Орган времени

Игорь Чичилин, 2015

Научно-фантастический приключенческий роман, где главный герой хочет изменить свою жизнь в прошлом и в будущем. Автор преодолевает догму «эффекта бабочки» и показывает себя мастером философского и психологического анализа. Обстоятельно изложенное в стиле приключенческого романа художественное исследование вызывает ощущение возможной реальности путешествия во времени.

Часть I. На мосту

— Извините, — раздалось у меня за спиной, — не могли бы вы выслушать меня?

«Черт! — подумал я. — И откуда он взялся? Ведь не было никого вокруг».

— Я понимаю, что обращаюсь к вам несколько не вовремя, но, может быть, вы все же уделите мне пару минут?

Мягкий вежливый голос с чуть испуганной и просящей интонацией. Я старался не слушать — не хотелось никого видеть сейчас. То, что происходило, не имело ко мне отношения — вся эта жизнь… Я хотел покончить с этим. Впрочем, не знаю точно, что я хотел. Просто пусто было внутри, отчаянно тоскливо и пусто.

— Я не стану отговаривать вас, только скажу несколько слов.

Здесь было высоко, и ветер налетал плотными порывами. Я чуть прищурился от очередного дуновения и глубоко вдохнул. Но это был ветер большого города, наполненный запахом машин и копотью, он не был свеж.

— Мне хотелось бы предложить вам кое-что. Пожалуйста, выслушайте меня.

Тот, за спиной, становился навязчив, но ничего, я держался. Да, я держался руками за перила сзади. Огромное небо было передо мной, дорога далеко внизу, широкая асфальтовая лента, по которой все время проезжали большие и маленькие машины. Я смотрел на них сверху. В общем-то, все было просто. Конечно. Особенно если развернуться в воздухе головой вниз, да еще подгадать так, чтобы сразу оказаться под колесами какого-нибудь грузовика, тогда уж точно все будет быстро и наверняка.

Я чуть усмехнулся — забавно было стоять здесь и представлять, как все получится. Хотя я не был уверен, что действительно хочу сделать это. В принципе, я и залез сюда, чтобы проверить. Просто отчаянно тоскливо и пусто было внутри, и ждать нечего, да и не хотелось. Вообще не хотелось ничего… никогда…

— Это не займет у вас много времени, но, возможно, мое предложение покажется вам интересным, и вы не пожалеете, что выслушали меня.

Похоже, он и не собирался уходить. «Может, действительно прыгнуть? — подумал я. — Иначе он не отстанет». Что ж, я чувствовал, что вполне готов к этому. Собственно, какой смысл тянуть? Все когда-нибудь умирают — какая разница — годом раньше или позже? Зачем обязательно проживать всю эту вереницу однообразных серых дней? Почему бы не покончить со всем прямо сейчас? Вот так взять и поставить точку.

Забавная мысль! Я смотрел на машины внизу. Одна из них как раз и могла быть той, что поставит эту окончательную точку. Вернее, нет, эти уже проехали мимо, а та, которая может быть той, еще где-то впереди, только едет сюда. Интересно, далеко ли она? И есть ли вообще?

Я стоял на мосту, на тонкой кромке, идущей по самому краю с внешней стороны. Только полстопы помещалось здесь — мыски ботинок висели над пропастью, точнее, над дорогой. Я держался руками за перила сзади. В принципе, все, что нужно, — это только отпустить руки, ну, может, еще чуть-чуть оттолкнуться ногами и еще развернуться в воздухе головой вниз. Хотя последнее, наверно, уже необязательно — асфальт дороги достаточно далеко.

— Я не стал бы обращаться к вам, но мне нужно сказать одну довольно важную вещь.

Нет, он не отстанет! Я отпустил руки и развел их в стороны ладонями вверх. Я поднял лицо к небу и закрыл глаза, устремив мысли в сверкающую высь. Пожалуй, теперь даже просто сильный порыв ветра мог скинуть меня. Я улыбался, подставляя лицо небесному свету. Интересно, я полечу вниз, а попаду на небеса. Интересно…

— Осторожнее! — испуганно вскрикнул тот, за спиной. — Прошу вас, не делайте этого!

Тьфу! Никакой возможности слиться с бесконечными небесами. Я опустил руки и снова взялся за перила сзади.

— Только выслушайте меня. Если вы скажете «нет», я просто повернусь и уйду. Но, возможно, мое предложение не оставит вас равнодушным.

Нет, это уж слишком! Что же у него там такое?

— Может быть, если я скажу…

— А может, вы просто пойдете своей дорогой? — чуть обернувшись, мрачно произнес я.

И тут я увидел его. Он стоял сзади и немного слева. Серый, ничем не примечательный человек лет сорока в заношенном сером плаще, таких же серых брюках, с когда-то черным, но теперь уже также серым портфелем в руках. Он стоял, испуганно глядя на меня, и какая-то беспомощность присутствовала во всем его виде. Впрочем, взгляд был вполне осмыслен, и вообще он производил впечатление интеллигентного человека. «Какой-нибудь инженер, — подумал я, — или мелкий служащий, бухгалтер».

— Нет, просто… — протянул он.

— Слушайте, я ведь могу и вас с собой прихватить, — вкрадчиво проговорил я.

— Мне только нужно, чтобы… — промямлил он в ответ.

Я не отрываясь смотрел на него.

— Ну что, хотите составить мне компанию? — и чуть двинулся к нему.

Инженер-бухгалтер испуганно отшатнулся.

— Нет, вы меня не так поняли, — быстро заговорил он. — Я не собираюсь отговаривать вас, просто хочу, чтобы вы выслушали меня. Если вас не заинтересует мое предложение, я тут же уйду и не буду мешать.

Я молчал, продолжая в упор смотреть на него.

Правда, не очень-то удобно было стоять, глядя через плечо, — шея начинала болеть. Я подумал, что хватит глазеть, и собрался отвернуться. Но вдруг почувствовал, что больше не хочу поворачиваться обратно и видеть дорогу далеко внизу… как-то уже расхотелось. Предметы поближе ласкали взгляд. Да и разговор с инженером-бухгалтером разрушил уединенность и отрешенность обстановки. Хотя это сложно было назвать разговором, но все же…

— Ладно, — без всякой заинтересованности сказал я, — говорите, что там у вас.

— Да, конечно, — суетливо произнес он. — Но… — и замялся. — Если вы все же решили выслушать меня, то, может быть, перелезете… сюда? — он показал глазами рядом с собой.

— Н-да? — я оставался так же мрачен, но, в общем-то, теперь тоже хотел этого — как-то надоело висеть мысками над пропастью, да и шея болела… — Хорошо, — нарочито безразлично сказал я.

Потом развернулся, чувствуя, что сильно вцепился в перила, когда переставлял ноги на тонкой кромке, и не без насмешки над собой отмечая это. Затем перебрался на ту сторону и встал рядом с инженером-бухгалтером, опять же не без издевки ощущая некоторое облегчение от того, что стою на твердой почве. Надо же! Любитель карнизов. Все-таки трусливая сущность есть где-то внутри.

— Так? — с вызовом спросил я.

— Да… спасибо, — проговорил он.

— Ну, что вы хотели сказать?

— Понимаете, у меня два образования и как бы двойная профессия. Пойдемте? — он сделал жест, предлагая идти вдоль моста. Я не возражал, и мы не спеша пошли вперед. — Я инженер, — продолжил он, — но работаю в больнице хирургом, хотя в мои обязанности входит и инженерная работа.

— Ага, — кивнул я, подумав, что не ошибся насчет инженера.

— Но при моей двойной профессии зарплата у меня совсем не двойная, — он улыбнулся, считая, что пошутил. Только у меня эта фраза, наоборот, вызвала раздражение — неужели разговор сейчас пойдет про деньги и его служебные отношения? Совсем не интересно было знать об этом.

— Слушайте, — остановившись, высказал я, — что вы от меня хотите? Давайте, говорите покороче, и покончим с этим.

— Да-да, конечно, — мягко произнес он. — Пойдемте, — и сделал шаг, снова приглашая идти с ним.

«Он хочет увести меня с моста», — догадался я и усмехнулся про себя. Но не стал спорить и последовал за ним.

— Извините, — сказал он, — просто я думал, что вы никуда не торопитесь, и хотел рассказать подробнее.

Я промолчал, всем своим видом показывая, что все что мне нужно — это быстрее избавиться от него. Но инженер-хирург не замечал мою отчужденность или, наверно, просто не рассчитывал на какой-то интерес с моей стороны — слушаю — и то хорошо.

— Еще в институте я заинтересовался одной проблемой, — говорил он. — Вернее, не проблемой, а так… В общем, это считается традиционно ненаучная тема, но мне было интересно узнать все, что связано с этим. Я выискивал сведения в разных книжках, советовался с преподавателями, правда, так, не очень серьезно.

Я пытался слушать, но он говорил какие-то туманные непонятные вещи. Мне не хотелось переспрашивать — Бог с ним, пусть говорит. Я смотрел по сторонам. Мост остался позади, теперь мы шли вдоль дороги. Впереди показался магазин, в котором продавались всяческие напитки. «Так, — подумал я, — интересная мысль». Когда мы подошли к нему, я остановился.

— Я хочу спросить вас как инженер инженера, — сказал я. — Вы пить будете?

— Пить? — удивился он.

— Да. А то окружающий мир слишком сильно окружает. Я живу здесь недалеко — можем пойти ко мне.

— Вы приглашаете меня к себе домой? — еще больше удивился он.

— Да, — я спокойно смотрел на него. — Если уж вы не захотели составить мне компанию там, так, может, сделаете это хотя бы здесь. Заодно и расскажете все. Я чувствую, вы меня обманули, когда говорили, что это недолго.

— Нет, я… — опустив глаза, протянул он.

— Ладно, неважно, — сказал я. — Так что, идем?

— А ничего, — несколько испуганно проговорил он, — мы там никому не помешаем?

— Я живу один, — ответил я. Потом направился внутрь магазина и стал делать покупки.

Когда мы пришли ко мне, уже начинало темнеть. Я провел инженера-хирурга в комнату, а сам пошел на кухню. Взял там рюмки, потом вернулся к нему. Он сидел, разглядывая книжки на полках.

— Я вижу, у вас справочники, — сказал он. — Вы говорили, что вы инженер?

— Был когда-то, — махнул я рукой. Потом открыл бутылку и наполнил рюмки. — Что ж, за встречу, — провозгласил я. — Кстати, мы ведь так и не познакомились.

— Сергей Степанович, — чуть кивнул он.

Я тоже представился. Мы улыбнулись и пожали друг другу руки.

— Тогда за знакомство, — я чокнулся с ним и выпил.

Он тоже выпил.

— А где вы работали? — спросил он.

— В одном НИИ, — безразлично произнес я.

— А сейчас?

— А сейчас я не работаю.

Он молча кивнул, видимо, не решаясь расспрашивать дальше.

— Я тоже раньше работал в НИИ, — сказал он. — А потом так получилось, что попал в больницу и остался работать там.

— Попали в больницу?

— Не в смысле болезни, — он улыбнулся. — Просто мы там делали кое-что… ускоритель, и мне предложили остаться для его обслуживания. Платили там больше — ну, я и остался.

— Понятно, — я взял сигарету. — Курите, если хотите.

— Да, спасибо, — он тоже взял сигарету и закурил.

— Так о чем вы хотели рассказать? — выдувая дым, спросил я.

— Ммм… в общем, — он сделал паузу на секунду, затягиваясь, — в общем, мои институтские изыскания так ничем и не кончились. Но зато потом, когда я стал работать…

— Подождите, — перебил я его, — мне так и не понятно, о чем вы — какие изыскания?

— Ну-у, — замялся он. — Понимаете, я ведь говорил, что эта тема считается как бы ненаучной и… — он замолчал.

— Можете не говорить, если не хотите, — стряхивая пепел, произнес я. — Только зачем тогда было начинать?

— Нет, я, конечно, расскажу, но… Мне кажется, такое сообщение будет несколько неожиданным для вас — это достаточно необычная тема.

— Да? Какая же?

— Вернее, обычная, но, пожалуй, не для науки, а… — он снова замолчал.

— Ну все, — улыбнулся я, — говорите наконец. Я достаточно заинтригован.

— Да? — он тоже улыбнулся и потом сразу опять стал серьезным. — В общем, эта тема обычная для фантастики, — словно решившись на что-то, произнес он. — Но вы же не станете отрицать, что очень много из реальных сегодня вещей раньше было фантастикой?

— Так что же это?

— Ну, в общем… — протянул он. — В общем, это перемещение во времени, — выдохнул он и замолчал, глядя на меня.

— Перемещение во времени? — подняв брови, осторожно повторил я. Потом взял бутылку и наполнил рюмки. — Так-так?

— Ну вот, — тут же расстроился он, — вы не верите мне.

— Нет, почему же? — я чокнулся с его рюмкой, стоящей на столе, и выпил. Он продолжал смотреть на меня, потом тоже взял рюмку и выпил.

Затянувшись, я стал тушить сигарету в пепельнице, стараясь не смотреть на него, чтобы не обидеть неосторожным взглядом. Мне подумалось, что неизвестно, кто из нас более сумасшедший: тот, кто прыгает с моста, или тот, кто занимается перемещениями во времени. Хотя в этом смысле мы нашли друг друга. Но, так или иначе, мне не хотелось смеяться над ним. Пусть рассказывает — почему бы и не послушать про перемещения во времени под бутылку и сигареты? Вечер только начинался.

Инженер-хирург Сергей Степанович молчал, с какой-то обреченностью глядя на меня, похоже, зная, о чем я думаю, похоже, не в первый раз затевая такой разговор, похоже, уже получая подобную, а то и похуже реакцию на эти свои слова. Мне вдруг стало жаль его — то, о чем он говорил, наверно, было очень важно для него. В принципе, я понимал его, да и вообще не любил смеяться над чужими мечтами. Мечта — замечательная вещь, хотя бы тем, что она есть.

— Так в институте вы пытались выяснить возможность перемещения во времени? — как можно более серьезно спросил я.

— Да, — осторожно ответил он, не доверяя моей серьезности и, в сущности, правильно делая. — Но в институте я так ни к чему и не пришел. Только потом, когда окончил его и стал работать… Конечно, на работе у меня было гораздо больше возможностей: в моем распоряжении находились приборы, инструменты — ну, вы понимаете, — я кивнул, — и вообще целая лаборатория, когда я оставался один по вечерам. Знаете, я практически каждый вечер оставался после работы и сидел допоздна, благо была такая возможность и там, в лаборатории, и сам я тогда еще не был женат.

— А вы женаты?

— Да, двое детей, — мимоходом сообщил он. — Ну вот. В общем, в конце концов я выяснил, что перемещение во времени невозможно…

— Ага! — вырвалось у меня. И я тут же пожалел, что сказал это — он только разговорился, начиная доверять мне нечто сокровенное, а я… — Хотите еще выпить? — схватился я за бутылку, чтобы как-то загладить свою оплошность и смягчить возникшее напряжение.

— Давайте, — пожал плечами сразу сникший Сергей Степанович.

Я наполнил рюмки.

— Нет, я вас слушаю, — как бы извиняясь, сказал я. — Но все же это действительно необычно и неожиданно для меня.

Он кивнул, совершенно без энтузиазма принимая мои извинения. Мы чокнулись и выпили.

— И что же дальше? — спросил я, снова закуривая. — Вы ведь хотели рассказать не о том, что это невозможно.

Как-то странно было говорить «перемещение во времени», и я сказал просто «это». Кажется, Сергей Степанович заметил мои лингвистические хитрости, но все равно продолжил:

— В общем, в конце концов я выяснил, что перемещение во времени невозможно для материальных тел, — нарочито равнодушно, словно лишь исполняя мою просьбу, произнес он. — И так бы все и кончилось, если бы я случайно не попал в больницу, — он улыбнулся. — Да, опять попал. Но когда я стал там работать, появилась возможность поступить в медицинский институт, ну, по направлению из больницы, — уточнил он.

— Угу, — кивнул я.

Напускное равнодушие проходило, увлеченность снова зажигалась в нем.

— Я и поступил. Окончил его и, таким образом, получил еще и медицинское образование.

Я чувствовал, что алкоголь начинает шуметь в голове. Не знаю, как Сергей Степанович, но мне уже становилось все равно, как долго мы будем сидеть так. Я думал, что очень хорошо сделал, когда позвал его в гости.

— И после этого я смог несколько иначе взглянуть на проблему перемещения во времени, — продолжал он. — Я возобновил свою работу, но как бы с медицинской точки зрения. Точнее, и с точки зрения физики тоже, но… Таким образом, в конце концов я обнаружил одну интересную вещь, — он замолчал, видимо, предвещая кульминацию в своем рассказе.

— Да? Какую? — чувствуя, что должен как-то отреагировать, сказал я, и стараясь следить за своей интонацией, чтобы случайно не обидеть его.

— Вы ведь знаете, что мозг человека — очень сложная вещь? — Я кивнул со знанием дела. — Ну вот. Не буду долго рассказывать как, но я обнаружил… Короче, я обнаружил, что можно влиять на сознание человека, именно на сознание. Некоторые нервные центры и…

— Гипофиз? — подсказал я.

— Что? — он обратил на меня взгляд, словно только сейчас обнаружил мое присутствие рядом.

— Ну… гипофиз, — не зная, как еще сказать, повторил я. — Как в «Собачьем сердце».

— Нет, не гипофиз, — не замечая моей иронии, отмахнулся он. — Хотя там близко, но… Неважно. Вы понимаете, о чем я? — с азартным блеском в глазах спросил он.

— Вы о сознании человека, — напомнил я, чувствуя, что все-таки уже захмелел, и, желая усугубить это, снова наполнил рюмки. — Давайте? — поднял я свою.

— М-м-м… Да, — рассеянно произнес он, беря рюмку, и выпил, похоже, даже не заметив этого.

— Да, о сознании, — сказал он, ставя пустую рюмку. — Но вы понимаете, какая вещь? Перемещение во времени невозможно для материальных тел, но сознание ведь не материально. Понимаете?

— Понимаю, — кивнул я.

— Вот, — немного успокоившись моим пониманием, сказал Сергей Степанович, но потом продолжил так же возбужденно: — В общем, я разработал устройство, которое, влияя на определенные нервные центры головного мозга полем определенной частоты и интенсивности, может перемещать сознание во времени.

Он замолчал, победно глядя на меня. Наверно, в его представлении после этих слов должен был последовать шквал аплодисментов и восторженные выкрики. Возможно, он и слышал их сейчас где-то внутри, только я пока не видел причин для восторга.

— Что? — словно не расслышав, спросил я.

