Вы станете моей смертью

Карен М. Макманус, 2021

Кто из нас ни разу в жизни не прогуливал школу? Вот и трое старшеклассников, Айви, Кэл и Матео, решили устроить себе выходной. Однако веселая прогулка оканчивается совсем не весело: проникнув в пустующее здание, где раньше была художественная студия, ребята находят труп Бони – парня, которому Айви только вчера с треском проиграла на выборах школьного президента. Для полиции, конечно, не мотив, зато отличный повод для одноклассников, недолюбливающих правильную отличницу, начать травлю в Сети. Ребята понимают: единственный способ прекратить издевательства над Айви – найти убийцу самостоятельно. Но легко ли сделать это, если каждому из них есть что скрывать не только от следствия, но и друг от друга?

Глава 7

Айви

Сначала я никак не могу сообразить, где мы. Помню, как утром мы с Кэлом и Матео сбежали из школы. Сейчас оба смотрят на меня так, будто я отрастила вторую голову… А у меня и одна-то болит нещадно.

Потом вместе с волной тошноты возвращается память.

— О боже! — Я вскакиваю, сердце бьется где-то в горле. — Что мы?.. Почему мы?.. — Я дико озираюсь по сторонам, мой взгляд падает на стену, завешенную флуоресцентными логотипами пива. Я бы точно запомнила это место, если бы бывала тут раньше. — Где мы?

— Сядь, пока снова не отключилась. Я налью тебе воды, — говорит Матео.

Я начинаю уверять его, что со мной все нормально, но меня тут же накрывает новая волна головокружения. Я снова падаю на скамью, а Матео направляется к стойке. Бар, осознаю я, когда он приподнимает ее часть. Мы в баре. И Матео чувствует себя тут очень уверенно.

— Это «Гарретс»? — спрашиваю я.

Кэл, все это время сидевший молча, криво мне улыбается.

— Ну, голова у тебя по-прежнему варит. Это хорошо. Ты помнишь, почему отключилась?

— Я увидела шприц, — говорю я с содроганием. — И не успела…

— Держи. — Матео садится напротив и ставит на стол между нами стакан с водой. — Сначала выпей. И отдышись.

Я подчиняюсь — отчасти из-за невыносимой жажды, а отчасти потому, что мне приятно в такой момент чувствовать, что обо мне кто-то заботится. Однако покоя не дают роящиеся в голове вопросы. Смотря на траурные лица Матео и Кэла, я задаю самый важный:

— Что случилось с тем парнем?

Матео и Кэл переглядываются.

— Мы точно не знаем, — говорит Кэл. Матео забирает мой пустой стакан и еще два с соседнего стола и возвращает их в бар. — У нас не было возможности проверить. Когда ты упала в обморок, ситуация осложнилась. Сильно осложнилась.

— Сильно осложнилась? — переспрашиваю я. — В смысле?

Кэл барабанит пальцами по столу.

— Неожиданно приехала полиция с мигалками. Они вынесли дверь и помчались наверх, так что мы… Ну, ты понимаешь. — Он засовывает палец за ворот рубашки и слегка ослабляет его. — Мы решили, что у них все под контролем, и… ушли.

Я хлопаю глазами.

— Ушли, — повторяю я за ним.

— Да. — Кэл облизывает губы. Он мертвенно-бледный, отчего веснушки на носу и щеках выделяются сильнее, чем обычно. — Через заднюю дверь.

Ничего не могу с собой поделать: опять вскакиваю и начинаю мерить шагами облупленный деревянный пол.

— И вы не поговорили с полицией?

— Нет, — отвечает Кэл.

— Я правильно понимаю? Вы мне сейчас говорите, что решили сбежать с места преступления?

Кэл еще раз молча облизывает губы, и я поворачиваюсь к Матео. Он ставит локти на стойку, выглядя как заправский бармен, готовый выслушать любые мои проблемы.

— Как вы могли? — спрашиваю я обвинительным тоном.

Матео стискивает челюсти.

— Слушай, момент был очень напряженный. Приехали копы, а мы не понимали почему. Действовать надо было быстро, так что те, кто еще был в сознании, приняли именно такое решение. У нас не было возможности с тобой советоваться.

Я встречаю его напряженный взгляд — и переосмысливаю ситуацию. В средней школе, когда мы втроем бродили по «Карлтон-моллу», охранники постоянно следовали только за Матео. Однажды они даже обыскали его рюкзак. Пока охранник выкладывал его потрепанные тетрадки, карандаши, пару наушников с безнадежно запутанными проводами и толстовку, Матео стоял с каменным лицом. А тот потом вернул все обратно, даже не извинившись. Так что я понимаю — лучше поздно, чем никогда, — почему он не хотел оставаться в той студии. Тем не менее, не в силах остановиться, я продолжаю возбужденно ходить между столом и стойкой бара.

