Улыбнись, любимая!

Кучкар Наркабил, 2022

Книга известного узбекского писателя и драматурга Кучкара Наркабила вызовет огромный интерес у читателей. Его произведения известны не только в Узбекистане, но и в России, странах Европы. Книга автора «Хочу увидеть твои глаза», изданная в прошлом году нашим издательством, тепло принята литературной общественностью. Писатель удостоен высокой награды – ордена Святой Анны. Эксперты назвали его «узбекским Шукшиным». Автор глубоко понимает человеческую душу и обладает уникальным талантом раскрытия сути, натуры героев. Произведения писателя отличают неожиданные, совершенно непредсказуемые решения, они читаются легко, с интересом и несут высокие идеи: «Земной шар – наш всеобщий дом. И люди в этом доме не чужие друг другу. А любовь не имеет национальности. Этот мир берет свет от любви и наполняет его этим светом, и все войны бессильны перед любовью. Любовь придает человеку неограниченные силы…»

© Наркабил, Кучкар, 2022

© Интернациональный Союз писателей, 2022

Бумажник

— Вы читали рассказ Чехова «Бумажник»?

— Читал, а что? — откликнулся с дивана Олим-абзи.

— На Востоке есть точно такая же притча.

— Хотите сказать, что Чехов позаимствовал ее?

Олим-абзи поправил подушку и молча уставился в потолок.

— Нет. Не думаю.

— Молодец. Во многих рассказах Чехов повествует о том, что часто случается с людьми в жизни, о щепетильных ситуациях, и всегда это находит отклик в душе читателя. И никто этого не в силах объяснить. Ни критик, ни сам писатель. Сила Чехова именно в этом. И вы, читая его произведения, ощущаете это особое чувство и припоминаете, что с вами случалось то же самое, Чехов помогает вам понять самого себя. Сила его в этом, и дано это не каждому. Его рассказы — это нечто, — абзи, лежа на диване, раскидывает руки.

Абзи — человек, который старается основательно изучить мировую литературу. Не могу не признать этого.

— Вы читали его одноактную пьесу «Ночь перед судом»? — спрашиваю его ни с того ни с сего.

— А что?

Не читал! Попался! Настало время проучить Олимбая, который вот уже неделю морочит мне голову, поучает, объясняет, как понимать Чехова. (Мне хорошо известно, что названная пьеса не включена в сборники, опубликованные ранее, что о ней не рассказывается в учебниках, она не входит в вузовскую программу, что ее упустили даже заядлые поклонники творчества писателя, она не переведена на узбекский язык.)

Абзи поднялся, сел и пристально посмотрел на меня.

— Итак… я хотел бы знать ваше мнение.

Абзи погрустнел… Я ждал, что он скажет сейчас: «Э-ей, разве у него есть такое произведение?» Я, победоносно улыбнувшись, поднялся с кресла, открыл холодильник и взял минералку. Он продолжал пристально смотреть на меня:

— Хотите? Холодненькая…

Абзи достал из кармана сигарету и вышел на балкон. (Он много курит.) Затянулся. Мне стало немного не по себе. Когда он вернулся в комнату и сел на диван, я добил его:

— Вообще-то Чехов вместо маленькой пьесы мог бы написать об этом рассказ. Действительно, это готовый рассказ, а не пьеса. Не понимаю, может, ему было лень писать рассказ и он использовал в пьесе готовый сюжет.

Олим-абзи разразился громким хохотом и покачал головой.

— Подождите, дорогой. Подождите! — он опять развел руки. — Во-первых, обратите внимание на сюжет этого произведения. Ему не нужны никакие переживания, тем более комментарии. Ненужные комментарии — как кусок в горле. Во-вторых, писатель тонко чувствует, что действительность становится более действенной, когда представлена в действии. Потому что это Чехов! Чехов — писатель, который мог грести в обеих лодках: и в прозе, и в драме. В-третьих, пьеса не одноактная.

