Неизлечимые

Катерина Новицкая (2024)

Съемная квартирка на Пилор-стрит становится для Эдди и Джо спасением — маленьким островком спокойствия, существовавшим только для них двоих. Они мечтают освободиться от пут и уехать в Нью-Йорк, чтобы зажечь свои звезды: Джо хочет стать известной актрисой, а Эдди — рок-музыкантом. Эдди скрывает влюбленность в подругу и мечтает создать собственную рок-группу, а Джо борется с внутренними демонами и стремится к звездам — либо все, либо ничего. Когда подруга внезапно исчезает, Эдди, не задумываясь, отправляется в путешествие, которое навсегда изменит его жизнь.

Глава 7

Ловко орудуя полотенцем и крутя в пальцах стакан, я стоял за барной стойкой и не отрывал напряженного взгляда от темноволосой красотки, что цедила мартини, обхватив своими губами цвета красного вина трубочку, и пыталась не обращать внимания на пристающего к ней мужика. Ее плечи были напряжены, а кончики пальцев, сжимавшие бокал, слегка подрагивали. Глаза были устремлены куда-то сквозь бар: она явно ушла в себя и закрылась там от внешнего мира. Девушку что-то пугало до чертиков в этом мужчине, который не отличался чем-то особенным от обычных посетителей, захаживающих сюда на огонек. Это было так не похоже на нее… Таких назойливых поклонников у Лизы Моро было множество, и с каждым она умудрялась с легкостью и предельной деликатностью разобраться, без скандалов и оскорблений, чему я не уставал поражаться. Но в тот раз что-то было явно не так. Она вся была словно сжатая пружина, которая грозила вот-вот лопнуть.

Внутри меня закипал гнев, но я изо всех сил пытался держать себя в руках — все-таки я был барменом, а не вышибалой, о чем мне уже пару раз внятно напоминал Хилли, когда мне хотелось начистить кому-нибудь похотливую рожу.

Когда тот попытался недвусмысленно погладить ее по руке, от чего Лиза вздрогнула всем телом, я не стерпел и, сжав зубы, молниеносно оказался рядом. Перегнувшись через стойку, я схватил его за грудки и притянул к себе столь резко, что тот ударился ребрами об столешницу. Вокруг была куча народу, не протолкнуться, музыка грохотала на всю катушку, поэтому никто даже не обратил внимания на нас.

— Немедленно убери свои грязные лапы от девушки, кретин, пока я тебе их не оторвал! — прошипел ему в лицо, готовый вцепиться ему в глотку. — Она не хочет твоего общества, глаза разуй!

Девушка подскочила ко мне и мягко сжала предплечье в успокаивающем жесте.

— Тише, Эдди, все в порядке. Он ничего мне не сделал, и сейчас уйдет, верно? — с давлением в голосе на слове «уйдет» сказала она, глядя на ухмыляющегося мужчину пристальным взглядом, опережая его ответную грубость.

Я кое-как разжал кулак, и мужик, потеряв равновесие, отшатнулся назад. Его нехороший и гадкий взгляд, которым он одарил девушку, а затем перевел его на меня, мне совершенно не нравился.

— Как скажешь, красотка. — Не разрывая со мной зрительного контакта, мужчина поправил ворот своей бежевой рубашки и, попятившись назад, мгновенно растворился в толпе танцующих.

Я дышал как загнанный зверь. Казалось бы, с какого хрена мне так психовать и срываться, рискуя вылететь с работы, на которую не так давно устроился, из-за девушки. Почувствовав прикосновение ее мягких пальцев к моим костяшкам, расслабился и сплел наши руки крепко-накрепко.

— Прости, сорвался. Опять, — сокрушенно помотав головой, я уставился в потертую деревянную поверхность барной стойки и порадовался, что в ней не отражается мое лицо. Наверняка, выгляжу прескверно. И что за дикарь в меня вселялся каждый раз, когда рядом с ней ошивались всякие особи мужского пола? Каждый раз мне так сильно хотелось ее защитить, что зубы сводило. Хотелось заявить на нее свои права, но кто я такой, чтобы делать это, если сам не был уверен даже в своей готовности вступить в официальные отношения. С другой стороны, мы были друг с другом рядом практически постоянно, и как-то ненавязчиво, негласно в нас сформировалось правило, что мы не спим ни с кем другим. Сам по себе я был таким, в отличие от многих в окружении — не имел привычки прыгать из койки в койку, и мне было отрадно, что Лиза оказалась того же склада.

— Эй, — позвала меня Лиза, наклонившись к моему уху, и прижалась губами к моей щеке. Я с наслаждением прикрыл глаза. — Никому не удастся меня соблазнить. Эти самоуверенные засранцы могут только мечтать, но никогда не получат даже моего мимолетного взгляда. Так что, не злись, а лучше заканчивай поскорее свою работу, чтобы я смогла утащить тебя куда-нибудь в укромное место…

Она пальчиком провела по моей шее, скользнула по выступающему кадыку и пощекотала мою отрастающую щетину. Я попытался украдкой увлечь ее в страстный и глубокий поцелуй, но она, посмеиваясь, отстранилась от меня, усевшись обратно на свой барный стул, и, вытащив трубочку из бокала, погрозила ей.

— Никаких поцелуев на рабочем месте, мистер Мориц. Это запрещено, не забывайтесь. — Подмигнув мне, Лиза почти залпом допила свой мартини и, закатав рукава изумрудного, как ее глаза, свитера, подвинула к себе блокнот, чтобы продолжить составлять список необходимых покупок в хозяйство бара для Хилли. От ее делового тона, серьезного вида и пляшущих чертиков в глазах, которые мне так нравилось наблюдать, в груди стало тесно, а в голове зашумело.

— Слава богу, занятие сексом к этим запретам не относится, — сказал я, понизив голос и наклонившись к ней, и сделал вид, что показываю пальцем что-то в блокноте. Мои губы непроизвольно разъехались в игривую ухмылочку. На щеках Лизы вспыхнул румянец, когда мы многозначительно встретились глазами. Наверняка, вспомнила с чего началась наша сегодняшняя рабочая смена, и как самозабвенно мы предавались страсти, настигнувшей нас врасплох прямо здесь, в зале. Я был уверен: ее спина еще слишком ярко помнила ощущения от шероховатой поверхности столешницы барной стойки.

Она мягко рассмеялась, пряча глаза, и волосы упали на ее пылающее лицо.

— Ладно, ты меня подловил. Но Хилли не стоит знать об этом, — Лиза приложила палец к губам, прося меня держать язык за зубами. Я усмехнулся, протер столешницу чистой тряпкой и поставил идеально чистые и поблескивающие стаканы на полку в задней части барной зоны. На часах было около шести утра, и нужно было готовиться выдворять всех раздухарившихся тусовщиков на улицу и готовить заведение к закрытию.

