Сталкер. Истории. Ч.З.О. Сестра Радиации

Захар Чернобыльский (2024)

Пришлый с группировкой АПЛ, бандой Шприца и Тёмным Сталкером дали противнику решающий бой. Враг, который угрожал всем сталкерам и жителям Забытых Земель, исчез. Но исчезнут ли в Зоне опасности и угрозы, когда сама человеческая сущность является источником настоящего зла? В центре сюжета сталкеры Игнат и Михалик, сестра Пришлого, Отец Ведомир и Чёрная Жемчужина со своим подручным. Тяжёлая жизнь вынуждает сестру Пришлого вступить в группировку, а двое сталкеров занимаются своими повседневными делами в мире полном страха и отчаяния. Но даже в самых мрачных обстоятельствах люди способны на великие поступки, сохраняя при этом человеческий облик. Даже если некоторые из них не являются людьми. Роман «Сестра Радиации» продолжает понравившуюся многим трилогию про сталкера Пришлого, сиамского кота-мутанта Тишку и группировку АПЛ.

Глава 2. Что-то странное

Часть 1

— Вышел я сегодня из дому, как обычно, пораньше. Взял хлеба белого буханку старенькую. Он хоть и зачерствел, но с трудом могу угрызть со сладким горячим чайком ранним прохладным утром. М-мм… — протянул Ведомир, довольно прикрывая глаза. Вдыхал носом, словно чувствовал этот хлебно-чайный аромат. — Вкуснота и лепота. Са́мо то, — подмигнул Евгении, слегка улыбнулся и положил руки на стол. — Термос старенький, ещё от отца достался. Эх, вот вещь, уже больше двадцати лет тепло держит. Греет не только чай и кофе, но и душу. Последнее, что от отца уцелело. Даже фото, и те все сгнили… Чаю заварил чёрного крепкого, из пыли что в пакете осталась. Листа в нём давно не видел, а купить… В общем, пока чайную пыль пью, и радуюсь. Сложил всё в сумку балоневую, узорчатую, красно-синюю. Прихватил удочку, да ведёрко пластиковое, и пошёл, значица, порыбачить. Эх, девоньки-и… — томительно и сладостно произнёс Ведомир. — Люблю рано утром, когда ещё только светает, да кроме доярок и петухов шум в деревне никто не учиняет. Такая ж ведь красота, а? После ночи, никем не тронутая, и сама ещё от сна не отошедшая… Иду дальше. Потихоньку спускаюсь по тропинке, что к воде уходит. На озере — никого. Тихо так, непривычно… — Ведомир отвёл взгляд куда-то в сторону, словно что-то вспоминал или хотел вспомнить, но у него это плохо получалось. Огромные пробелы в памяти, что всплывали, яркими белыми квадратами и прямоугольниками, были ширмой, которая заслоняла что-то очень ценное. Важное для его души и сердца. Но довольно не молодой разум отказывался воспроизводить те моменты, словно были чем-то эксклюзивным и недоступным простому человеку. Хотя, за деньги всё было возможно. Ну или почти всё. Его разум требовал подписку. Как подписка на газету «Правда» для взрослых, и «Пионерская Правда» для молодого поколения, за которую брали определённую небольшую плату раз в месяц. Но для него и других, даже такая подписка была огромной роскошью. Но иногда всё-таки брал. Оформлял подписку в память о своём сыне, которого давно с ним нет.

«Эх, закончилась и его подписка… подписка на жизнь», — размышлял с грустью про себя Ведомир.

— Ты что приуныл, призадумался, а? Дядька Ведомир. Ты бери, ешь, булки то. Я что, просто так из дома притащила? — Марина придвинула тарелку с зарумяненными плюшками поближе к мужчине. Выплеснула из железной кружки его недопитую колодезную воду, и налила из кувшина коровьего молока.

— А? Да-а… — с грустью произнёс и выдохнул. — Спасибо, Маринушка, спасибо. — Он отошёл от непонятного забвения воспоминаний давнего прошлого. Возможно, они были не самые приятные. Но ведь не все же? Обязательно должны быть и хорошие. Он в это верил.

— Кончилась давно моя подписка на молодость. А продлить никак не представляется возможным, э-эх… Голова совсем уже не та, что раньше.

