Змеиная вода

Карина Демина (2024)

Не ходи, девица, в темный лес. Не ищи зачарованного родника, что открылся промеж корней древа полозова. Не бери воды. А коль возьмешь, то берегись, ибо непроста эта водица. Потечет по лицу слезами непролитыми, да и смоет, что страх, что боль, что любовь, которая пуще иного яда. Бекшеев и Зима отправляются в небольшую деревеньку Змеевку. В окрестностях её находят тела молодых женщин, умерших от укуса гадюк. И вроде бы не так уж часты подобные несчастные случаи, и гадюк в окрестностях хватает, но что-то заставляет сомневаться. Так ли все просто?

Глава 9. Питон

«Питоны являются самыми крупными из змей. Длина некоторых из них может достигать десяти или даже пятнадцати метров. Вместе с тем в странах южных ходят упорные слухи о древних змеях, столь огромных, что способны они целиком заглотить не то, что человека, но и целого быка. При всем том научных подтверждений данным слухам до сих пор нет…»

«Книга о змеях»

В отеле пахло цветами и сдобой. И запах этот, сытно-хлебный, сдобный, действовал успокаивающе. Он заполнил небольшой сумеречный холл, добрался до окон, раскрытых по жаре.

— Петровна! — голос Фрола Яковлевича потревожил сонную тишину.

И пара мух закружилась над стойкой.

— Петровна, гостей встречай… эй…

Фрол Яковлевич по-хозяйски подвинул к себе звонок и пару раз стукнул.

— Угомонись, — этот голос был тих и спокоен.

Принадлежал он женщине средних лет и весьма своеобразного обличья. Она была высока и худощава. Седые волосы зачесывала гладко, собирая в короткую куцую косу. Темное платье её отличалось весьма характерной строгостью линий. И шито было по моде еще довоенной, сколь могу судить.

— Доброго дня, — произнес Бекшеев.

И я повторила за ним.

— Вот, — Фрол Яковлевич слегка смутился. — Гостей привез. Нумер нужен.

— Несколько, — поправил его Бекшеев. — Но мы с… сопровождением.

Глаза у женщины были мертвыми. Стеклянными, как у зверей в музее. Случилось мне как-то заглянуть… жуткое место, честно говоря. Хотя Одинцов что-то там говорил о важности, сохранности и культуре. Мне же запомнились только эти вот стеклянные глаза.

Мертвый взгляд женщины остановился на Девочке. И я даже приготовилась услышать отказ. Но губы Петровны дрогнули и растянулись в жутковатого вида улыбке.

— Рада, — сказала она. — Гостям.

Голос ее остался тихим и шелестящим. Честно говоря, у меня от этого голоса по спине мурашки побежали.

— Она воспитанная, — сказала я зачем-то. И в ответ получила спокойный кивок.

— Уверена в этом. Я люблю животных.

— Ага, — хохотнул Фрол Яковлевич. — Больше чем людей.

— Фрол, — взгляд женщины задержался на нашем водителе. — Если у тебя все, то можешь быть свободен.

Фрол Яковлевич смутился и отступил.

— Погодь, — Тихоня подхватил его под руку. — Пойдем-ка, побеседуем о делах нашеских. Нам машина нужна будет? Нужна… Вот через часик и…

— И что ты обо всем этом думаешь? — поинтересовался Бекшеев, раскрывая чемодан.

Комнаты нам выделили разные. Суровая Петровна, открыв паспорта, заявила, что номеров на двоих нет. И главное снова глянула так, что желания спорить не возникло.

— Думаю… В целом я уже высказалась, что я думаю.

— А в частностях?

— Помимо того, что эта семейка мягко говоря… — я сделала взмах рукой, явно чувствуя недостаток слов. — Странно это все. Нелогично.

Девочка растянулась на ковре. Сквозь открытое окно тянуло прохладой, а доски пола нагрелись и Девочка жмурилась от удовольствия.

— Сверимся? — предложил Бекшеев. — По нелогичностям?

— Долго придется.

— Так и спешить некуда.

Девочка приоткрыла красный глаз. И закрыла, притворяясь спящей.

— Во-первых, то, что на станции… я ведь не ошибаюсь, что это очень невежливо? Сперва приглашать в гости…

— Вынужденно, — поправил Бекшеев.

— Пусть и вынужденно, но все же приглашение было. А потом все перевернулось и мы здесь.

Не буду врать, здесь мне нравится куда больше.

