Побег в Тоскану

Кэт Деверо (2023)

Небольшой городок, затерявшийся среди холмов Тосканы, 1944 год. Стелле всего четырнадцать, она самая юная участница местного Сопротивления. О своей деятельности она не рассказывает никому, даже родителям. Вместе со старшим братом Акилле она переправляет сообщения, провизию и оружие партизанам, что скрываются в холмах. С каждым днем угроза над девушкой сгущается, но она дождется окончания войны в 1945-м. Дождется, чтобы исчезнуть. Спустя семьдесят лет в Тоскану приезжает начинающая писательница, сбежавшая от неудачного брака, от шотландской хмари, от самой себя. У Тори давняя связь с Флоренцией — в детстве она часто бывала здесь с бабушкой, и сейчас побег в Тоскану кажется ей избавлением от опостылевшей жизни, но он оказывается не прощанием с прошлым, а началом чего-то совсем нового. Однако прежде ей предстоит разобраться в давней военной истории, в центре которой — юная связная Стелла.

5

Тори

В окно гостиничного номера льется солнце, рисуя на белом покрывале яркую широкую полосу. Я опускаю жалюзи, сбрасываю туфли. Как приятно ступать разгоряченными ногами по прохладным плитам. Надо бы сделать как положено: раздеться, принять душ, лечь в кровать. Но у меня нет сил даже думать об этом, я ложусь в чем есть и жду, когда придет сон.

Но куда там. Едва моя голова касается подушки, как сон разом слетает. Думать я теперь могу только о книге. Что скажет Риченда? А вдруг, если я так и не напишу книгу, мне придется вернуть первую часть аванса? Деньги-то давно потрачены. Не успели пять тысяч фунтов лечь на семейный счет, как в крыше обнаружилась течь, когда течь заделали, ремонта потребовала овчарня, а на то немногое, что осталось, Дункан купил «в дом» винтажные клюшки для гольфа — чтобы брокерам, которые к нам наведывались, было чем восхищаться. Так все деньги и разошлись.

Нет, я в состоянии вернуть аванс. Если придется, можно взять из бабушкиных денег. Но дело в том, что тридцать тысяч фунтов кажутся громадной суммой, и это действительно большие деньги, гораздо больше, чем мне случалось иметь на банковском счете, и в то же время я не знаю, сколько на самом деле стоит жить во Флоренции, — знаю только, что это гораздо дороже, чем я думала. Я не знаю, сколько работы у меня будет в следующем году, не знаю, когда она появится, не знаю, смогу ли я вообще работать. У меня ни пособий, ни сбережений, ни страховки — ничего, что полагается иметь в моем возрасте. Я даже не знаю, сколько у меня останется после развода. А вдруг наследство по шотландским законам принадлежит мне не полностью? Вдруг я нарушаю закон, пытаясь забрать все деньги себе?

Надо было думать обо всем этом до того, как ехать сюда и разбрасываться деньгами на квартиры и юристов. Надо было давать себе отчет, что не бывает побегов без последствий. Боже мой, меня тошнит.

Я пытаюсь прогнать мысли, поторговаться с ними. Какой смысл нарываться на неприятности? Напишу Риченде, когда буду абсолютно уверена, что не вернусь. Может, когда въеду в квартиру. Когда разберусь с видом на жительство. Когда поговорю с адвокатом по бракоразводным делам и узнаю, сколько мне будет стоить этот процесс. Но мысли все не дают мне покоя; наконец я сажусь, достаю из сумки планшет и пишу первое, что пришло в голову.

Здравствуйте, Риченда! Мне очень жаль, но с «Пособием для шотландских леди» дела обстоят не слишком хорошо. Я ушла от Дункана и переехала во Флоренцию, чтобы начать все сначала, так что не знаю, смогу ли сейчас закончить книгу. Простите, пожалуйста. Надеюсь, мы найдем какое-нибудь решение. Т. хxx

Потом я, не раздумывая, нажимаю «отправить», снова ложусь и зажмуриваюсь. До завтра Риченда точно мне не ответит. Скорее уж в понедельник. Или даже во вторник, если у нее, как всегда, длинные выходные. У меня полно времени, успею придумать, что говорить дальше.

Планшет оживает. Трррр-трррр, звенит он, и на экране всплывает уведомление:

Входящий звонок: Риченда Хафтон.

Черт. Я снова сажусь в кровати, включаю лампу и принимаю звонок. Через мгновение на мерцающем экране возникает лицо Риченды. Она у себя в офисе, за спиной стеллаж с книгами в разноцветных мягких обложках. Риченда… да, она выглядит встревоженной. Мне кажется, она чуть ли не подпрыгивает.

— Тори! — кричит Риченда. — О господи, что случилось? Дорогая, на вас просто лица нет!

— Простите, — машинально говорю я.

— За что вы просите прощения?

— За книгу…

— Да к черту книгу! К черту. Что-нибудь придумаем. Скажите лучше, что там у вас с Дунканом? Выкладывайте все как есть. У него роман на стороне?

— Нет.

— Значит, у вас? Не стану вас винить, дорогая, и никто не станет. Молодая женщина, одна в большом доме в каком-то медвежьем углу… Это должно было случиться.

