За пределом реальности

Игорь Вадимович Меренков

У каждого есть свои демоны.Одиночество, зависимость, алчность, лень, гнев – все это пороки, известные каждому человеку в той или иной степени. Для кого-то они лишь кочка на стабильном пути к счастью, а для кого-то – якорь, тянущий ко дну. Переезд в новый, возникнувший словно из ниоткуда, город перевернул жизнь Валентина с ног на голову. Неудачи посыпались на него одна за другой, а вслед за ними – безумие, воплощавшее кошмары в реальность.

© Игорь Вадимович Меренков, 2021

ISBN 978-5-0055-1113-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

За пределом реальности

Глава 1

Смутная глубь сновидения, где витал сейчас разум спящего, растворялась и постепенно превращалась в наполненную давящей болью тьму. Он проснулся, но не открыл глаз. Что-то как будто мешало ему это сделать, некое противное давление, создающее ложное ощущение сонливости. Он чувствовал, что все его тело уже проснулось, мог шевелить, хоть и с трудом, и руками и ногами, но глаза его напрочь отказывались раскрываться, а раскалывающаяся голова подниматься с мягкого, нагретого теплом его тела, дивана. Он попал в хитрую ловушку собственного организма: спал слишком долго, и оттого ему сейчас равносильно тяжело было и проснуться до конца, и вновь уснуть. Теплый диван притягивал к себе его тело, как магнит, и сопротивляться этому совсем не хотелось, хотя и надо было. Нужно было подниматься и начинать делать хоть что-то, что не будет разрушать его жизнь.

Одно никчемное усилие перейти в сидячее положение аукнулось ему резким уколом боли по всему телу и он тут же сдался. Голова болела больше всего прочего. Причина была вполне очевидной для него: реки алкоголя, выпитые вчерашним вечером четверга, прямиком после тяжелого рабочего дня. Водка, виски, какой-то новый для него алкогольный коктейль, носивший трудно запоминающееся экзотическое название, потом еще немножечко виски и в завершение бутылочка холодненького пива. Он еще мог чувствовать запах этого пива, идущий от бутылки, лежавшей на полу рядом с диваном. Или же это от него так скверно несло перегаром? Боль вновь пронзила его голову, но теперь это была не физическая боль, а совсем другая — боль воспоминаний. Быстро же она вернулась. Видимо, вчера он не достаточно хорошо залил ее спиртным, раз она уже была тут как тут, не успел он даже открыть глаз.

Позднеосенний утренний мрак царил в этом отвратительном месте, которое пробудившийся от тяжелого сна мужчина называет своим домом. Это место, однако, не всегда было таким запущенным, каковым оно является сейчас. Когда-то здесь было светлее, чище, намного приятнее пахло, часто здесь звучал и смех, и слова о любви, и знавало место дикая страсть. Когда-то, когда здесь жили два человека, а не один. Съемная двухкомнатная квартира теперь казалась самым настоящим запущенным гнездом холостяка, тем самым, которое часто высмеивается в комедиях или художественных фильмах, где показаны пыльные дома, с разбросанными по полу вещами, горами немытой посуды, затхлым воздухом и прочими мерзостями, появившимися в результате безответственного отношения жильца к своему месту обитания. И этот зрелый мужчина был сейчас, можно сказать, тем самым холостяком, который уже добрую дюжину дней не убирался в квартире и даже не удосужился банально протереть пыль на давно посеревшей от нее мебели. Тем не менее, причиной тому была отнюдь не его лень или безответственное отношение, а полная, абсолютная подавленность горем.

Когда-то этот мужчина был полон энтузиазма и энергии, рвался к целям, сметая все преграды на своем пути. Все начиналось уж слишком хорошо: дом в тихом миловидном маленьком провинциальном городке, любящие и заботливые родители, удовлетворительный материальный статус, парочка надежных друзей и куча хороших знакомых, высшее образование в сфере строительства и архитектуры, неисчерпаемый потенциал, бесконечное желание двигаться к успеху и вполне себе серьезные перспективы. После диплома прощание с родным домом и семьей, и начало самой настоящей взрослой жизни. Переезд в новенький громадный город, возникший словно из ниоткуда, гарантированное место в строительной компании на должности архитектора, новые знакомства, хороший стабильный заработок и еще больше открывавшихся на горизонте перспектив. Но самое главное — встреча с шикарной женщиной, открывшей для него доселе полноценно неизведанное понятие «любовь». Ее голос все еще звенит в его голове сладкими нотами, оставляющими горестное послевкусие, в такие моменты, когда он лежит на диване наедине со своими мыслями. Ему казалось, что жить он по-настоящему начал только тогда, когда встретил ее, и воспоминания о доме, родителях, старых друзьях, уже давно позабывших его, о переезде в этот проклятый Безымянный город были не более чем обрывистыми вспышками, не составлявшими целостной, наделенной чувствами полноценной картины в его голове. Они были будто бы фильмом, который он посмотрел около десяти лет назад и теперь помнил только отдельные его фрагменты, настолько краткие, что они скорее казались анимированными слайдами, запечатленными на стойкой ленте воспоминаний. Она открыла для него не только любовь, но и настоящую жизнь, полную реального счастья, заботы, ощущения того, что ты кому-то нужен и желания делать что-то ради того, кого так искренне любишь. Она открыла ему жизнь, но потом и отняла у него ее, оставив только не иссякающие воспоминания о себе.