— Ну, такое устройство, — он показал на пальцах. — Оно генерирует поле и…

— Нет, подождите, — перебил я его. — Бог с ним, с устройством. Как это — перемещает сознание во времени? Что это значит? Как телевизор, что ли?

Опьянение брало меня в свои резиновые руки, идея перемещения во времени уже не казалась такой уж невероятной, я хотел побольше узнать об этом и все понять.

— Нет, не как телевизор, — Сергей Степанович вздохнул, видимо, думая, что сказал уже все, но приходилось объяснять дальше. Для него, наверно, это были совершенно очевидные вещи, только он не учел, что я впервые слышу об этом. — Как вы думаете, что определяет вас — ваше тело или ваше сознание?

— М-м-м… — несколько обескураженно протянул я. — Как-то я никогда не разделял эти понятия.

— Это конечно, — кивнул Сергей Степанович. — Но все же, как вы считаете, ваша личность в вашем теле или в вашем сознании?

— Ну, — я поднял взгляд к потолку, опьянение явно подсказывало ответ. — Наверно, в сознании, — ответил я.

— Вот, — удовлетворенно произнес Сергей Степанович.

Я пожал плечами.

— Собственно, это ведь известно. Но к чему вы об этом?

Сергей Степанович снова кивнул.

— Понимаете, — медленно проговорил он. — Как бы вам объяснить?.. В общем, человек живет в течение какого-то времени от рождения до смерти. То есть если представить себе время как некую линию, то человек занимает на ней какой-то отрезок. Причем с точки зрения времени он присутствует в каждой точке этого отрезка. Понимаете? Так вот. Сейчас вы находитесь где-то, скажем, посередине, но впереди и сзади — то есть в будущем и в прошлом — вы тоже есть. Сознание, перемещаясь во времени, переходит в ту или иную точку вашей жизни — в ту или иную минуту или секунду. Но поскольку сознание не может быть само по себе, оно перемещается в вас же, только в прошлом или в будущем.

Я нахмурился, пытаясь понять, но теперь опьянение мешало мне.

— Так я перемещаюсь или нет?

— Вы сами, ваше тело — нет. Перемещается только сознание.

— Вот как? И что же? Я все-таки не совсем понимаю, что происходит в этом случае?

— А происходит то, что вы становитесь собой, только в том, другом времени, — Сергей Степанович пожал плечами, словно сказал что-то самое обычное и вполне очевидное.

— Собой? А… а что происходит со мной сейчас, то есть в настоящем?

— Ничего не происходит. Потому что, сколько бы вы ни были в другом времени, возвращаетесь вы всегда в тот же момент, из которого вышли, и в настоящем проходит лишь мгновение, можно сказать, вообще ничего.

— Н-да? — я пытался свести концы с концами — что-то было не так, но никак не получалось понять, что именно. — А все-таки, — проговорил я, — как это — становлюсь собой?

— Ну, это просто. Вспомните какую-нибудь ситуацию из прошлого. Фактически, вы снова окажетесь в ней, только тело будет как бы не ваше, хотя ваше, конечно, но не сегодняшнее, а из того момента — в общем, вы окажетесь внутри себя в том времени.

— А ощущения? В чем будет разница? — не сдавался я, пытаясь докопаться до сути.

— Практически никакой разницы. Ваше сознание будет в вашем теле, и вы будете ощущать себя абсолютно так же, как и сейчас.

— То есть, получается, я и оказываюсь в прошлом? — чувствуя себя несколько глупо, проговорил я.

— Вот именно, — подтвердил он. — Только сами вы не перемещаетесь, а лишь ваше сознание — вы как бы становитесь собой. Хотя почему «как бы»? Вы просто становитесь собой в том времени — и все.

Сергей Степанович замолчал. Я неподвижно смотрел на пустую рюмку, слушая эхо в голове от его слов.

— Дзэн-буддизм какой-то, — потом пробормотал я. — А… память?

— Что память?

— Память останется? Если я перемещусь в прошлое, то буду знать и помнить все, что сейчас?

— Ну конечно! — радостно произнес он.

— То есть, перемещаясь в какие-то события в прошлом, я буду знать, чем они кончатся? — уточнил я.

— Да, если вы знаете об этом сейчас.

— А в будущем? — глупо спросил я.

— Ну, вы же не знаете, что было в будущем. Я привел пример о прошлом потому, что его вам представить легче — вы ведь еще не были в будущем, — он хитро посмотрел на меня и добавил: — Пока не были.

— Хм-м, — задумчиво протянул я и наполнил рюмки. Потом еще более задумчиво посмотрел на бутылку, которая после разливания стала пустой, и поставил ее на пол. — У меня еще есть, — как-то механически проговорил я, продолжая думать, хотя толком и не понимая, о чем.

Мы выпили, потом закурили.

— И что, — спросил я, — вы хотите сказать, все это реально?

— Конечно. Иначе зачем бы я стал говорить об этом?

— Кто вас знает, — осторожно и все так же задумчиво произнес я.

Мы молча курили. Сергей Степанович поглядывал на меня, видимо, ожидая дальнейших расспросов, но я пока не хотел ничего спрашивать. Я думал о том, что когда-то происходило со мной и как бы я мог сделать все, если б знал, к чему приведут мои действия. Конечно, это было интересно, но…

— Кофе хотите? — спросил я инженера-хирурга.

— Да, — ответил он.

— Тогда подождите немного.

Я встал и пошел на кухню. Включил там чайник и стоял, глядя в ночь за окном. Черное небо, огни домов… Потом, когда чайник вскипел, сделал кофе и вернулся к Сергею Степановичу. Он курил, сидя за столом.

— Хорошо, — сказал я, ставя чашки и присаживаясь напротив него, — а какое отношение это имеет ко мне? Зачем вы рассказали это? Ведь не просто чтобы поделиться своими мыслями. Насколько я понял, у вас есть какое-то предложение?

— Да, — кивнул он, осторожно отпивая горячий кофе. Я ждал, пока он поставил чашку, взял сигарету и снова закурил. — То устройство, о котором я говорил, действующее на сознание и осуществляющее перемещение… Оно реально существует. Я сделал его. Не буду рассказывать как — это стоило большого труда — оно довольно сложное и пришлось поднимать массу знакомств, да и я сам… В общем, неважно. Главное, что я его сделал и оно работает.

— То есть вы перемещались во времени? — спросил я, чувствуя, что задаю этот вопрос не с деланной, а с совершенно искренней серьезностью.

— Нет, — улыбнулся он, — все не так просто. Я проверял его с помощью приборов, оно создает необходимое поле — все работает как нужно.

Я молчал, не желая перебивать. Он послушал мое молчание и, видимо, истолковав его как ожидание, продолжил:

— Чтобы действительно осуществить перемещение, устройство должно быть помещено в мозг, в конкретное место, где оно будет действовать на определенные нервные центры, — он посмотрел на меня. — Вот, собственно, это я и хотел вам предложить.

— То есть вы хотите поместить его в мой мозг? — спросил я словно о том, что сегодня он хочет оставить свой портфель у меня.

Сергей Степанович кивнул:

— Если, конечно, вы согласитесь.

— Да? — я думал. — А оно… какое?

— В смысле?

— Ну, большое, маленькое?

— Нет, небольшое, — он показал на пальцах. — Чуть больше горошины.

— И… и что? — я не знал, как сказать. — Я чувствую, есть какой-то подвох. Почему вы обратились именно ко мне?

— Никакого подвоха нет, — спокойно ответил он. — Я вам сразу честно говорю, что операция по имплантации устройства достаточно сложна и связана с большим риском для жизни. Именно поэтому я и обратился к вам.

— Ко мне? — удивился я. — Но почему?

— Как же? — в свою очередь удивился он. — То, что было там, на мосту… Извините, конечно, но, как я понял, вы не очень дорожите своей жизнью — вот я и счел возможным предложить вам это.

— Хм…

— Поскольку вы были готовы просто так расстаться с жизнью, я подумал, что раз уж вам все равно…

— Вот как?

— Нет, — немного испугался он, — я, конечно, не желаю вашей смерти. Но то, что я предлагаю… По-моему, это достойно внимания и, насколько мне понятны причины вашего поступка, это может раскрасить вашу жизнь, придать ей новый смысл.

— Хотите дать мне смысл жизни? — проговорил я.

— Нет, что вы, — еще больше испугался он. — Наверно, я просто не так выразился. Я хотел сказать…

— Ладно, — прервал я его, — ничего. Я вас понял. В общем, конечно, зачем просто так тратить свою жизнь?

Черт! Оказывается, Сергей Степанович только выглядел тихим интеллигентом, а на самом деле… Ну, хорошо…

— Ну, хорошо, — сказал я. — А насколько большой риск? И вообще, как это все — расскажите подробнее?

— Риск большой, — признался он. — Это ведь довольно необычная операция и… Но я знаю, что смогу сделать ее. Собственно, я ее делал несколько раз… на покойниках.

— На покойниках? — сказал я. — А почему? То есть понятно почему. Но, как я вижу, вы идете необычным путем, или, точнее, неофициальным. Почему так?

Он вздохнул.

— В этом-то все и дело, — печально произнес он. — Когда устройство было разработано и вообще все готово, я пытался обращаться в разные инстанции, но… — он грустно улыбнулся. — Как только они понимали, что речь идет о перемещении во времени, на этом разговор сразу и кончался. В лучшем случае мне просто вежливо отказывали, а бывало, что и поднимали на смех, — он тяжело вздохнул. — Куда я только ни обращался — все бесполезно. Хотя их тоже можно понять: сейчас многие действительно нужные темы закрываются из-за отсутствия денег, а у меня… — он обреченно махнул рукой, потом взял сигарету и закурил.

— И как же вы? — спросил я.

Он пожал плечами.

— Пытаюсь сам что-то сделать. Вот собрал устройство на собственные деньги, все проверил. Только это так и останется бесполезным, если не найдется человек, который мне поможет. Я ведь не могу сделать операцию сам себе, — он снова грустно улыбнулся. — А найти кого-то, кто согласится на смертельный риск… — он замолчал.

— За деньги, мне кажется, можно, — проговорил я.

— За деньги — наверное, — согласился он. — Но это ведь должны быть большие деньги — а где их взять? Я работаю в больнице, и зарплата у меня — сами понимаете.

— Да, — вздохнул я.

— Вот я и говорю, когда увидел вас там, на мосту, подумал, а почему бы не предложить вам это? Раз уж вам все равно…

— Все равно, говорите? — я посмотрел на него.

— Ох, извините, — снова испугался он. — Я все время говорю что-то не то. Но… вы ведь меня понимаете?

— Да, понимаю.

Да, я понимал его. Это то, что называется одержимость. Хорошая светлая одержимость. Я всегда считал это одним из лучших человеческих качеств и когда-то сам болел этим. Да, хорошо быть одержимым! Но только когда испытываешь это, не думаешь так, особенно если нет возможности достичь цели.

Сергей Степанович сидел передо мной. Оставалось только завидовать, что у него есть цель. Но вряд ли стоило завидовать ему. Нет, пожалуй, лучше вот что.

— Я сейчас, — сказал я. Потом пошел на кухню, взял там вторую бутылку и вернулся к нему. Наполнил рюмки. — Пусть у вас все получится, — с улыбкой проговорил я.

Мы чокнулись и выпили. Потом снова курили. Сергей Степанович как-то странно поглядывал на меня, словно ожидая чего-то. Я думал, что бы это могло быть. И потом догадался.

— Вы ждете от меня ответ?

— Я уже все рассказал, — проговорил он, — теперь… вам решать.

— Мне? — я улыбнулся. — Но вы же не станете требовать, чтобы я ответил прямо сейчас? Как-никак сначала нужно подумать — все-таки это серьезное дело, речь ведь идет о моей жизни.

— А там, на мосту, о чьей жизни шла речь? — тихо произнес он.

— Хороший вопрос, — согласился я. — Но… Нет, не сейчас. Все же непросто решиться на такое, вы должны понимать, — я снова улыбнулся. — Хватит с меня одного моста на сегодня.

— Конечно, я понимаю, — вздохнул он, видимо, принимая это как вежливую форму отказа.

— Нет, — поспешил я разубедить его, — вы не подумайте, я не отказываю вам. Просто… просто нужно собраться с мыслями.

— Да, конечно, — повторил он. Потом посмотрел на ночь за окном, на часы, на меня. — Мне пора, — грустно улыбнулся он, — уже поздно.

— Но у нас еще не все, — я показал на почти полную бутылку на столе. — Оставайтесь, места у меня хватит.

— Нет, спасибо. Завтра на работу, и жена дома ждет. Я пойду.

— Что ж, как хотите, — я не стал его уговаривать.

— Я пойду, — еще раз как бы извиняясь, проговорил он, потом встал и пошел в прихожую. Я последовал за ним.

— Как мы договоримся? — спросил он, надевая ботинки.

— Договоримся? — я пожал плечами. — Не знаю. Звоните.

Я сказал ему номер своего телефона, он достал из портфеля блокнотик и записал.

— Завтра вы будете дома? — спросил он.

— Наверно. А что?

— Я мог бы привезти кое-какие материалы, показать, чтобы вам все стало более понятно.

— Да? — как-то не хотелось отказывать ему.

— Я могу позвонить днем.

— Хорошо, — кивнул я, подумав, что очень легко можно устроить, чтобы меня случайно не оказалось дома.

— Так я позвоню? — уже в дверях сказал он.

— Да-да, — ответил я, — звоните.

Потом мы попрощались, и он ушел.

Я вернулся в комнату, собрал там все со стола и отнес на кухню. Потом лег спать.

* * *

Утром неуютно было жить на свете. Я пил кофе, глядя в телевизор, и чувствовал себя словно зародыш в утробе — таким же зажатым и скрюченным. Какую-то чушь показывали по телевизору, я лишь смотрел, почти не замечая того, что вижу, думал обо всем, или не думал, а просто пребывал в зажатости и скрюченности утра, ждал, когда оно кончится.

Все было не так утром. Свет был ярок и пронзительно остр, сыпуч словно песок, зыбуч словно песок. Я вспомнил, как стоял вчера на мосту. «А ведь мог и вправду прыгнуть», — подумал я. И стало страшно, тошно и холодно в душе от воспоминаний об этом. Высота была у меня перед глазами, я отчетливо помнил, как стоял там. Только теперь я боялся этого, страх заполнял меня. Все было не так утром.

Все было не так всегда. Когда-то давно утро тоже приходило в мир каждый раз после ночи, и я был в нем, и свет был так же холоден и зыбок, но я не замечал этого. Я был где-то с кем-то, с кем-то… Я мечтал о покое. Все что я хотел — это быть собой, и делать то, что хочу, и не зависеть ни от чего, и не быть обязанным, и не исполнять обязанности, и не притворяться. В общем, серая жизнь угнетала меня, я ненавидел ее и хотел избавиться от нее (от серости и однообразия, а не от самой жизни). Что может быть банальнее такого желания?

И вот однажды мне повезло: я смог неплохо заработать, и деньги перестали быть проблемой для меня. Правда, я не стал таким уж богатым, но, на свой страх и риск положив почти все в банк, я теперь жил на проценты. Не сказать, чтобы это было слишком много, но мне хватало вполне. Собственно, мне и не нужно много — просто чтобы не исполнять каждодневные обязанности по зарабатыванию денег и не превращать свою жизнь в серую рутину. В общем, я получил, что хотел: свободу, покой… Что еще? Да все, о чем думал. А о чем не думал… Тогда я не думал о том, чего у меня было через край. Тогда я не хотел чего-то еще. Все было не так тогда.

* * *

Телефонный звонок раздался в моем доме. Я подошел и взял трубку:

— Алло?

— Здравствуйте, — услышал я вежливый голос, — это Сергей Степанович. Помните вчера?..

— Да-да, — ответил я, — конечно.

— Я обещал позвонить сегодня и… — он замолчал.

«И позвонил», — мысленно закончил я за него. Странно было слышать его голос. Словно тебе звонит герой фильма, увиденного вчера, — инженер-хирург Сергей Степанович казался мне именно таким. Он был реален, безусловно, но уж слишком похожи на бред все эти вчерашние разговоры о перемещении во времени. Я вспомнил, что под конец почти поверил ему. Надо же! Сейчас я не понимал, как можно было всерьез говорить об этом. Впрочем, утро всегда преподносит сюрпризы, ставя мир с ног на голову… или наоборот.

В общем, вчерашние события представлялись мне каким-то сном. Инженер-хирург Сергей Степанович был не более чем персонажем фильма, который мне показывали вчера (кто показывал?). И вот теперь я слышал его голос в трубке телефона. Сон оказывался явью, фильм продолжался. Продолжался даже утром.

— Я хотел узнать, вы не заняты сегодня? — как-то скованно, явно смущаясь, произнес он.

— М-м-м… — я думал, что ответить. Можно было сказать, что сейчас я ухожу по каким-нибудь очень важным делам, но не хотелось повергать его в печаль, которая, я чувствовал, тут же последует за таким моим ответом. — А что? — осторожно сказал я.

— Я мог бы приехать к вам, — еще более смущенно и зажато проговорил он, — показать кое-какие материалы…

— Да?

Я начинал понимать две вещи: во-первых, что просто не могу обманывать его — уж слишком он был беспомощен и открыт; и во-вторых, мне все-таки интересно узнать, что же у него там на самом деле, интересно узнать, чем кончится этот фильм.

— Это недолго, — сказал он. — Я просто покажу кое-какие конкретные вещи и… — он замялся, видимо, желая продолжить, но не находя нужных слов, и в конце концов решил не продолжать: — И все, — просто закончил он.

«Опять недолго», — подумал я, вспомнив его вчерашние уговоры на мосту. Впрочем, ладно — что мне время?

— А когда вы хотите приехать? — спросил я.

— Часов в пять.

— Хорошо, — ответил я.

Он помолчал немного, переваривая мой ответ.

— Так я приеду? — потом уточнил он.

«Откуда мне знать?» — усмехнулся я про себя, но вслух сказал:

— Да-да, приезжайте.

— Хорошо, — сказал он. — Значит, в пять.

Потом мы перебросились еще парой фраз, затем положили трубки.

Я посмотрел на часы — до пяти была еще уйма времени.

* * *

Он явился точно в назначенный срок. Ровно в пять он, чуть запыхавшийся, стоял передо мной, когда я открыл дверь на его звонок.

— Здравствуйте, — смущенно сказал он из-под своего возбуждения, видимо, от быстрой ходьбы.

— Здравствуйте, — ответил я, — проходите, — и посторонился, пропуская его.

Потом он уселся на диван в комнате и стал что-то доставать из своего портфеля, пока я делал кофе на кухне. Когда я пришел к нему с двумя чашками дымящегося напитка, он сидел неподвижно, пряча напряжение под смиренным ожиданием. Я присел рядом. На столе лежали пара его тетрадок и какая-то книжка. Он смотрел на них, словно ребенок, не умеющий читать, на книгу сказок.

