Пассажир один не полетит

Кирилл Липцис, 2023

Все эти истории когда-то произошли именно со мной. Ну… или не произошли.

Ветер над городом полон песка

Ветер над городом полон песка

И каменной соли

И если прислушаться, слышен рассказ

Знакомый до боли…

6 октября 2023

На самом деле, никакого песка в воздухе, конечно, нет, просто Иерусалим всегда такой.

Терракотовый и слегка мерцающий в жарком мареве.

Шумный, многоголосый, яркий и… вечный.

Кажется, его здания, стены и узенькие улочки, мощенные истертым камнем, были здесь всегда.

А вот люди, напротив, всего лишь мгновение.

На фоне Города мы все почти прозрачные, словно нарисованные. Причем, так, небрежно нарисованные. Временный набросок.

Мы сидим с Мишей в маленьком нарисованном кафе, пьем кофе и разглядываем людей.

Миша умиротворенно, я — восторженно.

Миша прожил здесь много лет, я в Иерусалиме четвёртый или пятый раз.

Через дорогу араб таксист, размахивая руками, что-то растерянно объясняет религиозному еврею. Судя по всему, сел аккумулятор. Еврей слушает его за рулём маленькой Тойоты и хмурится. Слов не разобрать. Да и не особо я пока иврит понимаю. Но в целом, смысл сценки мне ясен.

Еврею совсем не улыбается задерживаться на дороге, ведь скоро зайдет шабат. Он пожимает плечами, смотрит на часы, но, видать, водительская солидарность всё-таки берет верх, и он, вздыхая, лезет в багажник за проводами.

— Фигасе! — качаю головой я, — такое, наверное, редко увидишь? Араб и датишный!

— Ну почему, — спокойно пожимает плечами Миша, — это Иерусалим…

Он достает табак и начинает крутить самокрутку. Солнце играет в его длинных волосах.

Я отвлекаюсь от таксиста и снова начинаю вглядываться в прохожих.

— Ну вот где она? Почему женщин вечно ждать приходится! — ворчу я, — приехала называется к отцу. Всё время друзья какие-то, мужики знакомые… Вот тебя, небось, так дочь ждать не заставляет…

— Ну что ты бубнишь? Старика что ли словил, — улыбается Миша, — я своих дочерей тоже жду не знаю сколько. Вон, смотри, идёт, похоже! Это же она?

Она. Моя дочь просто чертова красавица! Самая красивая на свете. Улыбаясь, проходит между столиков, и все оглядываются на неё. Она обнимает меня за плечи, целует в щеку и падает на стул рядом.

— Привет, папа. Это Гриша.

— Григорий, — протягивает руку улыбчивый молодой парень. Ну вроде ничего.

— Привет. Шакшуку будете?

— Будем! — хором отвечают они.

Голодные. Выглядят, кажется, счастливыми.

— Ну вы, конечно, всё самое интересное пропустили, — по инерции ворчу я, — Миша такую экскурсию устроил, ни один гид такую не устроит. Показал мне настоящий, свой Иерусалим, изнутри… Когда теперь ещё удастся повторить… Всё ты пропустила, а завтра уже в Москве будешь.

— А я ещё приеду к тебе, пап, мне очень Израиль понравился! — дочь обменивается с Гришей многозначительными улыбками.

Ага. К отцу, значит, она приедет.

Араб наконец заводит свою тачку, улыбается, благодарит еврея, тот сдержанно кивает. На шею друг другу бросаться не спешат, но оба довольны — один успел-таки до наступления шабата, второй наконец-то поехал работать.

Шакшука удивительно вкусная, острая и горячая. Садится солнце, жара уже начинает спадать, улицы как-то незаметно пустеют.

Настя что-то в полголоса обсуждает со своим Григорием, а Мишка разговаривает по телефону.

Я сижу и просто молча наслаждаюсь разлитым в воздухе спокойствием и умиротворением.

— Ну ладно, котики, вы гуляйте, а мне нужно ещё в одно место заехать, — поднимается Миша и мы обнимаемся, — шабат шалом!

— Шабат шалом, — улыбаюсь я его «котикам», никак не могу привыкнуть, — да мы тоже пойдем уже, часик ещё погуляем и домой. Настя завтра улетает.

Мы прощаемся и идём по направлению к Храмовой Горе.

— Шабат шалом, — улыбается нам компания, идущая навстречу.

— Шабат шалом, — почти хором отвечаем мы.

Явно не израильтяне, я стал наших вычислять безошибочно. По-моему, это американцы, американские евреи часто прилетают в Иерусалим на Йом Кипур.

Хорошо, что дочь впервые видит Израиль именно таким, как я и хотел — мирным, гостеприимным и добрым.