Весь казалось бы крепкий и надежный фундамент его жизни однажды треснул внутри, и продолжил трескаться дальше, пока не развалился на множество кусочков, каждый из которых символизировал отколовшуюся от него часть прошлого. И вот он лежит сейчас на диване, внешне целый, хоть и не очень приятный на вид, но внутри треснувший на части, развалившийся, а намеком на восстановление разрушенного фундамента даже и не пахло. Пахло только пивом от лежавшей на полу бутылки, нестираными носками и потом. Единственное, что не менялось после ее ухода, что не гнило и не продолжало разваливаться, так это воспоминания о ней. Они были причиной, по которой он стал пить. Она была причиной. Причиной, по которой он когда-то все делал и будет делать дальше, и не важно, что именно. Воспоминания о ней были слишком яркими, слишком настоящими, а потому ранили каждый раз так же реально, как и выглядели. И ему не хватало сил побороть их, выгнать из своей головы, просто забыть все и начать двигаться дальше. Воспоминания о ней были сильнее, чем он сам. Единственное, что помогало ему — это достаточная доза спиртного, которая вскружит ему голову, отшибет напрочь способность чувствовать и думать.

Он и сейчас слышал ее голос. Слышал, как она нежно шепчет ему на ушко, мог даже чувствовать тепло ее дыхания. «Валентин, — звучал ее ласковый голос с жалящей ноткой страсти, — я люблю тебя». Боль с новой силой пронеслась по его телу, с головы до пяток, охватывая каждый участок, каждую клеточку его организма и каждый уголок его сердца. Нужно было вставать и начинать что-то делать, иначе воспоминания и дальше будут проедать дыры в его голове и грудной клетке.

Желание отвлечься от удручающих мыслей придало Валентину энергии и позволило перейти из лежачего положения к сидячему. Откинув голову на спинку дивана и протерев руками слипавшиеся глаза, он зевнул во весь рот, а потом медленно покрутил головой в разные стороны, осматривая комнату, в которой находился. Повсеместный мрак не давал ничего толком рассмотреть, виднелись только тоненькие серые линии света, прорывавшиеся сквозь поломанные в некоторых местах плотно закрытые жалюзи на окнах. Какое-то время Валентин просто сидел и сверлил взглядом эти тусклые лучики света, затерявшись где-то в глубинах мысли, однако сказать о чем он думал в тот момент он не мог. Он словно потерялся в пустоте, тишине и мраке, что заполняли его квартиру, но достаточно быстро пришел в себя и сразу же потянулся за мобильным телефоном, лежавшим на кофейном столике, стоявшем рядом с диваном. Сняв блокировку, Валентин зажмурился от ударившего по глазам яркого света дисплея телефона, и потом, когда его глаза привыкли к свету, взглянул на время: часы показывали шесть часов пятнадцать минут утра. Через пять минут должен был зазвонить будильник, поэтому он заранее выключил его и отложил телефон обратно на столик. Через сорок пять минут нужно было выходить на работу, поэтому затягивать бессмысленное сидение на диване не стоило.

Первым делом, проснувшись с утра по будням или среди дня по выходным, Валентин шел в ванную комнату, делал там все необходимые дела, а потом, перед выходом, останавливался у высокого прямоугольного зеркала, подвешенного на стене над заляпанной не смытым мылом и зубной пастой раковиной, рядом с которой стоял шкафчик, где хранилось большинство его средств гигиены. Каждый раз, останавливаясь у зеркала и заглядывая в него, он надеялся увидеть положительные изменения в своем отражении, но этого никогда не случалось. Упираясь руками на раковину, Валентин приближался лицом к зеркалу и вглядывался в свои глаза, внимательно осматривал покрытое неопрятной щетиной лицо, а потом опускал взор на потерявшее некогда спортивную форму тело. Все, что он видел в отражении не вызывало абсолютно ничего, кроме отвращения и презрения. Обвисшие щеки, красные глаза и темные круги под ними, растрепанные и грязные волосы, сухая кожа, намеки на появление лишнего веса — в нем уже не осталось ничего от того человека, который имел достойную должность в хорошей компании и женщину, красоте которой могла бы позавидовать сама Афродита. В его глазах уже не было того запала, что сиял в них совсем недавно. Говорят глаза — это зеркало души, поэтому Валентин всегда пристально вглядывался в них в отражении, пытаясь найти там хотя бы малейшую часть того человека, каким он когда-то был. В глазах отражалась вся суть его теперешней жизни: они были пусты.

Перед тем, как отойти от зеркала и перестать угнетать себя еще больше своим же собственным видом, Валентин задавал себе вопрос, ответ «да» на который мог решить все его проблемы. На невысоком шкафчике, стоявшем слева от раковины, лежал коробок с лезвиями, одно из которых уже было распечатано. Он брал лезвие в правую руку, подносил к венам на левой и вновь поднимал взор к отражению в зеркале, якобы в ожидании ответа. Он ждал, что однажды увидит там твердую определенность, некий сигнал, который и послужит тем самым положительным ответом на вопрос о том, стоило ли ему закончить это жалкое, мучительное существование. Но сегодня, как и в прошлые дни до этого, отражение молчало. Валентин чувствовал прикосновение лезвия к своей коже. Этот маленький кусочек металла был так же холоден, как и то, что ждало его, если б он наконец решился. Нужно было всего лишь надавить посильнее и провести правой рукой поперек левой, и через короткое мгновение все его проблемы были бы решены. Но он все еще не был уверен, что это правильное решение. Ответа «да» все еще не было в его глазах, в которые сейчас он так пристально смотрел. А это значило, что лезвие возвращалось обратно на шкафчик, и теперь можно было покинуть ванную комнату и перейти к готовке завтрака. Еще можно было бы, конечно, побриться, почистить зубы и принять душ, но Валентин не видел в этом никакого смысла и не имел абсолютно никакого желания.

