245-й… Исповедь полка. Первая чеченская кампания. Книга 1-я

Валерий Киселев

В конце декабря 1994 года 245-й гвардейский мотострелковый полк получил директиву Генштаба о переброске в Чечню.В полку было всего 170 человек… В считанные дни полк был развернут до штатной численности. Эта книга о том, что пережили и как воевали в Чечне солдаты всего лишь одного из полков Российской армии. Полк вел боевые действия под Грозным, освобождал от бандформирований Ведено и Шатой, а трагедия колонны полка под селением Ярышмарды 16 апреля 1996-го стала известна всей России.

«Если нас „чехи“ просто убивают, то солдат двести сорок пятого полка они убивают с удовольствием».(Из разговора с одним из офицеров 34-й отдельной бригады особого назначения внутренних войск)

© Валерий Павлович Киселёв, 2018

ISBN 978-5-4490-7394-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

В конце декабря 1994 года 245-й гвардейский мотострелковый полк, дислоцировавшийся в поселке Мулино Нижегородской области, получил директиву Генштаба о переброске в Чечню. В полку было всего 170 человек… В считанные дни полк был развернут до штатной численности. Никто из солдат и офицеров не мог тогда знать, что 221 из них вернутся домой в цинковых гробах, около 400 — ранеными и искалеченными… Одни из них погибнут в бою, кто-то от пули своих же боевых товарищей, или по неосторожности. Кого-то ждал плен и мучительная смерть, других — издевательства своих же сослуживцев, а после службы — равнодушие Родины. Эта книга о том, что пережили и как воевали в Чечне солдаты всего лишь одного из полков Российской армии. Полк вел боевые действия под Грозным, освобождал от бандформирований Ведено и Шатой, а трагедия колонны полка под селением Ярышмарды 16 апреля 1996-го стала известна всей России.

Глава 1-я: «Кто же думал, что армия понадобится…»

— А это что еще за китайская рота? — громко и с удивлением воскликнул огромного роста краснощекий генерал.

На станции, в строю у железнодорожной платформы с техникой стояли несколько десятков узкоглазых солдат — все, как один крепыши, очень похожие друг на друга. Они с интересом, как-то уверенно поглядывали на генерала, его свиту из старших офицеров и прессу с телекамерами.

— Это буряты, товарищ генерал, — вышел из строя ротный, старший лейтенант, парень обыкновенной русской внешности.

Генерал хмыкнул и зашагал дальше вдоль строя, изредка вглядываясь в лица солдат этого войска.

Так весной 1994 года, незадолго до того, как Президент России Борис Ельцин под взгляды изумленной Европы весело дирижировал оркестром, исполнявшим «Калинку», из Германии в военный городок поселка Мулино Нижегородской области эшелонами был передислоцирован 245-й Гнезненский Краснознаменный ордена Суворова 3-й степени гвардейский мотострелковый полк. Техника полка — не одна сотня единиц танков, боевых машин пехоты, самоходных гаубиц, грузовиков — была ровными рядами, за неимением ангаров и гаражей, аккуратно выставлена в чистом поле, до лучших времен, а личный состав срочной службы, в том числе и, конечно, буряты, почти полностью отправлен на дембель.

Летом того же года в Мулино, лично посмотреть, как идет строительство жилья для офицеров выведенных из Германии войск, в сопровождении кудрявого нижегородского губернатора Бориса Немцова нагрянул министр обороны России генерал армии Павел Грачев. В военном городке достраивали несколько новых ярких расцветок домов.

— Это кто? Японские военнопленные? — весело спросил министр кого-то из своих спутников. Мимо с лопатами на плечах прошли строем не в ногу несколько десятков солдат с азиатскими чертами лица.

— Наверное, буряты… — ответил ему кто-то из офицеров. — Откуда у нас здесь пленные японцы? — не понял он юмора министра обороны.

В начале марта 1995-го на каком-то перекрестке южной окраины Грозного нашу колонну с «гуманитаркой» для полка разрезала мчавшаяся на Аргун колонна мотопехоты.

— Господи, неужели китайские добровольцы? — с удивлением спросил кто-то из журналистов. Броня нескольких промчавшихся мимо «бэтров» была густо облеплена солдатами с раскосыми глазами.

— Буряты… Мне бы сейчас этих солдат… — грустно сказал кто-то из офицеров, сидевших рядом со мной на броне. Было в этом видении — пропыленные, почерневшие от весеннего солнца сыны степей, не на конях, а на бронетранспортерах, крепко сжимавшие не сабли и копья, а автоматы Калашникова что-то жуткое: азиаты, потомки Чингисхана восстанавливают в далекой от Забайкалья Чечне единство России, или, говоря современным, вряд ли понятным им термином — конституционный строй…

А тогда, в 1994-м году, нового пополнения в ходе весеннего и осеннего призыва полк не получил вообще. Впрочем, служба шла, а как — лучше всего расскажут ветераны полка, которых удалось разыскать.

«Некому было воевать…»

Анатолий Кушнарёв, психолог полка, майор:

— В полку я начал служить еще в Германии, замполитом первого мотострелкового батальона. Вернулись в Россию, солдат-срочников почти всех уволили в запас — кто тогда думал, что армия вдруг понадобится! Мы, оставшиеся офицеры и прапорщики, сами летом и осенью 94-го строили парки для хранения техники, территорию убирали. Где-то в середине декабря пошли слухи о войне в Чечне. Потом команда и нам: «Готовьтесь!». Никто из нас не верил, что полк поедет воевать — потому что просто некому было воевать!

