Ты меня любишь

Кэролайн Кепнес, 2021

История о романтичном серийном убийце в поисках настоящей любви, легшая в основу сериала «ТЫ» от Netflix. БЕСТСЕЛЛЕР NEW YORK TIMES. ОДНА ИЗ ЛУЧШИХ КНИГ 2021 ГОДА ПО ВЕРСИИ MARIE CLAIRE. Убийца-романтик Джо Голдберг покончил с большими городами. Покончил с их мерзкими жителями, с интригами… и с девушкой, которую любил. Теперь он сливается с природой на уютном острове неподалеку от Сиэтла. Впервые за долгое время Джо может просто дышать. Он устраивается на работу в местную библиотеку… и там встречает ее: Мэри Кей Димарко. Без нее Джо нет жизни. Он станет для нее незаменимым, подставив плечо, на котором можно поплакать, протянув руку помощи. Со временем оба они исцелят свои душевные раны и будут жить долго и счастливо в этом сонном городке… Проблема в том, что у Мэри Кей уже есть жизнь. Она мать. Она друг. Она… занята. Значит, надо ее освободить… Блестящее продолжение мирового бестселлера «Ты» и «Новая ты». Сплав «Над пропастью во ржи» с «Американским психопатом», «Исчезнувшей» и «Мизери». Язык повествования настолько силен и достоверен, что кажется, будто главный герой сам написал эти книги. Компания Netflix экранизировала трилогию в одноименном сериале. «Совершенно уникальный персонаж… и совершенно уникальный автор». – Ричард Осман «Дьявольски, динамично и очень забавно». – Пола Хокинс «Кэролайн Кепнес – бесподобный автор, заставляющий меня, смеясь, снова возвращаться к только что прочитанной странице. Слава богам чтения, что Джо Голдберг вернулся и что он все такой же соблазнительный, опасный и остроумный, как всегда». – Джессика Кнолл «Гипнотически и ПУГАЮЩЕ. Никогда не читал ничего подобного». – Стивен Кинг о романе «Ты» «Фантастически пугающий триллер… Он из тех книг, ради которых ты приостанавливаешь свою жизнь». – Glamour «Умно и пронзительно». – Elle «Блестящая история… В ней „Исчезнувшая“ сплетается со зловещей версией „Девчонок“». – Marie Claire

5

Знаю-знаю. Всего лишь поцелуй. Я лишь едва дотронулся до твоей мураками и даже не лизнул твой лимончик, но все-таки… О боже, Джо. О боже. Что за поцелуй!

Когда рядом правильный человек, ты совершаешь правильные поступки, и я принял разумное решение отпустить тебя домой. Сам же отправился в «Комнату шепота» и послал благословения всем неподходящим женщинам, что были до тебя. Тогда я понял. Разумеется, ты сбежала. Настоящую любовь принять непросто, особенно в нашем возрасте.

Я не заскочил в «Пегас» по дороге на работу (мой сегодняшний кофеин — твой поцелуй), и да, ты оттолкнула меня, однако в этом вся суть зрелой любви, тем более когда в историю вовлечены дети: притянуть, оттолкнуть, притянуть, снова оттолкнуть… Я открываю дверь в библиотеку — притянуть — и не обнаруживаю тебя у стойки, а сегодняшняя «нафталина» явно меня недолюбливает. В день нашего знакомства она спросила, имею ли я отношение к известному ресторатору Голдбергу, и когда я ответил отрицательно, стала воротить от меня нос. «Нафталина» кивнула на кресло Номи.

— Не мог бы ты его передвинуть? У окна слишком холодно.

Я перетаскиваю гребаное кресло к стеллажам, хватаю свой обед — мы с тобой будем есть и говядину, и брокколи — и говорю «нафталине», что скоро вернусь, а та закатывает глаза. Невежа.

— Жаль тебя огорчать, но твоя подружка сказала по телефону, что заболела.

Нет. Нет! «Нафталина» просто издевается.

