Побег из реальности и другие истории

Дмитрий Роюк

Когда музыкант Честер из бедной семьи в очередной раз столкнется с обманом и несправедливостью в жизни, он решит, что реальность не для него, а девушка, которую он спас в лифте от обморока, на самом деле пытается сбежать из этого мира.

© Дмитрий Роюк, 2023

ISBN 978-5-0060-1628-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Побег из реальности

Если бы существовали параллельные миры или другие реальности, мы бы могли классно провести время. Но таких миров и реальностей не существует…

Тебе и Честеру Беннингтону

— Это нечестно, — закричал я.

–… плевать, — ответил Курт, и бросив меня на раскаленный песок, устремился вперед.

Тема была следующей: тот, кто первым прибежит в номер выпивает пиво и не мучается вчерашним похмельем. От переполненного туристами пляжа Пойразкёй до отеля «Зимстон» было чуть больше двух километров. Это была, конечно, не та дистанция, чтобы напугать меня. Но я лежал на лопатках, а Курт решил, что в любой войне правила придумывает победитель. И без угрызения совести побежал, перепрыгивая лежаки, в номер за холодным лагером. Оставив меня умирать от жажды на побережье Босфора.

Привыкнув к проигрышному раскладу по жизни, я понял, что стоит просто смириться, и не кричать в спину Курту, что настоящие джентльмены не способны делать подсечки во время бега.

Я, молча, встал и бросился следом. Не потому что переживал, что аспирин в виде бутылки пива достанется Курту. А потому что, в первую очередь, эта была инсценировка бега — тренировка перед серьезным забегом в одном из городов Турции, Аланье. И опираясь на свои достижения в ежегодных марафонах, я знал, что хотя бы в беге мне нет равных. Я был уверен, что выиграю даже эту нечестную гонку с Куртом. Но имея доброе расположение к нему, я решил, что пусть он немного почувствует себя тем, кем он привык себя всегда чувствовать, королем.

Курт Ольсен был из тех, кто не имел опыта в проигрышах и невезении по жизни. Все его родственники — ученые, олимпийские призеры, модели и бизнесмены, все успешные, при деньгах. Курт был в их числе, но не был их частью. Он не тянул даже на бегуна-любителя. Что уж там говорить о выдающихся показателях олимпийского спортсмена. Курт был просто баловнем судьбы, купающегося в деньгах отца миллионера.

Догоняя Курта, я смотрел, как он уверенно бежит вперед. Мышцы на ногах напряжены, голова все время смотрит назад, демонстрируя уверенную улыбку привилегированного жизнью человека.

На узком проходе — между лежаками и купающимися, людьми, выходящими из теплого Босфорского залива, я оказался прямо за ним. Горячий песок, летевший мне из-под ног Курта, попадал прямо в живот. Нам вслед что-то крикнули на турецком, но ни один из нас на это не отреагировал. Я сместился ближе к воде, чтобы не бежать по раскаленному песку. Курт решил, что выгоднее продолжать, на той траектории, с которой мы оба стартовали. Он ясно оценивал свои шансы на победу — его атлетические достоинства против моего опыта в беге равнялись нулю. Но Курт, видимо, нащупал новую возможность обхитрить меня и специально остался на песке. Песок жег пятки. Курт испытывал боль. Но, ведь, именно боль, к которой из-за роскошный жизни не привык Курт толкала его вперед. Обожженный солнцем песок Курт использовал, как катапульту для ускоренного движения. Он понимал, что тело вот-вот сдастся. И без толчка извне Курту не прибежать первым.

Но Курт не просчитал, что песок по линии пляжа может отличаться физическими свойствами, быть как твердым, так и более рыхлым. И когда до отеля оставалось меньше трехсот метров, и оканчивалась волейбольная зона на пляже, дальше песок оказался менее утоптанным, из-за отсутствия постоянной трамбовки игроками, как в случае с волейбольной территорией.

