Безобразная Жанна

Кира Измайлова, 2017

Верно сказано: бойся своих желаний, ибо они могут исполниться. Однажды на призыв ревнивой и завистливой девчонки откликнулся тот, кто пообещал ей мечту. Договор есть договор, и нечисть сдержала слово. А потом пришел черед призвавшей… Не принцесса Жанна накликала беду на свою семью и королевство, не она заключила опасную сделку с потомком фей, однако все беды валятся на ее голову. И полагаться она может только на себя да на странного бродягу по прозвищу Рыжий, который сумел зажечь в ее сердце огонек новой надежды.

Глава 3

Мне не приходилось раньше забираться в эти ущелья, прогулки мои ограничивались известными тропами. Мне дозволялось ездить лощинами и перелеском, но и только. Должно быть, соглядатаи мои знали, что Тван может уйти и по горной круче, как его полудикая мать, а потому держали меня на короткой привязи.

— Рыжий, а как же гвардейцы? — спросила я, следуя за ним. Для бродяги он как-то слишком уж хорошо держался в седле.

— Они спали, — ответил он, глянув через плечо. — Нет, огонь на их лужок не пошел, ветер в другую сторону. Но теперь, если они уже проснулись, то пытаются понять, что вообще случилось!

— Твоих рук дело?

— А как же, — самодовольно ответил он. — Самое лучшее вино от госпожи! Три бочонка! Ты же его не пьешь, верно? Отчего бы не попотчевать служивых?

— Значит, ты все рассчитал заранее… Так кто же ты на самом деле, Рыжий? — негромко произнесла я, подобрав поводья.

Тван мог развернуться даже на этой узкой тропе, я знала…

— Просто бродяга, — ответил Рыжий. Уже рассвело, и видно стало, какое у него усталое, серое лицо. — Помолчи, хозяйка. Я и так еле жив.

Мы ехали молча до тех пор, пока солнце не поднялось в зенит, а мы не оказались в тенистом ущелье, где ручеек со звоном впадал в небольшое озерцо.

— Привал, — выдохнул Рыжий, сполз с коня и со стоном потянулся. — Давненько я не садился верхом!

— Ездишь ты уверенно, — заметила я.

— Научился в свое время, — ответил он, расседлывая серого. — Помочь?

— Сама справлюсь, — ответила я, — а то, чего доброго, Тван тебе руку откусит…

— Да уж… — пробормотал Рыжий, покосившись на моего каракового. — Ты есть хочешь, хозяйка?

Я покачала головой.

— И я не хочу. Сейчас лошадей обиходим, и можно будет вздремнуть. Сюда никто не доберется.

— Если гвардейцы живы-здоровы, то по следам нас найдут.

— Не найдут, — ответил он, глянув на небо. — Пока проснутся, пока разберутся, вот тебе и дождь… Успеем передохнуть.

Рыжий стреножил лошадей и пустил пастись — травы тут было вволю, — а сам примостился под большим валуном на попонах. Я села рядом — куда еще было деваться?

— Ты забывай свою привычку не спать ночами, — сказал он перед тем, как заснуть, — теперь хоть когда пару минут сна урвешь — считай, удача!

Я промолчала. Это от меня не зависело: я перестала спать ночами после смерти отца, да и прежде спала беспокойно. Только рядом с Саннежи я засыпала мгновенно, и снились мне огнегривые кони на бескрайних равнинах и кони белогривые на морских волнах, они встречались и мчались дальше бок о бок, и было это прекрасно…

— Хозяйка, — встряхнул меня Рыжий, и я очнулась. — Солнце садится. Я думал, дальше поедем, но не выйдет. Дождь скоро хлынет. Седлай своего дикаря, попробуем прорваться к пещерам, а то как река вздуется, нас только в заливе и выловят…

— Это, что ли, река? — нахмурилась я, глядя на ручеек.

— Сразу видать, в горах ты не бывала, — ухмыльнулся он и закинул седло на серого. — Живее!

Мы двинулись дальше, все вверх да вверх по замысловато изрезанным узким долинам и ущельям. Накрапывал дождь, потом он перешел в ливень, но Рыжий не сбавлял хода, понукая:

— Скорее, скорее, немного осталось!

Я же с ужасом и восторгом наблюдала за тем, как узкий ручеек в мгновение ока увеличивается до размеров настоящей реки, и реки очень бурной!

Тут мой заводной конь оступился, его едва не унесло потоком, и если бы не Тван да не подоспевший Рыжий, пропадать бы бедняге… Мы вытянули дрожащего гнедого на твердый берег, а мой проводник, слава всему сущему, сказал:

— Здесь остановимся. Не зальет.

