Птица дивная

Кира Кольцова

Я войду в твою жизнь, грешницей и музой! Я влечу в нее, разбив стеклянную стену… Ужас и всесилие любви принесу с собой, сожалея над твоим бессилием… Кто я? Рок или спасение? Слабая и беззащитная… Только не отнимай у меня последнее, ибо рубище мое – хуже савана… Реальная история. Реальные события.

Глава 5

— Анжелика, через минут двадцать нам выходить — наша станция, — спокойно предупредил меня муж, все так же читая газету.

— Что? Ах, да! — ответила я, пребывая в неопределенном настроении. Сергей насколько мне удалось заметить — то же. Все складывалось само собой и плавно перешло в обычный режим супружеской жизни.

Полигон нас встретил жуткой жарой. Август. Потрескавшаяся земля. Пыль везде и на всем, как после извержения вулкана. Такое ощущение, что о воде и о дожде здесь не помнят уже тысячу лет. Станционный аул имел признаки «средневековья» — глиняные постройки и загоны для скота, грязные пыльные детишки, гуляющие самостоятельно. Неопрятные женщины, одетые в бархат в такую жару и мужчины — то же не опрятные — за то в костюмах.

Все происходило очень быстро. Вот мы уже сидим в чьей-то машине. Огромный пакет с фруктами, две дыни рядом со мной на заднем сидении, позади меня наш багаж…

— Позвольте представиться — Вадим Никитин! Мы с вашим мужем почти друзья!

— Анжелика. Очень приятно! А почему почти? — поинтересовалась я.

— Вот если нам удастся доесть до конца наш с ним пуд соли — то станем друзьями, — ответил мне Вадим и ему, почему то, стало смешно.

Сергей — улыбнулся и дотронулся до его плеча. — Вадим, ты опять на коне? Постарайся угомониться.

— Ну что ты, Сереж, я всего лишь хотел поднять настроение твоей жене.

Я сидела на заднем сидении и лишь переводила, молча взгляд — то на одного, то — на другого, пробуя постичь тонкость юмора новоиспеченного друга.

— Тебе на службу в понедельник, — напомнил Вадим.

— Да, спасибо! Есть еще пару дней на то, что бы побыть с женой и показать ей город.

— Начни с нашего «Арбата», ей понравится, там недавно фонари обновили.

— Да — да, только я начну с духов. Такого выбора настоящих французских духов, как здесь — больше нигде нет. Может я, ошибаюсь? — предложил Сергей, оживившись.

— Согласен! И не забудь провести экскурсию по продовольствию. Ей полезно будет знать, что снабжение здесь, чуть ли не самое лучшее в Союзе.

Непринужденная беседа мужчин, конечно, была мне интересна, но я — «плавилась» от жары и с большим усилием переносила поездку. — Ребятки, а скоро мы приедем? Я уже больше не могу! Такое ощущение, что вот-вот провалюсь в обморок! Надо же, как жарко, как в духовом шкафу…

— Минут пятнадцать, не больше осталось, потерпи, ладно? — Вадим посмотрел на меня в зеркало заднего вида, и я увидела его глаза, голубые и даже синие. Но в них «что-то» было пронзительным и острым, и это «что-то», можно было сравнить только оружейным выстрелом.

Как оказалось, Вадим — человек «системы». В одном лице он был и «обвинение» и «суд» и «каратель». Находясь рядом с ним, человек начинает испытывать неловкость мухи, пойманной в сеть паука. Появляется ощущение абсолютного подчинения, как во время сеанса гипноза. Его взгляд — валил наповал. Его манера говорить, его стиль — вызывали паралич и мозга и конечностей, но более всего, вызывали страх. Короче, мы с ним поладили! И даже подружились! Видимо от того, что его «чары» на меня не действовали. И ему и мне это нравилось.

— Ты в курсе, что происходит в стране? — серьезно спросил Вадим, обращаясь к Сергею.

— Так, не особо. Надо почитать. Ты же знаешь, что я «технарь». А что?

— «Перестройка»! Представляешь? Великая страна, как организм с хроническими нарывами, готова к операции! Как говориться — рыхлое тело готово к операционному внедрению в него чужеродных имплантатов! Жуть! Я шокирован! А схему, какую создали, костоправы… зависть свою ни чем утолить не могут, вот и додумались, черти! Аппетитная и вкусная страна! Держава! Суки! Малохольные слабаки и негодяи! Бескорневые и слабые! Разрушат ведь все — гады! А потом начнут жрать по отдельности куски того, на что распадется наша Родина! Вот так и разлетится вдребезги некогда сильный и всегда готовый к подвигу организм! А что потом? Ты знаешь? Как дальше жить и чему детей своих учить? — пылко рассуждал Вадим.

Сергей в изумлении, покачал головой, не сводя взгляд от Вадима.

Все молчали. Впечатление от резких высказываний Вадима внесли смятение, и я задумалась над его словами, понимая, о чем шла речь…

…Проехали контрольно — пропускной пункт и въехали в город. Как оказалось — оазис в пустыне! Система орошения, которая паутиной окутала весь город от въезда в него — была заметна сразу. Деревья — благоухали, кустарники, цветы — клумбы и газоны. Относительно свежий воздух, увлажненный, насколько это было возможно, облегчал тягостное влияние «пекла», песка и невыносимой сухости, губительной для всего живого.

— Красиво и ухожено, — произнесла я. — Какое удивительное место и какой контраст с тем, что за забором…

Все прежнее, будто законсервировалось в этом чудном и закрытом для посторонних людей, месте. Полигон продолжал жить и выполнять государственные задачи. Не возможно было оторвать свое внимание от наблюдения за процессом рождения нового типа мышления, подхватившего «вирус» навязанной «гласности». Демократическое общество! Что это? Интересно, что станет с привычками? Вероятно, будут приобретены новые, а по старым — все затоскуют навеки… теперь обо всем можно прочитать и без страха обсудить в кругу единомышленников. На всем, ранее запретном, выбили все заглушки! Со всего подряд сняты затворы! Казалось, страна получила доступ к живительному и здоровому, что наполнило легкие кислородом. А что дальше? Прав, Вадим: — куда ведет вектор — ни кто не знает. Мало кто об этом думает сейчас. О последствиях, задумываются, к сожалению, лишь тогда, когда либо уже поздно, либо на грани «фола».

Быт наш замкнулся на стареньком семейном общежитии, в котором был полный развал всего того, что связано с понятием «уют», с крысами, огромными — длиною в палец — тараканами, фалангами, но люди, живущие рядом с нами — неунывающие, вдохновленные любовью и дружбой, увлеченные своим вкладом в общее дело полигона и страны. Иными словами, весело здесь, по всем немыслимым правилам советского гарнизонного общежития.

Я ждала ребенка и ежедневно, с работы — мужа. Знакомилась постепенно с соседями и находила друзей. Мне здесь нравилось! Энтузиазм! Открытость в общении! Люди, влюбленные в полигон, в город — это особые люди — с чистым сердцем — романтики и мечтатели с категорической, абсолютной верой в свою нужность! С верой в то, что у государства они под особой опекой. При тотальном товарном дефиците в стране — здесь «было все», что душе угодно — от мебели и колбасы — до настоящих французских духов.

Я, как жена офицера, выглядела, как подобает статусу. Мне нравилась доступность не больших благ, которые я могла себе позволить.

Комната в общежитии быстро преобразилась в уютное и чистое гнездышко. Дверь входную я ни когда не закрывала на замок, так что войти мог кто угодно и когда угодно.

— Ты, похоже — счастлива! Слава Богу — что так. Я наслышан о вашей истории знакомства. Вадим был сдержан и вежлив — как всегда. Как многие общие знакомые утверждали, что ему иначе нельзя. На своей службе в комитете, о котором все говорили шепотом, он приобрел особенные привычки, такт и умение вести диалог на уровне намеков.

— Почему ты так смотришь на меня? Тебя что-то смутило в моей речи?

— Вадим, меня смутило то, что ты в принципе заговорил о моей личной жизни. Здесь явно что-то не так, — ответила я и улыбнулась, демонстрируя ему хорошее настроение.

— У тебя всегда так чистенько… как тебе это удается — здесь, в этом кошмаре? Общежитие — старое, его скорее снесут, чем сделают капремонт.

— Насколько я правильно тебя поняла, ты хотел мне сказать что-то другое!

— Анжелика, мой долг предупредить тебя о том, что ты очень нужна своему мужу. От твоих действий зависит его карьера и ее продолжение.

— Что такое с моим мужем? О чем ты меня просишь или предупреждаешь? — тревога молотком застучала в моем сердце, яростно и резко…

— Твой муж — талантливый инженер с множеством рацпредложений, но у него проблемы с алкоголем и он игрок — увы. Ему дали шанс — служить дальше и продолжить свое членство в КПСС, при условии, что он женится. Масса — взысканий! Суд чести за игру в карты и пьянство! Я знаю его с распределения сюда, а это девять лет. Тебя я — то же уже узнал и не думаю, что ошибаюсь. Иначе не пришел бы к тебе…

— Что ты сейчас делаешь, Вадим? Ты начинаешь принимать очертания спасательного круга — даже забавно! Зачем тебе это? Душевный порыв? Скажи мне правду!

Вадим засмеялся и заметно расслабился. — Видишь ли, я не склонен, ты же знаешь, испытывать… в общем ты меня поняла… Покой и логика — это мое, а все остальное — не привлекательно для меня.

— Ну ты сухарь! Не верю! Вспомни, как ты недавно, у Тимониных в гостях вел себя — я все помню! Людмила от тебя была просто в шоке! Показушник!

— Дело в тебе! — ответил Вадим, не реагируя на мой юмор. — Я ведь недоговорил о том, что стало привлекательным… Я, почему-то, как гляну на тебя — сразу становлюсь другим человеком, и меня это радует! Свое отражение в зеркале, меня давно уже начало пугать и раздражать. Устал я, наверное, а тут — ты, не такая как все, что-то настоящее и свежее в тебе! Когда я говорю с тобой — начинаю доверять даже самому себе! Ты понимаешь меня?

— Отчасти… не сейчас об этом. А причем тут мой муж? У нас скоро будет ребенок. Я — счастлива. Туда, где я была до него — возвращаться не хочу.

— Хорошо! Я скажу все! Вадим закашлялся от волнения и сильно побледнел. Было видно, что этот разговор не приносит ему не удовольствие не радость. — Ему нужен был ваш брак, а так как женщинами он особо не увлекался и уже давно, то удивил всех, когда объявил, что женится! Прости, мне очень жаль! Но «намотай себе на ус», а я буду всегда рядом, если что.

— Уходи! Немедленно! — закричала я в ответ и присела на стул.

Вадим немного задержал свой взгляд на мне, затем резко развернулся и ушел

Сергея я любила юношеской любовью и возможно незрелой, как умела — но всей душой! — Да пошел он! Рядом он будет! Вадим, какой-то… собственно, кто он такой? Тот, кто совершает благо? Зачем, ему, что-то испытывать ко мне? Я — замужем! И Характер мой, по всей видимости, для него не тайна!

— Что у нас на ужин? — мои мысли прервал ровный, без эмоций, голос Сергея.

— Тебе удалось поговорить на счет квартиры? Мне скоро рожать, — радостно, надеясь на положительный ответ мужа, спросила я. — Так не хочется, что бы после рождения ребенка, наша семья продолжала жить здесь.

— Мне сложно разговаривать об этом с командиром и генералом, — не поддерживая мой настрой, произнес Сергей. — Зачем ходить к нему, он все равно не будет заниматься этим вопросом. У нас сложные отношения — он меня терпеть не может, а я не выношу его.

— Но ты не о том думаешь! — со слезами на глазах произнесла я. — Что случилось между вами? В городе достраивают целый микрорайон, обещали расселить общежитие. Мне кажется, что достаточно написать рапорт и подать его…

— Ты не понимаешь, он не будет мной заниматься! — все больше раздражаясь, произнес Сергей.

— Ну почему? Чем ты отличаешься от других?

