, что для своего возраста ты невероятно мудра. И верна. Я ценю эти качества.

— Скорее, мне нравится дышать, — бормочу я, делая глоток. Напиток предназначался в качестве реквизита, чтобы помочь мне слиться с толпой, но скоро я закажу еще один, лишь бы заполнить чем-то свою вспотевшую ладонь.

— Значит, это страх удерживает тебя с ним. Потребность в выживании.

Последнее десятилетие моей жизни было посвящено выживанию.

Несмотря на подозрения, мне жаль эту женщину. Кем бы ни был этот Малакай, он отправил ее сюда с рискованным поручением.

Я понижаю голос.

— Может быть, тогда тебе стоит взять у меня парочку уроков, потому что разбрасываться фамилией Корсакова направо и налево — плохая идея.

— Mais oui[3], я понимаю, что он опасный человек. — Софи пренебрежительно машет рукой, и я обращаю внимание на золотое кольцо у нее на пальце. Полоска толстая и богато украшенная, с отделкой под старину, а крупный белый камень в центре не блестит. Я могла бы стащить его, как приз из автомата с жвачкой, если бы его не носила эта женщина.

— Ты не захочешь с ним связываться, поверь мне.

Вероятно, она думает, будто ее красивое личико очарует его, но Корсаков становится безжалостным убийцей, если почует угрозу для своей империи.

Софи снова смотрит на меня оценивающим взглядом.

— Тогда почему ты с ним связалась?

— Потому что у меня не было выбора. — Слова вылетают сами собой. Я мысленно корю себя за то, что позволила им так легко сорваться с языка. Из-за этого я кажусь слабой и напуганной — не более чем пешкой, фигурой в чужой игре. И, полагаю, да, в какой-то степени так и есть, хотя я тоже веду свою игру, финал которой — уйти от такой жизни.

— Тебя с ним связывает какое-то соглашение.

Глаза Софи не отражают никакой жалости. Однако я вижу неподдельный интерес.

— Больше похоже на долг, что я никогда не смогу выплатить.

Мне было восемнадцать, когда я сняла одну бриллиантовую безделушку с чужой руки в ночном клубе. На следующий день я отнесла ее в ломбард, где закладывала все свои приобретения, зная, что Скалли заплатит мне часть ее стоимости без лишних вопросов. Толстая пачка наличных в моем кармане заставила меня буквально выскочить из магазина. Это продержало бы меня на плаву несколько месяцев, если бы я тратила их с умом.

На следующий день трое мужчин выследили меня и затащили в черный внедорожник. Выяснилось, что украденное кольцо принадлежало дочери Вигго Корсакова.

Я до сих пор помню, как стояла в конторе, располагавшейся на складе, перед самим Вигго Корсаковым, человеком с прищуренными глазами и жестокой улыбкой. Один из флуоресцентных фонарей наверху мигал и норовил погаснуть, создавая еще более жуткую атмосферу. Потребовалась каждая частичка моего самообладания, чтобы унять дрожь в теле и сдержать переполненный мочевой пузырь, пока я бесконечно извинялась, умоляя этого страшного мужчину не использовать нож для мяса, который дожидался на соседнем столе. Как бы я выжила без рук? Лишь в воровстве мне удалось преуспеть.

Вместо этого Корсаков предложил мне сделку. Скалли рассказал ему, мол, у меня глаз-алмаз, и о том, что «товары», которые я доставляла на протяжении многих лет, намного превосходили по стоимости обычные безделушки и мусор, что он скупал у других. Корсакову как раз-таки нужна была воровка моего уровня и профиля — молодая, хорошенькая, на кого ни за что не подумаешь, и, что самое удивительное, без отпечатков пальцев в базе данных полиции. Сказал, что, если я соглашусь работать на него, он простит мне мой ужасный промах.

На улицах ходило достаточно слухов об этом человеке, чтобы понять: это вовсе не выбор. Если я хочу выйти со склада живой и с целыми руками, то мне следует принять его предложение. И я приняла.

Это произошло три года назад, и, пусть свободой я не обладала, моя жизнь не была такой уж плохой.

Прошли те дни, когда я спала в приютах для подростков и фургонах, на диванах или в нише публичной библиотеки, если позволял ночной охранник. Теперь у меня имелась роскошная квартира-студия в Челси с кирпичными стенами и окном, выходящим на юг, где на подоконнике в горшках росли базилик и розмарин, а мой холодильник всегда был полон свежих фруктов и мяса, за которые я заплатила из собственного кармана.

