Пенсионер

Владимир Александрович Сединкин (2024)

Путешествия во времени, тюрьма, легендарный пенсионер, Российская империя, самый тяжёлый выбор и выстрел из револьвера

ПЕНСИОНЕР

— Александр Петрович, давайте ещё раз и по порядку.

— Нет, Мишенька. Ты меня, конечно, извини, но я уже устал талдычить одно и то же, к тому же я видел, ты всё записал правильно. Давай подпишу, — сказал сидящий напротив молодого следователя седоволосый пожилой мужчина с грустными зелёными глазами в чёрном старомодном пальто с поднятым воротником.

Виновато взглянув на своего бывшего учителя, следователь протянул задержанному ручку, но на полпути рука его замерла.

— И как там Александр Петрович?

Улыбнувшись, старик ответил мягким, немного с хрипотцой, голосом:

— По-другому.

— У нас ещё есть пятнадцать минут, если вам не трудно расскажите. Мне-то там бывать не приходилось, — захлопнув пухлую папку и отложив в сторону, сказал следователь. — Да и вряд ли придётся.

Положив ногу на ногу Александр Петрович по отечески улыбнулся.

— Это словно другая страна и другие люди. Оказавшись там однажды, погрузившись в атмосферу их жизни, их проблем, желаний, влюбляешься во всё это навсегда.

Оперевшись локтями на стол, следователь, внимательно слушал старика, одновременно вспоминая его лекции в институте. Как же они его уважали. Нет, это не правильное слово — восхищались. Да, да восхищались и гордились учиться у настоящего… аса, легенды, профессионала своего дела.

— Я слышал там очень странные понятия о морали и чести?

— Странные? Для кого? Для нас?

Старик подмигнул собеседнику и, подняв указательный палец правой руки вверх продолжил:

— Если бы мы следовали их принципам, понятию чести и служению родине мы бы добились куда большего.

— Вроде и так есть чем гордиться.

— Спорный вопрос. НАША цивилизация стала идеальной средой для потребителей, что год за годом уничтожает в людях стремление искать, бороться и открывать.

— А женщины там и в правду такие…, такие…

— Загадочные?

— Да.

— Они восхитительны и удивительны. Сумели совместить в себе нежность и красоту с отвагой и упорством. Они ангелы и музы, матери и героини. И в то же время они не изменились.

— А учёные, писатели, поэты и правда, имеются в таком количестве?

— Имеются. Время им досталось такое. На изломе всегда сочинителей целая уйма. Бездарности быстро угасают, зато истинные самоцветы остаются в памяти народной.

— Мне говорили, что транспорт там настолько примитивный, что пользоваться им просто опасно.

— Пугают. Принцип действия тот же, мой друг, просто современная наука шагнула далеко вперёд.

— А что там…, — следователь хотел задать ещё много вопросов, но вспомнил для чего здесь находится, и смущённо кашлянув, снова положил перед собой папку с делом Александра Петровича.

Встретившись взглядом с глазами учителя, он вскочил на ноги. Размазня, соберись.

— И всё же Александр Петрович я не пойму что вас толкнуло на убийство? В деле уже шестьсот сорок страниц, имеется подробный план ваших действий в тот день, опрошены все свидетели, а мне до сих пор не понятны причины. Зачем, зачем вы оборвали жизнь этой девушки?

— Всё просто, Миша. Я посчитал это необходимым.

Следователь не мог в это поверить. Никитин был эталоном"ИПИС". Сорок лет беспорочной службы, сотни открытий и десятки научных трудов, армия поклонников и почитателей, преподавание в институте, награды, почёт, звания, выход на пенсию и вдруг… самоволка и убийство.

— Ты же наверняка знаешь моё мнение о личности в истории?

— Конечно. Пассионарность, качества лидера влияющего вольно или невольно на массы, приводящие в движение историю. Идея Льва Гумилёва кажется?

— Ты всегда был большим умницей Миша только вот почему не пошёл работать по своему профилю?

Смущённо почесав переносицу следователь тихо сказал:

— Меня медицинская комиссия не пропустила.

— Понятно. Так вот, отвечая на твой вопрос. Ты не думай, эту идею я носил несколько лет. Я посчитал. проанализировал, снова посчитал и снова проанализировал и пришёл к выводу, что Засулич Вера Ивановна своим поступком 5 февраля 1878 года привела в движения силы о которых даже не представляла. Она словно костяшка домино, опрокидывающая ряд за рядом подобных ей, не только переписала историю Российской империи, но и ввергла в хаос трёх мировых войн другие страны.

— Цифры, анализ, но ведь это же человеческая жизнь! — ударил кулаком по столу следователь.

Тяжело вздохнув Александр Петрович сгорбился от чего сразу стало видно его преклонный возраст.

— Да, человеческая жизнь Миша и не одна — десятки миллионов, сотни. Я думаю теперь, в той России всё будет по-другому. Не идеально конечно, но по-другому. Не может быть, чтобы история допустила пару подобных сбоев подряд.

Еле сдерживая гнев и одновременно жалость, следователь опрокинул в горло стакан холодной воды и поправив сбившийся на бок галстук протокольным голосом произнёс:

— Гражданин Никитин Александр Петрович, я Трубачёв Михаил Алексеевич — старший следователь Седьмого отдела Института прогрессивной истории официально уведомляю, что ваши преступные действия квалифицируется по совокупности преступлений, предусмотренных статьями 8, 11 и 34 УИПИС и подлежат рассмотрению военного трибунала.

Конец ознакомительного фрагмента.