— Это давняя история, не зачем тебе знать о ней, — пытался прекратить разговор он.

— Я твоя жена! И все, что с тобой происходит и все, что было, рано или поздно станет мне известно!

Сергей вскочил со стула и быстро вышел вон. Ночевать он не пришел. Где он был — я не знаю…

Я не сегодня поняла, что есть четкие границы того, куда мне заходить можно, а куда нельзя. Отсутствие доверительных отношений — несло за собой страдания и скованность. Я совершенно не знала, как себя вести… к тому же помнила все то, что посеяло в мою душу сомнение.

Людмила — моя подруга с мужем, были нашими соседями и частыми гостями — гидами во всем, что касалось быта, новостей и страховочных моментов.

— Анжел, покорми меня. Есть хочу — ужасно! — произнесла она, постепенно, проникая ко мне в комнату. — Вы что, поссорились?

— А с чего ты взяла? — ставя на огонь котлеты, произнесла я

— Да так, Сергей твой, зашел к нам, потом они с моим Семеном ушли куда-то, озабоченные.

— Да ничего особенного. Я ему про квартиру начала говорить, а он почему-то каждый раз старается избегать этой темы, а мне в апреле рожать, — я заплакала, почему-то, горько-горько. — Люд, как ты думаешь, Сергей меня любит?

Людмила, молча, обняла меня, прижимая к себе. — Девочка моя, милая, я тебе как на духу скажу — мы с твоим мужем давно общаемся. Что касается разговоров о работе — здесь ему равных нет — поддержит любую тему. А вот о личной жизни — не знаю, что и сказать тебе — за семью печатями у него все. Какая-то краля у него была до тебя. Сох он по ней, но у них — не сложилось, не знаю почему. Он выпивать начал и очень сильно. Сейчас — как тебя привез — держится, но мне кажется — с трудом — от того и злой такой и нервный. Промотал он все, что было ценного у него в свой вонючий преферанс! Сергей твой с одной стороны очень сильный — не подступишься! А с другой — боюсь, он весь остался в своем прошлом, поэтому и не заботят его проблемы будущего.

Я посмотрела на Людмилу и разревелась еще больше.

Мужчины наши вернулись только на следующий день, вечером. Сергей сразу же лег спать, будто нет меня, и не было ни когда, а я — начала взрослеть под тяжестью забот и негативных мыслей. Поняла, что решать и делать все придется мне самой.

Проснувшись утром, я увидела Людмилу, сидящую за моим столом с чашкой чая, уплетающую пряник. Она не была похожа на себя — прежнюю. Аккуратный макияж, прическа, вся свежая — в лучшем своем платье василькового цвета с белыми вставками, туфли.

— Ой, что это с тобой? — спросонья, произнесла я, поднимаясь с постели. — Этой ночью у тебя появился другой мужчина? Не смешно! Чего это ты сияешь, как новая копейка? — развеселилась я от души. — Рассказывай, давай!

— Слушай, дорогая! Как ты думаешь, что обязана сделать женщина после того, как узнает правду о своем муже, а?

Я пожала плечами, а мое лицо скривилось в некую гримасу, мало имея отношение к позитиву.

— Так вот! У тебя есть деньги?

— Да, мы с Сергеем откладываем, понемногу, на покупку японского телевизора. А что?

И у меня есть. Значит так, пьем чай, приводим тебя в порядок и идем гулять — будем активно тратить деньги!

Пешеходная улица в нашем городе — самая любимая, самая уютная, прекрасное место для народных гуляний, отдыха и прогулок — площадь рядом, дом культуры — все в одном месте. Вечером, когда включают фонари — обстановка располагает к приватной беседе, свиданиям и маленьким тайнам, неожиданным и тем более приятным и волнующим.

Пол — дня, потратив на магазины, кафе и прогулку по городу, мы пришли на наш «Арбат». Вечер только начинался. На лавочке около кафе было уютно приземлиться и расслабиться. Довольные собой и проведенным временем, мы хохотали над всякой житейской чепухой, как вдруг за столиком в кафе, я увидела Вадима. Его вид «с иголочки» — белое на загорелом — выгодно выделял его из множества иных мужчин — в шортах и сланцах. Вадим читал печатный текст, вальяжно попивая прохладное пиво. Создавалось впечатление, что и он и наше появление здесь — на этой скамейке, а не на какой-либо другой — было не что иное, как нечто — спланированное заранее и тщательно скрывалось. Вадим смотрел на меня, а я — на него. Беременная, уставшая от самой себя — я подумала только об одном: «И что ему нужно, здесь и сейчас? Куда не приди — везде — он!»

Людмила — засуетилась. У нее вдруг возникла потребность — куда-то отлучиться. «Ну, надо — так — надо», — подумала я.

— Иди уже, я тебя жду! — ответила ей я и тяжело вздохнула.

Отложив в сторону свое «чтиво», Вадим встал из-за стола и направился в мою сторону.

— Здравствуй, дорогая! — произнес он с улыбкой. Как же ты красива! И платье твое. А волосы… твоими волосами я любовался бы вечно…

— Вадим, прошу тебя, не продолжай!

— Напротив! Весь полигон уже обсуждает тебя — особенно мужская его часть — завидует твоему мужу. Пойдем за мой столик. Хочу угостить тебя освежающим коктейлем.

Я подчинилась и пошла, а он — за мной.

— Обязательно должно быть мороженое! Это единственное, от чего я сейчас не откажусь! — произнесла я, присаживаясь за столик и пытаясь окинуть взглядом текст, который недавно читал Вадим.

— Как скажешь, — с улыбкой ответил он, открывая передо мной меню.

Через час мы с Людмилой вернулись в общежитие и разошлись по своим комнатам. О моей неожиданной встрече с Вадимом она не произнесла ни слова. Сергей — спал. От него опять веяло запахом алкоголя. Было неприятно, что его не беспокоило мое отсутствие. «Ну да Бог с ним, устал, наверное — пусть отдыхает», — подумала я.

Закончилась теплая и комфортная осень. Декабрь выдался — бесснежным и ветреным. Холод постепенно входил в жизнь раскаленного летом города. Все реже мы с Людмилой гуляли вдвоем — лютый ветер гнал обратно, в тепло, запечатав меня в комнате. Мысль о квартире занимала все мое внимание изо дня — в день, а моего мужа это продолжало нервировать все больше и больше.

— Рожать ты поедешь к своим родителям, тебе будет нужна помощь, а из меня какой помощник. Завтра пойдем на почту и позвоним им, а позже — как окрепнешь — я заберу тебя домой, — рассуждал спокойно Сергей, открывая форточку, что бы покурить.

Я молчала, потому что одна только мысль о том, что я на какое-то время, пусть ненадолго, вернусь к родителям — «скрутила меня в жгут».

— Сереж, я не хочу от тебя уезжать. Я люблю тебя. Ты мой муж и я должна быть рядом с тобой! К тому же здесь прекрасный госпиталь.

Он докурил сигарету и подошел ко мне. — Надо ехать, постарайся понять и согласиться со мной. Рожать тебе в апреле, а уехать надо в феврале — хотя бы за пару месяцев — что бы подготовиться, — гладя мои волосы, произнес он.

— Я как рожу — сразу вернусь — я не смогу. Я там буду совсем одна.

— Ладно, договорились, — ответил он.

Весь январь мы кутили. Отсутствие токсикоза было мне на руку. Легкая на подъем, я очень много передвигалась. Сергей в хорошую погоду возил меня с собой на площадку. Друзья заполнили все пространство вокруг нас. Очень часто приходил Вадим. Как то, он объявил нам, что скоро уедет в Москву — его переводят на повышение. «Отвальную» он так и не устроил, а не задолго, до своего отъезда, сказал мне, что — не прощается и напомнил о том, что я всегда могу рассчитывать на него и что к моему мужу это не относиться. Вадим вскоре уехал. Сергей не любил говорить о нем, а я перестала задавать вопросы.

Как то утром, я проснулась от того, что по мне, прямо под одеялом что-то ползло. Мой крик разбудил всех — рядом живущих. Оцепенев от ужаса, я откинула одеяло и увидела на себе огромного черного таракана. Чаша терпении — лопнула. Страх и брезгливость — захватили меня. Я больше не могла жить и терпеть все это — крысы, тараканы…

— Ну что ты, успокойся! — закричал на меня Сергей. — Посмотри на него — он здесь хозяин, а не мы! Он громко зевнул и повернулся лицом к стене.

На потолке, прямо над головой, сидела еще пара — таких же, огромных — готовых в любой момент на меня упасть. Я не могла успокоиться и продолжала кричать. Сергей, видимо, не в силах более терпеть мою истерику, молча, поднялся, надел форму и торопливо вышел из комнаты. Я проводила его взглядом и решила выйти на улицу. Утро было солнечным — не большой мороз — погода располагала к прогулке. Но истерика моя переросла в нечто большее, требуя совершения поступка — какого — было не важно. Уверенно, я направилась в штаб полигона. Все, кто пытался меня остановить — были «уничтожены», как мне наивно казалось. В бесконечных коридорах, я пыталась отыскать одну единственную, нужную мне — дверь и стремилась застать на рабочем месте одного генерала, который — со слов моих знакомых — решал жилищные вопросы.

Открыв тяжелую дверь в его кабинет, я увидела великолепное пространство — с кожаным огромным диваном, креслами и аквариумом на пол стены. Новый яркий ковер прекрасно сочетался с тяжелыми портьерами. Стол, массивный и добротный, с множеством статусных вещиц — был венцом в убранстве кабинета. За столом восседал тот, увидеть которого мне понадобилось срочно — сейчас — безотлагательно!

— Мне доложили, что вы ворвались в штаб, без записи, не соблюдая процедуру приема граждан. Милая моя, так — нельзя! Вы в курсе? — взволновано, и строго произнес он, дописывая что-то. Подняв на меня глаза, видя меня, идущую к столу — он покраснел от собственной значимости и ярости.

— Любезный! Как тебе здесь служится? В таких хоромах? — заговорила я, ядовито — бархатным тоном, подойдя к столу.

— Да что это с вами? Кто вы такая? Да я вас…! — закричал он и схватил рукой трубку телефона.

Одним взмахом руки я сбросила телефонный аппарат со стола, потом, расстегнув дубленку, уселась на его стол. Мой большой живот сразу оказался для него центром внимания.

— Значит так! — сказала я, снимая перчатки. — У меня через две недели самолет — я улетаю рожать в Москву. Если за эти две недели мой муж не получит квартиру, я приду рожать к тебе — прямо сюда — на этот шикарный ковер! Перчатки с последними словами полетели генералу в лицо — красное и широкое. — Я не шучу! Любезный! Считай, что рапорт подан мной, как женой офицера! Мой муж уже полгода пытается решить этот вопрос, но вы — мало того, что страдаете излишней полнотой — так еще и глухотой и слепотой!

В глазах резко потемнело, и я стала медленно сползать на пол.

Придя в себя, я увидела над своим лицом — лицо врача и какую-то женщину с химической завивкой. Мне стало лучше, и я попыталась подняться, но диван был слишком мягкий и все мои усилия стали напрасны. Врач помог мне принять вертикальное положение и еще раз пощупал пульс. В домашнем платье, с распущенными волосами, я сидела на роскошном кожаном диване, и от моей прежней воинственности больше не осталось и следа.

— Как все это мило! Меня всегда восхищали такие женщины, как вы! Посмотрите, друзья, какая нимфа! Это спутница одного из наших офицеров. Вам уже лучше? Кто вы? — присаживаясь на корточки возле меня, произнес генерал.

— Анжелика…

— Я еще больше сражен! Я просто раздавлен вашими достоинствами! Анжелика! Можно я дотронусь до ваших волос?

— Ни в коем случае! Вы не посмеете…, — тихо и твердо ответила я.

— Скажите мне вашу фамилию?

— Максимова. Я назвала номер части и площадки, на которой служит мой муж. — Все, о чем я здесь сказала — я сделаю — не сомневайтесь.