Корсаков поручил своей дочери — той самой, у которой я украла кольцо, — превратить меня из задиристой уличной девчонки, слоняющейся по темным подворотням, в шикарную женщину, которая могла бы посещать светские благотворительные мероприятия и не вызывать ни малейшего подозрения. Я больше не проводила дни в поисках оставленных в машинах ценностей и незадачливых дураков, что не стерегли свои кошельки и сумочки. Теперь я вела относительно нормальную жизнь, пользуясь собственными талантами, только когда Корсаков хлопал меня по плечу и давал билет на одну из таких вечеринок, где я, подобно хамелеону, растворялась в толпе, чтобы раздобыть хорошо застрахованные драгоценности богатых мудаков.

Так он меня и называл: его хамелеон.

Но в итоге я по-прежнему являлась воровкой, которая теперь вдобавок чувствовала себя обязанной Корсакову больше, чем три года назад. Если только я вдруг бесследно не исчезну и не проведу черт знает сколько лет, постоянно оглядываясь через плечо. В ином случае выбора у меня нет. Я застряла с ним до тех пор, пока он не сдохнет или пока я не перестану представлять для него ценность, а это уже означало, что я окажусь на глубине шести футов под землей.

Софи наклоняет свой бокал, чтобы допить остатки вина, а после осторожно ставит его на стойку.

— Прошу прощения. Мне кажется, ты нервничаешь. Я больше не стану отвлекать тебя от твоего задания. Не делай глупостей. И не попадись.

Она подмигивает и так же быстро, как появилась рядом со мной, исчезает в толпе, а я потрясенно смотрю ей вслед.

* * *

— Он в бешенстве. — Тони барабанит толстыми пальцами по пассажирской двери под скрежет дворников. — Два крупных провала подряд. По-видимому, маленькая ящерка больше не стоит хлопот.

Но я лишь закатываю глаза, а затем сверлю взглядом затылок большого придурка, зная, что он наблюдает за мной через боковое зеркало и наверняка заметит это. Тони слишком сильно наслаждается моей неудачей для человека, который должен быть со мной в одной команде. Впрочем, меня подобное не удивляет. Именно он охранял Анну в ту ночь, когда я украла ее кольцо. Этим он заслужил сломанный нос, сросшийся потом неправильно, и три сломанных ребра, а также понижение в звании, которое он еще не восстановил. С тех пор он меня презирает, а в такие ночи, как сегодня, когда ему поручают нянчиться со мной, становится еще хуже.

Мнение Тони не имеет значения, но я знаю, что Корсаков не сможет легкомысленно отнестись ко второму промаху, особенно к этому. У него уже есть покупатель, а Вигго ненавидит отказываться от сделки.

Однако я научилась не показывать страх перед этими парнями. Такие засранцы, как Тони, будут питаться им, словно бешеные койоты, пока от меня не останутся одни кости.

— Уже поздно. Отвези меня домой, и я поговорю с ним завтра.

Корсаков вспыльчив, но быстро остывает. Лучше не находиться рядом с ним, пока этого не произойдет.

— Не-а. — Улыбка Тони широкая и неприятная. — Он звонил перед тем, как ты вышла. Сказал привезти тебя сегодня вечером.

— Отлично. Пофиг. — Я притворяюсь безразличной, но желудок скручивает от страха. Это не сулит мне ничего хорошего. К тому моменту Корсаков не мог знать, что я потерпела неудачу. Но, может, он принял решение о моей судьбе на случай, если у меня не получится.

Я сосредотачиваюсь на своем дыхании, пока наш внедорожник петляет по улицам города, туманный свет стоп-сигналов и безжалостный звук гудков такси странным образом успокаивают. Моя цель ушла прежде, чем я успела сделать ход, но все равно это было бы слишком рискованно. Мне стоило предположить, что Софи каким-то образом связана с федералами, и, если эти запонки пропадут сегодня ночью, дверь моей квартиры станет первой, которую они вышибут.

— Что за сувенир? — спрашивает Тони.

Он имеет в виду стакан Софи, украденный мною со стойки до того, как бармен успел забрать его, и очень аккуратно спрятанный под одеждой в попытке не смазать ее отпечатки пальцев.

— Такую штуку используют, чтобы пить вино.

— Знаешь, в один прекрасный день твой умный ротик навлечет на тебя настоящие неприятности. Зачем ты его взяла?

— Потому что мне нужен был новый.

