Ангелочек

Ирина Бова, 2020

Новая книга Ирины Бова – это галерея новых и ярких образов, драма и юмор жизненных историй. Герои ее рассказов, как и сам автор с противоречивой судьбой, живут в Ленинграде. А дух времени всегда накладывает свой неповторимый отпечаток на все – и на семейные разговоры, и на любовные страдания, и даже на встречи с друзьями на кухне. Если хотите попасть в то «ленинградское» время, так неожиданно ставшее прошлым, и заглянуть в «ленинградскую» жизнь, – просто откройте книгу. «Чудеса не валятся на голову любому из нас, как манна небесная. Их надо заслужить и заработать. Даже Золушке ничего не досталось даром: принц был ее наградой, а не подарком или авансом». И. Бова

Ангел-хранитель

Познакомились мы, смешно сказать, на антисемитском митинге. Я попала туда случайно: шла от метро «Площадь Восстания» и решила сократить дорогу.

Путь вынес к «Октябрьскому». Смотрю — толпа там у входа жуткая, это при том что пятница и на улице градусов тридцать жары. За город надо ехать, на травку, поближе к водичке… Я еще подумала: такая жара, а они женятся. Что же сегодня дают в концертном зале, что такое столпотворение? Я пропустила что-то значимое?

Влезаю в людскую гущу и с удивлением вижу персонажей, стоящих с самодельными плакатами в руках. На листах ватмана вкривь и вкось начертано: «Россия не Израиль», «Раввин, вон из России!». Тоже мне, бином Ньютона… Но любопытно. Стала я приглядываться и прислушиваться. А народ беснуется, слов нет! Среди какой-то группки два красных от натуги парня выясняют, кто святее, Иисус или Иуда. Дай, думаю, послушаю.

Один из них орет:

— Ваш подлый Иуда предал нашего бедного Христа!

Второй ему в ответ:

— Это ваш гад Христос толкнул Иуду на предательство!

— Иуда убил еврея Христа!

И первый норовит оппоненту в глаз заехать.

Я, конечно, пролезла поближе и встряла.

— Об чем спич? Один еврей убил другого или там… предал… Так это их личное еврейское дело! Чего вы лезете?

Потом отвлеклась на какого-то придурка, который в строгом сером костюме и при галстуке орал в мегафон:

— Русские — все налево! Евреи — все направо, в Октябрьский зал! Русские налево! Евреи все в Октябрьский зал!

— Где, видимо, и будет еврейский погром, — добавила я и пошла далее выяснять, что же здесь все-таки происходит.

И тут заметила, что за мной шаг в шаг ходит совсем молоденькая девушка, почти девочка. Ходит молча, но глаз с меня не сводит. Что она там делает и на чьей она стороне, я даже не стала задумываться: делать ей нечего, вот и слоняется.

Я направилась к импровизированному помосту: там, держа с двух концов транспарант с текстом на иврите, стояли два мальчика лет семнадцати. Один был с приколотыми пейсами и в касторовой шляпе. Я, естественно, прицепилась и к ним:

— Ребята, а вы тут кого представляете?

Мальчики дружно сказали «Му-у…», а за своей спиной я услышала тихий, но отчетливый голос:

— Гилель.

Я обернулась, увидела странную девочку и уточнила:

— Что такое гилель?

— Это молодежная еврейская организация, они оттуда.

— Ну допустим. А ты-то откуда знаешь?

Девочка пожала плечами. Времени в данный момент я решила на нее не тратить и продолжила беседу с ребятками.

— А что у вас тут написано?

Тот, что с пейсами, промолчал, зато второй пустился в долгие объяснения, из которых было понятно только одно: евреев всегда и везде бьют, потому они богоизбранный народ. Как-то у него в голове история иудеев сложилась с точностью до наоборот. Я поинтересовалась:

— И часто тебя лично били?

Лицо мальчишки расцвело. Одновременно с этой весенней метаморфозой напарник стал показывать ему запрещающие знаки. Сигнализация явно говорила «заткнись», но толку от этого не было никакого: паренек с упоением стал излагать сумрачную историю избиений. Девочка сзади презрительно произнесла: «Мученик сыскался».

Вот тут я наконец решила обратить внимание на нее, тем более хотелось узнать, в честь чего происходит весь сыр-бор в такую жару перед БКЗ. Но опять раздался противный голос мужика с рупором и я пошла в его сторону. Не меняя пластинки он орал:

— Русские налево, евреи направо!