— Я не сомневаюсь, моя дорогая! Где вы живете сейчас? — не унимался мой собеседник, пристально глядя в мои глаза.

— В офицерском, на Студенческом.

— Михаил, будьте любезны, сопроводите нашу леди до госпиталя. Я позвонил уже кому надо — ее ждут.

Михаил жестом подтвердил свою готовность к исполнению распоряжения руководства. Медленно «выплывая» на крыльцо в сопровождение сотрудников штаба, я испытывала двоякое ощущение: права — не права и надо — не надо…

— Верните мне перчатки, — произнесла я, внезапно остановив Михаила.

Он, вскоре, появился с перчатками и помог мне сесть в служебную волгу. По дороге я думала о том, что надо же было докатиться до такого приступа истерии, что бы вот так — совершенно не задумываясь о последствиях для себя и своего мужа — взять и совершить поступок, которому в итоге не было даже названия! Подобное «донкихотство» меня всегда немного смущало в других людях и смешило чуть-чуть. Но тут я, сама проявила себя подобным образом.

— Когда не знаешь, что делать — делай шаг вперед, — тихо произнесла я, разглядывая территорию госпиталя, успокоившись.

— Что вы сказали? Я не расслышал, — обратился ко мне Михаил, въезжая на парковку.

— Мы — приехали, говорю!

Припорошенная тонким слоем снега территория госпиталя — была особым миром со своими радостями и особенностями. Редкий санитар волоком тащил повозку, с закрепленными на ней кастрюлями и бидонами. Посетители, в поисках нужного корпуса, загруженные сумками с бульонами и апельсинами — сновали взад вперед, то и дело, попадая не в ту дверь.

Оставив позади черную служебную волгу, взяв под руку Михаила, я неуклюжей походкой отправилась туда, куда меня отправила властная и впечатлительная натура штабного генерала. Подчиняясь обстоятельствам — я думала только о том — что и как буду объяснять своему мужу, к тому же, я не любила посещать медицинские учреждения, поэтому — все, что было выяснено и зафиксировано в госпитале, относительно моего физического состояния — легло, в итоге, в основу при поступлении в родильное отделение.

Надо вам сказать, упомянутый генерал — проявил максимум внимания и такта ко мне — «к своей подопечной», как он любил говорить впоследствии, совершенно забыв о моей бестактности и моей невнимательности к его персоне.

— Что это случилось с тобой, в штабе полигона? — спросил Сергей, чрезвычайно заинтересовавшись происшедшим. — Мое личное дело запросили из части сюда. Что, в конце концов, происходит! И почему я узнаю все в последнюю очередь?

— Разве что-то случилась? — утопая в солнечных лучах, спросила я мужа. — Посмотри, в палате так приятно, чистенько. Персонал — удивительный! Представляешь, я сегодня выспалась! Без тараканов…

— Почему ты не отвечаешь мне?

— Хорошо, я отвечу! Меня очень сильно напугали тараканы, а еще я очень боюсь крыс…

— Ты о чем? — раздражаясь от нетерпения и моего настроения, произнес Сергей.

— Я отправилась гулять и возле штаба упала в обморок, а этот — как его — Михаил кажется — оказался рядом и генерал — то же. Они меня сюда и определили. Помочь, видимо, хотели — вот и помогли! Ты ведь знаешь, как редко совпадает — хочет помочь и может помочь!

— Ладно, бывает, конечно — всякое. Мне — пора. Я должен идти. Слушай врачей, — в какой-то прострации находясь, произнес он. — Что тебе привезти?

— Мандарины и сырокопченую колбасу!

— Ага, и будешь ты ее жевать, в итоге, спрятавшись под кровать! Врач будет не доволен.

— За то буду довольна я! — хохотала я, пребывая в прекрасном настроении.

Муж поцеловал меня в щечку, натянуто улыбнулся и, не оборачиваясь — ушел.

«Почему врачи так хлопочу? — думала я — странная опека, с чего бы это? Да… ну и выдала я, что же теперь будет?…А стыдно-то как! Генерал! А я его перчатками по лицу! Говорят, что он служил долго в «горячей точке»…Ой, мамочка…!

…Опять я хочу спать, да что же это такое! Как будто в каменоломне сутки отпахала. Как же я хочу девочку, маленькую такую, лапушку…» Сон, как заботливый и добрый лекарь — укрыл меня облаком уютным и теплым. Надежда… Надюшка… Доченька моя…

Неделя прошла незаметно и мой «курорт» госпитальный подошел к концу. Сидя в такси, мы с Сергеем подъехали к подъезду нового дома в новом микрорайоне. Он был мрачен и молчалив.

— А куда это мы приехали? — не скрывая своего удивления, спросила я.

— Домой! Моя дорогая!

У меня задрожали руки и коленки. Когда Сергей открыл передо мной дверь — я с большим трудом смогла выйти из такси.

— Я телевизор купил! — продолжил Он. — Помнишь, какой мы хотели?

— Да, да, я помню! Передо мной открылась дверь и я вошла.

Широкий коридор с новенькой прихожей, дорожка, кухонный гарнитур, мягкая мебель; детская — обставленная и подготовленная к рождению малыша…

Я, молча, шла по «своей» квартире и пыталась разглядеть хоть один предмет из прошлой жизни — моей жизни. — Откуда все это?

— Это тебя нужно спросить, — резким тоном произнес Сергей. В его глазах появился недобрый блеск. — Я бы так не смог.

Кухонный гарнитур белого цвета. Занавески и пол цвета морской волны — «Кто угадал? Кто знал о моих маленьких мечтах?»

Вадим… Он сидел на табурете, спиной к окну — как изваяние и ждал, когда, наконец, я его увижу.

— Что ты тут делаешь? Тебя ведь не должно быть…

— Не горячись, моя дорогая! Я здесь всего на два дня — по делам.

— Ну, так иди и делай свои дела! — опустив глаза, теряясь в словах, произнесла я.

— А я уже одно сделал и вполне собой доволен! — вальяжно, закуривая, произнес Вадим.

— Доволен? Может, ты мне расскажешь — откуда все это — мебель, паласы, утварь? Все это стоит больших денег! Я металась по кухне, открывая дверцы навесных шкафов, тумб. Заглянула в новый холодильник. — Не ты ли, расщедрился? Вот только не пойму я — с какого такого рожна, исключительные преференции? — все больше разжигая свое негодование, кричала я. — У меня не было денег на такую роскошь! Разве что на телевизор — да! А остальное?

Вадим встал и попытался меня успокоить и даже обнять…

— Да пусти ты! Мутная личность! Ни когда не верила в бескорыстие таких поступков! И в искренность такой вот заботы!

— Если я что-то могу — я делаю, а если я еще и хочу это сделать, то у того, кто против — нет шанса мне помешать! — ответил вкрадчиво Вадим, улыбаясь.

— Ладно, потом поговорим, — резко закончила я этот неприятный разговор. — Ага! Стол накрыли, тортик — как мило! Люд, а что в духовке? Очень хочется есть!

— Да тут я! — выходя из ванной, произнесла Людмила. — Вадим, сходи — покури! Сергея успокой. Избавь мою подругу от объяснений. Видишь — он не в себе.

— Мои милые девчонки! Я вас — обожаю! — с нездоровой радостью вскрикнул вдруг Вадим. — Все, я — ушел!

— Люд, представляешь, если бы на меня неделю назад не заполз таракан, и я чуть не наступила на крысу — ни чего бы этого не было! Забавно, правда?

Лицо подруги стало похоже на изображение улыбающейся матрешки. Застывшее, слегка, в густом шоке или тике — не знаю, с чем еще сравнить. — Потом все расскажешь, а то от этих двоих ни чего не удалось узнать. Странно все, как в сказке про Деда Мороза и послушную девочку, которая заслужила крутые подарки!

— Перестань!

— А че, перестань-то! Я говорю — как есть. Им — виднее! Всегда завидовала бабам, умеющим собирать вокруг себя мужиков со статусом!

— — — — —

Самолет уносил меня в огромное пространство бескрайнего неба. Вадим сделал мне постоянную бронь и я теперь могла улетать и прилетать когда хочу, а не ждать очереди. Странные люди и, наверное, не менее странная я. И что же они видят во мне такое, чего ни как не удается увидеть мне? Возмущена моя жизнь! Их поступки, слова…, оголили во мне что-то грандиозное и абсолютно женское — первородное! Разбудили меня, подняли из руин, подвели к зеркалу и указали на истину! В этом, в чем-то новом и непривычном, я чувствовала себя очень комфортно! Как будто бы свершилось, наконец-то то, что давно должно было свершиться! Суть, сидевшая, под толстым панцирем неуверенности и зажатости — в одночасье и стремительно, разрушила оболочку! Крылья расправились и совсем мне не мешали!

— — — — —

— Тужься! Ласточка моя, давай! Еще не много! Умничка! На вот, посмотри на свое сокровище! Вот она, Надюшка твоя! Как и просила…

Крик малышки прекратился сразу же, как положили ее мне на грудь заботливые руки акушерки. Ее глаза, добрые как у любящей матери, смотрели на нас с улыбкой.

— Я — мамочка! Я стала мамой! Это — чудо! Маленькая моя… Я обняла одной рукой руку акушерки, другой — малышку и заплакала. Радость бесконечная! Непостижимая! — Спасибо! Спасибо вам…

— Все хорошо моя милая. Все — хорошо. Отдыхай, родимая, а я пока заберу твое сокровище — тебе надо отдохнуть.

В палате больше не было ни кого. Меня это очень обрадовало — не надо стесняться ни кого.

— Тут тебе продуктов нанесли — в холодильник я все положила. Тетя Зина — пожилая акушерка, жалела всех рожениц и, как могла — старалась помочь, сочувствуя вслух женской доле — не простой. Она открыла занавеску, и палата наполнилась ярким солнечным светом. — Ангел мой, у меня ведь весь кабинет завален цветами и подарками. Тетя Зина покосилась на меня и с лисиным лукавством сделала паузу.

— Это мой муж! Он — приехал? Он обещал приехать! — обрадовалась я.

— Нет, это не твой муж, это — другой мужчина.

— Надо же, отец мой, наверное?

— Нет…

— Ну чего ты, не томи — говори, давай, пожалуйста! — повысив тон, сгорая от не терпения, произнесла я.

— Имени своего он не назвал. Видный такой — в форме — полковник, кажется. На вот, прочти, записка тебе от него.

— Вадим…, опять…, — взяв в руку записку, произнесла я и, не читая, убрала ее в верхний ящик тумбочки.

— Кто это, Вадим? — взволновано спросила акушерка, аккуратно отодвигая в сторону капельницу, на удобное расстояние.

— Теть Зин, я жду мужа — он обещал приехать, когда я рожу! Я очень его жду! Едет, наверное — путь ведь не близкий — поездом может — не знаю. Слезы комом застряли в горле. Не знаю почему. Я очень скучала по мужу и ждала, а любое упоминание о Вадиме было мне в данный момент — ненавистно.

— Что ж ты бьешься, как птица в клетке. Береги себя, девчонка ведь еще совсем, а со своими мужиками позже разберешься.

— Да какими мужиками! Прилип, как банный лист! Нет от него спасения! — закричала я и уткнулась в одеяло.

— Ну — ну…

…Комната в родительской квартире была для меня как клетка, в которой я чувствовала себя очень неуютно, как и прежде. Чувствовала себя обузой — неким возмутителем размеренности этого чужого для меня быта. Мой муж приезжал ненадолго, и опять уехал. Дела его — выровнялись, он — морально окреп, и казалось, успокоился. Гуляя с коляской, я вспоминала рассказ Вадима о сомнительном прошлом Сергея, его пристрастиях и прежней любви. После моего появления — в его жизни наступила светлая полоса. Теперь он стал семьянином — понятным для «органов» и командования. Банально — четко по схеме — все это не оставляло места для моих чувств. А были ли они нужны? Ему? Я до сих пор этого не знала. Впервые об этом задумалась, провожая его недавно домой. Задумалась глубоко, отстранившись от эмоций. Все же — нет! Он любит меня! А холодность его, сухость и высокомерие — это так, это — то, что я должна принять! Он такой — какой есть! И ласковым он тоже бывает, правда только тогда, когда выпьет…

Дочурке я посвятила все мое время и внимание. Это было спасением для меня от депрессии и хандры.

