Неизлечимые

Катерина Новицкая (2024)

Съемная квартирка на Пилор-стрит становится для Эдди и Джо спасением — маленьким островком спокойствия, существовавшим только для них двоих. Они мечтают освободиться от пут и уехать в Нью-Йорк, чтобы зажечь свои звезды: Джо хочет стать известной актрисой, а Эдди — рок-музыкантом. Эдди скрывает влюбленность в подругу и мечтает создать собственную рок-группу, а Джо борется с внутренними демонами и стремится к звездам — либо все, либо ничего. Когда подруга внезапно исчезает, Эдди, не задумываясь, отправляется в путешествие, которое навсегда изменит его жизнь.

Глава 5

Я еще раз окинул взглядом небольшую квартирку на Арчер-стрит в районе Фрипорта. Она была совсем небольшая, но там было все необходимое для жизни. Стены выкрашены в приятный светло-голубой цвет, два окна, от которых было много солнечного света — одно из них выходило на пожарную лестницу, и я сразу живо представил как буду сидеть там, перебирать струны гитары и любоваться огнями ночного города. Вдоль стены стоял серый диван-раскладушка, над ним висел плакат с черно-белым изображением небоскребов Нью-Йорка, рядом кресло того же цвета и небольшой журнальный столик с телефонным аппаратом. Под ногами был расстелен тонкий, но мягкий, серо-голубой ковер. У противоположной стены стояла голубая деревянная тумба, на которую только что мой приятель Джек водрузил небольшой телевизор. Здесь было много воздуха, чисто, опрятно и по-своему уютно. Пара ярких горшков с растениями разбавляли интерьер: один стоял на подоконнике, другой нашел свое место в углу комнаты на полу с пальмой небольшого размера. На окнах колыхались от вечернего ветра прозрачные белые занавески. Несказанно порадовал старенький потертый патефон на сером комоде с несколькими пластинками. Я задумчиво перебирал их, с любопытством рассматривал музыкальный аппарат со всех сторон, пытаясь угадать его возраст, когда Джек зашел в комнату с парой бутылок и звучно плюхнулся на диван.

— А тут неплохо, да? — похлопал ладонью спинку дивана парень, заботливо вскрыл открывашкой одну из бутылок и протянул мне. Его светло-русые волосы были всклокочены, а глаза цвета янтаря блуждали по комнате, рассматривая детали.

— Здесь очень хорошо. Я на такое даже и не смел рассчитывать, — согласился я, сделал несколько больших глотков пива, наслаждаясь приятным ощущением холодка в желудке, и оперся задницей на комод. Внутри все же ощущалась небольшая неловкость от того, что человек, с которым мы не так давно знакомы, помог мне обзавестись подобным хорошим жильем, да еще и в таком благоприятном районе. Я думал, что буду ютиться в запущенной комнатушке в каком-нибудь Гарлеме, где сами местные-то боялись выходить на улицу по вечерам. Этот парень оказался просто спасителем для моей неуемной задницы, вечно попадающей в неприятности. С улыбкой я отсалютовал Джеку бутылкой: — Большое спасибо тебе, приятель! Даже не знаю как расплачусь с тобой за это, но знай: в долгу ни за что не останусь.

— Да брось! Это мне практически ничего не стоило, пара звонков и только. Все равно мой двоюродный брат уехал ухаживать за своей больной теткой и, думаю, не скоро вернется, если вообще вернется. Как только она умрет, он получит в наследство ее дом в Сан-Франциско и наверняка осядет там, — отмахнулся Джек, вытянул ноги, выуживая сигарету из-за уха, и закурил. Выглядел он таким довольным будто это ему только что перепала хорошая хата с чисто символическим платежом один раз в квартал, а не мне. Несмотря на свою грозную внешность этот здоровяк был по своей природе добродушным и иногда весьма наивным парнем, чем, несомненно, располагал к себе. Смеясь, мы как-то раз поклялись друг другу на мизинчиках, что ни за что не обманем доверие друг друга, и скрепили клятву распитой на двоих бутылкой скотча. Я еще не до конца научился принимать помощь и доверять людям, но старался изо всех сил ради тех, кто сейчас был рядом со мной. Становилось легче.