«Сам себе командир и солдат…»

Игорь Андронов, командир минометной батареи 2-го мотострелкового батальона, старший лейтенант:

— Когда полк вывели из Германии и меня в Мулино назначили командиром батареи, я был сам себе командир, замполит, старшина и солдат. С одной стороны — хорошо самим собой командовать: никто не подведет…

Хуршед Сулаймонов, командир 3-й мотострелковой роты, старший лейтенант:

— В полк командиром роты первого батальона я был назначен в мае 1993 года, когда дислоцировались в населенном пункте Мальвинкель Западной Группы Войск. В мае 1994 года в составе части передислоцировались в поселок Мулино. Офицерам, прапорщикам и военнослужащим-контрактникам, которые еще в Германии подписали контракт, своими руками приходилось ставить на хранение вооружение и технику, обустраивать казармы для личного состава.

С полком из ЗГВ приехали в Россию не все. Кто-то возвращался к себе на родину, кто-то уволился из армии, потом пытаясь найти себя на гражданке. А кто-то вообще не прибыл к месту дислокации, решив порвать с армией, в крайнем случае отправив на имя командира полка телеграмму о прошении считать его уволенным по собственному желанию.

Из офицеров в батальоне были врио командира батальона майор Валерий Яковлев Дмитриевич, командиры рот капитаны Александр Суслов, Александр Суровцев и я. Командиры взводов — старшие лейтенанты Сергей Быхалов, Петр Шашкин, Андрей Будников, Виталий Зябин, Александр Рябухин, старший прапорщик Александр Киричек.

«Рота связи — два бойца и барышня…»

Вадим Лященко, начальник связи полка, майор, позывной «Пума 20»:

— Я выпускник Ташкентского военного общевойскового командного училища 1988 года. После выпуска служил в Азербайджане на иранской границе, участвовал в боевых действиях в Карабахе, Баку, Сумгаите. Был командиром мотострелкового взвода, исполнял обязанности командира внештатной разведроты. Потом сложилось так, что стал начальником связи мотострелкового батальона (мне связь всегда хорошо давалась ещё с училища), затем командиром роты связи полка. С этой должности уехал в Германию и попал в 245-й полк (командиром тогда только что назначили подполковника Колотило). Когда прибыл в Германию, то принял и роту связи, и всю связь полка, так как начсвязи уехал в Союз. Потом присылали майора, но он был недолго, и выводил всю связь из Германии опять я.

Приехали в Мулино — техника под открытым небом, средства связи в контейнерах, тоже на улице.

Кажется, в сентябре 1994-го пришёл на меня приказ о назначении на должность начсвязи полка. Смешно было: рота связи — два бойца и одна барышня-телефонистка.

Организовал узел связи полка, коммутатор телефонный поставил, дежурство и всё такое. В полку тогда людей было с гулькин х…

В конце 1994-го начали поговаривать о Чечне. Честно говоря, предчувствие было (оно меня никогда не подводило) еще с Карабаха. По телеку ужастики из Чечни показывают. Ну, а потом началось…

Помню, как командир полка Станислав Николаевич Морозов сказал: «Рапорта писать, кто чего хочет, чтоб в Чечню ехать без домашних проблем». Я написал, что готов ехать без каких бы то ни было условий. Квартиру мне тогда уже дали, жена худо-бедно работала, дочка в детский сад ходила.

«Время было разгильдяйским…»

Игорь Ткаченко, старший офицер минометной батареи 1-го мотострелкового батальона, старший лейтенант:

— Моя служба в полку началась в 1992 году переводом из 26-го танкового полка, где я начал свою офицерскую службу после окончания училища. Пришел на должность командира второго огневого взвода третьей батареи гаубичного самоходно-артиллерийского дивизиона. К тому времени полк полным ходом готовился к выводу из Германии. Самое распространенное слово в полку в это время было — «рекультивация». Выездные караулы, рекультивация военных городков и воинских частей, смотры, наряды, контейнеры, перегон личного автотранспорта и, в конце концов, вывод на территорию России. Из Германии я уехал в отпуск и прибыл уже к новому месту службы, в поселок Мулино, Нижегородской области.

Время было разгильдяйским, разброд и шатания царили везде. Жили сначала в казарме артбригады, затем нас переселили в барачное строение напротив КПП части в Мулино.

Технику загнали в поле, поставили на плиты, которые заблаговременно вывезли из Германии, оградили их колышками и назвали это «парком». Часть офицеров решила продолжать службу в полку, получать квартиры от министерства обороны в поселке Новосмолинский, которые строились на деньги немецких налогоплательщиков финскими подрядчиками для офицерского состава Западной группы войск. Часть увольнялась из рядов Вооруженных Сил, а часть, в том числе и я, решила переводом отправиться к месту службы поближе к дому. Я «навострил лыжи» в Ленинградский военный округ. Жена ходила беременная и к осени мы ждали ребенка. Жена наотрез отказалась ехать в «Тмутаракань». Питерская она у меня, однако… Делать нечего, квартиру решил не получать и написал рапорт на перевод, попросил отца помочь с этим мероприятием, у него были возможности. В общем, пока я, «блатной», ожидал манны небесной, ребят, которые сами со своими переводами по штабам и соответствующим службам бегали, уже и след простыл. Я «возбудился» в октябре и к концу ноября мои документы находились в штабе Сухопутных войск. Четвертого ноября 1994 года у меня родилась дочка, и я уже предвкушал, что после Нового года буду видеть свое чадо ежедневно, но моим планам не суждено было осуществиться…

Юрий Цуркан, командир 2-го мотострелкового батальона, майор:

— У нас была директива, что после вывода полка из Германии полк должен был быть сокращен. К первому января 1995-го наш полк вообще должен был быть расформирован, и расформировали бы, офицеры уехали бы в другие части. Управление батальона к началу декабря уже сократили. Помощник командира батальона по артиллерии ушел, Юрий Степаненко, мой зам по вооружению, получил назначение в 153-й полк. Должны были только комбат, начальник штаба, трое ротных, и в каждой роте по несколько солдат.

