Сон длиною в жизнь. Балтийские грёзы. Часть 3

Ксемуюм Бакланов

Третья книга романа. Захватывающий сюжет, накал нарастает. В этом мире никак не обойтись без принципов, у всех они разные. Кто-то применяет принцип невмешательства, кто-то не может пройти мимо несправедливости и подлости. Главный герой не изменяет своим принципам, он не бросает в беде близкого друга. Так ли это тривиально и всегда ли истина на поверхности? Прочитав книгу, вы найдёте ответы на поставленные вопросы.

Былое и думы

Вот так, при постоянном волевом нажиме, не имея никакого желания, я уже весьма продолжительное время двигался в общем русле выбранной нами корпоративной стратегии и делал это, не выказывая должного рвения, так как в какой-то момент отчётливо увидел, что Манушак прекрасно справляется с обязанностями директора и мало что теперь зависело лично от меня, как говорится кто везёт, на том и едут. В своё время, наигравшись вдоволь в важную персону, с огромным опытом того, как из грязи попадают в князи и наоборот, я по возможности перестал доказывать свою значимость, оставив это на Алексея с Маней, которые ещё долго играли в игру под названием «для меня нет меня прекрасней», пока и они не устали. Говоря откровенно, я стал тупо отлынивать от работы и не потому, что ленив, хоть и не без этого, а потому, что видел уже не за горами свой уход из компании, где хочешь ты того или нет, каждый день нужно было доказывать свою необходимость, подчёркиваю, именно доказывать, на что порой и тратились основные силы. По своему характеру я человек — вспышка, то ничего, то сразу всё и мне такой регламент конечно же не подходил.

По обоюдной договорённости, которой мы достигли ещё два года назад, Маня была директором, я — замом, наш новый партнёр Алексей, хоть и не был учредителем, но тоже занял ключевое положение и участвовал в принятии важных решений, определяющих ближайшие, да и дальние перспективы развития компании. Он практически избавил нас от необходимости заботиться о кадрах, беря на себя все тяготы общения с рабочими, а также утрясал все финансовые недоразумения с ними, оставляя себе и это вполне естественно, серьёзную часть средств, выделенных на зарплату, что и было его, так сказать, нефиксированной долей. Мы приняли эти правила игры и в дальнейшем ни разу их не нарушали.

Масла в огонь, нет-нет, подливал тот факт, что Костя долгое время ещё работал в фирме, даже после того, как уехал на Украину Александр. Конечно, это было моей ошибкой, его надо было сразу же определить где-нибудь на стороне. Сейчас же он для всех являлся раздражающим фактором, хоть и выполнял, причём весьма успешно, работу в рамках своих полномочий. Имея заносчивый и неуживчивый характер с очевидными задатками человека властного, он при всяком удобном и не всегда удобном случае, пытался демонстрировать своё превосходство над другими рабочими, многие из которых действительно были классическими объектами для насмешек. Но один против всех — путь в никуда, этого я никак не мог ему донести, ведь молодость склонна понимать только на собственной шкуре. Как итог, после его критических высказываний возникал резонанс, с последующим продолжением разборов в офисе, то есть между мной, Манушак и Алексеем.

Почему? Да потому, что число рабочих, их квалификация, а на первых порах и объёмы работ, выполняемые людьми Алексея, были его главным инструментарием и он, естественно, не мог позволить какому-то «молокососу» поставить под сомнение выбранную стратегию, обеспечивающую безбедное существование (это в продолжение разговора о ежедневном доказательстве значимости).

Главным и решающим было то, что стратегия в целом работала, всё о чём говорил Костя, были лишь частности, (мне сейчас вспомнилось, как я хотел изменить структуру и стиль работы ТО-44). Но ведь молодость — это максимализм и, уверенный в своей правоте, Костя был неудержим в своих оценках, что до всех нас в отдельности и фирмы «Строй Индустрия» с её специалистами в целом.

Другой моей ошибкой было то, что на все упрёки, касающиеся Кости, я реагировал стандартно агрессивно, чем очень сильно портил отношения со своими коллегами и ещё больше заострял на нём внимание. Это была всё та же значимость, я хотел доказать, что мой сын самый лучший, хоть и понимал, что это не всегда так.

Короче говоря, пока я понял, что Костю надо уводить в сторону, нервов потерял немеряно. Но это было уже через год, когда он учился в филиале Московского института инженеров транспорта, на строительном факультете. Незадолго до этого нам выпал случай ремонтировать фасад здания института, так бы мы про него никогда и не узнали. Манушак договорилась с ректором и Костя сдал экзамены, в то время я был с Женей в очередном отпуске и всё организовала Маня. Надо сказать, она всегда относилась к нему, как к меньшему брату, часто покупала для него что-нибудь эдакое, даже одежду иногда выбирала сама, да и просто принимала активное участие в его судьбе, причём совершенно безвозмездно, то есть не ожидая какой бы то ни было отдачи, кроме душевной.

Костя стал очень стремительно взрослеть, он даже внешне изменился настолько, что сейчас не был похож на меня так уж очевидно притом, что ещё два года назад, он был просто копией моих фотографий тридцатилетней давности. Ко всему прочему изменения внутренние были ещё более грандиозными. На первый план очень явно выходили лидерские качества, напористость и какая-то фанатичная целеустремлённость в желании достичь вершин во всём. Он даже учился в институте как-то уж больно добросовестно, можно сказать самозабвенно, сам выполнял абсолютно все курсовые, отлично сдавал все экзамены и никогда не имел хвостов при переходе с курса на курс, то есть был полнейшей моей противоположностью, чему я немало радовался, за него никогда не надо было платить, как это делали другие родители, ему ничего не надо было напоминать, что касалось учёбы. Но самым замечательным было то, что в свои двадцать с небольшим, он достаточно ясно представлял себе, чего, когда и сколько он хочет получить, в ближайшей или среднесрочной перспективе, а также от жизни вообще. Согласитесь, такая целеустремлённость не всегда под силу даже людям зрелого возраста, а тут пацан, который года три тому назад даже не знал, нужен ему институт вообще или ну его нафиг.

Все наши знакомые заметили это и дружно хвалили его, а заодно и меня, хоть я и понимал, что моей заслуги здесь напрочь нет. Единственный человек, настороженно воспринимавший эти резкие перемены в сознании была Манушак, она всегда очень прозорлива, и увидела в этой метаморфозе недобрые признаки.