Метод римской комнаты

Игорь Лебедев, 2019

Завораживающий ретро-детектив идеально сохраняет и развивает традиции произведений Бориса Акунина о похождениях сыщика Фандорина. Сыщик Ардов обладает уникальной памятью, и это качество позволяет ему мысленно возвращаться на место преступления, что в короткий срок делает молодого человека звездой криминального сыска конца XIX века. «Метод римской комнаты» – известный с древних времен способ восстановления в памяти обстоятельств прошлого, которым мастерски владеет Илья Алексеевич Ардов. Окончив Цюрихский университет, он почему-то решает поступить на службу агентом сыскного отделения Спасской части Санкт-Петербурга. Чтобы иметь основания отказать неожиданному соискателю, пристав Троекрутов поручает Ардову раскрыть кражу шляпных булавок. Испытательный срок – три дня. Распутать преступление за отведенное время не под силу и опытному следователю, особенно если кто-то начинает убивать украденными булавками состоятельных господ…

Глава 3

Жарков

— Вы что, теперь всех покойников к нам волочь будете?

Троекрутов стоял над телом Виктора Иудовича, которое дворники только что выгрузили из подводы и уложили на секционный стол. В прозекторскую набился едва ли не весь участок. Пристав бросил недовольный взгляд на городового, организовавшего доставку трупа на телеге. Тот что-то пробубнил в свое оправдание и, выпучив глаза, кивнул на стоящего тут же Ардова.

— У нас здесь не мертвецкая, господин Ардов!.. Мы преступников ловим, а не… не…

— А не трупы по городу собираем! — подсказал фон Штайндлер.

— Да… Какое это имеет отношение к порученному вам делу?

— Ясно же — помер собственной смертью.

— Апоплексический удар!

— Обстоятельство, конечно, грустное, но вполне, я бы сказал, обыденное. Читали «Палату № 6» в «Русской мысли»?

— Да уж, кругом обман, зло, воровство, кто ж тут выдержит…

Обмен мнениями прервал хриплый возглас за спинами чинов полиции:

— Табакеркой в висок!

Все обернулись на голос. У входа в прозекторскую стоял невысокий господин в состоянии воинственного возбуждения, как бывает с некоторыми в состоянии легкого подпития вкупе с общей неудовлетворенностью жизнью. Усы его были неухоженны, да и весь вид производил впечатление помятости. Это был эксперт-криминалист Жарков.

— Я говорю, умер от апоплексического удара табакеркой в висок.

Жарков бросил быстрый взгляд на труп и прошел в угол. С его появлением у собравшихся пропало чувство уверенности.

— При чем здесь табакерка? — удивился фон Штайндлер.

— Не будем торопиться, господа пинкертоны! — Не обращая внимания на присутствующих, Жарков снял сюртук, надел заляпанный бурыми пятнами кожаный фартук и принялся возиться с завязками. — Наблюдаю трупный мышечный спазм — явный признак насильственной смерти. Что было в правой руке?

— Шляпная коробка, — сказал Ардов и кивнул в сторону коробки, доставленной вместе с трупом.

— Местный спазм характерен для насильственной смерти. Необходимо вскрытие.

— Начинается… — пробормотал фон Штайнберг себе под нос.

— Ну, вот что, господин Ардов, — подал голос пристав. — Раз уж вы этот труп привезли, вы уж и расследуйте!

Троекрутов со свитой направился к выходу.

— Оба дела — за три дня, — на всякий случай уточнил фон Штайндлер.

— Да… — подтвердил Троекрутов, задержавшись у двери. — Вот Петр Палыч окажет вам содействие.

Когда чины полиции покинули прозекторскую, Жарков с любопытством уставился на Ардова. Потом подошел к шкафчику, произвел там звон и бульканье, извлек рюмочку.

— Два дела за три дня?

— Да. Если пройду испытательный срок — заступлю к вам в участок агентом по сыскному делу.

Жарков медленно осушил рюмочку, прикрыл глаза и прислушался к произведенному внутри эффекту.

