Департамент

Константин Хант (2024)

Тонкая голубая линия — грань между добром и злом, порядком и анархией, казалось бы, само понятие незыблемо, нетленно, но что если эта граница сотрётся … что если она уже стёрта …

Глава 1. Томас Риччи.

Нью-Йорк, 2010 год.

С самого утра дождь лил как из ведра. Впрочем, ничего другого ожидать от типичного сентябрьского дня в Бруклине не приходилось. Тяжёлые густые тучи, нависнув над центром Нью-Йорка, щедро поливали город освежающим душем, которому едва ли были рады, вечно спешащие по своим делам, жители крупнейшего мегаполиса мира.

Тем временем, в квартире дома номер восемьдесят, по улице Уинтроп от звонка взорвавшегося бесцеремонной какофонией звуков телефона в своей постели вскочил молодой парень. Очнувшись от тревожного сна, темноволосый юноша со свежеподправленной короткой стрижкой не сразу осознал что проснулся, отчего ещё добрую минуту смотрел прямо перед собой.

«Я отплываю в Рокстер уо-уо-уо»

Троекратным припевом песни с одноимённым названием разрывался лежащий на прикроватной тумбочке телефон, но, несмотря на все свои старания, привлечь внимание хозяина у него никак не получалось. В какой-то момент, казалось, бездушный аппарат окончательно сдался, стихнув на доли секунды, но, в следующий миг второй куплет творения «Дроп Мемфис» зазвучало вновь.

«Я самый лучшй Рокстар уо-уо-уо»

Сверившись с часами, что показывали семь утра, юноша вслепую попытался отыскать свой облачённый в кожаный чехол телефон, но вместо него по ошибке схватил бумажник, из которого торчали права на имя Томаса Риччи. И хоть на фотографии красовался молодой белокурый юноша, графа возраст бесцеремонно сообщала, что ему тридцать лет.

Вторая попытка ухватить телефон увенчалась успехом, и уже в следующую секунду, входящий вызов от некоего М. Милли перешёл в статус принятого. И хоть владелец откинутого в сторону бумажника с правами продолжал молчать, приходя в себя, из динамика телефона донёсся мужской, хрипловатый бас.

— Риччи, ты там?! — справился хриплый голос из трубки.

— Шеф, у меня же выходной! — сонным голосом отозвался хозяин телефона, — Я же только с…

— Риччи, не обсуждается! — голос в телефоне стал чуть грубее, — Бегом в контору! Отоспишься после смерти!

Не дожидаясь ответа, звонивший первым положил трубку, оставив Томаса ещё добрую минуту молча сидеть с приложенным к уху телефоном.

— Карьерист старый! — иронично буркнул Риччи, небрежно бросив потрёпанный жизнью «Блэкберри» вслед за бумажником.

Нехотя поднявшись на свои две, Том соскользнул с края кровати, неспешно зашагав в сторону приоткрытой двери своей спальни. Обходя кучи разбросанных по коридору вещей, Риччи, то и дело, отталкивал их ногам, сбивая их в ещё большие кучи в углах. И хоть опрятностью жилище парня не отличалось, по сравнению с ванной, общее состояние квартиры было ещё достаточно приемлемым.

Едва открылась дверь душевой, как в лицо парня тотчас ударил смрад стоялой сырости, в которую он не только не побрезговал войти, но даже не удосужился открыть маленькой форточки у потолка. Не включая света, Том нащупал лежавшую на санитарном зеркале щётку и, не став искать пасту, приступил к утренним процедурам, которые скорее делал для галочки, нежели пользы.

Собственно говоря, в точно таком же ключе продлилось всё, нежданное пробуждение Тома Риччи. Выйдя из спаренной ванны, что также являлось ещё и туалетом, коим юноша не преминул воспользоваться, Томас быстрым шагом вошёл в гостиную, являвшейся также и столовой, и кухней.

Заглянув в холодильник, в котором на удивление царил абсолютный порядок, Том вынул два стоявших друг на друге контейнера, прихватив при этом баночку Колы без сахара, вытащив её из ровного строя подобных ей. Отложив на контейнеры на стол, и не закрывая холодильник, Риччи осторожно выставил баночку с заднего ряда вперёд, чтобы не нарушать общей гармонии.

Разобравшись с порядком, Том осторожно составил контейнер и баночку газировки друг на друга, после чего, открыл второй ланч-бокс, в котором томилось охлаждённое жаркое с овощами. Не удосужившись погреть еду, Риччи спешно закидал в рот небольшую порцию своего завтрака, после чего швырнул грязный контейнер в мойку, где уже лежал с десяток прочих таких же.

