Курсант из Тис-Утор – I. Где я?

Кохуро (2024)

Нао-Лейн — мир, взлелеянный Океаном, — приютил немало народов. Среди них и славящие солнце Гонья, и хранящая текучее Пламя Империя Форддосс. Говорят, у отлитых из живого металла лейнийских кораблей есть сердца, а владыка его настолько хитёр, что может обмануть даже Грань. Кохите, не то благословлённый, не то проклятый древней силой, скитался по Пустоте с начала жизни. О Лейне ему известно немного: мир-Страж, родина наставника, доступная военная служба. Способно ли это место надолго его принять?.. Может, после стольких неудач и не стоило бы мечтать об обретении дома, но лейнийская осень слишком очаровательна, чтобы не попытаться. Это — первая из трёх частей истории Кохите, а Кохите — первый из пяти героев Нового времени Нао-Лейна.

Глава 12. Шаг навстречу

Нао-Лейн. Конец осени

— Кохите, у меня для тебя новость.

Эм стояла передо мной, сцепив опущенные руки. На ней было её извечное простое платье, похожее на ночную сорочку. Она выглядела немного смущённой и растерянной. Я подошёл ближе.

— Я не хотела говорить тебе, пока не буду совершенно уверена. Я и сейчас не до конца уверена, но…

— Что?

Я поймал её пальцами за подбородок, чтобы не отводила взгляд.

— Кажется, я нашла дорогу в Лейн. У меня теперь достаточно сил, чтобы прийти к тебе.

— Правда?

Я неверяще выдохнул, обхватив её плечи. Она будто стала более плотной; я мог почувствовать гладкость её кожи.

— Это из-за того, что мы так часто общались?

— Думаю, да. — Эм улыбнулась, чуть склонив голову набок. — Встречные потенциалы. Ты хотел быть со мной. И я хотела. — Она сделала шаг вперёд, вжимаясь в меня и утыкаясь носом в шею. — И теперь моих сил наконец достаточно.

— Но для верности нужно ещё немного, так?

— Да… — прошелестела она, скользнув ладонями на мои лопатки.

Мы договорились на следующую ночь. Эм должна была настроиться на меня и подготовиться к перемещению, чтобы утром быть уже в Промежуточном. А мне нужно было постараться оставить там след, за который она бы смогла зацепиться. Я уже планировал, как вечером буду гулять возле точки прибытия, куда обычно выносит всех гостей Лейна. Можно даже вытащить стул и устроиться с книгой. Я бы и на земле посидел, но за последние дни успело здорово похолодать.

Завтрашний день для встречи идеально подходил: это был мой выходной. И следующий тоже был выходным, а потом — только официальное учебное время. При желании можно остаться дома, если потом отработать.

Сегодня я шёл в дневной по седьмому маршруту. Елай вытребовал у Митио именно седьмой, потому что на нём много удобных для полёта крыш. Пока ещё мы оба были неопытны, требовалось больше материальных опор в процессе набора высоты. Это мастера вроде Алури и Арвина способны создавать нужные им потоки, а мы с Елаем вынуждены пользоваться теми, что уже есть. Внизу, у земли, таких крайне мало. Приходится прыгать, как по ступенькам, каждый раз стараясь вызвать опору в более высокой точке, чтобы от неё оттолкнуться ещё выше — пока не доберёшься до стабильного плотного потока, на который можно встать и скользить. Быстро состряпать надёжную подставку сложно, поэтому, когда есть возможность упереть ногу во что-то более крепкое, чем плёнка из твоей ари, жизнь значительно упрощается.

Седьмой маршрут в Васильках так и пестрил разноуровневыми крышами, низкими сарайчиками и балконами с фантазийной решёткой — рай для летающего существа. Люди к пыхтению за окнами были снисходительны: к Полиции здесь давно привыкли и относились как к птицам, изредка садящимся на карниз. Некоторые жители даже выглядывали и пытались послать в лавку за продуктами. Большинству из них приходилось отказывать, если место поручения находилось слишком далеко.

