(С)нежная. Дочь метели

Ксения Крутская, 2021

Казалось бы, обычное в благородном семействе дело – отбор претендентов на руку дочери герцога. Но красавица Сэйдж не так проста, и ее выбор озадачивает не только отца, но и самого жениха. В чем же дело? Какая тайна скрывается за ледяным взглядом, в котором даже ближайшая подруга не может разглядеть глубоко спрятанную тоску? Почему Сэйдж лишь печалит блестящее будущее, которое готовит для нее отец? Что она с такой тоской высматривает в пелене метели, стоя у окна в самой высокой башне замка? Чего она ждет? Или же – кого? Если бы только она сама это понимала…

Крупные хлопья снега медленно опускались на истерзанную разрядами взбесившейся магии, исхлестанную колючей снежной крупой и скованную морозом землю, укрывали ее, утешали, врачевали раны… Все позади. Все закончилось. Но для кого-то все только начинается. И дай-то боги, чтобы этот день хоть для кого-нибудь стал началом чего-то светлого…

Посреди круглой поляны, окруженной строгими и мрачными, как памятники, хвойными деревьями, почти черными на фоне сияющей белизны свежевыпавшего снега, сидела пожилая женщина в темно-красном плаще, подбитом темным мехом. Склонившись над каким-то свертком, она сохраняла неподвижность уже не один час, и снег все сильнее и сильнее заметал ее, превращая в белый холмик.

Вдруг в торжественной тишине леса послышались шорох и треск. Кто-то с явным трудом пробирался по сугробам. Шум приближался, и наконец на краю поляны показался мужчина, закутанный в коричневый плащ с капюшоном. Он тяжело дышал, изо рта его вырывались клубы пара.

Женщина встрепенулась и осторожно поднялась на ноги. Снег осыпался с плаща, и ткань цвета темной крови опустилась на сугроб, как знамя поверженного войска.

— Долго же вы добирались, — произнесла она голосом, хриплым от продолжительного молчания.

— Прошу прощения. Дороги-то нет. — Мужчина, с трудом пробираясь по сугробам, которые уже достигали бедер, подошел к женщине вплотную и протянул руки. Женщина бережно вложила в них сверток.

— Что ж так плохо укутали… — еле слышно проговорил мужчина, осторожно заглядывая между складками тонкого белого меха. — Заморозили, наверное…

— Заморозили? — усмехнулась женщина. — Этого ребенка? Да это дитя само кого хочешь заморозит. Не переживайте.

— Ладно, я все равно потороплюсь. — Мужчина стал осторожно выбираться с поляны по своим следам. Женщина снова опустилась в сугроб.

— А почему вы не уходите? — мужчина обернулся. — Путь закрывается. Вы не успеете вернуться домой, а здесь…

— Домой? — перебила его женщина. В голосе ее зазвучали небывалой силы горечь и тоска. — А где он теперь, мой дом?.. — Она сложила руки на груди и склонила голову, так что мужчина больше не мог видеть ее лица. Метель бережно укрывала ее поверх кроваво-красного плаща белоснежной кружевной накидкой.

***

Еще не проснувшись окончательно, Сэйдж заулыбалась и довольно мурлыкнула, потягиваясь. Настойчивые и озорные солнечные лучики находили лазейки между полотнищами занавесей на окне, словно мягкими кисточками гладили веки, щекотали губы, заставляя жмуриться и хихикать. Сэйдж, не в силах больше отказываться от приглашения поиграть, открыла глаза, отбросила покрывало и вскочила с постели. Отдернула тяжелые занавеси и счастливо засмеялась.

Снова, как всегда, этот день приготовил для нее чудесный подарок.

Сэйдж не глядя сунула ноги в домашние туфли, на ходу схватила с вешалки у двери мягкую накидку, выскочила из спальни и начала взбираться по винтовой лестнице, перепрыгивая через две ступеньки. Взлетев на самый верх башни, она оказалась в круглой комнате с восемью узкими стрельчатыми окнами. Подбежав к восточному окну, девушка высунулась из него по пояс и ахнула от восторга.

Перед ней простиралось бескрайнее море хвойного леса, утопающего в волнах свежевыпавшего снега. Ветви елей гнулись к земле под тяжестью сверкающих на солнце белоснежных шубок и мантий, которые ночная метель щедро набросила им на плечи. Лесные полянки были устланы, словно покрывалами из драгоценного белоснежного меха, пышными сугробами без единого следа, без единого пятнышка. На ослепительно синем безоблачном небе сияло солнце. Всё как всегда. Как и каждый год в этот день — уже много лет.

Это был день снега. День Сэйдж.

В королевстве Солланд климат был теплым и сухим, зимы — короткими и малоснежными. В канун нового года, который праздновался в середине зимы, чаще можно было попасть под дождь, возвращаясь из леса с праздничной елочкой на плече. Но в один определенный день — за двадцать дней до окончания календарной зимы — снег выпадал обязательно. Приходила ли ночью метель, быстро и не очень-то бережно заворачивая мир в чистое белое покрывало, или случался медленный торжественный снегопад с крупными хлопьями, укрывающими землю в полном безветрии — результат всегда бывал один и тот же: утром Сэйдж просыпалась от солнечной щекотки и предвкушения восторга, взлетала на вершину башни и впитывала снежную солнечную красоту. И за все эти годы она привыкла считать, что это — подарок природы специально для нее. Сэйдж обожала снег. И ждала снежного дня гораздо больше, чем собственного дня рождения с гостями, лакомствами и подарками.

Налюбовавшись на сверкающую под солнцем белизну, Сэйдж вернулась в свою комнату и принялась торопливо переодеваться. Наверняка на замковой кухне уже найдется чем перекусить, а потом надо скорее найти Фиолу и тащить ее в сад — играть в снежки.

Официально Фиола считалась служанкой герцогской дочери и горничной в ее личных покоях. Но фактически «служанка» и «госпожа» с самого детства последней стали подругами, товарищами по шалостям и по «несчастьям» в виде выволочек за упомянутые шалости. Пятнадцатилетняя Фиола появилась в замке, когда Сэйдж исполнилось семь лет. Дочь герцога росла настоящим бесенком, и ничего удивительного, что отец предпочел приставить к ней кого-то достаточно молодого и энергичного — после того, как очередная нянька, почтенная дама с солидным опытом в воспитании детей, едва не переломала ноги, гоняясь за подопечной по крутой лестнице в восточной башне. Фиола появилась как нельзя кстати, и вот уже одиннадцать лет они с хозяйской дочерью были неразлучны, как сестры.

Фиола жила в крыле замка под северной башней, где располагались хозяйственные помещения и жилые комнатки для слуг и работников. Пробегая через двор от своего восточного крыла к северному, Сэйдж со смехом расшвыривала ногами свежий пушистый снег, который сверкал на солнце россыпями мелких бриллиантов.

Забежав в коридор общего дома, Сэйдж забарабанила в одну из дверей:

— Фил! Проснись! Эй, давай скорее!

— Ну что там еще? — раздался из-за двери недовольный женский голос.

— Как что? Снег! — весело отозвалась Сэйдж. — Пойдем в снежки играть!

— Я тебе за шиворот снега натолкаю, — за дверью послышалась возня, — и в сугроб вниз головой воткну! Ты знаешь, который час?

— Солнце встало, значит, и тебе пора вставать! — Сэйдж уже нетерпеливо притопывала ногой под дверью. — Быстрее, быстрее, копуша!

— Вот я тебя сейчас! — Дверь резко распахнулась, и из нее выкатилась невысокая пухленькая девушка со смуглой кожей и карими глазами. Она на ходу застегивала подбитую мехом мужскую куртку. Длинные темно-каштановые волосы были небрежно связаны в узел на затылке. Девушка угрожающе вытянула руки и с криком «У-у-у!» кинулась на Сэйдж. Та завизжала и бросилась бежать через двор к воротам, заливисто смеясь и оскальзываясь в сугробах.

— Ну вот и утренняя разминка! — Раскрасневшаяся и довольная Сэйдж, сидя в сугробе, пыталась связать в «хвост» растрепавшиеся и намокшие длинные платиново-белые волосы. Ее подруга лежала рядом, раскинув руки и ноги, тяжело дышала и шепотом ругалась — главным образом такими словами, которых вельможный отец ее подопечной точно не одобрил бы.

— О да, разминка… — Фиола, кряхтя, приняла сидячее положение. — Это ты у нас дворянка и дочь герцога, и тебе по статусу положено уметь постоять за себя, владеть мечом и все такое… А я простая деревенская баба, и так лупить меня, по идее, имел бы право только законный супруг. Если бы прожил дольше минуты после того, как замахнулся.

— Не прожил бы! — Сэйдж ухмыльнулась, но тут же помрачнела. — Ох, не к добру ты про супругов вспомнила. Завтра же этот… смотр. — Она скривилась. — В смысле — отбор. Тьфу! В смысле — бал.

— А-а! — Фиола сочувственно покосилась на подругу. — Первый этап отбора на должность твоего мужа. Да, ты же говорила, что после дня снега…

— Как говорится, порадуйся напоследок, несчастное дитя. — Сэйдж наконец справилась с непослушной шевелюрой, поднялась на ноги и протянула руку Фиоле. — Пойдем в замок. Нас уже потеряли, наверное. Позавтракаем и будем готовиться. К этому судьбоносному дню, чтоб ему!

— А как ты собираешься готовиться? — поинтересовалась Фиола. — Наряд подбирать? Прическу делать?

— Да у меня любая ночная сорочка за наряд к балу сойдет! — с досадой отмахнулась Сэйдж. — Нет, я скорее имела в виду — морально готовиться. Прощаться со свободой, так сказать.

— Это как? Собираешься напиться вдрызг и творить непотребства?

— Напиться точно не выйдет, — задумчиво проговорила Сэйдж, — как не умела пить, так и не умею… А вот насчет непотребств… — Она вдруг встрепенулась и схватила подругу за руку. — Слушай, есть идея!

***

— Спятила вконец, — не в первый раз повторила Фиола, скептически оглядывая подопечную, которая вертелась перед зеркалом, расправляя на боках стянутый ремнем камзол, выпрошенный у одного из замковых оружейников — самого субтильного. — Не похожа ты на парня. Ни капельки.

— Грудь забинтовать, — решительно сказала Сэйдж, потыкав пальцем в упомянутую часть тела. — На голову — шапку. Большую. Меховую. Снег же выпал, значит, странно выглядеть не будет.

— А личико твое ангельское? — ехидно поинтересовалась Фиола.

— Скорчу суровую и зверскую рожу! — ответствовала Сэйдж и продемонстрировала. Фиола сложилась пополам от хохота. Сэйдж покосилась на себя в зеркало и последовала примеру подруги.