После того позорного «избиения младенца», я скрепя сердце продал бьюик, отложил деньги на будущее и активно помогал в прачечной всем, чем мог: ремонтировал, таскал тяжелые корзины с бельем, игнорируя протесты Мириам о том, что моей раненной ноге это противопоказано, и пару раз даже подменял ее саму за стойкой приема клиентов. Местные дамы всех возрастов умилялись мне и строили глазки, а я, естественно, активно этим пользовался во благо процветания прачечной Мозесов. Билли уговаривал меня остаться у них насовсем, ведь я своими улыбками делаю им отличную кассу. Что греха таить, мне и самому уходить от них не хотелось: с этой семьей было искренне хорошо, тепло и спокойно. Но я понимал, что так не может продолжаться вечно. Иной раз я ловил на себе их взгляды, в которых блестели сдерживаемые слезы, но мне была неизвестна их причина. Может, я просто действительно такой милый парень, пробивающий на слезу? Понимание пришло несколько позже.

Узнав, что я ищу жилье в не особо благоприятных районах, потому что там дешевле всего, Билли вдруг предложил пожить в квартире их сына пока не заработаю на что-то более приличное.

— Я не могу позволить себе потеснить вашего сына, Билли, в его же собственном доме, — упрямо замотал я головой и дружески похлопал его по плечу. — Я безумно благодарен вам за все, что вы с супругой делаете для меня! Не уверен, что достоин таких хлопот, и мне не хочется вас напрягать своими проблемами, ведь у вас своих хватает…

— Ты его не потеснишь, мой мальчик. Его квартира давно пустует, а у нас с Мири рука не поднимается ее продать. — В глазах мистера Мозеса стояла невообразимая тоска. Его лицо как-то сразу осунулось и постарело, морщинки у глаз стали глубже, а его сильные плечи поникли под грузом пока еще неизвестной мне печали. Сердце тут же сжалось от дурного предчувствия. Я молчал, давая возможность мужчине выдохнуть и рассказать все самому. Немного помолчав, он продолжил: — Его нет в живых. Четыре года назад его убили какие-то отморозки… Так же, как тебя, отделали, порезали, забрали деньги, содрали с руки старинные часы моего деда и оставили умирать в грязной подворотне.

— Черт возьми… Я… Мне так жаль, Билли! — шумно выдохнул я, закрывая лицо ладонями. В груди саднило, словно мне только что в нее вонзили огромный острый кусок стекла. Только когда из легких вышел весь воздух, до меня дошло, что я даже дыхание задержал, пока слушал Мозеса. Невозможно было представить боль утраты этих прекрасных людей. И почему всегда так в жизни получается? Почему хорошим, добрым, честным людям выпадают такие испытания? Почему они страдают? А какие-нибудь ублюдки живут припеваючи и все, абсолютно все, сходит им с рук. Эта тотальная несправедливость меня разозлила настолько, что, только подумав об этом на секунду, я невольно до хруста сжал руки. Теплая мозолистая ладонь накрыла мой кулак в успокоительном жесте.

— Понимаю твои чувства: я тоже злился. Мне хотелось найти их и удавить их собственными руками! Но потом пришло осознание, что сына мне это не вернет, а такая ярость выжигает душу, лишает сна и уничтожает все хорошее во мне. Вспышки гнева пугали жену, которая страдала не меньше моего… Нам пришлось принять это и жить дальше, с этой болью. Знаю одно: он всегда с нами, незримо рядом, в наших сердцах. Пока мы помним и любим тех людей, что покинули нас, они живы.

Голос мужчины стих. Я тяжело сглотнул, стремясь избавиться от едкого ощущения услышанной истории, но оно только глубже внедрялось в мое нутро, расходясь трещинами на сердце. И почему я эгоистично думал, что только мне там как-то в жизни не повезло и дерьмово живется… Идиот.

— Хотелось бы мне забрать у вас эту боль, — с горечью в голосе пробормотал я, уставившись себе под ноги. Прядь отросших волос упала мне на лицо, и я был рад, что Билли не видит моих красных воспаленных глаз, в которых щипало от подступающих слез: моя излишняя эмоциональность и восприимчивость иногда играли против меня. В детстве отец всегда говорил: «Эдди, мужчине не престало плакать. Слезы — удел слабаков!». А что Эдди? Эдди плакал когда разбивал в кровь коленки, упав с велосипеда, когда жалел маленького голодного щенка, выброшенного на улицу, или когда видел как кошка драла беспомощного птенца, выпавшего из гнезда. И каждый раз в глазах отца виделось разочарование, которое разбивало мне сердце. Поэтому однажды я, сломав руку в двух местах, свалившись с высоченного забора, не издал ни звука и не проронил ни единой слезинки по дороге до больницы, куда самостоятельно еле дотащился. Можно представить с какими лицами на меня смотрели медсестры и врачи, когда я нарисовался у них на пороге… Узнав страшный диагноз младшего брата, я твердо решил, что буду сильнее и крепче, чтобы быть для него примером, его опорой и защитой.

А в итоге я бросил его. Стал предателем.

