Запретная зона

Иннокентий А. Сергеев, 2023

Великие планы геополитического величия и крах империи, растерянность и дезориентация, когда непонятно, что можно, а что нельзя, и когда ты влюбился в жену своего единственного друга, и она влюбилась в тебя. В такой ситуации оказался человек, переживший исторический перелом, а тут еще этот труп в туалете…

8

Я проснулся от осторожного, но настойчивого стука.

Некоторое время я продолжал лежать, безучастно слушая его и даже не пытаясь сообразить, где я нахожусь, и почему вокруг так темно.

Потом включился свет, и я увидел, что лежу на кафельном полу ванной на расстеленном махровом халате.

Я тяжело встал с пола и, пригладив волосы пятернёй, открыл дверь.

Передо мной была Женя.

— Что ты тут делаешь? — сказала она.

— Теперь уже ничего, — хрипло сказал я. — Я здесь спал.

— А почему здесь?

— Не знаю, — сказал я. — Не помню. Наверное, просто захотел спать.

— Ты что, спал здесь всю ночь?

— А сколько сейчас времени?

— Думаю, тебе лучше умыться, — сказала она. И закрыла дверь ванной.

Я повернулся к умывальнику и включил воду. Потрогал. Сделал воду теплее.

Стал умываться.

Всё происходило очень медленно. Она ждала за дверью.

Я умылся, вытер руки и лицо полотенцем и вышел к ней.

— Ванная свободна, — сказал я. — Можешь умываться, а я пока сварю кофе.

— Ты не знаешь, где что. Я сама всё сделаю. Не трогай ничего.

Она закрылась в ванной.

Я пошёл на кухню, включил свет и сел на табуретку за стол. Приоткрыл окно и, взяв с подоконника пачку сигарет, достал сигарету и закурил.

………………………………………………………………

Она вошла на кухню.

— Ты уже куришь? — сказала она. — Натощак?

— Это вредно?

— Конечно.

Я затушил сигарету.

— Больше не буду.

— Я сейчас приготовлю завтрак.

— Тебе помочь?

— Не надо, — сказала она и открыла холодильник.

Она выставила на стол маслёнку и блюдце с нарезанным сыром.

— Ты что хочешь, яичницу или варёное яйцо?

— Яичницу, — сказал я. — С сыром.

— Не смотри на меня. Я не накрашена.

— Ты лучшая женщина на земле. И что с того, что ты не накрашена? Когда солнце светит сквозь дымку, оно всё же остаётся солнцем. Просто потому что другого солнца у нас нет.

— Ты очень быстро пришёл в себя, — заметила она.

— Вовсе нет, — возразил я. — Я всё ещё в прострации.

— Заметно.

Она зажгла конфорку и, достав из духовки сковороду, поставила её на огонь и налила на неё масло.

— Тебе два яйца?

— Можно три, — сказал я. — А можно и ни одного. С меня хватило бы простого бутерброда с сыром. Только давай сварим кофе.

— Ты не завтракаешь?

— Когда как.

— Я тоже, — сказала она. — Сейчас сделаю кофе.

Она вылила на сковородку яйца, выбросила скорлупки в мусорное ведро и, ополоснув руки, вытерла их кухонным полотенцем и принялась за кофе.

Я наблюдал за ней.

Она включила вытяжку. Над плитой загудело. От окна потянуло сквозняком, запахло зимней свежестью.

— Тебе на работу? — спросила она.

— Да, — сказал я. — А тебе?

— Мне тоже.

— На собеседование.

— Да.

— И во сколько?

— Время ещё есть. А тебе?

— Как приеду.

— У тебя такая работа?

— Нет. Просто такой уж я есть.

— А, — сказала она. — Понятно.

— Они могут уволить меня в любой момент, но вряд ли смогут изменить меня…

— Я поняла, — сказала она. — Ты любишь сильно зажаренную?

— Яичницу? Нет.

Она достала тарелки.

— А где грязная посуда? — спросила она.

— Я помыл. Ночью.

— Ты ночью мыл посуду?

— Да, а что?

— Да нет, спасибо конечно… Просто…

— Мне нечем было заняться, вот я и вымыл посуду.

— Спасибо.

— У тебя яичница подгорит, — сказал я. — Ты сделала слишком сильный огонь. И забыла посолить.

Она выключила конфорку и, сняв сковороду с плиты, опрокинула яичницу на тарелку.

— А ты? — спросил я.

— Я не хочу.

— Ты сделала яичницу из четырёх яиц.

— Да, — сказала она. — Сейчас будет кофе готов.

Она поставила на стол чашки.

— Сядь, — сказал я.

— Тебе достать кетчуп?

— Да.

Она достала из холодильника бутылочку кетчупа и поставила её передо мной.

— Сейчас будет кофе готов.

— Да, — сказал я.

Она опустилась на табуретку.

Я протянул к ней руку, коснулся её руки. Она сидела, не глядя на меня.

— Положи сыр, — сказала она, — а то не расплавится…

— И что же нам делать?

— Остынет, и не расплавится. Ты хотел яичницу с сыром.

Она посмотрела на меня.

— Я не могу иначе, — сказал я.

— А мне? — тихо сказала она. — Думаешь, легче?

— Ведь ты всё понимаешь…

— А где ты работаешь? — сказала она, убирая руку.

— Что?

— Не мучай меня.

— Я сопротивляюсь изо всех сил, — сказал я. — И лучше бы тебе оставить меня одного.

— Я не могу, — сказала она.

— Не можешь?

— Нет.

— Я тоже.

— Мне на работу, я должна выпить кофе… Это было бы неправильно.

— Да. Но так тоже нельзя.

— Нельзя. Сейчас мы выпьем кофе, и ты уйдёшь.

Она выключила кофеварку.

— Да, — сказал я. — Именно так и будет. И я знаю, что это будет так, и ты знаешь, что иначе нельзя…

Она наливала кофе.

–…Просто потому что нельзя, и всё. А у тебя сегодня собеседование, и ты тоже уйдёшь. И ему на работу, и он тоже уйдёт, мы все уйдём. И пусть без нас здесь всё решится само собой.

— Что значит, само собой? — сказала она. — Вовсе не само собой!

— Но это уже произошло.

— Вовсе не само собой.

— Ты борешься с этим…

— У тебя остынет яичница, и сыр не расплавится…

— Я не могу просто взять и уйти, — сказал я. — Потому что мне некуда бежать от этого. Потому что это и есть моя жизнь, весь мир. Куда же мне бежать от жизни? Есть только один путь, но и там, куда он ведёт, ты настигнешь меня… Мы не можем делать вид, будто ничего не произошло…

— Не надо, — сказала она.

— Да.

Мы молчали.

Я смотрел на её губы.

Она замерла.

Она смотрела на мои губы. Она стала медленно подаваться ко мне.

Конец ознакомительного фрагмента.