Мельком кинув взгляд в зеркальную дверцу навесного ящика, я заметил, что Лиза задумчиво постучала ручкой по блокноту, склонив голову к плечу, и, пристально меня разглядывала. Я обернулся, вопросительно вскинув бровь.

— Спасибо, что вступился за меня. В этот раз…возможно, сама бы я не справилась.

— Всегда пожалуйста. Я никому не дам тебя в обиду, — кивнув, пообещал я, опираясь плечом на шкафчик для посуды.

Плечи Лизы поникли, и она, шумно выдохнув, отвела взгляд в сторону. Сердце сжалось от тревоги за нее, и только я хотел спросить кто это был, как сзади подошел Хилли и похлопал меня по плечу, давая понять, что пора сворачивать вечеринку. Решив оставить этот разговор на потом, мы принялись за нелегкое дело.

Спустя час мы усталые и голодные вышли на заснеженную улицу и с величайшим удовольствием вдохнули свежий морозный воздух. Повсюду в городе светили фонари, развешаны разноцветные гирлянды, венки из остролиста, украшенные сверкающими игрушками, красными бантами и падубами. Повсюду стояли нарядные елочки, в воздухе едва уловимо чувствовался запах имбирного печенья, коричных палочек, печеных яблок и маршмеллоу. Нью-Йорк вовсю просыпался и готовился встречать Новый год и Рождество, а я вместе с ним. Внутри все дрожало от непонятного волнения и предвкушения, с которым я ждал этих праздников, как маленький ребенок.

— Давай немного прогуляемся, — предложил я Лизе, подставляя свой локоть, чтобы она ухватилась за него. Она кивнула в знак согласия, положила свои пальцы в тонких черных перчатках мне на предплечье, а я в ответ накрыл их пальцы ладонью, согревая своим теплом. Мы потихоньку двинулись в сторону ее дома, в благоговейной тишине, слушая только звуки города, автомобильных сигнализаций, шум ветра, кидающего нам в лицо пушистые снежинки, и хруст утреннего снега под ногами. Она была тем человеком, с которым всегда можно было поговорить, но и просто помолчать. А главное, нам всегда было о чем. И казалось, что наши мысли понимали друг друга в этот глубоко личный момент и плыли в одном направлении. Не было какой-то неловкости между нами, лишь безмятежность. Для меня такое было нечто новое, неизведанное, но до мурашек приятное. Я терялся в догадках, как могут два когда-то совсем незнакомых человека встретиться и, все больше узнавая друг друга, понять, что их души родственные, что тянутся и сливаются в одно, согревая и заживляя раны. Люди, бывало, говорили «я нашел своего человека», и раньше для меня это было просто фразой в красивой обертке. А теперь настал тот день, когда они стали чем-то большим, чем просто слова. Они стали связующей нитью, что тянулась между мной и девушкой, идущей рядом со мной, склонив голову на мое плечо и прикрыв глаза.

Мы оба заново учились доверять. Окружающим, друг другу и даже каждый сам себе. Маленькими шагами, тихой и мягкой поступью, стараясь не тревожить, не бередить старые раны и стараясь оградить от боли.

Ее хрупкие пальцы под моей ладонью, темная макушка и округлое плечико, прижатое к моему, дарили покой.

— Как вы сходили в студию вчера? — подала голос Лиза, неохотно отстраняясь от моего плеча, чтобы взглянуть на меня снизу вверх. Мысленно я невольно улыбнулся, не переставая умиляться ее крошечности по сравнению со мной.

— Отвратительно, если честно. В этот раз меня уже хотя бы немного выслушали, но потом… — я устало выдохнул, выпуская облачко пара в стылый воздух, и потер пальцами веки. Признаваться в очередной неудаче было тяжело. Поражение за поражением. Каждый раз, когда у меня появляется хоть маленькая крупица веры в себя и моих ребят, когда кажется, что вот-вот, еще поднажать и что-нибудь да получится, как перед нами вырастали новые стены и захлопывались, а то и даже не открывались, двери. Я с досадой пнул ногой небольшую горку снега на дороге, вымещая на ней все свое отчаяние. — Им не нужны «подражатели Элвиса», «лирические баллады», «романтичные хулиганы» и еще много всяких разных эпитетов и кличек, которыми нас окрестили. Мол, подобного уже в достатке, девать некуда. Мое звучание хорошее, но слишком необычное, непредсказуемое. Они, цитирую, «не могут так рисковать». А я считаю, что им не под силу такие эксперименты, потому что они просто не умеют их проводить, не хотят работать, развиваться, ведь проще иметь деньги с того продукта, что их давно и стабильно приносит. А когда-то однажды кое-кто рискнул, и весь мир узнал столько новых, теперь легендарных, имен, получил потрясающую музыку и кумиров!..

Лиза придержала меня за руку, вынуждая остановиться. Ее руки обвили мой торс, а глаза, направленные на меня, мерцали ярче звезд на небосводе.

— Ни в коем случае не сдавайся, Эдди. Твоему упорству и трудоспособности можно позавидовать, и рано или поздно, я уверена, они принесут свои плоды! — твердо сказала она, сжимая меня в своих объятиях, и нежно улыбнулась. Я обхватил ладонями ее лицо, огладил скулы большими пальцами, ныряя в изумрудный омут невероятно притягательных глаз. На ее оливковой коже танцевал румянец, вызванный морозом, а во взгляде светилась безграничная вера в меня. Сколько помню, она не сомневалась во мне ни капли. Прижавшись прохладной щекой к моей теплой ладони, Лиза тихо спросила: — А что с названием группы? Удалось придумать что-то дельное?

Она знала, что последние дни я ломал голову над этим. Фантазия отказывалась работать на меня, я весь измучился и исчеркал несколько листов блокнота разными вариантами. Придя на работу с темно-синими фингалами под глазами и спящим на ходу, мне пришлось расколоться и признаться в собственном бессилии Хилли и Лизе. Мистер Кристалл дал мне парочку советов и привел несколько примеров разношерстных групп, но я все еще топтался на том же месте и не продвинулся ни на шаг, что, конечно же, выводило из себя.

— Увы, нет, — помрачнел я, отводя взгляд в сторону, и прикусил зубами щеку с внутренней стороны. — Хилли сказал, что я слишком думаю над этим вопросом, мол, нужно просто первое, что в голову приходит, накидывать, записывать, а потом из этого и «лепить». Говорил, что рок-группа — это набор крутых безбашенных ассоциаций, а не глубокая философия… — я сдул с носа пару прядей отросшей челки и коротко посмеялся, вспомнив слова нашего босса, и снова посмотрел на Лизу: — Джек предложил завтра собраться всем вместе у меня и устроить, как он выразился, мозговой штурм.