Кони не хотели идти в пещеру, пусть даже снаружи поливал дождь. Только Тван, знавший меня с рождения, уверенно пошел за мною следом, ну а за ним потихоньку удалось завести и остальных.

Пещера, узкая у входа, едва-едва лошади пройти, почти сразу резко расширялась, образуя большой зал (здесь мы оставили коней), а затем снова сужалась. Туда Рыжий и привел меня. Там было тесно, но хотя бы сухо, а в углу нашелся хворост и целая груда черных камней.

— Это горючий камень, — пояснил Рыжий, высекая искру. — Его тут видимо-невидимо. Вонюч, но горюч, чуть распалишь, потом не погасишь… Кузнецам и ювелирам он особенно по нраву: жар дает ровный. Ну а нам, сама видишь, пары камешков на всю ночь хватит. А что до вони, так тут хорошо сквозит, живо вытянет…

Я молча порылась во вьюках, достала хлеб, сыр и вяленое мясо, и мы уселись у костра.

Лошади недовольно пофыркивали, принюхиваясь к костру, но Рыжий не солгал: дрянной запах мгновенно выдуло наружу, и стало можно дышать свободно. Тот, кто устроил здесь убежище, не прогадал: углядеть вход, густо заросший диким виноградом, можно было, лишь зная, где искать. Ну а что мы осторожно раздвинули плети, не страшно: они мгновенно переплетутся вновь. Зимой, когда листва опадает, должно быть, прятаться сложнее, но я была уверена: на этот случай есть другие тайники.

— Ты обещал рассказать, что случилось с Аделин, — напомнила я, утолив голод. — Кто исполнил ее желание, как это произошло?

Рыжий помолчал, вороша длинной веткой горящие камни. Вот уж поистине необычное зрелище! Надо же, столько времени я провела здесь, но слыхом не слыхивала о такой диковине…

— Что, интересно? — заметил мой взгляд бродяга. — Камни-то ладно. На севере в горах тоже такие есть, только не черные, а серые, слоистые, как пирог. Горят еще жарче. Если поджечь гору, в которой есть жила такого камня, она долго будет тлеть и дымить, а может и обрушиться, если большая жила выгорит дотла.

— Надо же…

— Ага. А кое-где на побережьях и в пустынях из земли течет горючая вода. Правда, она на воду-то не похожа: черная такая маслянистая блестящая жижа. Вот уж она как вспыхнет, не потушишь, — задумчиво произнес он. — На юге из нее делают «негасимый огонь», смешивают эту жижу с чем-то, наливают в глиняные горшки, поджигают и закидывают ими чужие корабли. Если хоть один такой на палубу попадет, пиши пропало. Что такое пожар на корабле, представляешь?

Я кивнула. Когда отец брал меня за море, всех предупреждали об опасности открытого огня!

— Ну вот. А эта дрянь растекается по всем щелям, полыхает, а водой ее не зальешь, разве что песком можно забросать, но много ли того песка выйдет с собой взять? Ну а если горшок в мачту угодит, тогда все. Тогда только рубить снасти да за борт скидывать… если успеешь.

— Ты так рассказываешь, будто видел все это своими глазами, — сказала я.

— Может, и видел, — улыбнулся он. — А ты у моря выросла… неужто даже не слыхала о таком?

— Так ведь у моря, а не в море, — вздохнула я. — Берег знаю… и тот не весь, а как морские сражения ведутся, только на картинках видела. Ну еще слыхала кое-что от капитанов да адмиралов, но они как начинали сыпать своими морскими словечками, так я от них и сбегала. Торговый корабль от боевого я еще отличу, а вот фок-мачту от бизань-мачты или там грот от стакселя — уже вряд ли… Но ты не уходи от вопроса, Рыжий. К чему ты завел разговор о «негасимом огне», если я спросила тебя о другом?

— Да просто припомнил, на эти камни глядючи, — задумчиво произнес он и снова ткнул палкой в костер. Один камень развалился, подняв тучу искр. — Надо будет раздобыть той смеси. Вдруг да пригодится? Передай-ка флягу, хозяйка, промочу горло и расскажу, что удалось узнать…

Он сделал несколько глотков и заговорил нараспев, как странствующий сказитель… впрочем, может быть, ему доводилось подвизаться и в этой роли?

