Преданные. Белое с кровью

Кристина Робер (2024)

После страшных событий на кладбище Ника понимает, что обязана разгадать тайну сущности, которая живет в ней, и отправляется в Огненную землю. Однако ответы не находятся в библиотеке, да и обитатели замка не торопятся обнажать душу… Тогда Ника уходит в лес Морабат, к ведьмам, в надежде, что они смогут дать ей подсказку. Но никто не способен решить за Нику, что она должна делать и кого защищать. Ведь когда она сделает свой выбор, пути назад не будет. От автора «Белое с кровью» — это история взросления. Привычный мир с вайбами 2000-х, школой и подростковыми буднями остался за завесой, и герои сталкиваются с другой реальностью: Ника — с ожившими легендами, Алекс — с демоном, которого, быть может, и вовсе не существует. Ведьмы, вампиры, отшельники, воины-маги, дворцовые интриги, новые чувства и ответственность, которую должен взять на себя каждый из героев, пока их могущественные родители рискуют жизнями своих детей ради осуществления пророчества тысячелетней давности.

Глава 3. Не каждая ведьма бессмертна

После разговора с Лидией о похищении и детском кладбище Ника стала выбираться из спальни поздними ночами. От няни Дорис (к слову, единственной, кому девушка позволяла навещать себя) она узнала, что охрана в замке выставлена только у ворот и черного входа. За основную безопасность отвечала ведьмовская магия — какие-то «скрытые символы, нанесенные потайными чернилами» (точнее Дорис сказать не могла, потому как «в этой их магии не разбираюсь и никогда не хотела разбираться») на земле в саду, на полах и стенах внутри замка; и эту защиту мог обойти лишь ограниченный круг лиц, одобренный самим оклусом. Ника злорадно ухмылялась, ловя в интонациях няни неприкрытое пренебрежение в сторону Николаса и его свиты, хоть и понимала, что сердобольная Дорис по поводу и без готова обвинить любого в ее бедах, потому что слишком печется о ней.

Поэтому Ника решила выходить хотя бы на улицу в надежде привести голову в порядок и наконец понять, что ей дальше делать.

Двери в холле вели на просторную галерею, опоясывающую замок. Все здесь было выполнено из темного камня, грубого и шершавого на ощупь: гроты и вазоны, колонны, подпирающие балконы верхних этажей, перила, балясины и даже лестницы. Одна вела к дороге до парадных ворот, остальные были рассредоточены по всей длине галереи и спускались в яблоневый сад, усеянный мелкими, звонко журчащими фонтанами с хмурыми статуями волков, коваными лавочками и фонарями с металлическими чашами-розами.

Спрятав голову под капюшоном, Ника бродила по безлюдным дорожкам, скрывалась за деревьями, если замечала кого-то из обслуги или жителей замка, тихо наблюдала за ними и никак не могла отделаться от мысли, что и за ней все время наблюдают из сада или окон, пестрящих пугающими зыбкими тенями.

Девушке полюбилась скамья на задворках сада под раскидистой благоухающей яблоней. Ника часто забиралась на нее с ногами, включала телефон Алекса (каждый раз опасаясь, что батарейка вот-вот сдохнет и отнимет у нее последнее материальное, что связывало ее с Маркелом и тем миром) и слушала треки, под которые они коротали последние ночи в «Форест Холле». Ночи — такие нежные, полные любви и глупых надежд, ужасно далекие, но счастливые. Возможно, самые важные в ее жизни ночи… И Ника цеплялась за эти воспоминания, борясь с приступами паники всякий раз, когда не могла в мельчайших деталях воспроизвести какой-то разговор. Боялась, что существо внутри решит и этой памяти ее лишить, поймает, когда ей будет больнее всего, и заберет, не спросив…

Ника с тоской смотрела на темное небо и считала невидимые звезды. Она бы всё отдала, чтобы вернуться в прошлое и на повторе проживать эти дни, снова и снова, потому что ей ужасно понравилось жить моментом. Понравилось любить монстра. Понравилось побеждать его.