— У меня тоже не было романа на стороне. Ни у кого не было романов. Все совсем не так, просто… просто все пошло наперекосяк. — Я ощущаю, как в душе нарастает отчаяние. — Я пыталась, честно, пыталась, но…

— Ничего больше не говорите. — Риченда взмахивает рукой с зажатой в пальцах сигаретой. — Ни. Единого. Слова. Я вас полностью понимаю.

— Правда? — Я плачу, но на этот раз от облегчения. Кто-то сказал мне доброе слово.

— Конечно, правда, дорогая. Со мной такое тоже бывало. Не нужно извиняться передо мной. Бедная вы, бедная. — Риченда говорит, а я роюсь в сумке в поисках носового платка. — Наверное, вы жили как в аду.

— Да уж. — Я вытираю глаза. Слова льются из меня — сопливые, жалкие. — Мне было так одиноко, в конце концов меня это просто достало, но мне даже сестра не верит… господи, извините. — Губы дрожат, голос дрожит.

— Слушайте. — Риченда затягивается и небрежно выдувает облачко дыма. — То, что с вами произошло, можно пережевывать до бесконечности. Но я была замужем три… нет, четыре раза. Ужасная правда заключается в том, что если брак не задался, надо уходить. Вот и всё. А люди всегда бесятся, когда уходишь от мужа, как будто это их собачье дело, начинают говорить: ай-яй-яй, неужели вы не можете все обсудить и найти решение? А вы не пробовали психотерапию, или свинг, или еще какую-нибудь современную дикость? Потому что они не знают. Они понятия не имеют, что ты и так из кожи вон лезла, они не знают об отвратительных ссорах, не знают, что все это время высасывало из тебя силы. Оно и понятно, ты ведь не трясла грязным бельем на людях. Начнешь рассказывать друзьям и родственникам о своем браке в подробностях — тебя же сочтут занудой. Поэтому их так неприятно поражает, когда твой брак разваливается. Но больше всего людей пугает, что если вашим отношениям пришел конец, то и с их браком может произойти то же самое. Так что если люди занудствуют на твой счет, дорогая, то это больше говорит о них самих.

— Угу. — Я сморкаюсь, безобразно хлюпая.

— Доверяйте себе — вот что я хочу сказать. Вы были несчастны, ничего не могли с этим поделать и потому ушли. Вот и прекрасно. Единственный вопрос — что дальше.

— Книга.

— Да, книга в том числе. Я на этой неделе собираюсь на одну жуткую книжную тусовку и надеюсь, что там будет Тим Суитин, а он довольно приятный парень. Я переговорю с ним с глазу на глаз, неофициально, и посмотрим, что выйдет. Откровенно говоря, Тори, издатели таких вещей терпеть не могут. И я тоже. Когда автор проваливает книгу, плохо всем. Но такое случается, и положение иногда можно спасти.

— Например?

Риченда вздыхает.

— Ну, все зависит от того, что мы можем им предложить. Сколько вы успели написать? Если честно?

— Около шестнадцати тысяч слов. Черновик, но он есть.

— Хорошо. Тогда можно сделать так: книга та же, но короче. Не уверена, что издательство согласится, шестнадцати тысяч слов маловато. Но если согласится, я наверняка сумею выторговать для вас еще немного времени, а вы сделаете из этого объема что-нибудь пригодное. Иначе… ну посмотрим. Мне не хочется задавать этот вопрос, пока рана еще свежа, но… Вы смогли бы написать о том, что с вами сейчас происходит?

— В смысле — во Флоренции?

— Именно. — Риченда давит окурок и закуривает новую сигарету. — Аристократка-бунтарка бросает свою студенческую любовь и начинает новую волнующую жизнь в городе Микеланджело и Медичи. Может получиться вторая «Есть, молиться, любить».

Идея Риченды меня смущает.

— Даже не знаю. Мне кажется, это немного…

— Немного что, дорогая?

— Немного неправильно. Как будто я решила извлечь выгоду из болезненных переживаний.

— Да ведь писатели именно так и поступают. Ну, вы придумаете, какой будет ваша книга — личной или не очень. Это ваша история.

— Но…

— Мы не знаем, согласится ли вообще издательство на наше предложение, — напоминает Риченда. — В том числе потому, что написать новую книгу — это гораздо дольше, чем навести лоск на то, что уже есть. Давайте я поговорю с Тимом, а там видно будет. Хорошо?

— Хорошо.

— А пока обещайте мне кое-что. С вами будут происходить разные вещи, вы будете встречаться с разными людьми и вести с ними разговоры на самые разные темы — всё записывайте. Не напрягайтесь, не пытайтесь что-то сделать из этих записей — пока не нужно. Записывайте всё — и наблюдайте, дорогая, просто наблюдайте. Используйте ваш чудесный дар любопытства, он у вас сохранился, я знаю, хотя этот подонок сделал все, чтобы его вытравить. Обещаете?

Совет кажется мне дельным. Возможно, он поможет мне вернуться к себе.

— Обещаю.

Риченда улыбается.

— Вот и славно. А теперь отправляйтесь покорять удивительную Флоренцию, счастливица! Когда у меня появятся новости, я сразу с вами свяжусь.