Брачная ночь с горцем

Керриган Берн, 2017

Гэвин Сент-Джеймс, граф Торн, – самый прославленный обольститель – намерен решительно изменить свою жизнь. А для этого необходимо, во-первых, заполучить некое поместье, идеальное для его планов по разведению скота, а во-вторых, – поскольку другого способа завладеть поместьем нет – жениться на его владелице… Выросшая на Диком Западе Саманта Мастерс – далеко не скромная викторианская дама. Она носит брюки, ругается, как старый ковбой, и может сама о себе позаботиться. Но обстоятельства складываются так, что ей тоже необходимо срочно выйти замуж. Так что предложение Гэвина принимается с благодарностью… Однако венчание – это не конец, а только начало. Как же сложится невероятная семейная жизнь неистового горца и независимой американки?..

Глава пятая

«Дорогая Элисон!

Прилагаю к этому письму документы от твоего поверенного, необходимые тебе для приема в магистрате. Согласно этим документам, тебе нужно жить в Эррадейле постоянно на протяжении не менее одного года. Надеюсь, тебя это устроит. Мне приходилось слышать, что в отсутствие Россов, следивших за порядком, это место слегка обветшало, но думаю, оно все же гостеприимнее того, что ждало бы тебя в Америке. Особенно после того, что здесь называют «Бойней Мастерсов».

Ты много лет не была в Шотландии, так что думаю, стоит напомнить тебе нашу семейную историю, дабы ты могла использовать полученные знания в борьбе с противниками. Шотландские горцы обыкновенно гордятся своими кланами и верны им однако покойный лэрд Хеймиш Маккензи своим нравом и поведением бросил серьезную тень на весь клан Маккензи из Уэстер-Росса. Ты, разумеется, знаешь, что это он убил на дуэли твоего отца. В отличие от американского Запада, в Соединенном Королевстве дуэли уже лет сорок как вне закона, однако шотландцы крепко держатся за старинные традиции.

Гэвин Сент-Джеймс, лорд Торн, — урожденный Гэвин Маккензи. Он сын лэрда Хеймиша Маккензи и его второй жены Элинор. Графство он получил не по линии Маккензи, а с материнской стороны, от Сент-Джеймсов; его двоюродный дед умер бездетным, и Инверторн перешел через Элинор к ее первенцу мужского пола. Всем известно, что лэрд Маккензи для того и женился на Элинор, чтобы получить в свое распоряжение Инверторн, а затем обратил взгляд на Эррадейл.

В отличие от своего отца, лорд Торн прославился не жестокостью и насилием, а распутством. Рассказывают, что он соблазнил первую жену своего старшего брата, Лиама Маккензи, их связь раскрылась, и бедная женщина покончила с собой. Лорду Торну после этого пришлось уехать из Шотландии. Несколько лет он путешествовал по Англии и по континенту, швыряя деньги направо и налево и предаваясь развлечениям, которым позавидовал бы и Калигула. Хотя после этой истории они с лэрдом Маккензи, известным также как маркиз Рейвенкрофт, терпеть друг друга не могут, лорд Торн по-прежнему делит с братом винокурню Рейвенкрофт: половину ее он получил в наследство после загадочной смерти отца. Думаю, именно поэтому он, как и его отец в прошлом, мечтает завладеть Эррадейлом.

Твое присутствие на этой земле повергает все его притязания во прах, так что оставайся в Эррадейле, сколько захочешь, — хоть всю жизнь! Вряд ли мы когда-нибудь увидимся — я едва ли вернусь в Шотландию, а ты, по понятным причинам, не станешь возвращаться в Америку, но мы можем обмениваться письмами. Чувствуй себя в Эррадейле хозяйкой и делай все, что пожелаешь. Если тебе удастся извлечь из поместья доход и ты захочешь сделать эту землю своей по закону, то я, разумеется, рассмотрю твое предложение прежде всех прочих.

Несколько слов о лэрде Маккензи. Несколько лет назад он вышел в отставку и вернулся к себе в поместье. В армии, где он прослужил много лет, за невиданную свирепость и безжалостность его прозвали Демоном-горцем. Однако, водворившись в родном поместье в качестве лэрда Маккензи, он до сих пор не проявлял ни малейшего интереса ни к Инверторну, ни к Эррадейлу, так что думаю, с его стороны тебе ничего не грозит.

Однако хочу предупредить тебя, Элисон: ради собственной безопасности никогда, никогда не посещай замок Рейвенкрофт! Твоя мать не раз говорила мне, что не знает места опаснее этого.