Незаметно пролетели два года. Некогда благополучный город — полигон, все более начинал походить на брошенный корабль, на котором каждый теперь выживал, как умел. Сергей все чаще стал приезжать домой нетрезвый. На фоне дефицита, проникшего в наш город и разброда, его ни сколько не волновала проблема, чем кормить семью и как. Безразличие ко мне становилось все более явным и привычным, а я в свою очередь, перестала искать оправдание его поведению, просто жила, растила дочь и заботилась о быте.

Серая масса тоски и одиночества в своей семье — рядом с мужем — угнетали меня все больше. Деньги исчезали, и я не знала — куда. Безденежье — не пугало меня, потому что я жила на стипендию, когда то, но пугало другое — неужели он снова начал играть в преферанс? Тогда все — пропало…

— Анжелика, ты дома? — Маринка, соседка моя, вошла ко мне, без стука, как обычно. — Сейчас Людмила подкатит, давай приготовим что-нибудь, а то пузо свело от голода. Ты одна? А где Сергей?

— Заходи, Марин! Сергей завтра вечером приедет. Иди, сама глянь! У меня, в холодильнике рыба жареная есть! Я — скоро, Надюню домываю! Через некоторое время, я опустила дочурку на пол, с трудом, отмыв ее от краски и зубной пасты. Она с веселым визгом убежала от меня в свою комнату, а я за ней. Сложили на полу кубики и книги, и я ее положила спать. Слушая нашу возню, Маринка накрывала на стол, выкладывая из пакета какую-то снедь.

— Слушай, ну что вы все время меня накормить хотите? Что, совсем плохо выгляжу? Я смеялась и жевала грушу, которую Маринка заставила меня съесть.

— Ну да, глянь на себя, совсем извелась и о чем ты думаешь все время? Вырастим мы твою дочурку, красавица будет, как и ты! Видела, какие у нее ресницы? До бровей! Ангелочек наш!

— Люблю ее больше жизни!

— Вот и люби — ее и хватит о муже грустить. Сейчас Людка подтянется — консилиум соберем, будем решать, что с тобой делать. Слышишь, замок звякнул — иди, встречай свою подругу. Людмила вошла тихо, на цыпочках, и так же бесшумно — закрыла за собой дверь. Оглядев меня, на ходу с ног до головы, она, с видом опытного вожака, повела меня в кухню — взяв уверенно за руку.

— Мы решили тебя отправить на работу. Хватит дома сидеть. Через два дня поедешь с нами на площадку, в управление, — резво присаживаясь к столу, произнесла Людмила.

— А Надюня? — застыв на месте от неожиданности такой, прошептала я.

— Не вопрос, все — решим! Единственная проблема тут — но то же решаемая — вложиться надо — взятку дать.

— Это как? Кому? — не совсем понимая, о чем идет речь, спросила я.

— Ну, что-то купить надо, — вмешалась Маринка. — Для садика! Так всех обдирают. Одни ковры несут, другие кроватки.

— А что возьмут с меня? Качели из Надюшкиной комнаты? — засмеялась я. — Не смешно, на самом деле.

Маринка постучала пальцами по столу, взглянула на Людмилу и прошептала: — Есть у нас дядька один, знакомый — снабженец — ты понимаешь? Так он пообещал мне три детских финских унитаза, рулон линолеума и канистру мебельного лака. Я думаю, что с таким подношением не стыдно будет идти к местному царю.

Девчонки развеселили меня не на шутку такой неожиданной для меня темой. Мы хохотали и представляли, как будет выглядеть эта сцена с вручением унитазов.

В назначенный день все было решено и все подписано. Моя дочь торжественно пошла в детский сад, а я уехала с подругами на работу — постигать ремесло распределения материальных средств. Должность «товароведа» в тыле Управления, даже обрадовала. Мне — как музыканту, было вовсе не лишним спуститься с «небес на землю» и засучить рукава. Того требовала реальность. Страна — разваливалась. Муж — пьет. А я — как преподаватель, не была востребована сейчас. Теперь каждый привыкал к новой жизни, и необходимо было срочно нарабатывать другие привычки и умения. Сергей категорически не одобрил наше — с подругами — решение и даже возненавидел мою должность. Его стало раздражать то, что я начала иногда, приносить в дом, то ящик тушенки, то пару батонов копченой колбасы, то — коробку печени…

— На полках в магазинах — пусто! Где ты все это берешь? Я, надеюсь, ты знаешь, что делаешь? — ворчал Сергей, уплетая при этом, за обе щеки, макароны со свежей тушенкой и бутерброды с сыром и колбасой, по утрам.

— Конечно, знаю! Нашей дочери и нам необходимо полноценное питание. А что я куплю в магазине? Да и беру я все это добро уж не по розничной цене, если ты об этом.

— Ну да! Твой муж — офицер, а не кооператор! Я не умею торговать кроватями из казарм и шинелями со склада!

— Сереж, что с тобой? — остановила я его монолог. Я все знаю и пытаюсь то же что-то сделать для семьи и очень рада, что получается! А почему ты не рад? Я ведь ни разу не упрекнула тебя и, ни разу, ни о чем тебя не просила! Разве до разборок сейчас и до поединков? Времена тяжелые настали! А работу мне эту предложили, а я взяла и не отказалась, ты же знаешь…

— То-то и оно! Ты просто взяла и начала что-то делать — проявлять свои способности! Спасибо тебе! За это!

— Ты злишься или завидуешь? Лучше скажи, зачем ты столько спирта в дом натаскал — десять канистр!

— Пусть стоит, лучше я выпью его сам.

— Ну, уж нет! Я подумаю, что с ним делать…

— Она подумает! Как смешно! Все, я — спать! А ты — как хочешь! Можешь совсем не спать!

— — — — —

Ночь скрыла степь и город непроглядной тьмой, выставляя напоказ красоту совсем светлого неба. Май — самое удивительное время! Цветут в степи тюльпаны, разноцветный ковер из которых — на короткое время радовал глаз и врачевал душу. Все стало родным за не полные три года. Моя жизнь сосредоточена здесь, в этом городе. Прошлого будто бы и не было вовсе… Родители, детство учеба — все в мутном тумане, без четких силуэтов и ярких вспышек — ни следов радости, ни грусти. Замужество изменило меня, а материнство сделало еще сильнее. Любовь, за которой я уехала «на край света», больше напоминала не красивую и романтичную историю с захватывающим началом, а была выстрелом, который убивает. Я чувствовала себя раненой птицей, красивой и гордой — с огромной жаждой улететь, но вынужденной ползти и корчится от постоянной боли и отчаяния. Силу придавала любовь к дочери, которая держала меня в этой жизни и крепко связывала с ней.

Совсем еще девчонка, я ни чего не понимала, ни в женской мудрости, ни в житейской бабской стойкости. Не имея мужской поддержки, сильного плеча — рядом — во всем, я испытывала острую необходимость рассказать о своих страхах, найти убежище в огромном мире…

— — — — —

…Телефон не отвечал, видимо Людмилы не было дома. — Где же она? Обещала зайти. Сергей, который день, дома не появлялся. Друзей у него близких не было. Где он — трудно было сказать. Он начал ненавидеть меня, а мое присутствие в его жизни — стало мукой для него.

Дочка — заснула, и я задремала, на мягком диване, в ожидании телефонного звонка своей подруги. Сквозь сон я почувствовала, как кто-то легким прикосновением, убрал волосы с моего лба, и я открыла глаза. Людмила сидела рядом, на корточках, с потекшей тушью на глазах и с подобием прически.

— Ты как всегда, оставила открытой входную дверь, — тихо сказала она.

— Людка, я так ждала тебя. Где ты была, я звонила тебе? Что случилось? Ты плакала?

— Все хорошо — звезда моя. А ты как? Малая уже спит?

— Ага, пойдем на кухню — напою тебя чаем, — предложила я и посмотрела на часы. — О, Боже! Два часа ночи! Почему ты бродишь по городу в такое время? Сейчас так опасно стало!

— Я же обещала, что приду. Знала, что ты ждешь. А Сергей где? Видя мой молчаливый отказ отвечать на ее вопрос, Людмила оставила эту тему открытой и присела к столу.

— Что у тебя случилось? Почему ты в таком виде? Что-то дома? — тихо спросила я.

— Да ни чего страшного. Семен пришел, что-то взял и опять ушел. Да ну их! Я решила жить для ребенка, а с мужем — будь что — будет.

— Ага, нам — ли быть в печали. К тому же нашим детям совсем не нужны матери — неврастенички… Я вот, решила спирт весь продать, что дома накопился. Глянь сколько его! Я открыла все дверцы у кухонных тумб и продемонстрировала их содержимое. — Двенадцать канистр!

— Однако! Достойный загашник!

— Спирт, плюс моя зарплата — хватит нам с дочкой. Его деньги меня не интересуют.

— Ну и дура! Он ведь только того и ждет!

— Посчитает нужным — даст! Не хочу просить у него… тошно мне…

…Все выходные мы с Надюшкой резвились вдвоем, а вечером, в воскресенье — нетрезвый, явился Сергей, с золотым кольцом.

— Красивое, спасибо, только не нужно было его покупать, сдержанно произнесла я.

— Прости меня! Я тут забыл, что давно дома не был и не смог вспомнить, сколько дней.

— Ну что ты! С твоими привычками воевать сложно! Да и куда нам, осилить их! Ты ведь так и остался в своем прошлом — там тебе все дорого и понятно, а я и наша дочь — мы есть здесь и сейчас, и смотрим в будущее, потому что у меня, в отличие от тебя — прошлого нет! Видишь, как получается! Надеюсь — ты доволен, что, женившись на мне — решил для себя и закрыл важные проблемы — даже капитана получил! Все на этом, не так ли? Цель — достигнута, больше я — не нужна! Из-за меня ты ненавидишь Вадима Никитина! Всегда зависть вызывает то, чему ты сам не можешь соответствовать, а ту еще такие бонусы — квартира и жена красавица! С таким багажом трудно тебе жить — а «задвинуть» еще труднее! Если нет любви — ни чего быть не может! Все — ничтожно! Ты старше меня почти на десять лет, опытный и важный…, а я — девчонка, которая только училась и книжки читала, да дома в основном сидела. Откуда у меня опыт тягаться с тобой? Но, имей в виду, нет опыта, зато есть — характер! Не радуйся, я — не упаду и выстою!

— Хватит, мне читать лекции, лучше налей, а тоя не усну, — равнодушно вмешался Сергей. Подобные разговоры сильно утомляли его. Надюша — играла и бегала около него, а он даже ни разу не взглянул в ее сторону.

— Я не об этом мечтала!

— А о чем, интересно ты мечтала? Что ты от меня хочешь?

— То, что я хочу — ты все равно ни когда не сможешь мне дать! Ни мне, ни ребенку!

Понедельник. У меня прекрасное настроение. Красные туфельки, белая до колена широкая юбка с широким поясом и белый тонкий топик. Красный не большой бант у выреза на топе и такие же красные клипсы. Распущенные волосы, аккуратно, слегка, собранные на затылке двумя миниатюрными заколками. Моя дочурка — то же в белом воздушном платьице с пушистыми кудряшками. Две чудесные феи направились в детский сад — свежие и веселые! Занятые собой — своим маленьким миром, где были только они вдвоем!

Автобус довез до управления — быстро и не заметно для меня. Я старалась не обращать своего внимания на восторженные взгляды, не испытывала особого восторга от такого обожания со стороны посторонних для меня людей. Я продолжала любить мужа, и другие мужчины были мне безразличны.

