Староверы Псковского Поозерья. Невельский уезд

Кирилл Кожурин

В завершающей книге из серии «Староверы Псковского Поозерья» рассказывается об истории поселения староверов на землях Невельского уезда, входившего в XVII – XVIII вв. в состав Речи Посполитой, о старообрядческих духовных центрах Псковского Поозерья в XVII – XX вв. На этих землях, начиная с XVII в. сложилось несколько районов компактного проживания последователей древлего благочестия, не принявших церковных реформ патриарха Никона и пронесших сквозь века свою веру и неповторимую культуру.

2. Староверы на территории Невельского уезда в XVIII — начале XIX века

После разорения Ряпинской обители ее руководитель Евстрат Федосеевич снова переселился в Речь Посполитую, где продолжил проповедь староверия. В Польшу эмигрировали и многие другие федосеевские наставники. Евстратий вместе со своим дядей Егором, Терентием Васильевым и Иваном Бедрой поселился во владениях какого-то «пана Эльзана» (возможно, помещика Георга Константина Гильзена, мариенгаузского старосты; ум. 1737); Макар Никитин «с братией» — в Курляндии, а некоторые другие — в Стародубье и иные места, благодаря чему федосеевское учение распространилось не только по всей России, но и далеко за ее пределами. «В 1720—1760-х федосеевские общины в северо-восточной части Речи Посполитой — в Ступилишках (Лифляндия), Балтруках (Курляндия), в Давыдово (позже Себежский уезд Витебской губернии), в Гудишках и др. — сделались одними из видных руководящих центров раннего федосеевства за границей. Между этими зарубежными и федосеевскими (также поморскими) общинами в России поддерживалась связь, происходила оживленная переписка и иногда проводились собеседования»³⁰.

Автограф Евстрата Федосеевича. ОР РГБ. Ф. 17. №308. Л. 33

В условиях постоянных гонений старообрядцам было особенно важно созидать свою духовную жизнь, быть организованными, сплоченными, иметь своих пастырей, руководителей, участвовать в церковных таинствах, духовно питаться и расти. Нужны были духовные центры. Такими центрами обычно становились старообрядческие поселения, по преимуществу монастыри и скиты. Отсюда осуществлялось руководство Церковью, рассылались на приходы священники и наставники, составлялись всевозможные соборные послания к верующим, писались сочинения в защиту староверия, воспитывались апологеты и проповедники древлеправославия. В некоторых местах сосредоточивалось несколько скитов и монастырей, объединявшихся под руководством ведущего монастыря, наиболее видного и уважаемого. Таких крупных духовных центров в истории старообрядчества было несколько. Наибольшую известность получили Выговское поморское общежительство, Керженец, Стародубье, Ветка, Иргиз, Преображенское и Рогожское кладбища в Москве, Малоохтинское, Волковское и Громовское кладбища в Петербурге, Гребенщиковская община в Риге.

Все эти духовные центры одновременно являлись и «культурными очагами», где бережно сохранялись ростки древнерусской культуры и получали творческое продолжение традиции книгописания, иконописи, древнего знаменного пения, многих народных промыслов. Значение этих старообрядческих духовных центров для русской культуры трудно переоценить.

Благодаря близости границы и той легкости, с какой ее можно было тогда преодолеть, в конце XVII — начале XVIII века на территории русско-польского пограничья складывается восемь локальных групп старообрядцев со своими духовными центрами (две группы в Себежском и шесть в Невельском уездах), которые сыграли весьма существенную роль в истории русского старообрядчества. Сейчас этот живописнейший регион с сотнями больших и малых озер обычно называют Псковским Поозерьем. Проживавшие здесь староверы жили достаточно независимо, обрабатывали землю, строили свою общинную жизнь, пользуясь свободой исповедания древлеправославной веры. Здесь же проходили важнейшие церковные события — соборы староверов-федосеевцев, которые (по понятным причинам) невозможно было легально проводить в то время в России и на которых принимались решения, обязательные для всех представителей этого крупнейшего старообрядческого согласия. Местные старообрядцы (в основном, принадлежавшие к федосеевскому беспоповскому согласию) со временем получили название «польских федосеевцев». Как отмечала А. А. Заварина, «первые крупные поселения староверов в Польше возникли на территории собственно Витебской губернии…, в частности в Невельском уезде, где поселился Феодосий Васильев со своими последователями, и в Себежском уезде, на территории которого неоднократно, и, видимо, не случайно проходили соборы федосеевцев»³¹.