— Как на работе? — спросил я, начиная светскую беседу.

— Нормально, — пожал плечами инженер-хирург.

Было видно, что ему не терпелось поговорить о другом, но он не знал, как перейти к этому, не желая навязываться.

— Вы что-то принесли мне? — решил я помочь. Все же светская беседа — скучное занятие.

— Да, — в смущении, возбуждении и одновременно напускном безразличии произнес он.

Мне становилось все более интересно.

— Пейте кофе, — чуть улыбнулся я, — а то остынет.

— Спасибо, — кивнул он, но даже не взглянул на чашку, стоявшую перед ним. — Тут у меня расчеты, схемы, — все-таки не выдержал он и, взяв одну из тетрадок, раскрыл ее передо мной. — Вот смотрите…

В общем, его прорвало, и в ближайшие полчаса мне пришлось выслушать возбужденный монолог о расчете поля устройства, схеме устройства, конструкции и так далее. Свои слова Сергей Степанович тут же подкреплял показом формул и рисунков в тетрадках. Я слушал, попивая кофе и кивая в нужных местах. Все было понятно. В том смысле, что ничего не понятно, но ясно, что если начать разбираться, то все окажется правильно и четко. Разбираться, конечно, не хотелось, я просто кивал, понимая, кстати, что имею дело с достаточно профессиональным занудой, увлеченным своим делом и сующим нос в каждую мелочь, дотошно разрабатывая каждую часть. И это, надо заметить, было хорошо — по опыту я знал, что вещи, сделанные такими людьми, практически всегда работают, и работают как нужно. Таким образом, к концу его монолога я уже не сомневался, что то, о чем он говорит, вполне реальная вещь, а отнюдь не бред и фантазии, как мне казалось вначале. Что ж, хорошо. Это было хорошо. Я начинал верить ему.

— Ну, хорошо, — когда он, как мне показалось, закончил, сказал я, — создать нужное поле — это не фокус. Все это так или иначе возможно. Только мне не понятно одно: какое отношение это имеет к перемещению во времени? — как-то дико было произносить эти три последних слова, я заметил, что сегодня первым сказал их.

— Да, — кивнул Сергей Степанович, — мне повезло, что вы оказались достаточно образованным человеком и вам гораздо проще объяснить это. Что же касается перемещения во времени, как я говорил, это связано с сознанием, то есть эта часть относится к области медицины. Возможно, здесь вам будет разобраться сложнее, но я попробую объяснить.

И в следующие полчаса я выслушал еще один монолог — теперь уже на медицинскую тему. Да, действительно это было весьма туманно для меня, но я курил, допивал кофе — в общем, дослушал все до конца. Сергей Степанович оказался на редкость дотошным. Пожалуй, в этот раз он не уложился в полчаса, но дело было не в этом. Я наблюдал азарт, лихорадку, просто какую-то безумную увлеченность в нем. Одержимость, которую я увидел вчера, оказалась только верхушкой айсберга и была просто ничто по сравнению с той огромной действительной одержимостью, которая владела им. Вот так. Я имел дело с сумасшедшим ученым, который предлагал мне поучаствовать в его опытах в качестве подопытной крысы. Впрочем, определение «сумасшедший» касалось лишь его одержимости — на самом деле он был вполне компетентен, и я видел: вполне можно доверять ему. И еще. Я чувствовал, что мне интересно — его азарт был заразителен. Хотя я и не стремился проникнуть в каждую мелочь, но мне было очень интересно, чем же все кончится, как это будет и будет ли вообще.

— Ну вот, — в конце своего монолога сказал Сергей Степанович, — теперь вы знаете практически все об этом.

Он несколько устало откинулся на спинку дивана. Его тетрадки и медицинская книжка, в которой он показывал мне разные картинки мозга и еще чего-то, лежали на столе, он продолжал смотреть на них, словно ожидая, что оттуда выскочат какие-то новые подробности, которые тут же надо будет объяснить.

— Угу, — сказал я, прикуривая и пододвигая к нему сигареты. — Курите.

— Спасибо, — из глубин своих мыслей отозвался он и тоже закурил.

Мы молчали. Сергей Степанович не собирался говорить, судя по всему, израсходовав все имеющиеся у него слова.

— Значит, вы уверены, что все получится? — потом спросил я.

Он кивнул.

— Но риск все-таки есть, — сказал я.

Он кивнул.

— Но вы считаете, что сможете справиться.

Он кивнул.

Я чувствовал, что разговариваю сам с собой.

— А от меня требуется только доверить вам свою жизнь, — полувопросительно произнес я.

Он бросил на меня какой-то жалкий, даже испуганный взгляд.

— Я очень надеюсь на это, — проговорил он. — Вы моя последняя надежда.

Я улыбнулся.

— Звучит так, словно не я вам, а вы мне доверяете свою жизнь.

— Может быть и так, — совершенно серьезно ответил он.

Черт! Я видел, что он не шутит, все это крайне важно для него и, наверно, нет ничего важнее этого на свете.

— Как ваша семья? — спросил я. — Жена не ругалась вчера, когда вы пришли поздно?

— Нет, — безразлично произнес он.

— Слушайте, а зачем вы вообще женились? — совершенно без причины вдруг спросил я.

— Что? — он словно бы не расслышал.

— Нет, ничего, — пробормотал я, — извините.

Мы снова молчали. Потом он докурил сигарету, затушил ее в пепельнице.

— Я пойду, — со вздохом сказал он, — а то жена действительно будет ругаться — я уже второй вечер пропадаю.

— Да? — я был удивлен такими словами. И еще у меня вдруг возникло ощущение, словно бы я в чем-то виноват перед ним — непонятно почему.

— Я пойду, — слабо улыбнувшись, еще раз сказал Сергей Степанович. Потом положил свои тетрадки и книжку в портфель и пошел в прихожую.

— До свидания, — сказал он одевшись.

Я все чувствовал непонятную вину перед ним.

— Вы позвоните? — спросил я.

— Да, — кивнул он.

— Когда?

— Могу завтра, — пожал он плечами. — Хотя нет, завтра я буду занят. Скорее всего послезавтра.

— Давайте послезавтра, — я улыбнулся, стараясь загладить чувство вины в себе.

— Хорошо, — он повернулся и хотел идти.

— Звоните, — сказал я ему.

— Хорошо, — кивнул он и ушел.

Когда я закрыл за ним дверь, то подумал, что совершенно не знаю ни его адреса, ни телефона — вообще ничего. И если вдруг он не позвонит, я не смогу найти его сам. Странно было понимать это. В комнате на столе стояла его чашка с остывшим кофе, он так и не притронулся к ней.

* * *

Итак, зачем же я полез на тот мост?

А все было просто. Просто мне было скучно. В какой-то момент я вдруг понял, что жизнь скучна и бессмысленна. Мне не к чему стремиться, я ничего не хотел. Добившись покоя и свободы, я потерял цель. Карьера и деньги меня не интересовали. Женитьба? Только усмешка в ответ. Я уже пробовал жениться, и ничего хорошего не вышло из этого. Кто был прав, кто виноват — какая разница? Я понял, что не хочу этого, и был рад остаться один. В общем-то, одиночество никогда не тяготило меня и даже нравилось иногда. Но потом одиночество стало моей жизнью. И, собственно, в этом не было ничего плохого, только мне было скучно, просто совершенно нечего делать.

Избавив себя от забот о хлебе, я избавил себя от всяких дел. Каких-то увлечений у меня, пожалуй, не было, а увлекаться надуманными вещами мне представлялось глупым. Друзья? Что ж, интересно иногда зайти к друзьям, но все равно это не занятие, лишь мимолетное развлечение, такое же пустое, как и все другие. Я, конечно, поразвлекался разными способами какое-то время, но это быстро надоело своим однообразием и полной пустотой, бессмысленностью. Я не знал, куда себя деть, и впереди не видел ничего, кроме все той же скуки, скуки… В общем, добившись желаемого, я поймал себя в смешную ловушку, загнал в пустой тупик благополучия.

Короче, все было просто, до смешного банально и просто. Я прозябал в скуке и безделии, все больше не понимая, зачем делаю это. Наверно, можно было придумать сотню-другую выходов из этого, только все они были либо временные, либо мнимые, а то и просто глупые. И проходя однажды по мосту, я вдруг подумал, что интересно бы проверить, насколько лицемерны мои высказывания о бессмысленности жизни и о том, что только страх заставляет тянуть все это никчемное существование. Я решил посмотреть, чего стою и смогу ли преодолеть свой страх, настоящий страх, не за карьеру или деньги. Вот, собственно, и все. Но инженер-хирург Сергей Степанович, который, на беду или на счастье, случайно проходил мимо, помешал мне узнать это. Хотя я ведь все-таки уполз оттуда — может, это и есть ответ?

Я сидел в наступающих сумерках и думал о происшедшем. Так на беду или на счастье попался мне этот Сергей Степанович? Впрочем, это вопрос скорее не о нем самом, а о том, что он предлагал мне.

Перемещение во времени… Я покачал головой. Надо же! Но все казалось продуманным и четким в его расчетах, разработках. А вдруг все так, как он говорит? Вдруг все это действительно реально? Может, стоит проверить?

В невидимой связи всех вещей заложено движение, и это движение совершает действие. Само. Совершая его, оно не разрушает связь, но, мешая ему или делая за него, нельзя быть уверенным в сохранении связи. Мир движется. Медленно. Он огромен. Попробуй остановить мир, помешать его движению — и он раздавит тебя. Движение плавно. Застыть и предаться ему, чтобы не разрушить связь, остаться лишь маленькой частицей всего — что может быть безопасней и проще?

Но нет! Как можно всегда пребывать в бездействии, быть только крохотной песчинкой в непонятных руках? Я думал, какой шаг совершу теперь, как еще поспорю с миром о том, кто из нас является лишь частью? Мне нужен был такой шаг, чтобы не оставаться тенью во тьме, но я не знал направление, в котором совершить его. Я не видел цели и погибал в покое, к которому стремился.

Сказка не кончается, когда побеждают дракона — теперь я знал это. Победа — лишь начало поиска нового дракона, и этот поиск тяжелее самой битвы. Как славно видеть дракона перед собой! Какое наслаждение умереть, сражаясь с ним!

Так на беду или на счастье встретился мне этот Сергей Степанович?

* * *

Следующий день был довольно обычным. Я что-то делал — уже не помню что. Кажется, ходил в магазин, потом смотрел телевизор, потом читал, сидя в комнате. Как-то не получалось сосредоточиться на книжке — мысли о Сергее Степановиче и о его проекте лезли в голову. Я пытался не замечать их, но они были навязчивы не меньше самого Сергея Степановича. В конце концов я отложил книжку и закурил.

Так что же делать с этим инженером-хирургом? Может, действительно попробовать? А вдруг получится? Вдруг все и вправду будет так, как он говорит? Я пытался представить это. Перемещение во времени… Нет, не само перемещение, а, скорее, те, другие времена. Снова побывать в них? Хм…

Интересно было бы снова оказаться там. Я стал вспоминать. Каждое время определяло себя чем-то. Они были разные: года, какие-то периоды жизни. Что определяет время? Конечно, события. Но не только, нет, не только…

Я помнил оттенки и ощущения разных времен, каким я был тогда. Звуки и краски. Разные желания владели мной, разные чувства. Я вспоминал, представляя себя в тех временах. Года проходили передо мной, я был в каждом из них, в любом. Словно фотографии перебирая в руках, я смотрел на годы, но бывая там, ощущая их вновь, ощущая себя. Оттенки каждого времени, звуки и краски. Я слушал себя, смотрел вокруг. Тени ушедших времен витали в воздухе, кружили передо мной разноцветным хороводом. Я смотрел. Я слушал. Погружался в них…

Тишина. Ночь. Я открыл глаза. Было темно. Оказывается, я не заметил, как уснул. Ночь за окном. Я сидел, глядя во тьму. Потом встал и включил свет. «Что ж, — подумал я, — значит, стоит проверить утверждение инженера-хирурга».

И, собственно, почему бы и нет? Чем, в сущности, это отличается от того моста? Возможно, только тем, что, шагнув вперед, я полечу вверх или вниз. Да, я улыбался — это было похоже: либо вверх, либо вниз.

Я стоял, глядя перед собой. «И, в сущности, какая разница? — подумал я. — Мне уже все равно».

* * *

На следующий день он снова позвонил мне.

— Здравствуйте, — услышал я голос в трубке телефона, — это Сергей Степанович.

— Здравствуйте.

— Я решил позвонить, узнать… Может быть, вы хотите… м-м-м… узнать что-то еще?

— Нет, — ответил я, — все, в общем-то, понятно.

— Да? И… вы подумали о моем предложении?

— Да, подумал.

Я чувствовал, как холод возникает в желудке и дыхание становится чаще.

— Что-то решили? — быстро и словно бы невзначай спросил Сергей Степанович.

«Ну давай! — мысленно сказал я себе. — Хватит бояться. Сколько можно быть трусом?»

— Да, — сказал я, радуясь, что это слово такое короткое.

— И что? — на том конце провода голос тоже не был спокойным. — Вы можете сказать сейчас?

— Да.

Холод в желудке испарялся ледяным паром, мешая дышать.

— Вы согласны?

Я старался успокоиться, но это было невозможно. «Трус, — металось в голове, — все-таки я трус».

— Да, — сказал я так коротко, как только можно сказать это — в легких совсем не было воздуха.

На том конце провода последовало молчание.

— То есть вы хотите сказать, что согласны на операцию? — потом осторожно проговорил Сергей Степанович.

— Да, — произнес я, понимая, что повторяю это далеко не в первый раз, и чувствуя себя глупо из-за этого. — Я согласен, — добавил я.

Снова молчание в ответ, потом медленный голос:

— Хорошо. Вы сегодня не очень заняты?

— Нет, — проговорил я, — сегодня я свободен.

— Тогда… тогда, может быть, вы подъедете ко мне?

— Куда?

— В больницу, — сказал он, — туда, где я работаю.

— Хорошо, — кивнул я, хотя он, конечно, не мог видеть меня. — А где это?

Примерно через час я был у него — ехать оказалось не близко. Сергей Степанович встречал меня у входа в больницу. Он курил, потом, издали заметив меня, выбросил сигарету и пошел навстречу. Мы пожали друг другу руки, и я молча последовал за ним. Наверно, нужно было сказать что-то, но я не знал что. Все казалось ясным, все слова лишними. Но молчать тоже было глупо — все же происходящее было достаточно серьезным. Только я совсем не знал, что сказать. Похоже, Сергей Степанович испытывал те же чувства. Он шел рядом и иногда как-то странно поглядывал на меня: то ли с извинением, то ли с неуверенностью.

— Доехали нормально? — наконец произнес он.

— Да, — ответил я, — нормально.

Он кивнул.

Мы зашли в больницу. Сергей Степанович повел меня по коридорам, потом вниз по лестнице, потом еще коридор, и мы остановились у двери. Сергей Степанович достал ключ и открыл ее.

— Это мой кабинет, — сказал он. — Заходите.

Я вошел. Это было подвальное помещение без окон. У правой стены стоял письменный стол с парой стульев перед ним, прямо — кушетка и маленький столик возле нее, слева у стены — холодильник, а рядом с дверью — деревянная вешалка, такая, какие делали раньше — на толстой ножке и с кроной из крючков и ветвей для шляп. Черная занавеска перегораживала кабинет от двери до стены справа, а чуть левее за письменным столом была тяжелая металлическая дверь.

— Там ускоритель, — сказал Сергей Степанович, заметив, что я смотрю на металлическую дверь. — Хотите посмотреть?

— Нет, — чуть улыбнулся я, — спасибо.

— Ну да, вы их, наверно, много повидали, раз работали с этим.

Я пожал плечами.

— А там что? — я кивнул на черную занавеску.

— Там выход ускорителя, — Сергей Степанович отодвинул край занавески, и я увидел какие-то приборы, кушетку и стул рядом с ними.

Потом он показал мне на один из стульев перед письменным столом.

— Садитесь, — сказал он.

Я послушно сел. Сергей Степанович взял ключ из ящика стола, подошел к сейфу, который я не заметил сразу за холодильником, и, открыв дверцу, достал оттуда что-то. Затем вернулся ко мне и поставил это на стол. Металлическая коробка. Сергей Степанович открыл ее и вынул из заполнявшей ее ваты небольшой стеклянный пузырек.

— Вот, — сказал он, показывая мне то, что было внутри, — это устройство, о котором я говорил.

Он держал пузырек передо мной, не отдавая в руки, но было видно, что на дне лежит небольшой металлический шарик, впрочем, нет, это имело скорее овальную форму. Оно было размером примерно с горошину, и несколько тонких усиков отходили от него.

— И оно работает? — спросил я, хотя помнил, как он рассказывал об этом, но просто не зная, что еще сказать.

— Да, оно создает необходимое поле, — ответил Сергей Степанович. — Я проверял.

— А эти усики… Что-то вроде контактов?

— Да. Я говорил вам, что устройство питается от биотоков мозга, оно полностью автономно и не требует никакой подзарядки. Фактически, оно станет такой же частью организма, как и любой другой орган. Только, конечно, необычный, новый орган.

— Новый орган? — я смотрел на маленькое устройство. — Орган времени, — проговорил я.

Сергей Степанович улыбался, и радость светилась в его глазах.

— Да, — сказал он. — Орган времени!

Потом он убрал устройство обратно в коробочку, а коробочку — в сейф.

— Что ж, а теперь пойдемте, — стоя передо мной, сказал он.

— Куда?

— Я договорился с врачами — вас посмотрят, проверят ваше здоровье. Это недолго.

— У вас все недолго, — улыбнулся я.

— Да? Извините, — он тоже улыбнулся.

На этот раз «недолго» Сергея Степановича означало около двух часов. Он водил меня по разным кабинетам, по разным врачам, где меня всячески осматривали, подключали к разной аппаратуре… В общем, мне порядком надоело это занятие, и я был рад наконец вернуться в кабинет Сергея Степановича.

Помню, что, подходя к двери, мы говорили о чем-то веселом, смеялись. Дверь оказалась не заперта. Войдя внутрь, я увидел за письменным столом девушку в медицинском халате.

— Это Леночка… м-м-м… Лена, — представил ее Сергей Степанович, — моя медсестра.

— Как это ваша? — фыркнула Леночка.

— Ну-у, мы же вместе работаем, — улыбнулся Сергей Степанович, пребывающий в благостном расположении духа. Потом он представил ей меня и опустился на стул перед столом. — Садитесь, — показал он мне на кушетку у противоположной от двери стены. — Устали, наверно?