Надо было определиться, наконец! Я нарисовалась под самым его локтем. От серого пиджака удушающе пахло мокрой псиной и потом.

— А если я половинка, мне куда?

Лицо мужика приобрело зверское выражение, запахло еще сильнее.

— Вот тут девушка интересуется!!! — завизжал он на всю площадь, а я, честно говоря, перепугалась и достойно заявив громким голосом «Никто уже не интересуется!», попятилась.

Не бежать стремглав меня удержало чувство страха, поэтому удалилась я весьма гордой поступью, хоть и на дрожащих ногах. В тот момент казалось, что я слышу стук собственных каблуков, а вся толпа замерла, как на стоп-кадре в немом кино.

Отойдя на безопасное расстояние от эпицентра опасности я грохнулась на первую попавшуюся скамейку, но подняв глаза снова увидела девицу, слонявшуюся за мной. Она была абсолютно никакой. Вот просто пустое место! Одета неопределенно, волосы серенькие, глаз как будто и вовсе нет. Смазанная какая-то девочка.

— Ну и что ты за мной все ходишь?

— Я не просто хожу, — сказала она серьезно, — а с целью.

— С какой целью? — мне стало смешно.

— Я восхищаюсь.

— Чем? — уточнила я.

— Тобой! Ты такая яркая, такая красивая, такая смелая!

— Это, конечно, спасибо, но уж явный перебор насчет смелости.

— Нет-нет, очень смелая! Как ты их всех…

— Знаешь что, — решила я приостановить поток славословия, — ты присядь и расскажи, что ты здесь делала, кроме того что мною восхищалась. И давай-ка не будем переходить рамок: обращайся ко мне на «вы».

— Но мы же в одной команде! — возразила девочка изумленно.

— Во-первых, я тебе в мамы почти гожусь, а во-вторых, ни в какой я и ни с кем команде. А теперь отвечай на поставленный вопрос, что ты здесь делала.

— Просто шла домой и увидела афишу.

— А афиша о чем? О том что митинг будет?

— Да нет, — девочка даже расстроилась, видя, что я ничего не понимаю, — афиша о том, что в Октябрьском будут петь мессианские евреи.

— Поподробнее, пожалуйста. При чем тут евреи с афиши? И куда ты шла?

— Домой я шла, из школы. Я в еврейской школе учусь на Добролюбова, а эти тут евреев бить собираются. Они и около Юбилейного митингуют сегодня.

— Понятно, что ничего не понятно, — призналась я честно. — Лучше скажи, почему тебя так далеко от дома в школу запихнули?

— Так другая еврейская еще дальше, на Лермонтовском, а тут на 7-й троллейбус села — и в школе. Я даже еще кое-что подучить успеваю.

— А как же тебя, душенька, зовут?

Смазанная девочка захлопала белесыми ресницами и заулыбалась. Зубки у нее были белоснежные, один к одному, как на рекламе зубной пасты. Действительно, когда о девушке нечего сказать, говорят, что у нее красивые зубы и она уважает своих родителей.

— Меня странно зовут, — Зинаида.

— Это не странно, а редко, — утешила я ее.

— Наверное, — согласилась она. — А фамилия моя Шляпник.

— Значит, ты еврейка? — пропустила я мимо ушей ее диковатую фамилию.

— Не-е-ет, — протянула Зина. — Это мамин муж еврей, но он меня удочерил.

— Он что, верующий еврей?

— Да так-сяк. Но семьянин Рафик — хороший, — заверила она.

Мне, честно сказать, было абсолютно наплевать, какой он там семьянин, этот Рафик, но поразила неуместная обстоятельность девочки и ее лексикон.

— А у вас дети есть? — заинтересовалась она, в свою очередь, моим статусом.

— Есть. Дочка, ненамного младше тебя.

— Ну мне-то уже пятнадцать! — гордо сообщила новая знакомая по фамилии Шляпник. — А в какую школу ваша дочка ходит? В нашу?

— Не приведи господь, — сказала я, — в обычную, английскую.

— Но вы же… по 5-му пункту… кто?

— Понимаешь, Зиночка, я много кто… И еврейка я наполовину, — туманно объяснила я. — А семья у нас многонациональная.

— И замужем вы не за евреем? — поразилась девочка до глубины души.

— Давай оставим мою подноготную в покое, — предложила я ей строгим голосом, уже жалея о том, что ввязалась в этот разговор.

— Хорошо, как скажете, — согласилась Зина. — Только признайтесь: а зачем вы на этот митинг приходили?