Значительная часть федосеевцев вернулась на место своей прежней обители — в Вязовскую волость, а также в соседние с ней Невельский и Себежский поветы (уезды). На территории Себежского уезда одним из важнейших духовных центров старообрядчества становится федосеевская обитель близ деревни Давыдово (впоследствии — просто деревня Обитель), основанная в 1720-е годы сыном Феодосия Васильева Евстратием (после разгрома Ряпинской обители в Дерптском уезде в 1719 году). Старообрядческая община просуществовала здесь до 30-х годов XX века (самой деревни уже не существует). Другая деревня Обитель, основанная еще самим Феодосием Васильевым в Невельском уезде, продолжала существовать вплоть до Великой Отечественной войны.

Массовая эмиграция русских старообрядцев в Польшу продолжалась на протяжении всего XVIII века, тем более что большого труда это не составляло. Документы того времени свидетельствуют, что россияне из соседнего Великолуцкого уезда «проходили в Польшу в день». Переход границы облегчало и то, что пограничные заставы были маленькими и располагались на большом расстоянии друг от друга. Минуя пограничные заставы, по потайным тропам и дорогам, из России в Речь Посполитую и обратно почти беспрепятственно могли проезжать малые и большие группы людей с повозками, гружеными имуществом. Люди целыми деревнями уходили за «польский рубеж». «Пересечь границу было нетрудно, так как один из наиболее преданных сторонников Феодосия Васильева, пропагандировавший его убеждения на Новгородско-Псковской земле, Игнатий Трофимов, умело организовал отдельные этапы перехода»³².

Игнатий Трофимович (Трофимов) (ум. 1745³³) был известным федосеевским наставником и духовным писателем. Родился в Старой Руссе, где жил и проповедовал учение Феодосия Васильева, неоднократно ходил к нему в Польшу и принимал деятельное участие в переправке староверов с Новгородчины за польский рубеж. В 1700 году был благословлен в наставники в Москве. Согласно «Алфавиту духовному» Василия Золотова, был первым беспоповским пастырем в Москве, удостоенным «степени великоотеческой». В 1724 году переселился в Польшу. Вот какую интересную характеристику дает ему историк-поморец Павел Любопытный: «…отличный житель в Польше и тонкий буквалист, славный пастырь и учитель феодосианской церкви в реченном месте, ревностный защитник галилейства и употребления надписи Пилатовой титлы на кресте Христовом, тщательный снискатель в защиту своего лжемудрия и утверждения своей церкви. Муж был подвижной в созидании церкви (тоже своей), строгой жизни, хорошаго сердца и незлобив. А при сих отличиях он был миролюбив и почитал раздор церковный за тяжкий грех. Для того не раз ездил в Выгорецию, не раз и убеждал настоятельно письмами и словами всех феодосиан к принятию соединения с поморскою церковию. Он многократно испытывал от чудотворных и святых предметов о надписании бытия Пилатовой титлы на кресте Христовом. Москва, Выгореция и прочия страны правоверных часто обращали на него свои взоры с немалым вниманием и важностию. У феодосиан он был столп, утверждение, слава и честь их. Впрочем, при всех таковых качествах, часто открывал он в своих деяниях самонравие, непокорность просвещенным мужам и нарушение честных своих слов, держась твердо правил своей церкви. Он был росту средняго, лицем бел и продолговат, взор имел скромный и приятный, браду окладистую и мало продолговатую, украшенную всю сединами: все это оказывало в нем мужа важнаго и редкаго. Он скончался в своей отчизне честно, 1761 года, от рождения своего 85 лет»³⁴.

Рукопись «Отеческих завещаний» С. Гнусина с перечислением имен «польских» отцов (ОР РГБ. Ф. 17. №683. Л. 17 об.-18)

Бывший старообрядец-поморец Григорий Яковлев (1703—1756?) в своем сочинении «Извещение праведное о расколе беспоповщины» сообщает о том, как он в конце 1730-х годов пересек российскую границу и посетил некоторые польские, лифляндские и курляндские обители: «ІІо сих я с их потаенными раскольниками Евфимом и Иваном Тимофеевыми (которых сестра родная, девка ІІарасковья Садовская, в Руссе имеется) выехал в Польшу, и был у Ивана Иванова, лжеучителя их, прозываемаго Бедра, в нарекованной обители его, — а в собрании у него обоего пола душ с 30 было, в коем же месте, — того не помню. Потом в Лифляндию: у главнаго их лжеучителя, Терентия Васильева, такоже в нарицаемой обители собрания его бых, — у него же обоего пола имеется с 60, a всех ста два будет, с другим их лжеучителем Савином Михеевым, в собрании. Места же именования такоже не упомню, понеже мимоездом те места проехал есмь. Таже в Курляндию прибыл под пана, именуема Александра Кокеевича, маетность³⁵, и тамо въ раскольнических жилищах жил четыре месяца; тако же со лжеучителем их Макарьем Никитиным, который при мне умре, по вышепоказанному же обходихся с ними, и художеством своим питомствуяся и на проезд свой промышляя. Раскольников же тамо имелося семей шестьдесят, которые в безвременство регенства³⁶ вси в Литву и в Великопольшу разбежалися»³⁷.