Взял плюшку, поднёс поближе. Прикрыл глаза и нюхал, глубоко затягиваясь приятным, сладковато-ванильным ароматом домашней сдоби.

— Эк-х, — Евгения крякнула, стоя у стола, — чудак ты Ведомир, мозги твои совсем до дыр, уже того…

— Ага, хоть и старше ты его. Ну, давай, а то что, пользуешься нашим гостеприимством, хлеб да чай, а весть сказывать уже и позабыл, мозговий сыр? — Маринка улыбнулась ему по-доброму, но глазками то говорила: давай, речь подавай, а то отберу из рук плюшки и каравай.

— Вот вы гоштя как, значит… прожефать не даёте… — старался быстрее умять плюшку, запивая большими глотками молока. — В общем, девоньки, красавицы вы мои ладные, да возрасту непокладные, — начал он, а женщины прямо засмущались, заулыбались. В уголках рта появились скобочки-морщинки. Глаза смущённо-весёлые, в лёгком прищуре, старались смотреть куда-то в сторону. Избегали сладких слов из ладных губ гостя.

— Спустился значит, иду. Озеро уже недалече, через пять минут виднеться будет. Трава не очень высокая по сторонам, но зелёная такая, и птички ранние поют, щебечут, сердце ди́вается, ох-х… — через несколько секунд лицо мужчины резко сменилось с блаженно довольного на перепуганное, растерявшееся. Не понимал, что происходит. Раскрыл свои глаза широченно, и водил ими, налево-направо, на Евгению и её дочь. Да только смотрел не на женщин, а куда-то далеко, сквозь них и дальше дома. И моргать не моргал. Пожелтевшие белки глаз с красными прожилками покрылись блестящей скорлупой влаги. Хлопнул пару раз открытым ртом, как немая рыба, и наконец-то продолжил:

— Но приборчик то мой, всегда со мной, его уж точно не проведёшь… Простенький, но надёжный, беспороговый звуковой дозиметр. Он как заурчит, затренькает ни с того, ни с сего, я аж подскочил на тропинке как козлом боднутый. Головой влево, вправо… А ничего не вижу.

— А чего ж ты там увидеть то захотел? Глаза твои пенсионеры… — выразилась баб Женя и негромко хохотнула. — Твой прибор измерительный, как твоя головушка, что наш сыр в холодильнике.

— Ох ну и бабы, — констатировал Ведомир. — Вам бы только смеяться да позабавиться над одиноким стар… мужиком. Не старец я ещё, не надо вот этого вот. И главное вас фиг поймёшь, толи и вправду вы шутки шутите, толь защитная реакция вашего организьму заиграла.

— Женский организм — загадка!

— Точно-точно!

Констатировали женщины.

— В общем, правее, метрах в пяти, как ты сказала — «глаза мои пенсионеры» заприметили слишком высокую траву. Аномально высокую. — Ведомир сделал упор на последнюю фразу, произнёс довольно серьёзно. — Прям такую, что… у-ух! — показал собранными в кулак пальцами и как-то неловко и резко дёрнул рукой вверх, в небо, отчего что-то хрустнуло и Ведомир с гримасой боли на лице схватился за локоть.

— А-ай, ч-чёрт… дёрнуло меня, — потёр и медленно согнул-разогнул больное место.

— Вот тебя и дёрнуло, лицо аж передёрнуло! — а женщины всё в шутку оборачивали.

Мужичок посмотрел на них с укоризной, но промолчал.

— Ну я и думаю… «Фонит» там что-то слишком сильно. Приборчик так потрескивает… и как-то волнами импульсирует, словно сердце бьющееся. Страшно мне стало. Холодок пробежал по всему телу и закололо на кончиках пальцев. А ещё страшнее становится от мысли лезть в это радиоактивное пятно. Отпрянул назад я девоньки от греха подальше. Стою. Вроде поутих прибор то. Но ещё на всякий пожарный попятился на пару шажков. Ну её, эту аномальщину. На всякий случай чтоб кожа и нос не покрылись ожоговыми волдырями и не отвалились от радиации… Ещё на работе своей смекнул — если слышишь этот звук, сра-а-азу нужно тикать отседова. Но ч-чёрт… как же не узнать и не посмотреть, что там такое, да почему? Ведь откуда здесь, сейчас, радиация? Аварии то на нашей станции не было, и не будет, даст бог. Ведь то, как её строили… — Ведомир недобро переменился в лице. — Ладно, что-то я не в ту степь погнал, это ж вообще военная тайна.

