Глава 7. Сильвия
Меня давно предают. Сначала мама, когда уехала неизвестно куда на какую-то непонятную работу. Потом лучшая подруга Инга, когда начала травлю из-за моего веганства. Затем Сергей, когда бросил меня в парке одну. А теперь вот Йоля, потому что исчезла.
Даже не знаю, кого начать прощать в первую очередь.
Маму?
— Дороже мамы никого нет! — говорила Йоля.
Тогда мы читали «Разноцветную бабочку»4 в книжном клубе.
Каждый из нас по строчке. Получалось, что притча звучала разными голосами. А потом тихонько всхлипывали, чтобы Йоля не видела. Я даже не знаю, как она сама не плакала.
Нас в книжном клубе семеро, и все шмыгали носом, даже Сергей, а Йоля стояла у окна спиной к нам и молчала.
Скажет потом уже, когда появятся Хугин и Мунин:
— А ведь бабочка у Платонова не мечта вовсе.
— А кто? — удивлюсь.
— Предатель.
Я всё думала, что предать — это оттолкнуть. Это выдать, раскрыть, отдать. Оказалось, предать — это бросить.
Заманить и бросить.
Как Сергей.
* * *
Сначала мне всё снился тот день. Понедельник. Сразу после выходных.
Я шла и мечтала, как именно в этот понедельник я открою свой шкафчик с учебниками и не найду там записки «Дура, съешь мясо!». А в столовой на длинной перемене никто не тыкнет в лицо сэндвич с тунцом.
Инга не прошипит мне вслед что-то обидное, а Сергей пригласит в парк после занятий.
Сейчас я помню только то, что в тот понедельник я ела траву, которую девочки запихивали мне в рот.
Я помню Ингу, которая стояла и смеялась.
Помню куртку Сергея, которую он забыл на лавочке.
Помню свой рюкзак, который пинали вместо футбольного мяча.
Я помню.
Помню, что уже через неделю бабушка перевела меня на дистанционное обучение в другую школу.
Йоля сказала бы тогда, что я сдалась.
Но тогда я ещё не знала Йолю.
Не знала Йолю настолько, чтобы читать теперь её «Записки о воронах».
Не знала, где её встретить. Не знала, как позвонить, куда ехать, как сказать.
Я ничего не знала.
Четырнадцать — это возраст взрыва.
И взрывается всё сразу, а главное — сердце.
Разрывается на тысячи маленьких сердец, которые кто-то неловкий топчет прямо у тебя на глазах.
А ты плачешь.
Без слёз.
За тот год я научилась плакать без слёз. Беззвучно. Совсем так, как учила Йоля. Так, чтоб не узнали, не услышали. Не сломали ещё больше.