Впереди вырастал желтоватый фасад трехзвездочного отеля «Зимпстон». Ступни Курта начали проваливаться вглубь. Он забуксовал на песке. Это дало мне шанс приблизиться к нему. А затем и обогнать его. Я увидел триумф на лице Курта, когда уже оставалось меньше тридцати шагов до центрального входа облитого ярким солнечным светом. Но это выражение резко сменилось удивлением, едва он заметил, что я его сделал, как стоячего. Я мог сбавить темп, чтобы позволить Курту почувствовать то, что он чувствовал всегда — превосходство над другими. Я не хотел портить ему настроение. Если я не поддамся, то проигрыш для него обойдется дороже, чем мне. Но не догадается он, что я подстроил ему победу, и тогда его боль поражения окажется в два раза сильнее. Пока я прокручивал монолог в голове: финишная полоса, ведущая через вход к главному лифту, и нашему номеру в отеле, окончательно измотала Курта, и он начал громко и протяжно дышать. Как друг я должен был проявить уважение к его укоренившейся системе понимания людей и вещей окружающих его, и поддастся. Но если он реально узнает, что я подтасовал карты, отдав ему победу, у него будет анафилактический шок. Курт не выдержит это. А ведь в глубине души я не желал Курту смерти. Но я также не желал отдать ему победу. Мне хотелось хоть в чем-то надрать Курту задницу. Я хотел положить его на лопатки. Сокрушить.

Центральный вход. Длинный и узкий коридор, выкрашенный в белый цвет. Металлические двери лифта. Разве уже не предрешено, что я забегу первым? Лифт забит, но видно, что есть место еще для одного пассажира.

Я стал быстрее перебирать ногами, чтобы успеть забежать в лифт. Стены коридора отозвались эхом на тяжелый вздох Курта, и я понял, что он пытается с рывком обогнать меня. Но поскольку сил ускориться у него не осталось, он просто издал рев ртом. И тут я все-таки решил немного сбавить скорость, чтоб дать возможность Курту упереться носом в мою залитую потом спину. Зная, что победу я ему не отдам, я подумал, что было бы правильно прибежать первым, но дав Курту возможность дышать мне в затылок. Так он примет поражение спокойно. А я наслажусь бутылкой пива с чистой совестью.

Три последних метра до лифта. Пассажиры видят, что два парня в пляжных шортах и голым торсом, босиком, несутся, как умалишенные, чтобы успеть запрыгнуть в лифт, будто — это рейсовый поезд, и следующего шанса не будет. Я на секунду задерживаюсь в смыкающихся дверях, для того, чтобы позволить Курту влететь за мной следом в кабину лифта. Четвертый этаж. Я выбегаю первым, едва лишь успели разомкнуться металлические двери. Кто-то из пассажиров-туристов с недовольством крикнул на немецком мне вслед. Наверное, что-то из разряда: сумасшедшая свинья! Очередной длинный коридор. Дверь номера 252. Два шага до мини-бара с ледяной бутылкой внутри. Как вдруг из-под моих ног смещается пол с хлопковым ковром, но я успеваю понять смысл гравитации — не ковер накрывает меня, а я падаю на него. Что-то ударило меня в голень, и я оказался на животе.

Когда я перевернулся на спину, Курт с шипящим звуком открыл бутылку пива, облив меня пеной. Закинул голову назад, и залпом выпил холодный напиток.

— Сукин сын! — я не выдержал.

Курт поставил пустую бутылку на журнальный столик и, упав в кресло напротив, примирительно поднял руки верх. Я сел, понимая, что у меня целый день будет болеть голова. В районе Бейкоз, где мы сняли номер, случилась неприятная история с отравлением туриста из Израиля. И буквально вчера парень двадцати восьми лет отроду скончался в клинике Медикал Парк. Весь алкоголь в радиусе пятидесяти километров убрали с прилавков магазинов до выяснения ситуации.

— Перестань, — сказал Курт. В его интонации чувствовалась эйфория от попадания спирта внутрь его тела.

— Это нечестно.

— Мы разве обсуждали правила, как нужно выпить пиво? Ты бежал, я бежал. Все честно.

— Курт, на всех языках мира закон джентльменов звучит одинаково.

— Честер, правила — эта конструкции, которых на самом деле никто не видит. Это как принести интуицию в суд, и использовать ее, как доказательство. Но если интуицию точно нельзя применить, то о конструкциях нужно договариваться. Курт наклонившись ко мне, зажал руку в кулак, и начал разгибать пальцы: ты мог подсечь меня после того, как я это сделал на старте, когда меня догнал. Или после подсечки на пляже, ты мог обуть свои беговые Адидас, которые находились на расстоянии вытянутой руки от тебя. И это дало бы тебе явное преимущество в преодолении дистанции. Когда не страшен никакой камешек, застрявший в кровоточащей ступне. Ты быстро принимаешь решения, но почему-то в этой гонке ты решил, что задача решиться сама по причине того, что ты уверен, что в беге тебе равных нет. В прошлом году из сорока тысячи участников марафона в Париже ты прибежал первым, потому что там не было меня, — Курт насмешливо улыбнулся и, блеснув белыми зубами, продолжил:

— Ты видел, как я нарушил правила, но решил подчиниться конструктивным понятиям о морали и честности… Ты решил поступить, как благородный герой фильма, которому всегда в конце истории достается победа по причине его благородства, — Курт приподнялся с кресла, и подал мне руку, чтобы я встал на ноги. — Умение быстро менять шахматные фигуры достойно такого же внимания, как и физическая сила, Честер. Победителя судят не по примененному методу, а по результату. Только в кино награждается благородство. Но не в жизни.

Я ухватился за его руку и встал.

— Окей, — сказал я. Утешусь тем, что в одном из твоих миров, которые мы все должны увидеть после смерти окажут на меня куда более приятное впечатление, чем мир, который я вижу сейчас. Сейчас у меня реально раскалывается череп, и мне плевать, как ты достанешь еще одну бутылку пива.

Курт немного помолчал, а потом заржал смехом самовлюбленного засранца.

— Я знаю одно хорошее место. Там нелегально продают пиво. Я дам денег на целый ящик, если найдешь возможность доставить его в номер, то больше половины твое. А я вернусь на пляж за обувью, по рукам?

— Параллельные вселенные существуют. Но мы думаем, что такие вселенные существуют исключительно в нашей фантазии.

Курт сделал глоток из бутылки пива и, повертевшись на кровати, сильнее укутался в одеяло, сдвинувшись чуть левее, чтобы кондиционер не дул в голову.

— Это хорошо, что они есть, а то как-то в этом мире мне не по себе, — я пил свое пиво, облокотившись головой о стену сидя на полу. — Понимаю, что не понимаю твою идеологическую философию — это как с той же интуицией, она вроде, как есть, но никто не покажет ее материю.

— Ну, во-первых, у этого есть научное доказательство Эйнштейна. А во-вторых, разные формулы, которые доказывают реальное существование параллельных вселенных.

— Курт, сложные формулы, кроме Эйнштейна и еще парочки сумасшедших кто-то понимал? Может это все просто цифры? А за ними ничего.

— Честер, мир — это сложное уравнение, и мало кто решает его.

Курт — его длинная челка выгорела от солнца, посмотрел на меня льдисто-голубыми глазами и широко улыбнулся, показав белый ряд передних зубов. Одна девушка сказала, что у Курта унитазные зубы. Чересчур белые. Я, конечно, не видел в жизни таких белоснежных унитазов, и поэтому ничего не сказал. К Курту меня подвели на одной богемской вечеринке, и как-то так вышло, что я стал его лучшим другом. Не знаю, что это было вначале, но теперь — реальная мужская дружба. Меня пригласили выступить на благотворительном концерте по сбору денежных средств для детей больных онкологией. Так я оказался в Парадайз Вэлли, округа Марикопа, пригорода Феникс, где проживал Курт.

Парадайз Вэлли — это самый богатый муниципалитет Аризоны в США. Город известен своими полями для гольфа, магазинами, особняками и ресторанами. Парадайз Вэлли находится в десяти милях от моего дома, который расположен на улице Ван Бюрен. В 80-е мой район славился организацией уличных банд, торговлей наркотиков и проституцией. Сегодня на моей и соседних улицах спокойно. Никакого гашиша и торговли женским телом. Но жизнь здесь с финансовой точки зрения круто отличается от Парадайз Вэлли. Это прописано в самом названии — «Райская долина», и запредельных ценах на особняки.

Но в Курте меня привлекала не денежная сторона, а его сумасшедшая уверенность в себе, идущая в комплекте с благородными генами и врожденными способностями. Курт был из тех, кто знал, что добьется любой цели, при этом не напрягаясь. Его мотив в жизни — любопытство, любопытство адвоката, привыкшего оспаривать привычные вещи. Возможно, это и есть ответ на вопрос, как Курт выбрал меня себе в друзья. Бедного музыканта из неблагоприятного района. Курта тянуло ко мне. И это было взаимно. Наверное, я олицетворял того привычного парня с акустической гитарой, которого стоило рассмотреть под другим углом, и выявить настоящие проблемы бедности. А заодно проявить любопытство к моей чувствительности к миру, к парящему разуму творца, выйти за предел формул и сложных чисел. Оставить все привычное для себя и семьи. Перестать контролировать жизнь, покупая каждый год страховку. Выйти за рамки семейной логики Ольсенов. Создать новые ценности из чувств, музыки и снов. Из радости, тепла, и красоты. Распить ящик пива, и превратиться в пепел.