Комнаты не так и велики, но при том здесь чисто и свежо. Мебель старая и солидная, из той, что на века. Да и в целом нет желания убить кого-то, каковое, чую, в поместье Каблуковых возникло бы и весьма скоро.

— Это и вправду невежливо, — Бекшеев оперся на чемодан. — Мягко говоря… полагаю, согласие не наш приезд давал Анатолий… и вновь же, вынужденно. Быть может, изначально Мария Федоровна планировала как-то… расположить нас к себе.

— Тебя.

Меня она за человека не считала, как и Тихоню.

— Меня. Однако…

— В процессе поняла, что смысла суетиться нет, — сделала я вывод.

— Именно.

— А раз избежать конфликта все одно не выйдет, то к чему тратить силы на неудобных гостей…

— Согласен.

Люблю, когда со мной соглашаются.

— Во-вторых. Вся эта история… — я распахнула двери тяжелого шкафа. Дубовый, резной с бронзовыми ручками он обещал неведомые сокровища, но внутри оказалась лишь пустота. — Нелогична напрочь. Сперва они сделали все, чтобы представить смерть Ангелины несчастным случаем. Теперь Мария Федоровна уверяет, что это тоже убийство. Точнее, что она согласна, что это тоже убийство. Но как-то вот согласна…

— Не до конца?

— Точно.

Бекшеев всегда умел находить правильные слова. И мое собственное впечатление окрепло.

— Такое вот чувство, будто дамочка эта на двух стульях усидеть пытается. И вашим, и нашим…

— Возможно, что так оно и есть.

— Дочь она не любила.

— Скорее всего, — согласился Бекшеев и подал мне костюм. — Но, возможно, дело не в любви. В традиционных семьях всегда мальчики ценились больше девочек.

— Вот мне это не рассказывай, — я костюм отправила на вешалку. И рубашки на полку выложила. Оно, конечно, Бекшеев и сам справится, если что, но стоять и смотреть как-то неудобно. — Что такое наследник я понимаю. Но даже у нас это было не так… явно.

И не скажу, что братьев любили больше.

Нет.

В другом дело. В отношении, что ли? Им больше дано. И спрос с них тоже больше. А мы с сестрами… нас как раз вот любили. И баловали. И… и с другой стороны, в семье детей хватало. А вот если бы как у них? Если бы только я родилась, одна… и без надежды на наследника?

А потом брат.

Долгожданный. Не знаю. Сложно. С людьми всегда сложно.

— С тем, что касается Марии Федоровны, я согласен. Она явно что-то недоговаривает. Дальше?

— Дальше… Надежду она тихо ненавидела. Может, поначалу еще и нормальные были отношения, но потом…

— Потом характер столкнулся с характером. И Надежда, полагаю, отказалась уступать, — Бекшеев указал мне на кресло. — Сядь. И снова согласен…

— Еще нелогично, что она так взяла и вывалила… про лекарства. Фактически призналась, что опаивала дочь. Кстати, а угрозы этой Ангелины реальны?

— Сложно сказать, — Бекшеев разглядывал шкаф. — С одной стороны сроки вступления в права наследства вышли. С другой… думаю, хороший адвокат нашел бы лазейку. То же нарушение прав вполне реально. Срок тогда начинается не с момента вступления в наследство, а с момента фактического нарушения данных прав. Но хороший адвокат стоит денег. И такие тяжбы могут тянуться не годами — десятилетиями.

Что наверняка было никому не нужно.

— Думаю, и Ангелина это понимала. И Анатолий с матушкой. Скорее всего дело закончилось бы заключением договора. Ей бы выплатили некую сумму отступных. Может, на них она и рассчитывала… гадать теперь можно до посинения. Но ты права. Каблуковой не было нужды вываливать все подробности. Тем более столь… неприглядные.

— Тогда зачем?

— Не знаю. Хотелось бы думать, что я её зацепил, но на деле… мне кажется, она запуталась. Или отвлекает наше внимание от чего-то другого. Изображает искренность, жертвует в том числе и репутацией семьи…

Ради чего?

Или ради кого?

— Мне еще кое-что показалось странным, — признался Бекшеев, выставляя на полку кожаный несессер. — Поведение самой Ангелины.

— В чем?

В кресло я забралась с ногами, до того уютным оно показалось.

— Смотри. Она знает, что в семье её, мягко говоря, не любят. Более того, она вдруг осознает, что её… травили? Опаивали?

