Первая крепость

Ильяс Найманов, 2019

Армагеддон уже перешагнул через наши головы, оставляя за собой стерильную землю и воздух. Только там, где он начинался, практически в эпицентре все еще остались выжившие. Разбитые остатки регулярных войск, укрытые глубоко под землей, случайные люди, которых становится все меньше и меньше, техника и воскресшие, способности который теперь как никогда нужны людям. Гнус, в поисках жизни непременно вернется на те места, где все еще есть хоть что-то способное поддержать его собственное существование. Какие решения будут приняты? Смогут ли живые, роботы и мертвецы удержать свои границы?

Глава 2. Восточный пост

Дорога вела вдоль нескольких едва дышащих на ладан домиков, некоторые из которых, впрочем, казались обжитыми. У одного дома возился сталкер, стирая нечто в битом алюминиевом тазике, пеня и проливая воду, у другого скрипнула дверь, и оттуда вышел небритый мужик в штанах и майке с сигаретой и зажигалкой. Сигарету он тут же прикурил и, встретившись глазами с Яковом, приветственно кивнул, а затем приподнял руку с сигаретой. Яков кивнул ему в ответ, заметив также и шнурок на шее, грузик которого уходил под майку курящего.

— И что вы так свободно ходите здесь? — удивился Яков. — Гнус же неподалеку. Найдет — выбьет всех.

Зима победно посмотрел на него.

— Не выбьет. Не дойдет. У нас посты на километры во все стороны. Ты думаешь, что, «Свобода» воевать разучилась, раз из Зоны вышла? Гнуса здесь нет почти, весь ушел туда, — Зима махнул на восток. — Там сейчас амба страшная. А тут ему жрать особо нечего, он же к людям тянется, да не сюда, где всего-то несколько десятков человек, а к городам, где тысячи, миллионы. Это же и ежу понятно.

— Понятно, да только…

Речь Якова оборвалась на полуслове. Дорожка, которая вела мимо нескольких домиков полустанка, завернула за густо посаженные яблони и уперлась в новый бескаркасный быстровозводимый ангар, откуда и раздавались звуки молота. Ангар был собран «прямо с колес», поскольку позади, метрах в пятидесяти, как раз проходила железная дорога, на которой застыл, и теперь уже, очевидно, надолго, товарный состав. Наезженная по траве автокраном колея вела вдоль состава и заканчивалась у пустой платформы, откуда, видимо, и был сгружен этот не вписывающийся в ущербную жизнь деревушки современный ангар.

Позабывший обо всех своих доводах, Яков округлил глаза и с любопытством сунул голову, а затем прошел и сам внутрь ангара. Ангар был возведен прямо на земле. Стоптанная трава, которую в нормальном состоянии должна была заменить бетонная подушка, являлась полом. Конечно, это никак не было допустимо никакими нормами, но какие сейчас могут быть нормы? Длина ангара была метров тридцать, высота — под пять метров. Сводчатый потолок не имел освещения, а все электричество для освещения подавалось генератором, тарахтящим в каком-то закутке. Середина ангара была отгорожена железными щитами, закрывающими от остальных место сварки, ряд свежих верстаков, ящики и просто листовое железо были хаотично разбросаны по территории помещения, что делало его похожим на полигон для тренировок поисковых роботов. Там, за щитами, слышались мужские голоса, шорох и скрип перетаскиваемой железяки, сдержанный мат. Сталкеры трудились. Отчетливо слышался голос Коваля на фоне остальных голосов:

— Давай, давай… еще маленько… ядрена кочерыжка, вот тут шлифануть надо.

— Ага…

— Может, болт переварить? Торчит как у коня!

— А может, крышку подогнать?

— Не… чего ее тут растачивать? Возиться только.

Возникла пауза, в течение которой было слышно, что работающие прикидывают, как лучше. Зима приподнял голову и крикнул к потолку:

— Коваль, Яков тут.

— Перекур, хлопцы, — раздался голос Коваля, и через несколько секунд, поблескивая потом на лбу, он появился из-за щитов, вытирая тряпкой руки.

Зеленая роба на нем была свежей, но успела обзавестись несколькими сварочными припалинами, которые были хорошо видны даже в этом скудном освещении.

— А-а-а, отобедали? — довольно сказал он. — Та-а-к… теперь, Яков, — он прихлопнул бойца по плечу, — я тебе буду рассказывать, а ты слушай. Готов?