«Начатое в 1723 г. сооружение пограничного рубежа Рига — Великие Луки — Смоленск не только не обеспечивало надлежащей охраны с российской стороны, но и было настолько ненадежным, что сквозь него по потайным тропам и дорогам из России в Речь Посполитую и обратно почти беспрепятственно проезжали малые и большие группы людей с повозками, гружеными имуществом»³⁸. Указ императрицы Анны Иоанновны, изданный по Ведомству военной коллегии 19 мая 1739 года, гласил: «Ее Императорскому Величеству известно учинилось, что крестьяне оставя свои домы, бегут в Польшу, а особливо из Велико-луцкой, Псковской и Новгородской Провинций, которых при границах в некоторых местах за сведением форпостов, а в иных за малолюдством удерживать некому. Того ради, Ее Императорское Величество указала: Смоленского гарнизона один полк, укомплектовав людьми, мундиром, ружьем и амунициею, отправить немедленно на Великие Луки, и по прибытии туда, распределить по форпостам, начав от Лук Великих до самой Лифляндской границы; а в прочих местах, такие форпосты содержать, как прежними Ее Императорского Величества указами определено, во всем непременно, и о непропуске таких беглых за границу, по всем пограничным форпостам подтвердить наикрепчайшими указами»³⁹.

Однако никакие форпосты не могли удержать русских людей, не желавших изменять вере своих предков, от бегства за границу. Пограничный комиссар майор Сковидов писал из Псковской провинции в Сенат 16 октября 1762 года: «…многие отступники от Православной кафолической церкви превратились к проклятой Раскольнической ереси, чрез лесные наставления находящихся тамо (в Польше. — К. К.) везде здешних же беглецов той ереси лжеучителей и так один другого, хотя бы который из них и вознамерился из раскаяния о своем преступлении, не допускают; да иной час от часу нетокмо по одиночке или семьями, но целыми деревнями со всеми своими пожитками и скотом дезертируют, а удержанию их от того побегу никаким образом невозможно, ибо имеющиеся по границе форпосты бутка от бутки в дальней расстоянии, да и на тех солдат токмо человека по три, при том числе немало есть таких, кои совсем престарелые и неимеющие никакого движения; к тому некоторые форпосты состоят не на настоящих пограничных местах, а внутри России… Итак ни форпостными, ни резервными командами в каком они не были состоянии побегов пресечь невозможно; посылаемые по подаваемым от здешних помещиков их поверенных доношениях к польскому шляхетству о выдаче беглецов требования почти бесплодны остаются, ибо они о том и думать не хотят, что в требованиях Российской стороны какое удовольствие сделать и добровольно выдачи чинить и нетокмо прежних не выдают, но и вновь приходящих принимают и в своих моентностях (имениях) укрывают непрестающе; когда идет требование отдать, кои при побеге или выходе из Польши причинили России немалое воровство, разбои и разорения, по обстоятельному же о жительстве их расследовании, тогда отзывается словесно, якобы во владениях их деревень таких беглецов нет и чрез такие случаи столько теперь умножилось в Польшу беглецов, что и умещать уже их на своих землях негде; то многие, узнав про воровство в Российских беглецах, природных своих крестьян в чужие моентности отпускают, а в те места российских посылают. Другие <помещики>, которые имели только землю по малому числу и сами пахали, ныне от содержания беглецов здешних разбогатясь полученными от них доходами приумножили земель и имеют большие маентности…»⁴⁰

