Симфония времён

Жоржия Кальдера, 2020

Сефиза заняла должность первой скрипки в императорском оркестре. Теперь девушке следует быть еще осторожней, чтобы не пострадать от придворных интриг и коварных заговоров, которые плетут окружившие ее завистники. Между Верленом и Сефизой всегда была необъяснимая связь. Девушке приходит видение, в котором они не только уже встречались, но и… любили друг друга? В столице королевства многие мечтают свергнуть безграничную власть богов. Лучший друг Сефизы Хальфдан – один из них. И он ждал возвращения своей подруги, так как, возможно, их связывает нечто большее. Сефизе придется разобраться: кто на ее стороне, а кому доверять нужно в последнюю очередь. Одна-единственная ошибка может стоить будущего целого королевства.

Глава 11

Верлен

— Когда должен вернуться Тринадцатый легион? — спросил я у легата, медленно прохаживаясь перед строем солдат.

— Не раньше чем через десять дней, Ваша Светлость, — ответил тот, подстраиваясь под мой шаг. — На дорогах, ведущих к Ашерону, свирепствуют пепельные бури, таких опасных там еще не бывало. Будем надеяться, что потери, которые понесет легион в пути, будут не слишком велики.

Я проходил мимо одного легионера за другим, вглядывался в их одинаковые лица, в глаза со стальными зрачками и пытался угадать возраст каждого — бесполезное занятие. На лицах всех солдат отпечатались признаки преждевременного старения — побочный эффект, систематически возникающий при слиянии божественной брони с человеческими телами.

В последнем воспоминании, которое мы разделили с Сефизой, был мальчик лет десяти, не больше, которого забрал мой отряд. То видение рассказывало о самом трагическом дне в жизни девушки, хотя для меня в то время это было зауряднейшим событием. Если мои расчеты верны, то сейчас брату Сефизы лет пятнадцать, не больше.

Следовательно, несколько месяцев назад он, предположительно, закончил подготовку и уже приступил к службе легионера — если, конечно, пережил мучительный и зачастую опасный для жизни процесс трансформации.

Вот уже почти неделю эта мысль неотступно вертелась на краю моего сознания. И теперь я силился разглядеть черты того мальчика, на краткое мгновение мелькнувшие в видении, вглядываясь в лица своих солдат.

Уже почти неделю я старался держаться подальше от Сефизы.

Возможно, в этом трудно признаться, но Гефест тогда был прав. Он действовал в интересах девушки, да и в моих тоже, подняв ее до столь высокого положения, дававшего ей мою и его защиту, а также покровительство духовенства. В мгновение ока Сефиза стала настолько известной и важной особой при дворе, что теперь мало кто отважился бы причинить ей вред.

Вместе с этим благодаря ее необычным протезам над девушкой постоянно был развернут ментальный щит — не будь его, она вряд ли смогла бы до меня добраться. Если подумать, эксперимент, проведенный моим братом над Сефизой, когда она была еще подростком, который в итоге дал ей защиту от мысленного проникновения Ориона, очень многое объяснял…

Разве она смогла бы оскорблять меня во время нашей первой встречи тем вечером, если бы не пользовалась этой скрытой защитой? Далее, разве она смогла бы остаться незамеченной и избежать мысленного взгляда бога богов, когда продолжила вести себя столь же вызывающе, сидя под замком в моих покоях? Разве она смогла бы вынашивать план моего убийства и осуществить его — а ведь ей почти удалось.

До сих пор я пытался следовать советам брата, поэтому дал девушке время спокойно осмыслить те потрясения и непростые перемены, на которые я ее обрек против воли. Двое легионеров по моему приказу сопровождали Сефизу повсюду, обеспечивая ее безопасность. Кроме того, благодаря этой мере предосторожности отныне никто не смог бы приблизиться к девушке без моего ведома — случись что, мне немедленно сообщили бы. Очевидно, присутствие солдат сыграло свою роль: до сего дня никто из чрезмерно любопытных придворных или членов правящей семьи и близко не подходил к Сефизе.

Кроме того, легионеры несколько раз в день давали мне подробный отчет, и я всегда методично их выслушивал. Таким образом, я всегда знал, где Сефиза находится и что делает.

Вообще-то с того рокового утра, когда девушка пыталась меня убить, жизнь ее текла по крайне узкому и ограниченному руслу. Всю неделю она ежедневно репетировала вместе с оркестром, давала частные уроки одной юной аристократке, а все остальное время проводила в выделенных ей покоях.

Еще Сефиза приняла участие в концерте, который состоялся в святилище Тиресия. Однако после представления она стремительно ускользнула, не перемолвившись ни с кем и парой слов. Казалось, она старательно избегает любых контактов — будь то другие музыканты или обитатели дворца. Вероятно, она наконец смирилась со своей новой судьбой и успокоилась, как и предсказывал Гефест.

Я же, в свою очередь, старался не слушать гулявшие по дворцу сплетни, хотя и понимал, что в последнее время стал главной темой для обсуждения. Еще я изо всех сил пытался уклоняться от любых светских бесед, а главное, не попадаться на глаза членам своей семьи.