Александр Суровцев, командир 2-й мотострелковой роты, капитан:

— В полк прибыл, когда он стоял в Германии. До этого служил в Приднестровье, в 14-й армии у генерала Лебедя. После того, как полк вывели в Россию, в Мулино, солдат осталось немного. В моей роте были одни контрактники, хорошо запомнил из них Демидова и Ращупкина.

Евгений Ращупкин, старший механик-водитель 2-го мотострелкового батальона, сержант контрактной службы:

— В полку я с 1992 года, после срочной службы остался на контракте. Когда полк вывели из Германии, солдат в полку оставалось всего человек 50—70, остальные — офицеры и прапорщики. В нашей роте было четверо контрактников и человек двадцать срочников, в основном механики-водители. А в конце ноября 1994-го всех срочников из роты перевели в 166-ю мотострелковую бригаду…

Владимир Левкович, командир взвода инженерно-саперной роты, лейтенант:

— Я тоже в полку начал служить еще в Германии. После вывода в Россию солдат в нашей роте почти не осталось. У меня во взводе было всего несколько человек, контрактники Саша Комлев, Дима Демидов, Леша Малюткин. Приехали в Мулино — сами оставшимися в роте силами строили полевые парки, технику расставляли, шпалы укладывали, готовились к зимовке…

«Полк размещался на одном этаже…»

Федор Сергеев, по штатному расписанию — правовед полка, капитан:

— В полк я приехал первого декабря 1994 года переводом из Таджикистана. Кадровик в штабе дивизии мне говорит: «Выбирай любую должность» — вакансий в полку было тогда много. В Таджикистане я служил заместителем начальника штаба полка по оргработе, а поскольку учился заочно в юридическом институте, то и выбрал должность правоведа.

Полк был только на бумаге, весь его личный состав размещался на одном этаже в казарме. Людей едва хватало на наряды. Солдат тогда в полку было всего сорок человек срочников и порядка двадцати — контрактников. Некомплект офицеров был процентов пятьдесят…

«На трех офицеров — один солдат»

Николай Звягин, заместитель командира 2-го мотострелкового батальона, капитан:

— Первый боевой опыт я получил еще курсантом Бакинского общевойскового командного училища, когда разводили азербайджанцев с армянами во время межнационального конфликта. После окончания училища попал в 183-й гвардейский мотострелковый полк, командиром взвода, в Нагорный Карабах, где шли бои. Наш полк был быстрого реагирования. Потом — Ереван, оттуда — второго января 1990-го в Баку. Из Закавказья перевели в Тирасполь. В Приднестровье опыт я получил колоссальный, там уже командовал ротой, первым вошел в Бендеры. После этих событий генерал Лебедь наиболее отличившихся офицеров 14-й армии в 1992 году отправил служить в Германию. Так я и попал в 245-й полк. Мы с Сашей Суровцевым были ротными, вместе с ним в общежитии жили.

Служба шла прекрасно, большой опыт получили. В Германию я попал после окопов, и она мне показалась санаторием. Боевая подготовка в Группе войск в Германии была на очень высоком уровне. Перспектива служебного роста — замечательная. Но полк из Германии вывели в Россию. После распада Советского Союза солдат, а ребят только из Средней Азии у нас было процентов восемьдесят, отправили по домам. Под самый вывод полка нам дали человек сорок молодых солдат. В их числе был и Женя Ращупкин, мой солдат, потом он стал прапорщиком. Мог ли я подумать тогда, что в Чечне мне придется его, раненого, вытаскивать из-под обстрела… С молодыми солдатами мы погрузили технику в эшелоны и уехали в Нижегородскую область.

Встретили нас с хлебом-солью — губернатор Борис Немцов, командующий 22-й армией генерал Иван Иванович Ефремов. Но очень скоро нам, офицерам, пришлось заниматься несвойственными для себя обязанностями. Я сам лопатой и столбики вкапывал, проволоку на базе хранения техники протягивал. А что было делать: на трех офицеров у нас было по одному солдату.

Ушел в отпуск, приезжаю, меня вызывает комбат Юрий Анатольевич Цуркан: «Есть должность зам комбата. Я знаю твои качества, способности. Пойдешь?». — «Пойду». Через неделю я получаю квартиру, и как раз полк начинают отмобилизовывать для отправки в Чечню…

В декабре 1994 года в 245-м гвардейском мотострелковом полку насчитывалось всего 170 человек личного состава, в основном офицеров и прапорщиков. Боевая подготовка в полку летом и осенью этого года фактически не велась: людей едва хватало для несения караульной и гарнизонной службы.

Так в результате всего лишь ряда организационных мероприятий один из лучших полков Российской армии фактически утратил боеспособность. И таких полков в Вооруженных Силах России тогда было десятки.

Командиром 245-го гвардейского мотострелкового полка незадолго до передислокации в Нижегородскую область был назначен подполковник Станислав Морозов.

Из биографии:

Станислав Николаевич Морозов родился 12 июня 1958 года в селе Ступишино Тягинского района Кемеровской области. В 1979 году окончил Омское высшее общевойсковое командное училище. Служил в мотострелковых частях, командовал взводом, ротой, батальоном. В 1980-х годах принимал участие в боевых действиях в Афганистане в должности военного советника при штабе афганской пехотной дивизии. После возвращения из Афганистана окончил Военную Академию имени М. В. Фрунзе.

Продолжил службу начальником штаба, а затем — командиром мотострелкового полка в Группе советских войск в Германии.