Ты не больна. Я иду в комнату отдыха; где же ты? Неужели вчера перепила? Наш поцелуй опьянил тебя не хуже текилы? Устремляюсь мимо книг Силверстайна прямиком в твой кабинет — дверь заперта. На чердаке тоже темно. Ты не больна. Ты испугалась.

Я занимаю свой пост в «Художественной литературе». День тянется бесконечно. Я рекомендую недавно овдовевшей бухгалтерше что-то из Стюарта О’Нэна и уговариваю лесбиянку, оказавшуюся в городе случайно на один день, прочесть первую главу «Жертвы моды» Амины Ахтар. Я отлично справляюсь со своей работой, но в твоем присутствии способен на большее. Весь день я не выпускаю из рук телефон, ты мне не пишешь, и я не пишу; впрочем, ты же меня поцеловала, так что, может, теперь очередь за мной, и я пытаюсь подобрать слова.

Привет.

Чересчур банально.

Эй.

Чересчур нахально.

Ты там?

Чересчур напористо.

Я тут.

Чересчур убого.

Ненавижу смартфоны, потому что, будь на дворе начало девяностых, никаких идиотских телефонов не было бы и в помине, а сейчас — ты проболталась Меланде о нашем поцелуе? Она уже промыла тебе мозги? Я выхожу в японский сад. Мог бы отработать смену потом — я всего лишь волонтер — и сейчас стоять под твоими окнами, как Джон Кьюсак^[10] перед расставанием, но я не могу так поступить, потому что в этом году школу заканчивает Номи, а не ты. И я бездействую. Не стою под окнами и не краду телефон, больше нет. Проверяю твой «Инстаграм» — ничего; проверяю «Инстаграм» Сурикаты — о тебе ничего, только фотография Клиболда. Я мог бы отправить тебе кадр из «Истории любви», однако не хочу выглядеть придурком в твоих глазах. И прилипалой.

Мне нужно поговорить с тобой прямо сейчас: чем дольше мы порознь, тем больше наш поцелуй кажется лишь пятнышком на лобовом стекле, которое легко стереть салфеткой; и я хочу знать, почему ты прячешься.

В конце бесконечной смены я прокрадываюсь обратно в комнату отдыха и гадаю, не перестарался ли с языком во время поцелуя, — и вдруг дверь открывается. Это ты. У тебя опухшие глаза, но ты натянуто улыбаешься.

— Привет.

— Привет, — отзываюсь я. — Ты пришла.

Может, обнимешь? Нет, ты меня не обнимаешь. На тебе выцветший зеленый свитер, улыбка сползла с твоего лица. Ты грызешь губу — явно не выспалась — и говоришь, что просто заскочила забрать кое-какие вещи. Ты сидишь напротив, и мы будто два «нафталина», сравнивающих результаты своих анализов крови, будто ты не впивалась мне в язык несколько часов назад. Я склоняюсь над столом, чтобы приблизиться, а ты отшатываешься. Холод. Если не хуже.

— Слушай, меньше всего я хочу, чтобы ты испытывала неловкость, — произношу я.

— Знаю, — отвечаешь ты. — Взаимно.

Я молчу. Ты молчишь. Ты так много рассказала мне вчера, но у меня возникает тошнотворное чувство, что ты рассказала не все, а только часть истории. Ты смотришь на меня, словно подготавливая к какой-то новости. Плохой новости. Худшей в мире новости.

И вот они. Предательские слова.

— Джо… мы не можем. Ты ведь никому не сказал?

— Конечно нет, Мэри Кей. Ты же знаешь, я бы никогда так не поступил…

Слишком явное облегчение на твоем лице.

— Это хорошо… Если здесь кто-то узнает, если кто-то расскажет Номи…

— Мэри Кей, взгляни на меня. — Ты поднимаешь на меня глаза. — Мой рот на гребаном стальном замке. Даю слово.