— Так точно, — ответил Яков, крутя головой, выхватывая странного вида элементы брони, громоздкие соединения и вырванные откуда-то электронные потроха. Уж очень много что привлекало его, как фаната оружия, внимание.

Коваль достал сигаретку и, предложив ее также и Якову, который отказался, прикурил и, выпустив дым из-под усов, подошел к одному из ящиков и оперся на него.

— Сейчас у нас ситуация какая, Яков? — задал он вопрос, после чего сделал образный круг рукой с сигаретой. — В мире?

— Как какая? — не понял боец. — Хреновая.

— Хреновая — это даже не показатель. Ты понял, что Армагеддон уже прошел? Что больше всего живых людей на квадратный километр — это здесь, на восток от Зоны? Нас всего несколько сотен сталкеров из Зоны и несколько сотен местных, всяких разных, которым просто повезло.

— Ну, может, и там тоже будут гражданские, — предположил Яков. — Выживут, спрячутся.

— Там? — усмехнулся Коваль. — На восток чем дальше, тем больше гнуса, тем плотнее он идет, тем меньше шансов от него спрятаться. На запад — радиоактивная пыль и горелая земля. Ни еды, ни воды. Может, кто-то и остался в убежищах, но сидеть им придется долго. У нас тут от радиации относительно чисто, Зона каким-то образом ее перехватывает, но ее уже больше ничего не держит. Ни кордоны, ни солдатики, понимаешь? Но Зона — это хорошо, она нам защиту от всего дает, главное — дурака не валять, — Коваль вздохнул и выпустил струю дыма вниз, коротко задумавшись о чем-то. — Мы сейчас имеем что? — спросил он.

— Что? — не понял Яков.

— Мы сейчас имеем немного времени. Гнус обойдет шарик, стукнется друг о друга — и что потом будет делать?

— Что будет делать? — открыв рот, опять переспросил Яков.

— Пойдет обратно. Пойдет туда, где еще есть жизнь. Но если отсюда шли десятки тысяч, то назад пойдут сотни миллионов… понимаешь?

Яков выдохнул от внезапно нахлынувшей слабости и оперся на стоящий рядом верстак. В голове зашумело, уши стали горячими, а мысли бросились врассыпную, пытаясь представить, что такое единовременно миллион единиц гнуса на этом полустанке. Представить не получалось, но картина тел, стягивающихся со всех сторон к единственному светлому пятну ангара, пусть и нечеткая, порезанная безумием и отчаянием, холодила сердце и вызывала дрожь в руках.

— Когда? — сипло спросил Яков.

— Когда они придут сюда? — уточнил Коваль. — Я не знаю, никто не знает. Может, через месяц, может, через два, а может, через неделю… Одно ясно: когда процесс их возврата начнется, их будет не остановить.

— А что тогда делать?

Коваль выкинул окурок в траву у ног и наступил. Брови сошлись вместе, глаза превратились в щелки.

— Два варианта. Первый — это спрятаться и пережить их всех под землей. Забиться под камни, в шахтах, на километры вниз. Завалить выходы, входы, приготовиться жить там несколько лет. Но тогда, когда мы выйдем на свет, мы увидим, что на поверхности нет ничего. Ничего невозможно будет вырастить. Земля здесь и в Зоне будет мертва на сотни метров в глубину. Ни травинки, ни деревца, ни насекомых, ни бактерий, и мы просто сдохнем с голоду, сожрав в итоге друг друга. Мы станем почти такими же, как гнус, только не сразу, а сначала предав Зону, потом — друг друга, потом — себя… Либо второй вариант, — Коваль поднял голову, его глаза сверкнули. — Упереться пятками в землю! За каждый метр, за каждый кусок земли, за каждую травинку, за себя, за товарищей, за все живое! — Коваль на секунду стал словно вырезанным из камня. — Сталкеры сделали выбор, Яков! Скажи, что думаешь ты?

Яков сглотнул слюну. Дыхание стало ровным и спокойным. Руки вновь сильными, а воздух — легким. Решение было очевидным и само собой разумеющимся.

— Я с вами, — ответил он. — Что нужно делать?

— Я и не сомневался, — кивнул Коваль. — А делать нам нужно многое. У нас есть воскресшие. Они чувствуют живых и неживых не хуже, чем гнус, но их мало… сотни две-три, будут еще, но не сразу, — Коваль отодвинул Якова от верстака, на который незаметно оперся боец. — Вот, смотри, что у нас есть.