Я провалился с треском. Смотрю на Олима-абзи с удивлением. Одним глотком опустошаю бутылку с минеральной водой.

— Он же сам писал, что одноактная, — абзи улыбается. Устраивается поудобнее на диване.

— Ну и что? У меня к вам вопрос.

— Давайте.

— Где в этом произведении завязка?

— Эпизод, когда в комнату мошенника входит соседка и этот негодяй представляется доктором.

— Правильно. А когда наступает развязка?

— На суде, который состоялся на следующий день.

— Все. Все ясно. Значит, пьеса состоит из двух актов. Чехов оставил развязку на волю зрителя, списывая ситуацию на суде. А режиссер, который не понимает этого, ставит одноактную пьесу. Вот и все… Теперь спать. Завтра поговорим. Послезавтра пойдем на рынок. Купим Любе шубу.

Сметливый человек владеет миром. Я еще раз признаю разумность моего соседа по комнате. Нет, он не просто на читанный, он из тех, о ком говорят: «В тихом омуте черти водятся».

Мне долго не удается заснуть. Абзи же уже вовсю храпит. Ну ты и хитрый, татарин! Наверное, его спектакли очень крутые. Даст бог, поеду в Казань — обязательно посмотрю его спектакли…

…Проснулся рано.

— Олим-абзи, вставайте. Рассвело. Все уже проснулись. Даже младенцы. Что вы так много спите?

— Пускай младенцы и просыпаются. У них есть родители. А я — сирота. Сироту сколько ни корми, он все голоден, — он отворачивается к стене и, накрыв голову одеялом, продолжает спать.

Я стягиваю с него одеяло, сбрасываю его на пол. Он нехотя поднимается.

Умывшись, роется в чемодане. Достав что-то, кладет на стол, потом опять в чемодан. Я не выдерживаю. Хочется побыстрее выйти на улицу, подняться по крутому склону в гору. Надеваю спортивку, открываю дверь.

— Подождите три минуты за дверью. Я быстро выйду. Да, кстати, завтра спозаранок поедем на рынок? Купить Любе шубу, не забыли? — говорит абзи.

— Помню, помню, — тороплюсь я в коридор.

Небо хмурое. Всё в каком-то напряжении. В тишине раннего звенящего утра ощущается дрожь высоких гор, окруженных дымкой облаков. Я ждал абзи у ворот санатория, окруженного скалами, будто охраняющими наше спокойствие, подумывая, что такая погода вряд ли воодушевит абзи на прогулку. Так и получилось.

— Ну что, сынок? Что-то сегодня погода невеселая, я вам скажу. Или вам хочется искупаться под дождем? — недовольно бурчал абзи.

— Ничего, абзи, давайте побегаем…

Мы стали подниматься по крутой дорожке, посыпанной красным гравием и обсаженной с обеих сторон высоченными стройными соснами.

Бежим, абзи задыхается.

— Любе купим шубу. Завтра пойдете со мной на рынок?

— Пойду. Не разговаривайте. Трудно дышать.

— Шуба, небось, дорого стоит?

–…

Абзи отстал. Я подзываю его, киваю головой. Где там… У абзи нет желания. Я, топчась на месте, жду, пока он догонит меня. Абзи резко останавливается, опирается ладонями на колени.

— Вы бегите. Я здесь подожду. И за меня побегайте! — еле слышно говорит он.

Климат в Кисловодске такой, что, когда адаптируешься, начинаешь дышать всем телом, воздух будто поднимает тебя, не устаешь, готов подняться не только в горы, но даже в небо. Кто это понимает, не остановится на полпути, подобно моему абзи, не запыхается, поднимаясь по горной тропинке: вон сколько людей поднимается и спускается.

Я взял эту высоту. Здесь каждый занимается по-своему. Кажется, что этих людей с разных уголков земного шара, разных национальностей объединяет одна-единственная цель — бодро встретить утро в горах. Все дружелюбны, улыбаются друг другу. Все желают другим доброго утра, встречая рассвет с добрыми помыслами. Для меня это очень приятно, великое удовольствие. Наверное, и для других тоже.