Внезапно ноздрей коснулся сигаретный дым, и Ника вздрогнула, распахнув глаза. Рядом сидел темноволосый мужчина и, под стать ей, смотрел на небо. На лице, изъеденном шрамами, похожими на оспины, играла лукавая улыбка. Клепки на кожаных штанах и куртке отражали свет фонарей, в ушах и носу поблескивал пирсинг. Ника сверлила его взглядом, но мужчина мастерски не обращал на нее внимания, и она быстро решила опустить формальности. Сил изображать негодование или возмущение у нее не было. Ника убрала наушники и, заметив на лавочке между ними пачку сигарет, утащила из нее одну.

— Дадите прикурить?

Незнакомец щелкнул зажигалкой и повернулся к ней. На его шее слева Ника заметила татуировку — розу, составленную из геометрических фигур.

— И где я вас видела?

— На новогоднем балу, вероятно, — хмыкнул он, убирая зажигалку.

Карие глаза лукаво косились на нее, и Ника вспомнила. В прошлом году на балу она подслушала разговор мужчин, в котором все как один осуждали решение оклуса вернуть дочь в Огненную землю, а Илан Домор даже назвал ее мать шлюхой, намекая, что и она такая же, и только этот человек вступился за нее.

— Вспомнили меня?

— Ага. Вы что, мысли читаете?

— Лица. Вы как Домор, наша светлая розочка: мордашка каменная, но, если что озарит, — все на лице, как открытая книга. Вас обоих легко понять.

— Не думала, что у меня с Домором есть хоть что-то общее. На том балу ваш патлатый друг презентовал меня друзьям не в самом выгодном свете, а вы поставили его на место. Спасибо, кстати.

Незнакомец хохотнул:

— Хорошо получилось, да? Наш малыш такой серьезный и правильный, наверняка даже в мыслях такого себе не позволяет. Это я его убедил разыграть представление перед Германом. Это который толстый. Один из советников вашего отца. Хотели посмотреть, чью сторону он примет. Честное слово, я слышал, как скрипят слова на зубах Илана, когда он произносил их.

— Вот как? Ну ладно, больше не буду на него злиться, что уж.

Затянувшись, Ника блаженно закрыла глаза. Надо бы раздобыть денег и выяснить, есть ли здесь супермаркет…

— Или отдать распоряжение прислуге, — мужчина снова хохотнул. Ника закатила глаза. Никакой приватности с таким! — Дочь оклуса и все такое, да еще и восставшая из ада, если верить слухам. Вам принесут что угодно, лишь бы побыстрее отделаться.

— Хорошо быть дочерью оклуса. Не придется убивать за фиш-энд-чипс^[3]. Я Ника, кстати. — Она, конечно, понимала, что все и так знают ее имя, но решила сразу задать правила игры. Потому что еще одну «Николину» или «госпожу» она не выдержит. — И можно на «ты», лады?

— Инакен Фернусон, воин отряда Алой Розы, — мужчина протянул ладонь, и Ника пожала его длинные изящные пальцы. Кожа у него была горячая и шершавая. — Мы по пятницам зависаем у демона, картошечка там вполне неплохая.

— У какого еще демона?

— «У Де Мона», — повторил Инакен по слогам и снова рассмеялся. — Это название такое.

Прищурившись, Ника выдохнула дым. Мужчина опять рассмеялся и внезапно поднялся, протягивая ей пачку сигарет:

— Мой вклад в твое безоблачное будущее в стенах этого прекрасного замка. А к «Де Мону» советую заглянуть. Картошечка хороша, эль отбивает желание жить или умереть, а уж сплетни, сплетни… — Инакен поднес к губам сложенные щепотью пальцы и смачно поцеловал воздух над ними. — Тебе не помешает послушать.

— С чего ты взял, что мне это интересно?

— Поспорим?

Засунув пачку в карман джинсов, Ника поднялась. Какой непробиваемый, самоуверенный сукин сын!

