Три секунды до

Ксения Ладунка, 2023

Белинде восемнадцать, и она влюблена в лучшего друга своего отца. Он – взрослый мужчина, мировая звезда и человек, в чьем шкафу немало скелетов. Она – девушка со сложным прошлым и кучей проблем, которая просто хочет, чтобы ее любили. Они совершили ошибку, запустившую целую цепочку событий. Есть лишь несколько секунд, чтобы принять правильное решение – и не разрушить жизни друг друга…

5

Копы ставят наши вещи на стол и велят встать напротив них.

— Сейчас мы откроем ваши сумки и достанем все вещи у вас на глазах, — говорит женщина в форме и руками в перчатках со знанием дела принимается за рюкзак.

Меня все еще кроет. Лица людей, их одежда и надписи на ней расплываются.

— Это ваша одежда, сэр? Вся? — спрашивает полицейская у Скиффа.

Он кивает.

— У вас есть документы на пистолет, что был при вас?

— Нет, — мямлит он.

Дальше она достает пакет размером с мою руку с белым блестящим порошком. Я шокированно открываю рот. Не могу выдавить ни слова.

— Что это? — спрашивает она.

— Я не знаю, — шепчет Скифф.

— Вы сказали, это ваши вещи. Откуда здесь этот пакет?

— Не знаю, наверное… наверное, кто-то положил… — Скифф сглатывает.

— Кто-то положил это вам в сумку? — уточняет она.

— Н-наверное…

— Поскольку этот пакет найден при вас, мы на ваших глазах должны провести экспресс-анализ с помощью химического реагента. Если появится лиловый цвет, это наркотик.

Полицейская достает из кармана упаковку со смоченными ватными палочками. Берет одну из них и касается вещества внутри. Цвет сиюминутно становится лиловым.

— Наркотик. Сэр, вы арестованы.

Скиффа пристегивают к решетке, которая служит одной из стен этого помещения. Следующая на очереди я. Копы забрали у нас документы, и сейчас женщина разглядывает мои водительские права, сравнивая с лицом. Потом лезет в сумку и выкладывает вещи одну за другой. В самом конце из бокового кармана она достает два билета на Янгблада и маленькую голубую коробочку с бантиком. Мои подарки со дня рождения. До сих пор в сумке. Я смотрю на копа, она вытаскивает пакетик с порошком и показывает мне. Потом вглядывается в мои глаза. Ее лицо расплывается — нос, губы, глаза ходят по кругу.

Дальше все размыто. Нас отводят в следующую комнату, еще раз обыскивают. Делают фотографии с номерами в профиль и анфас, берут кровь. На этом моменте в глазах темнеет, и я теряю сознание.

* * *

Прихожу в себя уже в камере. Внутри темно, никаких окон, лишь одно маленькое и узкое окошко в двери. Холодно. Голова кружится. Тело постепенно отходит, трясется; начинает накатывать страх. В камере я одна. Мне страшно, очень-очень страшно. Я не понимаю, что делать, как я умудрилась влипнуть в такое дерьмо и что теперь будет с моей жизнью.

Спустя время ко мне в камеру заходят.

— Шнайдер, тебе пять минут на звонок, — с этими словами полицейский дает мой мобильный и закрывает дверь.

Руки дрожат, дыхание сбивается, я судорожно ищу номер отца в вызовах. Набираю его, жду ответа. В трубке звучат гудки, один за другим. Он не берет, и вызов сбрасывается.

— Давай, пап, ну пожалуйста, ответь, прошу тебя! — умоляю я и набираю снова. Ничего.

— Черт, черт, черт, что б тебя… — закрываю глаза рукой.

Я теряю драгоценное время и ничего не получаю в ответ. Пару секунд проходит в кромешном ужасе, прежде чем я нахожу номер Тома в телефонной книге, а вместе с ним и хоть какую-то надежду. Я тут же набираю его.

— Алло? Белинда?

— Господи… спасибо… — всхлипываю я в ответ.

— Что-то случилось? — обеспокоенно спрашивает он.

— Да, боже… Том, пожалуйста, помоги, я в полиции, у меня нашли наркотики, я не дозвонилась отцу и не знаю, что делать, у меня пять минут, — на одном дыхании выпаливаю я. — Пожалуйста, позвони ему, мне очень нужна помощь, я понятия не имею, что делать… Том?

Он молчит пару секунд, потом говорит:

— Успокойся. Все будет хорошо. Мы тебя вытащим. Не разговаривай с копами, ничего им не говори, поняла? Белинда, ты поняла?

— Да, да, я поняла.