Скоро напишу тебе еще, дорогая подруга.

ТвояМиссис Грант Роллинз

(еще нет, но с Божьей помощью надеюсь скоро стать!)»

Если бы Саманта составляла список того, что больше всего на свете ненавидит, то на первом месте, пожалуй, стояли бы насильники. На втором — те, кто жесток к детям и животным. А на третьем… наверное, красивые и надменные шотландские лорды.

Еще недавно она ни секунды не колеблясь поставила бы на третье место убийц. Но теперь была не так уверена. В конце концов она сама — убийца. И не раскаивается в том, что совершила. Сожалеет, быть может, но не раскаивается.

Итак, на третьем месте — шотландские лорды, а сразу за ними — поездки верхом в юбке, в дамском седле!

Она-то привыкла ездить вообще без седла. Но в юбке так не выйдет — если не подобрать на седло подол, его забрызгает грязью из-под копыт. Так что Саманта оседлала жеребца и поскакала в направлении эррадейлских пастбищ — потренироваться, прежде чем предстанет перед магистратом.

Для торжественного случая она выбрала строгое синее платье, уложила тяжелую косу в аккуратный круг на затылке и исцарапала себе всю голову, прикалывая булавками шляпу. Увы мутное зеркало над древним бюро лишь подтвердило то, что Саманта и так знала: она ни капельки не походила на леди!

А ведь Элисон Росс — настоящая Элисон Росс — она так хороша, так изящна… Ей, Саманте, не бывать такой никогда. Да, конечно, она может попасть из револьвера в яблочко на полном скаку, может починить упавшую изгородь, а также заклеймить быка и принять роды у коровы. Но скользить по полу так плавно, чтобы люди гадали, есть ли под ее пышными юбками ноги, ей не дано. Она не умеет сиять улыбкой, флиртовать, говорить милые глупости. Ничего изящного, модного, утонченного в ней нет.

Она — просто Саманта Мастерс, костлявая девчонка с ранчо Смитов.

«Мне нравятся пухленькие и привлекательные, но хитроумные худышки нравятся тоже!» — говаривал со своей лукавой усмешкой Беннет.

Саманта определенно относилась ко второй категории. Не к «привлекательным».

О черт! Снова — как всегда при воспоминаниях о покойном муже — сердце пронзила знакомая боль, от которой перехватывало дыхание.

Как стать «пухленькой», если живешь впроголодь? И кому нужна «привлекательность» посреди бескрайней пустыни?

Когда знакомые мужчины хотели сказать Саманте комплимент, ее хвалили совсем другими словами. Называли сообразительной. Трудягой. Знающей свое дело. Говорили, что на лошади она сидит как влитая, что отлично управляется с вилами и снопами сена, — но никто никогда не говорил, что на ней очень красивое платье. Тем более что платья она надевала не так уж часто.

Беннет с этим мирился. «Верно, — говорил, — бедра у тебя костлявые, зато какое милое личико!»

В то время ей казалось, что это похвала.

И еще он хвалил длину и густоту ее волос и всегда сам расплетал ее косу, перед тем как они ложились в постель. Волны густых волос полностью скрывали ее плечи и грудь, и Беннет смотрел только ей в лицо.

Саманта с детства мечтала сбежать с ранчо, где выросла, подальше от семьи Смитов, поэтому охотно верила, что каждое слово, слетавшее с его красиво очерченных губ, должно было ей льстить.

Только теперь, задним числом, отравляя все светлые воспоминания о Беннете, мучили ее вопросы и подозрения.

А может, он стремился прикрыть ее тело волосами, потому что она ему не нравилась?

«Когда мы занимаемся любовью, я хочу глядеть тебе в глаза, — говорил он. — В твои прекрасные синие глаза. Зачем смотреть куда-то еще?»

И тогда она слышала только одно: «У тебя прекрасные глаза».

Но сейчас Саманта понимала: на все остальное он, скорее всего, старался не смотреть.

Миновав Гришем-Пик, Саманта повернула на дорогу, отделявшую ее владения от Инверторна. Хотела бы она, чтобы дыхание перехватывало лишь от первозданной красоты вокруг! И чтобы лишь далекие серовато-голубые шпили замка Инверторн, гордо вздымавшиеся над древним лесом, порождали боль в груди.

Но нет, в такие минуты — редкие минуты, когда Саманта не была занята работой, — она неизбежно обращались к вороху вопросов, сомнений и тревог.

