Римская сага. Битва под Каррами

Игорь Евтишенков

Неожиданное несчастье вынуждает Лация покинуть Рим и присоединиться к армии Красса, с которой он участвует в битвах против парфян, возглавляемых хитрым полководцем Суреной. Даже оказавшись в Азии, Лаций не может избавиться от сомнений, которые охватывают его из-за сильной любви и необходимости сделать суровый выбор. Дружба верных товарищей, опыт предыдущих боёв и любовь загадочных красавиц помогают ему выжить, но не спасают всю армию и её командующего от страшной трагедии.

ГЛАВА ВЫНУЖДЕННОЕ ВОЗВРАЩЕНИЕ

Дорога до портового города Брундизий заняла у Лация несколько дней. Корабли уже стояли в пристани, и в лагере ждали команду на погрузку. Когда он добрался до него, то сразу же направился к палатке Красса, чтобы быстрее решить свою судьбу. Повсюду чувствовалось присутствие большого количества людей: постоянно стоял шум сотен голосов, под ногами валялись огромные кучи с отбросами и воняло испражнениями. Мусор убирали, но на его месте возникали новые горы, так как корабли загружали и разгружали без остановки. В гавани толкалось невероятное количество торговцев, нищих и дешёвых женщин. Они превращали город в постоянный источник обогащения и преступности. Проезжая мимо пристани, Лаций вдруг отчётливо представил себе, что совсем скоро может оказаться одним из них. В этот момент он плыл по течению, гонимый ветрами судьбы и своими богами-покровителями, не сильно задумываясь над тем, почему совершает тот или иной поступок. Его самое заветное желание заключалось в том, чтобы добиться в Риме почёта и уважения, совершив перед этим немало военных подвигов. И вроде бы раньше Парки благоволили к нему… Но страшная роковая ночь в доме Пизонисов всё перевернула вверх дном. Кого же он мог так сильно разгневать на небесах? И почему? Отсутствие денег и оружия, подаренная Эмилией лошадь, неопределённость и досада — всё это заставляло его снова и снова прокручивать в голове события последних месяцев, но причина столь резкого поворота судьбы оставалась тайной. Приближаясь к палатке, Лаций чётко понимал, что у него нет другого выхода, кроме как присоединиться к армии Красса. Но захочет ли консул принять его? Ответить на этот вопрос было сложно. И хотя в душе Лаций был полон решимости бороться за своё будущее, впервые его судьба полностью зависела от другого человека. Он никогда не боялся оказаться лицом к лицу с врагом, потому что всегда видел перед собой его движения и оружие. Но очутиться один на один перед неизвестностью, ждать и надеяться, чувствуя свою полную беспомощность — к этому Лаций был не готов.

Подъехав к ликторам, он поднял голову к небу и мысленно обратился к богам с просьбой о помощи, заверяя их, что сделает всё, чтобы оправдать надежды консула, и стать самым верным его помощником. Везде и всегда. Если тот, конечно, согласится его принять.

Когда ликтор произнёс его имя, Красс усмехнулся. Лаций вошёл и, прижав руку к груди, стал на одно колено. На консуле была новая туника и плащ пурпурного цвета, золотая пряжка и меч в коротких, покрытых орнаментом ножнах. Дорогая кожаная обувь всегда была слабым местом консула, но теперь он носил, пожалуй, самые изысканные кальцеи белого цвета, которые производились из кожи молодых ягнят. Она лучше всего подходила для втирания белой краски. В глаза также бросались две золотые пряжки в виде солнца.