— Степан Игнатьевич, сообщите, пожалуйста, Сергею Шагеичу: процентовку я сейчас подпишу и передам в столовую, а отчет по вещевому и продовольственному складам — принесу к обеду. И пригласите Русанова! Он на своей сегодня или на служебной? — произнесла я, открывая свой кабинет.

— На служебной он! — бодро ответил мне Степан Игнатьевич — дежурный по управлению

— Скажите ему, пусть ждет меня у входа — поедем в главк.

Русанов Андрей Юрьевич, водитель служебной «волги» и автобуса для сотрудников управления — сидел на лавочке у входа и курил. Взяв с собой нужную папку, я закрыла кабинет и вышла на крыльцо.

— Анжелика, я тут подумал — какая нелегкая принесла тебя работать сюда? — разглядывая меня, произнес он.

— А что? Высота моих каблуков не соответствует размеру шага на плацу? — игриво ответила.

— В том то все и дело — смутила ты все это болото! Посмотри на них! Эти люди прошли через «горячую точку». У каждого в арсенале как минимум личная драма, а женщины? Ты знаешь, какие на войне женщины? Отсюда и в семьях у них разлад…

— Да мало у кого сейчас порядок в семье и что ты имеешь в виду? К чему весь этот разговор? — насторожилась я.

— Да то, что будь аккуратнее, народ здесь безбашенный и резкий! И ты тут — такая — вся из себя! Вся чистенькая такая и веселая! Красавица ты моя…

— Андрей Юрьевич, что с вами? Вам плохо? — вскрикнула я, наклоняясь к нему.

Русанов посмотрел на меня как-то странно — как дикий зверь, выжидающий жертву, для которого добыча — это цель и ради этой цели — он готов ждать и терпеть сколько угодно!

Закончив все дела в главке, мы вернулись в управление в полном молчании

Прошло два месяца, как я начала свою трудовую деятельность. У меня все получалось, даже отношения в коллективе меня радовали. Единственное неудобство, накладывающее отпечаток на мою жизнь — внимание мужчин. Генерал, который в свое время помог мне с получением квартиры — неустанно продолжал вмешиваться в мою жизнь — навещал меня на работе визитом вежливости — с цветами и непременным гостинцем, а его «масляные глаза» и слащавая улыбка — все больше угнетали меня. С другой стороны — мне было приятно его покровительство «на глазах у всех». Он считал меня своей «крестницей» и теперь по его высокому мнению, на его чело возлегла обязанность по контролю над моей жизнью.

С мужем отношения вышли на другой уровень. Не заметно для обоих — перешли на деловое общение — без душевного тепла. Я боролась с собой, потому что — хотела любви и любила, а он боролся с собой, потому что — не любил. Росла дочурка, и акценты были четко обозначены. Я продолжала быть с ним, чтобы не разрушить «имидж» благополучия, необходимый мужу, как фундамент для карьерного роста. Сергей все понимал и лицедействовал где — только мог, но всеобщее внимание ко мне со стороны других — не давало ему покоя — он вынужден, находится в тонусе, в постоянном напряжении. Это было забавно и даже — мило, но — терпимо.

Русанов — офицер запаса, оставшийся на полигоне. Славный, высокий и, по всей видимости, ранее очень даже симпатичный мужчина, сохранивший бодрость и позитивное отношение к людям. Кормил меня дынями и дарил забавные безделушки — милые и смешные. Ему было — в радость радовать меня.

— Ну что, Андрей Юрьевич, едем опять — надо документы в главк отвезти. Меня уже ждут, но мы ненадолго, — произнесла я, спускаясь по ступенькам крыльца. — А почему вы на своем «Москвиче»? Что, «Волгу» служебную обменяли на кусок телятины? — смеялась я.

— Давно пора это сделать! В ремонте она — поедем на моей, — пытаясь затушить сигарету задумчиво произнес он

Я огляделась и увидела неподалеку, в густых кустах, нечто — похожее на служебную машину. Мне, показалось странным, такое очевидное сходство и было не понятно, к чему объяснения о сервисе… Я тут же забыла об этом, потому, как все мое внимание захватила предстоящая встреча в главке и бумаги, которые я везла. Русанов завел машину и мы — уехали. Пересматривая бумаги, я не заметила, как он свернул на объездную дорогу, которая вела в сторону, от города — в степь.

— Андрей Юрич, где это мы? — произнесла я, постепенно вникая в ситуацию.

Русанов — молчал и вел машину, глядя вперед, и на мой вопрос не ответил.

— Эй! Дружок! Что с тобой! Ты бледный, как мел! Куда мы едем? Я уже должна быть на встрече — меня человек ждет!

Русанов — молчал. То ли — живой, то ли не очень — трудно было понять по его каменному лицу. Глаза! Его глаза стали похожи на горящие угли!

— Ты что! Что это ты намерен делать? Я схватила его за рубашку. Ворот натянулся, оторвался карман. Русанов резким движением рванул машину в сторону от дороги. Кругом была только степь и больше ни чего. Я трясла его и пыталась заставить говорить, но он — молчал. Тут машина быстро начала увеличивать скорость. Я билась и кричала до хрипоты! Ему, казалось, было все равно!

— Русанов! Очнись! Что ты делаешь!

— Ты не имеешь права жить! Тебя надо утопить! Сжечь, как заразу! — заревел он не своим голосом.

— Что? Что ты сказал? — задыхаясь от страха, закричала я.

— Я люблю тебя! Ведьму! Но ты ни когда не будешь моей! Понимаешь? Никогда! Я не могу больше выносить это! Я убью тебя, гадину красивую, что бы ты — не досталась ни кому! Ненавижу тебя! Ведьма! Я убью и тебя и себя! Мне уже ни чего не нужно! Я не могу без тебя жить и не хочу!

Мое оцепенение вдруг, в одно мгновение переросло в огромное желание что-то предпринять против этого обезумевшего человека. Я схватила обеими руками руль и всем телом навалилась на Русанова. Машина перед самым обрывом реки Сырдарьи резко повернула влево и в обратную сторону. На огромной скорости, Русанов вдруг начал терять контроль над машиной и через метров пятьсот, сдавленный моим телом, сумел только одно — нажать на тормоз.

Я не знаю, какая степная кочка спасла нас от кувырка, но машина — остановилась. Русанов, подчинившись, отпустил руль… Я — отпрянула от него, как ужаленная. Он — обмяк и закрыл глаза.

— Прости…, прости меня, — шептал он.

Я плакала и молчала. Сил не было ни говорить, ни что-либо делать. Около получаса, мы просидели молча.

— Надеюсь, вы в состоянии вести машину?

Русанов вытер потный лоб, не обращая внимания на рваную рубашку — повернул ключ в замке зажигания. Он, вероятно, знал эти места, потому что подобный «вояж» в незнакомое место, привел бы к другим последствиям — мы бы просто заблудились — вокруг ведь не было ни одного ориентира — только река. Он вел машину — жалкий и уставший! Возраст, вдруг всей своей массой навалился на него и проявился в каждом его движении, в выражении лица, в потухших глазах.

Я разглядывала его, надеясь, что он посмотрит в мою сторону. Я очень хотела посмотреть ему в глаза, но он, зная это — так и не повернул голову.

Через некоторое время, мы въехали на территорию управления. Машина Русанова, от жуткого слоя пыли, выглядела так, будто, еще недавно, побывала под вулканическим пепельным «дождем». Я выскочила из нее и побежала к себе — в кабинет. Юбка перекрутилась на мне, с боку лопнул шов на топике и оторванный клапоть — повис, привлекая к себе внимание. Мне не было дела до Русанова — как он там, старый дурак! Мне было безразлично! «У меня маленький ребенок, а он — старый пень — чего удумал!» Роем жужжали фразы, очень хотелось кричать или вернуться и разбить кувалдой всю его машину вместе с ним! А лучше сразу вызвать наряд милиции!

Людмила, тем временем, сидела в своем отделе кадров и что-то печатала. Дежурный ворвался к ней и хрипло закричал:

— Там! Людмила Николаевна! Там…

— Что!

— Анжелика Юрьевна! Она… на ней рваная одежда! Она вся в пыли… у себя в кабинете.

Я обтиралась влажным полотенцем, успела привести в порядок волосы и одела вместо рваной кофточки — футболку, благо хранившуюся у меня в шкафу, на случай уборки.

— Ну и видон у тебя! Людмила ногой выбила дверь в моем кабинете и остановилась. — Ты где была? Что у тебя с лицом? — разглядывая рваный топик, произнесла она.

— Какое лицо! Причем тут лицо! — закричала я.

— А что тогда причем? Говори! Кто с тобой был? Ты ведь с Русановым уехала!

Я молчала. У меня не было пока желания что-либо ей объяснять.

— Ладно, я за чаем, а ты — жди!

Людмила «растворилась в воздухе», мгновенно, а мне хотелось рухнуть и не вставать — пару дней… Кто-то заходил, потом выходил, что-то говорил и опять выходил. Все управление «гудело». Пыльную машину Русанова уже обсуждали, все кто был рядом. Он, в рваной рубашке — сидел на лавке рядом и курил. Не отвечал на вопросы и не обращал ни на кого внимания.

Сплетни, пересуды, догадки и выдуманные разгадки, подогретые свежим происшествием — ползли за мной шлейфом — туманным и загадочным. Остановить все это — было не возможно. Градус интереса — зашкаливал, а мне только оставалось терпеть все это и предотвращать любую попытку со стороны — скинуть меня с пьедестала порядочной женщины.

Мы с Людмилой любили гулять по маленькому и уютному скверику, украшающему территорию управления, особенно во время обеденного перерыва. Вот и сегодня, после всех злоключений, прошедших со мной, мы — созвонились, и она спустилась ко мне — на первый этаж. Обсуждая последние изменения в кадрах управления — мы вышли на улицу и направились в сквер. У нее — мытые абрикосы, у меня — мытые черешни. Красота!

— Ты не знаешь, почему Русанова уволили? — спросила меня Людмила.

— Что, терпение твое закончилось? Сколько дней не спишь, не ешь? — с иронией в голосе ответила я.

— Это верно! Я — действительно, сгораю от нетерпения и любопытства. Так что давай — рассказывай!

— Уволили, говоришь? Не думаю, что это так.

— Почему? — произнесла Людмила и приостановилась.

— Сам ушел, старый дурак! А лучше бы совсем уехал куда-нибудь — от греха! Так ведь — не уедет же.

— Людмила присела на лавочку и перестала жевать. Она буравила меня своим взглядом и ждала продолжения, не задавая больше вопросов.

— Ну, чего ты смотришь? Убить он хотел и меня и себя, вместе с машиной — в реку с разбега с обрыва!

— Чего? Какой еще разбег у вас был и, причем тут река? Как это — убить?

— Я правду говорю! Когда я рассказывала Людмиле эту историю, она менялась в лице, как светофор на проезжей части.

— Да… ну прямо кино…

— Хуже! В кино хоть знаешь, что это — кино, а тут вот такая реальность. И почему, это все со мной происходит, постоянно…?

— А то не знаешь! Я — не мужик, что бы тебя комплементами сейчас одаривать. Людмила замолчала. Мы обе — замолчали. Доели фрукты, и пошли работать дальше. Прогулка была испорчена, только устали обе. При этом, очень хотелось забрать дочь и сбежать домой.

— — — — —

Прошел месяц, все улеглось и шло своим чередом. Приближались очередные выходные и у Сергея «созрела» идея собрать возможных знакомых в поездку на Сырдарью за раками, тем более — близился чемпионат мира по футболу, и было крайне важно — как он сказал — подготовиться заранее. Пригласив к себе Людмилу с мужем — согласовали — кого мы возьмем с собой. Соседке — Маринке поручили нашу дочь — у нее Петька — постарше на пару лет — вот и отличная компания.

— Я уже устала от этих похождений, а ты еще ни разу не была — теперь твоя очередь ехать, а я с детьми посижу. Надоест им у нас — к вам придем! — смеялась она.