— Так, — неопределенно ответил я, не склонный откровенничать при Леночке, и последовал его приглашению.

Потом мы курили втроем. Сергей Степанович шутил и был явно доволен сегодняшним днем. Он тут же рассказал Леночке о том, что я согласился на операцию. Леночка при этом с каким-то сожалением и снисхождением посмотрела на меня, я сделал вид, что не заметил этого взгляда.

— Что ж, похоже, со здоровьем у вас все в порядке, — сказал мне довольный Сергей Степанович. — Конечно, результаты некоторых анализов будут известны только завтра или послезавтра, но, думаю, все будет хорошо.

Я молча слушал, поглядывая на Леночку. Она была довольно мила, я принимал это к сведению.

— Но вам еще нужно будет приезжать сюда, — уже серьезно продолжал Сергей Степанович. — На всякий случай мы сходим и к другим врачам, — он перечислил к каким. — И надо готовиться к операции. Вы уколов не боитесь? — с улыбкой спросил он. Я улыбнулся в ответ. — Ну вот. Думаю, что операцию можно будет сделать на следующей неделе, в крайнем случае через неделю. Вы как, сможете освободиться на это время?

— Вполне, — кивнул я.

— И после операции еще пару недель придется полежать, — продолжил Сергей Степанович. — В принципе, я могу сделать вам больничный.

— Нет, не нужно, — сказал я.

— Ну, как хотите.

Потом мы собрались и пошли домой. Выйдя из больницы, Сергей Степанович стал прощаться.

— Мне на автобус, — сказал он, показывая вправо, — а вам на метро, — он показал влево.

— Хорошо, — ответил я, пожимая его руку.

— Значит, до завтра? — Сергей Степанович смотрел мне в глаза.

— До завтра, — кивнул я как можно более спокойно.

Потом он попрощался с Леночкой и ушел, а мы с ней направились к метро.

Леночка молчала, я шел рядом просто потому, что, видимо, было бы странно тут же оставить ее как совсем незнакомого человека… хотя, может, и не только поэтому.

— Вы с ним давно работаете? — спросил я, чтобы не молчать.

— Не очень, — сказала Леночка.

Я думал, что не получил ответа, впрочем, это было неважно. Я хотел понять, как мне говорить с ней. То есть что я хочу, когда говорю с ней? Вернее, хочу ли я что-нибудь, занимая ее беседой, или, скажем так: для чего мне нужно ее внимание, и нужно ли оно вообще, и… «Ну хватит, — сказал я себе, — довольно лицемерить и тратить красноречие на дурацкие вопросы — есть возможность потратить его с большей пользой. Н-да… Было бы только чего тратить…»

— А-а, — протянул я, — как он вообще, хороший врач?

Я улыбнулся, чувствуя, что делаю это с корыстной целью — все вставало на свои места… вернее, на рельсы.

— Ничего, — так же неопределенно ответила Леночка. Впрочем, ее ответы не имели значения. Рельсы блестели подо мной, но вагоны были тяжелы.

— У вас кабинет без окон, — сказал я. — Не скучно все время в подвале сидеть?

— Нет, — улыбнулась Леночка. — Я там не все время, иногда приходится по другим делам уходить.

— Я тоже раньше в таких местах работал, — сказал я и стал рассказывать про свою прошлую работу, хотя почти сразу перешел на более легкие темы. Леночка слушала, улыбалась.

Я думал, зачем я делаю это? Но, пожалуй, глупо было бы отвечать на этот вопрос.

Мы спустились в метро, зашли в поезд.

— Ты сейчас домой? — спросил я ее.

Леночка кивнула, как мне показалось, несколько грустно.

— Не хочешь сходить куда-нибудь?

— Куда? — перекрикивая шум метро, спросила Леночка.

— Я знаю одно уютное кафе здесь недалеко.

— Да? — улыбнулась Леночка.

Я немного солгал насчет недалеко (наверно, заразился от «недолго» Сергея Степановича?) — до того места оказалось около получаса езды, но мне просто не был знаком этот район. В кафе мы сидели за столиком. Был полумрак, музыка играла негромко.

— Я в медицинский приехала поступать, — говорила Леночка, — но провалилась. Решила пока в больнице поработать. Хорошо, у меня здесь тетка живет — я у нее поселилась. Но она сразу сказала, что только на первое время. Сейчас я уже больше полугода у нее живу — она ворчит, правда пока не выгоняет.

Я понимающе кивал, глядя на Леночку. Она была красива — мне нравилось говорить с ней.

Потом мы вышли из кафе и, пройдя немного по улице, увидели афишу кинотеатра.

— Я слышал, что это неплохой фильм, — кивнул я на афишу. — Интересно было бы проверить.

— Да? — улыбнулась Леночка.

Фильм оказался так себе, к тому же довольно длинный. Но мы все равно досидели до конца, обнимались там в темноте.

Вышли оттуда уже поздно. Было темно, мы шли к метро по пустой улице. Леночка вдруг остановилась, открыла свою сумочку и стала копаться в ней.

— Что-нибудь не так? — спросил я.

— Да у меня ключей с собой нет, — с досадой произнесла Леночка. — Придется тетку будить, чтоб домой попасть. Она меня совсем съест.

Я думал, как бы помочь ей. Но, собственно, думать тут было нечего.

— Тогда у тебя два варианта, — сказал я, — либо лезть в окно, либо ехать ко мне в гости.

— Да? — улыбнулась Леночка.

Когда мы вышли из метро на моей станции, я купил бутылку чего-то сладкого и не слишком крепкого. Потом мы пошли к моему дому. Ночная прохлада наполняла воздух. Леночка чуть поежилась от холодного ветра. Я обнял ее, и мы так и шли, обнявшись, до дома. В подъезде было теплее, но я не выпускал ее. Зайдя в лифт, мы стояли рядом. Леночка была привлекательна и близка. Я притянул ее к себе и поцеловал. Она была послушна в моих руках.

Потом мы вошли в мою дверь. Я провел Леночку в комнату.

Ночь за окном. Вернувшись домой, я ощущал привычное чувство окончания вечерних приключений. Но приключения, конечно, еще не кончились.

— Кофе будешь? — спросил я Леночку.

Она кивнула, все еще чуть поеживаясь. Я усадил ее на диван, включил музыку и пошел на кухню. Но почти сразу вернулся. Леночка разглядывала комнату.

— Я там чайник поставил, — сказал я ей, — сейчас согреется.

— Ты один живешь? — как бы между прочим спросила она.

— Да, — ответил я.

Потом взял бокалы и наполнил их из принесенной бутылки чего-то сладкого и не слишком крепкого. Дал один Леночке и сам сел рядом.

— За хороший вечер, — улыбнулся я. Она улыбалась в ответ. Мы чокнулись и выпили.

Леночка снова чуть поежилась.

— Что-то никак не согреюсь, — проговорила она. — У тебя есть какой-нибудь свитер?

— Свитер? — притворно удивился я. — Нет, чтобы согреться, я знаю способ получше.

— Да? — улыбнулась Леночка.

Я взял у нее бокал, поставил его на стол рядом со своим, потом обнял ее и хотел поцеловать.

— А как же чайник? — сказала Леночка.

Вот черт! Я ведь совсем забыл, что там чайник стоит на плите.

— М-м-м… я сейчас, — пробормотал я, потом вскочил и побежал на кухню.

На кухне уже окна запотели от пара. Я выключил газ, затем сделал кофе и вернулся в комнату с двумя полными чашками. Леночка сидела, просто слушая музыку. Я снова налил в бокалы чего-то сладкое и некрепкое.

— Еще раз за хороший вечер, — сказал я.

Потом опять сел рядом с Леночкой и обнял ее.

— Ну все, — сказал я, — теперь нам никакой чайник не помешает.

Я приблизился к ней, и тут магнитофон щелкнул автостопом — кассета кончилась. Я замер от неожиданности, Леночка смеялась в моих объятиях. Пару секунд я думал, стоит ли обращать внимание на отсутствие музыки, но Леночка все смеялась, тогда я встал и поменял кассету.

А потом я вернулся.

И тогда ночные приключения действительно кончились. Леночка была мила и послушна. Я стал лунным светом вокруг нее, огненным облаком в ночном небе. Приключения были со счастливым концом, как это бывает всегда… Хотя нет, пожалуй, не всегда, далеко не всегда.

Потом мы лежали в темноте. Медленное время окружало нас. Плавное и мягкое, долгое. Секунды не уходили — они появлялись вокруг и оставались парить неподвижными тенями. Все было так, словно ночь стала водой. И легкие волны чуть колыхали ее, и легкие ветра мягче пуха и самого воздуха неподвижно парили над ней, лишь будучи ветрами, но не двигаясь с места, не делая ничего, ничего…

— Мне завтра на работу, — сказала Леночка, — нужно рано вставать.

Сейчас забавно было слышать о работе и о том, что наступит завтра и какое-то утро. Я улыбался в темноте улыбкой огнедышащего дракона, которому предложили воду.

— Ты слышишь?

— Да, — ответил я сквозь легкие волны ночи.

— У тебя есть будильник? Мне нельзя опаздывать — Сергей Степанович меня убьет.

Слова Леночки изменяли пространство. Я наблюдал движение вокруг: ветры ночи сорвались с места и набирали скорость, улетая прочь, унося с собой воду ночи, но не всю, нет, не всю.

Леночка молчала. Ветры кружили на месте, не зная, что им делать.

— Ты правда согласился на его операцию? — спросила она.

— Правда, — сказал я, включаясь в разговор.

И ветры утонули, зацепившись за воду.

— Но зачем? Ты разве не знаешь, что можешь умереть?

— Знаю, — я отвечал из темноты, которая была везде. Мое тело лежало под одеялом, там было тепло.

— Тогда зачем ты делаешь это?

Моя рука обнимала Леночку там же под одеялом. Я думал, вернуться ли туда?

— Зачем? — повторила Леночка.

Тело оставалось неподвижным, я не имел к нему отношения, по крайней мере пока не двигался.

— Так, — улыбнулся я. — Почему бы и нет?

И легкая дрожь прошла по телу где-то внутри, сладкая истома охватила меня. Жарко. Там было жарко, под одеялом, — Леночка рядом источала жар. Я чуть придвинулся, ощущая ее всей кожей, ее тепло, ее жар.

— Ты поставишь будильник? — спросила Леночка из темноты.

Я улыбался. Я был ветром над горячей пустыней.

— Да, — сказал я.

Потом включил свет, встал и взял будильник.

Перед тем как вернуться, я наполнил бокалы чем-то сладким и некрепким. Остывший кофе стоял на столе. Я дал один бокал Леночке, она села в постели.

— Хорошо, что ты пришла ко мне, — сказал я, чокаясь с ней.

— Да? — улыбнулась Леночка.

Она отпила немного и сидела в постели, облизывая губы. Мне это показалось соблазнительным — все же она была красива. Я взял бокал из ее рук и поставил на стол. Леночка смотрела на меня взглядом потревоженной кенгуру. И я не стал томить ее, я набросился на нее как стая голодных волков, став при этом пушистым и мягким, как котенок, родившийся в прошлую пятницу.

* * *

Ничего интересного не происходило в следующие несколько дней. Я ездил к Сергею Степановичу, Леночка ездила ко мне. Сергей Степанович ни к кому не ездил, он выглядел весьма довольным, с радостным азартом ожидая, когда придет день операции. Это должно было случиться в следующее воскресенье. А в это воскресенье, вернее, еще в субботу вечером Леночка приезжала ко мне и ушла только в понедельник на работу. Мне нравилось быть с ней, я позволял ей хозяйничать в доме и вообще потакал во всем. Это было забавно. Я находил удовольствие в присутствии женщины в своем доме и изображал послушание. Почему бы и не извлечь из этого максимум радости для нас двоих, пока это не перестанет быть интересным? Впрочем, может, и не перестанет — просто не успеет.

День операции приближался. Я совсем не думал об этом. Не то чтобы мне было все равно, но как-то… В общем, какой смысл думать? Моя роль в этом была проста. К тому же и Леночка отвлекала меня от всяких мыслей. А то, что я могу умереть, — я относился к этому с привычным цинизмом.

— Ну что ж, — говорил Сергей Степанович, когда я в очередной раз приехал в больницу, — до операции осталось два дня. Я договорился на послезавтра. В воскресенье утром операционная будет свободна, мне разрешили занять ее на пару часов.

Мы сидели втроем в его кабинете: Леночка, он и я — курили. Я поглядывал на Леночку, Леночка поглядывала на меня. Мы изображали официальность и малознакомость, чтобы не смущать Сергея Степановича. Хотя, может, он и догадывался о чем-то, но, во всяком случае, не подавал вида. Мне было весело знать, что утром Леночка уходит на работу к нему. Потом днем я и сам приезжал туда. Сергей Степанович не знал, что мы приезжаем из одного дома. Впрочем, его можно понять — пространство большое, никогда не знаешь, откуда люди приходят к тебе.

Когда я приезжал в больницу, они кололи мне какие-то уколы. Точнее, колола, конечно, Леночка. Я привычно снимал штаны перед ней, и она, скрывая улыбку, делала свое медицинское дело. Сегодня все это было уже позади, мы, как обычно, курили перед тем, как идти домой.

— Я вас хочу попросить, — Сергей Степанович серьезно смотрел на меня, — вы, пожалуйста, не пейте в эти два дня. Хорошо?

— Хорошо, — кивнул я.

— Будет лучше, если на момент операции в вашей крови не будет алкоголя, — как бы оправдываясь, пояснил он. — Вы ведь понимаете?..

— Да-да, — улыбнулся я, — конечно.

— Ну вот, — удовлетворенный моим ответом, успокоился он.

Потом, когда мы прощались на улице перед входом в больницу, он был все так же, уже привычно за эти дни, оптимистичен.

— Вы не волнуйтесь, — пожимая мне руку, сказал он, — все будет хорошо — вот увидите.

— Я не волнуюсь, — беспечно отозвался я.

Потом он пошел на автобусную остановку, а мы с Леночкой — к метро. Леночка молчала как-то напряженно и, казалось, думала о чем-то мрачном. Я стал рассказывать что-то веселое, стараясь отвлечь ее, она улыбалась, но, похоже, все равно не оставляла своих дум.

Ночью все было не так. Ночью покой и плавность владели миром, таинственность, уединенность, восторг. Мы лежали с Леночкой в ночной темноте. Вода ночи вокруг? Не знаю… не помню… Может быть, в тот раз и не было никакой воды. Просто легкая усталость, истома после всего.

— Зачем тебе это? — тихо спросила Леночка в темноте, в тишине.

— Я хочу добраться до звезд и стать их светом, летящим тысячи лет, — так же тихо ответил я.

— Нет, я не про то, — капризно протянула Леночка. Я улыбался, обнимая ее. — Я про Сергея Степановича и его операцию.

— Что ж, может быть, это и есть путь к звездам, — тем же таинственным тоном ответил я, но уже с некоторой шутливой наигранностью.

— Ну хватит, — капризничала Леночка, — я серьезно. Ведь ты можешь умереть.

— Я тоже серьезно, — улыбался я. — И потом, все могут умереть.

— Но ведь не послезавтра.

— Кто знает? — я придал голосу трагическую глубину.

— Перестань, — Леночка начинала сердиться. — Ты отлично понимаешь, о чем я. Зачем тебе нужно рисковать своей жизнью непонятно для чего?

— Ты хочешь, чтобы я ответил? — теперь уже действительно серьезно сказал я.

— Конечно.

— Не знаю… Это слишком долго и, по-моему, ненужно. В любом случае, моя жизнь — это мое дело.

— Но почему ты так хочешь умереть?

— Я не хочу умереть. Почему я обязательно должен умереть?

— Но ведь ты можешь.

— М-м-м… — хотелось снова ответить ей в шутливом тоне, но я не стал. — Это риск, — сказал я. — Я не хочу бояться, я хочу рискнуть.

— Зачем? Зачем нужно понапрасну рисковать своей жизнью?

— Это не понапрасну, — сказал я. — И вообще, ты ведь спрашиваешь не для того, чтобы я ответил.

— Я не хочу, чтобы ты это делал, — проговорила Леночка. — Откажись, я не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось.

— Да? — я был в некотором недоумении.

— А как же я? — Леночка повернулась и обняла меня. — Ты думаешь, мне будет хорошо, если с тобой что-то случится?

— М-м-м… — словно думая, протянул я. — Наверно, нет, — и улыбнулся.

— Не нужно, — прошептала она, положив голову мне на плечо, — не делай этого — я боюсь.

Я молчал — не хотелось повторяться.

— Нам ведь хорошо вместе? — продолжала шептать Леночка.

— Да, — как само собой разумеющееся ответил я.

— Вот и не нужно никакой операции. Зачем тебе это? У тебя ведь есть я.

Я улыбался в темноте. Леночка не оставляла шансов — невозможно было возражать ей. Вернее, можно, но я не хотел… во всяком случае, сейчас. Она обнимала меня и прижималась ко мне.

— Не нужно, — шептала она. — Я хочу, чтобы ты был со мной.

Черт! Это было нечестно с ее стороны. Впрочем, Бог ей судья.

— Но я ведь не могу всю жизнь провести в постели, — улыбался я.

— И не нужно, — томно шипела… то есть шептала Леночка. — Я буду с тобой, нам будет хорошо вместе.

Она прижималась ко мне под одеялом и проделывала такое, что, наверно, даже камень не остался бы равнодушным. Я не был камнем, я был живой и не мог устоять, да и не хотел — скорее, наоборот.

Черная ночь, в которой движение скрыто во тьме.

— Ты ведь будешь со мной? — через некоторое время, когда все камни обратились в прах под ее чарами, спросила Леночка.

— Да, — безвольно ответил я, пребывая в умиротворенности и покое, твердость сейчас не была присуща мне.

— Откажись, скажи Сергею Степановичу, что ты передумал. Он ведь не может заставить тебя.

Я молчал, не в силах возражать.

— Ты откажешься?

— Я подумаю, — улыбнулся я.

— Это ведь твоя жизнь, — сказала Леночка.

— Да, это моя жизнь, — согласился я.

— Ты потеряешь ее, если пойдешь на это.

Я молчал, думая, что очень запросто она может оказаться права.

— Откажись, — испуганно и умоляюще произнесла Леночка. — Пожалуйста, я не хочу, чтобы ты умирал.

Тревога в ее голосе, темнота вокруг.