— Ладно, — сказала она, отсмеявшись, — зверская рожа у меня не получается. Значит, надо приклеить усы.

— Час от часу не легче! — Фиола снова расхохоталась, постанывая и держась за живот.

— Ну ладно, предложи что-нибудь получше, — обиженно фыркнула Сэйдж.

— Получше — остаться дома и никуда не ездить, — пробурчала компаньонка. — Ну ладно, вижу, что удержать тебя от этой безумной затеи можно, только если оглушить и запереть в подвале. А это превышает мои полномочия… Намажешь лицо краской, чтобы казаться смуглее, и будешь прятаться в углу. Других вариантов я не вижу. Косметику стащим у Полетт. У нее как раз есть темная пудра.

— Фил, ты — чудо! — Сэйдж подскочила к подруге и чмокнула ее в щеку.

— Чудом будет, если твой отец не выкинет меня вон, когда узнает, — отмахнулась Фиола.

— А с чего это он узнает? Мы просто съездим в город за покупками… И просто задержимся там на базаре. И просто вернемся чуть позже обычного.

— И просто не влипнем в неприятности… в притоне, — пробурчала Фиола, но Сэйдж ее уже не слушала.

Одним из излюбленных зрелищ в королевстве были бои на кулаках и мечах. Проводились и официальные турниры, которые собирали участников и зрителей со всех концов страны, и любительские состязания, которые проводились по таким же правилам, но имели полулегальный статус. Разница между первыми и вторыми заключалась в том, что для участия в официальном столичном турнире нужно было получить в гильдии бойцов особую лицензию (за плату, конечно) и подтвердить свой класс победами на турнирах ниже уровнем (а для участия в каждом из них также требовались солидные взносы). На неофициальных турнирах выигрыши складывались из ставок зрителей — победивший боец забирал четверть от поставленных на него денег, остальное распределялось между теми, кто делал на него ставки. Таким образом, боец без лицензии за победу мог получить неплохой приз, а в случае проигрыша рисковал только собственным здоровьем. Проведение таких турниров гильдией не то чтобы запрещалось, просто официально не одобрялось — якобы из-за их потенциальной опасности.

К слову, надо сказать, что до смертельных случаев на таких турнирах не доходило ни разу, а вот травмы разной степени тяжести случались постоянно. И публика, разгоряченная зрелищем, зачастую вела себя, мягко говоря, неспокойно, и среди зрителей ушибы и переломы тоже не были редкостью.

И вот на такой подпольный турнир решила пробраться неугомонная Сэйдж.

В детстве она мечтала стать бойцом, получить лицензию и выступать на профессиональном уровне. Однако гильдия не выдавала лицензий женщинам, так что официальная карьера бойца для нее была под запретом. В подростковом возрасте отец как-то раз — в воспитательных целях — взял ее с собой на нелицензионный турнир, где должен был выступать прославленный боец, известный под прозвищем Рхан Ненормальный. И он свое прозвище оправдал — посмотрев, что он вытворяет с оппонентами, Сэйдж как-то сразу же передумала сбегать из дома и поступать в бойцовский клуб. Однако интерес к боям у нее не прошел. Вместе с отцом она посещала официальные состязания, которые проводились в столице герцогских земель, но двух-трех турниров в год ей было явно недостаточно. Присутствовать на нелицензионных боях ей по понятным причинам было запрещено: не место там для девушки — и тем более для дочери герцога.

И вот теперь, накануне бала, который устраивался в замке Олсфорт с целью отбора кандидатов ей в мужья, желая хоть как-то выразить недовольство такими нерадостными изменениями в своей жизни, Сэйдж не придумала ничего лучше, как нарушить запрет отца и пробраться на турнир, который проходил как раз в этот день, и в нем должен был принимать участие один из лучших бойцов этого сезона — северянин Ульрик Костолом.

Фиоле было страшно, в чем она и призналась подруге. Совершенно не факт, что им угрожает какая-то опасность: если вести себя тихо и не лезть в разгоряченную толпу болельщиков, то ребра не помнут и ноги не оттопчут. А вот если их там узнают… Фиолу как минимум уволят, а Сэйдж… Ну что Сэйдж. Ей-то ничего не будет. Наверное. Разве что отец на нее рассердится. И не будет с ней разговаривать. Долго. Что, испугалась?..

— Он ничего не узнает, — отчеканила Сэйдж и решительно размазала по щеке комок жирной коричневой пудры.

***

Согласно многовековой традиции, титул герцога в Солланде наследовался только по особому королевскому распоряжению. Обычно король не отказывал в передаче титулов старшим сыновьям герцогов, если те при жизни отцов не пятнали репутацию рода и выказывали себя достойными наследниками. Но в данном случае дело осложнялось тем, что у герцога Олсфортского не было сыновей, а к дочерям — и к их супругам — титул герцога, по обычаю, не переходил. Когда отец Сэйдж окончательно убедился в том, что наследника мужского пола у него не будет, он обратился к королю с просьбой рассмотреть возможность изменения устоявшегося порядка наследования титула. В письме он перечислял все достоинства своей дочери, которая отличалась не только благородством характера, кротостью нрава и прочими добродетелями, подобающими девице ее положения, но и храбростью и выдающимся умом. Последние два качества были, казалось бы, ни к чему девушке, но их наличие являлось, по мнению отца, косвенным подтверждением того, что и супруга дочь выберет себе под стать, и вдвоем они смогут управлять герцогскими землями мудро, справедливо и исключительно в интересах короны.

Ходили слухи, что его величество, прочитав это прошение, составленное в высокопарном тоне, сбивающемся едва ли не на умильное сюсюканье в тех абзацах, где суровый, немолодой уже полководец и правитель огромных территорий расписывал добродетели юной Сэйдж (ей к тому моменту исполнилось четырнадцать), с четверть часа искренне веселился, а затем велел позвать секретаря и надиктовал ответ. В нем значилось, что монарх в целом не возражает против изменения порядка наследования титула в данном конкретном случае, но все же, опасаясь недовольства прочих вассалов, которым таковая милость до сих пор не оказывалась, он ставит герцогу условие: Сэйдж унаследует титул отца в случае, если при его жизни выйдет замуж и подарит мужу наследника мужского пола. При этом наследником будет считаться не внук герцога, а именно дочь — с условием дальнейшего перехода титула уже к старшему сыну Сэйдж.

Именно такой формулировкой монаршьего решения и был вызван нынешний переполох в замке. В конце осени Сэйдж исполнилось восемнадцать, и выходить замуж у нее не было ни малейшего желания. Но приходилось учитывать, что родители были уже немолоды (Сэйдж знала, что в браке они состояли уже почти сорок лет, и за десять лет до ее появления на свет мать единственный раз смогла забеременеть и родила мальчика, который не прожил и трех дней) и здоровьем отнюдь не крепки. Поэтому отец, который тоже был, мягко говоря, не в восторге от мысли о том, что придется отдавать свою девочку какому-то чужаку, все же на следующий день после празднования ее восемнадцатилетия позвал дочь к себе в кабинет и честно обрисовал ситуацию.

— Снежок, я… мы с мамой надеемся на твое понимание, — с горечью закончил он, глядя в потемневшие глаза дочери.

Сэйдж с каменным лицом выслушала отца и молча кивнула. В душе у нее все переворачивалось, свистела вьюга, хлестала по сердцу колючей ледяной крупой. Но дочь герцога Олсфортского ни словом и ни жестом не выдала своих чувств. Да, она была достойной наследницей титула — во всяком случае, всеми силами стремилась быть таковой. Как бы ни сложилась ее дальнейшая судьба.

Брандон вздохнул, подошел к шкафу у стены кабинета, достал с полки небольшой сверток и протянул его Сэйдж. Та, с недоумением покосившись на отца, развернула шуршащую бумагу и вдруг, издав восторженный писк, запустила руку в кулек и вытащила горсть темно-коричневых кубиков.

— Па-ап! — она сунула в рот сразу несколько штук, причмокнула и расплылась в улыбке. — Ты откуда это взял? Сейчас, зимой?

— А вот, — хитро улыбнулся отец. — Это запас на случай крайней необходимости. Вот такой, как сейчас. Надо же чем-то подсластить такие новости… А если серьезно, — он погладил дочь по щеке, — я же не говорю, что тебе придется выходить замуж за первого встречного и прямо сейчас. Подумай, выбери. Подготовься. Да и я… — Он тяжело вздохнул.

— Устроим отбор! — хихикнула Сэйдж, запихивая в рот еще три конфеты. — Прямо как в дамских романах!

— Именно так, — с облегчением улыбнулся Брандон. Все-таки дочь у него — просто умница! Как же повезло… Он поймал взгляд сияющих голубых глаз и улыбнулся. Его собственные темно-карие глаза затуманила грусть.

— Значит, так. — Сэйдж облизала испачканный в шоколаде палец. — Первым делом я должна составить список более-менее подходящих женихов.

— Именно. — Брандон кивнул. — Составь список, я просмотрю его, если надо — уж прости! — подредактирую и начну переписку с родителями кандидатов.

— А родители точно согласятся? — встревожилась Сэйдж. — Не обидятся за сыновей? Все-таки это как-то… — Она замялась. — Ну, я хочу сказать… Отбор — это все-таки как-то унизительно, по-моему.

— Ха! — сказал Брандон. — Да они мне проходу не дают своими намеками, вопросами, не присмотрела ли моя прелестная дочурка себе жениха и все в таком роде. Не представляешь, как надоели!.. Ты же у меня просто красавица. И умница, и добрая, и… И вообще. Поверь, они все примчатся, забыв сапоги надеть.

— Хм… Ну ладно, тебе виднее. А почему я об этом не знала?

— А потому что!.. — строго и многозначительно сказал герцог, с ужасом понимая, что сказать дочери правду в ответ на этот вопрос он не сможет. Да просто — не хотел он от себя отпускать свою кровиночку, свою малышку, их с матерью единственную радость… Брандон сжал губы и неслышно вздохнул.

— Ну хорошо, — продолжила Сэйдж. — Мы составляем список, кандидаты радуются. Потом мы их всех собираем у нас…

— Ты с ними по очереди любезничаешь, танцуешь…

–…А потом прореживаю этот список и сокращаю до одного.

— Ну, может, не сразу до одного. Можно, скажем, до троих. Все-таки за один танец узнать человека настолько, чтобы понять, сможешь ли ты с ним… кхм… — Брандон поперхнулся и замолчал.

— Совместно управлять Олсфортом, — продолжила за смутившегося отца Сэйдж, лукаво блеснув глазами.

— Именно это я и имел в виду, — очень строго сказал Брандон. — Ну ладно… Я рад, Снежок, что мы друг друга поняли. Давай договоримся: во-первых, назначим первый этап отбора… Да, звучит ужасно глупо… На конец зимы, а во-вторых… Маме пока ничего не говори, хорошо?