Приборчик то мой, может просто забарахлил, да и всего-то. Но почему ж тогда забарахлил? Что-то же должно там быть, непонятное. Я пока что ещё живой, и помирать не собираюсь! Поживу, дай бог, ещё пару десятков лет, а может и поболе, хех. Не так уж я и стар. Как Юхубовищ — «суперстар»! — довольно заулыбался, откусывая от плюшки новый кусок.

— Как Юхубовищ ты только седой и сморщенный становишься, какой ещё из тебя «суперстар»! Через десяток лет, если доживёшь, станешь не «суперстаром», а супер старым. Только эта дорога тебе и светит, о Ведомир, житель свободного деревенского народа! — женщины тихонько рассмеялись да подмигнули друг дружке.

А мужик времени даром не терял. Пока они разговаривали и хохотали, он набивал свой рот и желудок, да старался съесть как можно больше.

— Ты давай-давай, впустую поменьше трынди, а то мы видим, что пока только булки исчезают и уровень молока в крынке понижается.

— Да, а сказ не сказывается!

–Угу, — запил сладковатым молоком, вытер курткой с губ белую полоску. — На всякий случай достал я свою аптечку которую всегда с собой в нагрудном кармашке ношу. «Аишная двушечка», цвета спелой моркови. Открываю, достаю из её четвёртого отсека один из пары маленьких пенальчиков с Цистамином. Похож на большущую, просто жуть, пилюлю. «Радиозащитное средство №1» — так написано на крышке аптечки. Одна половина этого тюбика красная, другая белая. Бахаю сначала один пенал, шесть таблеток. Затем второй, тоже все шесть, для пущей уверенности. Заодно пару таблеточек «радиозащитного средства №2», из белого пенала отсека номер шесть, что б уж точно, наверняка. Чайку попил, подождал ещё с дюжину минут, чтоб растворилось да в организм попало. Аптечку на место в кармашек вернул. Сложил обратно термос в сумку, оставил с удочкой на земле, чтоб не лезть со всем этим непонятно куда. Мало ли, что там…

Ведомир сглотнул подкативший к горлу большой ком.

— Делаю я значит, шажок за шажком, аккуратно ступаю. Под ноги смотрю, траву высоченную разглядываю. Стебли будь здоров — огромные, сочные. Нечай, как весна давно закончилась и лето стоит не первый месяц. К середине трава вообще по колено стояла, да толщиной больше моего пальца, во! — показал дамам здоровый указательный палец. — А в самом центре — скелет человеческий… — Ведомир испугался и притих, заново переживая увиденное. Голос его подрагивал.

— Ох, Господи Иисусе, да что ж это такое… — почувствовав слабость в ногах и во всем организме, обе женщины уселись на лавку за стол.

— Это ещё что… Скелет тот, не взрослого человека был, а… — Ведомиру это слово очень не хотело даваться, — ребёночка, значит, скелетик то.

Марина от шока еле слышно завыла, сильно сжимая рот ладонями. Поглядела испуганными глазами то на Ведомира, то на свою мать. Женя заохала, зацокала языком, покачала головой. Весёлый настрой у обоих как ветром сдуло.

— Не очень крупный, подростковый. Я конечно не эксперт, но глаза мои ещё не ослепли. И лежал он на боку, будто спал. Ножки в коленях слегка согнуты. Ручки — тонкие косточки. Пальцы-спички под головкой, на землице как на подушке. Такой гладкий, идеальный скелет… чистая кость, аки полированная добела. Я на секунду подумал, что он не настоящий. Что это всё — не настоящее. Толь шутка, толи… я даже не знаю. Но когда увидел расходящиеся в разные стороны из-под скелета небольшие тёмные трещины в земле, что едва видны за высокой колышущейся травой, то понял, это всё по-настоящему. Из разломов энтих, шёл гул. Негромкий, тяжёлый такой, монотонный. И частицы вылетали, светящиеся, то ржаво-красные, похожие на песок, то золотые. Неописуемо красивое зрелище, девоньки. Очень красиво. Трудно словами передать. Но от звука того затошнило. Замутило сильно, ещё и труханул не слабо… В общем, убёг я оттуда.