На двухметровом в длину верстаке, окруженном коробочками с разными мелкими болтами, заклепками и карабинами, лежала матовая двухметровая полоска стали шириной в десять и толщиной в сантиметр. Коваль включил лампу, которая была установлена над этим верстаком. Одна из сторон полотна была заточена под зубило, а вторая была заточена достаточно остро, пусть не так, чтобы порезаться сразу, но если надавить и провести ладонью, то располосоваться можно было бы уверенно.

— Что это? — не понял Яков.

— А на что похоже? — усмехнулся Коваль.

С одного конца полоска стали сходилась в острие, а другая выходила в кругляк, на котором нарезалась резьба. С виду это изделие было похоже на чудовищный меч, который нормальный человек разве что смог мы оторвать от земли, но не более.

— Это, мой дорогой Яков, — Коваль сделал паузу, — наша грубая сила, наш ответ на валдарнийские танки. Знаешь про таких?

— Видел так же, как и тебя, — без тени улыбки ответил Яков.

Коваль пристально посмотрел в глаза собеседнику.

— Верю, — сказал он. — Пойдем покажу.

Он пошел в сторону двухметровых металлических щитов. Яков проследовал за ним. Обойдя ряд здоровых ящиков, они вошли в отдельный проход, где прямо на полу, которым на этот раз служил толстенный лист стали, прямо под несколькими заливающими светом «операционный стол» лампами лежал странный экзоскелет. Вокруг стояло несколько бойцов «Свободы» в робах, о том, что это были сталкеры, можно было догадаться по лежащим неподалеку характерным двуручным коротким мечам и автоматам Калашникова. Но вернемся к экзоскелету. В принципе, экзоскелеты были в эксплуатации у сталкеров давно, к ним Яков уже привык и даже знал на уровне любителя, что и как в них устроено. Обычно такие изделия улучшают в сторону комфорта пилота, в сторону облегчения веса, уменьшения громоздкости и увеличения скорости экзоскелета. Но этот образец был сделан, прямо скажем, в другом направлении. Непомерно длинные и мощные соединения ниже локтя, усиленные бронепластины, наваренные с зазором поверх основной брони, огромная голова, закрытая толстенными композитными бронеэлементами, удвоенное количество газогидравлических силовых цилиндров, притом что вся система жизнеобеспечения была выдернута и лежала рядом, небрежно скинутая в кучу. Было еще множество наружных усилений и укреплений, которые делали данное изделие похожим на распоротого и препарированного рака или краба. Даже подкладка была выдернута и удалена, обнажив металлическое нутро брони. Представить себе, что в этом можно находиться целый день или даже полчаса, было сложно, а уж говорить о том, чтобы сражаться, находясь в этой пусть чрезвычайно прочной, но крайне неудобной скорлупе, было невозможно.

Заметив растерянный взгляд Якова, Коваль улыбнулся и прихлопнул его по плечу.

— Не дрейфь, служивый, это не для живых. Это для воскресших. Вот стоит Добрыня, познакомься, — кивнул Коваль в сторону одного из мужиков.

Яков присмотрелся, и холодок пробежал по спине. Мертвец. Да, он не определил его сразу, потому что все внимание было на экзоскелете, но сейчас, встретившись взглядом с высоким, чуть ниже Якова мертвецом, глаза которого отражали цвет ламп особенным полированным блеском, он понял, кто это.

— Яков, — автоматически сделал пару шагов навстречу и протянул руку.

Мертвец спокойно пожал ее, не издав ни звука. Рука была теплой и мягкой. Немного похожа на стариковскую, оттого что слишком сухая… или…

— Он не говорит почти, сипеть может. Трудно ему. Вон, видишь, что с горлом, — сказал вместо него Коваль.

Яков присмотрелся: мертвец спокойно повернул лицо в сторону, показав горло, которое представляло собой страшную прижизненную рану. Разорванное и сросшееся грубыми шрамами, покрытое новой серой кожей. Яков вспомнил свою первую встречу с мертвецами. Тогда их язвы и дыры закрывал собой вирус, серым телом вперемежку с делящимися произвольно клетками латающий носителя настолько, насколько позволял доступный для мертвеца рацион питания.