— Не приходила я, просто мимо шла и заинтересовалась.

— Но вы же евреев от антисемитов защищали! — Ее блеклые глаза загорелись праведным гневом.

— Конечно, — подтвердила я, — не люблю идиотов.

— И правильно, — поддержала меня Зина. — А в какого бога вы верите?

От неожиданности я вздрогнула. Переход на религиозную тему никак не предусматривался — во всяком случае мною, поэтому я совершенно честно сказала:

— Я, Зина, атеистка.

— Так же нельзя… — закручинилась моя собеседница. — В какого-нибудь верить надо.

— Не мели чушь! Бог один на всех. Если он есть, конечно.

— Есть-есть! — горячо заверила меня девочка Шляпник. — И ангелы-хранители есть. Вот вас кто охраняет?

— Никто меня не охраняет. Бог о моем существовании и не подозревает, — так же, как я о его. Мы не знакомы, нас друг другу не представили. Давай, Зинуша, расходиться, меня дома ждут.

Лицо Зинаиды вдруг стало решительным и отчаянным одновременно. Довольно странно такие эмоции читались на ее тусклой физиономии.

— Вас никто не охраняет? Значит, буду охранять я! Считайте, что с этой минуты о вас есть кому позаботиться.

— О господи… — только и смогла я произнести.

Расстались мы дружелюбно, она даже проводила меня до парадной, и видимо, рассчитывала на приглашение и знакомство с моей дочерью, но я отцепилась, оставив ей свой телефон.

Время текло, как обычно. Я занималась своими делами, которых было предостаточно, так как помимо наличия мужа и дочки я работала. В этом году была интернатура и выкладываться приходилось по полной программе, тем более что место в «Институте красоты» досталось мне с трудом. Но игра стоила свеч, ибо работать в стоматологии хирургом, закончив факультет челюстно-лицевой хирургии, совсем не хотелось.

Изредка звонила девочка Зина, допытываясь, все ли у меня в порядке. Но я заверяла ее в своем полнейшем благополучии и надеялась, что эта блажь скоро с нее сойдет. Поскольку никаких отрицательных эмоций она не вызывала, я относилась к ее закидонам весьма снисходительно и даже пару раз брала ее вместе со своей дочерью в театр, когда спектакли были не совсем уж детские: все же моя Дашка была на семь лет моложе девочки из еврейской школы. Муж посмеивался: «Теперь я за тебя спокоен. С таким-то ангелом — хранителем… Может, мне тоже кого завести?».

Однако во время зимних каникул порывы Зины Шляпник стали принимать совершенно конкретную форму. Она провожала меня на работу и встречала с нее, но это было еще не самое ужасное. Она сидела у кабинета в ожидании моего выхода на перекур или чашку кофе! Мало того, она еще и разговаривала!

В один из таких дней к моему столу подсела женщина, рассчитывающая делать у нас ринопластику (не у меня — я же только интерн, а у нас в Институте), и поинтересовалась шепотом:

— Это правда, что оперируют у вас только по национальному признаку?

— Ерунда какая, — мило улыбнулась я ей, — давайте лучше посмотрим ваш носик.

— А вы уверены?

— В чем?

Ответить ей уже было затруднительно, поскольку я начала осмотр.

Еще через пару дней появилась еще одна дамочка со странными вопросами.

— Доктор, вы не в курсе, при выезде на ПМЖ в Израиль имеет значение внешность?

— Что вы имеете в виду?

— Нужно ли быть похожей на семитку?

Я решила, что по чистой случайности ко мне попадают неадекваты. Ну да бог с ними, все равно перед операцией пойдут за справкой к психиатру, мое дело — первичный осмотр.

Вся благость закончилась, когда в конце недели в мой кабинет ворвался разъяренный начмед и заорал, как подорванный.

— Что вы себе позволяете?! Или хотите вылететь из интернатуры?!

— Роман Борисович, что случилось? Почему вы так кричите?

— Ах, почему я кричу?! — Он выскочил за дверь и тут же вернулся ведя за руку здоровенного детину. По лицу амбала текли слезы, а нос он утирал рукавом. — Вот человек, которому вы отказали в приеме! По какому праву?!

— Роман Борисович, я его впервые вижу.

Парень еще пару раз шмыгнул носом и подтвердил:

— Я у нее не был, вы не так поняли. Не она.

Начмед быстро загорался, но так же быстро и остывал.

— Не она, так кто? — спросил он уже спокойным голосом. — На кого вы мне только что жаловались?