— И как я туда найду дорогу? Вряд ли кто-то рот при мне откроет.

— О, это ерунда. Я проведу, — Инакен самодовольно улыбнулся и протянул ей руку. — Лады?

Ника фыркнула, но на рукопожатие ответила. Ну нравятся ей фамильярные придурки! Что поделать, у всех свои слабости… Пообещав ждать ее завтра здесь в одиннадцать вечера, Инакен откланялся и ушел через сад, на ходу прикурив сигарету, которую прятал за ухом, и насвистывая незнакомую ей мелодию.

«Я проведу», — пообещал Инакен Фернусон и следующим вечером с видом школьника, нарисовавшего портрет матери, протянул Нике розовый парик до плеч с длинной челкой.

— Мне просто любопытно: в какой момент я дала понять, что люблю розовый? — прошипела Ника, брезгливо держа вещицу двумя пальцами на почтительном расстоянии от своего лица.

— В этом-то вся суть! Никто и никогда не поверит, что дочурка оклуса из ада надела это. Даже при всех слухах о ее поехавшей крыше.

— Смотрю, у вас тут не принято церемониться с правящей семьей. — Ника собрала волосы резинкой и нахлобучила на голову розовое безумие.

Фернусон поправил парик, беспардонно дернув его вправо, и, отступив, присвистнул:

— В оправдание своего бесстыдного поведения спешу заметить, что теперь ты просто ожившая эротическая фантазия половины обитателей «У Де Мона». Еще бы живот оголить, а то есть там один, который с ума сходит…

— Захлопнись, — прорычала Ника, тем самым наконец развеяв в пух и прах остатки формальности между ними.

Фернусон хохотнул и застегнул рот на воображаемый замок.

Вглубь Огненной земли от ворот замка вела дорога, обрамленная высохшими деревьями и статуями гаргулий. По земле стелился туман, а темное небо, затянутое грязно-серыми облаками, словно грозилось рухнуть на голову.

Так могла бы выглядеть дорога в ад, по которой я вернулась из мертвых…

Фернусон курил, беззаботно что-то напевая себе под нос. Ника молча шла рядом, засунув руки в карманы черной толстовки и периодически запуская пальцы под парик, чтобы почесать раздраженную кожу головы. Внезапно «адская» дорога вывела к проспекту. Современные многоэтажки тонули в городских огнях, неоновые вывески призывно мигали, бликуя в панорамных окнах и отражаясь в лужах, оставленных вечерним дождем. Гудки машин, гул голосов прохожих — перед ними вырос город, которому точно здесь не место: уж слишком контрастным он выглядел на фоне мрачного замка, в котором Ника упрямо заперла себя. Она застыла, растерянно моргая.

— Мы же не…

— Нам сюда.

Фернусон кивком указал налево, и Ника свернула за ним в переулок — безлюдный и плохо освещенный, как и несколько других, которые им пришлось пройти, прежде чем Ника наконец увидела разрекламированный бар «У Де Мона». Кем бы ни был этот Де Мон, он явно питал страсть к американскому кантри, потому что в своем баре воплотил мечту любого техасского ковбоя класса люкс: это было массивное здание из кирпича и дерева с арками и огромной, ярко освещенной террасой у входа, на которой стояла компания мужчин с пивными кружками и сигариллами.

— Через пару часов здесь будет не протолкнуться, — сообщил Фернусон, на ходу давая пять одному из мужчин.

Ника поймала на себе несколько заинтересованных взглядов и невольно вжала голову в плечи. Они поднялись по лестнице, ее спутник толкнул входную дверь и закинул руку ей на плечо. Ника дернулась, но воин только усилил хватку. Она ткнула его локтем в бок, а потом поймала за ворот куртки:

— Прекрати трогать меня, а иначе я отрежу твои наглые яйца и заставлю сожрать при мне!