Он фыркает.

— Идиотка.

Я забрала стакан, думая, что отдам его Корсакову, когда расскажу о Софи в надежде задобрить его из-за сегодняшней неудачи. Но чем больше я обдумываю этот план, тем лучше понимаю, что, скорее всего, он решит, будто меня скомпрометировали. В прошлом году, когда Роло застали за милой беседой с УБН[4], Корсаков освободил его от обязанностей, выстрелив в затылок. По крайней мере, такие ходят слухи — Корсаков не настолько глуп, чтобы убивать на публике. Но с тех пор никто, включая жену и детей Роло, его не видел.

Тони прав. Я идиотка, что не выскользнула через черный ход, пока еще могла.

Внутри все переворачивается, когда я замечаю чуть впереди знакомую тележку уличного продавца.

— Остановись здесь на минутку.

— Серьезно? — из-за своей внушительной комплекции Тони с трудом поворачивается и хмуро глядит на меня.

— Я голодна, — лгу я.

Сомневаюсь, что смогу откусить хоть кусочек.

— Ты только что пришла с вечеринки толстосумов, где полно жратвы! — Он громко стонет — Тони всегда жалуется, когда я прошу остановиться, — но затем кивает Пиджу. — Черт, ладно. — И добавляет себе под нос: — Учитывая, что это, вероятно, твой последний ужин.

— Я даже съем его на улице, — предлагаю я, и мой голос источает фальшивую сладость. Единственное, что Тони презирает больше меня, — это запах хот-догов и квашеной капусты.

— Естественно, ты съешь его на улице. Иначе салон будет вонять еще неделю. — Он качает головой. — Можно выгнать девушку с улицы, но уж точно не уличные замашки из девушки.

— Под моим сиденьем зонтик, — предлагает Пидж, пока я осторожно ставлю стакан Софи.

— Спасибо.

Пидж тихий и самый приятный из компании, но и он запросто продаст свою сестру за правильную цену.

Я выпрыгиваю наружу, клатч зажат под мышкой. Надетое на мне длинное платье — черный на бретельках атлас — самое неброское из дизайнерской партии, которую парни раздобыли во время своего последнего ограбления. Ни оно, ни моя накидка не обеспечивают никакой защиты от леденящего кровь ноябрьского воздуха, однако в моем нынешнем состоянии я почти не замечаю этого.

Хочется верить, что Корсаков меня не прикончит, только не из-за этого. По иронии судьбы ко мне этот человек проявил больше доброты, чем к большинству людей, пусть и по-своему. Однажды один из его головорезов воспринял закон «не трогай мою хорошенькую воровку» как простое руководство и попытался навязать себя мне.

Корсаков кнутом содрал кожу с его спины. Я знаю, поскольку Вигго заставил меня смотреть на это зрелище, гордо улыбаясь, будто кошка, подносящая убитую птицу к ногам хозяина.

Только вот Корсаков не обычный кот. Он тигр, который время от времени бросается на тех, кто его кормит.

Телефонный звонок, требование увидеть меня с запонками или без… Неужели он уже знает о рыжеволосой женщине, что пыталась вытянуть у меня информацию? Или он каким-то образом узнал о скрытых запросах, которые я делала насчет получения паспорта? О деньгах, спрятанных у себя в вентиляции? О квартире в Лондоне, которую хотела снять? Если да, увидит ли он в этом что-то, кроме плана побега?

Мои инстинкты говорят мне бежать.

Шагая по тротуару, я стараюсь не наступать в лужи и попутно продумываю стратегию. Мне просто сбросить каблуки и рвануть? Или подождать, пока я окажусь на безопасном расстоянии, чтобы дать себе фору? Я могла бы пройти через парк и прыгнуть в такси на другой стороне. Возвращаться в квартиру за сумкой было бы рискованно, но без нее идти на вокзал нет смысла. В ней деньги, одежда, новое удостоверение личности — все, что нужно, чтобы исчезнуть.

Я лишь отчасти удивлена, что Тони выпустил меня. Он достаточно глуп и высокомерен, чтобы предположить, будто я не сбегу. Или, наверное, ему хочется, чтобы я это сделала, и тогда у него появится предлог отдать меня своему брату, но прежде избить до синяков.

Я все еще обдумываю свой план, когда подхожу к тележке. Элтон сгорбился над грилем, переворачивая сосиску.

— Да? — хмыкает он и поднимает взгляд. Мгновенное узнавание отражается на его лице. — Давненько тебя не видел.