Скорее второе.

Кстати, странно, что не отравили. Это было бы проще. И дешевле в конечном итоге.

— Она смогла вырваться. Очистить разум. Осознать… и что она делает?

— Возвращается, — теперь я понимаю, что хотел сказать Бекшеев. — Зачем она возвращается? Это… опасно, в конце концов. Там, где одурманили раз, одурманят и второй, если не придумают чего похуже. Ради… наследства?

— Эти вопросы как раз можно перепоручить адвокату. Нет, здесь что-то другое… что-то настолько важное, серьезное, что заставило её рискнуть.

И умереть.

— Но если… если они что-то и знают, нам не скажут, — я погладила обивку. Темно-зеленая ткань и вышитые желтой нитью цветы. И то, и другое слегка выгорело на солнце, но кресло от того не стало хуже.

— Именно.

— Тогда…

— Начнем отсюда. Вот, — Бекшеев папочку Одинцовскую с собой пригласил. — Я тут предварительный расклад сделал.

И карту взял.

Спрашивать откуда — не буду. Её и раскатал на столе. Бросил взгляд на часы, такие вот солидные, которым место на камине, а не на подоконнике.

Стук в дверь заставил нас повернуться.

— Можно? — поинтересовался Тихоня.

— Заходи. Так даже лучше, — Бекшеев придавил карту, что норовила свернуться, с одной стороны часами, с другой — не менее вычурной пепельницей. — Смотри, вот тут мы…

И пальцем ткнул в самый центр карты. Огляделся.

И Тихоня молча протянул кошелек.

— Спасибо, — Бекшеев положил двухрублевую монету с орлом. — Я и сам подумывал о том, чтобы задержаться в городе. Поместье Каблуковых тут…

Десять копеек.

— А здесь — Пестряковы.

Еще десятка.

И оба поместья действительно рядом находятся, разделенные узкой речушкой.

— Ангелину нашли в лесу… вот точное место нам покажут. Надеюсь. Но пока будем считать, что фактически на территории поместья. Здесь нашли Величкину… деревня Салтыковка.

Еще десять копеек, но ложатся они с другой стороны от города.

— А здесь — Пелагею Самусеву… предположительно — последнюю жертву. Близ старой мельницы.

И снова в сторону.

Десять копеек.

— Тихарева. Козулина…

Монеты ложились по разные стороны.

— А вот тут сама Змеевка.

В стороне от поместья Пестряковых. И если прикинуть, то от Змеевки до самой дальней монеты верст двадцать наберется. Далековато.

— Хрень выходит, — заметил Тихоня, склоняясь над картой.

— Да нет. Как раз очевидно.

— Что?

Мне вот очевидно не было. Разве что…

— Если их убивал Анатолий или его мамаша…

Хотя понятия не имею, зачем ей убивать этих, совершенно далеких от её жизни и драгоценного сыночка, женщин.

— Им тяжеловато добираться было бы… — договорил за меня Тихоня.

— Не факт, — Бекшеев разглядывал карту с презадумчивым видом. — Все же не сбрасывал бы со счетов. Машина имеется. Водить умеют, а расстояния тут не так и велики. Но да. Из города добраться до любой из точек проще и легче, чем от поместья Каблуковых.

И ведь не поспоришь.

— А в городе… в городе змей нет, — Тихоня обошел карту кругом. И потом еще раз. Взгляд его был задумчив. А я думала, что Одинцову наши выводы не слишком понравятся.

Да и в целом…

Нет, может, конечно, прав Бекшеев, и этот Анатолий ездил по округе, выискивал молодых девиц, склонял их ко греху, как это принято говорить в высшем свете, а затем убивал гадюками.

Только…

Натянуто выглядит.

— И с чего начнем? — Тихоня вот сомнениями не страдал.

— Думаю, с госпиталя, раз он есть… заодно родню найти бы…

— В полицию?

— Заглянуть, пожалуй, стоит… пугать тем, что сунемся в работу, нет. Мы ж тут частным порядком.

Кивок.

— Тогда… — Тихоня склонился над картой. — Я, может, родней займусь? Пойду, поспрошаю… кто там с кем жил и чего вообще…

— Тихарева, — Бекшеев вытащил листок с краткой информацией. — Хронологически первая в списке. Семь лет тому. Обрати внимание.

— На что?

— На все. Если получится найти подругу, поговори… если она действительно первая, то он мог и ошибиться.

