Ловец бабочек. Мотыльки

Карина Демина, 2022

Тиха и скучна жизнь в провинции, да только и здесь порой случаются дела престранные. То приворожить воеводу нового пытаются, то головы шлют в коробках, то вовсе Тайная Канцелярия невозможное задумала: с Хольмом если не дружбу завести, то всяко расследование совместное учинить. А то ведь завелся в краях тамошних маниак, смущает умы мирных граждан. Вторая часть дилогии.

Глава 3. Где речь идет об угнетателях, угнетенных и гробах

Если бы Земля была плоской, кошки бы уже все с нее скинули

…вывод, к которому пришла одна старая дева после долгих научных изысканий.

Горячий чай.

Сырники горочкой. Сметана найсвежайшая в фарфоровой креманке. Булочки с тмином. Масло. Варенье. Скатерку и ту поменяли. Сколько себя Катарина помнила, ей не случалось видеть этаких от скатерок, чтоб накрахмаленные до хруста и белоснежные…

Голодною волчицей кружила официантка, не спуская с князя томного взгляду.

А Катарине доставались редкие, оценивающие и ревнивые. В какой-то момент почудилось даже, что не совладает официантка с этакими чувствами да и учинит какую-нибудь пакость…

…чай подала холодный.

Слабый.

Не чай — водица крашеная.

— Зачем вам гробы? — не выдержала молчания Катарина. Нервы были натянуты до предела.

Хелег.

Харольд.

И Нинель.

И Вересковский, который скончался скоропостижно. Слишком все завязалось в один узел, а Катарина не представляла, с какой стороны к этому узлу подступиться.

— Я же не спрашиваю вас, что вчера произошло? — вопросом на вопрос ответил князь, и хвост его лег на стол, аккурат между двумя креманками.

Официантка испустила вздох, то ли томный, то ли испуганный. Конечно, хвост — это не то, что женщина ожидает увидеть в мужчине, но… во всем остальном князь был прекрасен, а потому с этакою мелочью — подумаешь, хвост — она готова была смириться.

— А почему не спрашиваете?

Катарине стало обидно.

Ей, значит, холодный чай и черствый хлеб. А ему сырнички горкой… и где справедливость?

— А вы ответите? — он крутанул ложечку в пальцах.

— Может, и отвечу…

— Продам.

— Кого? — не поняла Катарина.

— Гробы. Втридорога. Может, в четыре, тут как получится. Обогащусь. И угнету тем самым простой рабочий люд, — князь ложечку облизал и зажмурился от удовольствия. — Варенья хотите?

— Хочу, — Катарина решительно подвинула креманку к себе. — Значит, обогатитесь?

— А то… это ведь нормальное стремление любого человека… так что случилось?

— По-вашему, значит, все хотят обогатиться?

— Не в прямом смысле слова, но да… и дело не только и не столько в деньгах как самоцели…

Официантка поспешно подала еще одну креманку. А уж какой гневный взгляд адресовала Катарине, посмевшей столь наглым образом объедать мужчину. От этого взгляда варенье поперек горла встало. Катарина закашлялась.

— Скорее уж речь идет об улучшении общего благосостояния. Скажем, шелковые чулки вместо шерстяных. Четыре пары туфель вместо трех… и сапоги…

— Ну да… а как же служение обществу?

— Одно другому не мешает. Служите… но и о себе забывать не стоит.

— То есть, вы не верите в альтруистов?

— Не верю.

— Моему наставнику было безразлично, сколько у него пар обуви. И костюму его было десять лет. Он не понимал, зачем ему тратить время на поиски нового… или…

— Чем он занимался? — перебил князь.

— Наукой. Он… у него была теория… он работал с ней. Над ней. Собирался книгу издать, но…

Рассказывать о наставнике, пожалуй, не стоило.

— Книгу… книги — это хорошо… источник мудрости… а вот если, скажем, у него появилась бы возможность издать свою книгу, но за личные средства?

Сырники Себастьян разрезал на четыре части. Каждую поливал щедро черничным вареньем и, наколов на вилку, отправлял в рот. При чем умудрялся это провернуть так, что ни капли варенья не упало на скатерть.

— Или вот захотелось бы ему школу основать… или не школу, но взять учеников… не одну девицу, с которой судьба свела, но с полдюжины талантливых ребят… конечно, хорошо бы, чтоб родители этих ребят за учебу платили, но сие навряд ли… а вот ситуация, когда наши гипотетические ученики сами бедны, что храмовые мыши, вполне себе реальна. Следовательно, что?

— Что? — эхом повторила Катарина.

— Следовательно, нуждаются в поддержке, пусть и в малой… обед там горячий. Ужин. Одежонка зимняя, да и летняя… — он мечтательно зажмурился. — И вот представьте ситуацию, когда возможность передать накопленные знания и вырастить талантливого преемника зависит исключительно от такой низменной вещи, как деньги…

— Вы… не понимаете.

Вот что за нелюдь! Так и норовит все опошлить… и главное, сходу и не поймешь, что возразить.