Смерть была рядом, я чувствовал, как она стоит надо мной и то, как я беззащитен и слаб. Только один шаг разделял нас. Я почти видел ее в темноте. Какое-то странное чувство появилось во мне, уверенность, что все кончится плохо. Я не хотел бояться смерти, но она была слишком близка. Невозможно было не видеть это, и я сам шел к ней. Сам! Страх вдруг охватил меня, я знал, что умру. Скоро… скоро… Я отчетливо видел, как это будет, когда смерть коснется меня и накроет своим плащом. И тогда глухая черная пустота станет мной, словно огненная вспышка она взорвется во мне и холодной сверкающей сталью войдет в меня, но во все, абсолютно во все тело сразу.

Ночь вокруг. Женщина обнимала меня. Я лежал в темноте и боялся смерти.

— Ты откажешься? — спросила Леночка.

Я молчал, боясь пошевелиться, боясь произнести хоть слово.

— Откажешься? — Леночка подняла голову и смотрела на меня.

Я молчал.

— Ты ведь не станешь делать это? — настойчиво спрашивала она. — Да?

— Н-не знаю… наверно, — проговорил я и закрыл глаза.

* * *

Следующее утро было утром субботнего дня. Леночке не нужно было ехать на работу так рано, как обычно. Мы полежали немного, не желая вылезать из-под теплого одеяла, а потом встали.

Тяжесть в душе. Я чувствовал, как тяжелая пустота заполняет меня. Вчерашние мысли о смерти поселили во мне страх, было неуютно жить с этим чувством. Холодная зажатость утра лишь усиливала его. Я был подавлен, напуган и смят. Ничего не хотелось, тошно и страшно было присутствовать в мире, быть кем-то. Я чувствовал, как уязвим, беспомощен, нелеп. Страх заполнял меня. Страх был утренним светом вокруг.

Леночка на кухне готовила завтрак, я стоял в комнате, глядя в окно. Серая улица передо мной. Я думал, что действительно, зачем мне все это? И вдруг поймал себя на том, что этот вопрос относится как к опытам Сергея Степановича, так и к серой улице за окном. Я смотрел на чахлые деревья, глыбы домов. Безликие прохожие спешили по своим делам. «Нужно решать, — думал я, — нужно делать какой-то выбор». Именно сейчас, пока еще есть время, я должен принять решение и выбрать между Сергеем Степановичем и этой серой улицей. Но нет. Я был не способен решиться на что-либо. Все казалось пустым, глупым, я не знал, что делать, находясь в зажатости утра, подавленный страхом.

Но когда Леночка крикнула, чтобы я шел завтракать, по дороге на кухню я вдруг понял, что не хочу умирать, не хочу больше играть в эти игры со смертью. Хватит, нужно остановить это. «Да, надо отказаться, — думал я, сидя за столом. — Или хотя бы отложить, чтобы собраться с мыслями, подготовиться по-настоящему». Я жевал яичницу, мрачно глядя перед собой, и хотел отказаться.

Потом мы поехали в больницу. Когда входили в кабинет, Сергей Степанович уже был там. Увидев нас вместе, он посмотрел как-то странно, но потом опустил глаза и не стал ничего говорить, даже забыл поздороваться.

— Добрый день, — сказал я ему.

— Здравствуйте, — нарочито равнодушно ответил он, — проходите.

— Здрасте, — бросила ему Леночка и прошмыгнула за черную занавеску. Потом вышла оттуда в халате.

— Что ж, — смирившись с очевидным фактом и, собственно, не имея причин для возражений, уже спокойным тоном сказал Сергей Степанович, — сегодня последний день перед операцией. Я надеюсь, вы готовы?

— Да… — протянул я, — вообще-то….

Я хотел сказать, что передумал, но Сергей Степанович перебил меня:

— Как вы знаете, я договорился на завтрашнее утро. Довольно рано, но зато будет больше времени. Операционная откроется в восемь, я думаю, надо приехать часов в семь, — он улыбнулся. — Завтра большой день.

Предвкушение исполнения своих надежд владело им, он не мог не радоваться этому. Я смотрел на его улыбку и чувствовал тяжесть в душе, представляя, как он воспримет мое сообщение.

— Знаете, — проговорил я, пытаясь быть серьезным в противовес его радости, — я не знаю… — получалось как-то глупо, я замолчал, не находя слов.

— А у меня дома скандал, — весело говорил Сергей Степанович, не слушая меня. — Жена в воскресенье хотела ехать в гости — там у тещи день рождения. Я ей сказал, что не смогу поехать, она такой скандал подняла!

Он стал измерять мне давление. Я молчал, слушая, как он рассказывает про свои семейные дела. Он все говорил, а я все ждал удобного момента, но такого все не было и не было. Потом я решил, что все, пора, хватит ждать неизвестно чего, и уже хотел сказать ему. Но тут дверь кабинета открылась, вошла полная пожилая женщина.

— Сергей Степанович? — вопросительно произнесла она, глядя на меня и на Сергея Степановича.

— Да-да, — сказал он, — проходите.

— Я к вам. Меня направили, — женщина протянула ему какую-то бумажку.

— Проходите, садитесь, — повторил он, забирая бумажку и показывая на стул перед столом. — Я сейчас.

Он отдал бумажку Леночке и подошел ко мне.

— У меня пациенты, — сказал он, как бы извиняясь, — надо работать. В общем, завтра в семь. Хорошо? Я, наверно, еще позвоню вам сегодня, или вы позвоните.

— Понимаете… — опять попытался начать я.

Но тут Леночка подала голос:

— Сергей Степанович, тут…

— Я сейчас, — прервал он ее, — одну минуту, — и потом ко мне: — Ну, до завтра. Вы не волнуйтесь, все будет хорошо. В общем, до завтра, — он пожал мне руку. — Нужно идти, извините.

Похоже, именно сейчас уже не получалось объясниться.

— Я позвоню, — чувствуя тяжесть от ложности положения, проговорил я и вышел за дверь.

По дороге домой все злился на себя, что так и не смог ничего сказать. «Ладно, — в конце концов решил я, — вечером позвоню ему и скажу».

Вечером пытался вспомнить, во сколько он приходит домой после работы, но, так и не вспомнив, решил звонить попозже, чтобы уж наверняка. Но позже у него было занято, я никак не мог дозвониться, злился, набирая номер уже, наверно, в двадцатый раз — неопределенность ситуации угнетала, я хотел разрешить ее.

Сегодня Леночка не должна была приехать ко мне — что-то ей там нужно было сделать дома у тети. Я был один, ночь приближалась, зажигая тьму за окном. Я сделал кофе и вдруг вспомнил, что у меня еще есть коньяк. Сергей Степанович просил не пить, но теперь-то уж было все равно. Я достал бутылку. Сидел, глядя в телевизор, и пил коньяк с кофе. Потом раздался телефонный звонок. Я взял трубку и услышал голос Сергея Степановича — он сам позвонил мне.

— Как у вас дела? — спросил он. — Все в порядке?

— Знаете, — сказал я ему, — вы только не обижайтесь и постарайтесь понять меня. Я тут думал обо всем этом… Наверно, мы поспешили.

— Сейчас уже поздно, — видимо, он решил пропустить мимо ушей мои слова, считая, что так будет лучше, — завтра рано вставать. Ложитесь, будет лучше, если вы хорошо выспитесь.

— Да, — ответил я, — действительно уже поздно. Знаете, что я сейчас делаю? — Он слушал. — Я пью коньяк с кофе, — сказал я и замолчал, ожидая его реакции.

Он тоже молчал, в трубке было слышно его дыхание. Потом он медленно произнес:

— Вы пьете коньяк?

— Да.

— Зря, — он был спокоен. — Я же просил вас…

Мы снова молчали, я ждал, что он повесит трубку.

— Почему? — сказал он вместо этого. — Что случилось?

— Ничего не случилось, — ответил я, — просто я передумал умирать.

Последовала небольшая пауза — похоже, он начинал понимать, что я не шучу.

— Никто не заставляет вас умирать, — затем сказал он.

— Да? — несколько резко отозвался я. — А вы?

— И я, — он говорил все так же спокойно, но теперь чуть грустно. — Вы не умрете, с чего вы взяли?

— Как с чего? А ваша операция? Первые опыты всегда неудачные. Я как раз первый.

Он снова молчал.

— Вы боитесь? — потом проговорил он. Я не ответил. — Это ничего, — он говорил тихо и спокойно, даже слишком спокойно. — Наверно, вы выпили еще не очень много. Я думаю, это не страшно, но, пожалуйста, больше не надо. Лучше ложитесь и выспитесь хорошенько.

— Сергей Степанович, — так же спокойно ответил я, — я не подопытный кролик для вас — вы не можете говорить мне, что делать. Если я захочу пить — я буду пить, а если захочу спать — я лягу спать. Но только потому, что сам захочу это, а не потому, что вы скажете мне.

— Да, — проговорил он, — понятно.

— Что понятно? — с вызовом спросил я.

— Вы не волнуйтесь, — сказал он. — Вы не подопытный кролик, и я не могу говорить вам, что делать. Но можно спросить вас?

— Что?

— Вам страшно? — он спросил это легко и естественно, наверно, так, как я сам бы спросил себя.

Я не знал, что ответить, но потом подумал, что зря кричу на него.

— Да, — тихо произнес я, вдруг почувствовав, что он понимает меня и не стыдно признаться ему в своем страхе, — мне страшно. И дело не в том, что я боюсь смерти. Просто… Я не хочу… — и замолчал.

— Зря, — сказал он. — Здесь нечего бояться, даже боли не будет — вы ведь будете под наркозом и совершенно ничего не почувствуете, просто уснете и ничего не будете чувствовать.

Я молчал и слушал.

— Вы ведь хотели этого, — продолжал он. — Зачем же отступать, когда уже все готово и остается только последний шаг? Это даже недолго, тем более для вас. Вы уснете, а потом проснетесь — как одно мгновение. Все, что вам нужно сделать, — это только прийти и уснуть. Остальное сделаю я. Только прийти и уснуть. Может быть, в несколько непривычной обстановке — ну так что? Мы будем рядом: Леночка и я — мы не позволим, чтобы с вами что-то случилось.

— Да? — я слушал его, чувствуя, что превращаюсь в ребенка. Он гипнотизировал меня своей успокаивающей плавной речью. — А если я не проснусь?

— Этого не может быть. Когда вы проснетесь и почувствуете, каким стали, я думаю, вам будет смешно вспоминать свои страхи и, может быть, даже немного стыдно. Но это ничего. Ничего. Главное, вы сейчас не поддавайтесь им, — он замолчал на секунду. — А знаете что? — вдруг сказал он.

— Что?

— Давайте я завтра приеду к вам? Прямо утром. Возьму такси, приду, и мы поедем вместе. Хорошо?

Я чувствовал, что сейчас скажу «да», что я верю ему, доверяю и полагаюсь на него во всем. Странно, но мне казалось, что он прав, хотя всего несколько минут назад я думал совсем иначе. Я не понимал себя, не знал, что делать, что сказать. Я молчал.

— Хорошо? — переспросил он, когда пауза затянулась.

Я хотел сказать «да», но вдруг какой-то импульс внутри остановил меня. Я почувствовал, что сейчас соглашусь, и тогда все. И я не мог сказать «да» и не мог не сказать. Я терялся в сомнениях, не зная, как разрешить эту ситуацию. Сомнения разрастались и разрывали меня, я не мог преодолеть их и прийти к какому-нибудь решению. Молчание тянулось и с каждым мгновением становилось все невыносимее. Я чувствовал, что сейчас просто взорвусь, так и не выбрав ответ. И тогда я взял и повесил трубку, прихлопнув сомнения, как разжужжавшуюся муху. Я просто повесил трубку, не в силах решиться на что-либо. Сергей Степанович ждал моего ответа там, на другом конце провода, а я повесил трубку.

«Ну и правильно», — подумал я, глядя на замолчавший безжизненный телефон. Впрочем, он недолго оставался таким: не прошло и минуты, как раздался новый звонок. Я усмехнулся — было бы верхом глупости не догадаться, кто звонит мне. «Нет, — думал я, глядя на телефон. — Нет, инженер-хирург Сергей Степанович, ну тебя!» Я поднялся, подошел и выключил телефон из розетки. Звонок замолчал. «Вот так, — сказал я про себя, — так-то лучше». Потом налил себе рюмку и выпил одним глотком. Взял сигарету. «Вот так, — повторял я, — вот так». Я закурил.

Выключенный телефон безмолвствовал, но я все равно с опаской поглядывал на него. «Еще, чего доброго, приедет сейчас, — подумал я про Сергея Степановича. — Ну и черт с ним!»

Я налил себе еще рюмку, выпил. Становилось немного легче. Я курил. В телевизоре начался какой-то фильм, я стал смотреть его. Смотрел и периодически наливал и опустошал рюмку. Время шло. Скоро я обнаружил, что фильм кончился, бутылка опустела и минула полночь. С первой проблемой я справился легко — просто переключил телевизор; вторую решил, взяв другую бутылку; а на третью вообще не стал обращать внимание. Опьянение висело надо мной вместе с табачным дымом, я сидел и увеличивал то и другое.

Как все кончилось, я не помню. В какой-то момент я вдруг увидел, что телевизор показывает муравейник с электронными точками-муравьями, бегающими туда-сюда, и шипит. Я подумал, что нужно выключить его, и представил, как буду делать это. А потом услышал звонок.

Сначала мне казалось, что это не ко мне и не здесь, а вообще где-то в другом измерении. Но звонок продолжал звонить. Тогда я подумал, что случился катаклизм и измерения перемешались. Я стал ждать вселенского взрыва и свою погибель. Но взрыва все не было, а звонок не умолкал. Тогда я решил разобраться, в чем же тут дело, и открыл глаза.

Было утро. Муравейник в телевизоре жил своей суетой. Оказывается, я так и не выключил его. А звонок был в мою дверь — кто-то пришел и хотел войти.

Я посмотрел на часы — полшестого. Господи! Кто там? Но уже догадывался кто. Казалось, совершенно невозможно пошевелить какой-нибудь частью тела, но я все же преодолел себя и поднялся, первым делом увидев, что в бутылке на столе не хватает три четверти содержимого. Я встал на ноги. Голова шла кругом, я был совершенно пьян и почти не мог стоять, не держась за что-то. Звонок звонил назойливо и нетерпеливо. «Иду, иду», — послал я мысленный импульс тому, за дверью, и пошел, опираясь о стены. Кое-как добравшись до двери, я открыл ее. Сергей Степанович стоял там. Я посмотрел на него, он посмотрел на меня.

— Доброе утро, — сказал он, глядя внимательно и чуть сердито.

Я хотел ответить, но почувствовал, что не в силах открыть рот, тогда я просто молча посторонился, впуская Сергея Степановича. Он вошел.

— Я уже решил, что вас нет. Хотел уходить, — проговорил он.

«Жалко, что не ушел», — подумал я, но ничего не сказал, только повернулся и, шатаясь, пошел на кухню, чувствуя за спиной тяжелый взгляд Сергея Степановича. На кухне я припал к чайнику, размачивая слипшийся рот и не определяющие сейчас себя внутренности. Сергей Степанович вошел следом.

— Та-ак, — мрачно протянул он, увидев шипящий телевизор, пепельницу, полную окурков, почти опустошенную бутылку и нас с чайником.

Я перестал пить и поставил чайник, чувствуя, что от воды головокружение усилилось, а внутри образовался бассейн. Я еле стоял на ногах. С трудом дотащился до дивана и скорее упал, а не сел. Телевизор все шипел, я не мог поднять руку и выключить его, хотя сидел совсем рядом.

— Вы что, всю ночь пили? — спросил Сергей Степанович.

— Угу, — ответил я.

— Так и не ложились?

— Угу, — ответил я.

— Это все вы выпили? — он показал глазами на бутылку на столе и вниз, где под столом стояла первая пустая бутылка.

— Угу, — ответил я.

— Я вам звонил, но вы не подходили, — он поискал глазами телефон и увидел, что тот выключен из розетки. — И телефон отключили, — констатировал он.

— Угу, — сказал я.

— Та-ак, — снова протянул Сергей Степанович и еще раз обвел глазами всю кухню, задержавшись на муравейнике в телевизоре.

— Присаживайтесь, — показал я ему на табуретку и услышал, как заплетается у меня язык.

Сергей Степанович сел, как был: в плаще и в ботинках.

— А чего вы не раздеваетесь? — спросил я. Слова получались какие-то корявые и смазанные.

— Я хотел ехать в больницу. Там внизу ждет машина.

— А-а, — я чувствовал, что силы оставляют меня, что сейчас я просто усну, так и не досмотрев, чем все кончится. Тогда я взял сигарету и закурил. Стало чуть легче. Сергей Степанович тоже закурил. Он молчал, глядя в окно и, похоже, размышляя о чем-то, хотя несложно было догадаться о чем. Я усмехнулся.

— Что вы смеетесь? — спросил он.

— Довольно несложно угадать ваши мысли, — все так же заплетаясь, проговорил я. — Вы пить будете? — Он покачал головой. — А то наливайте, не стесняйтесь.

— Нет, спасибо.

Телевизор шипел над ухом. Я хотел выключить его, но почему-то никак не мог сделать это.

— И о чем же я думаю? — спросил Сергей Степанович.

— Вы думаете, как посадить меня в машину и увезти в больницу, — пьяно улыбнувшись, сказал я. — Так?

Он пожал плечами и промолчал.

— А о чем я думаю, вам интересно?

— Да, — отсутствующим тоном сказал он, — конечно.

— А я ни о чем, — хохотнул я. — Хотя нет, я думаю, выпить мне или не стоит? Вы как считаете?

Он снова пожал плечами.

— Не знаю, — с напускным безразличием произнес он.

— М-м-м… Наверно, все-таки выпить, — я потянулся за бутылкой.

Хотелось быть пьяным и несерьезным в пику надутому Сергею Степановичу. Я чувствовал, что он вызывает во мне какое-то тягостное ощущение, словно я виноват в чем-то. Хотя, может, это было и правильно, но все равно. Я хотел спрятаться от него за пьянством. Собственно, это было просто продолжением того, что я начал делать еще вчера, с той лишь разницей, что теперь Сергей Степанович сидел здесь. Ладно, пусть себе сидит. В конце концов сам поймет все и уйдет рано или поздно — что ему здесь делать? Впрочем, мог бы и принять участие — мне не жалко.

— Так что, — спросил я, — вы будете?

— Нет, — все так же ответил он, — спасибо.

— Ну, как хотите.

Я налил себе рюмку и взял ее в руку.

— Ваше здоровье, — сказал я.

Он бросил на меня недовольный взгляд и снова уставился в окно. Я собрался с духом и выпил. Это было ужасно, казалось, что я тут же умру, распавшись на части, но потом все прошло. Я поставил пустую рюмку. Сигарета почти докурилась, я затянулся еще раз и потушил ее.

— Ну, — сказал я, — что у нас дальше?

Сергей Степанович молчал.