— А чего это вас в полицию потянуло? С виду вы человек вроде приличный…

— Хочу преступников наказать. Восстановить справедливость.

Жарков внимательно посмотрел на Ардова.

— К этому делу надо бы подходить без страсти, — произнес он задумчиво. — Иначе можно и невиновного обличить.

Ардов промолчал. Жарков полез в шкафчик обновить рюмочку.

— Скажите-ка лучше, зачем велели труп в участок доставить? Честно говоря, никакого мышечного спазма у трупа нет, так что апоплексический удар весьма вероятен. Троекрутов прав — если всех мертвяков на участке сюда тащить, нам в самую пору рядом ложиться.

— У него перламутровая горошина.

Жарков бросил на молодого человека удивленный взгляд.

— Вот здесь, в области ключицы… слева, — пояснил Ардов.

Отставив рюмку, Жарков подошел к столу и наклонился над трупом. Отвернув лацкан, он действительно обнаружил массивную бусину. Разглядев ее с разных сторон, криминалист извлек из ящика стола хирургический зажим и, обхватив горошину, резким движением извлек из тела двадцатисантиметровую шляпную булавку.

— Ого! — с восторгом воскликнул Жарков.

— Шляпная булавка?

— Мастерски! Прямо в сердце. — Жарков был явно восхищен техникой исполнения смертельного удара. — Грудину с одного раза можно и не пробить. А вот шея, печень, пах, вены на конечностях — эти точки не для дилетантов…

Жарков бросил булавку в поддон и принялся исследовать карманы усопшего.

— Преступник явно разбирается в анатомии — добрался до сердца самым удобным способом. При таком ударе нужен минимум усилий, но точность должна быть филигранной.

Ардов протянул руку к булавке.

— Эй, эй! Не вздумайте лапать! — грубовато предостерег криминалист. — Мне еще отпечатки пальцев снимать!

Ардов послушно убрал руки. Потом извлек из кармана лупу и принялся рассматривать навершие булавки, вполне подходившее под описание, данное мадам Дефонтель. Рядом появлялись предметы, извлеченные Жарковым: часы с цепочкой, пенсне в золотой оправе, портмоне, миниатюрный ключик с костяным брелоком в виде кабанчика, номерной жетон «Биржевой маклер» с инициалами «В.И.М.-П.», серебряная расчесочка…

— Знаете, что такое отпечатки? По методу Хуана Вучетича?

Сполоснув кисти под рукомойником, Жарков приблизился к стене, на которой были расположены два десятка портретов выдающихся криминалистов, любовно заправленные в разнообразные рамки.

— Величайший аргентинский антрополог, создатель уникального регистра иконофалангометрии! — с чувством проговорил криминалист и ткнул в один из портретов.

— Да, — отозвался Ардов. — Я читал год назад в «Цюрхер Цайтунге» заметку о деле Франциски Рохас. Она обвинила любовника в убийстве своих детей.

Жарков резко развернулся. Глаза его горели.

— Совершенно верно! Франциска Рохас из Буэнос-Айреса! Мерзавка исполнила целый спектакль, желая убедить присяжных в своей невиновности. Однако обнаруженные Вучетичем кровавые отпечатки дали неопровержимое доказательство, что это именно она — эта самая Рохас! — собственноручно зарезала несчастных крошек! Вы помните, как Вучетич решил дело?

— В заметке утверждалось, что расположение папиллярных линий на пальцах каждого человека уникально.

— Вот именно! Уникально! Вот именно!

Жарков почти с любовью смотрел на Ардова.

— Поверить не могу, что вы читали…

Он на мгновение задумался, словно решая, стоит ли раскрыть Ардову нечто важное. Решившись, Жарков продолжил:

— Два года назад я осматривал ювелирный магазин, который ограбили ночью. Никаких следов! Как позже выяснилось, преступник действовал при свече и в перчатках. Но! Мне удалось обнаружить маленькую каплю застывшего парафина. Вот такую! А на ней — крохотный отпечаток кожи! Чтобы зажечь свечу, преступник вынужден был снять перчатку, иначе не мог достать спичку. В этот момент капля парафина и упала на обнаженную руку. Крохотный отпечаток! Но мне этого было достаточно!