— Надо хотя бы сказать кому-то, что видели, как Бони зашел…

Тут я запинаюсь, потому что замечаю, как напрягаются плечи Матео при упоминании имени Бони. Мое возбуждение тут же испаряется, сменяясь холодным ужасом.

— Что? — спрашиваю я.

— Парень, которого мы видели… — Матео громко сглатывает. — Кто бы это ни был — он мертв.

У меня земля уходит из-под ног. Я опираюсь на стойку, чтобы не упасть.

— Это был Бони.

— Откуда ты знаешь? — спрашивает Матео.

— Кроссовки, — произношу я с трудом. — Точно его.

Когда я, оцепенев от ужаса, стояла на пороге той комнаты, я еще сомневалась. Но сейчас, вспоминая, как Бони поднимался на сцену актового зала для дебатов… Помню, как заметила что-то ярко-фиолетовое на его ногах, помню, как сильно меня это задело. Где-то в глубине души я уже знала, что проиграю выборы, причем проиграю с треском… и все думала: почему он всегда такой эпатажный?

Я злилась на него вчера, злилась сегодня утром. Когда я увидела, как он заходит в то здание, мне не терпелось все ему высказать. Пока я переходила улицу, в голове созрела целая речь — и никакие записи мне были не нужны!..

Закрываю лицо руками и прижимаюсь горячим лбом к холодной стойке бара. Но как только чувствую руку Матео на своем локте, тут же поднимаю голову. Мне нельзя плакать, ведь если я сейчас расплачусь, то не смогу себя контролировать. Инстинкт удерживает слезы глубоко внутри меня, предупреждая, что мне нужно держать себя в руках.

— Айви, — говорит Матео мягко, а я дергаюсь будто от крика.

— Откуда ты знаешь?.. — спрашиваю я глухим голосом. Приходится несколько раз сглотнуть, прежде чем голос вновь начинает звучать нормально. — Откуда ты знаешь, что он умер?

— Мы видели… — Матео показывает рукой мне за спину, и я оборачиваюсь. Только сейчас я замечаю телевизор в углу и с удивлением узнаю лицо на экране.

— А почему вы смотрите Дэйла Хокинса? — спрашиваю я.

Матео выныривает из-за стойки и направляется к столу, за которым сидит Кэл.

— А это Дэйл Хокинс?

— Да, — киваю я. — Мои родители его знают. Ну, и я немного. Мы сотрудничаем с одними и теми же благотворительными организациями.

Когда-то Дэйл был репортером одного из бостонских каналов, но ввиду возникших разногласий ушел на местный кабельный и начал свою собственную передачу. Папа говорит, что он слишком вольно трактует понятие «новости». Впрочем, папа может быть необъективен. Дэйл несколько раз делал нелестные репортажи, связанные с папиной работой, утверждая, что «большие шишки из корпораций подбили под себя весь местный бизнес».

— Этот лицемер излишне категоричен! — Папу бесконечно раздражает тот факт, что Дэйл Хокинс, тоже живущий в Карлтоне, снес старинный домик, чтобы отгрохать себе гигантское поместье.

Место на экране мне знакомо. Граффити за правым плечом Хокинса и зеленая дверь позади заставляют меня замереть от ужаса. Он стоит у того здания, где недавно были мы.

Матео берет пульт и целится им в телевизор.

— Сейчас перемотаю.

Через пару секунд Дэйл Хокинс оживает и с тревожным выражением лица говорит:

— Мы в тихом индустриальном районе на севере Файнейл-холла, где этим утром случилась страшная и загадочная трагедия…

Мы смотрим репортаж в тишине.

–…просим вас звонить с любой информацией, которая может иметь отношение к делу. Судя по описанию, девушка привлекательная, примерно двадцати лет и находится, вероятно, где-то неподалеку.

Тут Матео опять ставит видео на паузу.

— На этом мы закончили, пока ты была в отключке.

— Ясно, — бормочу я. — Давай дальше.

Но ничего интересного больше не показывают: Дэйл Хокинс диктует номера телефонов и замолкает, вперившись в камеру своим знаменитым раздражающе-внимательным взглядом. Несколько секунд мы все молчим, пока Матео не решается сказать очевидное.

— Ну вот, — говорит он, — блондинка.

Я перекидываю хвост через плечо, наматывая его кончик на палец. Тишина.

— Он же не имел в виду?.. Он же не мог говорить обо мне? — наконец спрашиваю я.

Оба молчат.