Несколько разбитых яиц на сковородке — это самый простой, быстрый и мало затратный завтрак, с которого обычно начинается день запущенного обленившегося холостяка. Иногда Валентин завтракает хлопьями или бутербродами с дешевой колбасой и все той же яичницей, реже пельменями или какими-нибудь заварными кашами. Готовить с утра что-то толковое у него не было ни желания, ни терпения. В очередной раз бросив взгляд на гору немытой посуды, сваленной в раковине, и проигнорировав ее, Валентин соскреб яичницу со сковородки и кинул на последнюю отчасти чистую тарелку, которая была у него в доме. Вилку ему пришлось брать не чистую совсем, так как других вариантов у него уже попросту не было. Пройдя обратно в гостиную, он уселся на диван, на котором только недавно еще спал, и не спеша принялся за завтрак.

В такие моменты, когда не на что было отвлечься, мысли закрадывались в голову быстрее и в больших количествах, чем обычно. И почти в ста процентах случаев это были мысли исключительно негативные. Вновь и вновь Валентин прогонял в памяти воспоминания о прошлой жизни, за яркими картинками которых всегда скрывалась тьма угрюмой реальности. Он видел, как просыпается в кровати рядом с любимой девушкой, завтракает полным блюдом с сытными добавками, пьет ароматный заварной кофе, надевает стильный костюм и едет на работу, где его труд оценивается достойной валютой. А потом он с охотой возвращался домой, не думая ни о выпивке, ни о том, хватит ли ему денег на следующую неделю. А главное — дома его ждала она. Лиза. Она была самым ярким из всех его воспоминаний. Даже в мыслях она излучала согревающий свет, разгонявший сгущающиеся тени реальности, она была самим совершенством, музой, вдохновлявшей жить и творить. А ее голос, ее смех, ее запах… сердце Валентина облилось кровью и сжалось, и он вынырнул из воспоминаний, вновь очутившись в тоскливом сумраке гостиной комнаты. Те, казалось бы, светлые воспоминания всегда носили в себе тьму. За каждой секундной, проведенной с Лизой, стоит ее молчаливое, необъясненное предательство, за каждой заработной платой стоит увольнение, за каждым воспоминанием о родителях и родном доме стоит расставание с ними, отдаление и переезд. А за каждым случившимся несчастьем стоят бесчисленные выпитые до дна бутылки крепкого алкоголя.

Но было кое-что еще. Тело Валентина вздрогнуло от колющего ужаса, когда он вспомнил о том, что приключилось с ним вчера. Потеря работы, любви, друзей и связи с близкими, алкогольная зависимость, бесконечная депрессия и стресс — это еще не все. Теперь он, кажется, начал сходить с ума.

Вчера, после окончания длительного рабочего дня на алкогольном складе, где Валентин работал грузчиком, он, как всегда, по пути домой заглянул в бар, чтобы хорошенько выпить, забыться и отдохнуть. Бар, носивший довольно пафосное название «Гавань Души», был излюбленным местом Валентина для посиделок и выпивки. Это заведение находится в двадцати минутах пешего пути от того склада, где он работал, но это не мешало ему каждый день без исключения ходить туда после работы перед тем, как отправиться на метро домой. Как обычно, напившись до состояния, при котором уже сложно было думать или действовать, но еще можно было добраться до дома, Валентин вышел из Гавани и направился привычным путем в сторону ближайшей подземки. Хорошо освещенная фонарями улица ничем не приметного жилого района уже пустовала, несмотря на то, что на часах было только около девяти вечера. В эту пору поздней осени, тем не менее, было уже очень темно, и небо было затянуто сплошными облаками, полностью скрывавшими за собой звезды и луну. Конечно же, Валентину попадались на пути прохожие, иногда компания молодых людей, а иногда одинокие мужчина или женщина. Но только в те моменты, когда он оставался один, Валентин начинал замечать что-то необычное, нечто не свойственное в нормальных обстоятельствах. Проходя под оранжевым светом фонарей, он видел, что помимо своей тени он отбрасывает еще одну, совсем не такую, какой она должна быть. Не сразу заметив различия в тенях, сначала он списал это на своеобразное падение света, но почему-то не мог игнорировать это явление и продолжал рассматривать их на ходу. И чем больше он разглядывал обе тени, тем отчетливее вырисовывались в его опьяневшем разуме очевидные отличия между ними.