Я прошла долгий путь от неуклюжей девчушки с неприветливыми глазами, подведенными черным карандашом, и обесцвеченными волосами, которая украла у него хот-дог. Но однажды Элтон сказал, что не имеет значения, за каким количеством макияжа я прячусь или какого цвета мои волосы; ему нужно лишь знать меня и смотреть в мои голубые глаза. Они напоминали ему о детстве и лете у Адриатического моря.

Прошло несколько месяцев с тех пор, как мы не виделись.

— Я была занята.

Я осмеливаюсь бросить взгляд через плечо на ожидающий меня внедорожник, чей мигающий аварийный сигнал вызывает гудки гневных водителей из других машин, столпившихся сзади. Тони даже не способен подняться по лестнице без одышки, так что я могла бы запросто обогнать его, даже на каблуках. Однако Пидж умен: он найдет обходной путь и нагонит меня в другой стороне квартала.

Элтон открывает рот, чтобы что-то сказать, но тут же закрывает его. Я уже знаю, что у него на уме. Так думают все мои уличные знакомые: что я элитная проститутка.

Я никогда их не исправляла. Лучше уж продавать то, что у тебя есть, чем то, что ты украл.

— Рад видеть, что ты еще на плаву, — говорит он.

Возможно, ненадолго.

Если я направлюсь с едой к одной из скамеек в парке, у меня появится хороший шанс ускользнуть и не попасться. Это может дать мне преимущество.

— Тебе как обычно? — Мужчина держит длинный хот-дог в металлических щипцах.

Я улыбаюсь.

— Ага.

— И ему тоже? — Элтон кивает влево, вопросительно приподняв брови.

Я смотрю в ту сторону и вижу гору скомканных одеял на тротуаре где-то в пятидесяти ярдах от меня. От удивления я отвлекаюсь от своего плана.

— Это Эдди?

Неужто уже прошло полгода?

— Ага. Он околачивается здесь уже несколько недель.

— И?

Элтон пожимает плечами.

— Пока еще не отпугнул моих клиентов. Кажется, его зрение ухудшилось.

Возможно, время, проведенное Эдди в тюрьме, помогло ему так, как ничто не помогало.

— Дай мне два хот-дога, пожалуйста.

Я всегда покупаю вторую порцию, когда Эдди рядом. Элтон догадывался, что мы как-то связаны, но никогда не выспрашивал подробности.

Я засовываю двадцатку под дозатор салфеток на прилавке тележки и, как всегда, отмахиваюсь от сдачи. Я потеряла уже счет, сколько раз добросердечный уличный торговец мясом кормил меня на протяжении многих лет, когда я голодала и не могла заплатить за еду.

Сжимая оба хот-дога в одной руке, я, укрывшись под зонтом, пробираюсь вперед, игнорируя предупреждающий гудок с обочины. Чем ближе я подхожу, тем сильнее становится вонь застоявшейся мочи и запах немытого тела.

— Привет, Эдди.

Мужчина выглядывает из-под грязного одеяла, щурясь от дождя. Или, может, чтобы разглядеть, что у него перед глазами. Они подстригли ему волосы и бороду в тюрьме, поэтому теперь он не выглядит таким неряшливым, как при последней нашей встрече, и он прибавил в весе несколько фунтов. Однако потерял еще один зуб.

— Это ты?

Болезненный ком застревает в горле.

— Ага. — По крайней мере, сегодня он узнает меня. — Как дела?

— Меня больше не пускают в «Святого Стефана», — ворчит Эдди.

— Это потому, что там ты угрожал убить волонтера. По этой причине ты и попал в тюрьму.

Каким-то образом меня утешала мысль о том, что у Эдди было теплое сухое место для сна и трехразовое питание, даже если его любезно предоставила окружная тюрьма.

— Он пытался меня отравить. Я видел это собственными глазами!

Я прикусываю язык, борясь с желанием напомнить ему, что это была свежая петрушка, которой мужчина — школьный учитель, добровольно работавший в бесплатной столовой, — посыпал пастуший пирог[5]. К черту слабое зрение — Эдди так глубоко погряз в свих грезах, что больше не услышит никакой правды.

— Вот, держи. Я принесла тебе кое-что. — Я отдаю ему оба хот-дога.

Его глаза сужаются, пока он, не двигаясь, изучает их.

Я тяжело вздыхаю.

— Ну же, пап, это я, Рóми. Тебе нужно поесть.

