Семейный бизнес. От перемены мест…

Ксения Игоревна Руднева, 2017

После долгих колебаний Маша все-таки решается последовать за Егором в его родной город. Тем более мужчина оставил прощальный подарок – авиабилеты с открытой датой, который вроде как прозрачно намекал: девушку там ждут. По приезду оказалось – действительно ждали: и Соболев, и новые неприятности, и очередное расследование в придачу…

Глава 2

В воскресенье вечером Егор предупредил, что завтра нас ждет важный и ответственный день, и встать придется рано. Что конкретно нас будет ждать, уточнить не пожелал. Уже поняв, что молчать он будет как партизан, лишь бы, говоря его словами, не дать мне все обдумать и отказаться, пытать мужчину я не стала, а спокойно уснула, рассудив, что сюрприз вряд ли будет неприятным.

Следующим утром мы оказались на открытии после долгой реставрации галереи искусств, принадлежащей семье Егора."Анита" — гласила неоновая вывеска, выполненная художественным шрифтом. Почему именно"Анита", я решила поинтересоваться позже, а пока улыбалась во все зубы и рукоплескала изо всех сил, стоя практически во главе толпы жаждущих попасть внутрь. Даже несколько репортеров с камерами осчастливили своим присутствием.

"Хорошо хоть догадался подсказать, как одеться, иначе стоять бы мне в джинсах среди разряженной публики" — думала я, тихонько озираясь по сторонам, и радовалась, что решила-таки в самый последний момент закинуть в чемодан темно-синее платье и лодочки цвета электрик с собой. А публика подобралась разношерстная: кто-то был при полном параде и сиял драгоценностями, точно мы Новый год собрались праздновать, кто-то был одет празднично, но сдержано и элегантно, а были и те, кто предпочел не заморачиваться и пришел в джинсах. Но таких были единицы.

Наконец, ленточка была торжественно перерезана, речи произнесены и галерея гостеприимно открыла двери посетителям. Я с бокалом шампанского в руках, второпях сунутым мне Егором, скиталась по выставочному залу в гордом одиночестве и злорадно себе обещала, что ни за что не буду сидеть дома и по первому требованию сопровождать этого проходимца на подобного рода мероприятия. Да за кого он вообще меня принимает, тоже мне нашел себе эскорт! Раз уж придется задержаться в этом городе на неопределенное время, найду работу. Я ему не какая-нибудь домохозяйка, которую в случае надобности можно наряжать поприличнее для выхода в люди.

Но не дав мне достаточно времени, чтобы придумать максимально унизительную должность, которую я, назло Соболевским замыслам, обязательно займу, мужчина появился будто из ниоткуда.

— Прости, что оставил одну, — чмокнул он меня в висок и галантным жестом ухватил под локоть, — Пришлось уладить несколько вопросов.

— Я подумаю, — недовольно буркнула в ответ.

— Идем, расскажу, зачем мы сегодня здесь, — Егор сделал вид, что настроения моего не заметил, и потянул куда-то в сторону, уводя от толпы праздно шатающегося народа.

Мы вышли через служебную дверь, за которой притаилась лестница с деревянными перилами.

— А почему"Анита"? — поинтересовалась я, переставляя ноги по выщербленным за десятилетия ступенькам.

— Так маму звали, — пожал плечами Егор, — Банально, да?

— Нет, наоборот, даже в какой-то степени правильно, — попыталась поддержать я жениха, вспомнив, что ее давно нет. На этой ноте разговор потух, так толком и не начавшись.

В молчании мы проследовали до кабинета, обстановкой напомнившего мне те, что показывали по телевизору в старых-добрых сериалах про богатые семьи: одна стена полностью выполнена в виде стеллажа для книг, массивный стол из темного дерева, уставленный обязательной чепухой типа пресс-папье, призванной обозначить респектабельность владельца, и обязательный темно-зеленый текстиль. Я осматривалась вокруг, гадая, что же могло понадобиться нам, двум современным людям, в этом старомодном месте.

— В общем-то все просто, — Егор уселся прямо на рабочий стол, отодвинув вбок бронзовую статуэтку, изображавшую почему-то слона. — Я предлагаю тебе работу.

Не ожидая от Соболевской идеи ничего для себя хорошего, я мысленно напряглась, но дала ему возможность закончить.