— Собаки его порвали. Горло перегрызли, потроха вынули, не все, но все же. Юрок их всех выходил. Даже таких, — Коваль вздохнул. — Ладно. Что имеем по сухому остатку? Белым пить и есть, после того как они в норму придут, практически не надо, как люди, они не спят, бывает, уйдут в себя ненадолго, но чужих не пропустят. Дышать им тоже не часто приходится, температуры не боятся, поэтому всю начинку убираем, освободившееся место — под другие нужды. Задача — останавливать и уничтожать валдарнийцев. Веса у биотанка за тонну, за полторы, может быть, соответственно, и нам легкими быть нельзя. Приходится, чтобы такую тушку таскать, и энергоблок поднарастить, почти двойной мощности ставить, но это для нас не проблема. Броня лишней не будет, все, что можно повредить, — под разнесенную броню. Композитами не брезгуем, ведь стрелять в него могут и кумулятивом. Если в тело прошьют, не беда, главное, чтобы мозг уцелел, поэтому для головы делаем дополнительную конструкцию, съемную. Он, правда, в ней не видит ничего, но они могут и без зрения отличать, где свой, где чужой, так что ничего страшного. А вот ножичек, который ты на верстаке видел, — это для него. Большому мальчику — большие игрушки. В теории, получается, у гнуса остановить такого красавца сил не будет, разве что трупами закидать, но белые парни не глупые. Мы им порядком костюмчиков наклепали, бронелистов, композитов, оружия и прочего у нас хватает.

— А откуда это все? — задал возникший уже некоторое время назад вопрос Яков.

— Тут просто все. Еще когда гнус на Европу только шел, Якорь смекнул, в чем дело, что и как будет. Вот и заказал он тогда в обмен на «мухи» целый состав и брони, и оружия, и припасов, и инструмента всякого, даже ангаров сборных несколько. Деньги-то нам зачем? Особенно когда понятно стало, что Большой Земли не будет, — Коваль внимательно посмотрел на Якова. По его лицу было непонятно, расслышал ли и понял ли он последнюю мысль Коваля. — Состав до пункта назначения не дошел. Хорошо еще, что смогли быстро его отправить, неделя всего понадобилась, чтобы нашим товаром загрузить, а дизель остановился здесь, ну, а мы вокруг него теперь и разбили лагерь, мастерскую соорудили, посты на километры вокруг выставили… Так-то.

— Понятно, — кивнул Яков. — Значит, тут отбиваться будем?

Коваль удивленно приподнял брови.

— Ты думаешь, на одних экзоскелетах, мечах и пулеметах от гнуса отбиться сможем?

Яков вместо ответа пожал плечами. Он не часто прогнозировал события, особенно когда этим было кому заниматься. Его напарник — Сагитай — всегда предпочитал брать эту партию на себя, а Якову оставалась лишь роль давать подсказки и специфичные соображения, которые, как правило, Сагитай учитывал и без него. Коваль поднял указательный палец вверх.

— Вот потому, Яков, ты для нас и являешься ангелом белокурым, потому что с твоими знаниями мы к нашим братьям еще и поисковых роботов присоединить сможем. Ты не забыл, как того ПР на Дока настраивал?

— Не… не забыл, — мотнул головой Яков.

— Вот и хорошо, — Коваль тронул Якова за локоть, показывая, что им пора идти, пропуская его вперед. Яков развернулся и двинулся на выход из закутка. — А еще мужики говорят, что те потроха, которые ты из ПР выдрал, обеспечат нам связь с наблюдательным пунктом, у которого и беспилотники, и координаты других роботов есть. Верно говорят?

— Да… — подтвердил Яков, вспоминая, что действительно у него были эти платы и элемент питания на артефактной сборке. Яков не видел, что идущий за его спиной Коваль при ответе на этот вопрос зажмурил глаза и победно вознес сжатые кулаки кверху, с усилием сдержав радостный крик. — Только я не знаю, где это все… — признался боец.

— Не переживай, все у меня. Где же еще? Мы с ваших трофеев пылинки сдуваем. Лежат они у меня в тайнике. Пойдем, дорогой.

