Иллюзорея, или Иллюзорная реальность

Ирина Красовская, 2020

Мечтательная Мила проживает свою жизнь, как роман или трагедию, пишет сценарии и исполняет в них главные роли. Сны смешиваются с былью, прошлое вторгается в настоящее. В интернете с ней знакомится моряк, везущий опасный груз на корабле в Австралию. Они ведут трогательную и страстную переписку. Но прекрасный принц оказывается не тем, за кого себя выдаёт.

Глава 1 Нежное утро

Весеннее майское утро окутывало негой и таким долгожданным гармоничным спокойствием, что Мила даже зажмурилась от удовольствия. «Какое счастья, что я здесь живу! Я сама намечала себе этот рай». Обожаемые с детских лет французские багеты с хрустящей корочкой, так вкусно пахнущие чем-то уютным и домашним она несла в левой руке. В правой покачивалась коробочка с пирожными, кокетливо перевязанная золотистой ленточкой. Она разрешила себе не бороться со сладкой привязанностью, не запрещать вкусности, а потом срываться и корить себя. А наслаждаться вкусной едой, красивой жизнью, роскошной природой, вкушать окружающую действительность как произведение искусства, как дар.

Улица, ведущая к морю, в этот час была пустынна. Лишь лысоватый мужчина с усами Сальвадора Дали вышел из старинной виллы с высокой башенкой, над которой гордо реял флюгер в виде парусника. Он открыл ставни, тихо скрипнувшие старинным деревом и принялся поливать цветы. В садах росли и нежились под лучами не жаркого солнца синие ирисы с жёлтой начинкой, хрупкие незабудки и тюльпаны, царственные лилии и голубые гортензии, благородные чайные розы в дорогом наряде, хрупкие, рдеющие на солнце маки, и одуванчики в скромном, но ярком обличии. Благоухающая красота органично и причудливо выстраивала картинку идеального воскресного утра.

Безмятежно щебетали птицы, покой которых не нарушал ни шум машин, ни разговоры людей: они здесь и сейчас просто не существовали. На её земле были только Мила и Природа. Даже поливающий сад мужчина куда-то пропал. Желтоносые чёрные дрозды выклёвывали глаза у незабудок. Воробьиная мама заталкивала крошки хлеба в рот упитанного птенца. Голубка важно прохаживалась по изумрудной траве, и, осторожно поглядывая на Милу круглым глазом, что-то выискивала в траве. Нежно-сладкий аромат. Сказка наяву.

Она любила выхватывать замедленным взглядом, самые красивые и трогающие её сердце нежным откликом и ласкающие око картинки, и помещать их в себя. Коллекционируя красоту природы, архитектуры, запахи и звуки в своём великолепии и трёхмерном изображении. Будь то милейшие сады, прозрачно-пряные лепестки цветов, так и касание ласковой волны, отражения солнечного света от мокрого пляжа, мелкие песчинки, катаемые волнами веками и столетиями, синь моря и неба, ускользающие тени рыб и птиц над ними, дальние приветы парусников и гудки пароходов, взмахи колючих лапок сосен с идеальной геометрический формой шишками и кривыми от зимнего рваного ветра стволами, пряничные домики и роскошные виллы, глядящие приветливыми и светлыми окнами на море и в шторм и в штиль.

Когда ей случалось грустить, или вдруг нападала тоска, как упрямая сумасбродная кошка, неизвестно откуда приходившая и также непонятно куда пропадавшая. Тогда она доставала из тайников души и памяти, и, как любимые фотографии, рассматривала эти объёмные картинки, наполненные звуком, цветом, запахом и томлением нежной любви и расслабления, и вновь чувственно проживала эти ощущения. Иногда Мила любила создавать из этих объёмных, почти живых образов, короткометражные внутренние фильмы, которые она населяла знакомыми и незнакомыми персонажами, писала им диалоги, планировала их судьбы, хоронила и воскрешала, играла свои роли: иногда счастливые, а иногда страдальческие. В них она плакала, смеялась, любила и отвергала — проживала всю гамму эмоций и чувств в придуманном мире, который незаметно проникал в её сны, становился отдельно-существующим пространством со своими правилами, злыми и добрыми персонажами.

Замечтавшись, Мила — статная женщина среднего возраста с красивой русой косой — дошла до набережной. Но опомнившись, повернула в тенистый переулок и мягкой походкой пошла домой. С мужем, который был старше её почти на двадцать лет, они арендовали большую квартиру на первом этаже спокойной резиденции, населённой в основном, пожилыми людьми и более молодыми людьми с ограниченными мобильными возможностями. Там жили несколько пар её возраста. Одна такая семья была их соседями по лестничной площадке: муж — типичный француз из среднестатистических фильмов — высокий саркастичный худощавый брюнет, и его неработающая жена — полноватая блондинка с потухшим взглядом. Поговаривали, что они много пьют, особенно она, но вели себя тихо.

Квартира с большими окнами до потолка, выходившими на аккуратно стриженный газон, с широким коридором, прохладными спальнями и американской кухней, ей очень нравилась. Из своих достаточно скудных средств они с мужем смогли всё же обставить её в классическом стиле начала XX века, покупая ранее очень дорогую старинную мебель по большим скидкам. Современный французский средний класс и молодёжь активно избавлялись от нафталинного и скучного интерьера своих бабушек и дедушек и предпочитала современный, но такой однотипный стиль, унифицированный и не слишком солидный, меняющий тенденции и основной цвет каждый год под влиянием моды.

Их мебель — кресла Вольтер, банкетки Ренессанс, кожаные диваны и кресла в стиле Генри IV, картины, вазы, подсвечники и прочие безделушки они покупали в основном на «блошиных рынках» или по объявлениям. Муж Милы Филипп обладал очень цепким взглядом, мгновенно оценивающим настоящую ценность объекта, и несокрушимой манерой выторговывать дорогие картины неизвестных или забытых мастеров в настоящей деревянной рамке за небольшие деньги. Продавцы проникались к солидному покупателю несокрушимым доверием и, без особого сопротивления, отдавали ему свои ценности, и при этом ещё и благодарили. Мила не была наделена талантом своего супруга и обычно покупала за ту цену, которую ей предлагали. Торговаться очень стеснялась, ей казалось это неудобным и почти неприличным.

Когда Мила вернулась домой, её муж — крупный седовласый семидесятилетний мужчина, сидел за круглым столом в столовой и по своему обыкновению «работал» с газетами. Это был важнейший час дня, когда он складывал в стопочку последние выпуски местных газет и детальнейшим образом изучал результаты скачек на ипподромах, записывая в тетрадку ровным, детским почерком всех фаворитов дня, советы знающих тренеров и знатоков.

Скачки были его самым важным увлечением в жизни. Филипп мог потратить огромные деньги, поставив на любимчика Дарлинга — арабского скакуна, но торговаться за три сантима до пены у рта на рыбном рынке в порту, покупая мидии. Он знал родословную всех производителей, мог часами обсуждать с друзьями котировки, задыхаясь от клубов дыма дорогих сигар, а после обеда бесконечно смотрел все передачи, посвящённые скачкам. По утрам, когда он уезжал за свежим багетом к завтраку, он всегда заходил в ближайший бар, где можно было сделать ставку на фаворита. Филипп болтал за чашечкой кофе с Жанной — хозяйкой бара «Морской конёк», выслушивал последние свежие и не очень новости, и со всем этим богатством возвращался домой.