— У тебя ведь уже есть опыт работы в картинной галерее, а мне как раз нужен специалист, вот я и подумал, почему бы нам не помочь друг другу…

Так, ну со специалистом он, допустим, поторопился, а вот работа мне очень даже пригодится, пусть и не столь постыдная, как я совсем недавно воображала.

— Ладно, — осторожно произнесла я, потому как с Соболевым, словно с джинном из старых сказок, никогда не знаешь, в каком месте ожидать подвоха.

— Вот и отлично, — радостно поиграл он бровями, насторожив меня еще больше, и направился к двери. — Сейчас я тебя кое с кем познакомлю.

— Марк Абрамович, прошу, — пригласил он в кабинет пожилого мужчину, не смотря на возраст строгой выправки. Одет тот был в костюм-тройку и шелковый платок вместо галстука, абсолютно седые волосы, тем не менее без старческой болезненной желтизны, зачесаны назад. — Познакомьтесь, это моя невеста и новая управляющая галереей, Мария Аркадьевна, — и, не дав мне и рта раскрыть, дабы праведно вознегодовать, как ни в чем не бывало, продолжил: — Маша, это Марк Абрамович, наш бывший управляющий. Он поможет тебе поначалу со всем разобраться, так что можешь полностью на него положиться.

— Очень рад за вас, очень рад, — старик потряс мою руку, предоставив о причине его радости догадываться самой: то ли он поздравлял меня с должностью, то ли с новоприобретенным статусом Соболевской невесты.

Я же могла позволить себе лишь сверкнуть на Егора глазами, обещая тому скорую расправу, и вымолвить:

— Благодарю.

Вот знала же, что что-то тут не чисто. Только кто же мог подумать, что Егору в голову взбредет! Ну какая из меня управляющая? Тем более целой галереей!

— Что ж, не хочу вас отвлекать. Буду счастлив трудиться под началом столь юной, очаровательной особы. — улыбка у Марка Абрамовича оказалась весьма располагающей, так что я не смогла позволить ему уйти, прежде, чем смогла заверить будущего помощника во взаимных симпатиях.

Старик откланялся, а я подумала, что везет мне в последнее время на участливых дедулек.

— Что скажешь? — обратился ко мне Егор, как только за стариком закрылась дверь.

— Что ты конченный псих, что вчерашние студентки серьезными заведениями не управляют и много чего еще. Но если ты готов доверить развалить галерею, названную в честь матери, первой попавшейся девице, то я это непременно сделаю. Только вот, в чем фокус?

— Никаких фокусов, — рассмеялся Соболев и поднял руки вверх. — Хотел сделать приятное любимой женщине и дать возможность заниматься тем, что нравится, самореализовываться, так сказать, на наше общее благо.

— А еще я никак не вспомню, когда это успела стать твоей невестой, — картинно почесала я затылок.

— По-моему, это случилось тогда, — Егор сделал вид, что задумался, — когда я отказался взять в жены твою сестричку.

Я не поняла, это у него что, стратегия такая: довести оппонента до белого каления, а затем взять буквально голыми руками? Так он бизнес делает, да?

— Совсем забыла, я не принимаю участия в семейном бизнесе, — пошла я на попятный. — Принципиально. На пользу это никому не идет, если помнишь.

— Брось, Маша. Уверен, у тебя все получится, — мужчина подошел ко мне и обнял. — К тому же, Абрамыч — толковый мужик и не даст тебе с треском провалиться, — закончил он говорить уже мне на ухо.

— Без треска провалиться — тоже мало приятного, — пробубнила я в широкую грудь, которая своим близким присутствием так и манила согласиться с любым предложением, лишь бы оставить владельца довольным.

— Не дрейфь, прорвемся. Все с чего-то начинали, — похлопал он меня по спине, будто приходился мне никем иным, как товарищем по оружию. — Сегодня, кстати, привозят одну картину на аукцион, и я бы очень хотел, чтобы ты на нее взглянула.

— Вот прям так сразу? — отстранилась я, вопрос прозвучал как жалоба.

— Прямо так, — вздохнул Соболев, делая вид, что ему и самому неловко, но деваться некуда.