25 марта 1994 года назначен командиром 245-го гвардейского мотострелкового полка. Командуя полком в условиях боевой обстановки в Чечне, проявил высокие профессиональные качества, выдержку и личное мужество. Трижды представлялся к званию Героя России.

За умелое руководство полком в Шатойской операции, отвагу в бою С. Н. Морозов 12 сентября 1996 года был удостоен звания Героя России.

После кампании в Чечне был назначен начальником штаба Таманской дивизии. Затем служил в военном комиссариате Юго-Восточного административного округа Москвы. С 2002 года — заместитель военного комиссара Московской области.

Награжден двумя медалями «За боевые заслуги», медалями «Воину-интернационалисту от благодарного афганского народа», «За безупречную службу» 2-й степени; двумя медалями «За отличие в воинской службе» 1-й степени, медалями Жукова, «За ратную доблесть», орденами «Звезда» (государственная награда Демократической Республики Афганистан, «За службу Родине в ВС СССР», Мужества, медалью «Герой России» (вручена 12.06.1997 г.).

Гвардии полковник Станислав Николаевич Морозов скоропостижно скончался 2 апреля 2007 года в своем рабочем кабинете от острой сердечной недостаточности. Похоронен на Аллее славы городского кладбища г. Краснознаменска.

21 декабря 1994 года подполковник Морозов получил директиву Генштаба о приведении полка в полную боевую готовность для отправки на Северный Кавказ. Эта директива, наверное, была для него как гром среди ясного неба: полка, как боевой единицы на тот момент фактически не существовало.

Документы

Из журнала боевых действий полка:

В связи с ведением боевых действий в республике Чечня было принято решение сформировать на базе кадрированного полка и развернуть полк до штатов военного времени. Офицерами и прапорщиками полк был укомплектован из ресурсов Московского военного округа. Личный состав полка был переведен из Дальневосточного военного округа. По мере укомплектования подразделений проводилось боевое слаживание. Недостающую технику и вооружение полк получил из ресурсов МВО. Боевое слаживание проведено не в полном объеме.

Как прошли в полку дни после получения директивы Генштаба, что было конкретно за этой последней, очень короткой фразой из Журнала боевых действий — рассказывают ветераны полка…

«Из Германии. Значит, службу знаете…»

Игорь Бабанин, старший помощник начальника штаба полка по кадрам и строевой части, старший лейтенант:

— С десятого декабря мне, причем напрямую, минуя штаб дивизии и отдел кадров армии, вдруг стали звонить из Главного управления кадров Министерства обороны и управления кадров Московского военного округа. Спрашивали, какой штат полка, как укомплектован, сколько офицеров, прапорщиков. Я ответил и спросил: «А зачем вам это все?» — «Ты телевизор смотришь?» — «Смотрю. Но почему именно наш полк, который и так с мая прошел четыре сокращения?» — «Вы откуда пришли? Из Германии. Значит, службу знаете».

Директива, которая пришла в штаб полка, была не на ввод его в Чечню, а на развертывание до штатов военного времени и доукомплектование офицерами и солдатами для выполнения боевой задачи. А вот директивы на передислокацию полка в Чечню не было. После окончания первой чеченской кампании, когда полковник Морозов был уже в Москве, он позвонил мне, встретились, и Станислав Николаевич сказал: «Меня начинает дергать прокуратура. Требуют объяснений, на каком основании полк поехал в Чечню. Такое ощущение, что я с бодуна проснулся, построил полк и сам повез его в Чечню». Я снял копии с директивы о развертывании полка до штатов военного времени и отвез ему.

Армию в то время запугали демократическими реформами настолько, что командиры и начальники самого высокого уровня боялись принимать решения. Характерным примером будет такой эпизод… В штабе группировки в Чечне я видел карту. Обстановка на ней — никаких синих или красных стрелок — нанесена простым карандашом. В случае чего все можно было стереть… То есть — какая война? Где? В Чечне никто не воюет…

«Пошли слухи…»

Федор Сергеев:

— Перед Новым годом началась отправка солдат в Чечню, по одному-двое, в основном водителей. Хотя у нас их и так не хватало. Солдатам не говорили, что их направляют в Чечню, а будто бы на переподготовку. Потом начали отправлять в Чечню и офицеров, всего человек десять. Пошли слухи, что и всю нашу дивизию отправят на Кавказ. Настроение было тревожное…

Хуршед Сулаймонов, командир 3-й мотострелковой роты, старший лейтенант:

— Когда была получена директива Генштаба о приведении полка в полную боевую готовность и поставлена задача по наведению конституционного порядка в Чечне, я собирался в очередной отпуск на родину — все-таки конец года. Но после беседы на третьем этаже учебного корпуса, где присутствовали все офицеры полка, решил остаться и поехать с полком. Сидели за столами по три-четыре офицера, по возможности по подразделениям. Помнится, я сидел с Валерой Яковлевым и Виталием Зябиным. Рапорта писали по-разному. Никто не заставлял соглашаться ехать в Чечню. Некоторые писали просьбы: устроить жену на работу, детей — в детсад, звания и должности, внеконкурсное поступление в академию после выполнения боевой задачи.

В ноябре от нас в числе первых в составе 166-й бригады убыл в Чечню Александр Суслов. Когда пришло распоряжение на отправку одного командира роты, он сам пришел к командованию и попросился в Чечню, хотя были у него возможности и не поехать, что и делали отдельные офицеры, находя всякие причины. Мы потом с ним в районе птицефермы у Старых Атагов встретились, он приезжал на рекогносцировку от 506-го полка.

«Товарищи офицеры!»