Курт принял мое предложение жить, как студент, выдвинутое перед самой поездкой из интереса к автостопу, и дешевым отелям, а не из уважения к моей самодостаточности. Он оплатил перелет из Аризоны в Стамбул. А дальше мы должны были жить по моим возможностям. Похоже, Курту было в кайф посмотреть: существует ли нормальная жизнь без денег. Курт согласился, что мы будем тратить ровно столько: сколько я могу себе позволить. Передвигаться на попутных машинах, питаться в ресторанах по приемлемым ценам, или снимать отели, где есть кухня. Но когда мы прилетим из Стамбула в Анталию — конечный пункт нашего путешествия по Турции, где мы будем участниками полумарафона, Курт потребовал, что хочет хотя бы один ужин провести в приличном ресторане. Точнее сказать: прожить привычный день короля. И я, пересчитав в голове свой мизерный бюджет, согласился.

— Но например Стивен Хокинг… Он смог доказать, что существуют параллельные вселенные. Это тот гений, про которого мы с тобой смотрели фильм у меня в Парадайз Вэлли. Ты еще тогда помню: посочувствовал его тяжелой судьбе инвалида.

— Помню, помню. И что ты хочешь этим сказать?

— Ну, если подсчеты сложных формул верны, то, он, скорее всего, жив. Только в соседнем мире.

— Который проходит параллельно с нашим? — я скептически воспринял этот бред. — Это если Хокинг все верно высчитал. А если ошибся?

— Честер, даже, если Стивен Хокинг прав, мы это можем узнать только после смерти. Да, я доверяю цифрам, и сложным вычислениям. Но я не готов сейчас сдохнуть.

Курт хорошенько приложился к пивной бутылке и, отставив в сторону, снова взял на себя серьезный вид квалифицированного умника.

— А ты слышал про теорию струн?

— Нет, но в вопросе есть для меня родное слово — «струны». Возможно,… я, наконец, начну тебя понимать.

Курт широко улыбнулся, облизав языком губы.

— Музыку можешь откинуть сразу. Эта теория не про гитару. А про то, что наш мир устроен из многообразных элементарных частиц. И эти частицы — не точки или шарики, а тончайшие струны, колеблющиеся на разных частотах. Например, включив радио, ты можешь услышать сразу две волны. Когда одно вещание звучит совместно с другим, параллельно. Даже если ты сейчас прислушаешься, то поймешь, что твой слух воспринимает не только меня, но и уличный шум за окном, и шипение чайника в соседнем номере. Каждый звук занимает определенное пространство. То есть пространства делятся на части, образуя свои вселенные. И получается, что ты всегда оказываешься в разных мирах. Но, к сожалению, — Курт поднял бутылку пива на уровне глаз, пива осталось на два глотка, не больше, — теория струн еще не изучена полностью. — Ученые в один голос твердят, что для теории струн, которую открыли еще в 20 веке, а изучают в 21, нужна математика 22 века! А дальше, всякие там личности, похожие на Эйнштейна и Хокинга возьмутся за «теорию всего». Представляешь, будет такая единая формула, которая объединит все формулы в одну. И возможно в будущем перебраться в параллельный мир или параллельную жизнь, будет также легко, как из Аризоны в Стамбул.

Последняя бутылка с пивом закончилась, и я перевел взгляд на пустой ящик. Курт тоже прикончил свою долю. Голова больше не болела. Но возникла жажда продолжить, поддержать уровень эйфории в себе.

— Честер, перестань с недоверием смотреть на меня. Тебе стоит принять во внимание, что мы можем проживать множество параллельных жизней. Будь эта просто фантазия или другая вселенная. По сути, блуждание в собственной голове, а не присутствие на месте в каком-нибудь разговоре — это и есть прикосновение к другой реальности.