— Это случилось вскоре после смерти вашей матери. Ты быстро утешилась — у тебя ведь оставался отец, да и князь был с тобой, и все вместе вы ускакали на охоту. Срок траура еще не миновал, и Аделин злилась: как это вы можете веселиться, когда королева лежит в могиле? А еще злилась на то, что ее не взяли с собой, что она пусть и красива и умна, но не так интересна, как старшая сестра, не на нее смотрит князь, не с нею, как с тобой, такой же юной, говорят послы… — Рыжий снова глотнул из фляги. — Так она забрела далеко в дворцовый парк, надеясь заблудиться — может, ее станут искать, беспокоиться? Но никто ее не искал, даже служанки: они пили чай с пирожными, кокетничали со слугами князя и думать забыли о младшей принцессе, — и, поняв это, Аделин горько расплакалась.

— Скажи, ты сочиняешь? — тихо спросила я, но он покачал головой.

— Думай как тебе угодно, хозяйка, но так все оно и было. Слушай дальше… Аделин расплакалась и пошла вперед, не разбирая дороги. И вдруг ей попался на пути незнакомец, который участливо спросил, что случилось с юной красавицей и не нужна ли ей помощь. Он был так ласков и учтив, что Аделин выложила ему все, что ее печалило, и даже чуточку больше. И тогда, — Рыжий чуть подался вперед, — незнакомец предложил исполнить ее желание, если она взамен исполнит его.

— И что же он…

— Догадайся, хозяйка.

— Это был колдун? — помолчав, спросила я. — Он согласился выполнить просьбу моей сестры, а за это она должна была выйти замуж за Рикардо?

— Точно. И не просто выйти замуж, а подарить ему наследника.

— И она согласилась, дурочка! — воскликнула я. — Создатель, наверно, она подумала, что это розыгрыш, что ее просто хотят утешить. Ну нельзя же верить в добрых волшебников в таком возрасте!

— А вера не имеет значения, — покачал головой бродяга. — Слово было сказано, клятва прозвучала, и развеселившаяся Аделин вприпрыжку побежала обратно. А вечером во дворец прискакал гонец, потребовал всех лекарей, что только есть в округе, — да хоть бабок-шептуний, знахарок, всех! — и увез их в охотничий домик.

— Это была та самая охота… — прошептала я, снова схватившись за лицо.

— Именно. Ну а потом, пока ты приходила в себя, на балах блистала юная Аделин, она быстро расцвела. Ты верно сказала: она вовсе не глупа, просто в твоей тени никто не замечал младшую принцессу.

— Но она не получила Саннежи, даже несмотря на то, что он послушал меня и намеревался сделать предложение ей… — Я подняла руку. — Постой, я догадаюсь. Она пожелала, чтобы он полюбил ее, а если не ее, то… пускай не достанется никому?

— Точно так. То, что он собирался посвататься к Аделин, ничего не меняло — он все равно любил тебя, а не ее. И его не стало.

— Значит, если бы я приняла его предложение, он все равно бы погиб?

— Скорее всего, — кивнул Рыжий. — Хозяйка, ну что ты?.. Зачем? Былого не воротишь…

— Я не плачу! — гневно сказала я, когда он попытался заглянуть мне в лицо. — Я не умею!

— Ты это второй раз говоришь, а я в толк не возьму, как такое возможно.

— Вот так. Не умею, и все. Аделин — та, чуть что, мигом ударялась в слезы, а у меня не выходит. В груди давит, дышать трудно, а слез нет… Мама говорила, я с детства такая. Хватит обо мне! — Я перевела дыхание. — Итак, вскоре объявился Рикардо… Мы с Аделин уже обе были на выданье. Что я не отвечу согласием на его предложение, любой дурак бы понял, и тогда он просто забрал обещанное, верно я понимаю? Недаром же Аделин словно ослепла и ума лишилась! Сперва фыркала, мол, что за нелепый принц, а потом…

— Потом ваш отец ушел за горизонт, — сказал бродяга, и я не сразу поняла, что он имеет в виду. Хотя он ведь уже говорил так о Саннежи… — А ты, брошенная всеми и прогнавшая всех, кто мог бы тебе помочь, осталась совсем одна. И даже если сестра жалела тебя, то поделать уже ничего не могла: ее желание исполнилось, она вышла замуж за принца, стала королевой, уму и красоте которой завидуют все вокруг, и теперь дело за малым… она ведь тоже дала обещание.

— Дурная девчонка! — Я вскочила и от злости пнула груду горючего камня. — Ну как можно было сделать такую глупость! Будто мало нам мама сказок рассказывала о таких вот… добрых феях! Мама…

— Вспомнила что-нибудь?

