Неумирающий снег

Ирина Уральская, 2017

Повесть о строителях социализма, живущих по законам своего времени, романтизирующих действительность. Воспитанные на пропаганде советских плакатов и советской школы, попадая в реальный мир, они не замечают, как рушатся идеалы счастливой жизни, обещанного будущего, и плывут по течению жизни, влюбляясь в романтических героев, на самом деле обычных людей, с теми же задатками соцминимума. Повесть воссоздает колоритные миры коллективного труда и жизни строителей. На самом деле – это повесть в повести. Красной линией проходит настоящий дневник брата Костина Михаила. Память возвращает в путешествия по морям, где описаны будни советского моряка-радиста дальнего плавания. Все трудности рыболовецкого флота. Брат и сестра на самом деле, где бы они ни были, связаны единым воспитанием, единой верой в государственную политику и в советскую действительность, как незыблемую картину мира. Любое сходство героев этой книги с реальными людьми – чудесное совпадение, и автор ответственности не несет.

1976 год август. Ленинград

ПТУ № 7

Маринина мама была учительницей русского и литературы в маленьком совхозе. Обычно дети учителей шли в институты. Марина после экзаменов увидела газету «Комсомольская правда» и в ней адреса ленинградских ПТУ. Профессионально-техническое училище № 7 было выбрано практически наугад. Написала письмо, получила вызов в группу маляров и, набрав полный чемодан учебников, поехала одна в Ленинград. Хоть школу и закончила, но исполнилось Марине только шестнадцать лет — с шести лет в школу пошла.

А дома Ленинград был любимой темой. Мама ездила туда не раз и фотографии, и рассказы хранились дома как реликвии. Старший брат тоже бывал не раз в Ленинграде, привозя массу впечатлений. Вот и зародилась мечта.

— Поеду, там столько возможностей!

Приехала, полная надежд, ранним промозглым утром. Сидела на лавочке и ждала, выпив кофе, когда откроют метро. Кофе был невкусным, а пирожок старым и квёлым. «Такие у нас дома не едят даже собаки», — подумала Марина.

Спускалась по эскалатору не дыша. Всё гудело, и лента катилась нескончаемо. Чемодан тяжелющий. Мама еще банку трехлитровую сала положила…

Вышла на станции «Космонавтов». Вокруг ни души, пустыри одни и далеко девятиэтажка и большие новые квадратные корпуса. Спросила и утвердилась в мыслях, что это — оно самое. Общежитие рядом с училищем. Этаж в девятиэтажке — для одной группы — блок. Комнаты большие, на несколько человек. Ей досталась комната, в которой не было второго стекла — разбито совсем. Не было стола и не было постельных принадлежностей. Не было и всё.

Горько для начала. Пошла по пустым комнатам, нашла драное одеяло. Вставила его в свой собственный пододеяльник, заботливо сунутый мамой. Ночи в Ленинграде холодные, даже летом. Август — нежаркий месяц.

Сразу Марину послали в прачечную, отрабатывать. Несколько дней показались адом. Работала на конвейере. Тут и пар, и жар, и работа такая, что взрослые не выдерживали. С непривычки тошнило, и голова болела, приходила голодная и после столовой, ела сало с хлебом, а перед глазами плыли и кружились белые простыни, наволочки, пододеяльники, солдатское бельё. В комнаты постепенно вселялись девушки, приехавшие из разных мест.

Целый месяц бродила по улицам Ленинграда. Завела дневник и записала впечатления.

Ленинград 76 года

Неповторимый дух города, морской порт, вода маленьких каналов. Парочки, целующиеся везде в любое время — в метро, в парках, на набережных. Кафешки, каждое с неповторимой кухней. Маета и суета, многолюдность, адские потоки, всасывающие людей. Жерла больших магазинов — просто кратеры кипящие, лавы людей. Очереди за любым товаром. Удивительные здания, гордые своей историей. Они довлеют над тобой, и ты чувствуешь себя всегда микроскопической величиной… Ах, эти концерты приезжих любимых групп! ВИА «Самоцветы», ВИА «Пламя», ВИА «75»! А салюты и давки на парадах. Разводные мосты, и страх остаться на улице до утра. Настенная графика, вкуснейшее в мире мороженое — самое дешевое удовольствие и пирожки.

А скульптуры и барельефы на каждом здании, атланты — мужчины, и кариатиды — женщины, держащие небо. Львы здесь, вдали от Греции и Рима, музы, слетевшиеся сюда и правящие этим городом.

Рабочие и работницы — мы, чувствующие себя неуютно, попавшие на праздник жизни с черного входа. Смеющиеся фонтаны. Кипение кинотеатров — развлечение и практически надежное место встречи, явки всех влюбленных, место свиданий зимой в холода.