— Отличная идея. Одна голова хорошо, но четыре еще лучше. Все получится, не сомневайся. И держи советы нашего «отца панк-рока» в уме, он плохого не посоветует, — Лиза с самым серьезным видом постучала указательным пальцем по виску.

— Спасибо тебе, милая, — мои слова повисли между нами словно застывшие капли мокрого снега, в груди сердцу опять стало тесно от необъятного чувства благодарности к этой сильной духом девушке. Горько усмехнувшись, я чмокнул ее в порозовевший от холода нос и, взяв за руку, повел дальше по заснеженной улице: — Пока не отчаиваюсь, понимаю, что все сразу просто так само в руки мне не прыгнет. Я намерен работать без сна и отдыха, если придется, стучаться во все двери и выносить их головой, если таким образом смогу обратить на себя внимание. Только самым наглым и целеустремленным покоряется этот мир, помнишь?

Лиза мелодично рассмеялась, подставляя лицо под колкий снег. Как бы мне хотелось записать ее красивый, с легкой хрипотцой, голос, смех, сделать их мелодией и бесконечно слушать на повторе!.. Я притянул ее к себе, чуть закружил и, вжав в ближайшее дерево, зарылся в шею носом и опалил своим дыханием.

— Что там насчет укромного места и всех вытекающих последствий? — горячо прошептал я, вдыхая запах ее кожи, ощущая жар, окутывающий все тело, и каждую жилу, накалившуюся от закипающей крови. Мои губы оставили дорожку влажных поцелуев от линии челюсти до выступающей ключицы, и Лиза издала тихий жалобный стон, откидывая голову назад. Нависнув над ней, упершись одной рукой в ствол дерева, я поцеловал ее. Прикусил и оттянул нижнюю губу, чувствуя, как ее пальцы с силой сжимаются на поясе моего пальто. — Черт возьми, Лиза, я чувствую себя гребаным сексуальным маньяком. У меня от тебя в буквальном смысле крышу сносит… — пробормотал я, закрыв глаза в попытке угомонить разбушевавшиеся гормоны, и вновь приник к ее губам глубоким поцелуем, точно они мой источник живительной воды.

Она со смешком легонько отстранилась, упершись ладонями мне в грудь. Я протестующе замычал, отрываясь от нее, и она запустила пальцы в мою шевелюру, вызывая армию мурашек, марширующих по позвоночнику до самого затылка.

— Эй, маньяк. Ты же вроде устал, — съехидничала Лиза, глядя на меня искрящимися задором глазами. Ее шарф съехал в сторону, оголив шею, верхние пуговицы зимнего пальто расстегнуты, а полы распахнуты, из-под которых проглядывал смятый в гармошку свитер под грудью. И когда только мои руки успели все это сделать… Я тут же торопливо запахнул ее воротник и как мог поправил шарф, испугавшись, что она замерзнет и простынет. От ее кожи исходил жар, а кое-где остались красные следы от моих поцелуев и зубов.

— Ве-е-ерно, — протянул я, усмехнувшись, и недвусмысленно подмигнул: — Но я же не сдох!

Позже, сидя на кухне Лизы после душа и щурясь от яркого зимнего солнца, я пил кофе, курил и наблюдал как она полуголая сидит в комнате на трехногой табуретке и водит кистью по холсту. Иногда кисть порхала как перышко, иногда срывалась в плотные, насыщенные мазки, а иной раз в игру вступали подушечки пальцев и точечно наносили краску, умело придавая рисунку объем. Когда Лиза рисовала, она словно была не здесь, не в этом мире: мыслями она улетала куда-то в космическое пространство, впадала в транс, когда вдохновение, волной нахлынувшее на нее, захватывало и не отпускало пока на полотне не появятся нужные образы. Она творила, рисовала, как дышала, и в такие моменты я мог вечность любоваться ею. Раньше Лиза стеснялась меня, не хотела так «оголять» свой внутренний мир передо мной, но постепенно пришло доверие, и она все чаще расслаблялась и рисовала, рисовала, рисовала…

Она любила рисовать море. Я заметил эту страсть практически сразу, как мы начали общаться. Море из-под ее кисти выходило такое же, как она сама: то бурное, темное, несокрушимая сила природы и непредсказуемая стихия; то спокойное, нежное, согретое в розово-фиолетовых лучах закатного солнца.

Я тихонько подошел к ней со спины и сначала ласково провел кончиками пальцев по ее выступающим позвонкам, проверяя реакцию, а затем, когда услышал одобрительное мычание, надавил сильнее и стал массировать плечи, шею, затылок.

— Через два дня Новый Год. — Задумчиво изрекла Лиза, нервно покусывая кончик острого карандаша и придирчиво вглядываясь в то, что у нее получилось: небольшой домик ютился на скалистом холме, протяженная коса песчаного пляжа, угольно-темное небо с мерцающими звездами и ночное море с небольшими пенистыми волнами, выкатывающимися на берег. От картины веяло теплом, соленым морским воздухом и безмятежностью, и эти ощущения, пойманные холодной зимой в предновогоднюю суету, воодушевляли меня: все-таки лето и раннюю осень я любил больше. — Что собираешься делать?

От ее вопроса я немного смутился. Для меня Новый Год и Рождество давным-давно не были праздниками, и отмечать их особо не приходилось. Последние пару лет я проводил это время рядом с братом, читал ему наши любимые книги вслух, пел под гитару и вспоминал хорошие, хоть и редкие, моменты из детства. Наша мать обычно на эти дни уходила в загул и дома не появлялась, а из праздничной еды у нас были только жареные сосиски и тушеная фасоль, купленные и приготовленные мной.

— Ничего. Для меня эти праздники уже давно ничего не значащие дни, если честно, — выныривая из воспоминаний, я размял плечи и стал неторопливо одеваться. Лиза потянулась как кошка и, похрустев, пальцами ушла на кухню за стаканом воды. Немного помявшись, все же задал ей тот же самый вопрос: — А у тебя?

На кухне пошумела вода в раковине, прошуршали пакеты, что-то брякнуло, и Лиза, чертыхнувшись, наконец выглянула в коридор. Она прижимала полотенце к руке. Я увидел влажные красные пятна и тут же, подскочив к ней, попытался нащупать и осмотреть рану.

— У тебя кровь! Ты поранилась? Что случилось?

— Порезалась ножом, ничего страшного, — она сдула с лица челку и сильнее обмотала тканью свою ладонь. — У меня в планах было проведать Мозесов, подарки я уже для них купила и нужно их вручить. Хочешь…поехать со мной?