— Или она, — я коснулась загривка, и Девочка приоткрыла красный глаз. — Девочку возьмешь? А то в госпиталь с ней не потянешься…

Госпиталь располагался в еще одном особнячке, тоже с колоннами в числе четырех, лепниной и лестницей, в которую Бекшеев мрачно ткнул тростью.

— Если хочешь, — предложила я, — посиди на лавочке. Слушай, а почему тут дома такие… не знаю, похожие?

— Скорее всего по одному проекту возводили.

— Это как?

— Каждый проект стоит денег и немалых. Вот и была привычка. Нанимали архитектора, чтобы спроектировал какое-нибудь одно здание. Платили. А потом нанимали студентов, чтобы они этот проект слегка изменили под те или иные нужды. Тоже платили, но куда меньше. Обычно меняли внутри и не так сильно, а внешнее обличье вот…

Вот.

Понимаю.

— Идем, — вздохнул Бекшеев. — Похоже, тогда в большой моде были лестницы.

— И колонны.

— Колонны всегда в моде. А вот лепнина — это уже излишества. Кстати, дом точно не предназначался для размещения госпиталя. Маленький он для госпиталя…

Внутри пахло лекарствами и от запаха этого засвербело в носу. И еще карболкой или чем там полы моют. Светлые стены. Тряпка на полу, брошенная так, чтобы каждый входящий всенепременно по ней прошелся. Стол, который прямо в коридор вытащили, и хмурая квадратная женщина в синем халате.

— К кому? — поинтересовалась она, вперившись в нас тяжелым взглядом.

— К целителю, — Бекшеев изобразил улыбку, но это был случай, когда та не подействовала.

— Часы неприемные…

— А мы по особой надобности, — он вытащил удостоверение. Использовать его Бекшеев не особо любил, но сейчас, похоже, иного выхода не видел.

— К которому? — удостоверение женщину не впечатлило. Она лишь губы поджала и прищурилась.

— А их несколько?

— Антонина Павловна… — звонкий голосок донесся откуда-то из глубин коридора. — Пропустите…

— Пропустите, — проворчала Антонина Павловна, не скрывая раздражения. — Как порядок блюсти, когда порядка нету? Ходют и ходют…

Я прищурилась.

Кто бы ни проектировал этот особняк, окна он сделал огромные, в пол. И свет сквозь них проникал, зыбкий, дрожащий. Но от этого света растягивался в бесконечность. И белизна стен растворяла эти стены, меняя пространство.

— Антонина Павловна…

Женщина в белом халате казалась не призраком, нет, скорее уж созданием иного лучшего мира. Того, в котором всегда свет, солнце и чистота.

Впрочем, стоило ей приблизиться, и наваждение сгинуло.

Просто женщина.

В белом халате, наброшенном поверх обычного платья в крупный горох. Тоненькая. И хрупкая. Светлые волосы зачесаны гладко, но полупрозрачные прядки все одно выбиваются и распушаются, преломляя свет, отчего кажется, что над головой женщины сияет нимб.

А вот возраста не понять.

Черты лица мелкие и само личико выглядит почти кукольным. Вот только в уголках глаз уже появились морщины. И на лбу — характерные вертикальные заломы.

— Добрый день, — произнесла женщина звонким голоском. — Вы ко мне?

— Пока не знаю, — Бекшеев изобразил поклон и удостоверение убрал. — Скорее всего… мне нужно побеседовать с кем-то, кто знал Ангелину Каблукову…

— Синюшкина она, — Антонина Павловна губы поджала. — Каблукова — это в девичестве была. А как замуж повышла, то Синюшкиною стала. А я говорила, что убили её! Говорила!

И в голосе этом мне послышалась искренняя радость.

Нет, не тому радовалась Антонина Павловна, что Ангелину убили, а тому, что наше с Бекшеевым появление доказывало её правоту.

— Это дело приватное, — поспешил заверить Бекшеев целительницу. — Но… где мы могли бы поговорить?

Над золотыми волосами порхали золотые пылинки. А лицо женщины вдруг изменилось. И я увидела, что она куда старше, чем кажется.

Но длилось это несколько мгновений.

— Давайте, ко мне в кабинет… Антонина Павловна, Семерякову я сама позвоню.

— Позвонит она… — в спину донеслось ворчание. — Конечно, позвонит… а этот ненормальный и радый будет… ходят тут и ходят. Ходят и…