— Курт, это все интересно. Но зачем мне эта информация? Мне кажется, я не настолько сведущ в этих вопросах. Эти знания я не смогу использовать на практике. Единственную информацию, которую я могу применить — это местонахождения подвала, где сейчас незаконно разливают пиво. Алкоголь окрыляет. Опьянение — эта та вселенная, которая мне очень понятна. Вроде бы ты находишься физически в том же угрюмом мире, но тебе уже почему-то хорошо. Ты слышишь недовольные голоса, и фоном слышишь приятное вещание другой станции, — твое Я расщепляется надвое. С одной стороны тебе весело, с другой — ты физически остался там, где и был. Побег осуществляется на уровне восприятия реальности. А не на существовании ее. Вот и все.

— Вот именно, Честер. Ты почти добрался до понимания серьезных вещей.

— То есть все, что ты рассказал, ты реально понимаешь?

Курт улыбнулся, как бы смакуя вопрос на вкус. А после уверенно кивнул.

— Я планирую пригласить одну девушку, у которой есть парень, на свидание, используя метод параллельных вселенных. Но для этого нужно наведаться в один исследовательский центр.

Я с трудом встал на ноги:

— Ладно, я все равно ничего не понимаю в этом, лучше я поступлюсь своими принципами не просить у тебя денег и схожу за пивом в подвал.

— Я с тобой, — Курт откинул одеяло и выпрыгнул из постели. — Есть еще пару моментов, которые тебе придется узнать.

Я повернулся к Курту и тяжело вздохнул. Все-таки стоит признаться ему, что моя голова сейчас закипит от науки. И чтобы этого не произошло было прекрасно провести вечер в тишине. Но я не успел ему возразить, как в этот момент раздался крик на весь отель, а через долю секунды мы услышали глухой удар об стену или пол.

— Что это? — спросил я.

— Похоже, кто-то кого-то ударил, или…

В считанные секунды я оказался около двери и, выйдя в коридор: осмотрел пространство. Никого. Курт остался на выходе из номера, и, похоже, испугался высунуть нос на свет. Мы выбрали этот отель по причине пустых номеров. Всегда, когда приходиться снимать дешевые отели можно наткнуться на грубость, воровство или любой другой конфликт, который состоятельные люди обходят стороной. А так как здесь оказалось мало жильцов, то Курт решил, что можно исключить возможность встретится с какого либо родом неприятия.

Пройдя до середины коридора, я смотрел на двери номеров, и прикладывал ухо, чтобы узнать: откуда был крик. Но везде тишина. Я повернулся и увидел лицо Курта, и его вытянутую шею. Я сделал знак рукой, что все ОК, и пошел обратно. Закрыл за собой дверь. Присел на небольшой пластиковый стул, чтоб обуть кроссовки, и отправиться в увлекательный путь за пивом. Но неожиданно меня смутил звук. Шум клацающего металла. Двери лифта. Я, не раздумывая, вышел в одном белом кроссовке Адидас, и увидел на другом конце длинного коридора согнувшееся на полу тело.

И почему я его не заметил сразу?

Я рванул с места.

Задействовав освоенную технику бега самостоятельно, я быстро набрал скорость, понимая, что если у лежачего человека в лифте кровотечение, то каждая потерянная секунда, может стоить сейчас жизни. Расстояние от меня до лифта было около двадцати метров, но когда так мощно стартуешь можно резко сбить дыхание. Осталось десять шагов. Девять. Восемь. Девушка издала болезненный стон, — теперь я видел, что эта была девушка. Семь. Шесть. Пять. Вдруг закатив глаза, она откинула голову назад и замерла, как восковая фигура. Четыре. Три. Я набрал полные легкие воздуха. Но кислород по инерции вылетел из меня наружу. Два. Один. Я приземлился на колени перед ней в одном расшнурованном кроссовке. Расстегнул ее черную тканевую рубашку на заклепках. Немного приподнял ее голову и надавил на грудь. Затем плотно прижав свои губы к ее губам, я начал делать искусственное дыхание. Вчера, при тусклом вечернем свете в коридоре я вряд ли бы обратил внимание на нее, если бы эта девушка прошла мимо меня. Но теперь, когда я решил вдохнуть жизнь в такое тонкое тело, я вдруг подумал, что возможно — это моя судьба. Я приподнял ее подбородок кверху одной рукой и запрокинул назад ее голову. Прядь длинных волос, закрывавшая ее лицо, упала назад. Я зажал ее аккуратный нос. Сделал глубокий вдох, обхвати своим ртом ее рот, и сделал два сильных выдоха. Продолжая делиться с ней кислородом, я мучил себя вопросом: что с ней? Солнечный удар или, может быть, удар посильнее, который, к примеру, нанесла жизнь: смерть близких или разрыв долгих отношений. Я не часто думаю на такие темы, но сейчас картины прошлого полезли совсем не вовремя. Зачем мне вспоминать девушку, которую я любил, сейчас? И разозлившись на неприятные воспоминания и постоянные неудачи, я с силой вдохнул в спящего ангела свою ненависть. От плотного прикосновения я уперся деснами в металлические брекеты, которые носят для того, чтобы выровнять зубы и сшибать всех наповал улыбкой. Во рту появился соленый вкус крови, напоминающий топленое масло. В глазах потемнело. Я поднял голову, чтобы головокружение не взяло надо мной вверх, и я не потерял сознание. Но веки стали свинцовыми, и я поехал по стенке лифта в соседний угол. Где-то в потоке сознания я понял, что делая искусственное дыхание, я забыл о потреблении кислорода для себя. Я сделал три глубоких вдоха. И подался снова вперед. Отдал воздух девушке. А потом снова вдохнул для себя. Лицо ее было бледное, но красивое. Строгую форму овала смазала боль. А вот губы. Пусть они были холодными. Но прикоснувшись к ним, я почувствовал, как сквозь мое тело прошло тепло. И девушка с криком очнулась. Начав хватать воздух ртом, как рыба, выброшенная на берег.