— Ладно. — Сэйдж озадаченно кивнула.

Составить список кандидатов было несложно. Проблемой являлось то, что оказался этот список очень уж коротким. Подходящих по возрасту и происхождению, холостых, а также хотя бы мало-мальски знакомых Сэйдж мужчин набралось всего семеро. Причем подходящими по возрасту она скрепя сердце согласилась считать всех, кто был хотя бы не старше сорока пяти. Сэйдж часто ездила с отцом к королевскому двору, встречалась с его, с позволения сказать, коллегами и их наследниками на официальных и неофициальных приемах в столице, бывала и у них в замках на балах, и сама в качестве хозяйки вместе с матерью принимала их в гостях в Олсфорте. Приятельских отношений у нее так ни с кем и не сложилось, разве что с парой девушек велась ленивая переписка в стиле: «А мне вот новое платье привезли. А у тебя что?» С парнями общение складывалось и того хуже: во-первых, они побаивались лишний раз к ней подойти: все в королевстве знали, как герцог трясется над своей дочкой, и не дай боги что-то не так при ней сказать или не так посмотреть! А во-вторых, если честно, Сэйдж и сама их побаивалась. Ей казалось, что мужчины должны находить ее нелепой и смешной: как девица из благородного дома, она, конечно же, умела вышивать, танцевать, составлять букеты и так далее по списку; но все же гораздо больше ей нравились фехтование, верховая езда и составление лекарственных сборов из трав, а в этих занятиях она явно проигрывала мужчинам — и прекрасно отдавала себе в этом отчет. В результате воспитание Сэйдж можно было охарактеризовать емким выражением «тут прореха, там заплатка» — или попросту «ни то ни сё».

Мать, к слову, постоянно ворчала по этому поводу, причем не столько на Сэйдж, которая просто делала то, что ей позволялось, сколько на мужа, который, собственно, и разрешал наследнице тратить время на все эти не подобающие юной девице занятия. Вообще отношения с матерью у Сэйдж были не то чтобы плохими или натянутыми, но какими-то более официальными по сравнению с нежной привязанностью между дочерью и отцом. Сэр Брандон и Сэйдж частенько, стоя рядом и виновато понурившись, вдвоем выслушивали ворчание леди Лилианы, которая отчитывала их за очередную шалость второй, учиненную при молчаливом попустительстве — если не одобрении! — первого. В общем, с мамой у Сэйдж сложились классические отношения матери и дочери в благородном семействе, а с отцом они были лучшими друзьями. Именно поэтому Сэйдж была готова на всё, даже на брак с сорокапятилетним толстым соседом виконтом Руфусом, чтобы оправдать доверие отца и не подвести его.

— Печально, — вздохнула Фиола, возвращая Сэйдж листок со списком. Подруги валялись на кровати в спальне Сэйдж и поглощали мелкие яблочки в карамели.

— Не кроши ты на постель! — возмутилась Сэйдж, стряхивая с покрывала кусочки глазури.

— Убирать-то кому? Не вам же, маркиза Олсфорт! — Фиола невозмутимо откусила от следующего яблока. — Ты мне вот что скажи: из этих шестерых — Руфуса я не учитываю — кто, как тебе кажется, наименее противный?

— А почему это ты Руфуса не учитываешь? Он не такой уж противный. Разве что старый. И толстый. И лысый! — Сэйдж хихикнула. — А на самом деле по большому счету мне все равно. От меня требуется что? — родить ребенка. Если надо — не одного. Если с первого раза не получится мальчик. И всё. Какая разница, кто будет сидеть со мной рядом за столом? Если этот муж попробует мне что-то плохое сделать — папа ему голову оторвет.

— Ох, Сэйдж… — Фиола повернулась к подруге и озабоченно вгляделась ей в лицо. — Ты хоть знаешь, каким именно образом у людей появляются дети?

Сэйдж, едва не подавившись яблоком, несколько мгновений изумленно смотрела на собеседницу, а потом неудержимо расхохоталась.

— Ой!.. А ты думала, я не знаю, что мне придется проделывать с мужем в первую брачную ночь! Ты думала, я — совсем невинное дитя! Нет, я, конечно, невинное дитя, — Сэйдж подняла палец и интонацией выделила слово «невинное», — но кое-какими познаниями по этой части все же обладаю!

— Откуда, интересно знать, — поджала губы Фиола.

— Так я тебе всё и рассказала, — Сэйдж лукаво усмехнулась. — Ну ладно, вернемся к нашим кандидатам. — Она подняла листок к глазам. — Если рассматривать их с той точки зрения, о которой ты сейчас упомянула… — Она на мгновение задумалась, потом со смехом отбросила лист в сторону. — Тьфу-у! Даже думать противно на самом деле! Не хочу. Там видно будет. На балу. Буду их щупать, нюхать, разглядывать вблизи…

— Все их прыщи и бородавки, — подхватила Фиола.

— Фу-у-у! — Сэйдж скривилась и кинула в подругу подушкой. — Ну фу же! Ну зачем!..

— Я тут ни при чем! — Подушка полетела в обратном направлении. Сэйдж не осталась в долгу, и через несколько мгновений старые и молодые, худые и толстые, предположительно прыщавые и гладколицые кандидаты были забыты — в спальне разгорелась настоящая подушечная битва.

***

— Так. — Сэйдж расхаживала взад-вперед по комнате и повторяла вслух свой «гениальный» план. — Берем мамину карету — она попросторнее моей — запихиваем под сиденье сверток с одеждой, а потом в карете же и переодеваемся.

— А куда мы при этом деваем кучера? — скептически поинтересовалась Фиола. — Оглушаем и тоже прячем под сиденье?

— Да погоди ты! Всё продумано! Едем к Пассажу. Ставим карету на стоянку. Даем Джейку денег и отправляем в трактир на первом этаже. Говорим, что не выйдем, пока не перероем все тряпки во всех лавках, поэтому пусть закажет себе там обед и терпеливо ждет нас. Сами в карете тихонько переодеваемся и через Пассаж пробегаем на площадь Трех Мечей. А там и до Арены недалеко.

— Ну допустим. А потом мы возвращаемся в таком прекрасном виде…

— Сначала умываемся в уборной Пассажа, потом бежим в карету, переодеваемся обратно и идем в трактир за Джейком.

— Ох, не нравится мне это все… — скривилась Фиола.

— Да ничего страшного не случится! — отмахнулась Сэйдж. — По правде говоря, я и безо всяких переодеваний могу сходить на этот турнир. Мне уже восемнадцать, и я имею право делать что хочу. Только… папа, по-моему, еще с этой мыслью не свыкся. Поэтому — лучше втихаря.

— Во что ты меня втягиваешь! — простонала несчастная Фиола.

— Хватит ныть! Собирайся! Через полчаса выезжаем!

Всю дорогу до столицы Фиола бурчала, а Сэйдж высовывалась в окно кареты, любуясь привычными пейзажами вдоль дороги, которые свежевыпавший снег преобразил до неузнаваемости. Темно-синяя незамерзшая речка под узеньким мостиком казалась сапфировым ожерельем на белоснежном атласном платье. Переплетения веток кустарников у дороги на фоне голубоватых сугробов напоминали изящную роспись на сервизе из тончайшего восточного фарфора. Праздник снега продолжался, и Сэйдж чувствовала, что ее сердце переполняют восторг и предчувствие чего-то нового, необычного и непременно очень, очень хорошего, что придет сегодня в ее жизнь. Зря Фиола так переживает — в день снега весь мир на стороне Сэйдж!

План был выполнен с армейской четкостью. Отправив ничего не подозревающего кучера в трактир, девушки заперлись в карете и переоделись. Накинув поверх мужских нарядов длинные плащи, чтобы не привлекать к себе внимания по дороге через Пассаж, они выскочили из кареты и юркнули в широкие двери самого крупного торгового заведения столицы герцогства.

Пассаж представлял собой, по сути, крытую торговую улицу, где по сторонам довольно широкой «проезжей части» располагалось множество разнообразных лавочек, трактиров, мастерских, аптек и прочего. Быстрым шагом Пассаж можно было пройти из конца в конец минут за десять. Девушки пробежали его в два раза быстрее.

На площади Трех Мечей было не протолкнуться: на турнир съехалось немало народу. Хотя он и являлся неофициальным, но присутствие на нем такого известного бойца, как Ульрик Костолом, за последний год одержавшего победы в пяти крупных турнирах и проигравшего только один — да и то по причине сильнейшей простуды — обещало знатокам и ценителям незабываемое зрелище. Ульрик был одинаково силен и в рукопашном бое, и в боях на мечах, и сегодня собирался выступить в обеих категориях.

Сэйдж, таща Фиолу за руку, шустро лавировала среди прохожих.

— Скорее! Опаздываем! — шипела она.

Купив билеты — не самые дешевые и не самые дорогие, чтобы затеряться в толпе заурядных горожан, девушки заняли места сразу за барьером, разделяющим ряды с разной ценой билетов. Здесь можно было не опасаться, что возбужденные болельщики помнут им ребра, напирая на стоящих впереди.

— Так, Ульрик выходит пятым. — Сэйдж вытащила из кармана измятую программку, разгладила на колене и принялась изучать. В этот момент распорядитель турнира объявил представление участников.

Девушки с любопытством уставились на арену. Первыми выходили, кланялись, представлялись и демонстрировали впечатляющие мускулы мечники. Сегодня их было двенадцать человек. Ульрик вышел последним, сдержанно помахал рукой, и толпа взорвалась приветственным рёвом.

— Хорош. — Сэйдж взглядом знатока оценила его форму. — Мальчикам придется несладко…

«Мальчики», рискнувшие бросить вызов чемпиону, впрочем, нисколько не выглядели напуганными, обступили знаменитость и принялись хлопать его по плечу, щупать могучие бицепсы и по-приятельски подначивать. Ульрик, сверкая белыми крепкими зубами, отшучивался и своими дружескими тычками свалил пару оппонентов на песок.

Начались бои. Фиола, которая ничего не смыслила в такого рода развлечениях, просто разглядывала сильных мужчин, симпатичных и не очень, и выдавала хлесткие комментарии после каждого боя. Сэйдж подмечала все тонкости боев и иногда с негодованием стучала кулаком по коленке, когда ей казалось, что судьи неверно насчитали очки.

И вот наконец настало время самой ожидаемой схватки первого круга состязаний. На арену, как всегда обманчиво медлительный и расслабленный, вышел Ульрик, послал трибунам воздушный поцелуй, развернулся ко второму выходу, откуда должен был появиться его противник, и выжидающе сложил руки на груди. Сэйдж привстала на месте, силясь как можно раньше высмотреть, к кому же сегодня жребий оказался настолько неблагосклонен.