* * *

Пара наблюдателей на холме вблизи от полустанка Левковичи, что всего на несколько километров восточнее полустанка Жукотки, молча наблюдали в бинокли за серой степной далью. Одетые в серовато-зеленый камуфляж, подходивший под блеклую октябрьскую хмарь, они, вооруженные автоматами, мечами, ПНВ и просветленной оптикой, следили за своим направлением. Гнус давно ушел из этих мест. Здесь его было мало даже в самом пике местного заражения. Большая часть живых людей уехала, как только начались бомбардировки Европы, те же, что остались, слились с заразой и, повинуясь общей воле колонии, ушли на восток, в сторону городов и все еще чистых мест. Именно потому что гнуса здесь практически не было, зеленка, лесные зверьки, птицы и насекомые, казалось, и не заметили шагнувшего через них Армагеддона. Вот и сейчас два сталкера уже второй час наблюдали, как в паре десятков метров от них, ничего не подозревая, подскакивает заяц, показывая время от времени свою серую спину среди шевелимой ветром травы. Несколько лесных массивов контролировалось белыми. Там глаза не особо помогают, а вот чутье на все живое и неживое, которое было у мертвецов, давало сто очков вперед самому острому глазу сталкера. Сталкеры были опытными следопытами и бойцами и могли часами лежать практически без движения, но и тут мертвецы были на голову выше. Быть без движения для белых было естественно, поэтому дежурство для них являлось гораздо менее утомительным занятием, чем для людей. Воскресшие могли дежурить сутками, в то время как относительная неподвижность на протяжении полусуток для сталкера здорово била по нервам, да и для здоровья в силу утренних холодов не давала никакого профита. Оба сталкера — Крыша и Ломоть — были чем-то похожи друг на друга. Оба из вольных, оба молчаливые и внутренне собранные. Морщины, появившиеся на смуглых от излучений Зоны лицах, говорили о твердом понимании, как зарабатывается хлеб и добывается хабар в одиночку. Привыкшие изучать аномалии в Зоне часами, чтобы найти окно между срабатываниями или брешь в их густой стене, они, понимая всю важность общего дела, по очереди следили в бинокли за открывающимся пространством. В их поле зрения была северная сторона железной дороги, идущей от Чернигова, несколько километров широкой степи слева от полотна, которая ограничивалась зеленым массивом леса, в котором дежурила пара мертвецов. Южная часть железки контролировалась другой парой сталкеров из «Свободы». Сейчас уже было не принято делиться на «Долг», «Свободу» и вольных сталкеров, поскольку интересов, отличающихся друг от друга, у живых людей да и у воскресших не было. Цель была одна — не дать себя сожрать вирусу как можно дольше, а в идеале — продержаться против гнуса так долго, чтобы он сам передох с голоду, оставив живым живое. Кроме того, вернули пусть и неживым, но профильного некробиолога, Дока, который лучше всех знал про это дело, и, возможно, он сможет на корню переломить ситуацию. А сколько времени мертвецы после воскрешения переходят на свой былой человеческий уровень, не знает даже их зубастый вожак — Юрок. Несколько месяцев в среднем, в зависимости от степени порченности, так говорят…

Ломоть отложил бинокль в сторону. Глаза устали от серого неба и уходящей вдаль серой травы, сливающейся с горизонтом. Сейчас он перестал различать, что движется, а что нет, а следовательно, нужно отдохнуть. Толкнув напарника, он перевернулся на спину и закрыл глаза. Крыша достал свой аппарат и выставился вдаль через амбразуру кустарника волчьей ягоды, в котором они находились. Некоторое время он как обычно молчал, затем цыкнул одними губами, привлекая внимание Ломтя, который лишь повернул голову, не открывая глаз, показывая, что весь во внимании.

— Вон там куст у леса, он с прошлого раза такой черный был или сейчас почернел сильнее?

Вопрос был, так сказать, риторическим, Крыша и так понял, что разница между этим черным кустом и нынешним раза в два. То есть куст на таком расстоянии вполне может оказаться и несколькими небольшими деревьями, которые скрывают за собой массив леса, также может скрывать и десятки других мертвых деревьев. Расстояние до чернеющей точки было километра два. Покидать пост было запрещено, стало быть, надо дождаться подкрепления, а потом только выдвигаться, стараясь держаться как можно тише и незаметнее. Оставлять здесь гнус нельзя, но и убивать его там, на месте, тоже было нежелательно, потому что куча тел такого вот потерянного гнуса рано или поздно привлечет внимание и вызовет подозрения других заблудших, пришедших в себя позже других и отбившихся от основной волны. Те в свою очередь могут пойти десятками, а еще, чего доброго, прикатит валдарнийский танк, которого эти сталкеры еще не видели вживую, но пара очевидцев рассказала им и остальным все в красках. Поэтому даже сейчас, находясь в абсолютном большинстве на местности, живые и воскресшие не могли громыхать оружием и рубить направо и налево.