Олег Шатохин, зам. командира 1-го мотострелкового батальона, капитан:

— На следующий день после того, как полк получил директиву Генштаба о развертывании полка, в дивизионном клубе (вся дивизия размещалась практически в одном военном городке) собрали офицеров. Приехали командующий нашей 22-й армией генерал Ефремов, командование дивизии. «Товарищи офицеры!» — как положено в таких случаях сказал подполковник Морозов, когда они поднялись на сцену. Все в зале встали. Сели, ждем, что скажет командующий. Мы люди военные, есть приказ, и все же командующий стал поднимать офицеров и спрашивать, есть ли уважительные причины, чтобы не ехать с полком. И началось… У одного жена больная, у другого — теща больная, у третьего детей некому в садик водить, у четвертого семье жить негде — «Не могу ехать!». Командующий — матом ругается…

Доходит очередь до меня. — «А у вас, товарищ капитан, какие проблемы?» — поднимает меня генерал. Встаю, а мне смешно. Я только год как не воевал. — «Да практически нет проблем. Только подраненный малость». — «А где это так?». — «Да было дело, у меня пока вся жизнь на войне прошла». — «О, специалист, хороший, значит». К чести штатных офицеров полка, тех, кто в полку служил еще в Германии, поехать воевать согласились все. Смылся только командир первого батальона, когда узнал, что поедем в Чечню…

«Просьба одна: «Дайте квартиру!»

Федор Сергеев:

— Офицеры стали спрашивать: «Как нам быть с семьями?» Командир дивизии сказал: «Все просьбы пишите на бумаге». Просьба у большинства была одна: «Дайте квартиру!» Многие офицеры жили без семей в общежитии или в казармах. Семейные жили по две-три семьи в одной комнате, в модуле.

У меня, например, семья была в Арзамасе, контейнер с вещами пришел туда, а у многих офицеров, кто с полком из Германии был переведен, контейнеры были еще в пути. Дома в военном городке были построены, но никого еще не вселяли. Тем, кому ехать в Чечню, сразу же оформили документы на квартиры. На второй день мне дали ордер и ключи, за день все документы оформили. Были также просьбы найти детям садик и женам — какую-никакую работу. Пообещали. Были случаи, что офицеры отказывались ехать воевать — «Увольняйте, не поеду, и все…». Таких отпускали из армии без проблем, судов офицерской чести не было. У нас из полка сразу отказался ехать начальник ПВО, два командира батарей, начальник службы ГСМ. Не было сначала и замполита полка — он так почему-то и не вернулся из Германии…

«В полку суматоха…»

Игорь Ткаченко:

— Когда в полк пришла Директива Генштаба о развертывании 245-го до штата военного времени и, в связи с этим, отзыве офицеров из отпусков, командировок и прекращении переводов в другие части, первая мысль была: «Какого черта?», вторая: «И что делать?». Если первый вопрос до сих пор не получил ответа, то со вторым я разобрался довольно-таки быстро: «Надо ехать». Я всегда хотел быть военным. С детства не представлял для себя другого будущего — только военным, как деды и отец. С годами приходило осознание, что это значит — быть офицером, носить на плечах погоны, держать в руках оружие и, что немаловажно, понимание того, что в любой момент тебя могут призвать применить на практике все, чему тебя учили. И вот этот момент настал. Поэтому вперед, за орденами… Было ли страшно? Конечно. Были ли мысли не ехать? Были. Но ехал мой полк, офицеры, прапорщики, контрактники, вчерашние мои срочники, мои товарищи. Мог ли я не поехать? Нет, не мог.

Меня назначили на должность командиром взвода визирования противотанковой батареи. Есть такой зверь в мотострелковых полках. Никто, правда, толком не знал, что это такое и с чем его едят. Техники не было даже в Западной группе войск, она считалась секретной и хранилась в укромных уголках нашей Родины, поэтому перед Новым, 1995-м годом меня вызвал начальник артиллерии полка и говорит: «Готовься, после Нового года поедешь в Коломну, получишь технику и пройдешь обучение на ней. Приедешь — получишь личный состав». Я был против этой идеи, и ехать в Коломну отказался. Вместо этого на Новый год уехал в Санкт-Петербург, надо было съездить, увидеть жену, посмотреть на дочку — кто знает, может быть в последний раз… Жена, насмотревшись в новогодние дни новостей из Грозного, устроила мне истерику, но решение было принято…

«Езжай домой, обрадуй жену…»

Петр Шашкин, командир 6-й мотострелковой роты, старший лейтенант:

— Службу в полку я начал в Германии, в 1992 году, командиром мотострелкового взвода. Когда полк перевели в Мулино, у меня как раз родилась дочь. В ноябре я поехал в отпуск, привез жену, получил служебную квартиру. Двенадцатого декабря, в День Конституции, нас вызвали в парк для подготовки техники. Было очень холодно, большие сугробы. Расчистили технику от снега, стали готовить ее, а зачем — пока не знаем. Техники в батальоне было процентов пятьдесят от штатной. Замёрзли тогда сильно. Работали все вместе, сами, без солдат, так как полк планировали вообще сократить. В конце декабря 1994 года нас, командиров мотострелковых взводов на БМП-2 осталось, если не ошибаюсь, трое: Виталик Зябин, Серёга Быхалов и я. На следующий день мой командир роты Саша Суслов, тот самый, что внук Суслова, сказал, чтобы мы зашли к начальнику штаба полка, Сергею Ивановичу Чепусову. Так я узнал, что должен буду ехать в Чечню в составе 166-й Тверской мотострелковой бригады.

«Подумай, а как решишь окончательно, то скажешь» — говорит мне Чепусов. Мы с ним жили на одной лестничной площадке. Вечером зашел к нему: «Решение принято: еду». Тогда первый раз увидел Сергея Ивановича со слезами на глазах… Сергей Иванович удивительный человек, вспоминаю его всегда только теплыми словами.