— Объясните, — этот нахал проводил томным взглядом официантку, которая — вот что за манера заниматься на рабочем месте нерабочими делами? — далеко от столика не отходила. Встала, оперлась на декоративную колонну, пуговку на блузе будто случайно расстегнула, волосы взбила…

— Вчера убили мою соседку, — Катарина заставила себя не смотреть на официантку. Если князю охота — пускай, в конце концов ее не моральный облик случайного гостя блюсти поставили. — Мой коллега.

— Бывает, — он нисколько не удивился. — Вас это задело?

— Нет. Да. Не знаю… я… — она вздохнула и призналась. — Я запуталась. Мне кажется, что это имеет отношение к… к нашему делу… но все вокруг говорят, будто я ошибаюсь.

Он чужак.

Случайная величина. Он точно не заинтересован ни в перераспределении мест, ни в том, как процент раскрываемости на карьеру повлияет, ни… и выслушать выслушает.

— Все… все — это кто?

— Мой начальник…

— Которому неохота устраивать долгое разбирательство?

— Да.

— А ваш коллега?

— Он умер.

Князь оглядел стол и, подвинув к себе высокую креманку, произнес:

— Весьма удобно… для вашего начальника. Дело можно списать в архив. Ни суда, ни…

— Он признался. Перед смертью. Точнее все, им сказанное, можно истолковать как признание…

— А можно…

— А можно и не истолковать, — Катарина злилась. Она тут, можно сказать, душу изливает или почти душу, а он, вместо того, чтобы внимать и сочувствовать, варенье ест.

— Любопытно… но вас смущает не только это?

— Не только… убитая незадолго до смерти предлагала мне сделку. Информацию по делу взамен на кое-какие вещи…

— Контрабанду.

Какое удивительное понимание.

— Ничего особенного. Чулки там и…

— И вы отказались?

— Да.

— А теперь жалеете?

— Да.

— Не можете отделаться от мысли, что убили ее из-за вас, из-за этой информации, которой она якобы обладала, — варенье князь ел столь же аккуратно, как и сырники. И эта его манерность, костюм из светлого сукна — надо же, сыскался в универмаге такой под нестандартную князеву фигуру — невероятно раздражали.

— Да. Скажете, я не при чем?

— Скажу, что не имею ни малейшего представления, при чем вы или нет. Вполне возможно, что начальник ваш прав, и это дело не имеет никакого отношения к нашему…

— Учителю, — подсказала Катарина.

— Учителю, — Себастьян повторил это слово с видом презадумчивым. — Да, пожалуй… из того, что я прочел… так вот, бывают совпадения. Самые странные. Порой страшные. Порой и вовсе кажущиеся невозможными… бывают. Но равновероятно и обратное.

Официантка продефилировала мимо с подносом на левой руке.

— Вы можете быть правы в ваших предположениях. И соседку вашу убили именно потому, что она решила поделиться с вами информацией.

Себастьян провел по скатерти пальцем, словно отделяя себя от Катарины.

— И это плохо… очень плохо…

— Потому что я позволила… — слова застряли в горле, но Катарина справилась с ними. — Ее убить?

— Позволили? Вашего позволения, как мне сдается, никто и не спрашивал. А что до остального, то… знаете, если человека хотят убить, то как правило его убивают. Кем была ваша соседка?

— Буфетчицей.

— Не люблю буфетчиц, — светским тоном заметил князь. — Вечно меня обвесить норовят. А однажды заветрившуюся рыбку подсунули, так я потом трое суток животом маялся. Вот поверите, травили… по-разному травили, но только этой рыбой на трое суток. С той поры и не люблю…

Он вздохнул и подвинул к себе последний сырник.

— Это так, лирическое отступление… значит, буфетчица… если она и вправду что-то знала, то есть два варианта. Первый, она узнала сие на работе, а значит, нам с вами стоит заглянуть в оный буфет и побеседовать с коллегами. И второй… ваше окружение.

Катарина молчала. И Себастьян не спешил продолжить разговор.

Напротив, он сосредоточенно жевал, будто не было занятия важней, чем этот несколько затянувшийся и изрядно припозднившийся завтрак.

— Она… — Катарина сжала салфетку. — Она говорила о моем женихе… бывшем женихе… и официально мы не были помолвлены, просто… он из Особого отдела.

Это она добавила шепотом.

— Интересно, — князь вытер губы. — Очень интересно. И многое объясняет.

— Что?

— К примеру, как ему удавалось уводить девушек. Я читал материалы. Он забирал их. Без шума. Без… — взмах вилкой. — Не привлекая ненужного внимания. Самый простой вариант — роман… тайный или явный. Но тут тоже сложности. У некоторых из девиц были… женихи? Скажем, так… а это неудобно… зачем рисковать, нарываясь на ревнивца? Опять же, почему ни одна не упомянула о поклоннике? Ни подругам. Ни коллегам… ладно бы рассказ, но хотя бы маленькие оговорочки. Женщинам, да и мужчинам, руку на сердце положа, сложно хранить секреты. Это факт. А вот если представить, что не было никакого романа, но была, скажем, вербовка… маленькие грехи из прошлого, которые могли навредить настоящему… ваш Особый отдел, полагаю, как и наша Канцелярия, изряден подобные прегрешения находить.