На мгновение на щербатом лице Фернусона отразилось недоумение, а потом он вдруг расплылся в широченной улыбке:

— Рекомендую сначала пройти мастер-класс у Домора. Малыш у нас спец в скармливании чужих яиц.

— Чего?

Фернусон наклонился к ней и заговорщически прошептал на ухо:

— А ты как-нибудь спроси между делом, за какие такие заслуги эта благородная птичка попала на службу к твоему отцу. Зуб даю, удивишься.

Ника тряхнула головой, и Фернусон отступил от нее.

Внутри играла негромкая музыка — гитара и клавишные, что-то приглушенное, ни на что из слышанного ранее не похожее и, судя по эху, словно записанное на живом выступлении. Стены из камня и дерева, низкий потолок с открытыми балками, кожаные диваны с потертыми подушками, пледами и шкурами и россыпь столов всевозможных высот и размеров — будто здесь ждали всех, от гномов до великанов. Народу было немного: три компании в разных углах да несколько одиночек за баром. Ника машинально потянулась к парику, но Инакен шикнул на нее:

— Хватит дергаться.

— Я выгляжу как дура. И чешется так…

Фернусон скорчил рожу и кивнул в сторону барной стойки: мужчина за ней с энтузиазмом натирал пивной бокал, качая головой в такт гитаре. Головой с яркими синими волосами. Завидев воина, он махнул ему, а потом улыбнулся Нике.

О-оке-ей.

Инакен повел ее к компании, занявшей дальний стол с массивными деревянными креслами. Лицом к ним сидел здоровяк, телосложением, объемной рыжей шевелюрой и бородой напоминавший викинга. Рядом — худощавые близнецы, коротко стриженные и русоволосые, курносые и с раскосыми глазами, такими черными, что зрачков было не видно. Напротив них расположился смуглый мужчина — статный, подтянутый, с орлиным носом и осанкой, которой позавидовала бы любая начинающая балерина. На шее каждого красовалась татуировка-роза — такая же, как у Инакена.

— Дамочки, смотрите, кого я к вам привел! — торжественно объявил Фернусон, и Ника метнула на него уничтожающий взгляд. Она думала, их план — слиться с местным контингентом, а не объявлять во всеуслышание о визите легендарного исчадия ада.

— Розовый — цвет королей, — заключил рыжий здоровяк, с видом эксперта осмотрев ее с ног до головы.

— Это каких таких королей?

— Которых мы сами выберем, — ответил смуглый и поднялся, отодвигая для нее свободное кресло возле себя. — Добро пожаловать.

Его неожиданно теплая улыбка немного сняла напряжение. Ника с благодарностью кивнула и села за стол.

— Это Агвид Берси, — упав в кресло рядом с близнецами, сказал Фернусон, лениво указав пальцем на рыжего. — Вот эти цыпочки…

Один из близнецов сжал кулак и с жутким прищуром покосился на Инакена. Тот округлил глаза и показательно прокашлялся:

— Вот эти достопочтенные уважаемые джентльмены — Броди и Кайло Райкеры. По сей день им предлагают самые высокие проценты в домах удовольствий, потому что, ну, сама понимаешь, на вкус и цвет, но близнецы всегда в… Ой!

Один из близнецов воткнул вилку в стол в пугающей близости от пальцев Инакена, и тот откинулся на спинку кресла, хватаясь за сердце. Ника хмыкнула и почувствовала, как расслабляется. Если Фернусон — местный шут гороховый и ведет себя так не только с ней, можно не переживать. Так только лучше: его много, он шумный и отвлекает всех от ее загадочной персоны. Вон даже подозрительные близнецы, поначалу сверлившие ее убийственными взглядами, видимо, забыли про свою враждебность, переключившись на коллегу.

— Я Давид Дофин, отец и мать этого балагана, — воспользовавшись заминкой, представился смуглый.

— Я вас видела на…

Он кивнул, предупреждающе выставив ладонь; и, поджав губы, Ника кивнула в ответ. Его она тоже видела на новогоднем балу — в компании смешливой женщины с ярко-рыжими волосами, — но Давид прав, вслух об этом здесь говорить не стоило.