— Мама рассказывала… — выговорила я, замерев на месте. — Помолчи, не то я снова забуду… Верно. Не верь феям, говорила она. Не шути с ними. Ничего не бери у них, а если угораздит взять — не обещай ничего взамен, тем более расплатиться в будущем. Если что-то отдаешь, так отдавай сразу. Не загадывай желаний — они их исполнят, но так, что ты волком выть будешь, лишь бы вернуть все, как было прежде, но они только посмеются и заберут обещанную плату. Выходит… мама знала? А мы с Аделин считали это сказками…

— Я же сказал: вы королевской крови, — негромко ответил бродяга. — Только ты бы обходительному незнакомцу не поверила, а сестра твоя и впрямь была совсем еще юной и глупой. Ей хватило обещания… такой вот сказки.

— А ты кто такой, если знаешь о подобных вещах? — Я невольно потянулась за топориком, но Рыжий даже не шевельнулся.

— Да никто, — сказал он серьезно. — Бродяга, говорил ведь уже. Иду куда ветер несет, слушаю всякое-разное, а тут вот застрял, словно стена на пути, никак не обойти. Стал искать лазейки-обходы, попал в твой дом, а потом… — он ухмыльнулся, — начал искать-копать, выяснил худо-бедно, что к чему да почему, сама же удостоверилась только что! Это вовсе не сложно, если знаешь, кого да о чем расспросить, а еще если у тебя ушки на макушке, а в памяти — воз да маленько всяких сказок, мне их родители да бабки-дедки, тетки-дядьки да случайные знакомцы столько понарассказали, что голова кругом идет, едва сосчитать попробуешь…

— Так ты нашел лазейку? — тихо спросила я, и он мотнул рыжей головой.

— Нет в этой стене лазеек. Ее только сломать можно. Я потому и вернулся к тебе: не могу на одном месте кружить, мне вольный ветер нужен, а тут уже дышать нечем. А уйти я не могу, пока не выберусь из этой ловушки. Может, не сверни я той ночью к твоему дому, проскочил бы, а теперь поздно. Вперед не моги, да и назад уже хода нет.

— О чем ты? — прошептала я, надеюсь, не слишком жалобно.

— Видала, как сети заводят? — спросил Рыжий, подняв на меня темные глаза, в которых плясали отблески пламени. — Стягивают потихоньку. Мелочевка еще улизнет сквозь ячейки, а крупная рыба останется… А тут все мы — крупная рыба, и невод — размером со все твое королевство. Пока еще у Рикардо нет полной власти, и то уже отсюда не вырваться, но если он заполучит сына… — Он помолчал и закончил: — Не станет этого места. Никого не станет: ни людей, ни зверей да птиц, ни жуков-пауков, бабочек-козявочек, вплоть до самой мелкой мошки, ни цветка, ни былинки не останется… Рыбы, может, выживут. Если не сварятся заживо. То-то уха выйдет…

— Я не понимаю… — Мне стало страшно.

— Вспомни матушкины сказки о феях, хозяйка, — устало сказал он. — Они все время ищут какую-то дверь. Рикардо ее нашел, только ключа у него нет. А как найдется, гореть нам всем дотла, даже пепла не останется…

— Почему?

— Потому! Чтобы открыть дверь, сил нужно столько, сколько за три века не скопить. Но можно и разом их получить… Быстро. Убьешь все кругом — вот и готово.

— Рыжий, погоди! — Я невольно схватила его за плечо. — Было, было в одной сказке такое: мороз сковал землю и убил все живое, и сделали это феи! Только зачем, мама не сказала, может, сама не знала… Но…

— Они же разные, феи-то, как и люди, — серьезно произнес он. — Одна заморозит, другая сожжет. Если Рикардо ключик заполучит — гореть нам… Ну, это я уже говорил.

— Ты хочешь сказать, фея — это Рикардо?! — вырвалось у меня. — Разве такое возможно?

— Нет, он всего лишь полукровка, и сил ему требуется куда больше, чем чистокровной фее. Кстати, потому он и уродлив, — все так же спокойно сказал Рыжий. — Чистокровным феям человеком прикинуться — раз плюнуть, а вот их отродья в родительских-то чертогах все в них, красавцы писаные, а у нас, на земле, — или кривые, или хромые, а то и вовсе без рук и ног. Некоторым еще везет, вроде как Рикардо и его дочке.

— Значит, Эмилия поэтому родилась калекой? — Я потрясла головой. — А что за ключик? Постой, сама догадаюсь… Наследник?