Общежития. Всегда по одной схеме: вахтер, койко-место, душ, общая кухня — душиловка воли и чувств, место, где скован по рукам и ногам.

Огромные магазины и множество товаров, на которые у тебя никогда не будет денег. В день получки — обязательный поход туда и долгое нерасставание с заработанным, и всё же пустые карманы уходящих полуизмождённых девушек, напившихся чудесной радости приобщения к миру, где всё рядом и кажется уже твоим.

История царей, царевен, бродящих в анекдотах и маленьких рассказах.

Метро.

На каждом шагу буква «М». Спустившись вниз, попадаешь в новую сказку и удивляешься его размерам, стилю, огранке, каменности этих пещер Али-бабы, быстроте поездов, их появлению из черноты и многолюдности нескончаемого потока…

Песчинка — ты!

Каналы, опутывающие город, прекрасны своими артериями. По ним течет вода, празднично светящаяся то от солнца, то от фонарей ночных. Каналы с корабликами, катерами, лодками, ограненные гранитом, ажурными мостами. Памятники на площадях.

Церкви, удивительное множество храмов. Всё время напоминание о Боге. Соборы, церкви напоминают о твоей маленькой сущей душе, практически теряющейся на фоне величественной вечности, движущейся стремительно вперед и поглощающей эти потоки людей, их деятельность, и загребающей, берущей только ценное у человека, даже маленького, строящей себе свой мир, вечный.

Мы — только кирпичики этой вечности…

Воровка

Реальность и дневники немного расходились по впечатлениям.

В новом ПТУ Марина сдружилась сразу с девочкой Тамарой Макрициной — и ели, и пили вместе. Мама без конца присылала Марине деньги: то одно купи и пришли, то другое. Время дефицита было.

Позавидовав, Тамара стала шептаться с другими:

— Маринка крадет у нас всё, пересылает в посылках домой! У меня зубная паста пропала вчера!

Маринку закрыли в боксе. Помнит она длинный стол, и все сидят как пришибленные. В центре — Марина, не понимающая происходящего. У всех печать приговора на лицах.

Вот староста с большой укладкой и черными крашеными волосами, говорит:

— Марина, ты — воровка. Девочки сейчас пойдут проверять твой чемодан.

Маленькая, как воробушек, встала Лида Воробьёва:

— А почему только у Марины? Надо у всех чемоданы проверить!

— Ладно, — строго сказала староста, — трое пойдем, остальные все тут сидите. Ждите.

У Марины слёзы лились сами собой. Молча лились, она только их утирала. Обида подкатила и засела в горле. У них в совхозе даже двери на ключ не запирались, или под коврик их клали. Про воровство и не слышали. Брать чужое — это ей вообще неведомо. А тут позорище. Что она маме скажет? Учительнице. Только подумала, слёзы нахлынули и пеленой застили глаза. Никто, никто не заступился. Как они могли?

Горько было Марине. А всё пирожки… С них началось. Вчера Тамара попросила принести ее порцию из столовой, и тут Таня Лукьянчикова стала сумки проверять, у кого лишние.

Таня быстро сунула руку в сумку Тамары, увидев у нее лишнее, одернула руку и сказала:

— Нет ничего у нее.

А Марина честно ответила:

–Ты глубже, загляни.

Зачем эта честность? Думала, Тамара всё объяснит, а Тамара как в рот воды набрала, сидит, ехидно ухмыляется: «Что, попалась?»

Все сидели и молчали. Двадцать четыре человека. Группа большая, все после десятого класса приехали покорять Ленинград, многие ударницы и отличницы надеялись пойти после ПТУ в институт. Марина и закончила ПТУ № 7 на отлично, но это потом. А сейчас она оплакивала себя, проклинала свою доверчивость, и первое предательство подруг. В закрытый на ключ блок, расположенный по квадрату целого этажа, никто не мог зайти в этот час. Только тикали на руке часы, подаренные отцом.

Прибежала Воробьева, тряся рыжими кудряшками, прошептала жарко:

— Нашли, нашли воровку, совсем не Маришка!

В группу вошли важные и встревоженные староста Валентина Старова, Татьяна Лукьянчикова и Марина Плаксина. В руках немудрящие вещи — зашитые капроновые колготки, Маришкино китайское полотенце, зубная паста. Остальное, Мариша не разглядела сквозь слёзы, которые от отчаяния и обиды еще больше полились из глаз.

Только и сказала:

— Мое полотенце, тетя Галя подарила перед отъездом.

Все молча уставились на виновницу и воровку. Важная, с огромными накрашенными глазищами, она непонимающе смотрела куда-то вверх, самая видная девушка группы № 24 маляров.

— Что молчишь? — строго спросила Татьяна Лукьянчикова.