Переведя взгляд в сторону выстроенной на краю стола башенки, Том осторожно подправил её так, чтобы баночка колы стояла строго посередине крышки контейнера, после чего, потирая подмёрзшие от холодной банки руки, уверенно зашагал в сторону своей комнаты, дверь в которую была плотно закрыта.

Царивший в спальне беспорядок был подстать общей обстановке в квартире. Озираясь по сторонам, Риччи с интересом разглядывал кучи разбросанных по квартире вещей, явно пытаясь отыскать что-то среди них. Не двигаясь с места, Том лишь взглядом сканировал комнату, словно большая человекоподобная камера наблюдения, которой шевелиться запрещал сам создатель.

Так и не найдя искомого, Томас резко изменился в лице. На лбу парня выступила заметная испарина, а дыхание спёрло от тревоги. Стараясь не поддаваться подступившей к горлу панике, юноша, усилием собственной воли, заставил себя успокоиться и подойти к кровати.

Взяв лежавшие у подушки телефон и бумажник, Томас осторожно заправил выскочившие наружу права внутрь, после чего положил их на прикроватную тумбочку, осторожно подправив, чтобы они лежали в идеальной симметрии по отношению друг к другу. Сделав глубокий вдох, Риччи на мгновение обернулся сознанием к собственной памяти, выстраивая одно минувшее событие за другим.

Картины прошлых дней в голове Томаса Риччи оказались, как нельзя кстати, яркими и полными. Откровенно говоря, феноменальная память Тома действительно являлась самым настоящим даром, хоть сам он и считал её своим злым роком и, даже, карой за грехи, не позволявшей ему забыть даже того, чего вспоминать он совершенно не хотел.

Сейчас же, юный на вид Томас обратился в своей памяти к событиям минувшего дня, а вернее ночи. Разбушевавшаяся гроза ещё не вступила в свои права, а тяжёлые штормовые тучи лишь грозно нависали над городом, давая жалким смертным шанс попрятаться под крышами своих домов, дабы избежать неотвратимой небесной кары.

Томас сидел за рулём чёрного тонированного внедорожника, припаркованного аккурат рядом с одноэтажной мастерской для тяжёлых траков. Удобно расположившись за массивным корпусом, оставленного для ремонта, школьного автобуса, чёрный ДжиЭмСи Юкон был едва заметен со стороны прилегающей аллеи Роквэй, за которой пристально наблюдал Риччи.

— Лучше бы остался дома и смотрел бы игру! — донёсся голос в наушнике Тома, — «Янкиз» против «Тампа-Бэй Рэйз»…

На мгновение голос стих, но уже в следующую секунду, Риччи услышал его вновь.

— Не переживайте, парни! — владелец голоса явно улыбался, — Восточная корона была и будет наша!

— Норли! — новый мужской голос прозвучал чуть громче и более грозно, — Уйди с этого канала!

— Как скажешь, лейтенант! — отмахнулся болельщик «Янкиз», в голосе которого звучали некоторые уязвлённые нотки.

Едва стих голос детектива Норли, Риччи вновь вернулся в полное тишины и скуки наблюдение за полупустой аллеей. И хоть где-то вдали мерцали фары встречных автомобилей, никто из них даже не приближался к облюбованному Томасом перекрёстку. Ожидание было томным и нудным, но в воспоминаниях юноши они пролетели словно миг.

— Семь Оушен Пятнадцать, ухожу с маршрута! — донёсся в наушник Тома переведённый с диспетчерской радиодоклад.

— Наконец-то! — вновь зазвучал голос детектива Норли, — Уже заждались!

— Риччи, вступай! — некогда грозный голос лейтенанта в этот раз звучал более сдержанно.

Не мешкая, Том повернул ключ в замке зажигания, и шестилитровый мотор взревел, словно дикий зверь, разметав навалившуюся томным мраком скуку. Повернув руль, Риччи выехал из своего укромного местечка и, проехав перекрёсток, завернул в тупик, за которым наблюдал.

— Группа наблюдения четырнадцать! — донёсся очередной, на сей раз, женский голос в наушник, — Патруль сошёл с маршрута на девяносто девятой, повернул на Фостер авеню, движется в вашем направлении к алее Парквэй! Двадцать второй, встречайте, мы снимаемся!

Выслушав сказанное в наушник, Риччи вынул из закреплённой на поясе кобуры девятимиллиметровый «чезет», после чего, дослав патрон в патронник, положил его на колени. Не мешкая, Том отогнул лацкан своего пиджака и, сняв крепёжный чехол жетона полицейского детектива, закрыл его в подлокотнике своего автомобиля.