— А где вещи твои? С тобой их не видно, — поинтересовалась Евгения.

— Дык, там со страху и осталися. Надо сходить туда ещё раз, забрать вот.

— Так, — строгим уверенным голосом начала Евгения. Взяла и крепко сжала за руку Марину. Слегка подёрнула на себя, чтобы та на неё посмотрела.

— Мариш, не пужайся, что мы, скелетов каких не видели? Это ж не привидение. Его и сжечь, и закопать можно. А вот дух… Это да, это страшно. Супротив него и не сладишь пинком каким, или факелом…

— Нормально всё со мной матушка, нормально, — Марина обхватила её руку своей свободной рукой, поджала губы и еле заметно кивнула. Поправила тёмно-каштановые волосы длиною до плеч, глубоко вдохнула и выдохнула.

— Этот врун старый поди сослепу да со страху всё перепутал. Наложил в свои деревенские штаны кирпичей из кизяка, и прибёг к нам с перепугу. Правильно я говорю, Веда? — Женя посмотрела на него укоризненным взглядом. Говорила строго. — Набрехал поди свыше крыши, да от делать нечего с ума сходишь. Шляшься где надо и не надо со своим прибором круглыми сутками, пенсионер недоделанный, да фантазируешь в своей голове всякое. А потом так завоображаешься, что сам преподносишь за истину и другим бежишь мозги пудрить. Правдой своей, настоящей. Что, девок и баб деревенских решил запужать до смерти? А наш дом тебе первый на пути попался, так получается?

— Да чтоб я… врал? — Ведомиру стало немного обидно, и даже слегка стыдно. Не смог смотреть в её полные силы и решимости, глаза. Взгляд Ведомира забегал, замельтешил, то по столу и плюшкам с молоком, то по дому и территории вокруг: колодцу, сараю, цветнику…

«А может, и вправду, того, галлюцинации у меня? Или ещё что? Только зря прибежал, да добрых женщин чуть до инфаркта не довёл… Не-не-не, точно не чисто там что-то. И прибор слышал отчётливо. Не могло показаться. Я это знаю. Я видел.» — размышлял про себя Ведомир.

— Ишь ты, смотри Марин: жопа на лавке, а глаза взглядом далеко-о убежали то.

— Вы хотите правды? Мне же не верите. Пойдёмте со мной. Всё покажу. — Встал из-за стола серьёзно настроенный, отряхнулся от хлебных крошек, поправил одежду. Потянул было руки к кувшину с молоком, который стоял практически пустой, но получил по пальцам тряпкой.

— А ну кыш, окаянный! Хватит с тебя. Тебе волю дай, потом по сусекам наскребай, с голоду помирай, — ударила по рукам Женя. — Пойдём, сначала покажешь. Если всё, что ты сказал — правда, придёшь и допьёшь своё молоко. Никуда оно от тебя не денется.

Перед уходом Марина зашла в дом и сказала Даньке с Катькой, чтоб дверь закрыли и никому не открывали ни при каких условиях. Сказала, что нужно проверить кое-что очень важное. То, что рассказал дядька Ведомир. Обо всём пообещала рассказать позже. Правда она совсем не представляла, как и что говорить, если всё это окажется правдой. Соврать? Небольшая ложь, ради спасения детских умов… Нет, так поступать она не хочет. Или же не сказать всей правды? Это уже лучше, но они всё равно узнают, и тогда в отношениях с детьми могут быть проблемы. Ничего, поставит разок в угол на пол дня, сразу станут как шёлковые.

— Если что, то наготовленной еды полно. На день хватит. Вода про запас есть, вон второе ведро. Из чужих открыть можно только Ведомиру, если он первый придёт. Поняли меня?

— Да, мам.

Поцеловала их обоих в лоб и щёки, обняла.

— Если задержимся все втроём и не сможем сегодня прийти… тогда завтра смотрите сами, по обстоятельствам. — Вышла и проследила как Данька запер дверь. Дёрнула ручку, проверила. Спустилась с крыльца и направилась к ожидавшим её баб Жене и Ведомиру у калитки.