В один момент он остановился посреди дороги и, пошатываясь, опустил голову и недоумевающим взглядом таращился на вторую тень, будто собака, заметившая в зеркале свое отражение и пытавшаяся понять, что же она такое видит. Несмотря на то, что был пьян, Валентин все же четко запомнил очертания той второй, чужой тени. Она была похожа на силуэт человека, одетого в длинное пальто с капюшоном на голове. Но было с ней что-то еще не так. Она была другой… совсем непохожей на то, что мы подразумеваем под понятием тень. Она как будто была живой, еле приметно шевелилась, и, казалось, состояла из какого-то физического материала. Валентин мог не только видеть ее, но и чувствовал ее присутствие. Закрадывавшийся в сердце страх заставил его продолжить двигаться дальше и списать все это безумие на своеобразное воздействие алкоголя и стресса на его разум. Потом, через некоторое время, когда он прошел мимо нескольких подростков, которые явно тоже были подвыпившими, эта тень исчезла и Валентин быстро забыл о ней, так как был полностью сконцентрирован на контроле своих подкашивавшихся ног и расплывавшегося перед глазами пути.

Как он добрался до дома, Валентин сейчас вспомнить не мог. Воспоминания растворились в его залитой спиртным памяти, оставив только фрагменты, которые больше были похожи на кошмарный сон, чем на случившееся в действительности. С этой дающей призрачную надежду мыслью он поднялся с дивана и отнес уже пустую тарелку обратно на кухню, где оставил ее в той же куче грязной посуды, из которой и взял.

Надев свою повседневную одежду, Валентин вышел из дома и отправился на работу. Спустившись в ближайшее метро, он сел на электричку, все также целиком погруженный в раздумья и воспоминания о прошлой жизни. Последнее время он редко покидал чертоги своего разума и памяти, постоянно витая в них, в иллюзорных мирах его светлого прошлого, к которым так хотелось вернуться. Извечно пасмурная погода поздней осени никак не придавала желания поднять глаза и взглянуть на с каждым днем все больше сереющие улицы и людей, на чьих бесцветных лицах не выражалось ни одной эмоции. Он ходил по улицам города, видел их в окне электрички, их увядавший лик, оголенные скучные деревья, серое небо, закрытое темными облаками, люди, одетые в темные одежды, черные вороны, чьи хриплые возгласы раздавались среди безумной какофонии сигналящих машин и голосов прохожих, наделяя атмосферу более скорбными тонами. Валентину не хотелось находиться среди этой блеклой, безвкусной пустоты, он куда лучше чувствовал себя затерянным в фантазиях, утонувшим в собственной голове или реках алкоголя, единственного лекарства, которое могло временно излечить его тело и душу. Да, так он его называл. Лекарство. Это слово ему нравилось больше, чем «плацебо», хотя выпивка служила для него скорее как второе. Она служила ему болеутоляющим, таким эффективным, но при этом почти мимолетным. Оно было лекарством, к которому хотелось прибегать каждый день, заполняя им пустоту внутри себя, заливая печаль и боль, терзающую его сердце. Держась рукой за поручень в электричке, глядя в темноту за ее окном, в которой бегло мелькал белый свет фонарей тоннеля, Валентин тяжело сглатывал слюну, думая о том моменте, когда закончится этот последний рабочий день недели, после которого по пути домой он закупит столько «лекарства», сколько хватило бы для абсолютного забвения. Блаженного, желанного забвения, в беспросветных безднах которого нет ни боли, ни сожалений, ни отчаяния. А самое главное — в них не было ее.

Каждый раз мысли о Лизе прокрадывались в его голову не зависимо от того, о чем он думал, все всегда сводилось именно к ней или она где-то, так или иначе, фигурировала. Не редко его размышления возвращались к вопросу, ответ на который ему все еще не удалось получить, и, скорее всего, никогда и не удастся. Ему оставалось только гадать, почему она его бросила. Ведь она ушла, не сказав ни слова. Она не отвечала на его звонки, в ее квартире больше никто не жил. Женщина, которая была для него всем, растворилась, бросила его в самую трудную для него минуту. Та, что была его идеалом, заменой всех, кого он некогда потерял, та, ради которой он старался быть лучшим, та, что согревала его в холодные пасмурные дни невзгод, она была столпом, удерживавшим равновесие его жизни. Но она исчезла, как только все начало рушиться. Ушла, когда он потерял работу и не нашел достойной ей замены, ушла, когда он перестал зарабатывать хорошие деньги. Это не укладывалось у него в голове. В который раз бы Валентин ни думал об этом досадном факте, он начинал сгорать изнутри, переполнялся тупым гневом и молил высшие силы, чтобы они объяснили ему, чем же он заслужил такой печальной участи. Все ведь было прекрасно: она была рядом, когда была нужна, казалось, была счастлива, сияла изнутри, говорила что любит. И он любил, как в детских сказках благородные рыцари любят своих прелестных нежных дам, любил безмерно, страстно, бесконечно, любил настолько, что сам бы вряд ли смог описать всю полноту чувств к ней словами. И почему же она ушла? Неужели деньги были единственной причиной того, что она находилась рядом? Неужто ради них она хладнокровно имитировала чувства прекрасного, создавала иллюзию заботы и счастья? Даже несмотря на то, что ее уже давно не было рядом, Валентин все еще отказывался в это поверить.