После еще одной долгой паузы он принимает хот-доги грязной рукой. Засунув один под одеяло, чтобы съесть позже, он соскребает начинку с другого одним движением большого грязного пальца. Квашеная капуста и горчица падают на тротуар рядом с моей пяткой, несколько желтых капель попадают мне на подол.

— Ну так что? Ты в порядке? Никаких болей, припухлостей или чего-то еще, что следовало бы проверить у врача?

Эдди — сорокадевятилетний мужчина, который легко может сойти за семидесятилетнего, ведь десять лет жизни на улице знатно его состарили.

— Остерегайся демонов. Особенно тех, у которых кривые рога. Они здесь, ходят среди нас и облачены в нашу кожу.

Крупица глупой надежды, что я питала, придя сюда, испаряется. Ничего не изменилось.

— Ага. Определенно.

Раньше меня выворачивало наизнанку, когда я наблюдала за этой версией своего отца — восседающего на ящиках из-под молока и на скамейках в парке, разглагольствующего о монстрах, прячущихся в тени и питающихся человеческими душами. Это случалось еще в те времена, когда воспоминания о нашей прежней жизни были еще свежи в моей памяти.

Когда-то давно мы жили в квартире с двумя спальнями в Ист-Ориндж, штат Нью-Джерси. Мой папа был начальником производственного участка на заводе по изготовлению болтов и шурупов, а мама работала продавцом в продуктовом магазине. Я брала уроки плавания и играла в футбол. Мы ужинали ровно в шесть вечера, каждую осень ездили на ферму, где часами искали идеальные тыквы для хэллоуинских фонариков.

Я потеряла эту версию своего отца в ту ночь, когда он стал свидетелем жестокого убийства женщины на стоянке у работы. Он утверждал, будто виноват неведомый монстр с крыльями и закрученными черными рогами, разорвавший ее когтями на части, и что ведьма, выпускающая пламя из кончиков пальцев, отправила его обратно в ад.

После этого он уже не оправился, все больше поддавался галлюцинациям и паранойе, которые ни лекарства, ни врачи не могли вылечить и объяснить. Отец потерял работу, мы лишились квартиры, и, в конце концов, находиться рядом с ним стало небезопасно.

Мы пытались помочь ему, но у нас не было денег, а если нет денег, система таким безнадежным людям не помогает. Так папа и оказался на улице, где и живет с тех пор.

Я провела годы, злясь и притворяясь, будто отца не существует, а затем еще несколько лет, страдая от чувства вины и стараясь поддерживать его — я договаривалась о приемах у врача, на которые папа отказывался приходить, снимала жилье, где он не желал оставаться, покупала одежду, которую он в итоге терял.

Теперь все, что я могу ему подарить, это свое опустошенное от разочарования сердце, дешевую еду и несколько добрых слов, когда встречаю его на улице. У меня есть свои проблемы, с которыми нужно считаться.

— Мне пора идти.

Впереди стелется узкая тропинка, ведущая к кустам рядом с мусорным баком. Если притворюсь, что выбрасываю обертку, то смогу обеспечить себе небольшое преимущество. Пидж и Тони направятся прямиком в мою квартиру, как только обнаружат пропажу, и если я выжду парочку дней, то в конце концов у меня получится проникнуть туда и забрать вещи. Ну, а затем сбежать.

— Приходила твоя мать, — говорит отец, кусая хот-дог. — Она спрашивала о тебе.

Упоминание о ней всегда ранит меня, но сердце быстро ожесточается. Я знаю, что она до сих пор время от времени разыскивает меня.

— Она все еще с ними?

Папа кивает.

Я сжимаю зубы.

— Держись от нее подальше. — Я больше не виню отца за болезнь, которая украла его у нас, но моя мать добровольно предпочла бросить свою дочь ради монстров. Я никогда ей этого не прощу. — Береги себя, хорошо? — Вешаю зонт на изгородь рядом с отцом, чтобы тот хоть как-то его защищал. Все равно без зонта бежать будет легче. — Иди в «Сент-Винсент» и спроси Сэма.

— Сэма?

Иногда папа слушается меня и ищет убежище. Он никогда не задерживается там надолго, но это хоть что-то.

— Ага. Сэма. Скажи ему, что ты друг Ти. Хорошо? Ти. Не Роми. Он не знает Роми. — Ее никто не знает. — Он хороший парень. Не будет пытаться отравить тебя, так что не угрожай ему, ладно? Я должна идти…

Папа резко выбрасывает руку вперед и с удивительной для него силой сжимает мою икру.