В 1767 году дворяне Великолукского уезда в составленном им наказе депутатам в комиссию по подготовке проекта Нового Уложения так определяли главную причину своего бедственного положения: «Главнейшей причиной всех изнеможений нашего Великолуцкого уезда дворян есть причиняемые разорения от побегов за польскую границу крестьян, в коем, егда надлежащих предпринято не будет мер, не только здешнее дворянство, крестьянство в крайнейшее бедствие придти может, но и армия Ея Императорского Величества лишается несколько тысяч человек людей, годных в службу Ея Величества… Крестьяне от помещиков бегут в Польшу целыми семьями… Пришедше беглые к заставе и видя караульного или двух, не могущим им против большого их числа никакого препятствия от побега учинить, да к томуж и караульныя, расположенные по границе будки одна от другой не ближе как в семи и восьми верстах расстоянием обстоят; а как в каждой будке караульных есть не более двух человек, кои никоим образом усмотреть и воздержать беглых не могут… Помещик, предузнав о их побеге, не может за ними послать погони, для того самого, что пока он известится о их уходе, до того времени беглые его уже давно в Польше; ибо расстояние российских деревень есть от Польши не далее двух и трех верст, а многия и по близости самой границы поселенныя состоят…»⁴¹

Один из первых историков старообрядчества в Витебской губернии единоверческий священник Василий Волков (Волкович) опубликовал в 1867 году любопытные документы, переданные ему «стариком раскольником филипповского согласия, живущим в Невельском уезде на рубеже Витебской и Псковской губерний». Документы представляли собою шесть контрактов. «Это бумажные ветошки, на которых за сто лет тому назад записаны имена домохозяев, выходцев из Великороссии раскольников и некоторые условия на поселение их в Невельском уезде в имениях Радзивиллов. Писаны эти контракты по-польски, однообразно слово в слово, с занесением только других деревень и домохозяев. Самый точный перевод сих контрактов на русскую речь — гласит следующее: „1769 года ноября 8 дня. Я нижеподписавшийся выдаю сие мое условие или контракт, на основании данной мне доверенности графинею Констанциею Радзивилловою воеводшею Минскою и поверенным комиссаром Францем Вышинским от Его Сиятельства князя Иеронима-Флориана Радзивилла, хорунжего великого княжества Литовского, выходцам из России (имена…) в том, что им дозволяется поселиться на земле Невельского уезда, Фарантовского войтовства в деревнях… названных и занять земли сколько им нужно; за пользование этою землею имеют или платить аренду, положенную в инвентаре 8 октября 1750 года; а если же не пожелают проживать на той земле, то по уплате арендных денег, могут проживать где пожелают. Поверенный и эконом Довкинд“. В шести такого содержания контрактах поименованы следующие домохозяева: Филипп Григорьев, Федот Меркуров, Иван Меркуров, Григорий Онуфриев, Емельян Ларионов, Денис Сергеев, Емельян Данилов, Стефан Сергеев, Юрий Гаврилов, Марк Григорьев, Евдоким Никифоров, Василий Севастеев, Лев Григорьев, Василий Григорьев, Евстафий Григорьев, Алексей Григорьев, Киприан Симонов, Роман Федоров, Моисей Федоров, Косьма Фоков, Константин Фоков, Ларион Алексеев, Михаил Моисеев, Стефан Лукьянов, Герасим Игнатьев, Максим Титов и Карп Агафонов с родственниками их»⁴². По мнению В. Волкова, все это были староверы-филипповцы, которые могли оказаться на территории Речи Посполитой после предпринятой ими в 1765 году попытки захвата Зеленецкого монастыря в Новгородской епархии и последовавшей за этим гарью, однако каких-либо подтверждающих это мнение фактов у нас нет.

Князь Иероним Флориан Радзивилл (1715—1760)

Контракт, заключенный поселенцами, не заключал в себе никаких стеснительных условий и даже предоставлял им право оставлять занятую ими землю и искать другой. «Раскольники в Витебской губернии селились на порожних местах помещичьих имений, на землях, принадлежавших монастырям униатским и латинским и выбирали преимущественно места лесистые, самые глубокие и уединенные трущобы. Заселение таких мест, которые до того ни помещикам, ни монастырям не доставляли никакой пользы, было неожиданною находкою как для тех, так и для других. В первые десятки годов поземельная плата, или по-здешнему аренда, была самая ничтожная; она производилась грибами, орехами, ягодами, вывозкою дров, медом и прочими мелочами. Но это зависело не от бескорыстия владельцев, а от расчетов их. Им нужно было сперва, чтобы раскольники обстроились, обселились и распахали землю, а потом они уже возвышали цены на землю и, как раскольники жили без контрактов и без паспортов, землевладельцы прибирали их в свои руки и некоторые записывали крепостными»⁴³. И действительно, в дальнейшем мы видим, что уже дети, внуки и все потомство упомянутых выше вольных поселенцев вплоть до 19 февраля 1861 года были крепостными князя Витгенштейна, Кардо-Сысоева, Соколовских, Меллина и других помещиков.