Его глубокие размышления прервал голос диктора, объявивший станцию, на которой Валентину нужно было выходить. Проталкиваясь сквозь толпы людей, он вышел из метро и оказался среди каменных джунглей тянувшихся к небу седых высоток, в гуще которых находился склад алкогольной продукции, где он работал обыкновенным грузчиком. Проходя по узким переулкам между этими домами, Валентин лелеял в мыслях тот момент, когда ему снова удастся найти подходящую вакансию на должность по специальности, после чего можно будет со спокойной душой уволиться с этой неблагодарной вынужденной работы и смело послать ее к черту. Да, иначе это никак и не назвать. Эта работа была вынужденной, так как других вариантов сейчас попросту не было, а деньги на квартиру, еду и, что самое главное, выпивку сами себя не заработают. Валентин получал на складе заработную плату чуть большую, чем минимальную, которой, к слову, ему хватало на существование. Он платил за квартиру, покупал обычную еду, вроде макарон и разных круп, а все остальные деньги, что у него оставались, тратил на спиртное. Копить деньги у него, при таком раскладе, конечно же, не выходило, но он даже и не особо пытался, по большей степени из-за того, что у него все еще оставались сбережения с прошлой работы. Самым главным для него, как уже было сказано, являлось то, что ему хватало на выпивку, а все остальное сейчас не имело никакого смысла.

Работа была единственным средством, помимо алкоголя, которое могло отвлечь Валентина от угнетающих мыслей и воспоминаний. Единственное, от чего она его не спасала, так это от желания напиться. Она не только не спасала его от этого, но еще и подливала масла в огонь. Десятки ящиков и паков, в которых находились бутылки со спиртным, будто бы дразнили Валентина, одним своим ярким товарным видом разжигали в нем желание выпить с каждой проведенной минутой на работе все сильнее и сильнее. Поднимать эти ящики и погружать их в фуры было не самым легким заданием. Не редко в конце рабочего дня тело Валентина испытывало жуткую усталость и боли в спине и руках, что в совокупности с постоянным стрессом никак не могло позитивно влиять на его общее состояние и здоровье. Лекарством против этого, как и от всего остального, был для него алкоголь. Сейчас Валентин предпочитал головную боль любой другой, будь то боль в сердце, на душе, в руках, спине или ногах. Погружая ящик за ящиком, он ни на секунду не переставал думать о том, что когда последняя фура будет загружена, он сможет с облегчением выдохнуть и не спеша отправиться в Гавань Души, где можно будет как следует натрескаться, зная, что завтра суббота и никуда не нужно будет идти или что-то делать. Неся в руках контейнер с выпивкой, он представлял себе свою работу аналогом катания на санках: перетаскивание ящиков со склада в фуру было тем же самым, что поднимать санки в гору. Машина потом повезет бутылки со спиртным по магазинам и барам, куда позже придет Валентин и купит их на заработанные на складе деньги, чтобы «съехать с горки». И так повторялось изо дня в день: утром он поднимал сани на горку, а вечером съезжал с нее. И то, что сейчас из-за вчерашних загулов он чувствовал себя изнеможенным и сломленным, нисколько не отпугивало его от мысли напиваться вновь.

Не все его проблемы, тем не менее, терялись в напряженной работе. Неся в руках очередной ящик и смотря под ноги, Валентин вновь заметил, что отбрасывает две тени. С того самого момента, как покинул с утра квартиру, он, кажется, забыл об этом странном и пугающем явлении, но оно вновь объявилось. Остановившись напротив окна, он внимательно осмотрел обе тени и свое окружение, в надежде обнаружить причину, по которой могла появиться вторая тень. Но источник света был всего один, а тени заметно отличались друг от дружки. Пот выступил на лбу Валентина, и он почувствовал резкую нехватку кислорода. Мимо него прошел один из грузчиков, и он быстро перевел взгляд ему под ноги. Проходивший отбрасывал только одну тень. Валентин пошатнулся, с трудом удерживая равновесие и ящик с водкой в руках, резкий наплыв страха вскружил ему голову и отравил слабостью тело. Сделав шаг назад, Валентин столкнулся с еще одним проходящим рядом человеком, но, к счастью, сохранил равновесие и не упустил ящик из рук.

— Эй, с тобой все в порядке? Тебе плохо?

Валентин обернулся и увидел перед собой крупного мужчину, смотрящего на него, насупив брови. В его руках тоже был ящик со спиртным.

— Я… да, я в порядке, — ответил, замявшись, Валентин.

— Прости меня, конечно, за грубую прямоту, но выглядишь ты будто у тебя совсем не все в порядке.

Валентин опустил взор и голову, частично отвернувшись от собеседника. Он знал, что товарищ говорил правду, и оттого Валентину очень стыдно было смотреть ему в глаза.

— Послушай, — продолжал здоровяк, — я ведь не вчера родился, дружок. Мне уже пятьдесят семь лет, и большую часть из них я провел в дичайших запоях. Я знаю наверняка, как выглядит человек, который не просыхает, который топит горе литрами спиртного. Я неоднократно бывал в окружении таких людей, да и сам я тоже таким когда-то был.

Грузчик опустил на пол ящик с водкой, показав, нагнувшись, поседевшую лысеющую голову, и, держась за спину и с трудом выдыхая, выпрямился. Валентин все еще, съежившись, стоял, внимательно слушая, что ему говорил приятель. Он уже начал забывать, что около минуты назад повергло его в шок и заставило остановиться. В чьей-то компании он чувствовал себя намного спокойнее, чем наедине. Однако сказать ему пока было нечего.