Одна бабушка из дома номер три в самом центре квартала регулярно пользовалась услугами полицейских, чтобы отправлять гостинцы правнучке из семнадцатого. Это далековато, но когда летаешь, расстояние не кажется таким уж большим. Елай соглашался всегда; тем более, часть домашней выпечки доставалась ему в качестве оплаты.

Сегодня женщина передала нам свёрток маленьких сахарных кулёчков из очень слоистого теста. Мы обогнули третью передающую башню, сверкающую высоко над крышами в проблесках уставшего солнца. Пусть до настоящей зимы было ещё далеко, в небе стало появляться больше свинцового цвета и облака чаще висели низкими клочьями.

— Елай, не знаешь какую-нибудь лавку, где можно достать подарок? — спросил я, запахивая куртку. Наверху расстёгнутым быть не хотелось: ветер сводил на нет тепло от защиты.

— Смотря для кого.

Я задумался, как можно описать Эм.

— Для человека, который много видел. Наверное, много читал. Путешествовал. Для важного человека, который мне очень дорог.

— Если этот кто-то может оценить редкую книгу или артефакт, я бы тебя отправил прямиком в Тенистый. Только вряд ли ты сможешь там хоть что-нибудь купить. Нужно нечто, способное заинтересовать владельца лавки, а может так получиться, что на одну вещь будет несколько желающих. — Хинорец начал понемногу снижаться к нужному дому. — Да и не факт, что там будет что-то подходящее. Знатоки умудряются заранее вынюхивать появление ценного и разбирают всё в первый же день.

— Вообще-то, я как-то добыл там книгу. — Я неловко замер у карниза и постучал в окно второго этажа. — Но ты прав, это ненадёжно. Мне надо сегодня, и чтобы оно точно было.

— Для девушки, да? — Елай улыбнулся, передавая свёрток печенья через форточку.

— Я настолько очевиден?

— Более чем. — Хинорец слегка дёрнул меня за волосы. — Ты, йана, сегодня легче пёрышка. Я за тобой едва успеваю.

— Я всего лишь немного талантлив.

Я попытался изобразить надменность и чуть не рухнул от шутливого толчка Елая.

— Иди ты… Раз это девушка, почему бы просто не подарить ей что-то красивое?

— Не, надо что-то более серьёзное. Мне кажется, красивого будет мало.

— Брось, красивое — это достаточно серьёзно. Если ты подаришь ей какую-то важнецкую штуку, она будет чувствовать себя твоей учительницей… Йана!

Елай соскользнул с потока и неприятно плюхнулся на крышу небольшой пристройки. Я опустился следом и помог ему подняться.

— Может, подберёшь ей украшение и к нему ещё красивый букетик? Могу подсказать пару мест, где хороший выбор.

Я попытался представить Эм с ажурной диадемой в волосах, какую иногда носила Алея. Или с яркими серёжками из мелких камней и звенящими на запястье браслетами. Но она упорно вставала передо мной в своём простом платье без каких-либо излишеств, с пушистыми золотыми волосами, свободно спадающими на плечи. Я не мог вообразить на ней что-то ещё — оно было не нужно.

— Я не уверен, что она что-то носит. — Я вздохнул. — Честно говоря, я знаю её недостаточно хорошо.

— Тогда подари ей живой камень. Есть место в Оранжевом, можем зайти, как закончим. Они и красивые, чтобы при желании носить как подвеску, и преломляют энергию. Если она понимает в управлении ари, она оценит. А если нет — будет симпатичный оберег, напоминающий о тебе. По-моему, идеально.

— Да, пожалуй.

Лавка Соэрьи снаружи была неприметной — крыльцо как крыльцо: тёмные каменные ступеньки, покрытые разноцветными бликами от лампы на стене. Шло время вечернего патруля, сэто — на улице уже заметно смеркалось. Лиловато-серые тени клубились в низких арках и под заострёнными к небу козырьками. Огни фонарей в этом квартале были какой-то особой породы — золотисто-жёлтые, разбрасывающие по стеклянным сферам мелкие искры.