Как заправский фокусник, Жарков эффектно сорвал ткань, укрывавшую некий предмет на столе. Это оказался микроскоп.

— При шестикратном увеличении я обнаружил на поверхности парафина отпечатки пор. Это были устья потовых желез преступника! Когда был задержан подозреваемый и ему не могли предъявить ни одной улики, мне достаточно было снять отпечатки пальцев и сличить с рисунком на капле парафина. Вот так-то, мой юный друг.

Жарков вдруг осекся, зачем-то схватил с полки увесистый том «Руководства для судебных следователей, чинов жандармерии и полиции» и принялся листать.

— Правда, присяжные все равно оправдали воришку… — спустя время пробормотал он с горечью. — Они просто не поверили, что по парафиновому отпечатку можно идентифицировать человека.

Захлопнув книгу, Жарков постучал пальцем по обложке.

— Вы знакомы с «Руководством» Ганса Гросса?

— Нет. Но в университете я прочел руководства фон Ягеманна, Рихтера и Циммермана.

— Что ж… Неплохо… Весьма неплохо… А русских?

— Квачевского, Владимирова, Трегубова.

— Неплохо, неплохо… Чувствую, из вас может выйти толк… Тут ведь никому невозможно вдолбить, что внимательный осмотр места происшествия — наиглавнейший этап в расследовании! Наиглавнейший! Ничего нельзя упускать! Вы помните, кто был осужден по делу об убийстве старика Карамазова?

— Вы имеете в виду роман Достоевского? — с некоторым удивлением уточнил Ардов.

— Да, да, именно его. Там, где Федору Павловичу проломили голову.

— По этому делу виновным был признан его сын Митя.

— Вот именно! Митя. Вот именно! — Жарков опять начинал закипать — как видно, столь резкие перепады были привычны для его натуры. — Уверяю вас, если бы следователь произвел тщательный осмотр места преступления, Митя был бы оправдан!

Не дождавшись обычного в этом месте возгласа «Не может быть!», Жарков тем не менее продолжил:

— Напомните, как Митя подходил к дому жертвы.

— Через сад.

— Вот именно! Перепрыгнул через забор. Что должно было остаться на его сапогах?

— Садовая грязь?

— Совершенно верно! Земля! Но если бы следователь взял на себя труд внимательно осмотреть дом старика, то никаких частиц почвы на месте преступления он бы не обнаружил! Их там попросту не было!

Жарков сделал паузу в ожидании реакции собеседника, но ее опять не последовало.

— Какой из этого следует вывод? — осведомился он.

Ардов молчал.

— Как минимум о невиновности Мити! — воскликнул Жарков. — Ведь очевидно же, что через калитку прошел кто-то другой.

Было заметно, что расследование, проведенное в романе c нарушением всех мыслимых процедур, давно и сильно волнует криминалиста. Словно осознав, что возбудился сверхдопустимой меры, Жарков усилием воли взял себя в руки.

— Видите, как важны детали, — резюмировал он, желая придать этому отступлению какой-то практический смысл. — Вот вы. Вы помните, как обнаружили тело?

Ардов, отвлекшись от своих мыслей, взглянул на Жаркова, потом прикрыл глаза.

— Я вышел из шляпного салона мадам Дефонтель… — медленно проговорил он. — Тело упало на пятно известки.

— Гашеная известь? — отозвался Жарков. — На пятне могли остаться отпечатки обуви. Не заметили?

Ардов непроизвольно сделал несколько судорожных вдохов и оказался опять над трупом перед витриной шляпного салона.

— Да, вы правы. На пятне виднелся след…

— Мужской или женский?

— Скорее мужской.

Ардов перевел взгляд на ноги столпившихся у трупа прохожих.

— Как же я сразу не увидел! — воскликнул он.