— Тебе сколько лет-то? — спросил мужик. — Небось, и тридцати еще нет.

— Двадцать восемь, — сдавленным голосом последовал ответ.

— Двадцать восемь? И тебя уже можно смело приписывать к заядлым алкашам, впустую прожигающим свою жизнь. Опять же, прошу прощения, если мои слова задели тебя, но я говорю то, что вижу. Скажи мне, что я не прав или лезу не в свое дело, и я тут же молча понесу этот ящик дальше.

— Да, я пью. Еще как пью.

— А семья у тебя есть? Или девушка?

— Семьи нет, девушка… была.

— И больше не будет, если продолжишь в том же духе, — грубо произнес товарищ, пытаясь запугать Валентина. — Так вот, к чему я это все говорю. Есть у меня одна небольшая история, которую я хотел бы тебе рассказать. Основанная, как говорится, — продолжал он в абсолютно серьезном тоне, — на реальных событиях. Чуть больше пятнадцати лет назад, я напивался после работы так, что не помнил, как добирался до дома. Я внезапно для себя просто оказывался перед входной дверью своей квартиры, нашаривал в кармане ключ и неуклюже ее открывал. Потом, опираясь руками или телом на стены, стараясь удержать равновесие и не упасть, я очень долго разувался и шаркал дальше по коридору, в сторону спальни. Я слышал, как моя жена готовит что-то на кухне, запах ее стряпни остро пробивался даже сквозь отвратный перегар, шедший от меня. Когда я, шатаясь, проходил мимо кухни она, как всегда, разоралась. В ее голосе было столько гнева и презрения, что сейчас, вспоминая его, я чувствую себя самым настоящим уродом. Довести женщину до такого состояния может только опустившийся до самых низов, не достойный ее мужчина. Она кричала, бранилась, била посуду, а я, игнорируя ее, полз дальше по коридору к спальне. Мне было все равно. Меня не волновало то, что она чувствовала, глядя на жалкую, позорную тень человека, которому она когда-то сказала «да» у алтаря. Я шел, полностью сконцентрированный на том, чтобы не упасть и не обмочить штаны, шел, абстрагировавшись от гнева, хлынувшего на меня из оставшейся за спиной кухни. Шел, пока передо мной неожиданно не возникла преграда, будто вырвавшая меня из дымки, в которой спал мой разум, и буквально на мгновение отрезвившая меня. Я увидел перед собой своего семилетнего сынишку, обычно прячущегося в такие отнюдь не приятные моменты в свой комнате. Я поднял глаза и встретился с ним взглядом. И знаешь, дружище, что я в них увидел? Я увидел в них искреннее презрение, отвращение и горе. Он не рыдал, но по его щеке бегло скатывалась блистающая на свету слеза. Тот момент навсегда останется в моем сердце, и до самой смерти будет сдерживать мое желание вспомнить старое и хорошенько натрескаться. Он смотрел на меня так, будто я был кучей скверно пахнущего мусора, будто я был свиньей, по уши погрязшей в собственных испражнениях. И, знаешь, он был прав. Дети в его возрасте еще не умеют врать так же хорошо, как взрослые, не умеют так же эффективно скрывать свои эмоции. Нет ничего хуже, чем быть разочарованием в глазах собственного сына. В тот момент я осознал, во что превратилась моя жизнь, каким несчастьем я стал. Я понял, что, пытаясь утопить водкой свое несчастье, я делал несчастливыми других. В то время как я заливал свои страдания спиртным, страдали близкие мне люди. А ведь я был нужен им. Нужен как настоящий мужчина, на которого можно было полагаться, а не как половая тряпка, вымоченная в алкоголе. И тот день был последним днем, когда я по-настоящему напивался. Я, конечно же, балую себя когда-никогда одной-двумя бутылочками пива, но это максимум, который я могу позволить. Вот мой тебе совет: если хочешь в будущем обзавестись нормальной, здоровой семьей — не пей. Если тебя волнует твое будущее, то завязывай. Говорю тебе это исходя из собственного, горького опыта.

Все это время Валентин внимательно слушал историю товарища, задумчиво глядя в пол, пытаясь воспроизвести все услышанное в своей голове. Рассказ, несомненно, заставил его поразмыслить над тем, что он делает со своей жизнью, и во что она может превратиться. Несколько секунд они молча простояли, Валентин витая в раздумьях, а здоровяк в ожидании того, что его собеседник что-нибудь скажет.

— Послушай, — прервал тишину товарищ, тяжело вздохнув, — каждой выпитой бутылкой ты роешь себе могилу. Ни одному нормальному человеку не нужен алкаш, ни в качестве друга, ни в качестве любовника, ни, уж тем более, мужа. Твоим уделом будут только такие же алкаши, как и ты. Помнится, когда ты только пришел к нам на работу, ты выглядел как нормальный мужик. Сейчас же ты прямо на наших глазах превращаешься в такое же чудовище, которым был когда-то и я. Мы все это видим, поверь мне. Ты еще слишком молод, чтобы так гробить себя. Верю, что твой настоящий уровень куда выше упивающегося с горя грузчика. Вижу, тебе нечего сказать мне в ответ. Понимаю. Возможно, я полез не в свое дело, если так, то прости. Но, надеюсь, я дал тебе немного пищи для размышления. Пойду-ка я работать дальше, пока никто не наорал на нас.