Ее глаза взволнованно бегали и смотрели куда угодно, но только не на меня. Мне показалось, что она нервничала: боялась, что откажусь? В груди потеплело от умиления.

— С радостью съезжу с тобой, котенок. Выбери день, а я попрошу Джека свозить нас туда, если он будет свободен, хорошо? — ласково обхватив ладонью ее затылок, я притянул к своей груди голову Лизы и крепко обнял. Она медленно с облегчением выдохнула, выпуская воздух словно воздушный шарик. Не размыкая объятия, второй рукой я потянулся к корзинке с аптечкой, что обитала на холодильнике, и настоял на обработке раны. Порез был неглубокий, все промыл, осторожно намазал специальной заживляющей мазью и перевязал ладонь чистым бинтом. Поцеловав костяшки ее пальцев и захватив пальто с вешалки, вышел в коридор. — Побереги руку сегодня, пожалуйста, и отдохни, поспи. Мне кажется, тебе это необходимо.

— Слушаюсь, капитан, — Лиза на прощание шутя отдала честь, но традиционного поцелуя в щеку на дорожку мне не оставила. На душе заскребли кошки.

В последнее время с Лизой действительно что-то происходило: она мало ела, плохо спала и вздрагивала от каждого телефонного звонка поблизости. Язык жгло от нестерпимого желания расспросить о том, что ее тревожит и про того мужика в баре, но я сдерживал себя как мог, прикладывая максимум усилий. Понимал, что могу нарваться на стену между мной и Лизой, которую она возведет сразу же, как только попытаюсь залезть на запретную территорию. И, конечно, догадывался, что она явно с ним знакома и даже больше: боится. Это было видно невооруженным глазом. Мне хотелось помочь ей, успокоить, но не мог: для этого нужно было чтобы она поделилась со мной своими мыслями и переживаниями. Мысленно решив дать ей время, я постарался отпустить эту ситуацию.

По пути домой я забежал в магазин и пиццерию поблизости: для мозгового штурма четырех молодых парней еда в огромном количестве будет просто жизненно необходима. Почти переоделся в домашние треники и майку, когда вся шумная компания завалилась в мою обитель.

Если быть честным, я нервничал. Для меня все происходящее было впервой. Раньше я сам никогда никого не приглашал к себе домой, а тут еще и дом-то не совсем мой. Доставлять неудобства соседям, а потом выслушивать их жалобы не было желания, поэтому я сразу попросил ребят не шуметь слишком сильно несмотря на то, что было еще только около трех часов дня. Слава богу, что с Гэри и Дюком мы отлично спелись с первого же дня знакомства. Особенно с Дюком: он был такой же закрытый и тяжелый на подъем, как я, но мы оба старались вылезать из своих привычных «скорлупок».

— Не переживай, приятель, эта квартирка в свое время чего только не повидала, и соседи, кстати, тоже! — гаркнул Джек, ввалившись в комнату и скидывая по пути ботинки, а затем с какими-то странными старческими охами поставил на пол рядом со столиком целый ящик пива.

— Это еще что такое? — еле сдерживая смех, с самым серьезным выражением лица спросил я и изумленно выгнул бровь, сложив руки на груди.

— Где? — не понял Джек и стал оглядываться вокруг себя. Указав пальцем на ящик, он растерянно уточнил: — Это пиво, как договаривались… А что?

— Эд наверняка имел ввиду, что ты скрипишь как старая колымага, когда двигаешься! — из коридора крикнул Гэри, и они с Дюком сдавленно захихикали. Изображая скрипы и стоны, которые издают проржавевшие замки или двери, они расположились на диване и снова прыснули, увидев как у Джека покраснели уши от смущения. Вынув свою банку пива из ящика, Гэри с хитрой улыбкой указал своим острым подбородком на стоящего поодаль меня: — Расскажи ему про свою бурную ночку и о том, как спал на тонкой подстилке на полу, а не на упругих сиськах своей знакомой.

— Да пошел ты, Брок, это было мое личное решение! Я не имею привычки сразу лезть к девчонкам в трусы спустя пару часов знакомства! К тому же, она была пьяна в хлам, а с женщинами в таком состоянии я не сплю принципиально! — выпалил Джек, вытаращивая глаза на друзей, у которых уже была настоящая истерика. Даже вечно хмурого Дюка сложило пополам от хохота. Теперь у моего бедного приятеля горели щеки и шея от стыда и возмущения.

Я перестал посмеиваться над ними и вмиг стал серьезным.

— И правильно делаешь, друг мой, — поддержал его я, и протянул ему кулак вперед костяшками, которые он тут же стукнул своими. Такое простое действие стало нашим приветствием и, так называемым, знаком согласия. Джек сделал два больших глотка из банки, смяв ее в своей мощной руке, и показал средний палец своим двум приятелям, что развалились на диванных подушках. — Твое поведение достойно уважения.

— Джентльмены! — хором протянули Гэри и Дюк, закатив глаза. Как только их осенило, что они сказали это одновременно, парни тут же подскочили и отбили друг другу «пять». Умилительное зрелище. Эти двое вели себя иногда точно дети, хотя были на тройку лет постарше меня. Джек шумно вздохнул, проведя рукой по своим светлым волосам и окидывая друзей осуждающим взглядом.

— Вот засранцы. Я им доверился, рассказал, что отлежал себе все кости к чертовой матери, а они… — поморщившись, простонал он и упал в кресло, слегка откатив его назад, ближе к стене. Он спрятал свое пылающее лицо в широкую ладонь и пробубнил, вводя меня в курс дела: — Вчера вечером я подкатил к одной своей знакомой, предложил выпить, а она взяла и так напилась, что мне пришлось тащить ее на себе домой. В итоге, вместо секса я пол ночи держал ей волосы, пока она корячилась над унитазом, переодевал в пижаму с Микки Маусом, пока она пыталась укусить меня, и укладывал в кровать. Эта фурия так меня замучила, что я даже не помню как уснул лежа на полу у ее кровати на маленьком коврике для ног… Теперь все тело болит так, будто меня переехал грузовик, и у меня появилась навязчивая мысль о принятии пожизненного целибата…

Я от души расхохотался. Представил картину маслом: как этот почти двухметровый великан-душка лежит, свернувшись клубочком, на полу у кровати и мило посапывает. Джек, смутившись вновь, тоже захихикал в кулак. При всей своей внешности этакого голливудского ловеласа, харизме и показной уверенности в себе, таковым этот парень не являлся. Я знал, что втайне от всех он мечтал о большой искренней любви с хорошей девушкой, которая не предаст и не разобьет ему сердце. Для него на всю жизнь самым лучшим примером стали его собственные родители, хоть он и мало их знал, — они влюбились еще в школе, были друг у друга первыми во всем и, если бы не авария, Джек был уверен: они бы прожили долгую счастливую жизнь до самой старости. Порой на моего друга накатывала светлая грусть: он скучал по матери и отцу и искренне посочувствовал мне, когда узнал немного об истории моей семьи. Все, что осталось в моей прошлой жизни, вываливать на своего нового лучшего друга я не стал — для того вечера личных драм было достаточно. Но понемногу открываться ему я уже был совсем не против. Этот парень вызывал у меня не только самые теплые дружеские чувства, но и доверие. По какой-то причине я был в нем уверен.