Я вызвал своего отца, чтобы помог жене, пока меня нет. Двадцать четвертого декабря мы, несколько офицеров полка, должны были уехать. Суслов поехал раньше, в 166-ю бригаду, а я ждал своего часа. Где-то в эти дни стою у штаба полка, выходит из кабинета Чепусов: «А с полком поедешь?» — «Естественно поеду!» — «Тогда езжай сейчас домой, обрадуй жену, отца». Я приехал, а там уже все знают, по солдатской почте, что полк уходит в Чечню…

«Жёны — хрен знает где, вещи — хрен знает где…»

Юрий Степаненко, зам. командира 2-го мотострелкового батальона по вооружению, майор:

— Настроение у штатных офицеров в эти дни было плохое. Жилья — нет. У многих — жены хрен знает где, вещи — хрен знает где. И с таким настроением надо ехать воевать,… Я свои два контейнера с вещами отправил из Германии в Иркутск, у меня там родители, так они полгода там стояли в гараже. Мне квартиру дали в ноябре. Сразу меня отпустили в отпуск, забрал семью, оформил контейнер сюда из Иркутска. Контейнер шел долго, месяц. Приехали в Ново-Смолино пятого декабря. Спали на солдатских койках, зато в своей квартире. За пятнадцать лет службы я первый раз получил свою квартиру. В Забайкалье служил пять лет, сколько квартир поменял… В Молдавии я поменял шесть съемных квартир. А получил здесь квартиру — радости было полные штаны…

Куда ехать, и зачем ехать, ради чего — самое главное. Все это нам было непонятно. Никакой политработы в полку никто не проводил. Какая политработа, если даже не было замполита полка. Потом, когда полк стали формировать, прислали замполитом майора Гришина. Нормальный мужик. Он занимался именно своей замполитской работой, не был «черным кардиналом», сплетни не собирал. Один из множества замполитов, который был настоящий человек…

«Идем непонятно как, и зачем…»

Александр Синякович, начальник штаба 2-го мотострелкового батальона, майор:

— В полк я пришел в 1993 году на должность командира четвертой мотострелковой роты, еще в Германии, потом был назначен начальником штаба батальона.

Нас, офицеров, перед формированием собрал подполковник Морозов и просто сориентировал: «Идем в Чечню выполнять задачу по наведению конституционного порядка». Ощущение было, что мы идем туда непонятно как, и зачем?

Морозов попросил написать рапорта, кто не может поехать. Такие нашлись в артдивизионе, несколько офицеров. А у нас в батальоне и отказываться было некому: по пальцам людей можно было пересчитать. Мы морально были готовы ехать в Чечню, раз такое дело пошло. Понимали, что мы там неизбежно окажемся. Но вызвало удивление, что отправляют туда именно наш полк, поскольку на момент получения директивы он был небоеспособный. Личного состава — 50—60 солдат и столько же офицеров, даже офицерские должности не все были заполнены. У нас было двое командиров рот и один командир взвода на весь батальон…

«Ты поедешь?» — «Конечно!»

Евгений Ращупкин, старший механик-водитель 2-го мотострелкового батальона, сержант контрактной службы:

— В конце декабря, мы как раз в карауле стояли, приехал начштаба полка подполковник Чепусов и говорит: «Юлить не буду, вы все мужики взрослые: едем в Чечню. Кто не желает, можете писать рапорты. А ты не поедешь, — говорит мне, — ты местный, (я родом из Моздока) тебя не отправят».

Кто едет, сели писать рапорта, что едут добровольно. Я стал добиваться, чтобы тоже ехать с полком. Комбат подполковник Цуркан спрашивает меня: «Ты поедешь?» — «Конечно!» Меня назначили старшим механиком-водителем батальона. Опыт был, водить, стрелять умел…

«Есть, гражданин начальник…»

Анатолий Кушнарев, психолог полка, майор:

— Вызывает меня командир полка: «Поедешь в дисбат, возьмешь шестнадцать человек условно-осужденных». Поехал туда, захожу, сидит за столом амбал: «Ты что, майор? Ты куда попал?» Говорю, что надо бы документы на людей оформить — «Какие еще документы!»

Захожу на КПП, бойцы уже сидят. — «Готовы? Поедем!». Спрашивают меня: «А у вас теплей, чем здесь на КПП?» — «Теплей» — «Тогда служить будем». Привез в полк этих шестнадцать человек. Из них поехал с нами в Чечню только один. Два брата сразу от нас сбежали. Использовали этих солдат из дисбата только на хозяйственных работах. Сначала они по дисбатовской привычке говорили: «Есть, гражданин начальник…»

Потом капитан Федор Сергеев привез из дисбата в полк еще 45 человек…

«Контингент в казармах — в татуировках…»

Игорь Андронов, командир минометной батареи 2-го мотострелкового батальона, старший лейтенант:

— Сначала полк пытались сформировать из дисбата. Прислали оттуда в общей сложности человек сто. В новогоднюю ночь я был заместителем дежурного по полку вместе с майором Тимошиным, командиром зенитно-ракетного дивизиона.