— А та-ам, — вдруг воскликнул Фернусон, — наша сладкая розочка воркует со своей дамой сердца и всячески делает вид, что не имеет к нам никакого отношения!

Проследив направление его взгляда, Ника обернулась и за маленьким столиком возле окна увидела пару: блондинку в элегантном светлом платье, с блестящими локонами и кожей, белой и гладкой, как фарфор, и мужчину в черной рубашке и классических брюках, с вьющимися светлыми волосами, собранными в низкий хвост. Поймав ее взгляд, он замер, не донеся до губ бокал. В светло-серых глазах мелькнуло удивление. Ника отвернулась. Илан Домор был единственным из всех присутствующих, кто знал о ее секрете, и ей оставалось лишь надеяться, что он будет держать язык за зубами не только перед ее семьей, но и перед воинами Розы.

— Значит, за встречу! — вдруг воскликнул рыжий здоровяк Берси и пододвинул к ней рюмку с бордовой жижей. Ника принюхалась и тут же закашлялась: крепкая дрянь, аж глаза заслезились. — Фирменная настойка Де Мончика. Один раз за вечер, но залпом. — Ника скептически посмотрела на него, и широкое лицо Берси растянула утонувшая в бороде улыбка. — Смелее, мисс. Вечер только начинается!

И это был очень странный вечер. Впервые за последние дни Ника нормально поела и умудрилась не думать о том, почему вообще оказалась здесь, на этой земле. Настойка хоть и опалила горло, но бдительности не усыпила, и Ника ни на секунду не забывала, что сидит инкогнито в компании незнакомых ей людей, хоть те вроде бы и служат ее отцу верой и правдой. И она наблюдала за каждым, но делала это украдкой, фальшиво улыбаясь и гримасничая. Не заметила, как бар наполнился гостями, как новоприбывшие компании запестрели цветными волосами и нарядами под стать детищу «Де Мончика». Смеялась, когда Берси с десятого раза докричался до кого-то, чтобы сыграли его самую любимую песню, и искренне удивилась, когда этот кто-то оказался карликом-гитаристом с пухлыми пальцами и орлиным носом — музыкантом из плоти и крови, все это время сидевшим за их спинами в тени фикусов в напольных кадках.

Первые звучные аккорды зависли над головами, наступила мертвая тишина. Ника невольно ощетинилась, готовясь к худшему, но вдруг гитарист проворно забренчал лихую мелодию, и посетители бара взорвались криками, свистами и смехом. Несколько мужчин в ковбойских шляпах подсадили своих спутниц на барную стойку. Девушки вскочили на ноги и заплясали вразнобой, размахивая подолами длинных юбок и горланя слова, которые Ника в жизни бы не разобрала.

— Давай! Тебе тоже надо!

Фернусон вдруг забрался на стол и с широкой улыбкой, осветившей щербатое лицо, протянул ей руку. Ника вытаращилась, запротестовав, но Инакен наклонился, бесцеремонно поднял ее за талию и поставил на стол.

— Не глупи, принцесса. Просто повеселись и покажи нашим, что ты здесь не надзиратель, — шепнул ей Фернусон и, расхохотавшись от недоумения на ее лице, схватил за руку и покружил.

— Что… что нужно делать? — прокричала Ника.

— Это вольная песня, нет никаких правил! Ори что хочешь, танцуй как хочешь! — И застучал каблуками по столу, горланя: — Я бы умер в подворотне, но мне лень вставать с дивана!