— Спасибо, Джек. — Расплылся в широкой улыбке я, похлопав его по плечу. Тот недоуменно поднял на меня глаза.

— Это за что же?

— За то, что ты такой, какой есть, — я пожал плечами, чокнулся донышком своей банки пива об его и добавил: — Оставайся таким, и пусть будет тебе настоящее счастье.

В глазах Джека светилась ответная благодарность. Я был очень рад приобрести такого друга, как он. Жизнь преподнесла мне прекрасный подарок.

— Эй, голубки, хватит ворковать! Джеки, не обижайся на нас, мы не могли не оценить всю иронию твоей ситуации, — пробасил Дюк, постучав по столу ладонью, привлекая наше внимание. Он подмигнул из-под своей отросшей челки: — Было бы хуже, если бы на ее месте был ты сам. Тогда бы все точно сдохли от смеха.

Мы вчетвером рассмеялись. Послышался приглушенный стук железных банок с пивом друг о друга. Посиделки только начинались.

— А что насчет моего предложения? Назвать наш квартет как-то вроде «The Dreamers»? — я задумчиво почесал правую бровь и постучал пальцами другой по деревянному подлокотнику кресла. Мозг от усилий был в кашу и напрочь отказывался помогать нам в нелегком деле. Ведь как корабль назовешь, таким и будет его плавание! В такой ответственный момент я сам себя же подводил, и злость на свое бессилие уже начинала вставать едким комом в горле. В общей сложности мы просидели где-то около трех с лишним часов. Пиво было на исходе, как и нервы. Дюк уже отвлекся и практически не участвовал в нашем обсуждении, тихонько перебирая струны моей гитары и что-то мыча себе под нос. Я периодически отвлекался на него: хоть и разрешил ему трогать мой музыкальный инструмент, но все равно переживал. — У нас у каждого есть мечты. Мы всеми силами стремимся их исполнить. Или может… «The Power Of Dream»?

Джек пошевелил губами словно пробуя не вкус предложенные мной названия. Гэри же отрицательно покачал головой, шумно отхлебывая из своей банки. Его отросшие волосы стояли колом от того, что тот постоянно их трепал руками и оттягивал.

— Слишком приторно, как по мне. Мы же рокеры, твою мать! Герои-любовники, а не романтики. Безбашенные классные парни! Нам положено сводить с ума девчонок и разбивать гитары об пол. Разве нет?

— Не совсем, — возразил Джек, и мы оба рассмеялись над выражением лица Гэри, которое он скорчил, услышав это. — Мы где-то посередине в этих понятиях. И разбивать мы ничего не будем, сейчас так точно: не заработали еще на такие выходки.

— Ла-а-адно, я понял, — протянул Гэри, откидываясь на мягкую спинку дивана и сцепляя руки у себя на затылке, чуть не заехав локтем в висок склонившему голову Дюкейну. Тот протестующе заворчал, сдвигаясь как можно дальше в сторону от друга. — Тогда давайте назовемся отвязными мечтателями! И не сопливые романтики, и не хулиганы. М? Что думаете?

Мы с Джеком переглянулись: а ведь это довольно неплохая идея. Прогоняя из раза в раз словосочетание wild dreamers в голове и перекатывая буквы на языке, мне все больше и больше нравилось. Джек щелкнул пальцами и быстро закивал, глядя на меня. Он понял, что вот оно, то самое, что мы искали. Что я сам искал.

— Давай скажи это, Эдди. Я чувствую, что мы на правильном пути!

Я окинул нашу небольшую компашку, что взволнованно ждала моего вердикта, внимательным взглядом и, растянув губы в широкой улыбке, кивнул.

— Да, Джеки. Думаю, что мы определились. Гэри, ты крут, мужик!

В комнате поднялся шум, а я откинулся на спинку кресла и довольно улыбнулся, наблюдая за парнями, которые кинулись разбирать остатки пиццы, параллельно обсуждая наши первые репетиции. С завтрашнего дня мы начинали репетировать в полном составе и даже на небольшой сцене со всем необходимым оборудованием: буквально пару дней назад я душевно поговорил с Хилли и попросил у него о такой возможности. И он, немного пораскинув мозгами, согласился. Конечно, если нам удастся добиться хоть какого-то успеха, то ему было бы плюсом тот факт, что он, можно сказать, вырастит музыкальную группу.

В ту ночь я засыпал довольный тем, как все складывалось, и в томительном ожидании наших с ребятами совместных полноценных репетиций. Сил и упорства двигаться к своей цели определенно стало больше. Все должно получиться, иначе и быть не могло.

***

Днем тридцать первого декабря я таскал тяжеленные деревянные ящики с бутылками, которыми Хилли затарился в бар для новогодних вечеринок, в небольшое подвальное помещение. Спина и мышцы рук нещадно ныли, я истекал потом, а пальцы кололи занозы до противного зуда. Стаскав весь ценный груз вниз, я обнаружил, что помещение подзаросло пылью и плесенью, и мой внутренний чистоплотный монстр взбеленился. Тяжко вздохнув, я пошел за чистящими средствами, ведрами и всеми тряпками, какие имелись в хозяйстве, и вернулся туда во всеоружии. Спустя полтора часа, когда бой с грязью был окончен, я услышал ворчание босса:

— Вот сумасбродный пацан, провалился как сквозь землю, я его дозваться не могу! Мориц, черт бы тебя побрал, ты там живой?

Я невольно рассмеялся и тут же закашлялся, подавившись пылью, еще витающей в воздухе. Вскоре на лестнице показался сам хозяин заведения. На его лице был написан неподдельный ужас.

— Мать мою за ногу… Ты здесь прибрался? Да ты чертов псих! — Хилли ошалело огляделся, почесывая лысеющий затылок, и слегка чудаковато хихикнул: — Иисус, да здесь теперь можно еще один подпольный бар открывать!

Я, смеясь, отряхнул штаны от остатков пыли и потащил ведро с грязной водой наверх в уборную. Хилли поплелся за мной, попутно оглядываясь и, видимо, мысленно прикидывая действительно ли можно организовать в подвале еще один танцпол.