С этими словами, здоровяк нагнулся за ящиком, поднял его с земли и, со свистом вздыхая, понес его дальше по складу к фуре. Валентин проводил его взглядом, а затем опустил голову, все еще находясь в глубоких раздумьях. Все это время он держал свой ящик с бутылками спиртного, но был настолько отвлечен происходящим, что даже не замечал его тяжести. Простояв еще вот так мгновение, он, будто вернувшись к жизни, поднял глаза и зашагал дальше, в ту же сторону, куда ранее направился его товарищ. И если бы он опустил голову и вновь взглянул на отбрасываемые им тени, он увидел бы только одну, свою.

Кое-как доработав оставшееся время рабочего дня, Валентин, с легкостью на душе, не спеша покинул склады, предвкушая предстоящие ненормированные выходные дни и, конечно же, время, которое попросту нельзя не любить — вечер пятницы. Он шел по узким улочкам среди многоэтажных домов и грезил о том, как захватит по пути домой в магазине бутылочку пива, возьмет к нему какой-нибудь сытной закуски и развалится на диване перед телевизором. Слова товарища все еще звучали в его голове и заставляли задуматься о том, стоило ли ему вообще выпивать сегодня. Поучения малознакомого человека послужили Валентину своеобразным пинком, подталкивающим его к тому, что он намеревался сделать уже долгое время, но все никак не мог взять старт. Но он уже был по-настоящему зависим от алкоголя, и вот так просто в один прекрасный момент отказаться от него было невозможно. Желание наполнить страдающее тело «целебной» жидкостью, особенно после долгого и напряженного дня активной физической работы, было практически непреодолимым. Валентин прекрасно осознавал, что сразу отречься от того, что было его зависимостью, нельзя, что нужно было просто постепенно уменьшать дозы, пока не настанет тот момент, когда необходимая доза будет настолько маленькой, что на самом деле можно будет обойтись и без нее. Желание напиться вполне можно было усмирить парочкой бутылок пива, но эмоциональные проблемы и стресс, скопившийся в организме Валентина, так просто не прогонишь. Они требовали куда более крепкой дозы алкоголя, чем две-три бутылочки пива. Обычно легкая выпивка только усугубляет эмоциональное положение человека. Оставляя разум в функциональном состоянии, она расслабляет тело, но придает энергии мысли, раскрепощает эмоции и наполняет желанием совершать не самые рациональные поступки. А именно этого Валентину сейчас и не нужно было. Ему необходимо заливать себя до такой степени, чтоб возможность функционировать, думать и чувствовать намертво отпадала. Одна-другая бутылочка пива только разожжет желание вернуть Лизу, также начнут всплывать наружу его старые теплые воспоминания о доме и давно позабывших его друзей, начнут всплывать и горестные сожаления и постыдные поступки, которые хотелось бы навсегда забыть. Ему не нужно было, чтобы они «всплывали», ему нужно было их «утопить».

И вот опять Валентин оказывался там же, где он был и всегда — на крючке у собственных размышлений, выуживавших также и все его переживания, которые он так старался подавить. Желание напиться и утопить их возрастало с каждой секундой, с каждым шагом, неосознанно сделанном в направлении излюбленного бара, где он посиживал каждый день после работы, заказывая одну рюмку спиртного за другой. Он брел по серым улицам, скоропостижно погружавшимся в холодный позднеосенний мрак, неизбежно, будто бы на автопилоте, приближаясь к заведению, где ждало его столь желанное «лекарство». Одна лишь мимолетная мысль об этом заставила Валентина сглотнуть слюну, неприятно пробившуюся по иссохшей от жажды глотке.

Через некоторое время он уже стоял перед баром у его входа, подняв взор на сверкавшую в сгущающемся мраке раннего осеннего вечера вывеску. Гавань Души. Ее огни горели яркими приятными цветами, а само заведение внешне выглядело очень прилично и аккуратно. За широкими стеклами было видно уютное внутреннее помещение, где за столиками сидели люди и мирно попивали всевозможные напитки. Валентин уже очень давно ни с кем не контактировал и не общался, но каждый раз, находясь в стенах Гавани среди людей, наслаждавшихся теми же прелестями жизни, что и он, создавалось впечатление того, что он находился в чьем-то обществе, что он все еще являлся его частью, а не отбросом. За стеклами здания он видел жизнь, и именно отчаянное желание влиться в ее поток побудило его отбросить все задние мысли и переступить порог.