И каждое «почему» больно жалило в сердце.

Однажды — тогда они уже встречались тайком — Беннет вместе с Бойдом и Брэдли вызвался продать скот Смитов на ярмарке в соседнем городке. Вернулись они на неделю позже, чем собирались, и с полными карманами денег. Беннет говорил, что они остались помочь покупателям с забоем скота. Тогда Саманта поверила. А теперь спрашивала себя: правда ли это? И та кровь, что отстирывала она от его рубахи, — точно ли была бычья кровь?

А прошлой ночью, лежа без сна, Саманта вспоминала о том, как через четыре месяца после свадьбы сунула мужу под нос его рубашку, вонявшую дешевыми духами, и потребовала ответов. Он только рассмеялся и сказал, что ревность жены ему льстит. А потом терпеливо объяснил: она же сама знает, что центральные улицы Рено кишат шлюхами, а шлюхи обожают поливать себя всякой пахучей дрянью.

«Стоит пройти по Главной улице — и будешь пахнуть, как французский денди! — Тут он со смехом подхватил ее на руки и бросил на кровать. — Милая моя, не могут же все женщины пахнуть чистотой и свежестью, как ты!»

А в другой раз, когда Саманта заметила у Беннета на воротнике красные пятна, очень напоминавшие губную помаду, он как ни в чем не бывало ответил: мол, одолжил свою лучшую рубашку Брэдли, чтобы тот сходил в ней в салун и повеселился с девицами.

До сих пор ей не приходило в голову, что Беннет мог лгать.

Когда же, накануне ее двадцатого дня рождения, Беннет предложил ей бежать — она не колебалась ни секунды. Видела в нем рыцаря в сверкающих доспехах, готового спасти ее от ужасной участи — сделаться второй женой мормонского старейшины.

Беннет увел скот у Смитов — и Саманта ему помогла. «Это справедливо», — говорила она себе. На Смитов она с семи лет работала, целыми днями стирая пальцы в кровь, и ради чего? Чтобы ее продали похотливому старику?

Когда Беннет стал грабителем и втянул ее в свои преступные дела, Саманта верила: это потому, что честно на жизнь не заработать. Крупные землевладельцы, скотоводческие короли, поддерживаемые правительством, всех вытесняли с рынка, и братья Мастерсы говорили: для честных фермеров теперь все пути закрыты. Говорили о тирании — и она им верила. Верила, что они, как Робин Гуд в былые времена, грабят угнетателей, отбирают бесчестно нажитое и со временем употребят эти деньги на благородную цель — на то, чтобы открыть свое дело и дать работу десяткам безработных, которых вытесняли с заводов и фабрик машины.

— Может, ты и худышка, Сэм, — пробормотала Саманта вполголоса, — но хитроумной тебя не назовешь. — Какая умная женщина позволила бы втянуть себя в такую историю?

— Кто такая Сэм? — послышался вдруг мужской голос.

— О черт! — выдохнула Саманта, с быстротой молнии выхватив револьвер и направив его на незваного гостя.

Оказавшись под дулом пистолета, Каллум с улыбкой поднял руки.

— Извини, что напугал, милая, — сказал он. — Мне казалось, топот моего коня услышал бы целый английский полк! Только в тот момент, когда подъехал ближе, я понял: ты здесь беседуешь с призраками…

Уже не в первый раз Саманта испытала странное чувство, вглядываясь в лицо этого мужчины, густо заросшее черной бородой, и в его странные золотистые глаза. Может, борода должна была не только защищать от солнца и от холода, как говорил он сам, но и скрывать его истинный возраст? Ведь Каллум еще совсем не стар. И, пожалуй, красив. А под всеми этими мехами и шкурами, что он носил на себе, скорее всего, скрывалось сильное и гибкое тело — тело мощного и здорового зверя. В его движениях чувствовалась уверенность хищника, а во взгляде — странная тайная боль, словно эти золотистые глаза видели слишком много горя. Каллум казался человеком, уставшим от жизни, и все же в нем — в движениях, в голосе, во взгляде — ощущалась огромная жизненная сила.

— С призраками? — в недоумении перепросила Саманта, убирая пистолет в кобуру.

— С кем-то по имени Сэм, — напомнил он ей.

Выходит, сама она и есть призрак? А может, это Сэм умерла, когда она спустила курок?

— Нет-нет! — громко и уверенно ответила она. — Сэм — это я сама. Так называли меня в Америке. — Она усмехнулась. — Я говорила сама с собой.