Я потянул дверь, оказавшуюся неожиданно тяжёлой, и мне почудилось, что я совершил перемещение — внутри лавка выглядела другим миром. Свет лампы под потолком таял в сиянии разноцветных камней, хаотично расставленных на всех доступных поверхностях. По бокам от входа стояли два плодоносящих лимонных дерева в расписных керамических кадках. Пахло травами, а на грани слышимости тянулся густой разноголосый шум, едва не кружащий голову.

— Я Ато Соэрья, происходящий из дома Хаотом-наф, что чтит голубую луну. Чем я могу вам помочь?

Я даже не сразу заметил хозяина, притаившегося в гнезде из богато вышитых подушек. Он всё это время сидел у окна в каком-то метре от меня, но в таком насыщенном окружении его длинная тонкая фигура, завёрнутая в сложный ком пёстрой ткани, совершенно терялась.

— Благостно видеть тебя, Соэрья, — Елай мягко оттеснил меня. — Он ищет значимый дар, чтобы открыть своё сердце.

— Тогда пусть сердце тебя и ведёт. — Хозяин улыбнулся мне и мягко подтолкнул в спину, чтобы я отмер. — Представь того, кому ты хочешь принести безмятежность, и нужный камень тебе отзовётся.

Цветные огни плясали перед глазами, застилая всё. Сначала я был растерян и неуверенно топтался на месте, поворачиваясь. Голоса камней звучали отовсюду; они свисали с потолка на прочных нитях, выбегали из-под низких тумб с вазами, гудели внутри ваз, скреблись сквозь плотную ткань карманов хозяина лавки, и все норовили залезть ко мне в голову. Но стоило теплу объятий Эм возникнуть в сознании, и это безумие утихло. Я слышал всего пару тихих песен и мог точно сказать, откуда они исходят. Вот тонкая мелодия, как слёзы первого ручья, мягко спадает с полки над окном, притаившись за узкими листьями какого-то цветка. Вот ритмичный звук пониже, похожий на бренчание связки колокольчиков, тёплый и немного потрескивающий, как костёр. Но я выбрал тот, что сиротливо лежал на металлическом блюдце среди лоскутов ткани, потеснив кого-то безмолвного и похожего на палочку.

Он показался мне почти чёрным поначалу, но только я взял его в руки — в глубине зажёгся нежный голубой с прожилками золота и изумрудной зелени. Этот камень был небольшим, легко помещался в кулаке, с гладкой, как стекло, поверхностью и формой близкий к овалу. Он пел как спокойные морские волны, накатывающие на пустынный берег. Тёплый, но самую малость — не почувствуешь, если не держать достаточно долго. Покой и пристанище. Мир.

Я осознал, что стою уже несколько минут, сжимая камень в руке.

— Наверное, я возьму вот этот, — сказал я, неохотно передавая сокровище владельцу лавки.

Ато Соэрья с поразительной бережностью принял своего питомца и тщательно рассмотрел, поглаживая по боку.

— Я нашёл его очень давно, в астероидной пыли по дороге в Лейн. Он мало кому давался в руки. Я думал, мне придётся оставить его себе… Древний камень; помнит и Раанеха, и Эане. Возможно даже застал творение Океана Айне. Но он не слишком разговорчив, поэтому точно сказать не могу.

Соэрья достал из небольшого узкого ящичка серебряный шнурок и положил его рядом с камнем на узкой белой ладони. Я почувствовал в воздухе что-то похожее на сердитое бурчание, и шнурок ожил, зашевелился и оплёл камень с одного края, сформировав причудливую застёжку с петлёй.

— Это проводящая нить, — пояснил Соэрья. — Не все соглашаются её носить, но некоторым важен контакт с телом. Если ему надоест, он сам её разрушит. Обычно камни так не делают без предупреждения, если хозяин им нравится.