Внутренний голос периодически пытался сбить меня с пути, разъедал мою решимость словно ржавчина. Бывало, хватало сил задушить его на корню, но далеко не всегда. Периодически хотелось настучать самому себе по роже…

Мое плечо накрыла большая тяжелая рука Билли и с силой сжала его, вырывая из болезненных воспоминаний и тяжелых мыслей.

–Ты так напоминаешь нам нашего сына. И для нас с Мири это в радость: заботиться о ком-то, кроме друг друга. — Он улыбался, от чего паутина морщин на лице стала еще больше. Было видно, что ему уже намного легче — улыбка говорила ярче слов. Он подлил еще молока себе в кофе и задумчиво помешал его чайной ложкой прежде, чем сказать: — Вспоминаю себя примерно в твоем возрасте. Оказавшись на обочине жизни, рассуждал я абсолютно так же, как ты сейчас. Да, ты, наверное, прав в своем стремлении сделать все самому, это по-мужски и достойно уважения. И мне нравится это в тебе. Но, если вдруг понадобится помощь, абсолютно любая помощь, ты знаешь где нас найти.

Оставшись в гордом одиночестве в комнате на втором этаже, я сидел в полумраке уходящего дня, курил и думал о том, что за эти месяцы совсем не занимался поиском своей подруги. Где она сейчас, что делает? Все ли у нее хорошо? Стало стыдно: я был слишком занят последними событиями в своей жизни. Корил себя, что оказался дерьмовым другом для Джордан, но тут же вспомнил, что вообще-то… она первая кинула меня. Она единственная знала обо мне все: о том, что происходило в семье, о планах. Мы давали обещания, что не бросим друг друга в беде. Так почему же тогда она оставила меня одного там, где я медленно погибал? Мне лично она не оставила никакой записки, не отправила письма с адресом, где теперь ее искать. Я убеждал себя в том, что в нашей с ней дружбе нет изъянов и нет места предательству, что наверняка у нее веские причины для таких поступков. Но сегодня пришло осознание, что я тешу себя надеждами и упрямо вдалбливаю себе в башку то, чего нет.

Услышав звуки клаксона и свист Джека под окном, я встал, накинул на себя свою неизменную кожаную куртку и, подхватив гитару с сумкой, спустился в прачечную попрощаться с семейством, приютившем меня.

— Обещай, что будешь приезжать к нам! Хоть мы и на другом конце города, — Мириам крепко обняла меня, а затем, отстранившись, огладила мое лицо своими ладошками. Множество браслетов на ее запястье переливчато звякнули, поселяя в мою душу необъяснимую тоску. — Хорошо питайся и постарайся больше не попадать в неприятности! Ох, мой милый мальчик…

У женщины задрожала нижняя губа, глаза наполнились слезами, которые она пыталась сдерживать, и заломила руки. Я тепло улыбнулся ей и с щемящей нежностью чмокнул в щеку.

— Спасибо вам за все! И…я уже скучаю, — честно признался я и смахнул таки скатившуюся слезинку на ее лице. Подошедший к нам мистер Мозес одной рукой погладил ее плечо, успокаивая, а другой крепко приобнял меня и тихо сказал, чтобы услышал только я: «Можно достичь любой вершины, но важно не забыть откуда и как ты начинал — только так получится выстоять».

Когда машина Джека рванула с места в сторону Фрипорта, я невольно закусил нижнюю губу, с грустью глядя в боковое зеркало на то, как отдаляются их фигуры. Приятель, заметив мою напряженность и смятение, тихо сказал, не отрывая взгляда от дороги:

— Это нормально, что ты к ним привязался.

— Да, пожалуй… — задумчиво произнес я и засунул руки в карманы куртки, откидываясь на сидении. В одном из них я вдруг нащупал какой-то сложенный листок, вырванный из блокнота. Когда я развернул его, то увидел как аккуратным почерком миссис Мозес был записан адрес, а ниже приписка: «Иди туда и своди ее, наконец, на свидание!» В порыве радости я поцеловал этот кусок бумаги и счастливо расхохотался. Черт возьми, я обожаю эту женщину!

— Что это у тебя там такое? — полюбопытствовал Джек, улыбаясь во весь рот, и попытался перехватить записку из моих рук, чуть не съехав на обочину. Я шутливо щелкнул его по носу.

— Следи за дорогой, приятель! У меня на будущее большие планы и в этом списке нет пункта «Намотаться на столб или улететь с дороги»!

Салон наполнился нашим смехом, и друг прибавил скорости, вжав до упора педаль газа в пол. Бумажный листочек с адресом Лизы был бережно спрятан обратно, внутри все трепетало от предвкушения. Мне хотелось увидеть эту девушку как можно скорее.