Заканчивать работу в баре я не особо торопился: веяния и настроения праздника не коснулись моей души ни на грамм. В квартире была пустота, как и в холодильнике. На сердце было скверно. От Лизы не было ни весточки, мы не виделись с тех пор, как я ушел от нее в последний раз, и в голову закралась шальная мысль, что, вероятно, меня избегают. Семейство Мозесов укатило во Флориду к родственникам Мириам, о чем Билли сообщил мне по телефону, когда мы созванивались. Парни тоже куда-то пропали: я припоминал, что Джек собирался наведаться к своим старикам, а Гэри и Дюк собирались пить текилу в компании своих друзей из колледжа. Я в эти планы не входил. О том, как будет встречать свой Новый Год Лиза, мне было неведомо: я не спросил, она не рассказала… Замкнутый круг трусости и идиотизма.

Конечно же, никто, кроме меня самого, не был виноват в том, что в такой день я был одинок. Переступать через себя, свои сомнения и режущие сердце воспоминания, было страшно. Излишне, насильно внедряться в чужое личное пространство, в жизни этих людей, которые может и сами были не готовы принять меня в свои привычные круги общения, было страшно тоже. Иногда странно осознавать, что одиночество может быть как твоим спасением, так и твоей погибелью.

Сердечно попрощавшись с Хилли и поздравив его с наступающим, я двинулся в свою пустую, и от того унылую, квартиру. Мокрый снег летел в лицо, оседал на ресницах тяжелыми каплями и горьким разочарованием на языке.

Мысленно я ругал себя на чем свет стоит: ну что за идиот! В себе разберись сначала, а потом уже впускай в свою жизнь других людей… То ли хочешь одиночества и не высовываться из своей старой вонючей коробки, в которую тебя загнала твоя прошлая жизнь, то ли все-таки жаждешь простого человеческого тепла и внимания. Решай и решайся. А если решился, то делай хоть какие-то шаги навстречу, давай людям понять свои мысли, ведь они не телепаты и не могут читать их в твоей голове.

Дома я с размаху запнулся об видавший виды пустой футляр от гитары в узком коридоре, что оставил со вчерашнего вечера там и, утонув в своих депрессивных мыслях, совершенно забыл об этом. Грохот был знатный. С громким стоном от досады я скинул ботинки и тут же проверил кожух ладонью на наличие новых царапин и потертостей. Не обнаружив таковых к своему облегчению, не включая свет, я прошел в квартиру, поставил иглу на пластинку в проигрывателе, завалился на диван. Комнату наполнил приглушенная мелодия и голос Элвиса, пробирающий до мурашек, сжимающий сердце в свой ласковый кулак, обещающий вечную любовь. Взгляд упал на часы: через два часа наступит Новый Год, который я встречаю с «распростертыми объятиями» в одном из лучших городов мира в гордом и традиционном одиночестве.

— С праздником тебя, придурок. — Злостно бросил я в потолок, обращаясь к самому себе, и горько рассмеялся. Устроившись поудобнее лежа на боку, закрыл глаза, слушая стук своего сердца и отчаянно желая скорей уснуть, чтобы проспать к чертовой матери этот чертов праздник.

Вдруг входная дверь сотряслась от громких ударов. Я распахнул глаза и в недоумении покосился на нее со своего лежбища. С внешней стороны двери слышались чьи-то приглушенные голоса и хихиканья. Соседи уже навеселе и желают поздравляться? Ну и пусть стучатся. Я никого не желал видеть и тем более разговаривать, улыбаться, притворяться… Вновь прикрыв глаза и отвернувшись к стенке, я уже настроился на спасительный сон, но, видимо, ему было не суждено случиться: в дверь снова забарабанили да с такой силой, что я подскочил и кинулся к двери с желанием напинать под зад приставучим соседям, которые не поняли с первого раза моих намерений их игнорировать. Резко распахнув дверь, гаркнул:

— Какого хрена?..

Не дав мне договорить и опомниться, сквозь дверной проем на меня навалилась толпа людей и стала стремительно стекаться в квартиру. Я ошалело наблюдал как Джек затаскивает небольшую пушистую нарядную елочку, с Гэри и Дюком тащат коробки с пиццей и пивом, попутно горланя «джингл беллс», как в квартиру мимо меня втиснулся Хилли, оглядывая обстановку внутри и нахваливая меня за чистоту и уют. Семейство Мозесов накинулось с крепкими объятиями, зажав меня между собой, а Мириам расцеловала в обе щеки.

— Так, дорогой мой, показывай где у тебя кухня? У нас с собой куча еды, нужны тарелки и бокалы… Caro, за мной, помогать будешь!.. Мальчики, эй, не топчите грязными ботинками на ковре, идите лучше сразу поставьте пиво и шампанское в холодильник! — Закатав рукава, миссис Мозес прошагала вглубь, а Билли, потрепав меня по макушке, довольный моей реакцией на их появление проследовал за ней с тремя бутылками шампанского в руках.

Я не мог выдавить из себя ни слова, стоя на пороге своего дома словно дерево. Просто стоял и смотрел как дом наполняется светом, теплом, смехом и разговорами, вкусными запахами праздничного стола и моей любимой пиццы пеперони… Сердце болезненно сжалось, кувыркнулось и ухнуло куда-то вниз, ощущая как эмоции, словно цунами, накрывают и сбивают с ног.

В глазах защипало, и я невольно сморгнул. Смахнув скатившуюся слезинку, я подошел к Джеку, который командовал парням где лучше всего повесить гирлянду.

— Я…не понимаю…Как? Откуда вы?.. А как же…ваши планы? — путаясь в словах прохрипел я, чувствуя как в горле встает ком. Внутри все искрило и готово было взорваться салютом: мне казалось, что со мной случилось самое настоящее новогоднее чудо. Счастливый, довольный и улыбающийся во все тридцать два зуба Джек обнял меня за шею, притянул к себе и своей огромной ручищей взъерошил волосы.

— Все было спланировано с самого начала, друг мой! — радостно сообщил он мне и звонко засмеялся, почти оглушив меня, видя мое вытянувшееся от удивления лицо. Бросив взгляд позади меня, он наклонился к моему уху и тихо сказал, указывая подбородком мне за спину: — Это все она сделала, Эдди.

Я обернулся и увидел стоящую в коридоре Лизу. На ней было надето сногсшибательно красивое платье золотого цвета чуть выше колена, волосы были чуть завиты в мягкие волны, на губах сверкала винного цвета помада, а на глазах были подведены черные стрелки. Она робко мялась с ноги на ногу на пороге, сжимая в руках маленькую сумочку. Увидев мой взгляд и то как я стремительно направляюсь к ней, она закусила губу.