Он осторожно завернул получившуюся подвеску в бархатную золотистую ткань и передал мне.

— Неужели я совсем ничего не должен взамен? — спросил я, трепетно удерживая в руках живое тепло.

— Ничего не должен, — улыбнулся Соэрья. — Я всего лишь помогаю камням, которые меня выбирают, найти новый дом. Я их извозчик, если хочешь. И мне радостно, что Оттоэла наконец покидает меня. И радостно за тебя, что ты был избран человеком, которому впору носить этот камень. Кто-то, в чьём сердце горит пламя Центрального Солнца, а руки способны играть на нитях плетущихся судеб.

Елай кинул на меня встревоженный взгляд, который перехватил хозяин лавки. Он рассмеялся, и в этот момент я подумал, что его голос удивительно похож на пение его камней.

— Не стоит пускать страх в свои глаза, Елай. Я всего лишь передал слова Оттоэлы, какими он мне описывал будущего друга. — Он резко замолчал, и на секунду его лицо приобрело отсутствующее выражение. — Хотя ты прав, это должна быть непростая личность. Вот что…

Соэрья вдруг оживился, и его пальцы стало шустро перебирать складки одеяния. Через минуту он вытащил крохотный прямоугольный камешек со скруглёнными углами. Простой коричневый, немного пористый, похожий на представителя речной гальки.

— Тебе тоже не повредит маленький помощник. Ты, конечно, пришёл ко мне не за ним, но пока ты выбирал, он проявлял к тебе завидный интерес. — Соэрья вложил кроху в мою свободную руку. В левую. И камень тут же юркнул к шнурку с дору, заглотил его и превратился таким образом в ещё одну бусину. — У него нет имени, я нашёл его на крыше в кучке пыли. Но он был похож на луч солнца и очень хотел кому-то светить. Поэтому я его подобрал, а теперь он выбрал тебя. Он будет хорошим другом.

— Спасибо, — неловко сказал я, поглаживая подарок пальцем. Камешек чуть завибрировал и нагрелся. — Он такой живой!

— Конечно. Все камни живые. С ними просто надо уметь общаться.

Соэрья проводил нас до двери, неспешно перешагивая через лежащие на полу свёртки ткани и мелкие подушечки.

— До свидания, и пусть будет путь твой благословенен, Кохите.

Стоило мне переступить порог, я будто вынырнул из сна. Воздух отрезвляюще колол лицо прохладой. За тёплым светом витражных окон едва ли теперь можно было угадать другой мир пристанища камней.

— Первый раз всегда здорово впечатляет. И предупреждать об этом бессмысленно. В конце концов, он же луутха. А у них у всех так странно работает голова, что без этого шума и благовоний они свихнутся от избытка мыслей. Его народ построил нашу систему измерений и Дворец, ты же знал?

— Алури рассказывал. Но я через раз забываю, как они называются.

— Луутха. Народ Луутха, проживающий в Льецари. Нейтральный мир творцов пространства. Ещё они завезли сюда деревья верцити, из которых делают наш чай. В Промежуточном их просто тьма.

— Верцити-то я знаю. Сложно пропустить этих гигантов.

— Забавно, что про Луутха тебе рассказал именно Алури. Когда он был в Полиции, про него шутки ходили, что он на самом деле плод любви Лана и кого-то из Льецари. Потому что даже для кита он слишком высокого роста.

Я вспомнил ощущения от стояния рядом с Соэрьей, пусть и с трудом: его образ рассыпался на отдельные куски… Да, ростом он был, наверное, как Алури и такой же худощавый, судя по рукам. Похож. Только волосы почти белые, хотя в том освещении в них скользили блики всех цветов.

— У нас очень мало Луутха-нейру. Есть пара человек, кто обитает в Тенистом и иногда подбрасывает редкостей в местные лавки. А Соэрья — он тут со времён сотворения Шестого. Много переселялся по кварталам, но в итоге остановился здесь. Он старше Манаэ и хорошо его помнит. Я его узнал, как раз когда нас в Лицее на кружке истории к нему водили.