— Ну да, и как я могла забыть, что ты у нас времени терять не любишь, — пробурчала я в сторону, вспоминая наше стремительное знакомство и историю, за ним последовавшую.

— Идем вниз, мы и так надолго покинули гостей, — потянул он меня за руку.

В залах, которыми располагала галерея, мы были в основном заняты тем, что общались с высокопоставленными посетителями. Егор представлял меня исключительно как свою невесту и новую управляющую галереей. Мужчины жали ему руки и поздравляли, а женщины по большей части ядовито выдавали что-то типа:"Давно пора". Публика подобралась разношерстная, но уделяли внимание мы лишь тем, кого Егор знал лично или считал полезным для дела.

Голова от новых знакомств уже шла кругом, а несколько бокалов с шампанским, выпитых на пустой желудок — пара бутербродов не в счет, — лишь усиливали внутренний дисбаланс. Наверное, как руководитель, я провалилась уже минут через тридцать, когда перестала напрягаться и пытаться уложить в голове весь этот калейдоскоп имен и лиц."А что, Абрамыч — "мужик толковый" — все равно не даст пропасть…" — легкомысленно подумала я: в какой степени алкоголь повлиял на равновесие, в той же степени он подействовал и на ответственность.

В какой-то момент у Соболева зазвонил телефон, и после короткого разговора мы с ним отправились к служебному входу встречать картину. Судя по специальной машине, доставившей груз, и парочке сопровождающих охранников в черном стоимость произведения исчислялась сотнями тысяч. Вряд ли ради не особо ценной работы кто-то бы так заморочился.

Вместе с Егором, представителем продавца и мужчинами в черном мы прошли в недавний кабинет на втором этаже, к которому, как оказалось примыкал сейф для хранения особо ценных экспонатов. Трясущимися то ли от алкоголя, то ли от волнения руками я распаковала картину и расположила полотно, надетое на подрамник, на рабочем столе. Соболев тем временем подписывал необходимые бумаги и общался с гостями.

Каким образом мужчины исчезли, а я осталась в комнате наедине с картиной, заметить не успела — полотно меня полностью поглотило.

Работа без сомнения принадлежала руке современного художника, имя я назвать не берусь. Крупные яркие мазки строгой геометрической формы были хаотично разбросаны по холсту, как будто художник забыл о полутонах и плавных переходах. Тем не менее, если отойти метров на пятнадцать, можно было без проблем различить и набережную серых тонов, и тонкую, словно тростинка, женщину, неспешно идущую в сторону моста, зеленые, полные сил деревья и дымчатые крыши на том берегу.

Да уж, картина определенно стоила того, чтобы ради нее организовать аукцион и заставить желающих приобрести полотно как следует за него побороться. Неудивительно, что работу так охраняли. Интересно, кому она в итоге достанется. И за какую стоимость. От нахлынувшего почему-то волнения голова слегка закружилась, а потом и вовсе взорвалась фейерверком где-то в районе затылка. Последнее, что я увидела — это крупные яркие мазки, подобные тем, что были на картине, только на черном фоне закрывшихся век, а затем — темнота и тишина.

Очнулась я от того, что кто-то непрестанно зудел сбоку, назойливо играя на нервах, будто комар летней ночью. Не дадут спокойно отдохнуть! Я попыталась повернуться на бок, чтобы посмотреть, кто там так нагло шепчется, но тут же застонала: голова раскалывалась так, будто меня сбил поезд, под который меня вынудил кинуться черный недельный запой.

— Ты как? — тут же подскочил ко мне Соболев, на лице беспокойство. За его спиной маячил Леха — начальник службы безопасности и лучший друг по совместительству.

Вот уж кого точно не ожидала сегодня увидеть. Или меня и правда сбил поезд, и теперь он тут, чтобы лично найти машиниста?

— Нормально, — прохрипела я. Егор недоверчиво поднял бровь.

— Голова болит, — созналась. А что, я ж не партизан, чтобы молча терпеть.

— Вот выпей, — протянул мне Леха таблетки и стакан с водой. — Доктор сказал, что голова будет беспокоить какое-то время. И хорошо бы сделать рентген и МРТ.

Объяснения Лехи ситуации не прояснили, а лишь еще больше запутали. Тем не менее, начать разбираться я решила с того, что попроще, то есть с головы.