Марк Красс сделал вид, что не заметил синяков и ссадин на лице Лация. Во взгляде у стоявшего перед ним воина горела отчаянная решительность. Консулу это нравилось. Красс подошёл и похлопал его по плечу:

— Лаций Корнелий! Я рад тебя видеть… Наши корабли отплывают через два дня. Такова воля богов. Я видел знамение. Впереди нас ждут нелёгкие испытания, но мы победим! — он был в приподнятом настроении, полон вдохновения и божественной снисходительности, как будто заранее знал будущее и готов был благосклонно делиться своими откровениями с другими. Однако разговор с Лацием требовал более приземлённых чувств. — Кстати, в Риме за тобой приходили. Ночью. Претор и стража. Говорят, ты что-то там натворил? Обыскали у меня весь дом. Народу набежало немало, как в праздник Марса. Зеваки, в основном, — в голосе Красса не было и намёка на то, что он винит или подозревает его в произошедшем. — Ты хотел что-то сказать? — со снисходительной интонацией в голосе спросил он.

— Консул, ты был прав… Я… Я хотел бы пойти с тобой, — хрипло произнёс Лаций. Волнение мешало ему говорить. — Если ты возьмёшь меня, конечно… — больше он ничего не мог выдавить из себя. Марк Красс был для него в этот момент богом. И хотя в душе Лаций прекрасно понимал, что этот седой, худощавый человек никогда в жизни не помогал другим просто так, сейчас он был готов на всё, лишь бы тот взял его с собой.

Красс немного помолчал, внимательно глядя на Лация цепким, колючим взглядом, потом повернулся к ликторам и приказал:

— Дайте легату Лацию Корнелию Сципиону плащ и накидку! — затем добавил, уже обращаясь к нему: — Думаю, всё остальное мы сможем обсудить по дороге. Сейчас не время.

— Легату? — изумленно пробормотал Лаций. — Но ведь Сенат не назначил меня…

— Здесь я — Сенат! — коротко отрезал Красс. В его глазах снова мелькнула искра возвышенного предназначения и власти, которую Лаций уже несколько раз до этого замечал в Риме, но тогда это были лишь слабые проявления его характера, а теперь Красс чувствовал себя всемогущим. — Ты уже был почти легатом у Цезаря, не так ли?

— Да, консул. Благодарю тебя, — он прижал кулак к груди.

— Принимай седьмой легион. Кстати, там — твои товарищи, — добавил Красс. — Эти… как их?

— Варгонт, Атилла Кроний, Фемистил…

— Да, да, — перебил его консул. — Надеюсь, у тебя было время подумать о моих условиях? — как бы невзначай спросил он.

— Да, было. Я согласен и буду помогать тебе везде и во всём, — твёрдо произнёс Лаций.

— Кто бы спорил… — пробурчал Красс, оставшись один, когда ликторы и Лаций вышли из палатки.

Два дня пролетели незаметно. Недавно построенный каменный причал был больше и надёжнее деревянного. Лаций неспешно прошёлся по нему с начала до конца, постучал сандалией по плитам и поднялся на корабль. Он ждал последних указаний Красса. Небо было ясным, кое-где виднелись маленькие облака. С моря дул лёгкий ветер. Неожиданно его окликнул караульный у трапа.

— Там какой-то либертус просит тебя, легат, — сказал он. Лаций спустился вниз. Перед ним стоял Икадион — весь в пыли и грязи, со следами пота на лице и плечах. Усталость заставила уголки его глаз опуститься вниз, и провалившиеся щёки ещё сильнее обострили и без того выпирающие скулы. Сухие, потрескавшиеся губы говорили о том, что либертус долго скакал без остановки.

— Зачем ты здесь? — удивился Лаций.

— Я хочу с тобой поговорить. Наедине, — в знакомых оливковых глазах Икадиона промелькнула просьба, он собирался что-то добавить, но сдержался.

— Говори. Здесь ни у кого нет секретов.

— Хорошо, я скажу. Сначала я хотел догнать тебя и заставить вернуться, чтобы ты предстал перед судом, — он грустно усмехнулся. Лаций, нахмурившись, ждал. — Но тут… через пару дней после смерти юной Корнелии Пизонис нашли тело повитухи Сальвии. Выловили в Тибре, — он опять замолчал, как будто пересохло в горле. — Тебе знакомо это имя?

— Да, — кивнул он. Икадион закашлялся. — Принеси воды! — приказал Лаций караульному. Тот передал команду второму легионеру на борту.