Чистейший, веселый горный ветерок, очистив наши легкие, уступил место дождю. Дождь сначала накрапывал. Я начал спускаться по горной тропинке в санаторий. На спуске ноги сами несут, не устаешь. Дождь усилился. Небо будто вздрогнуло, прогремел гром, засверкала молния. Олима-абзи, который отстал на полпути, не видно. Давно смылся, наверное. Небось, спит, свернувшись калачиком. Вот это да, дождь льет как из ведра. Легкая спортивка на мне вымокла до ниточки. Все: и те, кто поднимался в горы, и те, кто спускался, — укрылись под хвойными деревьями. Не знаю, почему, но прогулка под дождем мне понравилась и развеселила меня. Еще в детстве я не мог сидеть дома, когда шел дождь. Выбегал на улицу. Как знать, может, я родился в дождь? Ведь я родился в начале весны, пятого марта. Я весь намок. Смотреть на меня было одно удовольствие. Под проливным дождем, грохочущим веселым небом, как одинокий безумец, я несся по тропинке. Нет, оказывается, на тропинке я не один. Во-он идет миловидная статная женщина под голубым зонтом, одетая в белую прозрачную блузу и шорты, в белых кроссовках на белоснежных красивых ножках. Она легко поднимается навстречу мне по крутой горной дорожке. Будто белая роза под голубым небом.

— Доброе утро, девушка, — тяжело дыша, приветствую ее.

Женщина под зонтом с улыбкой кивает, на белом лице появляется милая улыбка, золотые локоны, спускающиеся до плеч, волнуются на ветру. Эх, друзья, слова бессильны, чтобы описать красоту этого божьего создания, источающего прелесть женского обаяния. Я чуть не сорвался с обрыва, стараясь рассмотреть это чудо природы. Красота имеет огромную силу и мощь и, естественно, естественно, требует жертв. Раз так, иди себе, не оборачиваясь, знай свое место…

За поворотом, ступив на более крутую тропу, я увидел возле образовавшейся лужи фиолетовый бумажник. Кожаный бумажник был мокрым, молния на нем была застегнута. Открыв ее, я увидел в бумажнике пачку пятитысячных купюр — пятьдесят тысяч. В голове промелкнула мысль: «Беги на рынок, тоже купишь шубу для жены». И вдруг как обухом по голове: «Это не твои деньги, у них есть хозяин…» Показалось, что там, наверху, кто-то следит за мной. Я подумал: «Хозяйка этих денег — та женщина». Я побежал следом за ней. Эх-хей, она оказалась за вторым поворотом. Побежал быстрее. Вот зараза, никак не дается эта дорога, непросто бежать вверх. Тем более что дождь и не думает прекращаться. Зло бьет прямо по лицу, застилает глаза. Ноги не несут, запыхался уже, поскользнувшись, упал. А женщина, не меняя темпа, не очень торопясь, не оглядываясь, идет по тропе. Между нами каких-то тридцать шагов.

— Девушка, э-эй… Остановитесь, ну остановитесь же!

Она меня услышала, но даже не повернула голову. Я разозлился, подбежал к ней.

— Девушка, на минутку остановитесь!.. (Еле удержался, чтоб не сказать: «Вы глухая, уши заложило?!»)

Женщина остановилась, посмотрела на меня с удивлением и некоторым осуждением. На лице отразилось недовольство.

— Чего вы хотите от меня? — сердито спросила она.

— Ничего не хочу. Вот, держите. Уронили.

Женщина растерянно смотрела на бумажник. Взяв зонтик в левую руку, поковырялась в обоих карманах шорт.

— Да-да, мой. Мой, — голос у нее дрожал.

— Вот, возьмите раз ваш, — сказал я.

Женщина уверенно взяла бумажник из моих рук, открыла, посмотрела на содержимое. Взглянув на меня, покраснела. Грустно улыбнулась. Затем раскрыла свой зонт надо мной, с сожалением глядя на мой жалкий вид.