В назначенный день, Людмила привела своего мужа Семена — редкого зануду. Человек «ох», я его так называла. Он все время «охал» и всегда заранее знал о том, что любое дело — все равно не получится. И только служебные инструкции и правила внушали ему доверие. Пришли Алатарцев Сергей со своей будущей женой Мариной.

— Люд, какой кошмар! Такое ощущение, что у нас в городе собрались одни «Сереги», — прошептала я.

— Да не говори. А где Валентин с Ольгой?

— Они у подъезда — смотри — стоят, докуривают, — ответила я, выходя на балкон. — Эй! Военные! Стойте там! Мы выходим!

— Ну, шобла собралась, — хохотала Маринка, забирая детей. — Один другого — лучше.

— Завидуй и сиди, жди нас с добычей! А мы тебе раков привезем, — Алатарцев не много заикаясь, пытался подбодрить ее.

На двух машинах мы отправились готовиться к футболу. Всю дорогу галдели как дети — кто кого перекричит! Мальчишки, конечно же, пытались быть рыцарями и всячески спорили о своих достоинствах. Так и доехали.

— Эх, красота, какая! Ребятки! — крикнула я, не в силах сдержать свой восторг.

Машины поставили на берегу не большой протоки Сырдарьи — илистого и мелкого «рукава», на дне которого, если верить Алатарцеву — «живут отзывчивые раки, которые просто мечтают быть пойманными и съеденными под пиво». Он для таких путешествий даже «бредень» держал.

— Хочу увидеть бредень! — капризничала я от нетерпения. — Что это за ловушка для раков? Я подошла к Алатарцеву и решила помочь ему распаковать армейскую сумку. То, что я увидела — удивило меня еще больше. Оказывается «бредень» — это простая сеть! — Вот это да! А я думала, что это водяное ружье с видеокамерой для подводной съемки! — разгорячилась я от чудесного настроения, а Алатарцев заливался от смеха, слушая меня.

Мальчишки, собравшись, стали готовить снасть, а девчонки, тем временем, уже во всю — грели животики на солнце: кто под широкополой шляпой, кто под зонтом. Недалеко от нас — паслись верблюды и овцы. Их сопровождали два паренька — казаха — умелых и ловких, и стая собак.

— Они совсем другие — не такие, как мы, — произнесла задумчиво я.

— Ну да, особенно внешне! — захохотала Марина.

— Слушай! А свадьба у вас когда? — спросила я.

— В октябре. Только попробуйте не прийти. И еще — пирог с тебя, огромный — можно два, и обязательно — холодец!

— Куда тебе два пирога! Лопнет свадебное платье! — хохотала я.

— Не лопнет. Я все молнии расстегну, но пирогов твоих — наемся!

— Один раз можно себе позволить вот так нагло обожраться, особенно если это твоя собственная свадьба! Правда, Марин? — вступила в наш диалог Ольга, еще, немного посмаковав тему «полноты и худобы». За то все долго смеялись. — Девчонки, гляньте! На мужчин наших! Ох, как хороши! Ольга питала «особую» страсть к «семейным» трусам и широким шортам, что, впрочем, мы все единодушно подняли на смех, глядя на своих мужчин, которые будто сговорившись, решили нам «угодить» своим внешним видом.

— И как они будут их ловить? — мучил меня вопрос.

— Смотри! — остановила меня Ольга. Все — замолчали и обернулись. Наши мужчины, разделившись парами, встали по разные стороны протоки и, натянув бредень, как то странно протащили его по илистому дну. К нему, по всей его длине, прицепилась целая армия раков.

— С ума сойти! — закричала я. — И это все?

— Да, это все! — ответила Людмила, с долей напускной важности. — Где еще такое увидишь!

— Смотрите, сколько их! Девчонки, идите помогать!

— Нет от тебя, Алатарцев, покоя! Сами справитесь! Видишь — вода в ведре, почти закипела — это наша лепта в общее дело, а дальше вы сами! — не унималась Людмила.

Вскоре, полное ведро раков — закипело и удивительный запах тины и лаврового листа — разбудил аппетит и нетерпение, распространившееся на всех.

— Спасибо, мальчики! — поблагодарила я. — Это просто чудо какое-то. Все так быстро и почти стерильно!

— Валентин, ты только посмотри, какую жену себе Серега Максимов урвал, — вальяжно произнесла Ольга. — Клеопатра, в чистом виде! Ты, говорят, музыкантша? — обратилась она ко мне. — С нехилым голосом! Споешь? Пожалуйста, очень тебя прошу! А я — подыграю.

— Оль, ты чего пристала? Тоже мне, время нашла, — возмутилась Людмила.

— А что еще говорят? — спросила я.

— Да разное, а тебе — не все ли равно? — уверенно прекратила эту тему Ольга. Мы познакомились сегодня, и она не сводила с меня глаз. — И че ты нашла в этих мальчиках? Давай, к нам, к девочкам!

Валентин подошел к ней и поцеловал. Но она его отпихнула, изображая презрение — встала и пошла плавной походкой к машинам. Все, молча, наблюдали за ней и за мной. Когда Ольга достала из салона гитару, я — оживилась и захлопала в ладоши. Я так давно не пела под гитару! Об Ольге я больше не думала, хотя Валентин позже попытался ее приструнить — но тщетно. Она взяла в руки гитару и гитара — запела, выводя незатейливую импровизацию.

— Ну что, давай споем?

— Давай! — присаживаясь удобнее, произнесла я. — Ты песни Зацепина знаешь?

— Не припомню, так вот — сразу. Начни, а я подпою и подыграю.

Я — запела — любимую — из кинофильма «Земля Санникова»…наслаждаясь музыкальным шедевром, своим голосом и умелой игрой Ольги. Все замерли и слушали.

— Вот это голос! — не скрывая восхищения, произнесла Ольга. — Сокровище! Я же говорю — бросай ты этих мальчиков.

— Я не совсем понимаю — о чем ты, — произнесла я, поворачиваясь к ней спиной.

Вопрос был снят сам собой после моего явного отказа от продолжения разговора на эту тему. Все свои нападки и внимание, Ольга вновь обратила на Валентина, чувствуя полную безнаказанность.

Не много понежившись, мы отправились с Людмилой прогуляться, а Ольга с Мариной — продолжили увлеченно обсуждать мужчин. Мне совсем не хотелось в этом участвовать — как и Людмиле.

— Она, не много, странная, — произнесла я, обернувшись в сторону компании.

— Кто? Ольга? — заинтересовалась Людмила. — Лесбиянка она, а Валька — дурак, пытается своей сутью изменить ее суть.

— И как? Получается?

— Не очень. Забавляется она и на поводке его выгуливает, когда ей вздумается.

— Красивая девчонка — эта Ольга…

— Да…, с изюминкой. Ты — аккуратней с ней — понравилась ты ей.

— Тьфу, ты! Прекрати!

— Я не шучу, — ответила Людмила, глядя мне в глаза.

Отдых получился просто отличный. Всех раков — три мешка — отвезли Валентину. У него нет детей, а, значит, безопасность и сохранность ценной добычи была гарантирована.

— Ребята! Завтра всех жду у себя! Чимкентского пива, пару канистр — то же купим завтра! — весело, прощаясь с нами, произнес Валентин.

Маринка уложила детей спать и сидела у нас — читала журналы. Дверь, как всегда — была открыта.

— Мать, это мы, — Сергей — шепотом, окликнул ее. — Как вы тут?

— Отлично. Дети — спят. А где мои раки?

— Вот, смотри, это — тебе — честно заработала. Сергей — шутил и острил — отдохнувший и довольный. В такие моменты его мозг уступал права удовольствиям, что всегда накладывало отпечаток на его поведение. Маринка, не задерживаясь, забрала трофей и убежала отдыхать, расцеловав нас обоих на прощание.

— Мыться и спать — срочно, — продолжал вершить порядок Сергей, собираясь в душ. — Ты — следующая!

… — Алатарцев, у тебя есть совесть? А? Время — девять утра! Я только что покормила дочь и очень хочу еще поспать. Сергей еще спит.

Он купил пива, с утра пораньше и ему захотелось сообщить об этом всей компании. — Досыпай, соня! Потом берете малую и к нам. Ты же знаешь Валентина — ему нельзя надолго оставлять съестное. Слопает все — зараза такая и Ольга его — не лучше.

— Отстань от меня со своими раками, очень тебя прошу! И только попробуйте нам не оставить — пойдете ловить еще! — прорычала я и положила трубку.

Валентин был радушен. Его маленькая «двушка» в пятиэтажном доме — была похожа на банку с жуками — ленивыми и сонными. Надюшка сразу увлеклась Ольгиным трехлетним Витюшей, устроив целое представление перед нами. Мужчины с Ольгой прилипли к телевизору, а нам с Людмилой была определена более ответственная миссия — раки — с мойкой и варкой. Сказка из кучи раков в двух ведрах — обворожила наших малышей. Сколько восторга и радости от впечатлений.

Ванна, полная раков — уменьшалась на глазах, а с нашими языками начало происходить что-то невероятное — они опухли и разговаривать становилось все сложнее. Смешная и невнятная речь вызвала у нас массу восторга. Все шутили и смеялись друг над другом — как дети.

— Анжел, а ты почему так мало ешь? — Алатарцев ни на минуту не выпускал меня из зоны видимости. — Язык твой отбился от коллектива!

— Обожаю, твой юмор и чистую душу! — искренне произнесла я, глядя на него, отмечая для себя, в который раз, все достоинства его характера. — А вот язык мой — не трогай! Я берегу я его! Посмотри на остальных — еле скулами ворочают! Мы смеялись. Я сидела на полу, а дети ползали по мне, как хотели.

— Глянь, как они тебя обхаживают — больше ни к кому не идут! — продолжал он.

— Обожаю детишек! С ними так весело и спокойно, — убирая со своего лица ноги дочери, произнесла я и завалилась на спину. На меня тут же навалились два пупса — Надюшка и Витюшка. Хохот и писк, и бесконечная радость надежно обосновалась около нас, вопреки и футболу и вареным ракам.

— Алатарцев, иди к людям! А нам тут без вас хорошо! И пива мне не надо — не хочу я его, честно! Ну чего ты так смотришь? Мне даже неловко! Не смущай меня и срочно уходи к своей Маринке, видишь — нам не до тебя!

Встречи с друзьями на полигоне — особый вид развлечений, да и то — с оглядкой. В закрытом и режимном городе — сложно было организовать досуг, соблюдая абсолютно все этические, моральные и «режимные» нормы.

— — — — —

Наступила зима — особая — почти бесснежная, с лютыми ветрами и сильными морозами. Прилавки в магазинах опустели — продуктовый дефицит достиг своего апогея. Сгущенное молоко и картофель — больше ничего… Тяжелое наступило время — смутное и малопонятное, для простых людей, живущих на полигоне.

— Что будет дальше? Мы тут — в тыле — хоть что — то можем добыть, — грустно рассуждала Людмила. — Ты там это, если что — имей меня в виду. Может все — таки мясцо выкинут на складе или сухое молоко? И вообще, как пережить зиму? Летом хоть овощи и фрукты появляются на базаре, а сейчас?

— Конечно, Люд! Как иначе! Только поставок все меньше — каждый день думаем, чем солдат кормить и офицеров.

— Говорят, что на дальних площадках оружие офицерам выдавать будут — боятся, каких-то бунтов.

— О чем ты? Сергей ни чего мне не рассказывал, — ответила я, стоя у окна с чашкой Людкиного чая, наблюдая за обстановкой около управления.

— Я о стройбате. Кто-то, якобы, занимается подстрекательством против нас, русских. Типа мы — оккупанты и все такое. В этих батальонах, насколько я знаю — русских нет. А еще говорят, что эти ребята — голодают и от этого напасть готовы на кого угодно. Спроси своего, а то от Семена ни чего не добьешься — может, расскажет тебе что-нибудь. А то тревожно, что-то.