Мы не спеша доходим до Яффских ворот, поворачиваем направо и вдоль стены Старого Города начинаем спускаться вниз по улице.

— А это что за развалины?

— Полагаю, тот самый разрушенный Храм…

— Ого! Прямо здесь?

— Ну а где ещё.

— Ой, а что там такое справа? — поднимает ладонь козырьком Настя.

— Справа Бассейн Султана.

— Не хилый такой бассейн у него был!

— Ну так султан же, не хрен с горы… А хотите, зайдём посмотрим? Миша говорил, здесь концерты устраивают большие иногда. Вот представляешь, Настя, сыграть в таком месте свою музыку!

Настя согласно кивает. Кому ещё этого не понимать, как не музыканту.

Тени становятся всё длиннее и длиннее, садится солнце, а мы всё идём по Вечному Городу и говорим, говорим. Мы не виделись с Настей два года, с тех пор, как я уехал жить в Израиль.

И я остро чувствую счастье. Именно сейчас, в этом моменте.

Эх, если бы только можно было записать эти мгновения на пленку! Этот древний город, это закатное солнце. Безмятежно смеющуюся девушку, которая так похожа на меня самого. Наверное, я бы крутил эту пленку на репите до конца своих дней.

Или даже нет! Я бы запечатал эти мгновения в янтарь, словно диковинное насекомое. И потом, через много-много лет, когда уже нас всех не будет, какая-нибудь девочка найдет этот кусочек янтаря и захлебнется от восторга…

Из Иерусалима выезжаем втроём — я, Настя и Григорий, выезжаем вместе с первыми звёздами.

По большей части молчим.

— Ну что, Гриша, тебя в Тель-Авив завезти? — спрашиваю я, глядя в зеркало заднего вида.

— Да, было бы здорово.

Я делаю погромче радио, звучит очень красивая песня на иврите. От перепада высоты слегка закладывает уши.

— Ну как тебе Израиль? — спрашиваю я дочь.

— Здорово! Мне нравится. И здесь столько людей похожих на меня!

— Это да, — улыбаюсь я, — еврейская кровь никуда не девается. Удачно получилось, что ты приехала именно в Йом Кипур. И удачно, что у нас так тихо сейчас. Частенько в праздники наши соседи какую-нибудь гадость устраивают.

Какое-то время едем молча. В свете фар мелькает дорога, вырубленная прямо в скале.

— А помнишь те фотографии в музее, которые мы с тобой видели? — спрашивает меня дочь, — Это же тоже было на Йом Кипур 50 лет назад? А что тогда случилось, я очень мало про это знаю?

— Случилась война, Настя. Ровно пятьдесят лет назад, Война Судного Дня. Я сам недавно узнал подробности. Это очень страшная и тяжёлая страница истории Израиля. Тогда напали с юга и с севера, одновременно. Застали врасплох. Было много жертв, это была настоящая резня, почти в каждой семье кто-то погиб…

Но больше такого не произойдет, Израиль стал сильнее, Израиль стал осторожнее, больше враги нас врасплох не застанут, Настя. Так что приезжай к нам спокойно и почаще, мы тебя всегда ждём.

Дочь кивает.

— Пап, можно я домой сама попозже приеду, а сейчас с Гришей в Тель-Авив?

Очень хочется"включить старика", но я сдерживаюсь и даже не ворчу.

— Беседер. Только приезжай вечером, а не утром, автобусы допоздна ходят.

— Ага, — говорит Настя, и я по голосу слышу, что она улыбается.

Ну вот и закончились наши с ней римские каникулы.

На душе у меня спокойно, если ей понравилось, значит, ещё приедет. Опять же Гриша…

Высаживаю их во Флорентине, где Григорий снимает квартиру.

Через пятнадцать минут я уже у себя дома в Петах-Тикве.

Израиль такой маленький!

Надо бы завтра с утра проконтролировать, чтобы Настя ничего не забыла, и ещё заправиться надо, — говорю я себе и тут же засыпаю, да так крепко, что даже не слышу возвращения Насти.

Я сплю и мне снится, как таксист араб на иврите объясняет мне, какой бензин я должен залить в свою Тойоту.

7 октября 2023

Какой громкий звук! Они сдурели что ль совсем? Эй, пожарные! Или это скорая?

Выключайте к хренам свою сирену, город пустой же!

И наконец, я окончательно просыпаюсь. Нет, это не скорая! Это, кажется, воздушная тревога!

— Это воздушная тревога, — деловито говорит Марик, будто уже сто раз просыпалась от тревоги.

Мы начинаем быстро одеваться.