— Да. Почему годится только мальчик, понятия не имею, — вздохнул бродяга. — Наверно, если бы тот «кожаный мешочек» протянул хоть несколько часов, Рикардо использовал бы его, но…

— Рыжий, ты же говоришь, Рикардо — полукровка, ему-то зачем все эти… двери, ключи? — тут уже я схватила его за воротник куртки.

— Я ведь намного больше сказал, — ответил он, отстранив мои руки.

— Да, верно… В чертогах фей он будет прекрасен? И все — только ради этого?! Я верно поняла: ему не просто нужно скопить силы… это их он тянет из моих земель, верно? И ему еще придется отдать сына, чтобы открыть эту треклятую дверь?..

— А что бы ты отдала, лишь бы вернуть себе прежнее лицо? — спросил бродяга, глядя мне в глаза.

— Свою гордыню, — ответила я после паузы и отвернулась.

— Ну же, моя королева, — тихо сказал Рыжий, дав мне время совладать с собой. — Это не дело. Подданные увидят.

— У меня нет подданных. И я еще не королева, — выговорила я сквозь сдавивший горло спазм.

— Ты — королева. По праву крови. А подданные найдутся. Вот я, например, сгожусь для начала? — усмехнулся он и добавил: — А удобно, наверно, не уметь плакать! Зареванные девушки выглядят ужасно!

— Не ужаснее меня, — скривила я губы. — Что ж, самопровозглашенный подданный самозваной королевы… мы не договорили. Откуда тебе известно все это, спрашивать не стану, ты все равно не ответишь. Но, быть может, скажешь, почему Рикардо объявился именно здесь, у нас?

— А ты думаешь, он ищет ключ первый десяток лет? — хмыкнул Рыжий. — Он куда старше, чем кажется, говорю же — полукровка! Уж не знаю, как фея ухитрилась сойтись с человеком, может, забавлялась… но, видно, исчезла сразу после того, как Рикардо появился на свет. Подкинула его кому-нибудь, может, даже настоящему отцу, и испарилась.

— А почему ты уверен, что это была она, а не он?

— Потому что плод человеческой женщины от феи редко появляется на свет живым. А если так, то мать все равно чаще всего погибает, а от ребенка люди разбегаются с криками ужаса. Некоторые выживают, конечно, но… — он покачал головой.

— Как у Аделин?.. — содрогнулась я.

— И это Рикардо еще полукровка, если вовсе не на четверть или осьмушку фея, — кивнул Рыжий. — Я бы даже на второе поставил, они обычно живут долго, если сразу не подохнут, конечно.

— Но постой, ведь известно, когда он появился на свет, его отец еще жив… А ты говоришь, Рикардо не первый десяток лет ищет этот ключ! Как такое может быть?

— Заморочить людям голову фее, даже не чистокровной, ничего не стоит. Может, и жил когда-то настоящий принц Рикардо, обычный мальчик, но наш знакомец занял его место. Ты ведь сама упоминала, хозяйка: все кругом сделались будто сами не свои, даже твой отец…

— Понятно… — пробормотала я. — Но всем известно, что Рикардо с рождения хром и горбат, так когда же он объявился в тех краях? И как ухитрялся изображать ребенка?

— Не по годам умного ребенка, — напомнил Рыжий. — Так и ухитрялся. Феи и не на такое способны. Вот матерей обмануть сложнее, потому мать настоящего принца и умерла очень скоро.

— И моя тоже…

— Да. Судя по тому, какие сказки она рассказывала вам с сестрой, кое-что она знала. Ее никак не должно было оказаться рядом, когда появился Рикардо.

Я снова пнула камни и села у костра.

— Но почему именно так? Если ему нужна королевская кровь… я верно поняла? Разве нельзя принести меня или Аделин в жертву, а не мучить так?!

— Нельзя. Дверь запечатана кровью феи и королевской кровью. — Рыжий помолчал. — Она была пролита одновременно, и открыть эту дверь можно, только повторив это. Но настоящих фей в этом мире больше нет, последняя была убита на том самом месте, где прикрывала исход остальных. Здесь остались только полукровки, о которых беглянки и не вспомнили. Может быть, у Рикардо есть еще дочери, кроме Эмилии, но девочки не годятся, а какой ему смысл убивать себя?

— То есть сын Рикардо в самом деле станет… искомым ключом? — спросила я зачем-то, хотя ответ и так был очевиден.

— Именно.