Ломоть перевернулся на живот и уставился в свой бинокль в указанном направлении. Действительно, почернело больше. Как он сам не заметил? Глаз замылился… усталость. Крыша достал рацию и негромко вызвал решающего по всем операциям подобного рода сталкера Зиму.

— Зима, Зима, это Крыша, прием.

Рация сердито щелкнула. Казалось, это было оглушительно, но на самом деле после долгой тишины и полушепота разговоров обоих сталкеров контрастный резкий звук динамика лишь казался излишне громким.

— На связи. Что у вас? — раздался четкий голос сталкера.

— Тут километрах в двух… два двести, точнее, отметина появилась.

— Большая?

— Нет. Одно-два дерева или куста. Только кроны видно, там низинка, — оценил наблюдатель.

— Понял. Сейчас вышлю, — отбил сталкер и прервал сообщение.

Крыша прикрепил рацию на место и снова уставился в пятно. Ломоть тут же опять перевернулся на спину и закрыл глаза. Ждать подкрепления нужно было минут десять. Бесшумно и быстро продвигаться по проселочной дороге, идущей вдоль железнодорожного полотна, было, как ни странно, удобнее всего на велосипедах. Хорошо, если в подкреплении будет один мертвец, тогда можно будет быстро отыскать гнуса. Хотя днем белый и не сильно нужен, но все равно гораздо спокойнее, когда такой рядом. А вот ночью помощь белого брата просто неоценима. Приборы ночного видения, конечно, дают картину поля, но, когда белый ведет тебя не просто к цели, а говорит, сколько там гнуса и как лучше обойти, сколько метров до цели, тут поневоле позавидуешь его чутью.

Минут через десять послышался шорох травы. Шаги четкие и осторожные. Даже не оборачиваясь, можно понять, что идут живые, ориентируясь на конкретный куст. Мертвецы идут не так четко, но очень тихо, они словно идут с закрытыми глазами. А вот гнус идет рваными. То припустит, то остановится, словно задумавшись или притаившись, прятать шаги не умеет, потому что в основном почти весь гражданский. Мало того что гражданский, так еще и незрелый, часто не очень понимает, что вокруг происходит, путается, сомневается, но это покуда он еще молодой в своем перевоплощении, а когда несколько суток после пробуждения пройдет, так он уже не сомневается, но шаги прятать все равно не додумывается. Дежурившие сталкеры аккуратно отползли назад, чтобы не демаскировать позицию. Бывший долговец Лом, он же по совместительству и какой-никакой врач, и еще один вольный по кличке Сеня ждали их в нескольких метрах позади. Оба в защитных комбинезонах, при оружии. Лом, длинный и жилистый, вооружен СВД, перемотанной камуфляжной лентой. Оружие не сказать, что нужное в нынешних условиях, но Лом почему-то предпочитал снайперку автомату. Сеня, как и положено сталкеру, с дробовиком, работает хоть и накоротке, но наверняка. Мечи давно стали неотъемлемой частью бойцов, поэтому их наличие было обязательно даже при походе в туалет, не говоря уже о выходе на точку. Шлемы, разгрузки, фляжки и молчаливость, даже мрачность, — пожалуй, эти вещи были обязательны для большинства сталкеров, будущее которых определялось несколькими неделями наперед или того меньше.

Перекинувшись знаками, Лом и Сеня залегли на пенку в кусты волчьей ягоды, а Крыша и Ломоть заложили широкую дугу, чтобы незаметно выйти к лесу, а оттуда вдоль самой кромки поля, находясь постоянно на виду у своего поста и одновременно просматривая ближайший лес, идти к отметине. Через полчаса обе фигуры появились в поле зрения наблюдателей. Лом, установив СВД в боевое положение, следил за сталкерами через оптику, а Сеня, приподнявшись чуть выше, в бинокль осматривал черную шапку куста, которая уже начала терять свою листву.