— Что это такое? — слышу заспанный голос Насти, когда интересно она ночью вернулась, я и не слышал…

Собака в восторге забегает в комнату, виляя хвостом.

Вслед за ней появляется уже полностью одетый Борис.

— Это азака, спускаемся вниз, — говорит он спокойно.

— Что-что? — переспрашивает его Настя.

— Тревога, — бросает Боря, пристегивая собаку к поводку, — пошли, пошли… потом умоетесь.

Азака. Теперь навсегда это слово запомню. Это что ж, в нас ракету что ли пустили?!

На лестнице столпотворение. Сколько, оказывается, у нас соседей! Многие по-настоящему испуганны, но большинство — злые.

Собаки впервые встретились в подъезде все вместе. Они устраивают бурное знакомство с обнюхиванием, рычанием и лаем. Мальчик с первого этажа испуганно плачет, он боится собак.

— Ой, я только воды возьму, — неожиданно говорит Марик и пытается подняться обратно.

— Стой, — останавливает ее Боря, — давай под лестницу, сейчас начнется!

Бам! Бам-бам!

Словно по грудной клетке бьют доской.

Бам!

Дребезжат стекла. Кто-то присел на корточки, кто-то выругался. Соседский мальчик перестаёт плакать.

Бам. Бам. Бам.

Вот сейчас совсем близко. Двери в подъезде стеклянные, если ракета упадет во дворе, стекла же в нас полетят!

Бам!

У соседей начинают громко звонить телефоны.

Что это вдруг у всех вместе-то? — удивляюсь я, но тут же понимаю, что это сработали приложения об обстрелах. Я заглядываю через плечо в чей-то телефон, весь экран в красных точках.

Нет… Это не просто ракету пустили. Это десятки, если не сотни ракет. И они летят в нас прямо сейчас.

— Что-то слишком много, — хмурится Боря.

— Война началась, — не отрываясь от телефона, говорит сосед, — они на юге прорвались, в Сдерот зашли…

Я забиваю Сдерот в навигатор, показывает 77 километров.

Израиль такой маленький!

— Север тоже бомбят, — заглядывает в телефон соседка, — вот сволочи!

Настя со спокойным видом сидит на полу, опираясь на стенку. Она погружена в свой телефон, наверное, такая защитная реакция.

Марик обнимает и успокаивает собаку.

— Всё, — говорит Боря, — пошли. Закончилось.

Мы поднимаемся в квартиру, и я выхожу на балкон.

Тишина. По-летнему жарко, напротив дома дерево, усыпанное красными цветами. Словно ничего и не было.

Но нет, было… Завыла скорая помощь и я вздрагиваю.

— В Бен-Гурион не дозвониться, — констатирует Марик и кладет телефон, — не знаю, стоит ли ехать вам или подождать информации.

— В сети пишут, что самолеты не летают, аэропорт закрыт…

— Кто пишет?

— Ну… люди разные…

Марик снова берет телефон.

— Пока нет официальной информации об отмене рейса, действуем так, словно ничего не происходит. Надо ехать в Бен-Гурион.

Раздается звонок, звонит из Нетании наш друг.

— Привет, ну вы как, норм?

— Как сказать, только что бомбили…

— Да уж в курсе, нас тоже. Дочь отправил в Москву? Или отменили рейсы? Сейчас лучше подождать и из дома не выходить.

— Ничего пока не отменили, сейчас поедем. Если сейчас время упустим, потом точно небо закроют.

— Угу. Только вы осторожнее. И двери пока закройте. Ракеты — это не самое плохое… Там ребята с юга пишут, террористы расстреливают людей прямо на улицах. И по квартирам ходят. Вот, видео прислали, в общем, берегите себя.

— Вы тоже.

Я открываю видео. Типичная улица маленького израильского городка. Зелень, цветы, много солнца. С одинаковым успехом, это может быть и Бат-Ям, и Ришон и Петах-Тиква. Шабатнее утро, на улице никого. Хотя нет, кто-то на остановке автобуса… Что это? Это люди! Мертвые люди в окровавленной одежде. Две пожилые женщины, вот еще девушка… Один, два… пять… А вот ещё!

Господи, сколько же их по всей улице лежит! Наверное, стояли на остановке, ждали маршрутку. А эти пытались убежать…

— Настя, ты готова ехать?

— Да, но еще рано, вроде…

— Ничего, поедем пораньше, мне еще заправиться нужно. Если нет, вернемся, останешься пока у нас, но шанс надо использовать.

— Поезжайте, — хладнокровно кивает Марик, — если будет азака, вылезайте из машины и ложитесь на асфальт.

— Голову руками закрывайте, — добавляет Борис, — осколки падают.