Из тени показалась фигура в светлом доспехе. Публика ахнула. Противник Ульрика оказался новичком, которого никто не знал, и даже Сэйдж, которая давно приплачивала одному мальчишке из обслуги Арены за информацию обо всех, кто подавал заявки на турниры, готова была поклясться, что слышит его имя в первый раз.

— Рольф Безымянный! — провозгласил распорядитель турнира.

— Ха! — скептически фыркнула Фиола. — Рольф Безмозглый! Пафоса-то, пафоса сколько!

— Тихо ты! — шикнула на нее подруга, напрягая зрение, чтобы получше рассмотреть новичка. Светлые волосы, бледная кожа. Северянин, так же, как и Ульрик. Не такой уж высокий, не такой уж мускулистый… Да-а, достанется ему в этом бою. Одно радует — бой, похоже, будет первым и единственным. Уж во второй круг этот герой точно не пройдет. Не в этот раз, парень…

Рольф вышел в центр арены и первым делом поприветствовал соперника, затем — распорядителя, потом церемонно поклонился на четыре стороны зрителям.

Толпа одобрительно загудела. Как минимум, турнирный этикет новичок знал хорошо. Ульрик тоже оценил такое поведение и уважительно склонил голову.

Распорядитель дал сигнал к началу поединка. Сэйдж подалась вперед еще дальше, едва не навалившись на впереди сидящих зрителей. Почему-то от волнения у нее даже вспотели ладони.

Согласно правилам, какое бы оружие ни предпочитали те, кому предстояло встретиться в схватке, они должны были использовать в бою одинаковые клинки, причем право выбора оставалось за бойцом ниже регалиями. Сейчас соперники на арене вытащили из ножен одинаковые длинные одноручные мечи, взяли небольшие треугольные щиты и приняли боевые стойки. Началось прощупывание соперника: кружение по арене, ложные выпады и обманчиво неверные шаги. Всё как обычно, когда встречаются соперники, не имеющие опыта схваток друг с другом.

Естественно, Ульрик, как намного более опытный боец, легко «читал» соперника даже по простым движениям по арене. Ему понадобилась всего пара десятков секунд, чтобы от ленивого кружения молниеносно перейти к атаке. Острие меча коснулось доспеха, раздался рев трибун, распорядитель вскинул руки. Первое очко — за Ульриком.

Дальше темп схватки все ускорялся. Новичок оказался не таким уж безрассудным: понимая, что победа ему не светит в любом случае, он старался хотя бы потерять как можно меньше очков и ушел в глухую оборону, открываясь только, чтобы спровоцировать противника на атаку. Ульрик, который не любил такого пассивного ведения боя, начал терять терпение. Атаки стали следовать все чаще, становились все сложнее и жестче. Рольф уже не мог придерживаться оборонительной тактики и вынужден был открываться и контратаковать. Результатом стало то, что он начал выдыхаться. Движения его становились все медленнее, все менее точными. А Ульрик действовал просто идеально: старался затягивать атаки и нарочно не касался мечом доспеха соперника, чтобы распорядитель не остановил схватку и не подарил выдыхающемуся парню пару мгновений, чтобы перевести дух.

— Да он с ним как кот с мышью играет! — выдохнула Сэйдж со смесью восхищения и осуждения.

После очередного выпада Ульрика Рольф неудачно уклонился, споткнулся и потерял равновесие. Толпа взревела, зрители повскакивали с мест. «Уль-рик! Уль-рик!» — раздавалось под сводами Арены.

А дальше всё происходило как в странном сне. Не то чтобы в кошмарном, но близко к тому.

Рольф навзничь повалился на песок. Ульрик шагнул вперед, чтобы нанести символический добивающий удар — и вдруг застыл на месте. Причем застыл в самом буквальном смысле слова: обратился в ледяную статую с покрытым изморозью мечом.

По трибунам пронесся испуганный вздох. Сэйдж зажала рот руками.

Рольф, лежащий на песке, отбросил щит и меч и инстинктивно вытянул руки вперед в жесте защиты. С рук его сорвались два сверкающих облачка, которые устремились к Ульрику и мгновенно обволокли его с головы до ног, заморозив и покрыв мелкими кристалликами льда.

Рольф с ужасом уставился на свои руки, затем начал отползать от застывшего Ульрика, судорожно перебирая ногами и оставляя на песке глубокие борозды. От ближайшего выхода с арены к нему бежали охранники с саблями наголо.

Тут необходимо кое-что пояснить. Магия в королевстве Солланд находилась под строжайшим запретом. Причины этого запрета никто уже не помнил, да и ни одного заклинания, по правде говоря, тоже. Поэтому о странных законах, обещающих суровую кару за применение магии, никто и не вспоминал за ненадобностью. Однако всем было известно, что такие законы существуют.

Рассказы о магии в королевстве давно уже стали чем-то вроде страшилки на ночь. Бабки пугали внуков колдунами, которые могли прийти за непослушными детьми и превратить их в мышей и пауков. Менестрели сочиняли баллады о храбрых рыцарях, при помощи меча и хитрости побеждавших коварных злых волшебников. И чем больше проходило времени, тем меньше люди верили в то, что магия на самом деле когда-то существовала. Законы о запрете магии стали казаться пережитками каких-то дремучих времен, когда люди думали, что земля плоская, а гром — это гнев могущественного божества-кузнеца, у которого не заладилась ковка очередного небесного меча.

И вот на турнире в столице герцогства Олсфорт никому не известный новичок при помощи заклинания заморозил Ульрика Костолома.

Сказать, что публика была шокирована — значит не сказать ничего. Казалось, замораживающее заклинание распространилось на всю арену, сковав и зрителей, и служителей, и даже стражников, которые, вылетев на песок, в нерешительности замерли, явно боясь приближаться к страшному колдуну.

Сам же «страшный колдун», судя по его поведению, был напуган сильнее всех. Он, судорожно дергаясь, поднялся на ноги, завертел головой во все стороны… и вдруг рванул через арену в тот самый проход, из которого выбежала толпа стражников. Те, вместо того чтобы перехватить беглеца, просто бросились врассыпную, едва не сшибив друг друга с ног.

Сэйдж, сама не понимая, что делает, вскочила с места, дернула за руку Фиолу и ловко перепрыгнула через ограждение наверх, на ряды с более дорогими местами, откуда имелся собственный выход. Пробравшись между зрителями, которые не обращали на нее ни малейшего внимания и, разинув рты, таращились на арену, она выбежала на галерею второго этажа и бросилась вниз по винтовой лестнице.

Со временем и местом Сэйдж угадала: прямо под ней из черного хода здания вылетел Рольф, завертел головой, дернулся вправо, влево, явно не зная, куда бежать. Перемахнув через перила, Сэйдж приземлилась на мостовую рядом с парнем и схватила его за локоть.

— Бежим! — и она потянула его за собой в направлении площади Трех Мечей. Рольф вздрогнул от неожиданности и попытался вырвать руку.

— Куда? Ты кто? — пролепетал он.

— Да бежим же! — Сэйдж вцепилась в его руку что было силы и дернула. — Сейчас стражники опомнятся…

Рольф, не раздумывая больше, помчался за ней.

Буквально впихнув ошеломленного бойца-колдуна в карету, Сэйдж торопливо захлопнула дверцу и тщательно задернула занавеску на окне.

— Ох, где же Фил… — пробормотала она, с наслаждением стягивая меховую шапку, волосы под которой слиплись от пота.

Рольф медленно снял шлем.

— Т-ты девушка… — прохрипел он.

— О, сообразил, — скривилась Сэйдж. — Значит, мой маскарад удался, раз только сейчас заметил. Фи-ил… Ну где ты…

В этот момент дверь кареты яростно дернули.

— Сэй!.. — раздалось снаружи сдавленное шипение. Сэйдж торопливо отодвинула щеколду. Фиола ввалилась в салон кареты и рухнула на сиденье.

— Зачем ты его притащила? — грозно осведомилась она, кивая в сторону Рольфа.

— Сама не знаю, — вырвалось у Сэйдж. — Но раз уж он здесь, нам пора удирать. — Она выглянула из кареты, осмотрелась по сторонам и ловко взлетела на место кучера. Подхватив вожжи, она хлестнула лошадей. Карета выкатилась со стоянки и понеслась по мостовой.

На месте кучера Сэйдж ездила ровным счетом один раз, причем это было лет восемь назад, ее ладошки с зажатыми вожжами держал в своих руках отец, а лошади шли чинным шагом. Теперь же, почуяв неопытного возницу, они занервничали и понеслись вперед, сбиваясь с ровного шага и то ускоряясь, то замедляясь, из-за чего карета дергалась и раскачивалась. Сэйдж мертвой хваткой вцепилась в вожжи, с ужасом понимая, что это не она управляет лошадьми, а они несут карету туда, куда им заблагорассудится. Мимо проносились дома и ограды, с возмущенными воплями отскакивали из-под колес люди, рядом мелькали другие повозки, кареты, всадники…

Наконец город закончился, и лошади, увидев знакомую дорогу и больше не шарахаясь от встречных карет и людей, начали успокаиваться. Сэйдж немного расслабилась, села поудобнее и аккуратно натянула вожжи, призывая лошадей замедлиться. Казалось, всё позади… Но надо же было случиться такому невезению! Из занесенной снегом рощицы слева от дороги с шумом, гамом и хлопаньем крыльев вылетела стая — нет, правильнее сказать — возмущенная толпа всевозможных птиц, которые гнали перед собой ошалевшую от дневного света снежную сову. Та металась из стороны в сторону, белые с серыми штрихами крылья, казавшиеся огромными, как паруса, громко хлопали, когда бедная ночная хищница пыталась увернуться от злобных преследователей. Шум вся эта куча пернатых подняла такой, что перепуганные лошади, взвившись на дыбы, бросились в сторону.

Сэйдж завизжала. Прямо на нее неслось дерево. В последний момент она рванулась в сторону и отлетела в сугроб. Карета боком ударилась о толстый ствол березы, что-то затрещало, и послышался глухой удаляющийся стук копыт.

Сугроб почти не смягчил падение — от удара о землю у Сэйдж перехватило дыхание, левая рука и бок взорвались болью. Ветки кустарника больно хлестнули по лицу. Снег набился под одежду, обжег холодом и помог прийти в себя.

Сэйдж приподнялась на руках и огляделась. Карета без оглобель, со сломанным колесом и с отлетевшей дверцей стояла возле старой березы, лошадей и след простыл. Сэйдж поднялась на ноги, охнула от боли в боку, осторожно ощупала себя — ничего не сломано, болит, но терпимо, — и заковыляла по глубокому снегу к карете.

— Фил! — жалобно позвала она. — Ты где? Ты цела?