Осторожно перешагивая кусты дикого мелкого шиповника, стараясь не наступать на ветви и одновременно успевать смотреть во все стороны, Крыша с неудовлетворением понимал, что для гнуса бесшумность передвижения человека не имеет особого значения. Он все равно его почувствует с сотни метров, а то и больше. Бесшумность нужна, чтобы не привлечь, возможно, и других зараженных с большей дистанции. Гнус пока что не частый гость, скорее, залетный, но ведь это все временно, и чем больше времени проходит, тем меньше его остается до тех пор, пока гнус не начнет валить стеной, уничтожая все живое на десятки и сотни метров вокруг себя и в воздухе, и в глубине земли. Ну, вот и приметные почерневшие кусты. Действительно кусты. Теперь уже не определить, какие именно, листья облетели, кора потемнела, ссохлась и полопалась, а кое-где начала облазить лохмотьями, обнажая белый луб. Не приближаясь, сталкеры осмотрели место вокруг куста. Все чисто, следов нет. Гнус мог «обесточить» дерево, находясь на расстоянии, но далеко уйти не должен был. Незачем. Сталкеры переглянулись. Придется поискать того в лесу, походить по хвойной подстилке, где все коричневое и рыжее, почти как морды зараженных, если не найдут, то вызывать белого, иначе… иначе мало ли что. Якорь, лидер всех объединенных теперь группировок, ясно дал понять, чтобы геройства и ныряния в омут с головой не было. Каждый человек на счету — и живой, и мертвый, только полумертвый гнус без счету…

Лес был немолодой, большей частью хвойный, а потому среди стройных, тянущихся кверху сосен и иногда других деревьев пространство было свободно. Чахлые деревца осины или отпрыски сосны кривоватыми, едва живыми прутиками изредка вылезали из хвойной подстилки. Но их шансы превратиться во взрослое дерево были ничтожно малы, разве что стоящий рядом с ними грозный сосед однажды вдруг сложит с себя полномочия супостата, загораживающего свет, и рухнет вниз, с шумом ломая стволом еще несколько загораживающих солнце ветвей.

Ломоть, указав автоматом на черное дерево в глубине леса, двинулся в его сторону, следом за ним шагнул и Крыша. Сосна была съедена гнусом. Черные иголки редким безмолвным дождиком падали вниз, а кора, будто обдатая жаром, потемнела, ссохлась, вспучилась волдырями и отошла от луба. Еще дальше целая выжженная поляна, и в ширину, и в глубину. Тут гнус пообедал как следует. Сталкеры замерли у круга. Круг был безопасен, в нем не было ничего, кроме черно-бурого тлена растительности. Полная, мертвая тишина. Такое ощущение, что даже безмолвные деревья боятся спрятавшегося между ними пятнистого получеловека. Кто знает, возможно, деревья действительно его боятся. По коже сталкера Ломтя пробежал холодок. Гнус принялся за него, и если бы не висящий на шее артефакт, то он бы сейчас превратился в стонущую и иссыхающую мумию, а его друг наверняка был бы лишен сознания и заражен, хотя, как знать, могли заразить их обоих. Ломоть указал пальцем себе на грудь, в то место, где находился артефакт. Напарник понял — гнус взялся за его напарника. Наверняка он видит, что делает, по крайней мере, одного из них. Крыша убрал автомат за спину и выпрямился, демонстрируя максимально непринужденный вид. Ломоть последовал за ним, оба подняли руки, показывая, что не собираются применять оружие. Холодок на коже Ломтя сошел на нет, и в последнюю секунду, когда мороз отпускал сталкера, последней точкой, ощущавшей воздействие, было правое плечо. Сталкер повернулся в ту сторону и сделал несколько шагов в выбранном направлении. Где-то на грани восприятия нечто неявное шевельнулось за одним из дальних стволов. Сталкеры двинулись в том направлении, не скрываясь больше и не доставая оружие. Мечи, сделанные Ковалем из вертолетных лопастей, торчали рукоятками из-за плеч и могли использоваться в любую секунду, но сейчас самозащиты не требовалось. Гнус был один и был обнаружен.

Немного разойдясь в стороны, они уже четко видели прижавшуюся к стволу человеческую фигуру в серой куртке. Гнус не убегал, и это было очень хорошо, они редко убегают от сталкеров, поскольку не понимают, с кем имеют дело. Приблизившись на расстояние пяти метров с каждой стороны, они остановились, держа руки на виду.