Двери приоткрылась и в нее заглянула очередная пациентка, я только махнула рукой — дескать, подождите. Роман Борисович тихо крякнул и направился к выходу.

— Разбирайтесь тут без меня.

Я усадила обиженного пациента, налила ему валерьянки и стала выяснять подробности.

Оказалось, что он спокойно сидел в небольшой очереди, ожидая приема, когда с ним разговорилась какая-то девица. Глядя на нее, парень нисколько не усомнился, что она примерно по тому же поводу, что и он, пришла в Институт красоты — настолько безобразна была случайная собеседница. Однако она была не только уродлива внешне, но еще и страшна на язык. Рассмотрев физический недостаток бедняги, девушка стала уверять, что все мужчины в нашей стране страдают тем же, а может и похлестче. Но это их кара. То есть надо жить крокодилом неся свой крест. В выражениях она не стеснялась, чем и довела несчастного и до слез и до начмеда.

Прикинув в уме, я начала вспоминать женщин со странными вопросами, уже приходивших ко мне.

— Скажите, дружочек, — спросила я парня, — девушка была очень молодая?

— Почти девочка, — грустно сказал он. — Если даже такая соплячка уверяет…

— Да забудьте то, в чем она там вас уверяет! Это просто ненормальная. Знаете, такие городские сумасшедшие есть? Она могла случайно зайти хоть в прачечную, хоть в булочную, хоть сюда. Лучше расскажите, что вас беспокоит.

Выяснилось, что бедолага пришел всего-навсего с желанием подправить лопоухость. Я начала первичный осмотр, но из головы не шла мысль о моем навязавшемся ангеле-хранителе. Я почти была уверена, что это ее штучки. Сначала хотела найти ее и, если не набить морду, то принять радикальные меры. Но пока ехала домой, немного поостыла и даже мужу ничего рассказывать не стала — наверняка скажет, что сама пригрела. Зато в последующие дни, сидя на приеме, я то и дело выглядывала в коридор — во избежание… Начальство больше не докапывалось, и я решила, что все обошлось малой кровью. С затаенной злобой я ждала звонка Зинаиды.

Все-таки «кто чего боится, то с тем и случится»: вызвал меня к себе начмед. Я заранее приготовила оправдательно-наступательную речь, но на душе было кисло. Как не поведи себя, я всего лишь интерн. Однако все мои страхи были, как оказалось, напрасны: Роман Борисович напросился ко мне в попутчики.

— Вы, вроде, живете около гостиницы «Эмеральда»?

Я удивилась:

— А вы откуда знаете?

— Разведка донесла. Дело в том, что там мои друзья из Риги остановились, а я даже не представляю, в какой стороне этот дивный отель находится. Поработайте сегодня компасом, если не затруднит.

С чего бы меня затруднило?

Я сказала: «Ах, какие пустяки», а сама подумала: «Вот по дороге и объяснюсь».

Проводив начмеда ровнехонько до холла безобразной пятизвездочной «Эмеральды» я поднялась на второй этаж. Там в магазине Елены Фурс я сделала морду ящиком и с шиком перемеряла четыре роскошные шубы, на покупку которых у меня нет и никогда не будет денег. Крутилась перед зеркалами почти час и довольная собой отправилась от элитных мехов к плите и фартуку.

Мерзкий ангел-хранитель напомнил о себе на следующий день, но зато в устрашающем объеме. Была суббота, и мы вместе с мужем пошли за дочкой в школу, а забрав ее, отправились в небольшой ресторанчик недалеко от дома. Сейчас ведь не поймешь, то ли ресторан, то ли кафе. По ценам, конечно, ресторан, а все остальное явно уровнем ниже.

Сделали заказ. Дашка счастлива от того, что сама по меню выбирала, как взрослая. И вот за десертом она вдруг нам говорит, что хочет поделиться секретом. Мы даже не насторожились, вечно у детей какие-то страшные тайны.

— Ну конечно, — отозвался муж, — мы внимательно слушаем. А секрет-то от кого?

— От вас. Я онемела, а муж продолжил.

— Если от нас, зачем же ты рассказывать будешь?

Я пихнула его ногой под столом.

— Это не то чтобы секрет, то есть, конечно, секрет… — начала путаться Дашка. — Но мне совет нужен, а посоветоваться не с кем.

— Так давай уже!

— Я так колебаюсь, так колебаюсь…

Я пихнула мужа еще раз, но уже чтоб он не засмеялся.

