Неумирающий снег

Ирина Уральская, 2017

Повесть о строителях социализма, живущих по законам своего времени, романтизирующих действительность. Воспитанные на пропаганде советских плакатов и советской школы, попадая в реальный мир, они не замечают, как рушатся идеалы счастливой жизни, обещанного будущего, и плывут по течению жизни, влюбляясь в романтических героев, на самом деле обычных людей, с теми же задатками соцминимума. Повесть воссоздает колоритные миры коллективного труда и жизни строителей. На самом деле – это повесть в повести. Красной линией проходит настоящий дневник брата Костина Михаила. Память возвращает в путешествия по морям, где описаны будни советского моряка-радиста дальнего плавания. Все трудности рыболовецкого флота. Брат и сестра на самом деле, где бы они ни были, связаны единым воспитанием, единой верой в государственную политику и в советскую действительность, как незыблемую картину мира. Любое сходство героев этой книги с реальными людьми – чудесное совпадение, и автор ответственности не несет.

Дневник брата

Маринка перебрала книги в книжном шкафу и виниловые пластинки в братниной тумбочке с деревянными отсеками. Брат любил порядок, считал, что виниловые пластинки надо хранить только в стоячем положении, и сам мастерил отсеки. Миша был в морях. Внезапно нашла синюю тетрадь. Открыла и поразилась. Это был дневник морских рассказов Миши. С затаившимся голубем внутри открыла и начала читать:

«Все мы весим на вес золота — только в разной пропорции».

1974 год, ноябрь

«Каждый человек должен иметь свою систему координат».

Первые рассказы были сумбурными и без начала. О поездке в Ленинград читала, затаив дыхание. Многое перекликалось с ее личными чувствами. Вспомнила его восторженные рассказы. Поняла, что эти рассказы и повлияли на ее решение ехать в далекий город.

«…Мы бродили по Ленинграду, у Исаакия встретили старика, который показался мне ханыгой. Он подошел, попыхивая сигаретой, спросил:

— А вы, молодые люди, знаете историю Исаакиевского собора? Нет? Ну, тогда слушайте!

И мы целых два часа на холоде слушали разинув рот. Смеялись вместе с ним над различными перипетиями строительства, затаив дыхание, впитывали в себя грандиозные цифры его веса, золота и так далее. Старик сыпал мудрёными именами: Баженов, Растрелли, Воронихин, Трезини, Монферран, Тома де Томон, Росси, Захаров — зодчие Ленинграда.

Его коронкой были слова:

— А сейчас я вам расскажу такое, что ни один экскурсовод не знает!

Повел нас к Медному всаднику и опять поселил в мир старины.

Памятник делали по заказу Екатерины двенадцать лет, внутри он полый (толщина стенок полтора сантиметра), только ноги коня и хвост цельные. Вывел на набережную и рассказал историю каждого здания и моста, какие мы видели.

Это всё сейчас так живо стоит перед моими глазами: ночь, облака, освещенные заревом города, Нева, в чёрных водах которой отражаются огни противоположного берега, в дополнение ко всему сам старик с его доброй улыбкой и смехом — не засмеяться в ответ, равнодушно отойти было нельзя. Он и сам был могуч, а вся семья его погибла под бомбежками в сорок втором году, в блокаду.

Бродили мы около ростральных колонн, у музея ВМФ смотрели атлантов Эрмитажа и пробовали держать небо на плечах, плясали на парапетах Невы, прошлись по Невскому проспекту и, хотя было холодно, нам казалось чуточку теплей от множества огней, дошли до Аничкова моста, постояли возле бронзовых скульптурных групп. Их четыре и каждая показывает одну стадию укрощения коня. На коне видна каждая вена, каждая жилочка — с таким мастерством всё это было сделано Петром Клодтом, а сколько баек вокруг ходило! Услыхали, будто под брюхом лицо любовника жены вылеплено.

Смеялись…

6 ноября 00:30

Только что пришел. Очень сильно устал, хочу спать. Был на фильме «Оклахома, как она есть». Утром нас повезли по местам боевой славы, вернее, везли в Пушкино, а гид по дороге рассказывал нам о том, о сём.