Крепко стиснув зубы с досады, Томас открыл глаза и, сделав очередной глубокий вдох, принялся собираться. Едва Риччи открыл шкаф, как перед ним предстала идеальная, а по меркам обстановки в его комнате, вовсе, кристальная чистота. Разложенные по цвету и размеру футболки лежали ровными стойками, а пиджаки и куртки висели на одинаковых вешалках стройными рядами.

Избрав для себя чёрный, похоронного вида костюм, Том сдобрил его белой рубашкой и коричневыми лоферами, что также стояли в шкафу. Не став заморачиваться с галстуком, Риччи схватил с прикроватной тумбочки, оставшиеся при нём документы и телефон, после чего, спешным шагом выскочил из спальни.

Плотно закрыв дверь, Том несколько раз дёрнул её на себя и от себя, словно беспокоился, что оставь он её открытой, произойдёт что-то ужасное. Удовлетворив своим сомнениям, Риччи схватил стоявшие на столе банку газировки и ланч-бокс, после чего, сорвав с висевшего над столом крючка связку ключей, наконец, вышел из дома.

— Здравствуйте, мистер Риччи! — донёсся голос престарелой леди, за спиной Тома, едва тот нажал на кнопку вызова лифта.

— Доброе утро, миссис Торнэди! — нехотя отозвался детектив, хоть и оставшийся без своего жетона.

— Какая сегодня чудесная погода, не находите?! — не унималась дама, подойдя практически вплотную к ожидавшему лифт юноше.

— Не люблю дождь! — сухо парировал Том, демонстративно посмотрев на часы.

— А что же… — миссис Торнэди хотела было продолжить разговор, но не успела завершить своей мысли.

Сорвавшись с места, Риччи быстрым шагом бросился к ступеням, идущим вокруг лифтовой зоны. Стараясь выглядеть максимально напряжённым, Томас неумело лгал своими действиями, хотя, скорее, обмануть он пытался себя, а не прицепившуюся к нему с разговорами старушку.

Томас не любил общение с соседями, но, даже несмотря на это, многие из них едва ли не с первого дня, как он заселился, знали о нём практически всё. Под словом «практически» Риччи понимал общеизвестные данные своей жизни, которые он не особо любил раскрывать, о более глубоких и живых переживаниях, которыми была полна его жизнь, разумеется, не знал никто.

Тем не менее, соседи, с присущей им, как считал Томас, бестактностью, регулярно оказывали ему знаки внимания, будучи осведомлёнными о его месте работы. Риччи был уверен, что каждый из них был бы рад зарубить его топором в тёмной подворотне, если бы не его жетон, отчего едва ли радовался их напускному и полному фальши радушию.

Построенный в тридцатых годах массивный шестиэтажный дом по улице Уинтроп представлял собой поистине величественное здание, в котором, казалось, разместилось без малого, добрая сотня семей. На деле же, дом был пуст практически на половину, что не могло не радовать ценившего уединение Томаса Риччи.

Спустившись по лестнице, детектив коротко кивнул поднявшемуся со своего стула консьержу и, прежде чем тот успел хоть что-то сказать, стремглав вылетел на улицу, где его встретила густая пелена по-штормовому грозного дождя. Зажав кнопку сигнализации на брелоке своих ключей, Томас мысленно продумывал план каждого своего следующего действия, не давая шанса спонтанности.

В доли секунды Риччи оценил скорость идущих по тротуару людей, что, прикрываясь зонтами, размеренно шагали по своим делам. В расчёт Тома также вошли и мелькавшие меж величественных фигур, промокшие насквозь людишки, что за неимением зонтов были вынуждены прикрываться всем, чем придётся.

Разумеется, ни к одним, ни к другим, Томас себя не причислял. Постояв с минуту под козырьком своего дома, Риччи выгадал момент и, просочившись сквозь, казалось, непрерывную живую стену людей, сел в мигнувший фарами тёмно-серый Форд Таурус две тысячи девятого года.

— Сэр!!! — донёсся приглушённый голос за стеклом, вслед за которым раздался не менее глухой стук пальцев по стеклу, — Откройте!!!

Повернув голову, Том увидел темнокожего парнишку в трепанной, промокшей насквозь шапке. Прильнув к стеклу, мальчишка осторожно постукивал пальцами по стеклу, оставляя на его покрытой каплями поверхности потёкшие разводы.

— Сэр, прошу, откройте!!! — не унимался парнишка, даже когда двигатель Тауруса заурчал на все свои двести шестьдесят три лошади.