— Что? Что вы заметили?

Жаркова совершенно не смутило, что Ардов сидел на корточках в центре прозекторской, — он был полностью поглощен следственным экспериментом.

— Испачканные мелом ботинки были на одном из прохожих!

— А лицо? — едва не закричал Жарков. — Лицо разглядели?

Ардов встал и посмотрел куда-то за спину Жаркову. Тот невольно обернулся.

— Мешает городовой…

Жарков поспешно отступил, Ардов сделал шаг в сторону, желая что-то разглядеть за невидимой преградой.

— Он отвернулся. Отвернулся и ушел.

Жарков досадливо крякнул.

— Скажите хотя бы, как он был одет?

— Черный сюртук и котелок.

— Жаль, что не разглядели лица. С такими способностями могли бы составить сигналетический портрет преступника по методу Альфонса Бертильона.

Жарков указал на центральный портрет в композиции на стене. Ардов достал из жилетного кармана камею — изящную овальную брошку с вырезанным женским барельефом.

— И вот еще. Лежала рядом с трупом.

Хозяин прозекторской повертел украшение в руках.

— След мужской, камея — женская. Думаете, преступная парочка? Отдает водевилем, не находите?

Помолчав, он решительно протянул Ардову руку:

— Жарков Петр Палыч, никому не нужный здесь эксперт-криминалист…

Вместо рукопожатия Ардов резко отпрыгнул в сторону. Это выглядело странно. Жарков так и остался стоять с протянутой рукой.

— Простите. Лошадь… — смущенно пробормотал молодой человек.

— А-а-а, понимаю, — кивнул Жарков, словно ответ нисколько его не удивил — так обычно ведут себя с сумасшедшими. — Какой масти?

— Гнедая. Звезда с узкой проточиной, белые отметины на ногах по венчику. Правая передняя — в полбабки. Сорочий глаз.

Дав описание животного, Илья Алексеевич наконец пожал протянутую руку.

— Ардов Илья Алексеевич.

Жаркова осенила мысль:

— Погодите… Вы описывали лошадь, которую…

— Которую остановил городовой, — кивнул Ардов. — Извозчик был пьян, и если бы я не посторонился, был бы сбит вне всяких сомнений.

Жарков завороженно смотрел на молодого человека. Тот, кашлянув, направился к двери.

— Вы слыхали о Симониде? — остановил его криминалист.

— Я не люблю поэзию… Образы чаще всего нелепы…

— Он не только парфении писал.

Жарков подошел к Ардову и деликатно увлек его обратно к стене с портретами.

— Как-то Симонид был участником застолья, но ушел раньше. А в зале тем временем обвалился потолок, и все погибли. Для опознания пригласили Симонида, и вообразите — он точно указал имена обезображенных тел. Знаете как? Симонид в точности воспроизвел в памяти расположение гостей во время застолья! Этот способ называют «метод римской комнаты».

Жарков взял молодого человека за плечи и отвернул от стены.

— Не припомните, на каком месте висит портрет Хуана Вучетича?

Сделав невольный резкий вдох, Ардов пошевелил губами и произнес:

— Третий ряд пятое место.

— А Ганса Гросса? Лицо полноватое, прямоугольное, облысение седьмой стадии, нос картошкой, большие уши, седые моржовые усы, борода «островок».

Подумав, Жарков не удержался и добавил:

— Именно он предложил называть науку о раскрытии преступлений «криминалистикой».

— Второй ряд, третий справа.

Жарков удовлетворенно крякнул.

— Альфонс Бертильон?

Ардов прищурился, словно пытался прочесть мелкие подписи под портретами, хотя его взгляд был устремлен на пустую стену. Жарков опять дал описание:

— Лицо треугольное, волосы густые короткие, высокий лоб, нос прямой с горбинкой, уши прилегающие, борода «утиный хвост» с проседью.

— Вероятно, это ваш любимый криминалист? — улыбнулся Ардов. — Вы отвели ему самое почетное место.