— Рыжий, спрошу еще раз: откуда тебе столько известно обо всем этом?

— А разве это имеет значение, моя королева? — Он глубоко вздохнул. — Ладно уж, сознаюсь: мой предок неплохо повоевал, когда последних фей загнали на край земли! Там он и погиб, но, к счастью, к тому времени уже успел обзавестись внуками.

— Так ты тоже… королевской крови? — предположила я.

— Да нет, что ты! Прапра… а, что толку считать те «пра»? Словом, предок был обычным воякой, — усмехнулся Рыжий. — Закрыл собой молодого короля Эдриана, так и погиб. Его сын бился рядом, от него потомки и узнали… обо всем. Ну и пообещали, как предок, всегда защищать королевскую кровь, потому как без нее нашему уютному миру может и конец настать. Фей-то выгнали, но поди знай, сколько еще полукровок они оставили? Мы потому и кочуем по свету: никогда не знаешь, где что найдешь… Я вот сказал — тянуло меня сюда необычайно, я и пришел. И, видишь, не промахнулся: нашел-таки последнюю королеву!

— Что-то не сходится у тебя, — покачала я головой. — Пускай феи живут веками, но если Рикардо — отпрыск одной из них, то ему, выходит, тоже несколько столетий? Раз последних помогал изгонять аж твой прапрапра…

— Может, и так, — легко согласился он. — Я ведь говорю, он смешанной крови, а такие тоже живут не как люди. Поди знай, кто на самом деле были его родители, какая доля крови фей течет в его жилах! Полукровки частенько оказываются ох как сильны…

— Знаешь, Рыжий, — сказала я после долгой паузы, — кроме матушкиных, я слышала еще и другие сказки. Там феи-мужчины похищали человеческих женщин, чтобы те давали им потомство: своих было слишком мало. Девицам казалось, будто они живут в королевских чертогах, а на деле это были развалины, и повитухи, приходящие к несчастным, ужасались увиденному, как эта твоя бабка! И если я нужна Рикардо вместо Аделин, отчего бы ему не прислать тебя, чтобы заморочить мне голову и убедить сбежать… куда-нибудь? Я еще в тот раз подумала: ты можешь заговорить зубы безо всякого колдовства! Я уже почти поверила…

Рыжий молчал.

— Железа ты не боишься, рябины тоже — ты не феино отродье, — продолжила я, — но кто знает, что умеют их слуги? Вдруг ты тоже задолжал что-то феям и теперь стремишься отдать долги, а они ради этого наделили тебя даром убеждения? Аделин однажды послушала незнакомца, и ты сам рассказал, к чему это привело. Может, это ты и был тем незнакомцем? — Я помолчала и добавила: — Если я пойду с тобой, я сойду с ума. Я не стану спать ни ночью, как прежде, ни днем. И однажды я зарублю тебя, спящего… просто от страха.

— Знаешь, хозяйка, — ворчливо сказал Рыжий. — Если все заколдованные принцессы таковы, то я, кажется, понимаю, почему на свете не осталось прекрасных принцев! Ладно там колдуны да сторожевые драконы, так ведь спасенная по пути в отцовский замок все мозги через ухо десертной ложечкой выест!

Я не удержалась и фыркнула. Смешок получился нервным.

— Ясно, ты страшишься неизвестности, — сказал он уже серьезно. — Я и сам не знаю, что будет дальше, не привык загадывать слишком надолго вперед. Вот встретимся с теми людьми, о которых я говорил, тогда и будем судить да рядить. Времени у нас не очень-то много. Зимой у фей сил меньше, даже у чистокровных, вот до начала весны и нужно управиться. Иначе…

Рыжий выразительно ткнул своей палкой в огонь, снова взметнув фонтан искр.

— Думаешь, Рикардо еще раз попытается… — Я проглотила окончание фразы, но он понял.

— Конечно, попытается. Соберет все силы, лишь бы Аделин снова понесла. Но и ему уже ясно, что она совсем слаба… А тут еще ты погибла! Он будет в ярости, уверен.

— А поверит ли он в это?

— К тому времени, как его дознаватели сюда доберутся, пепелище трижды дождем прополощет, снегом укроет и морозцем прихватит, — хмыкнул бродяга. — Поди поищи в мерзлой земле твои косточки!

— Гвардейцы могут поискать, как пожарище остынет.

— Это верно. Но тут еще поди угадай, скажут ли они кому-нибудь что-нибудь или же промолчат… Я ведь тебе говорил об их командире. Помочь он не помог, но вдруг хоть язык узлом завяжет? Тоже ведь не лишне…

— А если останков моих не найдут, — задумчиво произнесла я, — Рикардо не будет уверен, жива я или нет. И искать меня будут все равно, раз уж с Аделин ничего не выходит.