— Её убили, — сипло продолжил Икадион. — Перерезали горло. Через день нашли служанку повитухи. Она принимала роды у жены Клавдия Пульхера, а потом они вместе приходили помогать Клавдии Пизонис. Раб у ворот сказал, что видел эту служанку в тот день… Она приносила амулеты для Сальвии Нумы. Видишь, её тоже убили. Вот я и подумал, за что? Все говорили, что это сделал ты, но тебя уже не было в Риме. Значит, не ты. Никто не мог этого объяснить, — в этот момент подошёл часовой, протянул мешок с водой. Икадион с жадностью сделал несколько глотков. — Благодарю тебя, — сказал он, вытерев рот рукой. — За день до моего отъезда одна рабыня из нашего дома, которая укладывает волосы у Оливии, рассказала, что её брата отправляют в деревню. На виллу хозяйки. А он работает конюхом у матери Клода Пульхера.

— Ну, и что?

— Этот раб-конюх рассказал своей сестре, что из дома Клода неожиданно вывезли всех рабов. Причём половину сразу продали. Ещё он сказал, что Клод часто ссорился с женой, особенно до рождения сына. А после того как ты убил Клавдию Пизонис… или, как они считают, что убил, — поправился Икадион, — у них вдруг наладились отношения. Двое или трое человек в их доме слышали, как Клод благодарил богов, что ты попался ему на пути.

— И? — снова спросил Лаций.

— Остальных рабов из их дома решили продать.. Но не в Риме. В других городах. Как раз после того как Клод уехал в своё имение. Там он убил бывшего управляющего. Тот был египтянином. Я не помню его имени. Пульхер убил его, привёз голову в мешке и бросил посреди двора. Потом выгнал всех слуг и заставил смотреть. Они знали убитого. Его ещё в детстве привезли из Египта. И у него была тёмная кожа. Служанка слышала, как жена Клода сказала: «В его смерти виновата я, а за смерть Клавдии Пизонис ответит Пульхер».

Лаций задумался.

— Странно.

Икадион согласился:

— Да, странно. Почему он ответит за смерть Клавдии? Ты не знаешь? Вот, видишь, ты тоже молчишь. Поэтому я и приехал сюда, чтобы тебе рассказать.

— И что дальше?

— Я не верю, что ты убил Клавдию. Хотя я и видел тебя там. Ты был весь в крови… и у неё был твой нож, но это случилось после того… после того как кто-то… или она сама убила себя. Я не верю, Лаций.

— Я не убивал её. Она сама вытащила у меня нож. Это произошло случайно.

— Я верю тебе. Но судьи признали тебя виновным.

— Да, это понятно. Но ты знаешь, что кричала Клавдия, когда я вошёл?

— Нет.

— Она кричала: «Это не мой ребёнок!», — Лаций прищурил глаза и замолчал. Икадион в изумлении замер и приоткрыл рот.

— Значит, это… — начал он и запнулся.

— С мёртвых не спросишь, но теперь ты тоже видишь, что за этим стоит Клод Пульхер. Он всё подстроил. Не знаю как, но точно он. Повитуха знала об этом. Она тоже участвовала, но разве её спросишь? — Лаций обернулся на шум сзади. Там уже готовились отплывать. — Мы скоро отходим, — быстро добавил он.

— Но ведь теперь ты можешь вернуться в Рим и всё рассказать! — с жаром бросился к нему либертус. — Мы докажем, что ты никого не убивал.

— Как? Нет, я не хочу. Слишком поздно, — покачал головой Лаций. — Половина людей уже мертвы. А остальные просто не поверят. К тому же, я пообещал Крассу, что пойду с ним.

— Тогда возьми меня с собой! — попросил он. — Я не хочу оставаться в Риме.

— На этом корабле всё забито. Но, думаю, в третьем легионе тебя подберут. Я передам приказ Варгонту. Он что-нибудь придумает, — согласился Лаций.

— Да хранят тебя боги, легат, — с искренней благодарностью произнёс Икадион. Так он тоже оказался в этом странном походе вместе с армией Красса и Лацием.