— Откуда у тебя в чемодане мои колготки?

Видишь нитки белые и лак, это я шила, лаком накрасила, чтоб не пошла стрела.

Дальше Мариша под общий внезапный гневный шум ушла к себе и молча стала собирать коричневый мягкий чемодан. Куда ей переезжать, не знала. Пошла к девочкам и спросила, где есть свободное место, жить с Тамарой она больше не могла.

Все опять смотрели на нее, но никто не подумал попросить прощения. Видно было, что не примет она прощений. Гордая слишком. Таких не больно любят.

Надя Шарапова с другого блока сказала:

–У нас есть место.

— Я к вам тогда иду, — ответила убитая предательством одногруппниц Мариша.

Ее проводили этажом ниже, и она зашла в комнату, легла на свободную койку и отвернулась к стене. Так и проводила долгие вечера, отвернувшись к стене или сидя за столом занимаясь зубрежкой. Иногда в дверь стучали и через комнату к окну проходили красавцы парни с гитарами и авоськами, открывали окно и спускались по пожарной лестнице в другой блок к девушкам, которые учились уже третий год и обжились здесь.

А в этой комнате Надя Шарапова была старшей и очень серьезной девушкой. Приехавшая с Каневского района Кубани, она была домовитой, аккуратной и очень старательной. Учебу тянула плохо, но старалась. В основном Марина помогала всем девчатам сдавать экзамены, разъясняла билеты и трудные места в учебниках.

Мама по-прежнему присылала деньги, тридцать рублей на житье-бытье раз в месяц. Марина поняла, что надо делиться. Водила девочек в кино, покупала мороженое. В комнате жили четыре девушки, считая Марину. Надежде присылали сало и семечки. В ПТУ-7 их кормили бесплатно три раза в день. Утром — каши, в обед — сосиски с тушеной капустой и суп. Вечером — пирожок или булка с чаем. Немудрёное меню иногда менялось. Всё равно есть хотелось день и ночь.

Вино «777»

Однажды они праздновали день рождения. Купили бутылку вина. Это был первый день рождения с вином. «777» — это название, 18 градусов. Обошлось. Тихо и скрытно. А больше и нечего сказать. А один раз она украла булку за семь копеек из магазина. Украла случайно, но не вернулась, не заплатила и съела ее по дороге до общежития. Есть хотелось очень. Магазины были забиты вкусными ряженками, хлебом, сухарями с лимоном и изюмом, колбасами разных видов. Апельсины они только видели, а покупать не покупали. Дорого.

Это был самый трудный год в ее маленькой и длинной жизни. Раза два проводили девичник. Приносили проигрыватель и крутили большие виниловые пластинки и танцевали. Марина присутствовала, но радости не было, будто что-то оборвалось навсегда в ее душе. Болит и всё, а что непонятно. Один раз ходили на дискотеку на танцы, там парень перепил и бегал за ними с ножом… Их прятали, спускали по пожарной лестнице…

ПТУ — это клоака, не надо там учиться романтическим барышням.

Незаметно пролетели три месяца, долгие как три года. Подошло время долгожданных новогодних каникул, и Марина страстно ждала поездки домой. А мама все не присылала денег на билет. Кое-как наскребла последние деньги да заняла у Надежды Шараповой, и пошла на канал Грибоедова в предварительную кассу. Купила билет до Уральска с компостированием в Москве, это значит отметка в компостере и пересадка на другой поезд. У Марины были деньги, присланные классной учительницей математики Рыжовой Неллей Андреевной, с ней она переписывалась, и она тоже просила прислать из Ленинграда какие-то предметы домашнего обихода в поселок. Деньги пришлось спрятать. Взять себе из этих денег на дорогу, не пришло Марине в голову.

Каникулярное приключение

Ехала скорым одну ночь с Московского вокзала в Ленинграде до Ленинградского вокзала города Москвы. Спала. Приехав в Москву, перешла дорогу, открылся глазам большой Казанский вокзал.

Москва — шумный город. У касс стоят огромные, нескончаемые очереди. Чемодан с апельсинами и яблоками — гостинцами домой, тащила как прокаженная из последних сил. В кармане копейки. Очередь тащилась часа три. В окошке кассы сказали, что мест нет и компостировать билет не будут.

От отчаяния она чуть не плакала. Каникулы всего десять дней. Три дня из них на дорогу уходят, если считать эти ожидания на вокзалах или больше, сходу не просчитать, а ждать несколько дней на вокзале — с голоду помрешь.

По радио объявили поезд Андижан — Москва. Поезд шел через город Уральск.

Подошла к толстому, прокопченному от солнца, пузатому проводнику, лениво стоящему в дверях вагона:

— Можно до Уральска? У меня есть билет, он до Уральска. Только прокомпостировать надо было.