— Да.

Не стоило заводить этот разговор, и все же… если дело одно, если он прав… оба правы, ведь сама Катарина думала о том же…

— Тайные свидания… и молчание логично. Они боялись, что кто-то узнает о… скажем так, работе. Никто не любит доносчиков. И если в какой-то момент он назначал встречу в тихом и укромном месте, они приходили. Сами. Добровольно. А там… Особый отдел — это ведь неплохая физическая подготовка? И дар… сродни нашим ведьмакам. Позволит оглушить. И затереть следы. Да… и с гробами складывается.

— Что складывается? — несколько нервозно поинтересовалась Катарина, у которой гробы вовсе ни с чем не складывались.

— Трупы, — Себастьян поднялся, оставив на столе пару злотней. И ручку подал. — Предлагаю прогуляться, мне в движении думается легче. Итак, как можно переправить крупный и неудобный груз? А труп крайне неудобный груз. Тяжелый. Объемный. Тропой? Представьте, что вы тащите тело, пять пудов веса минимум… и ладно, девица сама пришла… а вот наш живописец? Он был связан с контрабандистами, но… мелочевка… особые заказы, как вы сами выразились. Пара-другая ботинок и тело — две очень большие разницы.

Он подал пальтецо, которое самой Катарине показалось вдруг до отвращения нелепым. Из серой вяленой шерсти шитое, оно сидело не слишком-то удачно, делая плечи шире, а на спине подымаясь пузырем.

— Нет, тайными тропами этакое сокровище перевезти можно, но уж больно затруднительно. Остается что?

У него же — перчатки из тончайшей кожи.

А вот шапку князь не носит. И зря, ветра тут дуют холодные, и уши застудить легче легкого.

— Что? — эхом переспросила она, натягивая вязаную зеленую шапочку, подаренную коллегами на прошлый день рожденья. Шапочка была нелепой, но на удивление теплой, а большего ей и не надо было.

— Официальный груз… нет, полагаю, труп не декларировали, однако же границу он пересек составом… да, составом… как? В коробке… а что есть коробка, подходящая по размеру для тела?

— Гроб.

— Именно, — Себастьян любезно открыл дверь, пропуская Катарину. И она, выбравшись на свежий воздух, с наслаждением его вдохнула. Холодный. Просто-таки ледяной.

И снежило.

Кружило.

Вьюжило. За ночь сугробы целые насыпало, и эту улочку, еще не окраинную, но всяко находящуюся в стороне от проспекта, не успели прибрать. Снегом занесло мостовую и тротуары, и тонкие столбы электрических фонарей выступали из него, что диковинные одноногие звери.

Серые стены домов.

Темное небо.

И бледная долька луны, которая ныне и днем не исчезала. Ветерок… и снег, но мелкий редкий.

— Гроб среди иных гробов… и груз стандартный, человека, который не первый день и даже не первый год занимается торговлей. Его знают. К нему привыкли. И не досматривают столь уж пристально. А если предположить, что некто, обличенный властью, настоятельно порекомендовал не проявлять излишнего рвения и вовсе не совать свой нос в груз уважаемого купца… намекнул, что купец этот имеет отношение к делам, слишком сложным и секретным, чтобы в них мешались простые таможенники…

Проклятье!

Тысяча проклятий!

Все получается… отвратительно. И мерзко. Но логично. До отвращения логично…

— Значит, вы думаете, что…

— Я пока думаю, что нам с вами старательно подсовывают вполне конкретную версию и, более того, конкретную личность, — князь остановился у витрины с часами.

Массивные напольные, донельзя напоминавшие недавние гробы, разве что чуть приукрашенные резьбою. И махонькие, с кулачок, утонувшие в завитках и медное чеканке. Каминные.

И настольные.

Раковины карманных.

И даже тонюсенькие браслеты с вовсе крошечными наручными.

— Имя вашего жениха всплыло недавно, верно? При прошлом расследовании… и те два года, когда Кричковец ожидал казни, о нем никто не упоминал?

— Не упоминал.

Князь качнулся, уставившись не то на часы, не то на собственную тень в витрине.

— И первым о нем заговорила твоя соседка, а потом ее убили… убийство — лучший способ привлечь внимание к чему-либо… или к кому-либо. Дальше проще. Связать имя твоего благоверного с потерпевшими. Отметить факт их тихого исчезновения… про гробы, полагаю, ты бы тоже додумалась сама, не так это и сложно. Для них, полагаю, тела нам и оставили, — он щелкнул по витрине пальцем. — А заодно припомнила бы пяток-другой преподозрительных моментов из вашего общего прошлого. Все это красиво… слишком уж красиво, чтобы быть правдой. К слову, полагаю, что наш новый свидетель, почтеннейший пан Белялинский, уже мертв и рассказать ничего не способен… тоже, если подумать, подозрительно…