— Эдди, прости, что мы так ворвались к тебе. Не была уверена в успехе этой затеи, но…

Я налетел на нее как ураган и несдержанно впился в ее губы неистовым, требовательным поцелуем, скользнув пальцами в ее шелковые пряди волос на затылке. Она тут же ответила на него, вцепившись руками в мои плечи, покачнувшись на своих высоких каблуках от силы моего напора. За моей спиной раздались улюлюканья, свист и звук смачной затрещины за пошлый комментарий, которые мы проигнорировали. Мое сердце колотилось где-то в горле, кровь шумела в ушах, а душа воспарила на такую высоту, о которой небоскреб Крайслер билдинг мог только мечтать. Дыхание сбилось, когда с огромным усилием я оторвался от нее, еще крепче сжал в своих объятиях и сказал прерывающимся шепотом в ее зацелованные губы:

— Спасибо тебе…

Она подняла на меня свои огромные зеленые глаза и с каким-то трепетом накрыла ладонью мою щеку с чуть отросшей щетиной. Словно кот, я прильнул теснее к ее руке и потерся об нее, прикрыв глаза. Было страшно показать свои истинные эмоции: в глазах опять неистово жгло от подступающих слез. Внутри все трепыхалось и дрожало, казалось, что сейчас я открою глаза и все рассыплется на части, что происходящее всего лишь сон. Но нет. Все было вполне реально. Я почувствовал, что Лиза потянула меня за собой ближе к выходу, и мне пришлось открыть глаза, чтобы не споткнуться о чью-нибудь обувь, второпях брошенную у порога. Ребята отвлеклись от нас, снова загудели разговоры, послышались звуки бокалов и шипения пузырьков шампанского.

— У меня есть подарок для тебя, Эдди, — красных полных губ коснулась смущенная улыбка, а зелени в ее глазах коснулась легкая тень волнения, которое передалось и мне. Она подняла с пола прямоугольную бумажную упаковку большого размера: — Открой. Надеюсь…тебе понравится.

Волнение и неуверенность в себе так Лизе были несвойственны, но в тот момент она была именно такой, и я обратил на это внимание. Но это было совершенно зря. Я аккуратно надорвал подарочную бумагу и скинул ее на пол, охваченный восторгом при виде того, что скрывалось под ней. Там была картина в красивой деревянной рамке: с холста на меня смотрели пронзительные глаза, слегка нахмуренные брови нависали над ними, а пряди темных волос спадали на точеный лоб. Я издал непонятный звук, потеряв всякий дар речи.

— Это… — прошептал наконец, но голос сорвался. Медленно я отнял взгляд от холста и посмотрел на Лизу. Как же мне нравилось на нее смотреть! Такую красивую, чувственную, статную и грациозную, что ощущалось в каждом движении ее тела, несмотря на невысокий рост, и такую…мягкую, нежную внутри. В голове творился ужасный сумбур, мысли точно волны набегали одна на другую, а в грудной клетке вновь все пространство наполнилось тягучим теплом.

— Это ты, Эдди, — Лиза заправила прядь волос за ухо и слегка повела плечом. Ее взгляд затянуло поволокой воспоминаний: — Не знаю почему, но после нашей первой встречи, когда я пришла домой, то сразу села за мольберт и безостановочно рисовала твои глаза. Этот взгляд…Он не выходил у меня из головы. Когда ты появился на пороге моего дома, я жутко испугалась, что ты увидишь этот рисунок и неизвестно что подумаешь обо мне, — она усмехнулась одним уголком губ, а мне захотелось вновь ощутить их мягкость и вкус своими. В голове всплыло как она быстро сдернула полотно с подставки, свернула его в трубочку и закинула позади себя тогда. Лиза развела руками: — Сегодня я решила подарить его, осознав, что готова показать каким вижу тебя со стороны. Может быть это слишком самонадеянно с моей стороны и по-хорошему надо было подарить что-то необходимое для жизни, стоящее…

— Это лучший подарок в моей жизни, — хрипло прошептал я, подошел ближе, и, пройдясь пальцами от ее запястья до плеча, ласково, но сильно, с чувством, сжал его. — Все это, — я обвел рукой свою уже украшенную квартиру и веселую компанию, что вовсю жевала пиццу и пила пиво, сидя в большой комнате, — лучшее, что происходило со мной…Черт возьми, мне не хватает слов чтобы выразить все, что я сейчас чувствую и думаю! Ты даже не представляешь, что как много это значит для меня…

Лиза широко улыбнулась, а я подхватил ее, обняв за талию, прижал к себе так сильно, что стало больно. Сердце сходило с ума, отбивало чечетку, а голову лихорадило от осознания того, что все эти люди здесь ради меня. Пальцы Лизы зарывались мне в волосы на затылке и ласково массировали кожу, принося с собой успокоение. Глаза жгли слезы, но я усиленно жмурился, чтобы не дать им пролиться, ни капли, ведь настоящие мужчины не плачут.

Словно из-под толщи воды слышались возгласы нашей компании, нас с Лизой затащили в комнату и всучили бокалы с шампанским. Джек вырубил свет во всей квартире, оставив только мигающие разными цветами гирлянды и сверкающую золотистыми огнями елку. Все смешалось в единое разноцветное и такой радостное пятно, что мой внутренний мир всколыхнулся, скорлупа треснула в еще одном месте, все больше выпуская того самого счастливого и довольного жизнью парня, с которым я еще был плохо знаком. Но очень старался это исправить. Хотелось делиться со всеми вокруг этим моим открытием, своими восторгами и благодарностью: я получил то, о чем задумывался и мечтал, но сам себе боялся признаться.

Когда куранты пробили полночь, я притянул к себе Лизу и завладел ее губами, даря самый нежный и ласковый поцелуй в своей жизни, в который постарался вложить все, что ощущал в ту прекрасную и поистине волшебную ночь.

— До чего же она хороша… Просто чертовски горячая цыпочка! — тихо зашептал рядом со мной Гэри, пристально наблюдая как Лиза подсаживается с бокалом шампанского к Мириам. Та что-то ей заговорщицки сказала на ухо, и они вместе рассмеялись. Я любовался ей издалека, не упуская ни один волнующий изгиб ее тела, ни одну улыбку на манящих губах и ни единой черты ее лица и глаз. Когда наши взгляды встречались, я невольно задумывался о том, как мы закончим сегодняшнюю ночь: лично у меня внутри все вибрировало от желания целовать ее до одури. Я ощущал жгучую потребность в этой девушке, как физическую, так и духовную. Глаза Лизы также посылали мне множество сигналов, которые я еще не до конца успел разгадать, но они манили и обещали так много…

Джек шумно поперхнулся пивом, от чего у него пена пошла из носа, и закашлялся. Я сочувственно похлопал его спине.