Еще один любопытный документ, относящийся к истории староверия на Невельской земле в XVIII веке, был опубликован в «Полоцких епархиальных ведомостях» за 1888 год. Приводим его целиком.

«Обвинение униатского священника в незаконном совершении брака православного крестьянина с раскольницею. 1763 года августа 13—24.

Невельскаго уезда, Себежскаго деканата, Долысской церкви униатский священник Ширкевич повенчал брак крестьянина православной веры, Невельскаго уезда, помещика Шишки, Захара Иванова, с какою-то неизвестною девкою, богомолкою, раскольницею, насильно захваченною им в Невельском же уезде, на дороге в лесу. Девка этому браку решительно противилась, в деревне Кубецкой, поднимала отчаянный крик, но была принуждена к венцу уже побоими священника и, по его приказанию, самого жениха. Против такого насилия и вмешательства униатского священника в православное ведомство писали к униатскому архиепископу Невельский управляющий (gubernator) Михаил Савицкий и игумен Невельскаго православнаго монастыря Соколовский; причем иоследний просил предписать униатскому духовенству, в особенности же смежному с Невельщиною и Себежчиною, не вторгаться в паству и не допускать подобных настоящему безаконий. Невельскій же униатский приходской священник Куксенский, в виду объявленнаго ему, чрез Невельскаго протопопа, лично униат. архиепископом в Полоцке замечания, заявляет, что он, по особенной милости Божией, от своего начальства не получал замечаний, и таковое архиепископское считает крайне обидным для своего сана. Причем объясняет, что они (т. е. он неизвестно с кем) были приглашены Невельским управляющим (оd. раnа gubernatora panstwa Newelskiego), 23 августа, в замок, для разсмотрения и обсуждения дела об упомянутом браке, совершенном Долысским священником Ширкевичем, и нашли, что в виду заявления о. игумена о принадлежности жениха к православию, а невесты к расколу, и по правилам Тридентскаго собора, брак этот, как совершенный без взаимнаго согласия жениха и невесты и к тому же ненодлежащим священником, признали они незаконным и подлежащим расторжению, а потому разослали новобрачных каждаго в свой дом, впредь до получения разрешения архиепископа по сему предмету.

В этом деле 5 документов, из них 2 ветхие, все на польском языке. Архив Полоцкой Духовной Консистории, №441—445».⁴⁴

Примечания

30

Барановский В., Поташенко Г. Староверие Балтии и Польши: Краткий исторический и биографический словарь. — Вильнюс, 2005. — С. 59.

31

Заварина А. А. Латгальские староверы. Историко-этнографические очерки разных лет. Рига: Рижская Гребенщиковская старообрядческая община, 2019. С. 25.

32

Иванец Э. Из истории старообрядцев на польских землях: XVII — XX вв. М., 2019. С. 66.

33

Эту дату указывает «Алфавит духовный» Василия Золотова. Согласно Павлу Любопытному, родился в 1676 году, а умер в 1761-м.

34

Любопытный П. О. Исторический словарь и каталог, или Библиотека староверческой церкви. М., 1866. С. 130—131.

35

Маетность, маентность (из польск. majetność) — имение.

36

15 (26) или 16 (27) октября 1740 года императрица Анна Иоанновна назначила курляндского герцога Эрнста Иоганна Бирона регентом при малолетнем Иоанне VI Антоновиче. Однако Бирон не пользовался поддержкой в обществе и в гвардии, и через 3 недели после смерти императрицы Анны Ивановны, в ночь на 9 (20) ноября был арестован Х. А. фон Минихом. Бирон был сослан в Пелым с лишением всех чинов, орденов и имущества.

37

Яковлев Г. Извещение праведное о расколе беспоповщины. М., 1888. С. 59—60.

38

Поташенко Г. Староверие в Литве (вторая половина XVII — начало XIX): Исследования, документы и материалы. — Вильнюс, 2006. — С. 248—249.

39

Полное собрание законов Российской империи с 1648 г. Собрание 1. — СПб., 1830. — Т. 10. — №7807.

40

Цит. по: Поташенко Г. Староверие в Литве… — С. 196.

41

Сборник Императорского русского исторического общества. — СПб., 1875. — Т. 14. — С. 365—368.

42

Волков В. Письменный документ о времени поселения раскольников в Витебской губернии // Витебские губернские новости. — №41, 1867 г. Неофициальная часть.

43

Волков В. Сведения о начале, распространении и разделении раскола и о расколе в Витебской губернии. Витебск, 1866. С. 51.

44

Полоцкие епархиальные ведомости. 1888. №23. С. 495—496.