Вокруг творилась вакханалия. Голоса, мужские и женские, перебивались топотом ног, люди танцевали на столах и креслах, прыгали, кружились и отплясывали на месте, и на бесконечные минуты этот странный бар превратился в огромный улей, напрочь лишенный синхронности, но пораженный одной заразой: бесконтрольным, ничем не оправданным весельем. Ника не запела, но оставаться на месте не могла и невольно начала копировать хаотичные движения Фернусона, который исполнял нечто среднее между полькой и джигой Безумного Шляпника. Тарелки летели в стороны, сотрясался потолок, от улыбки сводило челюсти, от разноцветных париков и металла на одежде ее партнера рябило в глазах. И когда Ника уже готова была согнуться пополам, лишь бы немного отдышаться, над сумасшедшим весельем прогремело хоровое «всё!». Музыка резко смолкла, а потом раздались свисты и хлопки. Инакен с самой счастливой улыбкой выставил кулак вперед, и Ника из последних сил стукнула кулаком в ответ, а потом позволила Берси спустить себя вниз.

— Как я справился, малыш? — лениво протянул Фернусон, и Ника только сейчас заметила Домора за их столом.

— Слушал бы тебя на сон грядущий, да ты все никак не пришлешь мне запись, — с непроницаемым лицом ответил тот. Ника перехватила его взгляд и вскинула брови, и Домор неожиданно отзеркалил ее мимику. Берси и Фернусон заржали, и даже угрюмые близнецы удостоили ее сдержанными улыбками.

Вскоре спутница Домора вернулась из уборной, и воин-эльф увел ее из бара. Ника какое-то время смотрела им вслед, раздумывая о том, что на самом деле представляет собой Илан Домор. Да, их знакомство не задалось, но эльф извинился за сказанное без объяснения причин, хотя, как выяснилось, мог бы легко оправдаться, и с тех пор не сделал ничего, что хоть немного задело бы ее: в пансионе не отсвечивал, но появлялся в самый нужный момент. А еще сохранил ее секрет — а это дорогого стоило… И Ника не могла понять, делал ли он это по своей инициативе, неправильно истолковав приказ отца охранять ее, или же в этом и крылась суть приказа? И что за магией он обладал? Магией, которая появляется из ниоткуда и пронзает людей, как решето? А намеки, которые бросал Фернусон в его адрес? Ника поджала губы и, повернувшись к столу, поймала любопытный взгляд Давида Дофина.

— Я могу ему верить? — тихо спросила она.

— Больше, чем себе.

В тот вечер обещанных сплетен о себе Ника так и не услышала, хотя на выходе, пока Фернусон прощался с компанией курильщиков в ковбойских шляпах, уловила обрывки разговоров про «возвращение дочери» и «где он ее прятал», но не придала этому значения. В кармане толстовки позвякивали глиняные бутылочки с настойкой, которые она втихаря утащила со стола, в голове все еще звучала мелодия вольной песни. Ей было хорошо. Слишком хорошо от того, что она не пошла на поводу у своего упрямства и доверилась Фернусону, расслабилась и впервые со дня побега из «Форест Холла» думала о чем угодно, лишь бы не о том, что недавно случилось и что с этим делать дальше…

Инакен проводил ее до замка, проследил, чтобы она поднялась на веранду, и откланялся, сославшись на срочные «дела сердечные». Окинув взглядом мрачные входные двери, Ника решила, что еще не готова вновь окунуться в свое бесцельное заточение, а потому осталась на улице. Выудила из кармана бутылочку и, попивая на ходу, медленно побрела вокруг замка, прислушиваясь к слабому плеску фонтанов в тишине теплой ночи.

Дойдя до одной из лестниц, ведущих в яблоневый сад, Ника юркнула в альков: перед ней, привалившись к перилам, стояла пара. Мужчина прижимал спутницу к себе, одной рукой зарывшись в светлые локоны, целуя фарфоровую шею, а она, смущенная так сильно, что даже в темноте был заметен румянец, тихо постанывала, пытаясь то ли оттолкнуть его, то ли занять позицию поудобнее.

— Кэт, милая, — прошептал Домор, скользя губами по ее шее вверх. — Расслабься.