Погибло ленинградцев больше миллиона при защите города, в основном простое население. В Пушкино сразу повели нас в Екатерининский дворец. В общем, я скажу, эти цари и царицы умели жить. Сотни и тысячи работали на них и создавали шедевры и умирали, а они это принимали как должное. Хотя я честно скажу, что если взять сто лет до семнадцатого года и сто лет после — то по богатству архитектуры наш век не сравнится с прошлым, хотя и тут нюанс — мы тратим в сотни раз больше на вооружение, чем раньше.

Вообще, это спорный вопрос. Если смотреть с точки зрения западного человека, то, конечно, мы впереди.

Ну ладно. Зашли мы в лицей. Его закончили реставрировать. Мне понравились рисунки лицеистов. На миг я почувствовал себя в том веке и, странное дело, разницы особой не почувствовал, и даже мог бы, наверное, без особых неудобств пожить там (некоторое время).

Когда я пишу всё это, то чувствую себя не в себе (есть особые причины). Кружится голова и так далее. Приехали, пообедали и пошли в Петропавловскую крепость. Обошли все равелины, внутри (собора) мне замечание сделали за фотографирование на фоне исторических памятников (гробов).

На Неве стоит целая эскадра ВМФ — готовятся к празднику. Флаги расцвечивания и так далее.

7 ноября

Позавтракали и до двух часов свободны. Сели на метро (нас четверо) и вышли на станции «Горьковская», это у Адмиралтейства. Смотрели парад, ждали залпов из пушки. Вокруг Адмиралтейской крепости, на стенах, горели пятьдесят семь газовых факелов, в честь годовщины Советов. На ростральных колоннах тоже четыре огромных факела. Очень красиво и впечатляюще. Этот как бы застывший воздух, туманные, мягкие очертания зданий, мостов, движущиеся колонны и эти факелы.

Фотографировались на фоне пушек, которые каждый день отмечают полдень, залпами. Правда, я ни разу не услыхал их пальбу.

Зашли в домик Петра 1. С радостью смотрел его ботик. Сходили в гастроном, удивили дорогие вина, коньяки, водка «Экстра», конфеты. Купил бутылку вина.

Современное оформление фасада очень интересное.

После обеда нас повезли в Разлив. Быстро стемнело, и особых впечатлений не осталось. Разочаровался даже.

Ехали в «Икарусе», большом комфортабельном автобусе, все притомились, свет был выключен, скорость приличная, только ветер свистел за окном, и мелькали сосны да ели. Тихая дрёма укачала всех.

Проснулся и вспомнил о бутылке вина. Вытащил и она пошла по кругу. Настроение у всех поднялось. Девчата распелись, начав с песни «На горе колхоз», и закончили романсами Есенина.

Голос я почти сорвал.

8 ноября

Утром, взяв на свою голову четырех девчонок, пошли в музей Русского флота. Как зачарованный я смотрел на парусники, якоря. Казалось, призраки отшумевших событий окружали нас, гремели пушки, падали пробитые паруса, снасти. Лазарев, Ушаков, Нахимов. Поразительное начало морского флота, его песня.

Океаны остались прежними, те же парусники могли бы бороздить сейчас воды мирового океана, но когда всматриваешься в это переплетение снастей, парусов, обводы и наборы корпусов, становится немного странно перед объемом знаний канонов прошлого. Вспоминаю из истории то, что в портах уважали капитанов, если фрегаты приходили с десятками матросов на реях, повешенных за шею. А ежедневные линьки, а протаскивание под килем виновного? Я всё равно уверен, что в недалеком будущем сила ветра еще будет служить кораблям.

Много будет автоматики и сплавов. Интересны первые подлодки — просто консервные банки с педалями от велосипедов и винтом. Даже с какими-то таранами, на которые вешались пороховые мины…

Марина вздохнула, как хорошо написано, и она бродила этими местами, поражалась великолепным городским достопримечательностям. Ленинград описан во многих дневниках, но братнин дневник был так близок сердцу и мил, что она взяла его с собой, на все длинные, пустые вечера, на чтиво после работы. Долго думала под стук колёс, что такое линьки?

Это ужасало, а что сейчас на флоте в наказание, интересно?