Гавань Души, по мнению некоторых, было очень эксцентричным и пафосным названием для бара, но его интерьер и общая атмосфера, тем не менее, полностью ему соответствовали. Выполненная в темных тонах мебель, покрытая блистающим на свету лаком деревянная барная стойка, нежный оттенок декоративной кирпичной кладки стен, обрамленных элегантными панелями, легкое освещение, приятная музыка, душевный антураж и, конечно же, ряды красочных бутылок со всевозможными напитками не оставили бы равнодушным даже самого придирчивого клиента. Валентин чувствовал себя в стенах этого заведения как дома. Шагая по направлению к барной стойке, он оглядывался вокруг, бегло рассматривая людей, сидевших за столиками. Большинство из них отдыхали в компаниях из нескольких человек, не спеша потягивая напитки и поддерживая теплую дружескую беседу, и были также и одиночки, витавшие где-то в своих размышлениях, держа в руках бокал с вином или кружку с пивом. Интерьер Гавани и ее атмосфера, словом, были превосходны, это место люди покидали с явной неохотой, а возвращались с ярым энтузиазмом. Валентин никогда не заговаривал ни с одним из посетителей бара, не зависимо от того, насколько сильно напивался, и ни с кем, кроме бармена, не был знаком, но ему казалось, что здесь он всегда находился будто бы в компании друзей. Здесь он не чувствовал себя одиноким. Слушая смесь идущих со всех сторон приглушенных голосов и игравшую на фоне еле приметную инструментальную музыку, показавшуюся не сильно разбиравшемуся в музыкальных жанрах Валентину джазом, он присел на высокий стул у барной стойки и пробежался глазами по рядам красочных бутылок с выпивкой. Их элегантные различные формы, одни со строгими углами, другие с идеальными изгибами, их тона, их сияние, их этикетки были будто произведением искусства, стоявшие на выставке в музее, они манили, поигрывая блеском на свету, вызывая непреодолимое желание как следует распробовать их все. Глаза Валентина, что называется, разбегались в разные стороны при виде столь соблазнительного и яркого ассортимента. Гоняя загоревшиеся желанием глаза по рядам с напитками, он заметил, как к нему не спеша подходит бармен.

— Приветствую, — радушно сказал он, — что сегодня будете пить?

И хотя Валентин прекрасно знал, что он будет заказывать, ответ последовал не сразу. Его глаза медленно бежали по рядам с выставленным на показ «лекарством», но внимание постепенно от них отдалялось. В своей голове Валентин все еще слышал слова, сказанные ему сегодня седеющим здоровяком на работе. Эти слова заглушали почти все остальные мысли в его сознании, они монотонно раздавались, повторяясь, будто предупреждая и пытаясь отвергнуть его от пагубных желаний. Извечно приветливый бармен с неестественно широкой улыбкой терпеливо ждал ответа, стереотипно протирая пустой стакан белоснежной тряпочкой, и не сводя глаз с лица Валентина. «Если хочешь в будущем обзавестись нормальной, здоровой семьей — не пей, — гласил голос товарища в голове Валентина, пытаясь донести до него очень простую, но бесконечно верную истину. — Если тебя волнует твое будущее, то завязывай».

— Плесните-ка мне рюмку водочки, будьте добры.

Бармен, легко кивнув, достал с полки бутылку, на которую указал ему рукой Валентин, и с превеликой радостью на лице быстренько оформил заказ клиента. Валентин будто зачарованный смотрел на то, как бармен наклоняет над рюмкой гладкий сосуд мягкого сероватого оттенка, украшенный синей этикеткой, и наполняет ее игриво подмигивающей серебряными бликами жгучей «целебной» жидкостью, а потом, не стирая с лица безумную улыбку, любезно протягивает ему ее. Без каких-либо колебаний Валентин схватил рюмку и одним махом осушил ее. Затем, слегка скривившись, он поставил ее на стойку и протянул обратно бармену, чтоб тот плеснул ему еще. Горечь «лекарства» жгла его горло, но помимо этого он также чувствовал, как оно исцеляющим пламенным потоком растекается по его телу и начинает выжигать из него усталость, стресс и тоску. Поиграв мгновение рюмкой, наблюдая за тем, как прозрачная жидкость плескается в ней, подмигивая ему на свету, Валентин преподнес ее к губам и, закрыв глаза, с неземным чувством блаженства, будто наркоман, принимавший столь желанную дозу, быстро выпил и ее.

После еще нескольких подходов Валентин, тем не менее, вспомнил, что буквально меньше часа назад он планировал сбавлять обороты с выпивкой. Слова товарища с работы все еще отдавались эхом в его пьянеющем рассудке и, видимо, закрепились они там довольно-таки удачно. Посидев некоторое время в интернете через телефон, Валентин сумел побороть жажду напиться и, с относительной решительностью, поднялся со стула, кивнул на прощание бармену и спокойно побрел к выходу из Гавани.

Домой он направился привычной дорогой через ближайшую станцию метро. Он был доволен тем, что смог сдержаться и не напиться сегодня в дребезги, что вполне справлялся с удержанием равновесия и понимал, куда держит путь, воспринимая при этом большинство из его окружения. Шагая по тротуару погруженных в сумерки улиц, освещенных множественными фонарями, Валентин был даже в коей-то мере счастлив, что сейчас его не терзали сожаления и воспоминания о прошлых неудачах, что его тело достойно держалось после долгой и тяжелой рабочей недели. Сейчас ему хотелось только одного: спокойно добраться до дома, отпереть двери, сбросить с себя одежду и упасть на диван. И с этим чувством умеренного покоя на душе и в теле, он в скором времени попал домой и, без особых промедлений, отправился спать. В квартире стояла абсолютная тишина, лишь в голове гудело после выпитого и отработанного, но ничего страшного, ведь с минуты на минуту все канет в ласковых объятиях долгожданного сна, в ярких фантастических мирах которого Валентину вновь удастся побыть тем полноценным человеком, которым он слыл в казавшимся уже далеким прошлом.