Сесть я смогла лишь при помощи Егора и, махом проглотив таблетки, внимательнее присмотрелась к мужчинам. Судя по одноразовым медицинским халатам, надетым поверх костюмов, и тревожным кнопкам на стенке находились мы почему-то в больничной палате: я на узенькой койке с раздражающим скользким матрасом, а мужчины — подле.

— И что стряслось на этот раз? — спросила я, откинувшись на вовремя приподнятую Егором подушку и прикрыв слезящиеся глаза.

— Тебя предположительно тупым предметом ударили по голове, а едва прибывшую в галерею картину забрали с собой. Кто — неизвестно, — кратко обрисовал Петров.

При упоминании о тупом предмете я поморщилась — вот что оказалось моим личным паровозом, а Соболев стоял с таким лицом, что аж страшно становилось. Не за себя, а за того, кто посмел покуситься…

— Егор нашел тебя на полу в кабинете в луже крови, так что…

— Я ж говорила, что нельзя мне в семейный бизнес… — решила я хоть как-то разрядить обстановку, но по-видимому только зря старалась. Егор все так же чуть не скрипел зубами, а Леха с предельно серьезной миной не прекращал оглядывать меня. На предмет скрытых повреждений — сделала я вывод, потому что когда я проходила осмотр у психиатра для водительской медкомиссии, тот на меня так же смотрел.

— Ладно. И что дальше? — после затянувшегося молчания опять спросила я. Сидеть и безмолвно глазеть друг на друга поднадоело, тем более, что подушка и простынь по дерматиновой поверхности матраса начали съезжать, заставляя тело принимать все более горизонтальное и неудобное положение.

— Ну, первую помощь тебе уже оказали, так что мы с тобой домой, а Лехе как всегда достанется право на общение с полицией, — Егор был краток.

Вообще я даже побаиваюсь Соболева, когда тот в гневе, не хотелось бы стать его источником. Поэтому перечить я конечно же не стала, и, отталкиваясь руками от стены, попыталась встать с кровати, чтобы немедленно отправиться куда сказано. Колеса у койки оказались почему-то не зафиксированы, так что та принялась отъезжать вбок, грозясь сбить мужчин с ног. Я вынуждена была барахтаться как какой-нибудь новорожденный детеныш, все сильнее опираясь о стену в попытках удержаться от соскальзывания в новообразовавшуюся щель, тем самым лишь увеличивая просвет. На помощь тут же пришел Егор и, подхватив за талию, аккуратно переместил на пол. Вот бы еще и с раскалывающейся головой было так просто.

Череп сзади пульсировал и горел, распространяя волны острой боли по всей окружности. Надеюсь, голова не стала сзади плоской, потому что ощущение складывалось именно такое. Я поморщилась и потерла лоб, в надежде хоть как-то облегчить боль. Но тут меня ждал еще один сюрприз: вместо гладкой и мягкой обычно поверхности пальцы наткнулись на выпирающий кратер в том месте, где индианки обычно носят красную точку между глаз. Только в моем случае маловероятно, что это был намек на статус замужней женщины.

— Это что еще за хрень! — я воскликнула и, наплевав на боль в затылке, стала вертеть головой в надежде найти зеркало. Но откуда ж ему взяться в больничной-то палате. Мужчины сконфуженно и до обидного единодушно уставились в пол.

Наконец мой взгляд наткнулся на сумочку, брошенную кем-то неподалеку, и я слишком бодро для только что пришедшего в сознание человека припустила к своему сокровищу. Зеркальце из косметички показало огромную, налившуюся малиновым цветом, больше подошедшим бы для педикюра, шишку прямо по середине лба.

— Уроды! — тут же всхлипнула я, имея в виду посягнувших на прекрасное грабителей, и в обиде на жизнь в целом швырнула неповинное зеркало обратно.

— Мы их найдем, — поспешил успокоить меня Егор и крепко обнял сзади.

— И гематомой на лбу они уж точно не отделаются, — угроза почему-то прозвучала из моих уст как жалоба, а я хлюпнула носом и опять коснулась шишки. Сама не знаю почему, но руки так и тянулись ко лбу, как будто я все никак не могла поверить в произошедшее и пыталась таким нехитрым способом удостовериться в том, что мне не показалось.