Я аккуратно запустил руку под ее талию и, приподнявшись в ногах, вынес ее из лифта в коридор, и направился в наш с Куртом номер. Темные с осветленными кончиками волосы касались пола, собирая натоптанную за день пыль. Несмотря на то, что девушка была довольно худой, нести ее было тяжело. По закону физики любое расслабленное тело увеличивает нагрузку почти в два раза. А вот по закону джентльменов Курт снова спасовал. Чего он боялся? Что в лифте произошло убийство, и он не хочет случайно оказаться его соучастником. Или нечаянно попасть под горячую руку чужого скандала и получить в челюсть?

— Курт!

Открыв глаза, я поймал себя на том, что снова чуть не потерял сознание.

В глазах плыла знакомая фигура, прямо на меня. Именно плыла. Будто хищная рыба, взмахивая плавником создавала дополнительный толчок для движения вперед.

Это был Курт.

— Ты герой, — сказал подбежавший Курт.

Он ловко выхватил хрупкое тело девушки из моих рук, и понес в номер. Или же уплыл, как акула с жертвой? Я упал на колени и, опустив голову, глубоко вдохнул спертый от жары воздух коридора. В глазах играла пыль. Я попытался прислушаться к звукам: как она там? Очнулась?

Когда я вошел в номер, уже появилась тройка в белых халатах. Один из врачей на ходу открыл синий чемоданчик и достал прибор для измерения сердечного давления.

Девушка, кто-то из вошедших соседей по отелю, сказал, что ее зовут Дана, уже сидела на моей кровати в полу лежачем положении. Взгляд зеленых глаз казался пустым и безжизненным. Я подумал, что она приняла много таблеток, чтоб покончить жизнь самоубийством. Когда она поняла, что препараты не подействовали, решила выйти на улицу. Но в лифте ее накрыло. А может быть, она просто потеряла сознание, потому что на ней была одежда не совсем для сегодняшней жары. Одев джинсовую юбку, с черным топом, девушка решила, что без черной рубашки она будет выглядеть блекло?

Я подошел к собравшимся.

— Ну как она?

— Дышит, — сказал, любуясь девушкой, Курт.

Его взгляд изучающее бегал по ее лицу, и не только. Сняв с нее стильную рубашку, Курт уставился на ее грудь в топе, без бюстгальтера.

Я вдруг почувствовал, как в плотной толпе меня сжала чья-то рука.

Она.

На долю секунд я ощутил, что нахожусь в другом, в более спокойном, и приятном сердцу месту. В одной из параллельных вселенных, о которых еще полчаса назад болтал Курт.

Ее холодные пальцы забрались в мою ладонь. Она уже было повернулась ко мне лицом, как меня оттянул назад врач. Человек с серыми, уставшими глазами и глухим голосом культурно на ломанном английском попросил отойти от нее, объяснив, что в комнате слишком мало кислорода, и девушка снова может потерять сознание. Врач попросил всех выйти.

Я, открыл окно, и расстроенный тем, что так и не встретился с девушкой взглядом, вышел.