Контингент в казармах — многие в татуировках, приблатненные, кто-то и за тяжкие преступления сидел в дисбате, поэтому грубить с ними не стоило. Мы собрали их паханов: «Знаем, что у вас есть спиртное, приносите его сюда, в Ленинскую комнату, и по мере вашего поведения будем вам его выдавать». Такого компромисса нам было не избежать. Тех, кто еще день-два назад сидел за колючей проволокой, от выпивки, да тем более в новогоднюю ночь, было не удержать. Дежурство наше прошло без ЧП, авторитеты сами наводили порядок, до утра с нами просидели…

«Очень своевременно к нам приехали…»

Сергей Гришин, заместитель командира полка по воспитательной работе, майор:

— В полк я был назначен в конце декабря 1994 года с должности психолога 752-го мотострелкового полка. Прибыл в полк и обратил внимание, что здесь царит атмосфера деловой активности, граничащая с трудовым энтузиазмом. Что намечается — не имел никакого понятия. Захожу к начальнику штаба, среди снующего туда-сюда народа сидит подполковник Сергей Иванович Чепусов. Подошел, поздоровались. — «Очень своевременно к нам приехали. Вы знаете, что наш полк отправляется в Чечню? Буквально пару часов назад получили директиву». Смотрит на меня испытывающим взглядом — как я прореагирую на это сообщение. Как офицер, я был готов ко всему. Чепусов спросил: «Как, собираешься ли ехать?» Я ответил, что солдат войну не выбирает. — «Поеду!»

Обстановка была такая, что из полка домой не уйти. Офицеры, у кого семьи были в военном городке, посуетились в полку и в ноль часов пошли домой, а мне идти некуда. Времени ездить домой в Нижний Новгород не было. Федор Сергеев меня разместил в общежитии для контрактников.

«Мать, собирай мешок…»

Александр Коннов, заместитель командира полка, подполковник:

— В декабре 1994-го я служил заместителем командира 248-го мотострелкового полка в Воронеже. В это время стали отправлять бойцов в Чечню, собирали их по различным частям. Постоянно был старшим на погрузке эшелонов. Бурное было время… Приходили на вокзал провожать солдат, своих сыновей, и такие родители, что в нас, офицеров, яйца кидали! Приходилось терпеть. Я задачу получил, я ее — выполняю.

31-го декабря 94-го сидим, пьем шампанское с начальником штаба полка, с утра, он мне: «Слышь, Сань, давай к гадалке съездим, пусть погадает: поедем мы в Чечню или нет» — «Ну, давай…» Поддали еще чуть-чуть и в двенадцать часов дня поехали к этой цыганке. — «Никуда вы, ребята, не поедете, не бойтесь», — нагадала. Приезжаем в полк, меня СПНШ (старший помощник начальника штаба — авт.) ждет с телеграммой, что я назначен на должность заместителя командира 245-го полка. Вот и съездили к цыганке…

— «Давай водки, что ли выпьем, — говорю начштаба, Жене Березину, — да надо вещи собирать, завтра выезжаем». Домой приехал, жена к Новому году готовится. — «Мать, собирай мешок, пару кусков мыла туда, трусы, носки…» — «Куда ты собираешься? Новый год же!» — «В командировку уезжаю!» — «Куда? В Чечню?» — «Наверное, скорей всего».

Билеты взял, завтра вечером поезд. Новый год встретили кое-как, жена в слезах, в соплях. А по телевизору показывают штурм Грозного, там все горит. Куда ехать? Со мной были еще восемь офицеров из Воронежа. Помню Калашникова, Володю Архипова, Андреева, Петю Коломейца.

В Москве пересадка, друзей встретил, говорят мне: «Да куда ты, Саня? Увольняйся — это не наша война» — «Мужики — прекратите!». Выпили с ними еще водки. Приехали в Ильино, нас встретили, привезли в Мулино в четыре утра. Я сижу на чемодане в вестибюле штаба, приехал генерал Воронов, командир 47-й танковой дивизии. — «Кто такие?» Я представился. — «Заходите. Ты что, подполковник, трясешься? Боишься что ли?» — «Я не боюсь, а замерз, товарищ генерал!» — морозы тогда стояли сильные.

Генерал собрал офицеров в классе: — «Сейчас командир полка приедет, Морозов». Фамилия знакомая, вспоминаю, где мог его видеть. Входит — он, Станислав Николаевич, с Германии его не видел. — «Здорово!» — «Здорово!». Поговорили с ним коротко. — Он тогда сказал: «Офицеров в полку человек тридцать, бойцов — нет, все разбегаются, воевать никто не хочет, полный кошмар». — «Ты сам-то как настроен?». — «Не знаю как, посмотрим…»

Подполковника Морозова я знал, как толкового офицера. Отчаянный он был парень, но и спокойный, выдержанный, очень грамотный. Молодец, в общем. Знал, что в Афганистане он советником служил. Позвали нас на инструктаж. Командующий армией, генерал Ефремов, рассказал нам «сказки», как мы будем воевать в Чечне…

«Того нет, этого нет…»

Олег Шатохин:

— Перед собранием офицеров ко мне подошел майор Васильев, только что назначенный командиром первого батальона: «Командир полка предложил тебя ко мне замом, майорская должность. Пойдешь?» — «Да, конечно, пойду, куда я денусь?». До этого я служил командиром комендантской роты 47-й танковой дивизии. С Володей Васильевым мы дружили. Майор Васильев был смелый, отчаянный до безрассудства. Отучить его от этого было невозможно. Он пришел к нам в дивизию из Забайкалья, служил там комбатом. У нас в дивизии его сначала назначили командиром РЭБ, потом начальником штаба медсанбата. Эти должности были явно не для его характера пехотинца.

Так начали формировать офицеров. Костяк полка остался — начальники служб, комбаты. Начальником штаба первого батальона был майор Яковлев, его заместителем с должности зам начштаба медсанбата был назначен Сергей Казанцев. Ротные были свои, капитаны Суровцев и Сулейманов, а на первую роту назначили старшего лейтенанта Дмитрия Жукова из 153-го танкового полка. Из взводных самый старый был старший лейтенант Сергей Быхалов, штатный из 245-го.