— Обещаем, — задорно сверкнул зубами Леха, по-моему, даже с некоторым предвкушением, а Соболев стиснул меня покрепче. Хорошо, когда в трудной ситуации тебя поддерживают надежные люди. И сильные.

По дороге домой я все больше молчала — не знаю, кем надо быть, чтобы беззаботно болтать в подобной ситуации. Егор похоже против такого расклада ничего не имел: всю дорогу он сжимал фирменный черный руль и напряженно о чем-то мыслил. О чем, спрашивать не хотелось: все вопросы я решила отложить на потом и подарить пострадавшей голове вполне заслуженный отдых. Сразу вспомнилось, как мама все детство называла мою головушку буйной. Вот и гадай теперь: то ли права она была, то ли накаркала.

Дома мы оставили машину в подземном паркинге и на лифте поднялись наверх. В огромных размеров зеркало я старалась не смотреть и стояла, уткнувшись"рогом"в Соболевскую грудь. Он, в свою очередь, аккуратно гладил меня по волосам. Что-то в этом жесте показалось мне неправильным, и я впервые решилась пощупать рану. А, обнаружив под пальцами хирургический пластырь и голую как коленка десятилетней девочки кожу, уставилась на Егора: когда-нибудь эти ненормальные сюрпризы кончатся?

— Они что, побрили мне затылок? — в неверии прошептала я, а подбородок затрясся от обиды: мало того, что с шишкой посреди лба, так еще и, как выясняется, с плешью на полголовы!

— Рана была открытая, пришлось накладывать швы… — Егор с жалостью посмотрел на меня.

Да что ж такое-то, а? Опять из-за парня меня насильно волос лишают! Я всхлипнула. За первым всхлипом последовал другой, и, наконец, я зарыдала, причитая о погубленной внешности и молодости в целом. А как теперь жить с этим рельефом на лбу и голым, шитым затылком? Соболев успокаивал как мог, тем не менее периодически посмеиваясь над тем, как я стенала.

Оказавшись в стенах квартиры, я первым делом отправилась на кухню: какими бы стрессами ни изобиловала жизнь, на аппетит мой это никак не влияло. Даже наоборот, на полный желудок все горести казались не такими уж и горькими. Тем более, если мне не изменяет память, помимо нескольких бутербродов и завтрака, который давно успел выветриться, во мне сегодня ничего и не было. Шампанское не в счет — оно лишь делает мой желудок вместительнее и прожорливее.

В общем, я навалила себе целую тарелку, будто в моем распоряжении был всего один подход к холодильнику, и отправила ту в микроволновку.

— Ты еще притопывать от нетерпения начни, — усмехнулся Егор, заходя в помещение.

— Если бы на открытии чьей-то галереи кормили получше, мой организм бы так не оголодал.

— В следующий раз учту, — Соболев усадил меня за стол, лично принес тарелку, разложил приборы и уселся напротив. Пока я уплетала овощи, он не сводил с меня внимательных глаз, на дне которых, как он не пытался это скрыть, плескалось беспокойство. Неужто решил, что я опять могу отключиться? Голова, кстати, почти перестала беспокоить — видимо таблетки, что оставил доктор успели подействовать.

— Что-то ты сегодня уж больно покладистый, — с набитым ртом проговорила я.

— Подожду пока ты вернешься в форму.

После плотного ужина я решила, что теплая ванна — сейчас будет в самый раз. Егор вызвался набрать воды, как будто я была не в состоянии повернуть ручку крана. Но спорить не стала, если ему от этого легче, пусть старается.

За те полчаса, что я провела в воде, Соболев умудрился заглянуть ко мне раз восемь с неизменным вопросом не нужно ли мне чего. А когда я, покачав головой, оставалась одна, слышала, как он говорит с кем-то по телефону. Ясное дело, с Лехой обсуждали произошедшее.

На ночь Егор намазал мой малиновый лоб оставленной доктором мазью,"новейшей разработкой израильских ученых, которые славятся своими бла-бла-бла…". В действенность суперсредства лично мне верилось с трудом, но раз уж Соболев так настаивает… Перед тем, как выключить свет, Егор осторожно чмокнул меня прямо в шишку и обозвал"единорожкой", что не могло не порадовать: если бы он и дальше вел себя как наседка, надолго бы меня точно не хватило.