— Слушайте, — сказал я ему, — ну что же вы молчите? Вы ведь пришли уговаривать меня.

— Я не знаю, что сказать, — произнес он.

— Вот как? Что же, мне самому себя уговаривать?

Сергей Степанович не ответил, лишь недовольно опустив взгляд.

— Нет, — ухмыльнулся я, — я знаю, кого мне уговаривать, — и потянулся за бутылкой, — вот ее.

При слове «ее» я вспомнил о женской половине человечества.

— А кстати, где сейчас Леночка? — с бутылкой в руках нахмурился я.

— Не знаю, — ответил Сергей Степанович. — Наверно, дома.

— Давайте ей позвоним? Может, хоть она составит мне компанию?

Сергей Степанович молчал. Мне захотелось подразнить его.

— Уж она не откажется, — проговорил я, наливая себе рюмку. — Она хорошая, можете мне поверить.

Он бросил на меня уничтожающий взгляд.

— Ладно, — улыбнулся я, — шучу. Мы даже не целовались, — и засмеялся.

Сергей Степанович был как камень.

— Нет, а серьезно, — сказал я, — у вас как с женщинами?

Он был зол, но изо всех сил старался сдержать свое раздражение.

— Я женат, — сквозь зубы проговорил он.

— Это понятно, — не унимался я, — я не про жену, а вообще. Знаете, у нас в институте был парень, который ко всем приставал с вопросом: «Сколько у тебя звездочек на фюзеляже?» У вас как с этим?

— Что? — переспросил он.

— Ну, я про звездочки, — пояснил я и потом задумчиво: — Или про фюзеляж, — и пьяно улыбнулся.

Сергей Степанович был хуже камня.

— Ладно, — примиряюще произнес я, — не злитесь. Может, лучше пойдем сейчас запишем себе по звездочке?

Я снова смеялся. Сергей Степанович молчал, изо всех сил стараясь не замечать меня.

— Ну, вы не будете, — я поднял рюмку, — тогда ваше здоровье, — и выпил. На этот раз все прошло гораздо легче. Я крякнул, поставил пустую рюмку и закурил.

— Хотя нет, — продолжал я разрабатывать удачно найденную тему, — кого мы сейчас найдем? — я посмотрел на часы. — Седьмой час утра. Все или еще, или уже спят. К тому же воскресенье. Только мы с вами… Подождите, я знаю, кто еще не спит сейчас!

Новоприбывший алкоголь бурлил в крови, меня тянуло на подвиги.

— Леночка! — почти выкрикнул я. — Как ни крути, а все сходится на ней.

Я хотел добавить что-то еще, но не стал, глядя на лопающегося от злости Сергея Степановича.

— Давайте позвоним ей? — предложил я.

Потом положил сигарету, встал и пошел к телефону. Включив телефон в розетку, я взял его в руки и снова сел на диван. Набрал номер. После нескольких длинных гудков на том конце взяли трубку.

— Здравствуйте, — сказал я, стараясь говорить как можно более трезво, — Лену позовите, пожалуйста.

Трезвость выходила плохо.

— Ее нет, — ответил женский голос.

— Она еще спит? — поинтересовался я.

— Нет, она ушла.

Я был удивлен таким ответом, но потом спросил:

— А вы не знаете куда?

— На работу, — ответили мне и повесили трубку.

Я отставил телефон в сторону.

— Знаете, — сказал я Сергею Степановичу, — а ее нет. Говорят, что она в больницу поехала.

— Да? — рассеянно отозвался он.

— Да, — задумчиво проговорил я. — Что же делать?

Как-то не хотелось так просто оставлять это, я чувствовал, что мне уже надоело сидеть наедине с напряженным Сергеем Степановичем. Сам он не хотел уходить, а прогнать его просто рука не поднималась — все же он был хороший тихий человек. Ладно, если гора не идет к Магомету, вернее, если гора не уходит от Магомета… В общем, я решил, что неплохо бы прогуляться, а заодно и забрать Леночку. К тому же и спиртное кончалось, так что сидеть дома вообще уже не имело смысла.

— Все, — энергично произнес я, — хватит сидеть. Вы говорите, там машина внизу?

— Да, — ответил Сергей Степанович.

— Думаете, еще ждет?

— Конечно — это знакомый.

— Хорошо, — я ощущал прилив сил и жажду действий. — Тогда поехали.

— Куда? — не понял Сергей Степанович.

— В больницу, — улыбнулся я. — Вы же этого хотели?

Он удивленно уставился на меня.

— Вы хотите ехать в больницу?

— Да, — сказал я. — Поедем, заберем Леночку, а там видно будет. Поехали?

Я поднялся.

— Ну что, — снова беря бутылку, сказал я, — может, все-таки выпьете? — Он отрицательно покачал головой. — Ну, как хотите.

Я перелил остатки содержимого из бутылки в рюмку — получилось как раз сколько надо, — потом выпил и пошел одеваться.

Мы вышли на улицу. У подъезда действительно была машина. Водитель сидел, читая какой-то журнал. Сергей Степанович подошел и открыл переднюю дверцу. Я открыл заднюю и хотел сесть, но вдруг вспомнил.

— Вот черт! Я ведь телевизор забыл выключить.

— Ну и ладно, — махнул рукой Сергей Степанович. — Что с ним будет?

— Как это ладно? — возмутился я. — Он еще со вчерашнего вечера работает. Пойду выключу.

Я сделал шаг, собираясь вернуться, но Сергей Степанович остановил меня.

— Подождите, — сказал он, — давайте лучше я схожу. Где ключи?

Я размышлял пару секунд, потом решил, что это действительно лучше — совершенно не хотелось опять тащиться наверх.

— Ну, хорошо, — сказал я, давая ключи. — Только не забудьте посмотреться в зеркало и присесть на дорожку, — уже вслед ему крикнул я.

Сергей Степанович ушел. Я стоял у машины, курил, глядя по сторонам. Сейчас я совершенно не помнил об операции, думая, что еду просто на увеселительную прогулку. Потом вернулся Сергей Степанович.

— Все, — сказал он, — выключил.

— Дверь закрыли?

— Да, все хорошо, — ответил он, — можно ехать.

Мы сели в машину и поехали. По дороге меня чуть укачивало, я курил. Когда проезжали мимо магазина, я попросил остановить, вышел и купил бутылку и сигареты, потом мы поехали дальше. У больницы Сергей Степанович сказал «спасибо» своему знакомому, попрощался с ним, и тот уехал. Войдя в больницу, мы прошли по коридорам и наконец оказались в кабинете Сергея Степановича. Там было пусто, Леночка еще не пришла, на машине мы добрались быстрее нее.

— Уф! — сказал я, опускаясь на кушетку. Сидеть было все же приятнее, чем ходить. Я достал сигарету и закурил.

— Вы много курите, — сказал Сергей Степанович.

— Правда? — отозвался я. — Ну и что?

— Это плохо, — он был серьезен. — Будет лучше, если вы станете курить меньше.

— Почему? — удивился я. — Вам-то какая разница? Или… А-а, — догадался я, — все еще печетесь о моем здоровье в своих личных целях?

— Да, — сурово произнес он, — мне небезразлично ваше здоровье. Послушайте, — он увидел, что я достаю бутылку, — может, вы больше не будете сегодня пить?

— А что такое? — недоумевал я. — Или вас беспокоит, что у меня алкоголь в крови? — я улыбнулся. — Я вам скажу по секрету: у меня нет алкоголя в крови, вообще нет, как это ни странно. А знаете почему? Просто у меня крови нет — сплошной алкоголь.

Я засмеялся и начал открывать бутылку.

— У вас тут стаканчиков случайно не найдется? — как бы между прочим спросил я.

— Перестаньте! — вдруг резко выкрикнул он. — Вы посмотрите, на что вы похожи! Вы же серьезный человек…

— Я серьезный?

–…а строите из себя черт-ти что! — продолжал кричать Сергей Степанович. — Посмотрите, во что вы превратились, вы же полное ничтожество и…

— Да ладно вам, — прервал я его. — Давайте лучше выпьем. Что, стаканчиков нет?

Он просто рассвирепел.

— Да мне противно смотреть на вас! — кричал он. — Вы думаете, что хоть что-то представляете из себя? Да вы ничто! Только водку пить да сопли пьяные размазывать: какой я хороший и несчастный — вот все, что вы можете. А сам — просто ленивая и бездарная посредственность, серый неудачник.

— Но-но! — сказал я ему. — Полегче.

— Что?! — он сделал противное лицо, и мне показалось, что он сейчас бросится на меня с кулаками. — Может, вы хотите сказать, что это не так? Что по каким-то там высоким идейным соображениям вы сильно отличаетесь от обычного алкаша из подворотни своим неимоверным внутренним миром? Только все это гроша ломаного не стоит, потому что кроме огромного самомнения и нежелания палец о палец ударить, чтобы, не дай Бог, не испачкаться, ничего из себя не представляет.

— Не вам судить о моем внутреннем мире, — уже серьезно проговорил я. Как я ни был пьян, но слова Сергея Степановича вызывали во мне ответную реакцию. Мне не хотелось ругаться, но он нападал, и я не мог не обращать на это внимание. — Вы считаете, что вы такой уж идеальный и во всем добились успеха? Хотите сказать, что бестолковая беготня лучше или менее бессмысленна, чем сидение на месте?

— Это что вы называете бестолковой беготней? — он был весь напряжен, казалось, еще немного, и он сорвется и начнет крушить все вокруг или, наоборот, в бессилии опустится на стул и заплачет от безысходности. Мне вдруг стало жаль его.

— Да какая разница? — сказал я. — Суть в том, что ваша работа и мое безделье имеют один результат. Так я хоть живу спокойно.

— Вас послушать — так никто никогда не может сделать ничего полезного.

— Кому это нужно? Что-то полезное…

— Как кому? Знаете, сколько людей на свете?

Я усмехнулся.

— Понятно, — сказал я. — Вам нужна мировая слава, телевидение, пресса, молоденькие поклонницы и личный особняк в уединенном месте, где вы будете проводить свои таинственные опыты и нести тяжелое бремя славы.

— Слава — это чушь. Дело абсолютно не в этом, — он немного успокоился, видимо, перейдя пик раздражения и начиная задумываться над словами, и говорил уже не так громко. — Неужели вы не понимаете, о чем я?

Неужели вам никогда не хотелось сделать что-то, что не было бы просто частью суеты?

— Это не имеет никакого значения, — алкоголь во мне мешал думать и подбирать слова, я имел трудности с построением фраз. — Кому какое дело… А потом, почему вы решили, что я никогда не пробовал сделать что-то? Откуда вам знать?

— Я? — он опустил глаза, похоже, осознав либо бессмысленность, либо беспочвенность своих нападок. — Не знаю, мне так показалось. Но все равно, дело, за которое мы взялись, стоит того, чтобы вложить в него любое количество сил и времени.

— И здоровья, — добавил я.

— Что?

— Я говорю: и здоровья тоже любое количество, вплоть до самого конца.

Он посмотрел на меня. Теперь он уже не был зол. В его взгляде было скорее понимание и сочувствие.

— Вам страшно? — спросил он. — Вы боитесь умереть?

Он сказал это как проявление жалости и сострадания ко мне, как будто я маленький и слабый, а он смотрит на меня свысока и жалеет. Мне не понравилось это.

— Нет, черт возьми! — сказал я. — Не спрашивайте меня об этом. По-моему, вы были свидетелем достаточно красноречивой сцены там, на мосту, чтобы не задавать мне таких вопросов.

— Да, — проговорил он. — Тогда почему?

— Что почему?

— Почему вы говорите мне «нет»?

Я опять хотел ответить что-то резкое, но передумал.

— Не знаю, — вместо этого спокойно сказал я. — Что-то внутри держит меня. Может, я и правда боюсь, но, пожалуй, не смерти. Хотя, возможно, и смерти, но скорее просто неизвестности — может быть так. Это ведь риск. Я пошел бы на любой риск, но если б знал, как и чем я рискую и что все зависит от меня. А здесь… Я ничего не знаю, и от меня ничего не зависит, — я улыбнулся. — Страх смерти — это тоже страх перед неизвестностью.

Он молчал. Потом сказал тихо и спокойно:

— Ну хорошо, если вы так боитесь, давайте прекратим это. Я больше не буду навязываться вам. Не хотите — не надо. Забудем все это.

— Серьезно? — я был удивлен, никак не ожидая услышать от него такие слова. — А как же вы?

— Ничего, — ответил он, — я подожду. Постараюсь найти кого-нибудь посмелее.

Я улыбнулся.

— Хм, — произнес я. — Интересно. Так что, я могу сейчас встать и уйти?

— Да.

— Вот так просто встать и уйти?

— Да.

— И никогда уже не приходить сюда, и не видеть вас, и не слышать об этой вашей операции?

— Да, — сказал он.

— И вы не будете звонить мне?

— Нет, — он был спокоен и тверд. — Если вам это не нужно, можете уходить.

Я не двигался.

— Та-ак, — протянул я.

Мне вдруг стало ясно, что я не могу уйти. Оставить все это? Забыть? Я вдруг понял, что больше никогда в жизни мне не встретится ничего подобного. И еще я знал, что жизнь долгая и я не раз пожалею, если уйду сейчас. Я буду чувствовать себя последним трусом и идиотом, если упущу этот шанс изменить что-то, раскрасить жизнь. И, черт с ним, можно и умереть ради этого. В конце концов все умирают — какая разница когда? Да, Сергей Степанович поймал меня. Как ни странно, поймал, убрав сети. Я чувствовал, что попался. Я не мог уйти. Хотя бы из чувства собственного достоинства — уйти значило бы признать себя трусом.

— Подождите, — улыбнувшись, произнес я, пытаясь найти выход из создавшейся ситуации, — зачем же так категорично: либо «да», либо «нет»? Всегда ведь можно найти компромисс.

— Какой компромисс? — сказал он. — Либо вы согласны, и мы делаем операцию, либо — нет. Ничего другого тут быть не может.

— Ну почему же? — я чувствовал, что теперь я уговариваю его. Было странно ощущать себя в новой роли, Сергей Степанович представлялся в ином свете. — Можно ведь подождать, отложить. В конце концов, я сегодня просто пьян — вы говорили, что в таком состоянии мне нельзя делать операцию.

— Это неважно, — ответил он, — можно и так. У вас достаточно крепкое здоровье. Я сделаю вам пару лишних уколов, и все будет в порядке.

— Ладно, — упрашивал я его, — все равно. Сегодня я не хочу. Давайте потом. Я соберусь с духом, решусь, тогда и сделаем. Может быть, прямо на следующей неделе. Хорошо?

— Нет, — твердо сказал он. — Сегодня.

— Но почему?

— На это много причин, важных и не очень, больших и маленьких. Сейчас все готово к операции, в следующий раз придется начинать сначала. И потом, зачем тянуть? Я не вижу в этом смысла.

— Но хотя бы день-два, — почти умолял я его.

— Нет, — сказал он. — Знаете, мне надоело вас уговаривать, я чувствую, что если вы не решитесь сегодня, то не решитесь уже никогда. Тем более что вы уже здесь. В следующий раз я не уверен, что смогу затащить вас сюда. Так что думайте — сегодня или никогда.

— Значит, вы считаете меня трусом? — с улыбкой проговорил я.

— Вам решать, — спокойно ответил он.

— Ну, а если я откажусь сегодня, тогда в другой раз…

— Нет, — прервал он меня, — другого раза не будет. Если вы отказываетесь, то мы расстаемся и больше уже не вспоминаем об этом. Я говорю вам: сегодня или никогда — решайте.

Я улыбался, глядя на него, чувствуя себя пойманным и зажатым. Он просто пригвоздил меня. Ни двинуться, ни дернуться было невозможно. Я не стал долго раздумывать и ответил почти сразу:

— Ну хорошо, — сказал я, — тогда…

И тут вошла Леночка. Дверь открылась, и на пороге появилась Леночка, не дав мне закончить фразу. Она впорхнула в кабинет и первое, что увидела, был я, сидящий на кушетке с бутылкой в руках. Взгляд ее изменился, из буднично приветливого став деловито отчужденным. Она ничего не сказала мне, повернулась к Сергею Степановичу и поздоровалась с ним.

— Я не опоздала? — спросила Леночка.

— Нет, — ответил он, — как раз вовремя.

Я смотрел на нее, ожидая, что она повернется и я что-нибудь скажу ей, но она не глядела в мою сторону. При виде ее я вспомнил, что пьян, вспомнил, зачем приехал сюда, но теперь уже не чувствовал уверенности, что мне это действительно нужно, — беседа с Сергеем Степановичем изменила мое настроение. Я чувствовал, что начинаю трезветь.

— Ладно, — сказал Сергей Степанович, — я сейчас.

Он повернулся и вышел из кабинета. Мы остались одни с Леночкой. Она сняла плащ и села за стол, положив руки перед собой. Она сидела боком ко мне и смотрела прямо, не замечая меня.

— Ты не смотришь на меня? — весело спросил я ее.

Она оставалась серьезной.

— Я думала, ты не приедешь, — не поворачивая головы, ответила она.

— Я и не приехал, — сказал я, — Сергей Степанович привез меня. Пришел утром ко мне домой, посадил в машину и привез сюда, — это была полуправда.

— Зачем ты приехал? Я же просила тебя.

— Ты просила? — не понял я.

— Да, — она все не смотрела на меня, — я просила тебя отказаться.

Я не знал, что ответить. Это было странно, я просто растерялся.

— Ну-у, — протянул я, — Сергей Степанович привез меня… — снова повторил я, чувствуя себя довольно глупо.

— Мы же договорились, что ты не будешь делать операцию, — сказала она.

— Мы договорились? — искренне удивился я.

Она повернулась ко мне.

— Я считала, что ты согласен со мной.

Она смотрела на меня, как учительница на нашалившего школьника.

— Ты считала, — процитировал я ее. — А что заставило тебя думать так?

— По-моему, мы не чужие люди, — то ли ответила, то ли спросила она.

— Ну и что? — чувствуя себя безумно пьяным, проговорил я.

— А то, что я не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось.

— Да? А меня ты спросила? Может, я, наоборот, хочу, чтобы со мной все время что-нибудь случалось, — я улыбнулся.

Она отвела взгляд, сохраняя серьезное выражение лица.

— А обо мне ты не думаешь? — отчужденно и несколько обидчиво высказала она.

«Вот так номер!» — подумал я и не стал ничего говорить. Молчание тянулось. Я вспомнил о бутылке и решил предложить Леночке выпить, чтобы как-то разрядить ситуацию. Но прежде чем успел сказать, она произнесла, как-то одновременно и умоляюще, и приказывая:

— Я прошу тебя, откажись, не делай операцию.