Из кареты послышались возня и приглушенные ругательства. В проеме на месте сорванной двери показалось бледное лицо Фиолы. Шепотом бранясь, она осторожно выбралась наружу и села на приступку кареты.

— Цела? — Сэйдж бросилась к ней.

— Вроде бы… — Фиола пощупала левое плечо и скривилась. — Синяк будет. Но можно сказать — нам повезло.

— Еще как, — раздался из недр кареты мужской голос. Сэйдж вздрогнула — она напрочь забыла о том, что с ними ехал еще и беглый боец-колдун.

— Эй, ты там как?

— Жив, — мрачно отозвался Рольф, пытаясь выбраться наружу мимо сидящей на ступеньке Фиолы. — Выпустите меня, будьте так добры, благородная леди.

— Я не благородная леди, я служанка, — буркнула Фиола, отодвигаясь.

— По вашим нарядам даже не догадаешься, что вы леди, а не лорды, — ухмыльнулся Рольф. — Что это за маскарад?

— Так тебе все и скажи! — огрызнулась Фиола. — Не твоего ума дело!

Рольф отошел на пару шагов от кареты и принялся ощупывать себя, двигать руками и ногами и вертеть головой.

— Вроде бы всё на месте… А будет ли мне позволено поинтересоваться, зачем вам понадобилось укрывать преступника? — ехидно прищурился он, переводя взгляд с Сэйдж на Фиолу. — Уж не потому ли, что у самих совесть нечиста?

— Слушай, отстань, а? — Фиола угрожающе приподнялась с места, но тут же, охнув, уселась обратно.

— Может, ты мне объяснишь? — Рольф повернулся к Сэйдж, которая молча таращилась на него.

— Н-нет, — пробормотала она. — Т-то есть… В общем, сама не знаю. Просто увидела, что ты бежишь. И потащила тебя за собой.

— А ты отдаешь себе отчет, во что ты в результате вляпалась? — Рольф сочувственно посмотрел на ее. — Вижу — не отдаешь… Ты знакома с законом об ограничении применения магии?

— Да. — Сэйдж наконец смогла немного сосредоточиться. Свод законов королевства она с домашним учителем повторяла совсем недавно. — Применение магии в общественном месте, повлекшее… Сейчас, минутку, — она наморщила лоб. — Разрушений не было… А Ульрик… Что с ним? Я убежала и не успела узнать… Он умер? — испугалась она.

Рольф побледнел.

— Я тоже не видел, — пробормотал он.

— Нет, — подала голос Фиола. — Всё нормально с вашим Ульриком. Он оттаял, упал на песок и заорал благим матом. Буквально сразу же.

— Слава богам, — пробормотал Рольф, отворачиваясь. Сэйдж заметила, что руки его мелко подрагивают.

— Так ты что, применил заклинание, не зная, какой будет эффект? — возмутилась она. — Да как ты мог! На турнире! Это и так бесчестно, а еще и…

— Эй! — Рольф яростно обернулся и шагнул к ней. Глаза его сверкнули так, что Сэйдж в ужасе отшатнулась. — Я — не — колдовал! Я не умею колдовать! Я… — Он вдруг схватился за голову и снова отвернулся. — Я понятия не имею, что это было, — глухо сказал он.

— К… как это? — опешила Сэйдж. — Как это понятия не имеешь?! Я же видела — ты отбросил меч, вытянул вперед руки и… И сотворил заклинание! Как ты мог сотворить заклинание, если ты не колдун?! Что за бред?..

— Вот и мне интересно — что за бред, — дрогнувшим голосом отозвался Рольф и сел прямо в снег, закрыв лицо руками.

Сэйдж окаменела. Нет, не мог этот странный боец-новичок так искусно притворяться! Она видела его замешательство еще там, на арене, когда он сидел на песке и смотрел на застывшего Ульрика. Словно не веря…

И сейчас — в его позе, в голосе, во взгляде было столько отчаяния, что Сэйдж ну никак не могла предположить, что он — закоренелый преступник и великолепный актер — просто пускает им пыль в глаза, чтобы вызвать жалость и убедить доверчивых девушек помочь ему скрыться от правосудия.

Подойдя ближе, Сэйдж опустилась в снег рядом с парнем, застывшим в позе немого отчаяния, и осторожно положила ему руку на плечо.

— Что ты помнишь? — мягко спросила она.

— Отойди-ка от него! — грозно прикрикнула Фиола. Сэйдж отмахнулась.

Рольф поднял на нее взгляд. Синие глаза потемнели от страха и отчаяния — будто грозовые тучи затянули летнее небо.

— Ты… мне веришь?

— Пока не знаю. Расскажи. — Сэйдж ободряюще улыбнулась. Почему-то она совершенно не боялась, что этот незнакомец сделает ей что-то плохое. Его глаза… Их холодная синяя глубина вдруг смутно о чем-то напомнила, что-то сладостно и мучительно отозвалось в сердце. Бескрайний ледяной океан… Неумолчный шум волн, бьющихся о скалы. Жемчужные брызги. Запахи соли и студеного ветра.

Что это? Откуда?

Сэйдж никогда в жизни не видела моря.

— Я устал, — начал Рольф. — Я и не надеялся победить. Хотя это мой первый турнир в столице, но я прекрасно знаю, кто такой Ульрик. Я рассчитывал хотя бы на то, что он не выкинет меня с арены первой же атакой… И тут я могу собой гордиться — я продержался даже дольше, чем предполагал. — Он криво усмехнулся. — Но потом… я устал и упустил нить схватки. Потерял равновесие. Упал. И по-настоящему испугался. Он навис надо мной, как… Как неотвратимая смерть. Глупо звучит, да… — Парень снова закрыл лицо руками. — Я понимаю… и тогда понимал, что он не стал бы по-настоящему бить упавшего противника. Но я запаниковал. Как трусливый… — Он с досадой мотнул головой. — Даже ругательство не могу подобрать. Позорище.

— Так что было дальше-то? — поторопила его Сэйдж.

— А потом мне вдруг стало очень жарко. А потом… Я сижу и смотрю на ледяную статую с лицом Ульрика и мечом в руке.

— Ну и дела. — Сэйдж поднялась на ноги и прошлась по истоптанному снегу. — Выходит, ты колдун, который не знал, что он колдун. Час от часу не легче. За умышленное нарушение закона тебя арестуют и, если я правильно помню, приговорят к двумстам дням тюрьмы, денежному штрафу в пользу пострадавшего и к ста шестидесяти дням работ в пользу казны. А если узнают, что ты не ведал, что творишь… Тебя же на опыты сдадут. Запрут навечно под предлогом того, что ты особо опасен и требуешь постоянного наблюдения. По-моему, лучше уж в тюрьме отсидеть.

— То есть ты предлагаешь мне сказать, что я в самом деле хотел заколдовать соперника? — прищурился Рольф. — Наговорить на себя, что я сознательно и прилюдно нарушил правила турнира? Навсегда лишиться права выступать на арене? Да лучше уж на опыты. Может, там что-то выяснят, и я еще окажусь полезным для науки. А так — на мне вечный позор. Не хочу. Тем более ни за что ни про что.

— И что ты предлагаешь? Вернуться в город, сдаться властям и рассказать, как всё было? — Сэйдж возмущенно всплеснула руками.

— Странная формулировка, — покосился на нее Рольф. — Вам я ничего не предлагаю. Вы пойдете домой. Ваши лошади прибегут в конюшню, и вас поедут искать. А я вернусь в город. Других вариантов нет. — Он поднялся на ноги и принялся отряхиваться от снега.

— Зачем тебе это? — Сэйдж неожиданно сама для себя шагнула к нему и схватила его за руку. — Зачем губить карьеру… Жизнь… Ради чего? Ты ни в чем не виноват. Ты не нарочно!

— А если я и вправду опасен? — горько усмехнулся Рольф, аккуратно высвобождая руку из судорожной хватки Сэйдж.

— Не думаю. В конце концов, ты можешь сам исследовать этот свой… дар. Поживешь вдали от людей, потренируешься. Будешь устраивать себе всякие опасности и трудности и смотреть, как будет реагировать… магия внутри тебя. — Сэйдж смутно удивлялась собственной горячности, но ей почему-то вдруг стало страшно и тоскливо при мысли о том, что этот незнакомый парень с глазами, в которых плещется океан, вот так просто исчезнет из ее жизни.

Рольф уставился на нее с немым изумлением. Сэйдж захлебнулась холодным воздухом и почувствовала, что тонет в студеной синеве его взгляда.

— Подруга, ты чего? — Фиола, судя по интонациям, была удивлена не меньше Рольфа.

— Он идет с нами, — решительно сказала Сэйдж, не без труда возвращаясь с утеса над бушующим океаном на заснеженную полянку. — В конце концов, на этих землях я имею право отдавать приказы — вам обоим!

— И отцу тоже? — ехидно поинтересовалась Фиола.

— На этих землях? Приказы? — одновременно с ней ошеломленно спросил Рольф.

— О да. — Фиола встала с приступки кареты и, подбоченившись, повернулась к Рольфу. — Разрешите представить вам леди Сэйдж, маркизу Олсфортскую. Инкогнито, кикимору ей в прическу!

— Маркизу?.. — Рольф вытаращился на Сэйдж так, будто в ее прическе уже сидела кикимора. — Олс-форт… — Он вдруг махнул рукой и расхохотался.

— И чего веселимся? — мрачно осведомилась Сэйдж, украдкой показывая любимой служанке кулак.

— Мар-ки-за… — сквозь смех простонал Рольф, держась за бок, видимо, ноющий от ушиба. — На турнире второй категории… В таком виде… Ты посмотри на себя! Ты же… как пират с южных морей! И чумазая… И одета… Ох, не могу! Кому рассказать — не поверят!

— Вот и не рассказывай, — буркнула Сэйдж. — Не поверят и побьют. — Она зачерпнула пригоршню снега и принялась яростно стирать с лица коричневую пудру.

— Ну, скажем так, побить меня далеко не всем под силу. — Рольф неожиданно посерьезнел и приосанился. — Но, конечно, я не выдам вашей тайны, миледи. — Он учтиво поклонился. — И я благодарен вам за то, что вы проявили ко мне сочувствие и помогли бежать. Хотя, насколько я понял, вы не очень-то понимали, что творите.

— Есть такое дело, — вздохнула Сэйдж. — Но — что сделано, то сделано. И пожалуйста, не надо после всего, что мы тут уже наговорили, начинать обращаться ко мне на «вы». Ты еще скажи «ваша светлость», — она фыркнула, — и я тебе снега за шиворот напихаю!

— А ты допрыгнешь? — Рольф с ехидной улыбкой взглядом оценил ее рост — она едва доставала ему до плеча. Сэйдж смущенно отвернулась. Вот же вымахал, оглобля!

Глаза, ох уж эти глаза… Не смотреть ему в глаза. Это неприлично, в конце-то концов!