Когда мы садимся в машину, где-то вдалеке начинает опять бахать. На улицах никого, так пусто, что становится по-настоящему страшно.

Краем глаза смотрю на Настю. Ноль реакции, сидит в телефоне, по-моему, переписывается с друзьями или листает Инстаграм.

Умничка, не только красавица, но и смелая девочка.

Ну вот как при такой дочери можно бояться?!

Оказывается, очень даже можно.

Я выезжаю на шоссе и включаю радио Гальгалац.

Это армейское радио.

— Суки, такую осень обосрали, — говорю я, просто чтобы не молчать.

Настя отрывается от телефона и кивает.

Неожиданно песня прерывается тревожным рингтоном и в тишине раздаётся:

— Атраа! Тель-Авив Яффо, Тель-Авив мерказ.

Настя смотрит на меня, и я вижу, что ей тоже страшно.

— Это Тель-Авив бомбят, Яффо, где мы гуляли с тобой…

— Атраа! Холон, Гиватаим, Ришон-ле-Цион.

— Это далеко отсюда? — спрашивает Настя.

— Да, — киваю я, — далеко…

Словно опровергая мою ложь, в небе опять начинает бахать. Лишь бы не закрыли аэропорт.

— Нам останавливаться точно не надо?

— Нет, едем, не останавливаемся.

Музыка опять прерывается.

— Атраа! Сдерот, Ашкелон цафон, Ашкелон мерказ, Ашдод, Нир Ам, Нир Оз…

— Ага, это юг бомбят…

— Атраа… Атраа… Атраа…

Вон заправка, надо заправиться, бак пустой. Кстати, пустой бак намного опаснее полного. Если осколки там…

— Атраа! Бней-Брак, Рамат-Ган…

— Настя, я радио выключу, бесит. А то я так только отвлекаюсь и нервничаю.

— Давай, а мы ничего не пропустим?

— Нет, если что, сирену услышим. Не волнуйся, это ещё далеко, — успокаиваю я её, но больше самого себя.

Неожиданно впереди, чуть слева от дороги, в небо взмывают две противоракеты, и над Рамат-Ганом дважды бахает.

— Близко, — без всякого выражения говорит Настя, наблюдая как два маленьких облачка быстро уносит ветром.

Я съезжаю с дороги и поворачиваю на заправку. Кроме меня на АЗС всего одна машина. А как же очереди за бензином во время войны?

Девушка в военной форме с оружием заливает бензин, и даже со стороны видно, какая она злая. С ней парень… Ой, я, кажется, его знаю… Какой же Израиль всё-таки маленький!

— Андрюха, привет!

— О, привет, Кирилл! А ты куда?

— Дочь в аэропорт везу, вот боюсь, не закрыли бы. Она гостила у нас, сейчас должна в Москву возвращаться. Суки, несколько часов не могли подождать… А вы куда?

— Лучше б они вообще не начинали! Мы заправиться заехали, сестру срочно в часть вызывают, вообще всех вызывают, — Андрюха понижает голос, — сестра говорит, всё, они допрыгались, пизда Хамасу. Теперь Газу с землёй сравняют. Но вы там сейчас поосторожней, возможны проникновения отдельных групп террористов.

— Ну не здесь же, не в центре!

— Да сколько тут ехать от Газы, если они рано утром вошли, могут и здесь уже быть. В общем, берегите себя.

— Вы тоже. Удачи.

Перед аэропортом нас останавливает военный патруль. Я сразу напрягаюсь, с ивритом у меня, по-прежнему, неважно. Но нас даже ни о чем не спрашивают, солдат заглядывает в машину и сразу показывает, мол, проезжайте. На арабов мы не похожи.

В Бен-Гурионе всё спокойно. Ни суеты, ни очередей. Рейсы не отменяются, небо не закрыто. Спасибо нашему Железному Куполу.

Неужели всё получится? Да, конечно, получится, уже получилось, вот и рейс её, и регистрация идёт! Я испытываю облегчение, словно гора упала с плеч. Через несколько часов дочь будет в безопасности.

Я обнимаю Настю и мне вдруг становится очень-очень грустно.

Я еду по пустым улицам домой и перебираю в памяти счастливые солнечные дни, проведенные с Настей. Конечно, я буду следить за её самолетом, пока она не сядет в Москве.

А пока я выключил радио, не хочу слушать ни новостей, ни предупреждения об обстрелах.

Война теперь с нами надолго и о войне я ещё успею подумать…

Похоже, завтра будет хамсин. Хамсин придёт с юга, со стороны Газы, принесёт с собой жару и расплавит безмятежное небо.

И наполнит ветер песком.

16.11.2023Израиль, Петах-Тиква