Ника замерла, так и не донеся бутылочку до рта, и с любопытством разглядывала их. Скованное выражение лица блондинки и ее топорные, деревянные движения показались Нике совершенно неподходящими для такой элегантной, изысканной внешности. Руки Домора пристроились на лице и талии девушки, рубашка на широких плечах натянулась, и мышцы внушительно играли при каждом движении. Ника инстинктивно облизала высохшие губы и несколько раз моргнула, борясь с желанием ударить себя по щеке. Глотнула из бутылочки и пообещала, что с завтрашнего дня пить в этом замке больше не будет.

— Не козел, а жеребец, — прошептала она.

Блондинка распахнула глаза, резко посмотрела на нее и так вытаращилась, словно ничего страшнее в своей фарфоровой жизни не видела. Домор тоже обернулся, и его спутница, воспользовавшись моментом, ловко выскользнула из его объятий, на ходу присела в неуклюжем реверансе и была такова — только затихающий цокот каблуков напоминал о ее присутствии.

— Определитесь уже, госпожа, — холодно сказал Домор, поправляя воротник рубашки.

— Не разбираюсь в парнокопытных. — Ника привалилась к стене и оглядела его с ног до головы, а потом небрежно указала рукой с бутылочкой на его брюки: — Ширинку застегни.

Домор как ни в чем не бывало дернул молнию вверх и, скрестив руки на груди, оперся спиной на перила. И Ника удивилась, как спокойно он выглядел для мужчины, которому только что испортили весьма многообещающий вечер. А еще внезапно разозлилась, потому что впервые встретила человека, который на любом чемпионате по невозмутимости брал бы Гран-при, оставляя ее саму далеко позади. Так они и стояли какое-то время, сверля друг друга взглядами, пока в ее бутылочке ничего не осталось.

— Значит, вы освоились? — спросил он.

Ника пожала плечами, игнорируя совершенно неуместный укол разочарования от этого «вы». Она было решила, что тайна, которая теперь их связывала, отбросит эти официозные игры. Так ей стало бы куда проще поверить в то, что Домор эту тайну сохранит, потому что доверия к тем, кто обращается к ней на «вы», она никогда не испытывала.

— Оклус не отзывал приказ вас охранять, поэтому, если вам захочется выбраться, дайте знать. Я всегда в вашем распоряжении.

Ника скривилась, закатив глаза.

— Слушай, а возможно… ну, не знаю… Хотя бы теоретически — возможно не ездить мне по ушам этой херней с выканьем, приказами и прочим? Было бы очень круто!

Взгляд Домора оставался непроницаемым, а вот губы неожиданно тронула легкая улыбка:

— Как прикажете.

Говнюк.

Сцепив зубы, Ника вытащила вторую бутылочку и, отсалютовав эльфу, опрокинула в себя половину. Жаль, что в таких количествах алкоголь на нее никогда не действовал так, как хотелось бы, и пустой треп не приносил никакого удовольствия.

— Почему ты никому не сказал? Неужели оклус не приказывал докладывать обо мне?

— Не приказывал, — просто ответил Домор, внимательно изучая ее лицо. Нике вдруг стало не по себе, но она не сдалась и взгляд не отвела.

— Вот как. И все же, почему не сказал?

Домор какое-то время молчал, а потом вдруг глубоко вздохнул и провел рукой по волосам.

— Это твой секрет, а у меня нет цели выслужиться перед оклусом. — Он оттолкнулся от перил. — Если ты не опасна для себя и окружающих…

— Не опасна, — перебила его Ника.

— Тогда доверься мне и будь спокойна. — Домор запустил руку в карман брюк и выудил небольшую серебряную флягу. — Только не пей из этой дряни, — он кивнул на бутылочку в ее руках. — Видел, как их разливают, — полная антисанитария.

И протянул флягу ей.

Лес Морабат, на границе с Полосой Туманов.

Декабрь 2018 года

Миккая проводила Нику в отдельный шатер — меньше, чем у нее, без полок со всякой всячиной и отдельной чайной зоны, зато внутри было тепло, а на полу лежал мягкий матрас с подушкой.