— Остерегайся демона с пылающими волосами. Она охотится за тобой, — шипит он, и из его рта вылетают кусочки булочки и мяса.

Дрожь беспокойства пробегает по моему телу. Я привыкла к бреду отца, но он всегда связан с одной и той же фигурой — призрачным чудовищем с черными закрученными рогами. Но это что-то новенькое, и на ум сразу приходит загадочная рыжеволосая женщина в зеленом платье.

— Что ты имеешь в виду под пылающими…

— Какого хрена? — рявкает Тони, чем сильно пугает меня. Я не слышала, как он подошел. — Мы сидим и ждем тебя, а ты болтаешь с этим бездельником, — насмехается он над моим отцом.

Но Эдди не обращает на него внимания, его глаза впиваются в мои, как будто умоляя выслушать. Его хватка напрягается.

— Золотая Лань была здесь. Она знает, кто ты… — Черный ботинок Тони врезается в челюсть моего отца, отбрасывая его назад с тошнотворным треском.

— Что за черт! — Я не думаю дважды, а широко размахиваюсь, и мой кулак встречается прямо с носом Тони. Ощущение хруста костей под костяшками пальцев приносит несказанное удовольствие.

— Ах ты сучка! — Одной рукой он хватает меня за плечо, а другой обхватывает лицо. Кровь стекает возле его рта.

Я пинаю Тони по голеням в попытке освободиться, чтобы проверить отца. Он лежит на холодном мокром тротуаре и стонет. У него точно сломана челюсть.

— Ты делаешь мне больно!

— О, я еще даже не начинал. — Тони сжимает сильнее и тащит меня к бордюру, куда Пидж подогнал внедорожник, чтобы забрать нас. — Только что звонил мой брат. Он хочет, чтобы мы были на месте прямо сейчас, и он не шутит.

Годы скитаний на улице научили меня защищать себя, но ничто не поможет мне вырваться из тисков Тони. Он фунтов на двести больше меня и очень силен. У меня не остается выбора. Я лезу рукой в разрез платья и вытаскиваю из ножен маленький нож, привязанный к бедру.

— Я так, мать твою, не думаю. — Тони двигается удивительно быстро для такого верзилы, к тому же раненого. Он обвивает своей мускулистой рукой мое тело и прижимает меня спиной к своей груди. — По-твоему, я не знаю о твоем маленьком ножичке для масла? Что ты собираешься с ним делать? Хм? — Он сжимает мое запястье своей окровавленной рукой.

Я кричу, когда боль пронзает мою руку, и теряю хватку. Лезвие падает на тротуар, куда я не в силах дотянуться, оставляя меня беззащитной, пока Тони тащит меня к пассажирской двери.

Элтон обходит свою тележку с бейсбольной битой в руке. Обычно он держит биту у себя для защиты.

— Ти? Тебе нужна помощь?

Тони усмехается.

— Возвращайся лучше к своим хот-догам, не то худо будет.

Элтон делает паузу, и пристально смотрит на меня. В его глазах отражается внутренняя борьба, и я знаю, о чем он думает: у него жена и двое детей, к которым он хочет вернуться домой. Однако он не может сидеть сложа руки, пока меня, кричащую и пинающуюся, волокут к машине.

Тони не блефует: он выстрелит в него из глока, что держит под курткой.

Я сдаюсь и качаю головой, прося Элтона не вмешиваться.

— Все будет в порядке.

— Я бы не был так в этом уверен. — Тони пихает меня на заднее сиденье внедорожника и садится рядом со мной, чтобы удержать на месте.

Последнее, что я слышу перед тем, как он захлопывает дверь, это безумный крик моего отца:

— Найди Позолоченную Лань!

2

Оглавление

Из серии: Судьба и пламя

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Судьба гнева и пламени предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Примечания

1

«Французский 75» — алкогольный коктейль на основе джина, шампанского и лимонного сока; классифицируется как газированный коктейль и входит в число официальных коктейлей Международной ассоциации барменов, в категорию «Современная классика».

2

Кустарниковая скульптура — фигурная стрижка деревьев и кустарников.

3

«Да, конечно!» (фр.)

4

Управление по борьбе с наркотиками — агентство в составе Министерства юстиции США, занимающееся борьбой с наркоторговлей.

5

Блюдо британской кухни, представляет собой картофельную запеканку с фаршем.

Смотрите также

а б в г д е ё ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ э ю я