— Почему я должен отказываться? — непонимающе спросил я, чувствуя, как винные пары клубятся в голове. Леночка почему-то вызывала их брожение, служа катализатором для них.

— Я прошу тебя.

— Разве это причина? — удивился я.

— А разве мое мнение для тебя ничего не значит?

— Слушай, — я чувствовал, что сейчас или упаду, или меня стошнит, или я воспарю и зависну под потолком от такой игры в нелогичные ответы, — я что-то не пойму, кто из нас пьян?

И уставился на нее стеклянными глазами, вдруг забыв, что хотел сказать. Но потом, словно пузырь поднялся со дна и лопнул на поверхности, выбрасывая мысли, — я вспомнил.

— Давай разбираться, — начал я. — Ты хочешь, чтобы я делал как хочешь ты — так?

Она смотрела перед собой, всем своим видом показывая, что не слышит ни слова.

— Но ты не хочешь делать так, как хочу я, — подозревая, что она все-таки слышит меня, продолжил я. — Так почему я должен делать так, как хочешь ты?

Я вдруг остановился, пытаясь понять, что это я сейчас сказал. Смысл был, это я знал точно, только где-то он затерялся, спрятался под словами.

— Ну, в общем, — я пытался оправдаться, — если тебе все равно, что хочу я, почему я должен слушать тебя? То есть, если нет понимания с твоей стороны, почему ты ждешь, что оно будет с моей?

Вот! Я был горд последней фразой. Это было почти то, что нужно. Но Леночка не оценила мое красноречие. Она считала ниже своего достоинства слушать меня и не слушала. Она была такой же, как давеча Сергей Степанович, — сурова и тверда как камень. Я подумал, что почему-то сегодня мне попадаются одни каменные люди. Может, Медуза Горгона пролетела ночью над городом?

— Ладно, ну его, — решил я размягчить камень, пользуясь вином и пьяной улыбкой, — давай лучше выпьем, — и чуть приподнял бутылку, показывая ее Леночке.

— Не делай операцию, — натянуто произнесла Леночка из своих каменных глубин.

Я подумал, что два каменных человека сегодня уговаривают меня и даже требуют совершить две абсолютно противоположные вещи.

— Да хватит тебе, — с улыбкой примиряюще произнес я, — лучше найди какие-нибудь стаканчики, — и снова хотел открыть бутылку.

— Я прошу тебя, не соглашайся на операцию, — как будто она хотела загипнотизировать меня этой фразой.

— Хм, — недоумевающе произнес я, — только что ведь я говорил — нужно понимать других, чтобы они понимали тебя.

— А я говорю тебе, чтобы ты подумал и не соглашался ни на какую операцию, — настаивала она в уже совершенно приказном тоне.

Ее слова начинали надоедать мне. Это было уже не смешно. Судя по ее виду, она абсолютно ни в грош не ставила меня, похоже, почему-то решив, что может командовать мной.

— Слушай, ты все-таки следи за беседой. Так ведь нельзя разговаривать с джентльменом, — сказал я достаточно серьезно, но потом улыбнулся под конец.

— Да?! А меня можно бросать?! — выкрикнула она в каком-то яростном порыве. — Ты-то следишь за собой?

— Ну все, — протянул я, — крики начались.

— Ты обо мне совсем не думаешь, — так же резко продолжала она. — Ты что, считаешь, можно вот так просто наплевать на меня?

— Ну, хватит, — спокойно и твердо и на удивление трезво произнес я, — будешь кричать — пойду в коридор. Где там, кстати, Сергей Степанович?

— Не надо операцию делать, — вдруг неожиданно умоляющим тоном, почти мгновенно сменив резкость на чуть ли ни слезы, произнесла Леночка, — ну не надо. Зачем тебе это?

— Как это не надо? — я был возмущен и раздражен ее криками и этой резкой переменой, которая показалась мне каким-то хамелеонством, ложью. — Почему не надо? Я как раз собирался идти в операционную с Сергеем Степановичем, когда ты пришла. Он говорит, что там уже все готово.

Хотелось позлить ее и проверить, какое из двух ее состояний было настоящим. И еще больше всего хотелось возражать ей. Чувство противоречия зажглось во мне, я бы, наверно, лучше умер, чем согласился с ней хоть в чем-нибудь.

— Нет, — сказала Леночка все так же умоляюще, — не ходи.

— Почему же? Сейчас он придет, и мы пойдем, — звучало как-то глупо, но дело было не в этом. Самое главное заключалось в смысле сказанного. Я вдруг понял, что действительно готов пойти и что согласен и хочу этой операции. И потом, теперь уже я просто не мог отказаться — это означало бы признать правоту и правильность командной роли Леночки. Такое положение могло завести меня очень далеко, в самое любое болото.

— Я прошу тебя, пожалуйста, откажись, — с легкой дрожью в голосе, но более или менее твердо произнесла Леночка.

— Да нет же, — недоуменно проговорил я, — как ты не понимаешь? Я приехал сюда, чтобы сделать операцию — я ее и сделаю, вернее, Сергей Степанович сделает. Иначе стал бы я сюда приезжать?

Это была ложь. Но это было уже неважно.

— Значит, не будешь отказываться? — легкая, еле уловимая угроза в голосе.

— Нет, — самое искреннее желание быть понятым.

— Тогда я сделаю так, что операции все равно не будет.

— Как же это? — поинтересовался я.

— Неважно. Но никакой операции сегодня не будет.

— Что же ты сделаешь? Больницу взорвешь? — ухмыльнулся я.

— Зачем больницу? Это совсем не обязательно. Достаточно сломать одну маленькую штучку, и вся ваша операция прекратится.

— Какую еще штучку? — продолжал я насмехаться и вдруг понял: — Устройство? — мне сразу стало не до смеха. Зато Леночка загадочно улыбалась с видом человека, имеющего не камень, а, по меньшей мере, стратегический бомбардировщик за пазухой.

Я молчал. Она тоже молчала. Сквозь винные пары я думал, сможет ли она сделать это, и чувствовал — сможет. Еще и с удовольствием, с довольной улыбкой на устах. Нет, это было невозможно, это было совершено нельзя!

— Зачем тебе это? — проговорил я. Она не отвечала, продолжая победно улыбаться. — Сергей Степанович… Ты не думаешь о нем? Он же тебя просто убьет за такое.

— Ничего, — махнула рукой Леночка, — покричит, конечно, а потом успокоится. Как-нибудь разберемся.

— Зачем тебе делать это? — в смятении повторил я.

— А зачем тебе попадать под его нож? — вопросом на вопрос ответила Леночка. — Я это еще вчера придумала, — призналась она. — Пыталась тебе дозвониться, а тебя не было. Кстати, где ты был?

— Я телефон отключал, — тихо проговорил я.

— Интересно зачем? Хотя неважно. В общем, я подумала и решила сегодня приехать. Сначала я вообще не хотела приезжать, но потом поняла, что это не выход и нельзя все пускать на самотек — мало ли что. Лучше сразу все прекратить. Если устройство сломать, то и никакой операции не будет. Для чего ее делать-то, если устройства нет?

— Выходит, ты сегодня только за этим приехала?

— Да, а что?

— Потихоньку взять устройство, бросить на пол и раздавить?

— Ну, можно и так.

— Зачем же ты мне об этом сказала?

— Я и не хотела говорить, но ты такой пьяный, уперся…

— Да? — я не знал, что делать, что говорить, как заставить ее отказаться от этого. Страшно даже подумать, что будет с Сергеем Степановичем, если такое случится.

— Какой в этом смысл? — произнес я. — Ну, ты его сломаешь — да, сегодня операции не будет. И завтра не будет, и через неделю. Но потом… Если Сергей Степанович один раз сделал это устройство, то сделает его и еще раз, только тогда уже он не подпустит тебя к нему.

— Нет, — кровожадно улыбнулась она, — вряд ли. Я знаю, как он его делал. Вряд ли во второй раз ему удастся найти все нужные детали и воспользоваться помощью в тех местах и у тех людей, где он получил ее тогда. Это было очень трудно, да и дорого — он мне рассказывал. Нет, второго устройства не будет. А если и будет, то не раньше чем через несколько месяцев, а скорее всего и лет.

— Ты убьешь его этим.

— Ну и что? — сверкнув глазами, сказала она. — Зато он не сможет убить тебя.

— Зачем тебе это? — уже в который раз спросил я и вдруг понял, что всего несколько минут назад она сама задавала мне такой же вопрос. Пожалуй, это было смешно, но мне не хотелось смяться.

— Я хочу спасти тебе жизнь, — ответила она, — а ты еще упираешься. Лучше бы спасибо сказал.

— Спасибо? — я начинал злиться. — А ты меня спросила? Все решают все за меня. Один хочет меня зарезать, другая — спасти, а я словно кукла бессловесная. Никто не спрашивает, чего хочу я, все вертят мной как вздумается. Слушай, — мне переставало нравиться ее присутствие в поле моего зрения, — ну Сергей Степанович ясно — он одержим своей идеей — это я еще могу понять, а вот тебе-то что от меня надо?

— Мне? — она была возмущена и хотела сказать, а может, выкрикнуть что-то, но потом передумала и не стала. — Ничего, — лишь оскорбленно выговорила она и снова отвернулась, уставившись в стену перед собой, всем своим видом показывая, что я просто ничто, не стоит даже замечать меня.

— Ай-яй, — ухмыльнулся я. — Какая перемена! А кто еще секунду назад чуть ли не на убийство был готов ради меня? Что, передумала?

Она молчала, делая вид, что меня вообще здесь нет.

— Интересно, почему ты решила, что все должно быть, как хочешь ты? — продолжал я, не обращая внимание на ее отчужденность. — Почему ты думаешь, что ты единственная, кто знает, как лучше?

— Я думала, ты хочешь быть со мной, — неожиданно проговорила она, но так и не меняя выражения лица, — что мы будем жить вместе и… — она замолчала.

— Жить вместе? — вдруг понял я. — Так вот в чем дело? Что, тетка совсем выгоняет?

— Нет, — огрызнулась она.

— Значит, ты из-за этого со мной? — проговорил я, не обращая внимания на ее ответ. — Хм… Надо же! Святая Диана вышла на охоту, а я как раз пробегал мимо, — я усмехнулся. — И много стрел ты истратила, прежде чем одна из них все-таки попала в цель?

Она скривилась от злости.

— Вот как ты обо мне думаешь? — презрительно проговорила она. — Да сам ты…

— Да-да, — улыбаясь, дразнил я ее. — Охота — серьезное дело. Тут нужно знать много всего. А я-то, наивный, полагал, что у нас что-то воздушное, а оказалось тяжелое — как дом. Наверно, смотрела на меня и посмеивалась — нашелся-таки дурачок. А? — я подмигнул ей, но она не видела этого. Она молчала, испепеляя взглядом стену перед собой.

— Вот, значит, что тебе нужно, — продолжал я. — И плевать тебе на всех, и на меня в том числе. А уж какой-то там Сергей Степанович… — я ухмыльнулся. — Ну что, угадал?

Она резко повернулась ко мне. Я все ухмылялся. Ее взгляд был сама ненависть, глаза говорили о том, какое я ничтожество, презрение и злоба переполняли ее. Она молча смотрела, наверно, думая таким взглядом напугать или унизить меня. А мне было просто смешно. Алкоголь бродил во мне. Я взял и показал ей язык.

— Бе-е, — сказал я, засмеявшись.

— Ах ты!.. — в ярости выкрикнула Леночка, но так и не сказав, кто я, вскочила на ноги, опрокинув стул, и быстрым шагом направилась к вешалке у двери, видимо, намереваясь взять плащ и уйти. Только она не смогла сделать это, потому что не успела она закончить свое шествие, как дверь у нее на пути открылась и вошел Сергей Степанович — она попала как раз ему в руки.

— Что случилось? — только и смог проговорить Сергей Степанович, увидев, какое на Леночке лицо, и пытаясь отскочить с ее дороги.

Но Леночка не ответила. Траектория ее движения была нарушена, она с налету повернула и, так и не взяв плащ, проскочила мимо Сергея Степановича прочь из кабинета в коридор.

— Что у вас тут произошло? — бросив взгляд вслед уходящей Леночки, спросил меня Сергей Степанович.

— Так, — безразлично произнес я, — ничего. Просто она еще один человек, который имеет виды на меня.

Сергей Степанович посмотрел укоризненно и бросился за Леночкой.

Я остался один. Стало тихо и скучно. Я закурил. «Может, все-таки выпить?» — подумал я. Но, поколебавшись секунду, решил, что не стоит. Я встал и поставил бутылку на столик рядом с кушеткой. Потом подошел к письменному столу, стряхнул пепел в пепельницу, которая была там, и сел на стул перед столом. Когда сигарета докурилась, никто так и не пришел. Я ждал. Их не было довольно долго. Потом дверь открылась, и появился Сергей Степанович. Один, без Леночки.

— А она где? — спросил я.

— Там, — неопределенно махнул рукой Сергей Степанович. — Что вы ей такое сказали? — спросил он. — У нее просто истерика.

Я ухмыльнулся.

— Ну и ладно. Знаете, что она хотела сделать?

— Что?

— Устройство ваше сломать. По-другому ее никак было не остановить.

— Сломать? — удивился он.

— Да, чтобы операции не было.

— Зачем ей это? — недоумевал Сергей Степанович.

— В том-то и дело, — проговорил я. — Она решила, что я у нее в кармане.

— Хм, — не переставал удивляться он.

— Да, — сказал я. — Вы проверьте, может, она уже чего-нибудь сделала. Вчера, например.

— Вряд ли, — проговорил Сергей Степанович, — оно у меня под замком. Я ключ от сейфа вчера с собой забирал.

— Это правильно.

Сергей Степанович подошел, поднял стул и сел за стол.

— Она и приехала сегодня только за тем, чтобы эту гадость сделать, — сказал я. — Вы представляете, что бы было?

— Да, — вздохнул он, покачав головой.

— А если бы я не был пьян, то не смог бы этому помешать.

— Хм.

— Я бы с ней совсем по-другому разговаривал. Она бы и не сказала ничего, просто сделала бы потихоньку.

Он молчал.

— Да и вообще, наверно, я бы сюда не приехал, — я улыбнулся. — Получается, ваше счастье, что я вчера напился.

— Может быть, — с задумчивой улыбкой произнес он.

— Так что там с ней? — спросил я. — Где она?

— Леночка? В соседнем кабинете, — ответил Сергей Степанович.

— И что она там делает?

— Так, ничего.

— Ну, она успокоилась?

— Да, — ответил он, — все нормально.

— Интересно, что вы ей сказали?

— Честно? — он посмотрел на меня, я кивнул. — Я рассказал ей про то, как встретил вас на мосту.

Я ухмыльнулся.

— А она что?

— Ничего. Успокоилась. Правда, сначала не поверила, но потом сказала: «Ну и черт с ним». И успокоилась.

— Вот и хорошо, — проговорил я. А потом спросил: — Так как, операционная свободна?

— Да, — он поднял на меня удивленный взгляд.

— Тогда чего же мы здесь сидим?

— А вы что, все-таки решились? — Сергей Степанович сделал большие глаза.

— Да, — сказал я, улыбнувшись.

— Правда? — он был в замешательстве. — Вот как? Ну… Что ж, тогда…

Было видно, что он немного растерялся.

— Подождите, — сказал он, — сейчас я вызову сюда Леночку.

— А это обязательно? — с сожалением проговорил я.

— Конечно, — ответил он, — она ведь медсестра. Подождите немного.

Он встал из-за стола и направился к двери. Я взял сигарету.

— Я сейчас, — обернувшись, сказал он. — Одну минуту.

— Хорошо-хорошо, — улыбнулся я.

— Ладно, — кивнул он и вышел.

Я снова остался один. Сидел и курил. Но на этот раз ждать пришлось действительно недолго. Не успел я докурить сигарету, как появился Сергей Степанович, Леночка вошла вслед за ним. Лица на ней не было — каменную маску на ней сложно было назвать лицом. Я не стал ничего говорить, лишь опустил голову, скрывая усмешку. Леночка сразу прошла за черную занавеску, не глядя на меня. Сергей Степанович сел за стол и закурил. Мы ждали, Леночка все не входила.

— Лена, — проговорил Сергей Степанович, — ты скоро?

— Я же вам сказала, — донеслось из-за занавески, — я не буду этого делать.

— Но… — Сергей Степанович замялся. — Ты хотя бы выйди оттуда.

— Зачем? — спросила она самым независимым тоном.

— М-м-м… — Сергей Степанович не знал, что ответить.

Я поднял на него удивленный взгляд.

— Что, — тихо произнес я, — бунт?

— Да, — так же тихо ответил Сергей Степанович. — После моих уговоров она сказала, что останется, не пойдет домой, но ни в какой операции участвовать не будет.

— Вот это да! — с искренним восхищением удивился я. — И что теперь делать?

— Не знаю, — развел он руками. — Вот, пытаюсь все-таки уговорить. Лена, — громко, чтобы она слышала, сказал он, — это ведь несерьезно, в конце концов. Ты что, так и будешь там все время сидеть?

— Если нужно что-то по работе сделать, я сделаю, — донеслось из-за занавески, — а с вашими личными делами разбирайтесь сами, — стихами ответила Леночка.

— Ух ты! — все так же тихо восторгался я. — Бунт! Настоящий бунт!

— Не знаю, чего вы радуетесь, — покачал головой Сергей Степанович. — Что делать-то?

— Это я вас только что спрашивал, что делать, — сказал я.

— Теперь я вас спрашиваю.

— Интересно, почему меня?

— Ну, это же ваша девушка.

— Но она же ваша подчиненная.

— Ну и что? — сказал Сергей Степанович.

— А то, — сказал я, — что ситуация-то рабочая.

— Да, — не сдавался он, — но касается-то она вас.

Мы вопросительно смотрели друг на друга. Потом я повернул голову и бросил взгляд на занавеску.

— Так, — сказал я Сергею Степановичу, — пойдемте выйдем.

— Надеюсь, не для драки? — осведомился он.

— Нет, — улыбнулся я и, показав на занавеску, тихо прошептал: — А то там все слышно, — и встал со стула.

— Угу, — понимающе кивнул Сергей Степанович, тоже вставая.

Мы вышли из кабинета и, закрыв дверь, остановились в коридоре.

— Так, — снова сказал я, стоя перед Сергеем Степановичем, — вопрос обычный и, можно сказать, банальный: как уговорить девушку?

Сергей Степанович грустно улыбнулся и отвел глаза.

— А ведь я как раз сегодня спрашивал вас об этом, — продолжал я, — как у вас с уговариванием девушек?

Сергей Степанович укоризненно посмотрел на меня.

— Ладно, — улыбнулся я, — шучу. Так что делать-то?