Следом за мной вышла женщина лет сорока. Врач-ассистент. Переглянувшись с ней, я отчаянно улыбнулся, точно уяснив, что хотел бы увидеть лицо девушки, которую спас.

Я направился к лифту. Похоже, мне самому нужен был кислород. После техники искусственного дыхания голова раскалывалась надвое. Алкоголь, подаривший эйфорию, сейчас противодействовал мне, подбираясь к горлу тошнотой. Во рту собралась кровь от пореза металлических брекетов. Нужно было все это сплюнуть. Я нажал на кнопку лифта и, войдя вовнутрь, автоматически нажал на парковку. Через парковку можно было оказаться около подвала — места, где разливают незаконно пиво. Я вышел. Покрутился и вернулся обратно в лифт, поняв, что меня с ним что-то соединяет. Когда меня выкинуло обратно на четвертый этаж, потому что я по ошибке, или умышленно хотел вернуться в свой номер, я ткнул пальцем на первый, и полетел вниз.

На улице ярко светило солнце, прищурившись, я перешел дорогу, минув алею из подстриженных елок, и наконец-то почувствовал себя немного лучше. В еловой тени воздух был мягким и свежим. Я глубоко вдохнул носом.

— Ты настоящий герой, — услышал я на английском.

Это был врач-ассистент. Женщина приятной внешности с кучерявыми желтыми волосами, такими, как из клипов 80-х. В правой руке она держала сигарету, и я подумал, что ей, как и в том клипе, которые раньше смотрели мои родители, не помешал бы красный телефон с проводом, который вечно болтуны наматывают на руку.

— Спасибо. Но мне, кажется, на моем месте поступил бы так каждый.

— Это не самый престижный район. Здесь можно заступиться за человека, и оказаться виновным.

— Вы о чем?

— О том, — врач-ассистент выпустила сигаретный дым, — о том, что если девушка обратиться в полицию, скажет, что ты домогался ее в лифте, то тебя могут арестовать.

— Это абсурд. Вы ведь сами все видели.

Женщина кивнула и, кинув окурок в урну, похлопала меня по плечу.

— Поэтому я и говорю, что ты молодец.

Когда я вернулся обратно в номер, никого не было. Только Курт.

— Где она? — спросил я, скинув кроссовки.

— С ней все в порядке. Обычное переутомление на фоне диеты. Представляешь, она так изголодалась, что потеряла сознание.

— Да уж, — сказал я, разведя руками.

— Сейчас она крепко спит, у себя в номере.

— Тогда зайду к ней позже.

Я начал снимать с себя шорты, чтобы принять холодный душ.

— Честер…

— Да, Курт.

— Дело в том, что… что я сказал этой девушке, что это я сделал ей искусственное дыхание.

— Ты?

Курт улыбнулся. Парень он, конечно же, симпатичный, и каждая улыбка на его лице откликается в душе расположением к нему, но…сейчас его физиономия оттолкнула меня.

— Я…

— Когда врачи уехали, я вошел первым. И понял, что тебя еще нет. После просьбы врача покинуть комнату ты побелел, и в буквальном смысле куда-то исчез. Я оказался с ней наедине и предложил проводить ее до номера. Она уже отлично выглядела, хоть и была небольшая усталость на ее лице. Я не знаю, как так вышло, но когда она, перед тем как войти в свой номер, поцеловав меня в щеку, поблагодарила за то, что я ее спас в лифте, я не стал ее переубеждать. Тем более скорую помощь вызвал я.

— Но спас ее не ты, Курт.

— Я понимаю. Но я ей так очаровался. Ее скульптурное лицо и глаза. Когда она пришла в себя и открыла глаза… — мечтательно произнес Курт, что человеку свойственному сводить цифры было совсем не к лицу. — Видел бы ты эти зеленые глаза, Честер. Цвет лайма. Удивительно мощный контраст.

— Я видел. Когда мы были в лифте, она на секунду приоткрыла их.

— Она могла тебя запомнить? — Курт призадумался. — Ну, то есть она может опознать в тебе человека, который прикоснулся к ее соблазнительным губам чисто из гуманных побуждений. Но ведь по закону книжных романов, теперь ты ее спаситель. Тот самый принц, о котором мечтают все девочки перед сном. Они выпячивают губы, и закрывают глаза, в надежде, что следующее их пробуждение произойдет от сладкого поцелуя.