— Ладно, носительница тайн на хвосте. Ты торгуешь ими или как? Разговор и насторожил меня и вызвал иронию. Смеяться над тем, о чем говорила моя подруга было даже неуместно, тем более, что Людмила, всегда была откровенна со мной. Но ее мнительность и слепое доверие слухам было не что иное, как результат постепенного ускользания веры в светлое будущее и надежность, о которой нам много лет говорили. Мой муж готовился к запуску, а перемены, накрывшие закрытый «рай», старался со мной не обсуждать.

— Пойдем! Там, у Абинякина — нашего начальника политотдела — юбилей. Забыла?

— Люд, если честно — да, забыла. Мне через два часа надо дочку забирать из садика — не до юбилея мне — настроения нет.

— Пойдем, ненадолго. Не заставляй напоминать тебе о том, что вежливость — основа успешного общения, ты же знаешь.

Весь кадровый состав управления сосредоточился в актовом зале. Собрали на стол все, что смогли. Но ни кто даже не заострил свое внимание на скудности закуски и выпивки. Радовались успехам и достижениям, как и прежде — забывая о тревогах и тяготах обрушившихся на всех без исключения.

— А вот и наши подружки! Девочки, как же мы без вас — ни как! Абинякин был бодр и общителен, что не было характерно для него.

Начальник управления поднял руку, требуя внимания: — Друзья мои и сослуживцы! — торжественно начал он. — У нашего юбиляра сегодня целых три причины для радости! О первой не сложно догадаться, а вот вторая и третья — я уверен — будет сюрпризом для него и для всех, кто пришел поздравить его. Сегодня приказом начальника полигона, наш уважаемый Александр Васильевич, назначен на должность командира вверенной мне воинской части. С присвоением звания «полковник»! Искренне поздравляю тебя, юбиляр! Держись! А со всем остальным мы справимся — вон нас сколько! А если растеряешься в чем — поможем!

В зале раздалось массовое «ура» и аплодисменты. Абинякин, сначала действительно растерялся, трогательно — не много по-детски, а затем, с напускной важностью павлина, начал обход всех присутствующих, собирая в свои закрома поздравления и подарки.

Приятный момент! Успех отдельно взятого человека — радовал не только его, но и всех присутствующих в зале. Юбиляр — мирный и доброжелательный, умеющий и с начальством опытом поделиться и с подчиненными — без пафоса и надменности. Он — толковый управленец, умеющий снимать риски и в ведении воинского хозяйства, и в общении с разношерстной публикой, живущей и работающей в огромном хозяйстве управления. За это и ценили его, и доверяли. А вот как он попал на должность политрука — ни кто толком не знал — видимо, так было кому-то нужно.

— Анжелика! Теперь вы будете работать под моим прямым руководством, вы в курсе? — произнес юбиляр, загадочно, улыбаясь.

— Ну как же, я уже догадалась об этом! — засмеялась я, разгоряченная застольем.

— Завтра жду вас у себя, с утра. Расскажете мне — что, да — как, и отчеты за последний год захватите с собой.

— Как угодно — договорились, — ответила я, разыскивая глазами Людмилу. — Извините, но мне пора ехать домой. Хорошего отдыха, вы это заслужили!

Утром следующего дня на меня накатила тревога. Я не могла понять от чего дрожь в ногах и из рук все валится. Сергей приготовил кофе. Надюшка — одетая к садику — маялась, в ожидании, а я будто не замечала их.

— Да что же это такое! Не пойму я — ты сама — не своя! Бледная такая, что-то случилось? — заметил мое состояние муж.

— Не знаю, очень странно, но я впервые не хочу идти на работу… больше ни чего. Останавливает что-то.

— Да брось, все нормально. Половина вашего народа точно сегодня будет отсыпаться после вчерашнего чаепития со спиртом. Так что — пей кофе и настройся на вальяжный день.

— Ладно, заканчиваем собираться и по коням. На автобус главное успеть, благо — садик за углом.

— Ну да. Сергей был спокоен и разглядывал меня с интересом «самца».

— Перестань! Слышишь? — смутилась я

— Угораздило же меня жениться на такой красивой девушке…

Я, молча, опустила глаза, взяла за руку ребенка и вместе мы направились в прихожую.

В управлении действительно почти ни кого не было — муж оказался прав. Открывая свой кабинет, я — вспомнила, что новый командир части, вчерашний юбиляр, хотел меня видеть и прямо с утра.

— О, Господи! Надо идти… Я взяла со стола все нужное и отправилась к нему.

— Александр Васильевич, позвольте войти? — произнесла я и вошла, не дожидаясь приглашения.

— Заходи, милая! Он был старше меня лет на двадцать, с залысинами и полнотой, которая лишь добавляла ему солидности, но не портила. Он стоял у окна и просматривал свои записи в блокноте, но после моего появления сразу утратил интерес к чтению и перевел свой взгляд на меня.

— Ну как вы себя ощущаете в новой должности и при трех звездах?

— Дай-ка, я на тебя посмотрю, — будто не слыша меня, сказал он. — Да… Хороша, бестия! Возмутительница спокойствия!

— Не понимаю вас? — бледнея, ответила я.

— Ты же знаешь, что у нас город маленький и все друг о друге все знают и хуже, чем в деревне — сплетничают, как нормальные люди!

— Вы меня пригласили для того, что бы рассказать об этом? Если — да, то не трудитесь! К великой своей радости, я успела это заметить — и даже не вчера!

— Появление такой барышни в любом месте географического пространства — вызовет интерес, и, прошу заметить, интерес этот будет с разными намерениями, поступками и последствиями от этих поступков.

— Прошу прощения, но я не хочу продолжать этот разговор, и пришла к вам сейчас не для этого. Вы пригласили меня вчера! Зачем?

— Не горячись, я не злобно, а по-свойски… Русанова, ты погубила! В овощ его превратила, а ведь он крепкий мужик и ни когда не был волокитой! Значит, все для него было более чем серьезно!

Я, молча, взяла со стола принесенную мною папку и хотела уже уйти, но Абинякин — остановил меня — перегородив дорогу собой.

— Я хочу общаться с тобой. Не могу отказать себе в этом желании — прости, что так откровенно!

Я, оттолкнув его к стене, вышла из кабинета и побежала по коридору, потом по широкой лестнице на первый этаж. Я задыхалась от тошнотворного воздуха, в котором вопреки постоянной духоте и затхлости, струился и находил для себя место — запах свежести — запах моих духов — некий шлейф моего присутствия! Мне показалось вдруг, что из каждого кабинета тянутся руки — липкие, влажные — в надежде вцепиться в меня и прилипнуть к моему телу, к моим волосам… Взгляды, улыбки — от всего этого тошнило и начало вызывать только одно — желание срочно принять душ! Смыть все это и забыть!

— — — — —

…Не задаваясь вопросами, как я и где, и что со мной происходит, Сергей между тем — пил меньше и реже — пытался бороться с собой, с приятелями, которые заманивали его постоянно на карточные турниры с плавным переходом в потребление спирта. Часто вспоминал Вадима Никитина. С его слов — они общались, поддерживали отношения, в основном по работе. Сергей чувствовал неловкость передо мной. Наше чудесное переселение в новую квартиру не давало ему покоя. А о моем поступке в штабе полигона, с вызывающим зависть, предложением — он узнал от Вадима, который, оказалось, был в тесной связке с генералом. Шила в мешке не утаишь, со временем он узнал о происшедшем в ту пору со мной во всех деталях и, не смотря на то, что я всячески старалась избегать в разговорах с ним эту тему — ревновал, очень странной ревностью. Замыкался всякий раз, как «посыльный» с пожеланиями и приветом от генерала — появлялся в дверях нашей квартиры.

— — — — —

Заканчивался май. Все больше становилось «сухих» дней и все жарче они были. Надо было срочно, до жары, отправить дочь к родителям в Подмосковье. Я купила билет на самолет, воспользовавшись, в очередной раз, бронью, которую для меня так любезно, организовал Вадим. Очередь на один единственный рейс, летающий в Москву по пятницам и один раз в день, была огромной. Все, кто мог, стремился вывезти детей — подальше, от надвигающееся жары, песчаных бурь и огромного количества ядовитых насекомых, которые были повсюду, с мая по октябрь: фаланги, скорпионы, выползающие даже в мойки по утрам.

Отпросившись у командира, я увезла Надюню и, через два дня вернулась обратно — с чувством выполненного долга. Муж меня встречал с Алатарцевым. Оба балагурили и рады были моему возвращению.

— Мать, ты представляешь, наш старый друг — великий заправщик космических агрегатов — женится, наконец! — объявил Сергей.

— Алатарцев, ты опять женишься? В который раз я это слышу? — удивилась я, не в силах сдержать смех и иронию.

— Я, конечно! Анжелика, ты не представляешь, как рада Марина — наконец-то, я позволил себя заарканить!

— Вот это да! И когда? Вы столько раз отменяли все, а потом я слышала какой-то невнятный лепет о веских причинах, — продолжала сомневаться я.

— Через две недели мы расписываемся! Здесь!

— Ну, слава Богу! Я так рада за вас. Ведь ты крутила-воротила — еще та! Бедная Марина! Мы — смеялись, обсуждали подробности этого события и незаметно приехали домой.

— Пусто без Надюшки, но и по-другому — нельзя — слишком все серьезно, да и не спокойно здесь становится, — с грустью в голосе произнес Алатарцев, оглядывая ее комнату. Он невзначай коснулся той темы, о которой я все время хотела поговорить, но забывала.

— Что ты имел в виду? — заинтересовалась я.

— Да стройбатовцы задумали не доброе…, а нам командование — лекции читает о возможных бунтах на национальной почве и их, яко бы — ущемлениях и голодовках. Как будто ущемления происходят от нас, рядовых офицеров. Плутовство, какое-то.

— Вот это да! Неужели это правда? Людмила недавно об этом упоминала.

— Анжел, еще какая, правда! Может случиться так, что в один прекрасный день, твой муж приедет домой с оружием!

— Как хорошо, что я ребенка увезла… Ужас…

— Не то слово! Алатарцев открыл окно и закурил. — Есть все основания полагать, что этот бунт начнется с той площадки, на которой ты работаешь и Людмила. Она — самая ближняя к городу. И именно в области вашего управления — этих людей больше всего.

— Подумать только, — заламывая пальцы, произнесла я.

— В общем, ребятки, дружно готовимся к моей свадьбе, а остальное — по факту! Алатарцев, как великий гуманист, вовремя перевел разговор в нужную колею, и всем сразу захотелось кофе, который я бережно привезла с собой, как великий дефицит.

— Что же вам подарить? — раскладывая на столе салфетки и приборы, спросила я.

— «Бочку варенья и корзину печенья»! — загремел красивым баритоном Алатарцев. — Что бы жизнь моя стала, как в сказке. А если честно — не надо мне подарков, главное, что бы вы пришли, а остальное сведем к приготовлению пирога и холодца, помнишь, Маринка тебя просила? Если не сложно, конечно…

Дворец бракосочетаний утопал в солнечных утренних лучах, шарах и музыке. Субботний день предвещал давно ожидаемое всеми присутствующими, рождение новой семьи. Огромный зал с колоннами и большим, белым столом — встретил нашу компанию скрипичной музыкой. Улыбающаяся женщина, средних лет, пригласила всех к церемонии. Мой муж был назначен свидетелем Алатарцева, по его высочайшему желанию, а Ольга — Марины. Родители, сослуживцы — все как у людей. Волнение нахлынуло, слезы на глазах, цветы, Мендельсон!

— Надо же, подумать только — чувствуешь себя этаким пращуром, у которого уже все позади, — шептал мой муж. Я «светилась» от радости за них. Приятно было покупать цветы для этого вечного мальчишки и Маринки, которые похожи были сейчас на будущих пионеров перед присягой. Забавно.

— Ой, они целуются! Все! Ура…! — закричала я, но мой голос уже растворился в гомоне и криках окружавших меня друзей и знакомых.

— Ну что, окольцованные! Как ощущения? — спросила я

— Анжелика, если честно, то я не знаю во что я вляпался! — с улыбкой Алена Делона ответил Алатарцев, но Маринка — хорошая девчонка и это успокаивает.