— Сдурел что ли, такое говорить? Я чуть не сдох! — отплевываясь, он покрутил пальцем у виска и бросил тоскливый взгляд на свою теперь грязную парадную рубашку. — Прошу, следи за языком, полоумный, и не позорь меня при Эдди.

Я махнул рукой.

— Все в порядке, Джеки, не переживай. Просто мистер Брок у нас прямолинейный мужчина: что думает, то и говорит.

— Именно! — Гэри с самым серьезным видом поднял палец вверх. — Да и что я такого сказал-то? Ничего предосудительного, только факты.

Сыпля ругательствами, чем позабавил ребят, Джек ушел в ванную комнату, а Мириам, заметив огромное пятно на его синей рубашке, поспешила на помощь. Я приложился к своему пиву, испытывая смешанные чувства от подобного разговора.

— Слюни подбери, придурок. Она подружка Эдди, — проворчал Дюкейн, и Гэри тут же схлопотал от него затрещину по своему вихрастому затылку. Тот обиженно воззрился на своего закадычного друга.

— Попрошу без рукоприкладства! — возмутился Брок, в шутку погрозив тому пальцем, и весь из себя заинтригованный повернулся ко мне, с неподдельным интересом наблюдавшему за их перепалкой и стойко хранившему молчание: — Что у вас вообще за отношения такие? Вы же явно не только охрененно горячо целуетесь на публику. Но вы не встречаетесь, правильно? Выходит, я спокойно могу к ней подкатить…

Внутри меня яркой вспышкой полыхнули чувство собственности и…ревность. Раньше я никогда никого не ревновал, даже Джордан: я принимал как данность тот факт, что она никогда не ответит на мои чувства взаимностью и будет с кем угодно, но только не со мной. И в тот момент, когда я представил Лизу с кем-то другим, например, с Гэри, во мне волной поднялось нечто темное, первобытное и сокрушительное.

Отвечать на вопросы о наших отношениях ни я, ни Лиза не любили и старались избегать их.

— Нет, ты не можешь подкатить к ней, Гэри. И уж тем более прямо у меня под носом. Это не по-пацански, знаешь ли, — заметил я, уклоняясь от прямого ответа, и залпом осушил свой стакан. Дюк закатил глаза и махнул рукой, когда его лучший друг, посмеиваясь, с горящими глазами стал потирать ладошки.

— Ха! Ты не можешь мне запретить, Мориц. Так что я все же могу попробовать заполучить ее, — нахально заявил он громче, чем следовало, и Хилли с Биллом отвлеклись на нашу болтовню от своих разговоров о радиаторах, о которых они спорили битых полчаса. Мозес неодобрительно цокнул и покачал головой, явно осуждая Брока за его навязчивые мысли. Дюк, тяжело вздохнув и тихо бросив в его сторону «идиот», ушел за очередной бутылкой пива и пакетом начос с сырным соусом.

Внезапно в поле моего зрения показалась та самая «чертовски горячая цыпочка», встала позади разглагольствовавшего парня и, наклонившись к его уху, томным, но ледяным, тоном сказала:

— Не советую так рисковать своим здоровьем, bambino.

Бедный парень вытянулся в струну, и еще щеки залились густым румянцем. Лиза перегнулась через него, нарочно демонстрируя глубокое декольте на своем платье, взяла кусок пиццы и со смачным стоном впилась в него зубами, прикрыв от удовольствия глаза. От этой картины у меня самого перехватило дыхание, и вся кровь ринулась прочь от мозга к низу живота. Судя по всему, мой приятель был близок к обмороку. Лиза скосила глаза, пристально посмотрела в захмелевшие мои и медленно облизнула верхнюю губу, собирая томатный соус языком.

— Извини, дружочек, но я хочу только этого парня. И если тебя это утешит: ни у кого во всем Нью-Йорке нет шансов.

Она прижалась губами к моей скуле, оставляя на ней след от своей бордовой помады, от чего я как дурак разулыбался во весь рот, и ушла от нас в сторону кухни, прихватив пачку сигарет со стола. Гэри, красный как вареный рак, закрыл лицо руками и едва слышно простонал:

— Твою ж мать. У меня встал только от ее первых слов…

Хилли и Мозес хором расхохотались, а Брок молниеносно схватил мою гитару и прикрылся ей. Я улыбнулся, закусив нижнюю губу.

— Могу себе представить, приятель.

Наш с Лизой босс усмехнулся и поскреб ногтями свою небритую щеку.

— А ведь я до недавнего времени не знал, что у вас романчик! Конспираторы хреновы… Вам в ЦРУ шпионами работать надо, а не в баре скотч по стаканам разливать.

И мы вновь рассмеялись.

В ту ночь я очень много улыбался, смеялся, шутил и откровенничал. Мириам постоянно пыталась меня накормить, уверяя, что я похудел после переезда от них и стал тощий как жердь. Билл нашел общий язык с Хилли, а мы с Лизой, в свою очередь, еще больше прониклись своим начальником, рассказавшем нам долгую и душещипательную историю о том, как он открыл свой бар. Под утро с парнями мы напели немного душевных песен Фрэнка Синатры и Элвиса, передавая мою гитару друг другу из рук в руки.

Когда все разошлись, мы с Лизой остались одни. Я сварил нам кофе, устроил уютное лежбище из пары мягких пледов, что мне подарили в хозяйство Мозесы, на диване и прихватил ведро мятного мороженого из морозилки. Усевшись в обнимку, тихо переговариваясь и иногда даря друг другу робкие и нежные поцелуи, мы смотрели старые новогодние фильмы по телевизору и наслаждались этим зимним утром. За окном крепчал мороз, рисуя на окне свои причудливые узоры, и завидовал царящему внутри нашего кокона из пледов теплу.

— Спасибо тебе еще раз. Ты даже не представляешь, что для меня сделала, — признался я хриплым шепотом, уткнувшись носом в затылок Лизы, и прижал ее к себе еще сильнее, еще ближе. Ее пальцы сплелись с моими.

— Пожалуйста, Эдди, — последовал ее тихий шепот в ответ. Рука Лизы скользнула в мои волосы чуть ниже затылка, огладила шею и остановилась на моей груди, накрыв ладонью гулко стучащее сердце. Спустя пару мгновений ее голова склонилась ко мне на ключицу, и я понял, что она уснула.

Сидя в своей съемной Нью-Йоркской квартире закутанный в плед, я смотрел в окно на разгорающийся рассвет и слушал мерное дыхание прекрасной девушки, что держал в своих объятиях.

Я был счастлив.