— Сэм? — недоверчиво переспросил Каллум. — Как можно превратить имя «Элисон» в «Сэм»?

— А как «Уильям» превращается в «Билла»? — парировала Саманта. — Или «Ричард» в «Дика»?

— Тоже верно, — кивнул бородач.

Взгляд его скользнул по ее платью — скорее с любопытством, чем по-мужски оценивающе. То есть как всегда…

— Спасибо за рыбу, — поблагодарила она, вдруг вспомнив о хороших манерах. — Если бы не твои подарки, пришлось бы забить корову, а этого я совсем не хотела.

Каллум кивнул, и она почувствовала, что он понял скрытый смысл, стоявший за ее словами. «Спасибо за рыбу, которую ты приносишь по утрам к моим дверям, однако я не считаю, что теперь тебе обязана. Я справилась бы и без тебя» — вот что она сказала на самом деле.

— Я ехал в Инверторн навестить отца, — сообщил Каллум. — И вдруг вижу, ты проезжаешь мимо, разодетая, словно в церковь собралась… Или на свадьбу?

Саманта чувствовала, что этот одинокий отшельник начинает ей нравиться. Для человека, избегавшего общества, он вел себя на удивление естественно и просто. Если хотел что-то узнать — просто задавал вопрос. Если видел, что ты, возможно, хочешь побыть одна — просто открывал дверь и уходил. Ей это нравилось.

— Еду на встречу с магистратом, — объяснила Саманта. — Помнишь те письма и документы, что ты любезно доставил мне из Гэйрлоха за день до… нашей небольшой стычки с лордом Торном?

— Помню, — коротко ответил Каллум. Саманта заметила, что широкие плечи его под курткой из тюленьей шкуры слегка напряглись, а взгляд как будто стал острее.

— Так вот… — Она помолчала, но затем решила, что никакого секрета в этом нет. — Это те самые документы, которые я должна предъявить магистрату, чтобы получить права на Эррадейл.

— Понятно. — Каллум повернулся, чтобы взглянуть на Инверторн. — И кажется, там было еще письмо…

— Верно, — ответила она с улыбкой. — Я скучаю по американским друзьям. На прощание они обещали писать мне как можно чаще, чтобы я не чувствовала себя одинокой.

Прочитав письмо от Элисон Росс, Саманта еще раз поздравила себя с тем, что сдержалась и не стала стрелять в лорда Торна, проникшего на ее землю. Хотя…

Вполне возможно, ей еще придется в него выстрелить. Потому что она должна выполнить свое обещание. Элисон отдала ей свою землю, и теперь Саманта была обязана защищать ее от графа. Любой ценой. Если потребуется — ценою жизни.

— Каллум, ты знаком с магистратом? — спросила она.

Мак-Тайр утвердительно кивнул.

— Мы с ним вместе росли.

Саманта улыбнулась, решив, что это хорошая новость.

— И что мне посоветуешь?

Подумав несколько секунд, Каллум ответил:

— Не теряйся. Магистрат может выглядеть… угрожающим, но не позволяй ему тебя запугать. И вот о чем помни прежде всего. Хотя вы и встретитесь у него в кабинете, в цивилизованном месте, но… видишь ли, мужчины, особенно мы, горцы, немногим лучше зверей. Нами руководят примитивные инстинкты. Обращайся к нашим инстинктам — и получишь то, что тебе требуется, — добавил Каллум.

Саманта задумалась над его словами, пытаясь понять, чем это ей поможет. А Каллум уже повернул коня в сторону Инверторна.

— Почему ты мне помогаешь? — спросила Саманта. — Разве вы с Торном не друзья?

Вместо того чтобы обернуться к ней, бородач бросил взгляд на запад, в сторону океана. Лицо же его сделалось еще более загадочным.

— Верно, друзья. И всегда останемся друзьями. Но я считаю, что эти земли принадлежат Элисон Росс. И я помогу тебе за них бороться.

— Спасибо, Каллум, — с неожиданной для себя искренностью ответила Саманта.

Он лишь кивнул в ответ и вскоре скрылся в Инверторнском лесу.

Однако от добрых чувств Саманты к этому человеку совершенно ничего не осталось, когда она, войдя в контору магистрата округа Уэстер-Росс в Гэйрлохе, прочла табличку на двери.

Магистрат и мировой судья лорд Гэвин Сент-Джеймс, граф Торн.