Опустив руку на пояс, где обычно находился пистолет, Риччи открыл окошко и несколько капель дождя тотчас ворвались внутрь, замочив тканевую обивку салона.

— Сэр, пожертвуйте денег! — тотчас выпалил заготовленной фразой мальчишка, — Не хватает на еду! Я очень голоден! Пожалуйста!

Смерив парня с лёгким прищуром, Том перевёл взгляд на лежавший на соседнем сидении обед. Взяв контейнер, Риччи показал его парнишке, при этом не став его протягивать ему, заранее предугадывая ответ на своё предложение. Как и все прочие, этот случай оказался не исключение, мальчишка отказался от еды, настырно требуя денег.

В обычном случае, Томас просто показал бы свой жетон, не имея ни интереса, ни цели в игре с очевидным финалом. Сейчас же, имея разве что идентификационную карту полицейского офицера в бумажнике, детектив Риччи не ощущал своей принадлежности к «тонкой синей линии», отчего мешкал даже при общении с простым попрошайкой.

Тем временем, мальчишка потерял всякую надежду на получение вознаграждения. Смерив взглядом недешёвый костюм незнакомца, попрошайка отвесил пару громких и, совершенно не соответствующих своему возрасту, ругательств, после чего бросился бежать, в поисках очередной жертвы.

Ещё, будучи простым патрульным офицером в форме, Томас Риччи встречал разного рода аферистов. Проведя годы службы на улицах Нью-Йорка, Том, казалось, совершенно утратил всякую эмпатию к неимущим и обездоленным, что периодически попадались ему на глаза.

Томас видел всякое и в разномастности событий, отделить зёрна от плевел было не всегда легко. Скольких легковерных юных дам повидал Нью-Йорк, что приехав к очередному ухажёру, находили лишь подвал и цепи, но куда более странно то, что многие из них, позже сами становились теми, кто выманивал новых жертв ведя их по своему злосчастному пути.

Будучи уже детективом, Риччи встречал и добродушные престарелые парочки, в которых едва ли можно было распознать похитителей детей, и даже ребятишек, подстать повстречавшемуся сегодня, что просят снять им пару баксов в банкомате, умалчивая, что аккурат поблизости наивного самаритянина будет ждать пара преступников с умыслом на разбой.

За годы своей службы на благо общества Нью-Йорка, детектив Риччи действительно повидал многое, отчего и видел теперь в каждом лишь худшее. Томас был уверен, что не бывает хороших людей, есть лишь те, кому удаётся скрывать свою истинную личину от себя же.

Детство Риччи не сказать, чтобы прошло скучно, но и добрым его едва ли кому удалось бы назвать. Своего настоящего имени Томас не помнил, а может, и не знал вовсе. Потратив годы на самоанализ, Том из года в год вспоминал самые мелкие события своего детства, надеясь вспомнить хоть что-нибудь, но, увы, среди прочего мусора своей жизни, вспомнить правду он так и не сумел.

Тем не менее, было и то, что Томас знал о себе досконально. Он не был рождён в США, отчего многое ему давалось куда сложнее, чем всем его сверстникам. Ещё мальчишкой, юный Риччи был выброшен на произвол судьбы, словно отработанный материал, отчего лишь улицы стали его домом, улицы, которые ему было суждено охранять.

Своих родителей Томас не знал. Годы поисков их закончились для парнишки крайне неприятным послевкусием, с которым ему пришлось познакомиться, пропустив сквозь себя тонны лжи и мелочных обид всех тех, кто так или иначе был связан с его родственными узами.

Мать Томаса, Ана Берг, или, как свидетельствовали её последние зарегистрированные документы Бленда-Нита-Фердинанда-Анна-Виктория Джованни-Бакс-Ли, была для него единственной ниточкой связи с прошлым. И хоть в адекватности дамы усомнился бы не один психиатр, никаких иных контактов с собственной жизнью Риччи не имел, отчего был вынужден довольствоваться малым.

Ана Берг родилась в небогатой семье сербского армейского офицера. Авторитарные порядки отца с самого детства породили в ней неприязнь к обществу и мнениям, прислушиваться к которым ей хоть и не хотелось, но приходилось. Еще, будучи ребёнком, Ана грезила о красивой и счастливой жизни, которая целиком и полностью зависела исключительно от толщины кошелька.

Интересы Аллы ограничивались лишь популярными и дорогими вещами, которые никто в её семье позволить не мог. Семья среднего достатка, коими являлись Берги, в глазах Аллы выглядела нищенской и абсолютно никчёмной, о чём она не ленилась повторять изо дня в день.