Жарков кивнул:

— Создатель метода идентификации преступника по его антропометрическим данным.

— Первый ряд, третье место.

— Феноменально, Илья Алексеевич! Просто феноменально. У вас редкое свойство памяти — она ничего не теряет! Уверен, вы сможете достичь успехов в сыскном деле… Если, конечно, не будете пренебрегать основами криминалистики.

Про уникальные свойства своей памяти Ардов знал с детства. Правда, до семи лет он не подозревал, что в этом есть что-то исключительное, и был уверен, что другие воспринимают мир также. Способности его обнаружились случайно, когда он поправил отца, взявшегося под впечатлением от встречи с настоятелем Андреевского собора отцом Иоанном вычитать Великим постом всю псалтырь и однажды перескочившего через строчку. Илья возился рядом и во время чтения шестнадцатой кафизмы просто произнес вслух пропущенное:

–…утверждены в век века, сотворены во истине и правоте…

Сперва отец не обратил внимания и хотел было продолжить. Но вдруг остановился и обернулся к сыну:

— Что?

Илюша поднял взгляд и договорил окончание строки:

–…избавление посла людем Своим…

Отец сверился с текстом и осторожно поинтересовался:

— Ты что же, знаешь псалтырь?

В ходе дальнейшего расследования выяснилось, что за полтора года до этого, когда хоронили маменьку, Илья слышал слова священной книги в церкви, где перед погребением всю ночь читал над гробом псалтырь приглашенный монашек. Отец попросил Илюшу продолжить чтение, и тот без видимого усилия принялся произносить услышанный однажды текст. Какого-то практического применения этим способностям найти не удалось, если не считать «фокус», который отец любил разыгрывать перед редкими гостями, приглашая Илью воспроизвести по памяти длиннющий числовой ряд, написанный и оглашенный кем-то из присутствующих. Да еще однажды, уже после смерти отца, когда управляющий банка поинтересовался, знает ли Илья цифры номерного счета и сейфовый код, в котором оказались ценные бумаги, позволившие Илье не думать о хлебе насущном, оставшись в 18 лет сиротой. Эти цифры отец попросил запомнить незадолго до убийства.

— Петр Палыч, как бы вы действовали на моем месте? — спросил Ардов у Жаркова, который продолжал разглагольствовать о пользе бертельонирования, с таким трудом внедряемого в российскую криминалистику.

— Все просто! — охотно отозвался опытный коллега. — Надо собрать улики, очертить круг подозреваемых, проверить алиби, установить мотивы и — вуаля: преступник у нас в кармане!

Алгоритм выглядел лаконично и просто, но первый же пункт поставил Илью Алексеевича в тупик.

— Где же взять эти улики?

— Башмак, Ардов! По отпечатку следа можно найти обувь, а по ней — человека. Если у этого человека имелся мотив к убийству — можно передавать дело в суд, а там — присяжные определят. Конечно, далеко не всегда удается раздобыть исчерпывающие доказательства. Бывает, что кроме подозрения и нет ничего. И здесь толковый агент должен уметь представить дело таким образом, чтобы у подозреваемого сложилась полная убежденность, что скрывать больше нечего. Опытный преступник, конечно, раскаиваться не станет, а вот человек оступившийся, совершивший злодеяние по обстоятельствам, наверняка раскроется — ради облегчения мук грешной души, все еще сохраняющей в себе присутствие Божье. Вот к такому раскаянию надо уметь подвести.

Ардов поднял неуверенный взгляд от пола, где, казалось, все еще оставалось неубранным белое пятно, сделанное малярами у шляпного салона.

— Башмак?

— Пожалуй, башмак, — с некоторой растерянностью согласился Жарков. — У вас есть подозреваемые?

— Подозреваемые?

— Именно!

Ардов достал из кармана записную книжку.

— Башма-а-а-ак! — протянул он так, словно постиг великую тайну. — Ну конечно!

Озаренный открытием, новоиспеченный агент сыскного отделения стремглав выскочил из прозекторской.