— Здорово, земляк, — негромко сказал Крыша.

Гнус резко обернулся к нему. Желто-коричневые глаза, залитые словно йодом белки, пупырчатая в неровных коричневых пятнах кожа лица, щетина… Мужчина, вернее сказать, парень. Не особо крепкий и, по всему видно, не пришедший в себя. Серая ветровка с капюшоном, на ногах спортивные черные шорты с лампасами «Адидас», некогда белые кроссовки. Возможно, спортсмен с пробежки, подкараулили его такие же, как и он, потерявшиеся, освоили… С таким повнимательнее надо, может быть, бегает быстро, если рванет, так и не догнать будет, хоть арбалет заводи.

— Откуда ты? — спросил его Крыша, не делая попыток приблизиться.

Коричневые губы гнуса зашевелились, обнажая желтые зубы и красно-коричневые десны, словно рот был залеплен цементом и он не мог открыть его. Сталкер терпеливо ждал. Он заговорит, они почти всегда могут сказать что-нибудь, если добровольно. Наконец напряжение на лице гнуса спало, и он, вспомнив, как это делается, с хрипом вдохнул воздух и, выпустив желтую пену изо рта, ответил:

— Чернигов.

Чернигов. Этого стоило ожидать. Оттуда часто приходят одиночки. Скорее всего, они выходят оттуда во все стороны, и только те, что идут из города на запад, попадают на эти посты. Их и невозможно было бы выследить, если бы не отметины, которые они оставляют на всем живом, превращая живое в мертвое.

— Один?

Гнус кивнул. Не верить ему оснований не было. Насчет вранья их никто не проверял, но обманывать они как будто никого и не пытались. То, что гнус входит в контакт, означает, что уже можно сближаться.

— Как зовут? — спокойно спросил сталкер, приближаясь на пару шагов.

— Олег, — ответило существо и кивнуло, словно соглашаясь само с собой.

— Олег, ты себя в зеркало видел? — задал вопрос Ломоть, который также приблизился на пару шагов с той стороны.

— Нет… а что? — растерянно ответило существо, резко переводя взгляд на говорящего сталкера слева от себя.

— А ты посмотри на руки свои, на ноги, — предложил Ломоть.

Гнус поднял руки и уставился на них так, словно видел впервые. Безобразные коричневые пятна на коже, на ладонях вызвали у него искреннее недоумение. Завладевший телом вирус не трогал участки мозга, отвечающие за самоидентификацию. Зараженный сохранял память, привычки и индивидуальные черты характера носителя, по крайней мере, первое время, если это приносило какой-то профит колонии вирусов, завладевшей телом и личностью. Олег потер пятно на одной руке, потом уже ногтями попытался содрать его, но плотная кожа не поддавалась. На лице у парня мелькнул нешуточный испуг.

— Что это? — вскрикнул он.

— Тс… спокойно, это лечится, — уверенно ответил Крыша.

— А что это? — уже чуть более спокойно еще раз спросил парень.

— Это болезнь, Олег. Вот видишь, у нас есть маски, чтобы не заразиться. Мы их сейчас наденем и подойдем к тебе. Понятно? — сказал Крыша, опуская пластиковый прозрачный щиток со шлема. ПНВ случайно опустился на маску, на мгновенье превратив лицо сталкера в угрожающую гримасу киборга. ПНВ тотчас был убран назад, но общая картина доверительного общения слегка смазалась.

Гнус ничего не ответил. Только тень недоверия мелькнула на его лице.

— Мы тебя отведем в больницу к другим людям, там есть и такие, как ты, с пятнами, а есть и без пятен совсем. Здоровые. Парни, девки, кровь с молоком! Залюбуешься. Всех лечат, — пообещал Ломоть, приближаясь еще ближе.

— Точно?

— Ну, а как же… ты хоть помнишь, как в лес-то попал? Как из города уходил?

— Я?.. Плохо помню, мне плохо было, в городе совсем пусто, нет никого почти, а в лесу легче… Меня вылечат?

— Обязательно, Олег. Мы для того тут и находимся, чтобы таких горемык, как ты, вовремя в больницу отправлять, — уже совсем спокойно сказал Крыша, подходя вплотную. — Мы тебя трогать не будем, болезнь — она заразная, сам понимаешь. Только дорогу будем подсказывать, а ты иди, как мы скажем. Хорошо?

— Хорошо… куда идти?