— Не знаю, — сказал он.

— А если еще кого-нибудь позвать? Медсестер ведь много.

— Нет, — проговорил Сергей Степанович, — это не подходит.

— Почему?

— А вы думаете, так просто сделать подпольную операцию в государственной больнице? Нет, с Леночкой я еще могу договориться, а вот с кем-то еще…

— А что? — непонимающе произнес я.

— Ну как? Все что угодно может случиться, если об этом узнают лишние люди, тем более кто-нибудь из начальства. Вплоть до уголовного дела, не говоря уже об увольнении. Нет, привлекать кого-то со стороны нельзя.

— Понятно, — кивнул я. — Почему же Леночка не идет сейчас к начальству, если она так не хочет операции?

— Не знаю, — проговорил Сергей Степанович. — Может, жалеет меня — все-таки вместе работаем, я вроде на нее не давлю. А может, думает, что уже влипла, раз помогала мне до сих пор, и поэтому боится. А может, и просто не догадывается о такой возможности.

— Вот и хорошо, что не догадывается. Сейчас, по-моему, она на все готова, на любую гадость.

— Да-а, — вздохнул Сергей Степанович.

— Н-да, — вздохнул я.

Мы молчали. Сергей Степанович обреченно смотрел куда-то за моей спиной, я тоже смотрел куда-то за его.

— А вообще интересно, — нарушил я молчание, — и часа не прошло, как я был совершенно против вашей операции, а теперь сам мучаюсь, не зная, как ее устроить.

Сергей Степанович грустно улыбнулся. Мы снова молчали.

— Может, ей денег дать? — предложил я.

— Каких денег? — обреченно проговорил Сергей Степанович.

Я пожал плечами.

— Так что же делать?

— Не знаю, — в грустной задумчивости произнес он, — не знаю…

— Тогда, может, все-таки отложить операцию?

— Нет, — покачал он головой, — я же вам говорил, все нужно делать сегодня. И потом, если мы не уговорим ее сейчас, то не уговорим уже никогда.

Я улыбнулся.

— Ну вот. А все скромничаете. Оказывается, вы все-таки разбираетесь в женщинах?

Он тоже улыбнулся, но печать безысходности не оставляла его. Мне было больно видеть его страдания.

— А может, вы еще раз попытаетесь поговорить с ней? — спросил я. — Вдруг она остыла и передумала.

— Нет. Я уже с ней по-всякому говорил. Она меня не станет слушать, — он запнулся, помолчал немного, а потом вдруг сказал, посмотрев на меня: — А может, вы попробуете? — с надеждой произнес он.

— Я? Нет, она вообще не будет со мной разговаривать. Вы же видели, я для нее просто не существую.

— Нет, — сказал Сергей Степанович, — это только внешне. Она же из-за вас упирается, значит вы ей не безразличны, значит имеете хоть какое-то влияние на нее.

— Ну и ну, — восхищенно произнес я, — интересные вещи вы говорите.

— Попробуйте, — продолжал он. — Что вам стоит? Не получится так не получится. Мне кажется, хуже уже не будет.

Он смотрел на меня умоляюще и с надеждой. Я чувствовал, что не могу отказать.

— Вы думаете? — с неохотой проговорил я.

— Да, — сказал он. — Другого все равно ничего не остается. Попробуйте, а?

Я подумал: «Какого черта?» Но выхода, пожалуй, не было, Сергей Степанович не оставлял шансов. Невозможно было не согласиться с ним, иначе он, наверно, умер бы с досады, прямо здесь в коридоре у меня на руках.

— Ладно, — сказал я. — Но только я не ручаюсь за результат. Вообще ни за что не ручаюсь. Может, сейчас она просто запустит в меня стулом или скальпелем пырнет. Вы на всякий случай будьте наготове.

— Хорошо, — с улыбкой произнес он.

Я повернулся к двери. Очень не хотелось входить в кабинет, я почти наверняка знал, что сейчас произойдет, какие слова будут говориться. Конечно, она не бросится на меня и не пырнет, но шансов у меня практически нет. Я стоял, собираясь с духом.

— Ну, давайте, — нетерпеливо произнес Сергей Степанович. — Удачи вам.

— Да, — проговорил я, — удача мне б сейчас не помешала.

— Ну, давайте, — повторил он, подгоняя меня. — Оставьте дверь приоткрытой, если хотите, чтобы я смог вовремя подойти в случае чего.

— Ну уж нет, — сказал я, потом вошел в кабинет и накрепко закрыл за собой дверь.

Внутри было тихо. Леночка все так же оставалась за занавеской. «Интересно, — подумал я, — что она там делает?» Впрочем, это было не так уж важно.

— Лена, — стараясь говорить мягче, произнес я, — ты еще здесь?

Ответа не было. Я подошел к занавеске.

— Я иду, — сказал я, считая, что нужно все-таки предупредить, прежде чем войти — мало ли в каком она там положении. — Ты слышишь?

Ответа все не было. Я подождал еще немного. Потом решил, что ладно, я ее видел в разных положениях. Отогнул занавеску и заглянул туда. Леночка сидела с книжкой в руках и мрачно смотрела на меня.

— Ты чего молчишь? — сказал я и осторожно вошел за занавеску. — Я тебе говорю, а ты молчишь, — чувствуя себя довольно глупо, произнес я.

— Ну что? — подала голос Леночка. — Чего ты хочешь?

— Я? Да так, — я совершенно не знал, что говорить. — Вот пришел. Ты здесь чего делаешь?

— Сижу, читаю — а что? — с самым независимым видом ответила она.

— Нет, — сказал я, чувствуя, что как будто оправдываюсь перед ней, — ничего, — и зачем-то добавил: — А Сергей Степанович там…

Я не смог закончить фразу. Хотел сказать «ждет», но подумал, что она спросит «чего ждет?» — на это я совершенно не мог бы ответить, а другого ничего в голову не приходило. Тогда я просто неопределенно махнул рукой.

— Н-да? — сквозь зубы произнесла Леночка.

— Ты что, обиделась? — попробовал начать я, вспомнив, зачем пришел.

Она сверкнула на меня глазами, но не ответила.

— Ладно тебе, я же не нарочно, — проговорил я, пытаясь понять, что это я сделал не нарочно.

Ее взгляд стал чуть снисходительным.

— Хватит обижаться, — весело произнес я, — давай мириться. Я больше не буду.

Мой энтузиазм был ей абсолютно чужд, она оставалась совершенно холодной.

— Ну перестань. Нельзя же так долго сердиться, — я пытался быть мягким, чуть возмущенным и одновременно веселым. — Ты что, теперь никогда отсюда не выйдешь? — Леночка молчала и как будто не слышала меня. — Ну ладно, сиди, если хочешь. Только скажи, ты на меня обижаешься?

«Детский сад какой-то», — подумал я, но по-другому не получалось. Леночка молча смотрела в угол, всем своим видом показывая, что не замечает моего присутствия. Нужно было что-то говорить, но я уже не знал что. И потом, она все равно не слушала. Тогда я двинулся вперед, подошел и сел перед ней на корточки, напротив ее взгляда.

— Ну перестань, — сказал я, глядя на нее снизу вверх. — Я же попросил у тебя прощения и сказал, что больше не буду — что мне еще сделать, чтобы ты меня простила?

Она абсолютно не реагировала на мои слова, продолжая смотреть куда-то в сторону.

— Лена, — стараясь быть веселым, с улыбкой проговорил я, — давай мириться, я все равно не отстану.

И с этими словами я положил руки ей на колени, пытаясь хоть так привлечь ее внимание и заявить о своем присутствии. И, пожалуй, я добился этого, но эффект оказался несколько не тот, на который я рассчитывал. Она вдруг вся встрепенулась, возмущенно посмотрела на меня, затем вскочила и ушла из-за занавески, оставив меня в дурацком положении на корточках перед пустым стулом. Я вздохнул, покачал головой, сетуя на свою тяжелую горемычную долю, потом поднялся и последовал за Леночкой.

Выйдя из-за занавески, я увидел, что она стоит у стола. Я подошел к ней.

— Ну хорошо, — сказал я, — ты не хочешь со мной разговаривать, не хочешь даже смотреть на меня, но что же мне теперь делать?

— Ничего, — сказала Леночка.

— Как же быть?

— Никак, — сказала Леночка.

— Но когда-нибудь ты ведь простишь меня?

— Никогда, — самым твердым и самым решительным тоном сказала Леночка.

— Совсем?

— Совсем.

— Хм…

Она была абсолютно неприступна и холодна как лед. Совершенно бесполезно было говорить с ней. Я уже начал думать о достойном выходе из ситуации и завершении разговора, даже не представляя, что скажу Сергею Степановичу, но зато хорошо представляя его просто смертельное расстройство, как вдруг мой взгляд упал на бутылку, одиноко стоявшую на столике у кушетки. Ага… Может быть, еще не все потеряно.

— Вот, — улыбнулся я, — придумал. Давай выпьем и помиримся и больше не будем ссориться никогда.

Я обошел Леночку и направился к кушетке за бутылкой.

— Я не буду пить, — услышал я за спиной, но не обратил внимание на леночкины слова. Взял бутылку и вернулся к ней.

— У вас тут стаканчики есть? — спросил я, вспомнив, что уже спрашивал об этом не раз, но совершенно не помня, что мне отвечали.

— Я не буду пить, — повторила Леночка.

— Ладно тебе, — я почему-то был уверен, что теперь смогу уговорить ее.

— Нет, — сказала она. — К тому же я на работе.

— Ничего, немножко можно. Я думаю, Сергей Степанович не станет возражать.

— Сергей Степанович? — ехидно переспросила она. — Так это он тебя подослал?

— Ну перестань, — я чувствовал, что повторяю эти слова уже далеко не в первый раз, — какой Сергей Степанович? Что ты придумала?

— Ага, — она чуть прищурилась. — Понятно.

— Ну что понятно? — я стоял с бутылкой в руках. — Перестань, — снова сказал я. — Давай лучше выпьем.

— Нет, — независимым тоном произнесла Леночка. — Я же сказала, что не буду.

— Ну Лена, — я приблизился к ней, — хватит уже.

Одной рукой я держал бутылку, а другой — обнял Леночку. Это получилось как-то естественно и само собой. И в первый момент Леночка даже не заметила этого. Но когда поняла, что происходит, вдруг дернулась и с силой оттолкнула меня. Это было действительно довольно сильно и неожиданно — я пошатнулся и вынужден был сделать шаг назад. Но сзади оказался стул, я споткнулся об него, взмахнул руками, задев при этом бутылкой об стол. Удар получился достаточно сильный, и бутылка со звоном разбилась. Но это было еще не все, потому что злая инерция тащила меня дальше. Стул не давал двигаться ногам, и тогда я просто упал через него, со всего размаху грохнувшись на бутылочные осколки, при этом в полете довольно сильно ударился головой о край стола и, упав, потерял сознание.

* * *

Очнулся я на кушетке, без рубашки, по пояс голый и ощущая жгучую боль в боку. Сергей Степанович сидел рядом на стуле и смотрел на меня. Я поморщился от боли и потянул руку к боку.

— Не трогайте, — сказал Сергей Степанович.

— Что там у меня? — чувствуя еще и боль в голове, спросил я.

— Вы порезались, когда упали, — сказал он. — Но не бойтесь, там ничего серьезного. Хотя Леночке я наговорил всякие ужасы про эти порезы, — он улыбался.

— Чего вы радуетесь? — я чувствовал себя далеко не лучшим образом.

— У вас все получилось, — сказал довольный Сергей Степанович. — Из того, что я наговорил ей, Леночка теперь уверена, что вам нужна срочная операция.

Он весь просто сиял, не переставая улыбаться.

— Так вы что думаете, я нарочно это устроил? — возмутился я.

— Ну-у, — протянул он, перестав улыбаться. — Ну, не знаю. В общем, неважно. Главное, теперь она не может отказаться, и мы сделаем операцию.

— Вы просто маньяк какой-то со своей операцией. Человек чуть насмерть не расшибся, а вы радуетесь. — Голова сильно болела, я поморщился и приложил руку к затылку. — А с головой у меня чего?

— С головой вообще ничего, — успокаивающе произнес он. — Просто шишка, и все.

— Болит, — сказал я.

— Ничего, пройдет. Лежите спокойно.

Я лежал. Было тихо. Осколки от бутылки валялись у стола. Некоторые из них были в крови. Жидкость, которая содержалась в бутылке, растеклась по полу, я чувствовал запах алкоголя.

— А Леночка где? — спросил я.

— Сейчас придет. Лежите.

— Я уж думал, она опять за занавеской.

Он улыбнулся.

— Нет.

Мы молчали. Потом дверь открылась, и вошла Леночка. В руках у нее была железная коробка. Леночка достала шприц из нее и, протерев мне ваткой руку чуть ниже плеча, воткнула иглу.

— Что это? — спросил я.

— Это? — Сергей Степанович улыбнулся. — Это хороший укол, сейчас вам станет хорошо.

— Да?

Леночка закончила свое дело и, положив шприц обратно в коробку, поставила ее на стол.

— Ну вот, — сказал Сергей Степанович, — сейчас привезем носилки и поедем.

— Я бы и сам дошел, — проговорил я и хотел подняться.

— Нет-нет, — торопливо произнес он, — лежите. Вам лучше не вставать.

Леночка опять ушла и через минуту вернулась, втолкнув в кабинет носилки на колесиках.

— Так, — сказал Сергей Степанович, — а теперь раздевайтесь.

— Совсем? — спросил я.

— Совсем.

Леночка отвернулась. Я усмехнулся на это, потом разделся, и Сергей Степанович дал мне простыню. Я лег на носилки и накрылся ею. Сергей Степанович взялся за ручку носилок у меня в ногах и повез меня вперед. Потолок кабинета проплыл передо мной, потом мы проехали дверь и покатили по коридору. Я чувствовал, что укол начинает действовать: становилось легко и беззаботно, боль в голове и в боку растворялась в этой легкости — в общем, как и обещал Сергей Степанович, начинало быть хорошо.

Когда мы въехали в какую-то дверь, «хорошо» стало уже довольно большим. Мир начинал напоминать давешний муравейник в телевизоре, и это было приятно. Мы проехали короткий коридорчик и оказались в довольно большом помещении. Судя по характерной лампе на потолке, столу и другим предметам, это и была операционная. Сергей Степанович подвез меня к столу, и они с Леночкой переложили меня на него.

— Так, — сказал Сергей Степанович. — Теперь подождите немного, я сейчас.

Он ушел, и мы остались вдвоем с Леночкой. Она была сзади, вернее, вверху, раз уж я лежал, и что-то делала, гремя инструментами. Я не видел ее, но, впрочем, и не расстраивался из-за этого. Мне было хорошо — муравейник вокруг веселил меня. Я подумал, что, наверно, нужно сказать что-то Леночке, но не знал что и молчал. Потом мне показалась смешной эта ситуация — я лежал голый под простыней наедине с одетой и стоящей где-то за моей головой девушкой. Я улыбался, мне было хорошо.

Сергей Степанович все не приходил. Я вдруг почувствовал, что открываю глаза, как будто проваливался куда-то, а потом опять появился здесь. Это было, пожалуй, странно, но так, чуть-чуть. Время переставало определять себя, я уже не мог понять, когда ушел Сергей Степанович — пять часов или пять минут назад. Впрочем, это не имело значения — ничего не имело значения. Хотя я вдруг почувствовал, что мне холодно. Голый под тонкой простыней я начинал мерзнуть, ощущая дрожь в теле, и пытался унять ее. Это получалось плохо. Мне было холодно и хотелось, чтобы Сергей Степанович пришел быстрее. Я совсем забыл про боль в боку и в голове — муравейник и холод совершенно уничтожили ее. Я лежал и ждал. Леночка сзади гремела железяками. Я иногда слышал ее, иногда — нет, но не задумывался, от чего так. Время от времени я открывал глаза и смотрел на муравейник вокруг, но почти никогда не помнил, как закрывал их. Было холодно, и холод чуть раздражал, мешая полностью предаться приятному муравейнику.

Потом пришел Сергей Степанович. Он был в халате и в шапочке. Я улыбнулся ему. Он серьезно посмотрел на меня и спросил Леночку, все ли у нее готово. Она ответила, что да. Он сказал «хорошо».

— Ну как вы? — чуть наклонившись надо мной, спросил он.

— Ничего, — легко проговорил я. — Только вот холодно.

— Холодно? — не поверил он. — Нет, это скорее у вас от нервов. Ладно, уже недолго. Сейчас начнем.

Потом он подошел к Леночке и что-то говорил ей. Потом я открыл глаза и снова увидел его рядом.

— А знаете, — улыбаясь, сказал я ему, — я все-таки прыгнул.

— Что? — не понял он.

— Ну, тогда на мосту, помните?

— Да.

— Я все-таки сделал этот прыжок, — продолжал улыбаться я, — я делаю его сейчас. Понимаете? — и попытался приподняться.

— Да, — тоже улыбнулся он, — понимаю. Лежите.

Мне было хорошо. Легко и свободно.

— Хорошо, — сказал я.

Сергей Степанович вопросительно посмотрел на меня. Он что-то делал на маленьком столике рядом со столом, на котором лежал я.

— Хорошо, — повторил я, — мне хорошо. Только вот холодно. Может, давайте начнем?

Я думал, что когда усну под наркозом, то перестану мерзнуть. Мне хотелось избавиться от холода.

— Сейчас, — мягко сказал Сергей Степанович, — уже скоро. Потерпите.

— Да, — откликнулся я, — быстрее бы.

Я не боялся, совсем не боялся, только хотел уснуть поскорее, чтобы не мерзнуть.

Потом опять открыл глаза. Сергея Степановича не было, но через секунду он подошел, держа руки поднятыми перед собой и с повязкой на лице.

— Ну, — сказал он мне, — вы готовы?

— Да, — улыбнулся я, — да.

— А у тебя как? — Сергей Степанович посмотрел на Леночку за моей головой. Наверно, она кивнула, судя по глазам Сергея Степановича.

— Наконец-то, — все улыбаясь, сказал я.

— Что? — переспросил Сергей Степанович.

— Наконец-то кончается этот день, — я чувствовал себя на шаг от будущего и видел свет впереди. — Это был долгий и тяжелый день. Наконец-то все кончается.

— Нет, — сказал Сергей Степанович. — Теперь-то как раз все и начинается.

Потом он кивнул Леночке, и я увидел, как она подошла откуда-то сверху. Ее лицо выражало сосредоточенное безразличие, но я все равно улыбнулся и ей тоже. Она как будто не замечала меня и только накрыла мою улыбку резиновой маской со шлангом.

— Ну, — сказал Сергей Степанович, — считайте до десяти.

И я начал считать…