Часть 2

Они шли втроём по не асфальтированной, хорошо накатанной деревенской дороге, довольно широкой и ровной, без сильных ям, впадин и перепадов. Ведомир шёл по само´й дороге, с края от женщин. Изредка задевал носками своих тупоносых ботинок мелкие камни, выковыривая их из земли. Чертыхался, спотыкаясь об них, что-то бубнил под нос. Женщины шли по обочине, по мягкой не высокой траве, и такой проблемы не испытывали. Молчали, размышляли. Думали о своём, вдыхая свежесть этого утра, грелись под ласкающими лучами мягкого солнца.

Бабушка Женя была довольно спокойной, или по крайней мере, не подавала виду. Марина тоже особо не нервничала, но всё-таки переживала сильнее. Волновалась за оставшихся одних дома детей, за то, что вдруг это правда. А если и так, тогда, кто же это? Нашу Ольку ведь так и не нашли… неужто… Да нет, это уже совсем чертовщина какая-то. Невозможно. Девчушка просто потерялась после ссоры с Катькой. Убежала сдуру, куда глаза глядят и заблудилась. А там… Кто уж знает, что случилось. Но не аномальщина же какая-то? Не может такого быть. Хотя, наслушаешься историй Ведовских, о его прошлой жизни, когда он на ЧАЭС работал, так и вправду верить начнёшь во все это. Таких необъяснимостей раньше отродясь не было. А сейчас, с каждым годом, всё больше и больше непонятно чего происходит.

— Скоро придём, красавицы мои. — Ведомир сошёл с дороги на тропу. — Вы только вместе со мной близко не подходите, на случай, если прибор и вправду не ошибся и пищит-трещит не просто так. Тем более, что у меня всё равно в аптечке радиозащитных препаратов на всех не хватит. Осталось очень мало.

— Как скажешь Ведь, как скажешь. Нам и самим в пекло лезть не очень то и хочется. Мы со стороны посмотрим.

— Угу, вот и ладненько, — он кивнул, не поднимая головы. Шли ещё минут десять, не больше.

— Во, считай пришли. Мои следы. А вот и сумка с удочкой, — Ведомир остановился и показал рукой на примятую траву. — Вон там девоньки, видите? — Марина и Женя стояли позади Ведомира, который вытянул руку в правую сторону и указывал на слишком высокую ненормальную траву, с чересчур перенасыщенным зелёным цветом, аж глазам смотреть неприятно и почему-то больно. Сначала они отвели взгляд, потом и вовсе отвернулись. В глазах защипало, проступили слёзы.

— Ведомир, ты что раньше всех втихаря луком здесь всё усеял? Натоптал, наломал поле ядрёное и поиздеваться над нами решил, аж глаза слезятся.

— Не-ет, — Ведомир сам диву дался, рассматривая стебли травы толщиною с трость словно бамбук, и высотою ещё больше, чем с утра. Выросли почти по пояс. — Ну и ле-еес етить, топором колотить. С утра ещё не такой был. Когда ж он вырасти успел? Ну-ка, стойте здесь, около вещей моих. Я попробую туда пробраться. Разгребу эти джунгли и покажу, что там.

— Ну давай Ведя. Токмо особо не пужайся. А то кто ж нас, дам беззащитных, от страху дикого да неизвестной жути зловещей, что предстанет пред глазами, защищать да успокаивать будет? — они притихли немного. Лужайка высоченной непонятной травы необычно зелёного цвета дело конечно необычное когда в округе всё по-другому, но страх и волнение в женских сердцах пока не вызывало.

Погода испортилась за минуты. Поднялся ветер, заполняя голубое утреннее небо серыми косматыми тучами. Постепенно оно разделилось на две полосы — серую, внизу на горизонте, и верхнюю, из тёмно-баклажановых облаков. Ветер становился всё сильнее. Поднимался громкий шум с протяжными завываниями и шелест. Шаги Ведомиру давались с большим трудом. Порывы воздуха били в лицо, во всё тело, словно не пускали и хотели его сдуть. Стебли травы, которые стали тонкими деревцами, имели чрезвычайную гибкость. Сильно качались, хлестали его по лицу и всему телу. Били так сильно, что несколько раз Ведомир всё-таки пропустил внезапные удары. На лице образовались сильные порезы, как от плети, которой избивали непокорных и плохо работающих в древности рабов. В момент удара он вздрагивал и жмурился, перед глазами мелькала яркая вспышка света с последующим тёмно-бордовым угасанием. Парой секунд позже проступала сильная жгучая боль, словно в эти глубокие надрезы на лице напихали раскалённые угли. Она распространялась по лицу, растекалась по всей голове. Чувствовал как из ран по лицу текла и капала тёплая кровь. Она падала на здоровенную траву и ладони. Пробиралась всё глубже, касалась земли и пачкала красным стволы этого сочного, тёмно-зелёного, травяного леса.