— Поехали, — сказал проводник с акцентом.

Затащила чемодан, и устало села на боковое, предоставленное ей проводником место. Ночь наступила почти сразу. Первую ночь ехала, и никто ее не тревожил. Соседки — две девушки кормили ее вкусными домашними пирожками. Марина напилась чаю. Чай красиво подан проводником в стаканах, а стаканы в серебряных подстаканниках.

«Просто чудесно», — пела душа под стук колёс.

Мелькали черные леса. Снег ночью тоже чернильного цвета. Москва канула в пропасть. Скоро дом, мама, Витька — любимый братишка, как они там?

Утром пошла за чаем. Все еще спали.

— Ну-ка, дэвушка, иди суда, — сладко сказал проводник.

У Марины сердце ёкнуло.

— Пылатить када будэшь?

— Как платить, у меня билет до места оплачен. Я покажу сейчас.

— Какой былет? Ты ко мне бэз билета сел.

— Да есть у меня билет!

— А гыде компостер?

— С тебя десять рублэй! Или натурой хочешь расплатысь.

Два проводника с ним, мужчины преклонных лет, узбеки, нехорошо рассмеялись.

— Да нет у меня денег.

— Тогда на слэдующей станции выйдешь!

Слёзы ручьем полились.

Шла по проходу, а люди встревоженно всматривались в ее лицо, спрашивали:

— Что случилось?

Те, кто слышал, передавали тихо друг другу. Так мол и так. Марина села на своё место и разрыдалась, еще больше. Девушки, ехавшие рядом, тоже стали спрашивать.

Стала им торопливо объяснять и горестно сказала:

— Бессовестные, еще натурой просят.

Девушки ахнули.

— У нас три рубля есть.

Раза два проводники приглашали Марину в своё купе. Она стояла на пороге и внутрь купе боялась заходить.

Женщины в вагоне стали шуметь:

— Давайте соберем ей деньги. Выкинут ведь.

Девушки вдвоем пошли по вагону, стали просить, насобирали ей десять рублей и наконец, Марина могла спокойно ехать. Поезд приезжал в два часа ночи. Люди в вагоне попросили солдата, который выходил вместе с ней, донести чемодан и до утра охранять ее на вокзале.

Вокзал в Уральске маленький и старинный. Первая линия железной дороги была подведена к городу в 1894 году. Казаки, говорят, хотели соль возить, рыбой торговать.

Мест в общем зале не было, сели в коридоре около кассы. Там же ютился парень с обезьянкой, он отстал от цирка. Обезьянка строила рожицы, и всем вместе, им было не так скучно. Хотя, понаблюдав за этим нахалёнком, Марина навсегда невзлюбила обезьян.

Милиционер ходил недалеко и гонял алкашей и бомжей. Свет был тусклый и неприятно сквозило. Люди казались злыми, задерганными.

Пермский совхоз

Утром Марина ушла к тётке Галине Викторовне в район Зигзаг, а отдохнув, поехала домой в «Пермский» совхоз к маме и Вите.

Правда мама долго ругала за то, что она спрятала деньги в общаге и не заняла из них себе на дорогу:

— Что, я тебе бы их не вернула? Разве так можно, ехать в такую даль без денег?!

Марина разнервничалась:

— Сама так воспитала — чужого не брать!

Мама в это время раскатывала лепешки, собиралась сварить бешбармак. Мяса не жалела. Жирная шурпа толстым слоем кипела на огне — топилась побеленная печка. Когда-то маме дали дом с тополями. Они окружали дом. Сажать овощи уже, конечно, было негде, но зато летняя веранда в тени деревьев была кстати…

«Пермский» совхоз снегом завален чуть не по пояс. В клубе танцы. Вечером сходила туда. Лампы казались тусклыми, но народ веселился, под гитары местного ансамбля. Никто больно не обращал на нее внимания. Одноклассники разъехались, а подросшее поколение ею не интересовалось. В большом холле играли в бильярд. Кино и танцы всегда были практически единственными развлечениями.

Вернулась домой, скрипя снегом. Дома лучше. Наелась лепешек с мясом и рассыпчатой местной картошкой.

— Завтра будем делать голубцы.

Маме казалось, что ее где-то там не кормят совсем.

Отчим, как всегда, с хмурым лицом молчал, не вмешиваясь ни в какие разговоры. Голубцы мама делала огромные на всю тарелку. Таких сочных голубцов, как дома, Марина не видела никогда нигде. А пельмени, а суп из домашней курицы и домашней лапши, а картошка на шкварках сала, а рыба Сазан, жареный с пшенной кашей-селянка!..

Всё дома жило и дышало теплом, достатком и чистотой. Мама сидела на кухне и по-прежнему до трех ночи проверяла тетради.