— Ничего, еще ведь Эмилия имеется, — утешил Рыжий и пояснил, видя мое недоумение: — Рикардо может подождать, пока девочка не подрастет, а там выдаст ее замуж за кого попало, лишь бы сына родила. В ней ведь есть и его кровь, и королевская, так что… А может, и сам позаботится о наследнике.

— Мерзость какая! — передернулась я. — Ты так спокойно говоришь об этом…

— А что зря гоношиться? — пожал он плечами. — Пойми, это феино отродье. Они думают иначе, чем люди. Они никого не любят, кроме себя самих, а если вдруг полюбят, то… избави Создатель человека от их милости пуще, чем от их ненависти! — Рыжий вздохнул. — Сестра твоя, ты сама, Эмилия — вы для Рикардо просто сосуды, из которых он может извлечь ключ, не более того.

— Мне уже хочется прокрасться во дворец, задушить племянницу, прирезать сестру и самой прыгнуть с маяка в море, — пробормотала я. — Чтобы эта тварь уж точно никогда отсюда не выбралась и сдохла здесь рано или поздно…

— Оставь этот план на самый крайний случай, — посоветовал он совершенно серьезно. — Но это уж если никакого другого выхода не останется… А пока подожди. Есть еще шанс добраться до самого Рикардо, и надо его использовать. А теперь ложись и вздремни. Дождь надолго зарядил… А меня не бойся. — Рыжий посмотрел на огонь, отчего в его темных глазах заплясали языки пламени, и добавил негромко: — У меня к феям свои счеты.

— Твой предок?..

— Не только, — коротко ответил он и умолк. Потом сказал: — Спи, хозяйка. Дождь смывает не только следы, но еще и тревоги, и печали.

— Я люблю спать под звуки дождя, — невольно улыбнулась я. — Как когда-то в охотничьем шатре, когда капли барабанят по парусине, а внутри сухо и собаки ложатся в ногах, чтобы греться самим и греть хозяев… И лошади фыркают снаружи, пахнет дымом, а…

— А утром пахнет свежо и остро, — негромко подхватил он. — Мокрой травой и сосновой смолой, лесной прелью и остывшим пеплом костра — горьковато так, да? И псиной несет, куда ж без того!

Я снова улыбнулась и попыталась представить, что я не в пещере теперь, а в том самом шатре, на меховой постели, и мои охотничьи псы, подаренные отцом, свернулись большими мохнатыми клубками по бокам и иногда поскуливают во сне, переживая заново сегодняшнюю охоту… А Тви бродит снаружи (она не признавала привязи, но и без нее не отходила от меня ни на шаг, сторожила лучше иной собаки), позвякивая недоуздком и шумно вздыхая, щиплет сочную траву. А у костра мужчины пьют вино, закусывают добытой за день дичью да рассказывают охотничьи байки, вкусно пахнет жареным мясом и дымом… Меня-то по малолетству сослали спать, служанка давно сопит с присвистом, а у меня не закрываются глаза. И не закроются, пока Саннежи не пройдет за тонкой стеной шатра и не скажет: «Доброй ночи!» Его одного Тви подпускала так близко, его да еще моего отца, а прочих мужчин могла и покусать, и угостить копытом…

Я сама не заметила, как уснула, а наутро проснулась от знакомого запаха: пахло дымом костра, конским потом и немного мокрой псиной, а еще хвойным лесом — сквозняк доносил снаружи этот запах, — грибами и глубокой осенью.

Оказалось, я лежу на сложенных попонах, прижавшись к бродяге, а он обнимает меня, вовсе не из низменных побуждений, а лишь чтобы согреть: костер давал не так уж много тепла, а накинутые сверху плащи от промозглого холода не спасали, потому как сами не успели просохнуть и грели из рук вон плохо.

Привстав, я вгляделась в лицо крепко спящего Рыжего: так спят люди, уверенные в том, что они в безопасности. Дыхание его было ровным, он даже едва заметно улыбался чему-то во сне… В полумраке пещеры сложно было разглядеть его получше, а жаль! Я ведь ни разу не видела его на дневном свету, только ночью, или в сумерках, или в отблесках костра.

— Проснулась? — спросил он, открыв глаза, будто и не спал вовсе, и сел, потягиваясь. — Спина болит, чтоб ее… Мало верховой прогулки, так еще эти камни клятые! Будто палками побили, честное слово… Что смеешься?