Женщины стояли позади и что-то кричали. Он их не слышал. Не мог разобрать ни слова. Ему было страшно, но он просто не мог отступить. Даже развернуться всем телом, повернуть голову. Несколько метров до цели казались ему километром, не меньше. И вот, когда он был должен увидеть то самое детское тельце из костей — его там не оказалось. Только след на земле. Внушительных размеров ожог, который полностью совпадал с очертанием маленькой фигуры. И трещин тоже не было. Они превратились в лысые, полностью лишённые травы, сильно выпирающие рубцы. Он ничего не понимал. Тело… Оно же было здесь. Лежало. Вот след от него. Отпечаток. Прибор молчал. Не реагировал, подтверждая, что здесь абсолютно безопасно. Высоченная трава шумела, издавая сипящий воющий звук, словно что-то хотела ему сказать.

"Какая глупая ложь… Нигде больше не безопасно, после того, что произошло. Авария на атомной станции, лишь вершина айсберга", — промелькнуло у него в голове. И тут он услышал. Голос. Тонкий женский голос, полный невыносимой боли и отчаяния. Тихим змеиным шёпотом доносился из шелестящих, бьющихся друг о друга, и об него, травин.

— Спас-с-си-и-и меня-я… прекрат-ти-и… меня… отпусти-и-и меня…

Грянул гром. В небе сверкнула ослепительная линия и ударила прямиком в озеро, что находилось совсем недалеко. Озарило светом тёмную зеркальную поверхность. Ведомир увидел, как поверхность водной глади, которая является одним из множества тысяч зеркал нашего мира, даёт трещину. Она расползается паутинкой, превращается во множество нитей, что разрывают поверхность с ужасающим звоном и треском. И когда все трещинки разошлись, оно лопнуло с устрашающим грохотом, который содрогнул под ногами землю. Прозрачные осколки вперемешку с водой ударили в небо громадным столбом. Огромный напор с неведомой силой пробивал демонического цвета тучи — по-другому это явление описать было просто не возможно. И даже стоя здесь, довольно далеко от озера, его обдало влажной волной воздуха такой силы, что он пошатнулся. Отпрянул назад и упал на одно колено. Упёрся кулаками в землю и склонил голову. Небо с сиреневыми тучами и бордовыми прожилками всё продолжало впитывать в себя тонны литров воды. Никак не насыщалось. Не могло остановиться. Но… Куда подевалась вся эта вода, куда исчезала? Он не знал на это ответ. Зловещие, злые небеса, продолжали втягивать в себя всё содержимое озера, пока в нём не осталось ни капли. Пустое дно. Грязь, ил и песок. Зелёные водоросли посерели, и лежали пластом на мокрой поверхности. Сотни больших и маленьких рыбёшек бились хвостами и раскрывали рты в немом крике, вращали в диком ужасе выпуклые стеклянные глаза. За звуком дождя и раскатами грома он различал их шум и их боль, как они бились о безводное дно: шлёп, шлёп, шлёп…

Наконец он встал, обернулся. Смог повернуть голову. Или ему позволили? Уже не обращал внимание на боль и тянущуюся по лицу тоненькую струйку крови. Успел заметить подбежавших женщин, которые двигались так долго… Время замедлилось. Он ничего не слышал. Уши заложило, будто в них напихали ваты. Они что-то говорили, открывали рты. Возможно кричали, но он их не слышал. Волосы Марины сильно и хаотично развевались, сиреневая кофта ходила как флаг на ветру, а с Жени сорвало платок, что укрывал голову. Тот улетел высоко-высоко, куда-то в тёмную, бездонную высь. Начался крупный дождь. Крупицы слёз, проступившие на испуганных женских лицах, перемешались с небесной водой.

Это она… плачет. — Ведомир поднял лицо к небу, выставил окровавленные ладони под дождь и ловил капли. Те разбивали кровяные кляксы, смешиваясь с красным.

— Олька. Её больше нет.