— Что будем делать? — спросила она у Фиолы. — Подождем, пока за нами приедут, или потихоньку пойдем по дороге?

— Л-л-лучше п-пойдем, — пробормотала Фиола. — Хол-лодно сидеть…

Сэйдж стянула с себя плащ и набросила подруге на плечи.

— Эй, а ты-то сама как? — уставился на нее Рольф.

— А мне не холодно, — пожала плечами Сэйдж. — Я вообще не мерзну. Почти никогда. А вот ты в доспехе, застынешь в железе…

— А я тоже не мерзну, — улыбнулся Рольф. — С детства. И не болею никогда. Но на тебя мне, уж прости, смотреть холодно. Погоди-ка… — Он нырнул в разбитую карету, откуда раздался треск рвущейся материи, и через минуту выбрался наружу, держа в руке кусок голубой обивки с потолка.

— Вот так, — он подошел к Сэйдж, накинул ткань ей на плечи и связал углы на груди. — А тебе идет, — хмыкнул он. — Подходит к цвету глаз — просто идеально.

— Спасибо, — пролепетала Сэйдж, поспешно опуская взгляд. Да что ж такое-то!..

— Так, погодите со своими плащами. Нам переодеться надо, — рассудительно заметила Фиола — судя по всему, единственный человек среди троицы, сохранивший остатки благоразумия. — В любом случае заявляться в замок в таком виде — не лучшая идея. — Она сняла плащ и протянула Рольфу. — Подержи пока, колдун. Да смотри, не преврати в ледышку! — Нырнув в карету, девушка завозилась там, шепотом ругаясь. — Ох… А мужская-то одежда теплее нашей! Все-таки мужчинам, как я погляжу, на свете полегче живется!..

— Ну это как посмотреть! — одновременно воскликнули Сэйдж и Рольф и, переглянувшись, от неожиданности рассмеялись.

***

— Итак, что ты собираешься рассказать отцу? — спросил Рольф у Сэйдж, шагая по дороге между девушками.

— Правду, — пожала плечами та. — Не люблю врать. И не умею.

Фиола резко вдохнула, но промолчала и заметно сникла.

— Насколько я понимаю, — покосившись на нее, заметил Рольф, — тебе-то, ваша светлость, правда ничем плохим не грозит. А вот твоей подруге…

— Служанке! — буркнула Фиола.

— Твоей подруге, — невозмутимо продолжил Рольф, — придется ответить по всей строгости. Перед твоим отцом. За твою детскую выходку.

За полчаса пути девушки рассказали новому знакомому о причинах своего драматического появления в его жизни. Неумолимо приближался тот момент, когда им придется рассказывать всё это герцогине, которая потребует объяснений случившемуся с ее любимой каретой, и герцогу, который просто потребует объяснений.

— А что ты предлагаешь? — вскинулась Сэйдж. — Наврать отцу?!

— Да, — пожал плечами Рольф. — Насчет меня ведь ты ему наврешь. Тут твои моральные принципы не споткнутся?

— Это другое дело!..

— Чем это — другое?

Сэйдж сверкнула на него глазами и… сникла.

— Ты прав, — вздохнула она. — И что тогда делать? Что сказать-то?

— Подумаем, пока время есть. Так: вы поехали за покупками, оставили карету на стоянке и отправили кучера в трактир. Зашли в лавку, вспомнили, что забыли что-то в карете — например, плащи. Возвращаетесь — а карету кто-то пытается угнать. Вы кричите и бросаетесь за ней, залезаете внутрь, но злоумышленник продолжает гнать лошадей вперед. Тут появляюсь я, весь такой героический, в сверкающих доспехах, — Рольф потер нагрудник рукавом, — перехватываю карету, скидываю угонщика, занимаю место кучера… А дальше всё по факту. Лошади понесли, на выезде из города испугались совы и разбили карету о березу. Поэтому вы и без покупок, и без кучера. И со мной.

— Складно, — хмыкнула Фиола. — А ты мастер складно врать… Ты не менестрель часом?

— В некотором роде, — надменно покосился на нее Рольф. — А что?

— Значит, у тебя есть шанс понравиться леди Лилиане, — хихикнула служанка и подмигнула Сэйдж. Та смущенно развела руками.

— Ну да, мама любит… людей искусства.

— Искусства! — Фиола непочтительно расхохоталась.

— Ну а что, хотя бы кто-то из них действительно…

— Кто? Ну же, например? Петрус, ага? «Когда узрел я ваши очи, мне страсть терпеть не стало мóчи» — ну какая девушка устоит против такого?

— Отстань! Причем тут вообще Петрус?

— Э, нет, — вмешался в их перепалку Рольф. — Я исполняю только чужие баллады. Свои я даже наедине с собой вслух не читаю.

— Это похвально, — кивнула Фиола. Сэйдж отчего-то стало неприятно — подруга словно бы заранее безусловно отказывала новому знакомому в малейшем проблеске таланта. Ну ладно, у нее еще будет время уговорить Рольфа показать ей его стихи — если не хочет читать вслух, пусть напишет на бумаге.

— А что ты еще умеешь, кроме боев на мечах и исполнения баллад? — поинтересовалась Фиола. — И вообще — какого ты рода? Это я к чему спрашиваю — хочу прикинуть, куда бы тебя можно было пристроить у нас в замке.

— Род мой… Умеренно благороден, скажем так, — хмыкнул Рольф и вкратце поведал девушкам свою историю.

В канун нового года ему исполнилось двадцать, и он был младшим, пятым сыном графа Гринстоунского, чьи владения находились на самой южной границе королевства. Семья была отнюдь не богата, поэтому на какое-то наследство или содержание младшему отпрыску рассчитывать не приходилось. И вот два года назад, по достижении восемнадцати лет Рольф взял на конюшне причитающуюся ему лошадь, опоясался мечом, надел плащ и со всем этим имуществом без сожалений покинул родной дом. Никто его, впрочем, и не удерживал.

Приехав в ближайший город, Рольф первым делом отправился в гильдию бойцов, но, так как у него не было денег, лицензию он получить не смог, хотя был уверен, что испытания на низшую ступень выдержит без особых усилий. В нелицензионном бойцовском клубе ему просто устроили проверку, изрядно отлупили, но все же признали годным и перспективным. В первом же бою он получил в качестве приза достаточно денег, чтобы оплатить лицензию, но… А зачем, она, собственно, была ему нужна?

Так началась карьера Рольфа в качестве участника полуподпольных турниров. В своем городе он быстро стал одним из лучших бойцов, и глава клуба посоветовал ему отправляться дальше — например, в столицу, — и попытать счастья на более серьезных состязаниях. Ну, и дать его ребятам изредка подзаработать тоже, а то в последнее время все самые крупные призовые доставались Рольфу, который, скрывая свое имя, чтобы не пятнать репутацию отца, взял себе прозвище Безымянный.

По дороге Рольф успел принять участие только в одном турнире — и победил, получив право участвовать в итоговых состязаниях года. Приехав в столицу примерно тридцать дней назад, он подал заявку на турнир, поселился в дешевой гостинице и вечерами подрабатывал вышибалой тут же в трактире.

— Хорошее занятие для сына графа, — прокомментировала Фиола.

— А что мне надо было делать — прохожих по ночам грабить? — огрызнулся Рольф. — Я, по крайней мере, честно зарабатывал себе на жизнь! И тренировался. Готовился к состязаниям. На этом турнире приз дают за каждую победу. Даже если ты прошел только первый круг, а во втором вылетел. И надо же было нарваться сразу на Ульрика! Да еще и… — Он осекся и замолчал. Сэйдж заметила, как он невольно покосился на свои руки.

Да, за бойким разговором они как-то забыли об их основной проблеме — что делать с Рольфом и его странными способностями. Просто оставить это без внимания Сэйдж боялась — ведь она вела незнакомца в родной дом, а этот незнакомец — колдун и государственный преступник!

— Все-таки я должна рассказать отцу правду, — тихо сказала она. — Не могу я… Всё слишком серьезно.

Фиола вскинулась, но потом согласно кивнула и горько сказала:

— Надеюсь, хоть вещи позволят собрать…

— Глупости говоришь! — возмутилась Сэйдж. — Отец всё поймёт! В конце концов, он хорошо знает свою дочь…

— Да уж, вы с ним просто две горошины из одного стручка. Ну ладно, он-то, может, и поймет. А вот леди Лилиана…

— А я расскажу всем ту историю, которую мы тут с вами сочинили, а с отцом после поговорю наедине, — решила Сэйдж. — Да, думаю, так будет лучше всего. Прости, — обернулась она к Рольфу, — я не могу пренебречь безопасностью замка и наших людей. Ты можешь сейчас уйти и скрываться сам. Пойти в другой город — пока туда дойдут сведения о происшествии, ты уже успеешь покинуть страну. А можешь… пойти с нами и положиться на мудрость и благородство моего отца.

— Твой отец, как верный подданный короны, должен будет сдать меня страже, — грустно улыбнулся Рольф. — И, насколько я понял по твоим словам, он сделает так, потому что он — человек чести. Но, если ты и в самом деле похожа на него, это значит, что он еще и мудрый, добрый и справедливый человек. И ему придется делать нелегкий выбор. Я не хочу ставить его в неловкое положение. Поэтому — да, ты права. Лучше мне сейчас уйти. — Он остановился посреди дороги и как-то растерянно развел руками.

Сэйдж резко обернулась к нему и замерла, чувствуя, как кровь отлила от щек. В груди вдруг стало пусто и холодно. Ох, не такого исхода она хотела…

— Я понимаю тебя, — тихо сказала она, — и я благодарна тебе за то, что ты понял меня. Не знаю, что на меня нашло… Но ведь я нарушила закон, теперь мы с тобой сообщники, и моей семье точно ни к чему такое пятно на репутации. Поэтому… — Она провела рукой по лицу, зажмурилась, чтобы загнать поглубже непрошеные слезы, и задержала дыхание. — Ох, как же я запуталась! — вырвалось у нее.

Вдруг Сэйдж почувствовала, что на лицо ее набежала тень. Открыв глаза, она от неожиданности резко вдохнула и с трудом удержалась, чтобы не шагнуть назад. Рольф стоял совсем близко, в его темно-синих глазах застыло печальное понимание. Сэйдж робко заглянула в них…

Неумолчный шум океана. Ледяные брызги долетают даже сюда, на вершину башни на утесе. Ветер пахнет солью и морозной свежестью. Свинцовое небо, темно-синяя вода. Это не шторм. Это всего-навсего легкое волнение. Хорошая погода… Душа так и рвется туда, где схлестываются, сплетаются в страстном и смертельном объятии небесная и водная стихии. И кажется, что за спиной разворачиваются сильные белоснежные крылья…

Сэйдж растерянно моргнула и отступила назад. Сердце колотилось, как после часа тренировки с тяжелым мечом. Что это было?..