— Наверное, интересно… А Соэрья видел Основателя?

Елай, судя по лёгкому сожалению на лице, уже ожидал от меня этот вопрос.

— Если бы. Он знал о его присутствии и ощущал колебания ари, но ни разу не видел. Соэрья и о Манаэ не так много знает. А то, что знает, всё равно описывает так, что понять его можно каждый раз по-разному… Ох уж эти луутха! Но я рад, что он тебе помог… Правда, пламя Центрального Солнца? — Хинорец остановился и посмотрел мне в глаза. — С кем ты спутался, Кохите? Ты там никакого йану не притащишь в дом? А то мало ли…

— Да ладно тебе! — Я рассмеялся. — Что в этом такого?

— Я, конечно, не культуролог, но существ, которых так описывают, полно в разных бестиариях. Метафора жуткая. Стой…

Елай остановился, уйдя в себя. Сообщение, скорее всего.

— Слушай, — наконец сказал он, — а ты сильно торопишься?

— Нет, мне к утру. А что?

— Аджай. Приглашал в «Лазурное» заглянуть.

— О, новости из Элитного?

— Возможно. — Елай вздохнул. — Но звучал он, если честно, не очень, так что на захватывающие истории я бы не рассчитывал.

«Лазурное» было заполнено где-то наполовину, в основном — полицейскими. Я тут же выхватил взглядом вихрастую макушку Арьи, рядом с ним был Ганмаури и все старшие девятой. Чуть поодаль сидел Хаута из четырнадцатой и задумчиво перебирал струны какого-то музыкального инструмента с длинным грифом и декой каплевидной формы. Риока тоже был, и ещё много незнакомых лиц, большей частью с двумя-тремя нашивками.

Аджай сидел прямо перед стойкой на высоком табурете. Вид у него был сокрушённый. Остальные подтащили стулья, чтобы быть поближе, но людей было так много, что ряды полицейских разбегались от него, как круги по воде.

— А, Кохите, Елай? — инструктор поднял к нам воспалённые глаза. — Спасибо, что тоже пришли. Мне просто было не по себе. — Он отстранённо зашуршал коробочкой с салфетками, перебирая их, как книжные страницы. — Рад видеть, что вас так много. Хотя я, вообще-то, не собираюсь сказать ничего важного.

Его голос звучал пораженчески. Елай прикусил губу, не решаясь расспрашивать. Напротив Аджая, перегнувшись через стойку, сидела Раора, мягко гладящая его по волосам, и тихо бормотала что-то на незнакомом языке. Ближе всего к инструктору расположились на таких же табуретах и просто стояли совсем взрослые, даже пара человек в чёрной форме, соответствующей высшему рангу. Нас с Елаем Арья утянул в сторону третьего круга стульев.

— Этот паршивец… — прошептал гонья.

— Арья, — строго прервал его Аджай. — Не обращайся так к Льяшфи. Он не заслужил.

— Но… — начал уже кто-то из других.

— Нет. Он не заслужил. Он выкинул меня, да, но не обращайтесь к нему так.

Хинорец надолго замолк, а потом резко выдохнул и уронил голову в ладони.

— Айне! Я думал, мне удалось. Я думал, он откроется мне, но это продлилось всего день! Я устал… И так долго не возвращался к вам только потому, что подвернулась срочная миссия, и Фанет отправил меня с ЭОЛом. Он считал, Леа одумается… Мы едва не погибли. Возвращались через Госпиталь. — Аджай медленно замотал головой, сжимаясь ещё сильнее. — Так нельзя, нельзя, нельзя…

— Ну, полно! — Раора встряхнула его за плечо. — Пей давай, или отправлю обратно к Анеми, чтобы она накачала тебя чем-то менее приятным!

Смесь в широком стакане была мне незнакома. Прозрачная, она как-то интересно преломляла свет, пуская по столешнице радужные перья бликов. Аджай обхватил толстое стекло до побелевших костяшек. На секунду мне показалось, что стакан вот-вот треснет.

