Медный всадник

Иван Созонтович Лукаш, 1940

«…снова вспоминаю я невнятные речи стариков Московского полка, приходивших к моему отцу, такому же старому солдату, о том, как просверкал Медный Всадник над мятежной площадью, окутанной дымом картечей. Его видели простые солдатские глаза – может быть, как последнее грозное утешение, как грозное обещание. Ведь Петрово обещание не исполнилось: еще нет непоколебимой России, умиротворившей стихии. Стихия только отошла, а не побеждена…»

Когда мятежники стояли в каре на Сенатской площади, у памятника Петра, и дали по ним первый залп картечью, многие, глотая кровь, корчась на покрасневшем снегу, видели, как Всадник громадный, с распростертой рукой, в медных лаврах, проскакал мгновенно в пороховом дыму.

В декабрьских сумерках каре смели картечью, с площади толпами на лед Невы бежали солдаты, гремя амуницией, и видели умирающие, как снова промчался сверкающий Всадник…

В Московском полку — он был с мятежниками — невнятно ходил среди старых солдат старый рассказ о медном Петре, проскакавшем среди солдатской колонны…

Зрелищем наводнения 1824 года Пушкин в «Медном всаднике» как бы прикрывает иное. Мне всегда так казалось.

Пушкина тянет стихия русского бунта. Он ее презирал, страшился и зорко всматривался в нее всю жизнь. У Пушкина есть острое влечение и к декабристам и к Пугачеву. Пушкин как бы полуоправдывает яицкого бунтовщика и оправдывает декабристов.

И это зрелище петербургского наводнения — вряд ли не зрелище восстания, торжествующего бунта, удара всех страшных сил возмущения, разрушения по граду Петрову.

Но вот, насытясь разрушеньем

И наглым буйством утомясь,

Нева обратно повлеклась,

Своим любуясь возмущеньем…

Пушкин ликует, что стихия утомилась, отошла:

Красуйся, град Петров, и стой

Неколебимо, как Россия.

Да умирится же с тобой…

И побежденная стихия…

Но ведь стихия-то не побеждена, она, насытясь буйством, повлеклась обратно, она только отступила. И Пушкин колеблется, его тайные очи не видят, что впереди, он не знает, куда скачет и где опустит копыта Медный Всадник. Или вечное сражение со стихией, вечное преображение хаоса в гармонию, бунта в империю — вот в чем его верный вдохновенный бег?

О мощный властелин судьбы!

Не так ли ты над самой бездной.

На высоте, уздой железной

Россию поднял на дыбы?

Вздернутая на дыбы над бездной — вот ужасный, грозный образ России Петровой, увиденной Пушкиным.

Как будто грома грохотанье —

Тяжело-звонкое скаканье…

Неустанное движение, стремительное вдохновение, неиссякаемый порыв — вот Петрово скаканье, Петрова Россия, завещанная нам. Иной нет.

Конец ознакомительного фрагмента.