«Кто же ты, боец-колдун с глазами цвета океана, который я никогда не видела?..»

«И… Почему я так не хочу тебя отпускать?»

***

Версия с попыткой похищения кареты была слегка подправлена — Сэйдж и Фиола рассказали, что злоумышленник, увидев их, сам выскочил из экипажа, но лошади так испугались криков и суматохи, что понесли, и девушки не смогли с ними справиться, и поездка закончилась ударом о березу. Леди Лилиана долго охала и причитала, велела им обеим показаться замковому лекарю и выпить эликсиров, предупреждающих простуду. В остальном происшествие не вызвало в замке такого уж заметного переполоха.

Отогревшись в горячей ванне, перекусив и выпив укрепляющего травяного настоя, Сэйдж в одиночестве поднялась на верх восточной башни, в свою любимую комнатку с восемью узкими стрельчатыми окнами-бойницами, и уставилась вдаль. На восток. Так же, как делала каждый раз с самого детства, когда ей бывало грустно или тревожно.

Что там, за бескрайним лесом, уходящим за горизонт?

Почему ее так тянет туда? Почему сердце щемит от непонятной и почти невыносимой сладкой тоски?

Что же там? Кто там?

Сэйдж еще в раннем детстве придумала себе историю, объясняющую эту странную любовь к восточному лесу. Наверное, за этим уходящим за горизонт темно-зеленым морем острых еловых вершин находится прекрасное, богатое королевство. И живет в нем не менее прекрасный принц, который только и ждет, когда Сэйдж вырастет и станет невестой, чтобы прилететь на ручном золотом драконе и увезти ее с собой в свой замок из белого мрамора и хрусталя. Сэйдж с принцем поженятся и будут жить долго и счастливо. Когда-нибудь…

Сказку безжалостно растоптал не кто иной, как домашний учитель Сэйдж, с которым она в возрасте двенадцати лет начала изучать географию. За лесом не было никаких королевств. Чернолесье тянулось на сотни дней пути, и мало кто добирался до его края. Сведений о землях за ним было очень мало, но все книги и карты говорили о том, что лес постепенно переходит в пустынную равнину, на которой нет поселений и почти нет ни растений, ни зверей или птиц. Мертвая Земля — так была обозначена на картах эта местность. Ни одному путешественнику до сих пор так и не удалось пересечь пустошь, поэтому о том, что за ней, карты и книги не говорили.

Сэйдж упрямо продолжала верить в свою сказку. Значит, мраморный замок с золотым драконом — за этой пустошью. И принц непременно доберется до нее. Все-таки драконы — очень сильные существа, и он сможет перелететь и Мертвые Земли, и Чернолесье… Когда-нибудь. Надо просто терпеливо ждать.

Потом Сэйдж повзрослела и перестала верить в сказки. Но непонятная тоска никуда не исчезла.

***

Наступил вечер. Замок полнился суетой — все были заняты приготовлениями к завтрашнему балу. Фиола вместе с другими служанками наводила порядок в комнатах для гостей. Сэйдж сидела в своей спальне одна. Она была тиха и задумчива — ей еще предстоял разговор с отцом.

Нет, она не боялась того, что герцог рассердится и накажет ее и Фиолу, или что отрядит стражу для поимки беглого преступника Рольфа. Отец не такой. Сэйдж знала, что он поймет ее. Сердце билось тяжело и учащенно по другой причине. Ее смущали, пугали… и волновали вспышки то ли воспоминаний, то ли видений, которые посещали ее, когда она встречалась взглядом с синеглазым воином-колдуном. Она сходит с ума? Это ведь не просто робость перед незнакомцем, который — чего уж греха таить! — понравился, запал в душу, произвел впечатление. Это невнятный, но настойчивый зов тайны.

В жизни Сэйдж и так с детства было много вопросов — если не без ответов, то с объяснениями, мягко говоря, не очень убедительными. Помимо непонятной тяги к созерцанию горизонта за Чернолесьем, дочь герцога с детства проявляла странную любовь к снегу и холоду — и ненавидела лето и влажную, душную жару. Когда другие дети с восторженным визгом плескались в прудике, устроенном при помощи небольшой плотинки на ручье за южной стеной замка, Сэйдж с кислой физиономией и раскалывающейся от жары головой сидела в своей башне — не наверху, а в подвале, в комнатке при кладовых, где было прохладнее всего.

Еще одна странность, все-таки получившая объяснение — но какое-то не слишком убедительное. В возрасте пятнадцати лет Сэйдж внезапно осознала, что ни капельки не похожа ни на мать, ни на отца. Сэр Брандон был темноволосым и кареглазым, у леди Лилианы были роскошные медно-рыжие волнистые волосы и зеленые глаза. А Сэйдж была снежинкой. Почти белые волосы, отливающие полированной сталью, и яркие, сверкающие, как чистый лед на реке, голубые глаза. Отец шутил, что поэтому дочка и не любит лето — боится растаять.

Сэйдж все-таки осмелилась завести с матерью разговор на эту щекотливую тему. Начитавшись романов из замковой библиотеки, она начала выдумывать всевозможные объяснения такому различию между ней и родителями — от малоприличных до совершенно неправдоподобных, вроде подмены ребенка в колыбельке лесным народцем.

Мать, однако, нисколько не удивилась вопросу. Подойдя к своему секретеру, она вынула из ящичка небольшую миниатюру, написанную цветным лаком на овальной фарфоровой пластинке. Сэйдж зачарованно уставилась на изображение женщины, которая выглядела точь-в-точь как она сама: белые волосы, сверкающие синие льдинки глаз… Только вот Сэйдж очень надеялась, что у нее не бывает — и никогда не будет! — такого холодного взгляда и надменного выражения лица.

— Это моя прапрапрабабка, — улыбнулась леди Лилиана. — Не очень приятная была женщина, судя по фамильным летописям. Но именно она привела наш род к настоящей славе. — Мать почему-то грустно вздохнула и забрала у Сэйдж миниатюру. — До сих пор ни в одном из поколений не рождались дети, похожие на нее. А вот теперь появилась ты. — И она со смесью тревоги и сочувствия глянула на дочь. Сэйдж увидела в ее взгляде непроизнесенные слова: «И я боюсь, что это неспроста».

Объяснение было получено. Но все же девушке почему-то показалось, что оно является как минимум неполным. Если вообще правдивым.

***

Сэйдж разложила на кровати несколько платьев, брала каждое из них по очереди, прикладывала к себе и подходила к высокому зеркалу. По большому счету, ей было все равно, в чем появиться на балу. Она считала все свои платья одинаково красивыми — в этом смысле родители баловали дочь, заказывая для нее наряды из самых дорогих тканей у лучших столичных портных. В гардеробе девушки было множество платьев, подходящих к ее внешности — нежных розовых, голубых, зеленых, сиреневых оттенков. Родовым цветом дома Олсфортов был изумрудно-зеленый, и Сэйдж предполагала, что на этот во всех смыслах судьбоносный бал она наденет платье именно такого цвета, дополнив его скромными украшениями из белого золота. Но сейчас… Повертевшись перед зеркалом с зеленым платьем, она раздраженно закинула его на дальний край постели и схватила голубое, атласное, отливающее в свете свечей тяжелой синевой грозовых туч.

«А тебе идет. Подходит к цвету глаз — просто идеально».

Сэйдж тихонько застонала и отшвырнула платье. Ну нельзя же так! Она обошла кровать и дотянулась до вороха зеленого шелка. Надо быть серьезнее и ответственнее. В конце концов, завтра — не просто бал, а смотрины. Сэйдж будет выбирать будущего отца будущего герцога Олсфортского. Вот так. И детские капризы сейчас неуместны.

Поверх зеленого воротника Сэйдж встретилась взглядом со своим отражением в зеркале. Лёд, сталь. Стойкость.

«Прапрапрапрабабушка, я тебя не подведу…»

***

— Какая ты у меня красавица! — Сэр Брандон сгреб дочь в охапку и закружил, не обращая внимания на визг Фиолы «Платье!.. Помне-е-ете же!» Сэйдж засмеялась, обхватив отца за шею, как в детстве, и уткнулась лицом ему в плечо, чтобы спрятать глаза, в которых веселья не было ни капельки.

Брандон поставил дочь на ступеньку лестницы и спустился чуть ниже.

— Молодец, что выбрала это платье, — сказал он. — Голубой тебе очень идет. Просто изумительно подходит к цвету глаз.

— Спасибо, — улыбнулась Сэйдж. — А это ничего, что я не в фамильных цветах?

— Это твой день, Снежок, — сказал отец и словно бы сморгнул попавшую в глаз соринку. — Только твой. Пусть сегодня всё будет для тебя. Не для меня или мамы, не для дома — для тебя.

— Ну ладно, пойдем, гости уже скучают, наверное. — Сэйдж подобрала подол платья и осторожно шагнула на одну ступеньку ниже.

— Идем. — Брандон подставил дочери согнутую в локте руку.

Уцепившись за руку отца, как за перила раскачивающегося подвесного мостика, Сэйдж медленно спускалась по лестнице главной башни замка. Мимо неспешно проплывали портреты предков, с самого верха и до нижней площадки представлявшие стили живописи и костюмы разных эпох. Много, много веков от верха лестницы и до ее подножия… Вот и спускаться бы сейчас так же — долго-долго…

Она боялась, просто до помутнения в глазах, до полуобморока боялась выходить к гостям. Боялась взглядов, на которые она налетит, как на острые колья. Восхищенных, оценивающих… вожделеющих. Они жаждут ее богатства, ее титула, ее положения в обществе… И ее саму?

Что же делать со всеми вами?

Колени дрожали, ладони слегка вспотели от волнения, но Сэйдж не замедляла шага. Сердце колотилось, и она очень надеялась, что отец не ощущает этого бешеного перестука через руку, которой она опиралась на его предплечье.

Там, в этом зале, среди разодетой, благоухающей модными ароматами толпы находятся семь человек, которые прибыли сюда для того, чтобы она выбрала одного из них. При мысли об этом Сэйдж становилось дурно. Как же это унизительно… Их будут рассматривать, оценивать, как жеребцов на базаре. Ни один благородный человек не должен допускать такого отношения к себе. Выбор должен оставаться только за ним самим. А это… Недостойно. Противно. Просто омерзительно! И почему именно ей выпало производить этот лишающий человеческого достоинства отбор?..

Но выбора нет. Ни у нее, ни у них. Сэйдж расправила плечи и шагнула в широкий дверной проем.