— Ты не колебайся, — сказал муж с серьезным лицом. — С кем еще советоваться, как не с родителями?

Дашка отставила от себя креманку и поинтересовалась:

— У меня грехи есть?

— В смысле? — не сдержалась я.

— Ну какие-нибудь ужасные вещи я делала в своей жизни?

— Ты знаешь, что такое грех?! — удивилась я. В нашем лексиконе такое слово не присутствовало, во всяком случае при общении с дочкой.

— Объяснили, — не по-детски вздохнула Дашка. — Вот я теперь и думаю, в чем каяться.

— Кому? — хором спросили мы.

— Какому-то святому отцу.

В очередной раз врезав мужу ногой под столом — на этот раз, чтоб он молчал — я принялась за детальный опрос.

— Дашка, давай сразу определимся. Откуда ты взяла «святого отца», и почему собралась каяться?

— Да это все просто: ко мне на большой перемене Зина приходила, сказала, что завтра каяться пойдем в грехах. Так есть у меня грехи?

— Нет у тебя грехов. Совсем нет, — уверенно сказала я. — Грехи есть у Зины, это ей придется каяться.

— Так что, не идти? — поинтересовалась дочь. — А в магазин?

— При чем тут магазин?

— Зина сказала, что потом мы пойдем в магазин покупать мне парик.

У мужа открылся рот. Но я сообразила, что это фокусы верующих евреев насчет того, что женские волосы может видеть только муж, поскольку шевелюра — самое большое богатство. Мой ангел-хранитель был к тому же полным дебилом: у нее в голове все перепуталось. Зину надо было не в еврейскую школу отдавать, а в коррекционную.

С Дашкой мы все вопросы решили по дороге домой, но что предпринять относительно диверсантки Шляпник — колесовать, четвертовать или пойти к ее родителям, — мы придумать не успели, так как телефонный звонок начал заливаться, когда мы открывали дверь. Муж взял трубку и я только слышала, как он хмыкал, а потом сказал: «Жду. Сейчас». Положив трубку на базу каким-то зловещим движением он посмотрел на меня такими глазами, что сразу стало ясно: катаклизмы еще не закончились.

— Ну? — выдохнула я.

— Уведи Дашку.

— Куда?

— Куда хочешь! — заорал муж.

А дочка, быстренько сориентировавшись, сказала:

— Я к Мишке на пятый этаж, — и выскочила за дверь.

Муж закурил и торжественно сообщил мне, что сейчас прилетит мой ангел-хранитель, чтобы рассказать, как я шляюсь с мужиками по гостиницам.

— У тебя есть ровно десять минут, чтоб признаться самой.

На волеизъявление мужа я не успела среагировать, потому что завизжал домофон. Пока подлючая Зина поднималась в лифте, мы открыли дверь в квартиру и заняли места на кухне, как в зрительном зале.

Увидев меня, Шляпник вспыхнула так, как будто к ней поднесли спичку, а я сказала:

— Вот сейчас ты и отчитаешься за то, как оберегаешь меня. Снимай крылья и проходи.

Слава богу, у мужа хватило ума и сил, чтобы сразу заткнуть ей рот по поводу моей нафантазированной измены.

— Допустим, я бы не знал, а зачем ты решила меня просветить? Чтобы мы развелись? Чтобы ребенок остался без отца?

Зина потупилась.

— Нет, я должна была помешать вашей жене поступать опрометчиво. Развода я не хотела ни в коем случае. Вы бы с ней поговорили… меры…

— Какие меры? — полюбопытствовал муж. — Побить, убить, соперника на дуэль вызвать?

— Можно из дома выгнать… — посоветовала добрая Зина.

Муж схватился за голову и попросил:

— Разговаривай дальше с ней сама.

А у меня уже давно язык чесался.

— Значит так, Зинаида. Слушай очень внимательно и запоминай. К Дашке не приближаться ни под каким видом, иначе я сдам тебя в милицию! Про наш дом забудь, как про страшный сон, иначе твоя явь будет ужасней любого кошмара. Адрес моей работы забудь навсегда — я специально предупрежу охрану. И про меня забудь, и про свои охранные функции, которые ты себе насочиняла!

— За что?

— Как это «за что»?! Ты в кратчайшие сроки чуть не успела разрушить мою семью и лишить меня работы! Я ведь интерн, я еще, считай, учусь — ко мне претензий больше всего!

Ангел-хранитель поднял ко мне свое смазанное лицо:

— Но я ведь тоже только интерн…