Ника сбросила верхнюю одежду и легла. Закрыла глаза и несколько минут прислушивалась к приглушенному пению, доносившемуся с улицы, не думая ровным счетом ни о чем. А потом потянулась к пуховику, выудила из кармана пачку сигарет и, закурив, уставилась в потолок.

В Лондоне, с матерью, Ника сменила несколько роскошных квартир, а когда убежала из дома Риты, жила на улице или кантовалась у знакомых. Потом появился Джейсон Айсейкс, и почти два года они делили крохотную квартирку в Глазго. Затем, вплоть до возвращения в terra, крышей над головой ей служила общая девичья спальня в пансионе. А теперь ею стал шатер — маленький и безликий. Она не построила его и не купила, и наверняка Миккая могла прогнать ее в любой момент. Но отчего-то Ника почувствовала себя дома. Хотя бы на одну ночь.

— Мое, — шепнула она, выпуская дым, и улыбнулась.

Хоть ведьмы и на половину ее вопросов внятно не ответили, но все же рассказали достаточно. Значит, ее вторая душа принадлежала волчице с человеческим именем. Джей Фо. Последнее имя в списке Алекса. Конечно, он не убьет ее. Даже если разлюбил. Даже если забыл и даже если не вспомнит при встрече. Ника вдохнула едкий сигаретный дым и закрыла глаза. Мысли об Алексе все еще причиняли ей боль и утягивали в тоску.

Жаль, что тебя здесь нет. Тебя бы удивило это место.

Ну а Долохов? Ему-то зачем понадобилась Джей Фо, если все остальные имена из списка относились к роду Харуты? Или же ее догадка неверна? Ника сделала затяжку. Черт разберет, что за всем этим кроется, но, так или иначе, если Долохов узнает, что Джей Фо обитает в ее теле, уж точно церемониться не будет и убьет. Пока он не знает, ей как минимум нужно выяснить, как душа тысячелетнего айтана попала в нее и какое отношение ко всему этому имеет существо, живущее в теле Алекса.

Раздался едва слышный перезвон. Затушив сигарету о пачку, Ника вытащила из кармана джинсов смартфон: значок заряда батареи мигал. Зарядку она, конечно, по привычке взяла с собой, но толку от нее — как от фена в пустыне. Ника открыла папку сообщений и бегло пролистала все, помеченные значком «Не доставлено»: «Как вы живете без связи?», «Отвратительный кофе в замке», «На небе нет звезд. У вас так же, «Маркел, я так скучаю по тебе…». Ника задумчиво смотрела на последнее сообщение, пока экран не погас окончательно. Теперь точно без связи и ниточки в прошлую жизнь…

Ника спрятала телефон под матрас и свернулась калачиком. В темноте созвездие Гончих Псов на ее ладони едва виднелось. Джей Фо из семейства псовых. Какое совпадение… Ника закрыла глаза и попыталась сосредоточиться на внутреннем голосе. Кто же ты, животное? Зачем ты им нужна? И почему нашла именно меня?

Душа волчицы спала. Может, она тоже чувствовала себя как дома?

Ника проспала недолго, а когда проснулась, еще какое-то время просто лежала с открытыми глазами, наслаждаясь тишиной. Ночью выпал снег, и на улице было светло и морозно. Белые хлопья тонким слоем покрывали ведьмовскую поляну и тихо хрустели под ногами. Женщины в шерстяных плащах суетились у столов, готовя завтрак. Когда Ника спустилась на улицу, никто не обратил на нее внимания. Наверное, Миккая запретила им. Она же главная. Вот бы Николас мог сказать своим подданным, чтоб никто на нее не смотрел…

Самой Миккаи нигде не было. У одной из ведьм, молодой на вид и с пушистыми белыми волосами, Ника спросила, где их предводительница, но та покачала головой и на ломаном английском ответила, что сестры сегодня не будет. Ника тихо выругалась и оглядела поляну.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

3

Рыбные палочки в кляре и картошка фри — популярное блюдо британской кухни.