— И мне не за двадцать, — упорствую я, глядя то на встревоженного Кэла, то на бесстрастного Матео. Меня бесит, что выражение лица Матео невозможно прочитать: про себя он может как соглашаться с тем, что я подхожу под описание, так и размышлять о том, что «привлекательная» — понятие довольно растяжимое. В размышлениях я сильно удаляюсь от сути, и тут же подсознательно даю себе подзатыльник.

Матео пожимает плечами.

— Многие люди не умеют адекватно оценивать возраст.

— Да, но… — Слова Дэйла продолжают вертеться у меня в голове. — Даже если кто-то и видел меня на входе, нельзя было подумать, что я делаю Бони инъекцию. Я и близко к нему не подходила. — Я чувствую огромную благодарность к Матео и Кэлу за то, что они меня оттуда вытащили до приезда полиции. Какая чудовищная ирония: меня допрашивали бы о случае смерти от передозировки прямо перед церемонией награждения моей матери!

— Может, кто-то видел, как ты поднимаешься наверх, и что-то перепутал, — предполагает Матео.

— Ты считаешь… А Бони не мог сделать это сам? Ну, превысить дозу? — Кэл трет виски и смотрит на меня. — Мы как раз об этом говорили, да? Наркотики сейчас везде, даже в Карлтоне.

— Но мы не в Карлтоне, — напоминаю я. Зачем Бони ехать в Бостон в десять утра, чтобы уколоться? Он мог сделать это и поближе к дому.

Поворачиваюсь к Матео, чтобы проверить, согласен он со мной или нет, но он смотрит в пол.

— Ты заметила там что-нибудь еще?

Я мотаю головой.

— Нет.

— Может быть, слышала кого-то? — упорствует он.

Я готова снова отрицать, однако потом задумываюсь. Когда я ворвалась туда, то была на адреналине, твердо настроенная найти Бони и все ему высказать. Я понятия не имела, где он, но почему-то пошла прямо в его сторону. Как так вышло? Почему я повернула налево и поднялась на четвертый этаж?

— Может быть… Да, я что-то слышала. Я пошла наверх на какие-то звуки. Движение или шаги. — Воспоминания становятся живее. — Мне показалось, что там кто-то есть.

— Хорошо еще, что ты ни с кем не столкнулась, — угрюмо бросает Матео.

У меня по позвоночнику пробегает дрожь. Я оглядываюсь на Кэла, но он смотрит вниз, в телефон. И тут в голове проясняется, и я понимаю то, что было очевидно с самого начала.

— Подожди-ка, — говорю я так резко, что Кэл тут же поднимает голову. — Та девушка. Которая работает в той студии. Она блондинка? — Кэл бледнеет, а мне хочется влепить себе затрещину, за то, что не додумалась до этого раньше. — Ведь блондинка?

— Ее там не было, — быстро отвечает он.

— Она блондинка? — произношу я раздельно.

Лицо Кэла становится почти белым. Мы словно исследуем невиданные прежде степени бледности.

— Она… я… У меня твой телефон, — лепечет он.

Это явная попытка сменить тему разговора.

— Что?

Кэл сует руку в карман и достает последний айфон в толстом черном чехле.

— Ты обронила, когда упала в обморок, мы его подобрали. Держи.

Я осторожно беру незнакомый телефон.

— Это не мой, — говорю я, расстегивая свою сумку и доставая собственный телефон с чехлом в розово-золотую шотландскую клетку. — Мой там же, куда я его положила. Значит, этот…

— Черт! — восклицает Матео, забирая у меня телефон. — Видимо, это телефон Бони.

Кэл порывисто вздыхает.

— Или того, кто его убил.

Мы в полном молчании во все глаза смотрим на телефон.

— Это же… улика, — говорю я, запинаясь. — Мы должны его вернуть.

Матео хмурится.

— На место преступления? Каким образом?

— Отправить его почтой? Написать записку? — робко предлагаю я.

Кэл резко встает, стул под ним громко скрипит.

— Мне надо в туалет.

Матео указывает себе за спину.

— Слева от телевизора.

— Спасибо. Я быстро.

Я жду, когда дверь за Кэлом закрывается, и поворачиваюсь к Матео.

— Что с ним происходит?

— Не представляю. — Матео пожимает плечами. — Но с его девушкой определенно что-то не так. Он не желает о ней говорить. Не отвечает даже на самые простые вопросы.

Я нервничаю, я запуталась, я вымотана. Поэтому просто разглядываю ряды бутылок на полках.

— Только я из всех вас сейчас могу позволить себе выпить?

Матео смеется, демонстрируя ямочки на щеках, — они появляются, если застать его врасплох. Когда мне было тринадцать и моя влюбленность была в самом расцвете, я любой ценой старалась заставить его улыбаться.

Конец ознакомительного фрагмента.