Я помотал головой:

— Ее лицо было так сильно искажено от боли, что мне, кажется, даже я не узнаю ее.

Курт прыгнул на свою кровать и, прищурившись в сомнительной улыбке, спросил:

— То есть я могу остаться тем принцем, который пробудил ее от вечного сна?

— Остаться кем?

Курт придвинулся ближе к краю кровати.

— Человеком, который сделал искусственное дыхание.

Я стоял уже около ванной, и понял, что не знаю, что мне ответить.

— Какой же я болван все-таки, — сказал Курт, запрокинув голову вверх. — О чем я только не мечтал, и всегда добивался цели. Но вот чтобы совместить реальную ситуацию, где появляется возможность красиво спасти девушку, и об этом потом можно будет рассказывать своим детям. О том, как интересно познакомились их родители. Это шок, Честер! Разве не так?

Я развел руками:

— Если так, то это действительно звучит, как романтическая история любви.

— Но ведь проблема в том, что спас ее ты. И сейчас я прошу твою заслугу отдать мне. И все из-за какого-то поцелуя в щеку. — Я ужасный друг! — Курт затряс головой. — Я взял ее номер телефона, и договорился, что перезвоню, уточнить поправилась ли она.

— Ты взял ее номер телефона…

— Да, Честер. Я, похоже, потерял голову. Я снова хочу увидеть эти глаза. И почувствовать вкус этих губ. А пока я не буду умывать лицо, чтобы не стереть поцелуй Даны с щеки. Кстати ее зовут Дана.

— Я знаю… Мне сказал врач… Хотя не важно.

— Честер, я готов жениться. А такой человек, как я, это не может сделать не обдумав. А значит, я в нее влюбился по уши. Другого объяснения я не могу найти.

— Ну, раз так… тогда ладно.

— Что ладно?

— Ты сделал искусственное дыхание.

— Ты не шутишь?

— Да, если ты перестанешь меня трясти, и отпустишь в ванную принять душ.

— А ты пообещаешь, что никогда не расскажешь никому правду, ни ей, ни нашим детям?

— Могу даже поклясться, только отпусти меня в душ.

Курт прижал меня к себе, и крепко обнял.

— Хватит, Курт. Я все-таки в одних трусах.

И мы оба заржали.

Но искренне рассмеялся только Курт.

В эту же ночь мне приснился кошмар.

Мы с Куртом сняли на двоих номер в небольшом отеле в Афинах, в самой старой части города. В открытое окно доносился уличный шум: разговоры, смех. Я видел спящее лицо Курта, около себя. А потом вдруг передо мной открылась дверь лифта. Курт продолжал спать. Я привстал с кровати, в темноте нащупал кроссовки Адидас, зашнуровал их, и, встав на ноги, сделал шаг вперед. Оказавшись в лифте, я понял, что забыл одеть либо свои спортивные шорты, либо черные джинсы из магазина Левайс, купленные перед вылетом из Аризоны. Но как только лифт тронулся, мое тело начала обволакивать теплая вода, и я обрадовался, что был без одежды, кроме обуви.

Я оказался под водой — возможно, это как-то повлияло на то, что я был сегодня в лифте, и сознание выдало похожую картину во сне. Я кого-то держал. Что-то похожее на человека. Девушка. Дана? Она казалась мне прекрасной до тех пор, пока не открыла глаза, и я увидел черную дыру. Ту, о которой мне как-то рассказывал Курт, что в космическом пространстве есть черные впадины. Он еще тогда смотрел мне прямо в глаза, до тех пор, пока их льдистая голубизна не почернела, и я, помотав головой, сказал, что хватит. Но Курт тогда не унялся. Наоборот, он объяснил, что показал наглядный пример того, что если долго смотреть человеку в глаза, то можно увидеть его внутренний мир. Курт, помешанный на вселенных, искал ее не только за пределами мира, но и в мире, в самом человеке. Когда же я сказал ему какой цвет его глаз я вижу сейчас, он ответил, что это связано с его рассказом, а вот если заглянуть человеку в глаза в минуту его спокойствия и увидеть там бездну… И, сейчас, во сне, я увидел черную бездну. Я держал ее в руках. И когда она, словно бесчешуйчатая рыба, выскользнула из моих рук и поплыла во тьму, я увидел черное на черном. А когда оно слилось воедино, я закричал от ужаса.

Конец ознакомительного фрагмента.