— Всё пропало, — прошептал инструктор после нескольких глотков. — Потеряли мальчика… Когда он ещё был со мной, я думал, удастся вернуть его к свету. Я так ошибался…

Вдруг он будто проснулся и окинул нас острым взглядом, в котором читалась тревога.

— Забудьте. Забудьте всё, что я вам наговорил. Он хороший человек. Он на самом деле хороший человек… добрый человек. Забудьте…

Его голос перешёл в неразборчивое бормотание. Но в целом ощущался он уже чуть лучше: не то вино подействовало, не то просто оттаял в окружении воспитанников. Наконец Аджай немного неловко повернулся в сторону, выглядывая из-за плеча.

— Хаута, не прячься там, сыграй уже что-нибудь. Ты ведь замечательно играешь! Я бы на твоём месте бежал с бродячими музыкантами, а не поступал в армию.

— Хватит вам! — засмущался парень, подтягивая струны. — Мне всего лишь повезло с родителями.

Кетра (Арья подсказал название) звучала как гул в небольшой пещере. Что-то острое, металлическое, но при этом с длинным гудящим шлейфом. Для меня это был звук сияния. Девять струн; Хаута зажимал их всеми пальцами левой руки: две с одной стороны — большим, а другие — оставшимися, прижимая их косо, а не перпендикулярно грифу, как на известных мне похожих инструментах.

— Эта кетра — сущее издевательство, — шепнул Арья. — На ней только изначальные расы играть могут. Она не рассчитана на другую кисть, хотя есть мастера, делающие вариации поменьше под любую руку. Но это уже будет не настоящая кетра!

У Хауты руки очень красивые и длинные. У него вообще интересная внешность: смуглая кожа, пусть и не как форддосская, тёмные волосы и широкий нос, но при этом светлые глаза и лейнийские вытянутые пропорции. И главное — истинно лейнийское строение сустава большого пальца, делающее его куда более подвижным, чем у других рас. Мать Хауты была из Ариан, а отец — из Гангау, живущих под испепеляющим солнцем далёкой Генбалы за границей влияния Гиэхе. Он как-то рассказал мне удивительную историю встречи родителей. Как его мать, пилот транспортника, была вынуждена сажать повреждённый корабль посреди пустынь незнакомой планеты.

Под кружевом мелодий, наполнивших Лазурное, Аджай начал расслабленно улыбаться. Все понемногу разговаривали друг с другом. Я бы с радостью погрел уши поближе к высшему рангу, но Елай скоро растолкал меня и выпроводил за дверь со словами: «Иди спи, у тебя завтра важное утро!».

Он был прав: мне предстояло встречать Эм!

Я направился сразу в Промежуточное. Переместился, едва выйдя на Центральную площадь. В темноте, полное сверкающего под ногами тумана, оно выглядело немного жутким. Я не стал заходить в дом ни за книгой, ни за стулом — а смысл? — и пошёл вглубь по каменной тропинке. Мне не случалось ходить по ней с того дня, как я прибыл в Лейн. Из-за колотой плитки шаги отдавались глухими хлопками, так неестественно выделяющимися из здешних шорохов.

Путь гостей Океана освещался редкими рыжеватыми фонарями. Но они стояли слишком далеко друг от друга, или туман был слишком густым — участки тьмы между ними тянулись длинными полосами. Я думал о том, что воздух стал холодным и влажным. Думал, будет ли Эм уютно, когда она придёт сюда? Она ведь появится ещё затемно? Или уже к началу рассвета? Мне было приятно оказаться на этой дорожке днём, в окружении предвестий любимой осени, но будет ли ей так же хорошо?

Будет, непременно. Ведь её буду встречать я. Я точно сделаю всё, чтобы ей было хорошо. Можно попробовать попросить Архив наколдовать какую-нибудь уютную мелочь, как в памятный риуннский вечер.