— Я пришлю тебе адвоката, говорить будет он. Если будет допрос, молчи, понятно? Как бы на тебя ни давили, ничего не говори. Я постараюсь все сделать как можно скорее. В каком участке ты находишься?

— Я не знаю…

— Ты имеешь право узнать. Спроси прямо сейчас.

Я стучу в дверь, спрашиваю, а потом передаю Тому.

— Я свяжусь с Биллом. Все будет хорошо, слышишь?

— Да, слышу…

— Шнайдер, время, — говорит офицер.

— Все, пока, — бросаю трубку и возвращаю телефон полицейскому. Он закрывает меня, и я снова остаюсь наедине со страхом в тишине и темноте.

Время в камере течет невозможно медленно и мучительно. Вокруг только серые стены и унитаз с раковиной. Кровать — большой выступ в стене с тоненьким матрасом сверху. Я хожу по помещению туда-сюда, сердце стучит до боли быстро. Ладони потеют и замерзают, я согреваю их собственным дыханием. Потом сижу на кровати какое-то время и повторяю этот ритуал снова.

Когда дверь камеры открывается, я вздрагиваю. На пороге появляется темноволосая взрослая женщина в костюме. Она представляется адвокатом и называет свое имя, которое я сразу же забываю. Она говорит:

— Мисс Шнайдер, времени на долгий разговор у нас нет, так что вы должны четко и быстро рассказать мне всю правду о том, что произошло.

Я рассказываю ей историю с того момента, как Алиса вручила мне подарок на дне рождения, и вплоть до того, как его обнаружили у меня в рюкзаке. Она внимательно слушает, а потом спрашивает:

— Как давно вы употребляете наркотики?

— Месяца… — я опускаю взгляд, — четыре, наверное. Я не помню.

— Девушка, что вручила вам наркотик, — ваш наркодилер?

— Эм… да, наверное, так можно сказать.

— Как она выглядит?

Я описываю Алису, после чего следуют еще несколько вопросов о ней: где она живет, сколько ей лет и много-много о том, чего я не знаю. В конце адвокат говорит:

— Полиция еще не завела на вас уголовное дело, и я сделаю все возможное, чтобы этого не случилось. Есть вероятность, что получится решить этот вопрос иначе. Если нет, будем добиваться оправдательного приговора. В вашем случае это вполне реально.

Я сглатываю, ничего не могу ответить. Оправдательный приговор. В моей голове оправдательные приговоры касаются убийц, насильников и мошенников, а я ведь ничего не сделала…

Наша встреча заканчивается. От всего услышанного мутит и кружится голова. Я настолько устала и ослабла, что как только оказываюсь на твердой тюремной кровати, то сразу проваливаюсь в небытие.

Просыпаюсь словно после страшного кошмара, будто не спала вообще. Сколько времени прошло, не знаю. По ощущениям — целая ночь. Произошедшее воспринимается словно что-то нереальное, просто выдумка. Только чувство омерзения к себе и миру дают понять, что все взаправду. Почти сразу в камеру заходит офицер и застегивает на мне наручники.

— На выход, — командует он, — за мной.

Я повинуюсь, плетусь следом в ужасе от предстоящей неизвестности. Он заводит меня в комнату для допроса, где находится только стул с двумя стульями, лампа и затемненное окно. Офицер сажает меня напротив и кладет стопку бумаг на стол.

— Простите, мой адвокат… Я не буду говорить без нее, — испуганно мямлю я.

— Тебе не понадобится адвокат.

Я замолкаю. Что это значит? Полицейский молчит, к моим глазам уже подступают слезы. Офицер представляется и начинает:

— Белинда, ты понимаешь, что нарушила закон штата Калифорния о наркотических веществах, их приобретении, хранении, перевозке, распространении, изготовлении и переработке?

Сердце переворачивается от его слов. Он повторяет:

— Белинда, отвечай. Ты понимаешь, что нарушила закон?

— Понимаю, — тихо говорю.

— Ты знаешь, что твои противоправные действия наказываются лишением свободы на срок от трех лет?

Я сглатываю.

— Нет, не знаю…

— Приговор по таким делам выносится по принципу прецедента, исходя из существующих решений подобных дел. В твоем случае это семь лет, для твоего друга — двенадцать.

Я чувствую леденящий ужас, охватывающий тело. Руки начинают неметь, щеки пылают.

— Наркотики — это не развлечение, Белинда. Наркотики в твоей сумочке — это не легкий сиюминутный кайф, а преступление против страны и государства. Ты это понимаешь?

Я киваю.