Впрочем, тягостные ощущения удивительно быстро рассеялись под влиянием царящей в зале непринужденной обстановки веселья и ленивого, ни к чему не обязывающего всеобщего флирта. Кандидаты на руку дочери хозяина отнюдь не выглядели униженными. Все же Сэйдж неплохо знала тех, кого включила в свой список: молодые люди так или иначе были близки ей по духу и характеру, относились к жизни как к увлекательной игре, не хотели упустить ни единого хода, но при этом были достаточно осмотрительны, чтобы не ставить на кон всё до последнего медяка. И на нынешнюю ситуацию они смотрели легко: повезет — так повезет, нет — так жизнь впереди еще длинная.

Сэйдж танцевала то с одним, то с другим, выслушивала комплименты, сплетни, хвастливые рассказы, стихи разной степени наивности, подвергнутые тщательной цензуре анекдоты — и, казалось, позволяла себе раствориться в веселье и беззаботности. Она никогда не была нелюдимой, любила поездки в гости, обожала принимать гостей в Олсфорте и сейчас чувствовала себя как шустрая серебристая рыбка в чистой воде. Иногда она ловила на себе одобрительный взгляд матери и обеспокоенный — отца, ободряюще кивала им — «Всё отлично!» — и неслась по залу дальше, увлекаемая в танце очередным партнером.

Вечер пролетел незаметно. Гости начали расходиться по отведенным им комнатам — по домам никто не разъезжался, на следующий день были запланированы катания на лошадях по окрестностям и соревнования по фехтованию и стрельбе из лука для всех желающих. И к вечеру отец Сэйдж должен был объявить предварительные результаты «отбора».

Сэйдж, сцепив руки перед собой, медленно прохаживалась по отцовскому кабинету. Она сама попросила Брандона уделить ей несколько минут после того, как гости разойдутся по своим комнатам, хотя и понимала, что сегодня все устали, и с серьезными разговорами лучше бы подождать до утра. Но при этом девушка осознавала, что просто не сможет уснуть, не поделившись с отцом нераскрытым секретом, который камнем лежал на совести, и тем решением, которое она приняла сегодня.

Отец попросил ее подождать в кабинете и поспешил в спальню к леди Лилиане, которая переутомилась на балу и неважно себя чувствовала. Сэйдж остановилась возле камина, поворошила кочергой угли, выпрямилась и застыла, глядя на огонь. Оранжевые отсветы прыгали по стенам, вызывая одновременно ощущения уюта и непонятной тревоги, словно предчувствие беды вплеталось в мгновения покоя.

Вернулся Брандон, подошел к дочери сзади и обнял ее за плечи.

— Ты просто молодец! — сказал он, улыбаясь. — Мама просила передать, что она гордится тобой. Ты — настоящая хозяйка Олсфорта, лучше и пожелать невозможно!

— Надеюсь, что так, — улыбнулась Сэйдж, поворачиваясь к отцу. — Папа, я хотела поговорить с тобой… О двух важных вещах.

— Слушаю тебя. — Герцог указал дочери на диванчик у стены. — Присядем?

Сэйдж очень прямо села на диван и сложила руки на коленях. Брандон, на лицо которого набежала тень тревоги, уселся рядом вполоборота к ней.

— Что-то случилось, Снежок? — тихо спросил он.

— Не то чтобы случилось, — Сэйдж через силу улыбнулась. — Но все же… Папа, послушай меня. Нет необходимости проводить второй круг нашего отбора. И завтрашний день мне не понадобится, чтобы окончательно убедиться… Я приняла решение.

— Уже?.. — растерялся отец. — Так быстро? И… И кто он? Ты уже…

— Руфус, — глухо проговорила Сэйдж, опуская взгляд. — Виконт Кроуден.

— К… кто? — Брандон вскочил на ноги и с ужасом уставился на дочь.

Сэйдж подняла на него потемневший взгляд.

— Сядь, папа, я всё тебе сейчас объясню. Сядь, пожалуйста. — Она ласково коснулась его руки.

Брандон неуклюже сел на самый краешек дивана и повернулся к ней. На лице его застыло горестное и растерянное выражение. Он хотел было что-то сказать, но дочь жестом остановила его.

— Я знаю, ты надеялся, что я выберу кого-то помоложе и покрасивее, — начала она, — кого-то, кто, как ты полагаешь, достоин меня, обеспечит мне счастливую жизнь, кого я смогу полюбить, в том числе и за внешность… Но смотри, что получается. Я не люблю никого из них. И не уверена, что смогу полюбить хоть когда-нибудь. А ты видел, как они на меня смотрят?.. Тот же Дамиан — он за мной весь вечер ходил как привязанный…

— И чем тебе Дамиан не угодил?.. — буркнул Брандон.

Сэйдж печально вздохнула. Дамиан, высокий и статный, искусный охотник и фехтовальщик, голубоглазый и улыбчивый, такой милый со своими вечно падающими на глаза непослушными соломенными волосами… Остроумный и начитанный. Хорошо воспитанный, всегда спокойный и сдержанный. Просто идеал, мечта всех незамужних девиц в королевстве. Двадцатитрехлетний второй сын графа Бертонского, чьи земли находились в десяти днях пути от границ владений Олсфорта, был самым очевидным кандидатом на руку дочери герцога. Так думали все — и его родители, и родители Сэйдж, и другие кандидаты… Да и сама Сэйдж, по правде говоря, тоже так думала — пока перспектива замужества еще казалась туманной и отдаленной.

Сегодня же, танцуя с ним, слушая его милые и остроумные шутки, изящные комплименты и наивные, но в сущности неплохие четверостишия, которые он на ходу сочинял на предложенные темы, она поняла, что не сможет… Не сможет дать ему то, чего он заслуживает. И пока еще не слишком поздно, пока доброжелательный интерес в его взгляде не сменился голодной тоской, а затем — бессильной злостью на нее, на себя, на судьбу, которая так неудачно перетасовала карты… Нужно оборвать все нити, убить надежду, пока та еще слаба и говорит таким тихим голосом. Дамиан достоин того, чтобы его любили, им восхищались, смотрели на него с обожанием. Он должен найти ту, которая сможет ответить на его любовь. Сегодня Сэйдж отчетливо поняла — она не сможет.

— Смотри, папа, — начала она со вздохом. — Первое. Владения Кроудена граничат с нашими. Это означает, что мы с вами сможем часто видеться. Я не хочу оставлять вас с мамой надолго… Второе. Виконт Руфус станет следующим графом Кроуденским. И наш с ним общий сын получит в конечном итоге оба титула. А ведь гораздо удобнее, когда твои владения находятся рядом, верно ведь?

Брандон смотрел на дочь вытаращив глаза.

— Погоди, — подняла руку Сэйдж, видя, что отец собирается что-то сказать. — И третье. Руфус — единственный из всех кандидатов, кто смотрел на меня так же спокойно и оценивающе, как и я на него.

— И что в этом хорошего? — не выдержал Брандон. — Единственный, кто… Да как он…

— Па-ап, — Сэйдж улыбнулась — грустно и так по-взрослому, что у отца закололо в сердце. — Это-то и делает его самым подходящим для меня женихом. Ну что я буду делать с этими влюбленными мальчишками? Подумай сам… Не знаю, как ты, а я бы не хотела… — Она обхватила себя руками и отвернулась. — Только представь: ты страстно любишь кого-то, души в нем не чаешь, готов весь мир ради него перевернуть. Ты к нему со всей душой, со всем сердцем. А этот человек… Просто терпит тебя. — Она замолчала и уставилась в затухающий камин.

— Вот ты какая, дочь моя, — ошеломленно проговорил Брандон. — А почему ты так уверена, что не сможешь полюбить — того же Дамиана? Прости за… личный вопрос, но я должен его задать. Твое сердце уже занято кем-то, кто не может стать твоим мужем?

— Нет, — Сэйдж постаралась, чтобы ответ прозвучал убедительно — да так, чтобы убедить не столько отца, сколько ее саму, — мое сердце никем не занято. Но я достаточно хорошо себя знаю, папа. Просто доверься мне.

— Ох, доченька, — сокрушенно вздохнул Брандон. Он мог бы многое сказать о том, что думает о способности восемнадцатилетних девчонок здраво оценивать себя и других, но… Лучше просто промолчать. Он знал, что словами тут ничего не изменить.

Характер его дочери — как сам Олсфорт. Многие века хозяева пытались перестраивать его, что-то менять, вносить улучшения… Замок стряхивал всё чужеродное, как налипший мусор. Новомодные постройки рушились, ветшали и постепенно разбирались на камень для мощения дорог. А сами древние стены по-прежнему стояли, хранили память рода и несли его славу через века.

Его дочь — настоящая герцогиня Олсфорт. Настоящая.

Она послушается прямого запрета, но… Какие у отца в данном случае основания запрещать ей поступать так, как она желает, кроме его собственного страха? Впору поучиться храбрости у дочери. Вон как сверкают отвагой и решимостью глаза. Голубые искорки… Брандон закусил губу.

— На балу я поговорила с Руфусом, — бесцветным голосом продолжила Сэйдж. — Он понял меня. И он согласен.

— Согласен он, видите ли! — Брандон снова взорвался и, не в силах усидеть на месте, вскочил с дивана и заметался по кабинету. — Тоже мне… Да кто он такой! Да что он!..

— Папа! — в голосе Сэйдж зазвенел металл. Брандон изумленно обернулся и застыл на месте. Его дочь поднялась на ноги и сейчас стояла перед ним воплощением силы, решимости и гордости. Взгляд ее голубых глаз обжигал холодом и резал, как лучший клинок. — Ты что-то имеешь против кандидатуры виконта Руфуса? Почему в таком случае ты не вычеркнул его из списка сразу же, когда я принесла его тебе на утверждение?

— Я не думал, что ты всерьез можешь выбрать его… — пробормотал Брандон.

— А если бы предполагал такой исход — вычеркнул бы?

— Н-нет, но…

— Тогда в чем дело? Если у тебя есть причины не желать того, чтобы именно потомок Руфуса Кроудена получил твой титул, назови их мне. Я не буду противиться твоей воле, ты это знаешь. — Сэйдж замолчала, прямо и храбро глядя в глаза отцу.

— Доченька, — простонал Брандон, шагая к ней, — да я-то не против… Но ты… И он… — Герцог тяжело вздохнул. — Он же старше тебя на… о боги, на двадцать семь лет! Он тебе в отцы годится!

— И что? — невозмутимо парировала Сэйдж. — Я видела его на охоте, я видела его на арене с мечом. Он пока еще не старый, отнюдь не старый! — Она не удержалась и лукаво подмигнула отцу. Тот застонал и закрыл лицо руками.

— У него лысина!..

— И что? Она ему идет. И от него приятно пахнет. И у него нет бородавок. — Сэйдж хихикнула, предвкушая будущую реакцию Фиолы на новость о ее выборе.

Конец ознакомительного фрагмента.