— Спасибо вам, — сказала она дрогнувшим голосом.

— Догоняя вас, упал, — стесняясь своего вида, сказал я. Женщина протянула мне зонт. Теперь мы шли под о ним «небом», укрывшим нас от дождя. Дрожащими руками она достала из бумажника три пятитысячные купюры и протянула мне.

— Возьмите! Я хочу, чтоб вы их взяли.

Мне стало не по себе. Я почувствовал себя глубоко оскорбленным, в то же время понимая, что она просто хочет отблагодарить меня.

— Э-е-ей, оставьте. Мне не нужны ваши деньги. Если бы они были нужны, я бы отправился в санаторий, как только нашел бумажник, — сказал я.

Женщина рассмеялась.

— Вы в каком санатории отдыхаете?

— В «Крепости».

— А я — в «Розе ветров». Сегодня после полудня уезжаю домой. Несмотря на дождь, захотелось еще раз прогуляться.

Было приятно беседовать под одним «небом», однако я чувствовал, что долго оставаться с ней не могу, потому что мог разрушиться образ «героя», только что вернувшего женщине деньги. И еще. Все существо, весь вид женщины говорили о том, что ее внешняя неземная красота гармонирует с ее богатым внутренним миром. Видно было, что она образованна, грамотна и умна. Ибо, по словам моего соседа по комнате Олима-абзи, настоящий писатель кроме двух своих глаз обладает тысячами глаз внутренних, душевных (ну и абзи…). Я, правда, не знаю, обладаю ли этими внутренними глазами. Для меня было очевидно, какая это женщина.

— Ладно, я пойду.

— Еще раз благодарю вас, хороший человек, — сказала женщина и достала из кармана визитку. — Вот мои координаты. Если будете в Москве, обязательно звоните. Если хотите, можете написать. У меня есть электронная почта.

…Войдя во двор санатория, я обратил внимание на полного мужчину, удивленно наблюдавшего за мной, безумцем, гулявшим под таким ливнем. Я радостно помахал ему рукой. Он резко закрыл окно. Наверное, подумал, что я действительно чудак. Меня это здорово позабавило.

Полуобнаженный абзи, лежа, читал газету. Увидев меня, он поднялся. Посмотрел в лицо. Я улыбался, не в силах скрыть непонятную радость.

— Охо… ну и ну. Ну и вид у вас, дружище! А еще и смеетесь… А ну-ка давайте быстро раздевайтесь! Наденьте сухую одежду…

— Абзи, рассказать вам интересную историю? — спрашиваю я, прислонившись к шкафу.

— Ничего не рассказывайте! Немного полежите укрывшись. Потом позавтракаем.

Я наслаждаюсь теплом мягкой постели. Абзи протягивает чашку чая с лимоном.

— Абзи, я не пойду в столовую. И ни на какие процедуры не пойду. Хочу до обеда хорошенько поспать.

— Было бы отлично, — вырвалось у абзи, немного уставшего от моих дискуссий.

В обеденное время абзи опять напомнил:

— Завтра пойдем на рынок. Купим Любе шубу.

— Пойдем, абзи, пойдем. Купим, конечно, купим.

После обеда Олим-абзи пошел в номер, а я отправился в магазин, расположенный рядом с санаторием. Хотел купить кое-что. Через некоторое время вернулся.

Абзи, устроившись на полу, устланном ковром, рылся в своем чемодане. Он выглядел расстроенным. Одежда была разбросана по полу. Он что-то доставал из чемодана, опять клал в чемодан. Руки его дрожали, выглядел он озабоченным.

— Нет, не могу найти!

— Чего не можете найти?

— Бумажник. Нет бумажника. Утром брал в руки. Затем положил вот на этот стол. Потом опять взял. Не помню, потом брал с собой, когда пошел с вами на прогулку, или нет.

Я вздрагиваю.

— Какой бумажник? Какой он был? — еле выговариваю я.

— Просто бумажник. Обычный. Там были деньги. Болотного, нет, сиреневого цвета.