Деньги в жизни Аллы всегда играли главную роль и уступали разве что только ценности слухов о ней самой. За красивую, пущенную в массы, историю о собственной жизни, младшая из Бергов была готова приплатить сама, но, увы, не имея ни малейшего желания работать, деньгами не располагала.

В какой-то момент на пути Аллы встретился на удивление идеальный, по её меркам, мужчина. Разумеется, под словом «идеальный», младшая из Бергов понимала «богатый», и именно таким себя преподнёс некто, по имени Джованни. Молодой, раскрепощённый испанец, быстро завоевал сердце юной девы, что в ту же ночь подарила ему всю себя.

Уже предвкушая роскошное будущее на виллах Испании, Ана надеялась забеременеть, дабы попавшийся на крючок мужчина не сорвался. И хоть впереди младшую из Бергов ждало множество разочарований, всё же, столь страстную мечту судьба изволила исполнить.

Спустя месяц после роковой ночи, будущая миссис Джованни узнала о своей беременности, но, рассказать об этом новоявленному отцу, ей было не суждено, ведь с тех самых пор, горячий испанец больше не звонил, не писал и уж тем более не показывался лично, оставив о себе лишь смутные воспоминания.

Вот так скверно началась история Томаса Риччи, ставшего одновременно и жертвой и заложником обстоятельств. С самого своего рождения юный Том являлся разменной монетой едва ли не во всех начинаниях своей матери. И уж чего Алле Берг было не занимать, так это изворотливости, к которой она часто прибегала в своих устремлениях.

Шли годы. Ана Берг благополучно поменяла имя, став Аллой-Викторией Джованни, чьё имя с новых пор породило в ней новую личность. Не утруждая себя поиском работы, младшая из Бергов продолжала жить в родительском доме, не оставляя попыток удачного замужества.

После смерти родителей, Ана получила долгожданное наследство, которое хоть и не было большим, всё же привлекло внимание некоего Эдвард Ли. Умело играя на струнах алчных чувств новоиспечённой Аллы-Виктории, проходимец убедил её в необходимости уехать в США, где по его словам, у них будет всё, о чём она только смеет мечтать.

Грузовой контейнеровоз «Нита Фердинанда» успешно пересёк Атлантику, встав в порту Нью-Йорка. В какой-то момент Ана была уверена, что план удался, но впереди её ждало большое разочарование. Едва неучтённым пассажирам разрешили сойти на берег, как Эдвард буквально растворился в толпе мчавшихся к своей мечте иммигрантов, оставив Аллу-Викторию ни с чем.

Не найдя в себе сил продолжать борьбу в качестве матери, Анна-Виктория приняла единственное, как она считала, верное решение, оставив ребёнка на сидении одного из припаркованных в порту погрузчиков. Единственное, что осталось Тому на память, так это запавшая внутрь его распашонки накладная, на имя некоего Томаса Риччи, имени, с которым он проведёт всю оставшуюся жизнь.

— Мистер Риччи! — донёсся голос немолодого мужчины, что, придерживая над головой длинный чёрный зонт, заглянул внутрь приоткрытого окошка серого Тауруса, — Я не успел спохватиться, а вы так быстро выбежали, что я даже не надеялся вас нагнать! Тут вам письмо оставили, вчерашним днём, просили передать лично в руки!

Поймав обескураженный взгляд Тома, пожилой консьерж, от которого тот пытался сбежать, ловким движением вытянул из внутреннего кармана белый конверт, протянув его детективу.

— Что это?! — сухо поинтересовался Томас, не опуская взгляда с мужчины, — Кто принёс?!

— Принесла молодая леди! — без тени сомнения отозвался консьерж, — А уж что там, это мне неизвестно! Уж сквозь бумагу не вижу!

Растянувшись в доброй старческой улыбке, пожилой мужчина больше напоминал до боли родного дедушку, нежели же просто работника придомовой службы. Сколько раз Риччи ловил себя на мысли, что ассоциирует совершенно незнакомых ему людей с родными, отчаянно заполняя гигантскую брешь в своей душе.

— Оставьте у себя! — буркнул Риччи, нажав на кнопку стеклоподъёмника, — Впредь все письма только через почтовую службу!

Консьерж едва успел отдёрнуть руку, и стекло окончательно закрылось, разделив двух мужчин между собой. И хоть со стороны могло показаться, что Том повёл себя, по меньшей мере, грубо и уж точно бестактно, всё же, для подобной реакции был повод и имя ему опыт. Повернув руль, Риччи нажал на педаль и в следующий миг тёмно-серый Форд Таурус скрылся в потоке машин.