— Дряхлеешь, видно, — ответила я, роясь во вьюках. — Отец мой тоже говорил, что в юности мог спать на голых камнях и есть что попало, а как стал постарше, так после ночевки в походном шатре жаловался вот в точности как ты. И камни-то твердые, и лапник колючий, и одеяла сырые, и дует отовсюду, и холодно…

— Я еще не настолько стар, — фыркнул Рыжий, приглаживая лохмы. — Здесь понизу не дует и довольно-таки сухо. Но камни твердые, это уж точно! Пойду гляну, что там снаружи, да лошадей обихожу. Ты поешь пока, я потом перекушу.

Есть мне вовсе не хотелось, да и наружу выйти требовалось, так что я подождала немного и последовала за Рыжим. Он уже вернулся, судя по покрытой мелкими каплями воды шевелюре, и теперь задавал корм лошадям: заводных он навьючил изрядно, явно с запасом. И то, где теперь разживешься овсом? А на одном подножном корму они долго не протянут, это не Тви, которая умела добывать мороженую траву из-под снежного наста и могла грызть кору за неимением лучшего.

Тван тоже мог, уверена, хоть он и вырос в королевской конюшне. Просто Саннежи, помню, велел мне выгнать полугодовалого жеребенка вместе с матерью подальше в поле и посмотреть, как он справится и чему у нее научится. Всю осень и часть зимы они прожили на дальнем пастбище, близко к лесу, никто их не кормил — я запретила, — но они, считай, и не отощали вовсе…

— О чем задумалась, хозяйка? — спросил Рыжий, когда я принялась гладить Твана по белой проточине на лбу.

— Странно немного, — ответила я, помолчав. — Я столько лет не вспоминала Саннежи, а стоило поговорить с тобой… На что ни взгляну, о чем ни подумаю, так он перед глазами как живой!

— Ты просто запретила себе думать о нем, — серьезно сказал он. — Так бывает. Когда очень больно, человек, чтобы не сойти с ума, выстраивает у себя внутри крепостную стену и прячет за ней все, что связано с причиняющим боль, и не важно, была ли это смерть близкого человека, какое-то другое несчастье… А когда проходит время, стена начинает разрушаться. То один камень выпадет, то другой, и ты уже можешь понемножку вспоминать о былом, но не выть от горя и не разбивать голову об эту стену. Ведь так? — Рыжий повернулся ко мне. — Ты и о той роковой охоте ничего не помнишь, верно? То есть думаешь, что не помнишь…

«Жанна, стой, я сам!» — будто наяву прозвучал окрик Саннежи, и я вздрогнула.

«Погодите, госпожа, надо проверить…» — проговорил еще кто-то.

«Вот еще! Это моя добыча!» — ответил звонкий девичий голосок… мой собственный.

А потом раздался сдавленный вскрик, рычание, предсмертный взвизг, чьи-то вопли и яростный, полный боли и горя крик моего князя… В нем не было слов — не на кого было призывать кару Создателя, волка уже добили, а я сама была виновата, что сунулась так близко к добыче, не удостоверившись, что зверь действительно мертв…

— Вспомнила? — негромко спросил Рыжий, и я кивнула.

Да, верно, так все и было. Сквозь боль и страх я еще осознавала, что Саннежи несет меня на руках, а сам плачет навзрыд, не в силах ничем мне помочь…

Правильно, это потом я придумала, что он приехал, узнав о случае на охоте, но нет — он тоже там был и все видел. И, должно быть, корил себя за то, что не успел остановить меня.

Вот уж верно сказал Рыжий — я больно ранила Саннежи, раз за разом, а он все мне прощал. Только где было глупой девчонке-подростку это понять? А мамы уже не стало, и некому было подсказать мне, как быть…

— Ты прав, — сказала я. — В памяти действительно много таких стен, целый лабиринт. Наверно, эту я выстроила, чтобы забыть о том, как все было на самом деле. Не чувствовать вины перед Саннежи — он меня не уберег, хотя обещал отцу глаз с меня не спускать, и, должно быть, сильно терзался, хотя отец никогда не попрекал его этим… Не вспоминать его горя и слез — никогда прежде не видела, чтобы он хотя бы в лице переменился… Знаешь, страшно видеть, как сильный мужчина плачет, понимая, что помочь не в его силах? Отгородиться от всех и сделать вид, что от испуга лишилась памяти… куда уж проще!

Конец ознакомительного фрагмента.