Я раздавлен. Он встает, садится в кресло. Бросает на меня многозначительный взгляд.

— Почему вы побледнели?

— Я… я знаю… бумажник… — путаясь, говорю я.

Абзи резко встает, смотрит удивленно. Я достаю из ящика стола визитку. Собрав все силы, выбегаю на улицу.

Запыхавшись, еле добираюсь до санатория «Роза ветров», расположенного на другой стороне улицы. Протягиваю визитку женщине на ресепшене.

— Мне нужна эта женщина. Да, нужна Ольга Ивановна. В какой комнате она живет?

— Она уехала. В аэропорт. Комнату сдала. Друзья увезли.

— Когда уехала? Почему уехала? — кричу я.

Женщина на ресепшене злится.

— Только что уехала. У нее закончился курс лечения. Вот и уехала!

Мгновенно обессилев, бреду к выходу. Выхожу на большую дорогу. Останавливаю такси, еду в аэропорт.

«Да, она же говорила, что сегодня уезжает…» Прошу водителя ехать быстрее, умоляю, угрожаю. Раз за разом набираю номер телефона, указанный в визитке. Выключен. Прошу бога помочь найти эту проклятую женщину, Ольгу.

Такси останавливается на автопарковке аэропорта. Машин не счесть! Выйдя из машины, озираюсь, бегу к зданию аэропорта. На контроле меня не пропускают. Тысяча чертей, забыл взять паспорт. Не могу стоять на месте, как угорелый смотрю по сторонам. Готов заплакать от обиды. В этот момент в окружении двух амбалов появляется она, Ольга, та самая, красивая, с обалденной фигурой, которую я повстречал утром. Она идет со стороны парковки прямо в мою сторону. Я, в полуобморочном состоянии, иду навстречу ей. Она, увидев меня, улыбается. Стараюсь взять себя в руки.

— Бумажник… тот бумажник, — говорю все еще улыбающейся Ольге.

Улыбка моментально исчезла с лица Ольги. Губы задрожали, резко отвернувшись, она уходит. Один из двух амбалов, тот, что с бородой, загораживает мне дорогу.

— Ольга — наша гостья. Что у тебя к ней? — говорит он грубо, со своеобразным кавказским акцентом.

— Ничего, — я подавлен.

Ольга уехала. Бумажник абзи тоже уехал. Разбитый, я возращаюсь на место парковки.

— Ну как? — спрашивает водитель такси, который меня привез.

— Все хорошо, — отвечаю.

— Возвращаемся обратно? — водитель включает скорость.

— Теперь можете не спешить. Некуда торопиться. И зачем теперь торопиться?

Покачиваясь, вхожу во двор санатория. Утренний полный дядя теперь сам машет мне. Я прикинулся, что не увидел. Не решаюсь войти в комнату, долго стою перед дверью. Из комнаты слышен голос абзи — он тихо напевает какую-то грустную татарскую песню. Погруженный в печальные думы, открываю дверь. Абзи сразу смолк.

— Где ходите?

Не могу смотреть ему в глаза.

— Простите. Ваш бумажник пропал, — едва слышно произношу я.

— Куда пропал? Я его нашел. Он был за диваном, негодник…

Я чуть не упал. Абзи поддержал. Потрогал мой лоб.

— Ух… да у вас температура. Ну-ка идемте, — он меня довел до кровати. — Отдохните немного.

Я укрылся одеялом, еле сдерживая себя, чтобы не зарыдать. Через какое-то время почувствовал облегчение. Затем уснул.

…На следующий день мы пошли на рынок. Купили шубу жене абзи, Любе.

Р. S.

Я ничего не рассказал Олиму-абзи про вчерашнюю историю: ни про бумажник, ни про Ольгу. Вернувшись с рынка, за один присест написал этот рассказ. Даст бог, после возвращения в Ташкент переведу его на русский язык… Потом отправлю его Ольге, руководителю адвокатского бюро «Фемида» Ольге Ивановне…