Ты немного успокаиваешься, хотя еще изредка вздрагиваешь и оглядываешься, как перепуганный узник Распятого острова^[11]. Ты велишь не перебивать тебя. Говоришь, что прошлой ночью выпила лишнего и совершила ошибку (нет) и что не могла мыслить ясно (очень даже могла), а я возражаю, что все было идеально.

— Я уж точно не идеальна.

Мои слова звучат лживо, я и сам знаю, что ты не идеальна. Я тоже не идеален, только говорить, что вместе мы идеальны, слишком тупо и банально.

Ты поджимаешь губы, еще опухшие после нашего поцелуя. Моего поцелуя.

— Давай просто вернемся к обычной жизни? Ну, знаешь… как раньше.

Я киваю, словно дрессированный тюлень, которому не выжить в дикой природе и остается лишь послушно кивать.

— Ты абсолютно права, — соглашаюсь я. — Нам ведь некуда спешить. Можем двигаться постепенно. Я тоже не хочу торопиться.

Это откровенное вранье, и ты начинаешь кудахтать:

— В том-то и дело, Джо. Ничего нет, и не будет. У меня дочь.

— Я знаю.

— Я не могу заявляться домой пьяной среди ночи. Она должна быть на первом месте.

— Разумеется, Номи всегда на первом месте. Я знаю.

Ты закрываешь лицо руками и говоришь, что сейчас не готова к эмоциональной привязанности, а мне хочется взять кувалду и разнести к чертям лобовое стекло, потому что наш поцелуй ты притянула за уши к дочери. Ты отнимаешь руки от лица.

— Она в выпускном классе, Джо, и я не хочу пропустить ни единой минуты… — Тогда не просиживай две ночи в неделю за барной стойкой вместе с Меландой. — Я ей нужна. У нее не так уж много друзей. — Ты вырастила самостоятельную дочь, которая любит читать. Ну и что с того, если она нуждается в общении с людьми меньше, чем ты? Я в ее возрасте был таким же. — Ты думаешь, она уже взрослая, одной ногой в колледже… Но время летит незаметно, уже почти День благодарения, и через несколько месяцев она уедет. И я не могу что-то кардинально менять в своей жизни, когда перемены и так уже на пороге. — Ха! Как будто я требую разрешения на следующей неделе нарезать для всех нас индейку на праздничном столе. Ты ошибаешься, сильно ошибаешься, и ты вздыхаешь. — Понимаешь меня?

— Конечно, Мэри Кей. Ты права, не будем спешить. Отложим до лучших времен.

Ты улыбаешься.

— У меня гора упала с плеч! Спасибо, Джо.

Ты выигрываешь, потому что организовала мне боксерский поединок — против Номи, — и я не смог нанести ни одного удара. И все же ты пришла и стала оправдываться, потому что я тебе небезразличен и ты хочешь, чтобы я ел твою куриную грудку и трогал твою мураками. Да, твоя речь звучала фальшиво, Мэри Кей, ведь в глубине души ты знаешь, что уже принадлежишь мне.

Наши стулья поскрипывают, когда мы встаем, и ты понуро опускаешь взгляд.

— Ты меня ненавидишь?

Ох, ну ты же выше этого… Ты не задаешь глупых вопросов. Но я даю тебе глупый ответ, который ты сейчас заслужила.

— Конечно нет. Ты же сама знаешь.

Затем ты закусываешь губу и произносишь худшее слово из всех существующих:

— Друзья?

Ты не сможешь втиснуть меня между Шеймусом и Меландой, Мэри Кей, и мы не друзья. Ты хочешь меня трахнуть. Однако я жму твою руку и, подыгрывая тебе, как во второсортном сериале, повторяю слово, которое к нам неприменимо:

— Друзья.

Примечания

10

Джон Кьюсак (р. 1966) — американский актер, сыгравший главную роль в фильме «Скажи что-нибудь» (1989 г.). Его герой влюбляется в свою одноклассницу, которая после выпуска из школы планирует учиться за рубежом.

11

«Распятый остров» — роман-антиутопия американского журналиста Конде Бенуа Паллена, опубликованный в 1920 г.