При мыслях об Эм Оттоэла в кармане потеплел, ощутимо грея бок. Я дошёл до конца тропы, погулял вокруг точки прибытия, спустился чуть дальше, вглубь тумана, но мне там не понравилось. Надеюсь, Эм всё же вынесет на тропу, а не к краю. Я не представлял, как далеко находятся швы измерения и какого Промежуточное размера. Вроде и маленькое по сравнению с другими, но насколько маленькое? Может оказаться, что и не очень.

Я вернулся во Дворец, наверное, через час. Попытался навести уют; Архив охотно помог с кучей маленьких цветных свечек и горкой подушек, как в лавке Соэрьи. Удалось даже достать пару горшков с живыми растениями. И если пламенную герань я ещё узнал, то вот махровый куст с крупными листьями в малиновую жилку встретил впервые. Под листьями обнаружились мелкие жёлтые цветочки с венчиком коротких лепестков на тонких трубках. Неприметный едва сладкий запах. Как от шкафчика, в котором некоторое время назад лежало медовое печенье.

Засыпал в предвкушении. Возможно, Эм уже отправилась. В эту самую минуту она могла начать просачиваться через плотные слои пространства, отрезавшие её крохотный мир от большой Вселенной. А потом Эм встанет на одну из множества троп Пустоши — не Пустоты. Для неё это наверняка никогда не было Пустотой. Встанет — и полетит к сияющему в свете Эрея зеленовато-голубому Нао-Лейну. Может, задержится на мгновение, чтобы полюбоваться. А может, наоборот, тут же ринется вниз, пройдя сквозь прослойку Лановых невидимых лап, которыми он проверяет всех гостей, идущих из Пустоши.

Ночь обернула меня плотным коконом. Снов не было, и не нужно.

Я проснулся от голоса. Или, скорее, от предчувствия голоса. Вскочил, натянул брюки, накинул рубашку, на ходу застёгиваясь, опустил камень в карман. Когда я вынырнул в равномерный полумрак холла, в голове наконец сформировалось:

«Где ты, Кохите?»

— Я иду! Я уже иду!

Я не надеялся, что она услышит, но, может, хоть как-нибудь почувствует. Она звучала чуть растерянно; я вырвался во влажный предрассветный туман. Не то чтобы более влажный чем всегда, но после тёплого дома разница ощущалась значительно.

Призрачный свет расстилался по пространству, фонари всё ещё горели. Сначала я метнулся к тропе. Через пару шагов понял, что мне не туда. Развернулся по чутью и побежал в противоположную сторону, за Дворец, куда-то к остаткам старого фруктового сада.

Роса с потревоженных ветвей капала на руки, обжигая кожу. Вдалеке, сквозь почти облетевшие заросли, я видел знакомый силуэт.

— Эм, я здесь!

Тонкая фигурка колыхалась, как в мареве. Я летел к ней, не чувствуя земли под ногами. Возможно, я и в самом деле летел. Она медленно повернулась ко мне.

Я проломился сквозь ветки, заработав пару царапин. Не исчезла, не растворилась — Эм стояла передо мной твёрдо, чуть склонив голову.

На ней была всё та же сорочка из сна, рассыпающаяся в незатейливое кружево над красивыми коленями. Во мне что-то вздрогнуло, когда я заметил, что она босая. Здесь ведь холодно. Да и тонкая ткань местами успела намокнуть, прилипла к коже.

— Ты замёрзла?

Я хотел прижать её к себе, но замер в нерешительности. Синие глаза смотрели холодно. Во сне мы не раз сонастраивали ари, насколько это было возможно, но теперь всё ощущалось иначе.

Она улыбнулась и подняла ко мне худые руки. Я сделал шаг навстречу и притянул её в объятие. Эм положила голову мне на плечо. Я почувствовал, как она дрожит. Она казалась такой маленькой, будто сжалась за время разлуки, хотя, скорее, это я сам просто вырос. И её волосы больше не сияли, но это всего лишь шутки восприятия. Сны обманчивы, а в тот единственный раз, когда я видел Эм наяву, был очень тёплый закат.