Мы редко навещали их, потому что всегда казалось, что Марина крайне щепетильно относится к друзьям своего, теперь уже — мужа и к их женам. Страх потерять Алатарцева, прослеживался даже в ее манере все время поправлять свои роговые очки. Дурнушка с добрейшей душой и Алатарцев — высоченный «гусар» — киношный типаж, удалого разухабистого щеголя. Мезальянс, казалось бы — внешний, но на любое противоречие всегда есть своя закономерность и состояла она в данном случае в том, что душа Алатарцева очень была похожа на Маринкину внешность. Это их очень сближало. Копошась в своих комплексах, они всегда находили точки соприкосновения и смотрели на мир в четыре глаза и в одном направлении — как мне казалось.

Застолье после церемонии состоялось на квартире у Алатарцева. Большая «двушка» в новостройке, такая же, как у нас — вместила всех приглашенных. Мы с Людмилой пытались управлять торжеством — экспромтом, в духе нашей дружбы. Кто танцевал, кто пел и музицировал на гитаре. Много курили и болтали о будущем

Алатарцев на некоторое время «ушел в себя» — сидел за столом и что-то писал карандашем на тетрадном листке. Марину обхаживали родители Сергея и ее родня. Людмила — растяпа, пролила на мое алое шифоновое платье компот и устроила возню с солью и салфетками.

— Слушай, а где ты купила такое платье? — спросила она, собирая на совок остатки соли.

— Есть такой магазин в Москве — ЦУМ называется — там и купила, — игриво ответила я.

— В нем ты похожа на птицу… как же оно тебе идет! Сама жгучая такая и вдруг алый цвет… Людмила бросила веник в угол и взяла в руки фужер. — Предлагаю выпить — за нас и нашу дружбу в этих чудесных песках! Она выпила до дна и захохотала над какой-то чепухой, о которой внезапно вспомнила. А я начала высмеивать нашу неповоротливость и разлитый компот на мое платье.

— Анжелика, я так хочу курить — не могу больше терпеть! Пойдем со мной, пока Семен не видит. Не замеченные ни кем, мы вышли на балкон. Теневая сторона. Блаженство после кондиционера — будто в духовой шкаф погреться зашли.

Через некоторое время, в балконных дверях появилось добрейшее лицо Алатарцева. — Ага! Вот вы где! А ну — брысь за стол! Потеряли мы вас, девушки. Не уважаете вы меня совсем!

Пришлось подчиниться и мы друг за другом вернулись к столу. Новоиспеченный муж — поднял руку и попросил внимания, с трудом удерживая равновесие от излишне выпитого. Кто замолчал, а кто даже не услышал и продолжил, и петь, и танцевать. Он развернул тетрадный лист и торжественно начал читать — с жестами и выразительно — то ли «Оду», то ли признание — в стихах! Из всего текста я, занятая разговорами с Людмилой, успела уловить только последнюю строку: «Богиня Анжелика — в ночи!»

Мы с Людмилой переглянулись. За столом наступила короткая пауза, после чего такое началось! К нам — обходя соседние стулья, стремительно подошел мой муж и резко отодвинул Людмилу в сторону. После этого, взял меня за руку и потащил к выходу, при этом, я едва успела сорвать с вешалки свою сумочку.

Вся сцена с нашим исчезновением прошла на удивление быстро. Хмельные гости едва сообразили, что произошло, и только это, уходя, я успела заметить. Ужас сковал мое тело и мозг. Я чувствовала, что теряю способность и двигаться, и думать, и говорить.

Был уже поздний вечер. Сергей уложил меня в постель и приглушил ночник. Засыпая, я испытывала огромную благодарность мужу за редкую заботу и внимание, и не меньшую благодарность к Людмиле, которая умудрилась напоить меня красным вином, благодаря которому я улетала сейчас в бесконечно — желанные для меня просторы сновидений.

— — — — —

Раскинув в стороны руки, не открывая глаз, я нежилась в уютной постели и наслаждалась покоем. Шелковое черное постельное белье, прохладное и легкое, приятно обволакивало мое тело, волосы волнами струились по большой подушке. Где я? На небе или на земле?

Я открыла глаза. По стройной ноге скользил солнечный луч. Аромат жасмина, нежный запах, был частью меня! Прозрачные руки утопали в нежности шелка… Моя, едва прикрытая нагота — не смущала меня… ни сколько.

Я одна, в пустой квартире. Сергей, видимо, уехал рано утром. На столике — лист бумаги с посланием…, наверное, от него. Что в нем? Читать — не читать? Нет, не буду… потом! Все — потом!

Широкая чашка прозрачного коричневого стекла — полная клубники. Это — мне…, несомненно, эти ягоды приготовил для меня мой муж!…Какое красивое утро, и какое счастье, что ни кого нет, ни кто не тревожит меня сейчас!

Послание от мужа на журнальном столике — манило к себе, но я не решалась приблизиться к нему — не решалась прочесть. И все же — что там? Разогревая свое любопытство, я вдруг разозлилась — злостью ощетинившийся кошки. Захотелось смять его, не читая или — сжечь. Именно — сжечь! Как сжигают все тайное и опасное!

Оставив в покое мысли о муже, я встала с постели и плотно задвинула шторы. Мрак и покой стали все гуще — как я и хотела. «Лунная соната», как зов из параллельного измерения — увлекла за собой в забытое — былое. Сколько вопросов, оставшихся без ответа! Сколько всего причудливого и не понятного окружает меня — постоянно и удивляет все сильнее!

— — — — —

Я обернулась на звук закрывающейся двери и чьих-то неторопливых шагов. Людмила, улыбаясь, приближалась ко мне — все ближе и ближе. Мне пришлось вернуться в реальную жизнь — проснуться, осознавая присутствие другого человека совсем рядом со мной. Сон — закончился. Пора…

Красивая и свежая, явно в хорошем расположении духа, Людмила поздоровалась со мной и протянула пакет с чем-то, видимо к чаю.

— Ну, конечно, кто бы сомневался в том, что ты придешь с пустыми руками! Что у тебя в пакете? Я так голодна, что даже клубники не хочу!

— Как ты, моя нимфа? Выспаться удалось?

— Еще как! Глянь — почти двенадцать, а я приняла вертикальное положение десять минут назад!

— О, клубничка! Твой принес?

— Ага, приятно так — проснуться, а тут тебе сразу проявление мужской заботы, — произнесла я, пробуя бордовую и спелую ягоду, следуя за Людмилой в кухню — туда, где она сразу же начала хлопотать и напевать свою любимую песню «о медведях» из «Кавказской пленницы». — Я смотрю, ты — то же Зацепина уважаешь?

— Да, есть такое дело, — заглядывая в сахарницу, ответила Людмила.

Я присела к столу и положила на руки подбородок. — Вот ведь, какая ты! Знаешь, что я сгораю от нетерпения, а ты? Что вчера было — потом, когда мы ушли?

— Я вот думаю, — отвлеченно, разглядывая меня, произнесла Людмила. — Куда тебя спрятать так, чтобы не нашли? Так ведь найдут же, демоны! Сразу бы люди зажили спокойно. Прав был Русанов — утопил бы тебя тогда и сразу бы у всех мозг на место встал.

— Спасибо, тебе, подруга…, не получится, сама понимаешь, «Планида у меня такая!»

— Причем тут это? — закричала Людмила, с яростью бросив в мойку нож.

— Да притом! С детства у меня все так! Когда мне было пять — моему жениху — тридцать два! — закричала я. — Ходил и подарки дарил! Родителей моих посещал и повторял им, чтобы берегли, а он будет растить меня для себя! И не только это! Масса еще всего было и похлеще!

Людмила замолчала и стала доставать сигареты из сумочки. — Алатарцев — идиот, туда же! Ты знаешь, что вчера было? Нет, не знаешь! У тебя вон Бетховен с утра и клубничка! — бросив пачку сигарет на стол, продолжила она. — Он хотел убежать за вами, а Маринка перекрыла ему своим телом проход и руками за косяк вцепилась и слезы у нее градом по щекам. Он весь вечер на полу потом просидел в коридоре. Вот и представь теперь — какое «амбре» у вашей дружбы! Анжелика, а ведь это была свадьба!

Я молчала и кивала — в полной прострации. — А о его симпатиях — понятия не имела.

— Да, для всех это был сюрприз! Такой вот свадебный компот получился! Надо же, в дурном сне такое не встретишь! Стихи чужой жене читать — на своей собственной свадьбе.

— Хоть из дома не выходи, — все больше мрачнела я.

— Помолчи лучше.

На семейных посиделках с Алатарцевыми мы больше не встречались. Сергея — видела, иногда, рядом со своим мужем, когда они с работы возвращались, да забегал он, так же, иногда — по делу. Если собирались у нас, Алатарцев, все равно приходил — но один и вел себя так, будто и не было ни чего, избегая смотреть на меня и говорить со мной.

В один из вечеров — вскоре, после произошедшего на свадьбе, я пришла домой, уставшая и озабоченная мыслями об организации переучета, коим любезно приковал меня сильнее к рабочему месту новый командир части. Чужие ботинки небрежно валялись в прихожей рядом с ботинками мужа. — Эй, вы! Кто тут у нас?

— Анжелика, это мы — у нас тут продолжение культурной программы. Мой муж и Алатарцев — шальные и хмельные — сидели в моей кухне. — Чего ты засуетилась? Иди к нам! Выпей с нами!

— Нет, не буду я с вами сидеть. Завтра трудный день и мне хочется отдохнуть. А вы тут что хотите — делайте, только не шумите, а то выгоню — обоих!

— Ты слышал, Серега, что твоя жена сказала — не зудеть и не жужжать! Вон, в углу, мухобойка висит — зажужжишь и она тебя — хлоп! И все! Пропал офицер Советской армии!

— Моя жена? А где она? Нет ее, тебе померещилось!

— Это тебе, пьянь ты, гидролизная — померещилось! Слушай, а зачем тебе Анжелика? А? У тебя же балерина есть! Ты че ей ответил?

— Да тише ты, — зашипел мой муж.

— А…, скрываешь от нее…, ну да, конечно! Так тебе удобно. А ты расскажи жене — от кого ты письма получаешь.

— Да мне и за деньги ни кто не нужен! Любовь вся эта — бредятина! Шурка — да — пишет мне на «часть», я так захотел! Ну и что?

— А Анжелика в это время пироги тебе печет, встречать ходит тебя к «мотовозу», дочь тебе родила — зачем?

— Не мешай мне — тебе не понять. Я теперь многоженец! Одна жена проблемы мои собой закрывает, а другая жена — обещает…, а че она обещает? Да ни че! Я люблю — Шурку и Анжелку — люблю!

— Чудак ты на букву «М», редкий ты циник. Ну, надо же так нажраться! — сокрушался и мял свое лицо Алатарцев

Я слышала весь этот разговор — «пьяный бред» и плакала — тихо — тихо. Впервые я пожалела, что не курю… — закурила бы. Вдруг удар огромной силы — выбил мою входную дверь. Я, в ночной рубашке, выбежала в коридор — Абинякин? О, Господи! И то же — пьяный! Что вам угодно, Александр Васильевич?

— Где твой муж? — шатаясь и икая, произнес он. Резким движением руки отбросил меня в строну. С трудом удерживая равновесие, это грузное чудовище — разгоряченное и злое, как вепрь — направилось в кухню, пачкая ботинками ковровую дорожку.

Мне захотелось провалиться сквозь землю, но сил от страха, хватило только на то, что бы сползти по стене на колени. Соседкина голова показалась в проеме перекошенной двери, и я увидела ее взгляд — еще более перепуганный, чем мой.

— У тебя тут шум какой-то, страшный, дверь сломана — глянь! Ты в порядке?

— Мариш, очень тебя прошу, не уходи — побудь со мною не много…, — сквозь слезы, с трудом произнося слова, с мольбою в голосе, просила я.

Конец ознакомительного фрагмента.