— На тебе как на гражданке Америки лежит моральная и правовая ответственность перед обществом. Твоя противоправная деятельность должна повлечь за собой наказание, ты согласна?

Оцепенев, я выдавливаю из себя:

— Согласна…

— Ты понимаешь, какие тебя ждут последствия?

— Понимаю…

— Какие?

— Тюрьма.

— Верно.

Я смотрю куда угодно, только не на полицейского. В голове шум, меня лихорадит.

— Вставай, — говорит он мне и под руку выводит наружу.

Офицер тянет меня по коридору, мы заходим в комнату с камерами хранения. В одной из них оказываются мои вещи: все, что было при мне и что у меня забрали — портфель, телефон и удостоверение. Полицейский расстегивает на мне наручники и вручает вещи.

— В этот раз ты отделалась легким, подчеркиваю — легким — испугом, Белинда. В следующий раз тебе так не повезет. Я надеюсь, ты все поняла. На выходе распишешься за получение вещей.

Я стою, словно парализованная, прижимаю к себе рюкзак и часто дышу. На негнущихся ногах выхожу наружу и иду по указанному шерифом направлению. В ушах звенит. Попадаю в большой светлый вестибюль; глаза, отвыкшие за сутки от дневного света, пронзает боль.

— Белинда! — слышу знакомый голос. Сбоку ко мне подбегает Том, а следом его охранник. Адвокат тоже оказывается рядом.

— С тобой все хорошо? Тебя не трогали? — спрашивает Том.

— Все хорошо. Мне надо сесть.

Я опускаюсь на лавку у стены и утыкаюсь лицом в ладони, пытаясь справиться с диким желанием блевануть.

— Точно все нормально? — опять спрашивает он.

— Ее до смерти напугали, — отвечает адвокат.

— Меня тошнит.

— Принеси воды, — говорит Том охраннику и садится рядом со мной.

Он обнимает меня за плечо, наклоняет к себе. От его знакомого, приятного запаха мне сразу становится спокойнее. Постепенно я начинаю осознавать, что все обошлось. Охранник вручает мне пластиковый стакан с холодной водой, после которого желудок скручивает боль. Кажется, последний раз я ела еще вчера.

— Лучше? — спрашивает Том.

— Да.

— Хорошо. Тогда уедем отсюда.

Я киваю. Что угодно, лишь бы выбраться из этого места и забыть все как страшный сон. Я оглядываюсь по сторонам, и до меня вдруг доходит.

— А Скифф? — спрашиваю я.

— Какой Скифф? — смотрит на меня Том.

— Со мной был парень…

— А, да… малышка, забудь о нем. Ему не помочь.

— Ясно, — спокойно говорю я, но внутри все пылает.

На выходе из отделения, прямо у дверей, нас ждет большой черный «Мерседес». Охранник открывает нам двери, сам садится на переднее сиденье. Машина трогается с места, мы все дальше и дальше отъезжаем от участка.

— Где папа? — вдруг спрашиваю.

Том вздыхает. Смотрит в окно. Я не могу терпеть его молчание.

— Ты ему не дозвонился?

— Он отключил телефон. Твоя мать сказала, что он не дома. Не было времени искать.

— Ясно…

Я опускаю взгляд.

— Эй, — зовет меня Том, — уверен, с ним все хорошо.

— Спасибо тебе, — говорю я, — и прости.

— Все нормально.

Мы замолкаем, но, кажется, Тому еще есть что сказать. Я смиренно жду, когда же он даст волю своему гневу и выскажет мне все.

Но вместо этого он наклоняется ко мне и доверительно произносит:

— Слушай, Белинда… будь осторожнее в следующий раз, ладно?

— Следующего раза не будет, клянусь…

— Я тебя ни в чем не обвиняю, не надо клясться. Просто… ты такая молодая и тебе ничего не страшно. Я это понимаю, но хочу сказать, не надо таскать по городу наркоту.

Я кусаю губы, смотрю в окно. Мне нечего ему ответить.

— И еще… если ты употребляешь наркотики… делай это как угодно, только не через шприцы. Никаких шприцов.

Мне вдруг становится невероятно стыдно, прямо до боли. Уши загораются, я спешу спрятать их под волосами. Чувство стыда такое всеобъемлющее и невозможное, что мне хочется спрятаться от Тома и никогда ему не показываться. Я киваю.

— Я больше не буду иметь с этим дел… правда… Прости, прошу…

— Всякое дерьмо случается, — обреченно говорит Том.

Я немного медлю, но потом все же спрашиваю:

— Ты рассказал маме?

— Конечно нет.

Я облегченно вздыхаю.