— Кохите, я так ждала тебя. — Она отстранилась и провела пальцами по моей щеке. — Я так ждала этого дня.

Её руки были холодными и шершавыми. И голос звучал ниже, чем тот, который я всегда вспоминал. Я гнал эти мысли прочь. Эм слишком устала. Эм слишком много пережила, чтобы позволить себе остаться прежней. Я должен позаботиться о ней так же, как она тогда позаботилась обо мне.

— Кохите, — она опустила обе ладони мне на шею, словно пытаясь их отогреть. — Мне с тобой так хорошо.

Она тёрлась щекой о край моей челюсти. Руки сами легли ей на талию и скользнули ниже. Левое запястье отчего-то больно свело, и это немного вернуло меня в реальность.

— Послушай, Эм…

— Что?

Дымчатый синий в её глазах кружил голову. Я мог поклясться, что что-то в них было не так, как раньше, но не мог понять что.

— Ты вся ледяная. — Я сглотнул, стараясь удержать мысль в голове. — Пойдём домой, тебя нужно согреть.

— Ты уже меня согрел. — Эм улыбнулась ещё ярче и проскользнула рукой мне под рубашку. — Чувствуешь? Тёплая.

Я не знал, что чувствую. Холод, жар, дрожь — всё смешалось и сменяло друг друга ежесекундно. Эм медленно водила ладонью по рёбрам, второй рукой расстёгивая мой воротник.

— Постой, — я пытался уйти от её взгляда, но эти глубокие глаза были повсюду. — Я иначе забуду, погоди!

Она послушно замерла, с интересом разглядывая меня. Я сунул руку в карман и извлёк золотистый свёрток. Осторожно достал Оттоэлу и протянул ей на открытой ладони.

— Эм…

Нет, в этом больше не было необходимости!

Я собрался с чувством и на одном выдохе произнёс:

— Миравода, ты самое прекрасное и удивительное, что было в моей жизни.

Эм замерла, чуть потрясённо, смотря то на меня, то на камень. Уголки её губ опустились, она потерянно хлопала глазами. Имя прозвучало как-то странно, будто не отозвавшись ей.

— Мира… — начал я снова, но голос пропал от боли: Оттоэла нагрелся так, что кожа покраснела, и я выронил его в траву. — Миравода, я…

Она проследила камень взглядом и вернулась ко мне. И тут сердце у меня упало, куда-то в траву, вслед за Оттоэлой.

Это было не её имя. Женщина передо мной никогда не носила его. Её руки и её глаза всё ещё были для меня дурманом, но теперь я уже не мог перестать видеть, что она не та. Чужая ладонь лежала на моём голом плече. Улыбка выцвела. Холодные синие радужки совсем не выражали чувств. На секунду я увидел в них проблеск зелёного и странное, кошачье дрожание зрачка.

Тонкие пальцы на левом плече сжались с силой, не подходящей этому хрупкому телу. Не-Эм вновь прижалась ко мне, опаляя дыханием шею, а я не мог отстраниться, не мог двинуться. Не мог думать ни о чём, кроме этого душераздирающего чувства обмана.

— Кохите, — почти пропела она низким вибрирующим голосом, которого никогда не могло быть у настоящей Эм. — Я та-а-ак долго тебя ждала. И теперь я буду твоей самой прекрасной, самой удивительной…

Она поцеловала меня в ключицу и прошептала:

— Я буду последним золотом твоей жизни.

Её челюсти сомкнулись у основания моей шеи. Я почувствовал, как тело вздрогнуло, просыпаясь от морока, как бешено запульсировало хонэ, всё сильнее расходясь с ритмом плотного сердца. Моя ари вытекала, вытекала так быстро, что я едва успел это осознать.

Мир падал и выцветал. Я почувствовал удар, а потом какое-то очень длинное падение. И меня не стало.