Взводных в полк начали привозить каждый божий день. Привезут взводных — вечером половины нет, разбежались. Кто просто так уехал, кто с рапортами. Причем приезжали в полк их мамы, папы, с адвокатами, которые писали командиру, что ввод российских войск в Чечню является неконституционным решением президента и на основании вот того пункта закона и уводят ребенка—офицера.

Утром на плацу на построении стоят офицеры, вечером половины командиров взводов нет. Уже было даже смешно… Я, как замкомбата, отвечал за боевую подготовку, разведку, был его правой рукой. Это были очень нервные дни. И особенно для командира полка Морозова. Он потомственный военный, сын генерала, служил в Афганистане, в Германии. Командир полка, а полка-то и нет. Помню, 24 декабря построились мы в полевом парке, первый батальон: Васильев, комбат, Яковлев, начштаба батальона, я и трое ротных. Вот и весь батальон! Солдат нет вообще! Всех уволили, когда полк из Германии вышел, так и служили без солдат. Технику в полевых парках прапорщики охраняли. Построились, майор Васильев говорит: «Будем принимать технику». Она так и стояла прямо в открытом поле, когда полк из Германии вывели.

Я занимался приемкой БМП. Залезаю в машину, завожу, проверяю все системы. Смотрел только, как работают основные функции, чтобы воевать можно было. Потом залезаю в башню, смотрю, чтобы стабилизаторы работали, электроспуск пушки и пулемета. Если все работает, перегоняем машину в соседний парк и ставим, если нет, отгоняем ее в другой парк. Технику, взамен негодной, пригнали лучшую со всей 22-й армии.

На бумаге у нас все было отработано, отточено, все классно. Все по планам было замечательно с приемом техники, личного состава. Мобилизационные документы открываешь — хоть в золотую рамку их вставляй! А оказалось, что в реальной обстановке ничего не получается. Того нет, этого нет. Много было мелочей, которые трудно предусмотреть заранее. Например, проблема с аккумуляторами. Когда войска выводили из Германии, они уже были списанные, они же по приказу работали! Хватились технику заводить, а заводить-то нечем! Аккумуляторы уже осыпались! Хоть генерал им приказывай, работать не будут! И где их брать, новые?

Так прошли дни до Нового года. А взводных у нас так и нет…

«Так точно, поеду…»

Эдуард Лопухов, начальник радиостанции Р-161 узла связи полка, прапорщик:

— В 1994 году я служил в 130-м полку связи. Перед Новым годом я должен был заступить в наряд. Прихожу к вечернему разводу. Меня вызывают к комбату подполковнику Копченову, афганцу. Я сразу догадался, что к чему. «Вот, есть…» — «Так точно, поеду». Он трубку телефона поднял, командиру полка докладывает: «Лопухов согласен». Тогда с деньгами было исключительно хреново. Тридцатого декабря вечером у кассы полка стояла толпа, давали деньги, командир полка взял меня за руку, и к кассе. Выдали три оклада.

Наряд отстоял, Новый год встретили, и четвертого января с экипажем радиостанции поехали в 245-й полк. Поставили нас сразу недалеко от «Гайки», в поле, там техника стояла, на обеспечение связи со штабом армии.

Экипаж радиостанции — я, два специалиста и водитель. Экипаж у меня был весь подготовленный. Я из полка в Чечню уезжал один из первых и мне дали хороших специалистов. У каждого свой круг обязанностей, свое спальное место в машине. Водитель, Паша Смирнов из Кинешмы, неплохо ездил, но по отношению к технике был абсолютный разгильдяй. Зато был очень хозяйственный. Сергей Горский — техник. Порядок в аппаратной всегда наводил — идеальный. Все у него всегда блестит и работает. Николай Кабанов — радиотелеграфист, потрясающий специалист. Мог очень хорошо работать на станции. Мы две недели в парке простояли, это помогло нам лучше узнать друг друга, а то все были из разных подразделений полка связи. Успели сладиться, как экипаж. Одно дело, когда солдат в строю стоит, другое — когда он с тобой банку тушенки трескает. Мы сработались быстро…

«Нас успокаивали, убаюкивали…»

Сергей Гришин, замполит полка, майор:

— Нужно было организовать прием личного состава, постановку его на учет, принять замов по воспитательной работе, ввести их в курс дела.

Замполиты батальонов были зрелые офицеры. А вот из направленных в полк замполитами рот каждого второго пришлось отправить назад. Приходили либо неподготовленные, без базового образования, либо такие, кто никогда не были на этих должностях. Многие замполиты приходили либо не желавшие ехать в Чечню, либо «склонные к употреблению». Приходилось от таких избавляться.

Надо было также создать структуру, материальную базу воспитательной работы, подготовить офицеров-политработников, изучить их, чтобы не брать с собой балласт.

О политической задаче похода в Чечню мы ничего не знали. Задача была одна: убыть в район станции Червленая. В полку в эти дни было много старших офицеров из штаба армии, округа. Все они нас успокаивали, убаюкивали. Чувствовалось, что руководство заинтересовано в одном: как бы полк скорей сформировать и отправить в Чечню.

Лидия Морозова, вдова гвардии полковника Морозова:

— Станислав Николаевич был не такой человек, который бы оспаривал принятое командованием решение. У него даже мысли не было, что можно не выполнить задачу. Хотя он знал, что полк не готов воевать — ни техника, ни люди. Полк был просто назначен идти в Чечню.

Дни перед отправкой полка в Чечню были очень напряженными, но Станислав Николаевич никогда ни мне, ни своим подчиненным своих чувств не показывал. Он всегда мог принять правильное решение, которое касалось всего коллектива. Одной из главных его задач тогда была — сплотить людей. Полк фактически был сборный, люди сначала просто не знали друг друга. И в таком состоянии полк вынужден был выполнять боевую задачу.