Вместо этого я все дни напролет патрулировал Стальной город: вместе с отрядом легионеров проводил один обход за другим, прочесывал столицу от центра к окраинам и обратно. Официально мое присутствие в городе объяснялось просто: Первый Палач задался целью навести на население страх и ужас, дабы окончательно отбить у народа охоту к новому мятежу. На самом деле я выступил с подобной инициативой, чтобы избежать изначально запланированных встреч с императором.

Какое-то время мне удавалось уклоняться от этих обязанностей, но короткая передышка подходила к концу. Сегодня воскресенье, а значит, недалек тот час, когда император передаст мне список приговоренных…

Низко опустив голову, я поднялся по лестнице, ведущей к личному кабинету Ориона, терзаемый миллионом противоречивых мыслей, сомнений и смущающих вопросов. Тем не менее я преисполнился решимости не сдаваться. На минувшей неделе у меня было много времени спокойно все обдумать, и, несмотря на растерянность и скрытое замешательство, я принял определенные решения, от которых не желал отказываться ни при каких обстоятельствах.

Один из центурионов впустил меня в кабинет, и я с некоторой долей растерянности обнаружил там Гефеста: брат стоял перед огромным письменным столом, за которым восседал наш отец.

— Верлен, наконец-то! — начал император на удивление радушным тоном. — Я уже отчаялся вновь тебя увидеть. В последнее время ты часто отсутствуешь во дворце и пропускаешь императорские собрания. Что-то случилось?

— Конечно же нет, отец, — тут же солгал я, удивляясь тому, как легко срывается с языка эта ложь. — Мои обязанности требовали моего присутствия в другом месте. Вы ведь знаете, после всех недавних потрясений и их трагических последствий я всеми силами стремлюсь восстановить и поддерживать порядок среди ваших подданных.

Мгновение Орион смотрел на меня, потом вперил взгляд своих золотых глаз в моего брата. Веки Гефеста едва уловимо дрогнули. Я догадывался, что под его маской равнодушного спокойствия скрывается внутренняя борьба — скорее всего, брат сейчас отражает мысленные атаки отца, но делает это так, чтобы его защита осталась незамеченной.

Я знал, что для Ориона намного сложнее проникнуть в мысли кого-то из членов Пантеона, чем перетряхнуть мысли обычного человека. Однако «трудно» в данном случае не значит «невозможно».

Неужели Гефест на самом деле способен помешать богу богов, Владыке всех разумов проникнуть в свое сознание? Или же с минуты на минуту Орион узнает о том, что мы пытались спрятать инакомыслящую прямо у него под носом, и разоблачит нас?

Нет, очевидно, Гефест уже давно нашел какой-то способ незаметно отражать мысленные атаки Ориона; в противном случае, разве сумел бы он так долго работать над новыми протезами для Залатанных, которые дают своим владельцам ментальную защиту?

В конце концов император отвел взгляд от моего брата и вновь поглядел на меня, его жизнерадостная гримаса улетучилась, сменившись чем-то вроде озадаченности.

— Сын мой, неужели ты действительно думал, что я не проведаю об этой истории с фавориткой? То есть ты доверился своему старшему брату, представил ему эту девушку, а отцу ни словом не обмолвился о такой новости? Мне казалось, я ясно дал тебе понять, что целиком и полностью одобряю эту идею. Разве я настойчиво не советовал тебе потренироваться на человеческих девицах, прежде чем ты вступишь в брак со своей сестрой?

Я немедленно подавил вскипавшие в душе смущение и гнев, чтобы мой ответ звучал правдоподобнее.

— Ничего подобного, отец. Просто я посчитал это происшествие слишком незначительным и не стал беспокоить вас по пустякам.

Орион поджал тонкие, бледные губы и возразил с нескрываемой досадой:

— В таком случае имей в виду: твоя скрытность достойна сожаления. Не заблуждайся, этот вопрос в моих глазах имеет огромное значение. Раз уж ты решил ограничиться всего одной женщиной, да еще и сделал ее своей официальной фавориткой, я был бы тебе признателен, если бы ты обсудил со мной свой выбор заранее. Представь себе, я заглянул в мысли придворных, встречавших ее во дворце, а также несколько раз просмотрел разумы стражников, которых ты к ней приставил. Ты не осмелился со мной поговорить из-за того, что эта девица Залатанная?

Я старался не глядеть на Гефеста, по-прежнему стоящего по стойке «смирно» в центре кабинета.

Брат утверждал, что Орион не сумеет прочесть мысли Сефизы. Вот только какие выводы сделает отец, шпионя за девушкой глазами ее окружения? Что он подумал, когда понял, что не может проникнуть в сознание этой представительницы рода человеческого?

Подобная аномалия наверняка разожгла его любопытство еще сильнее. Если и дальше так пойдет, он примется изучать Сефизу более пристально, начнет анализировать ее малейшие поступки и жесты, а ничего не добившись, вызовет ее к себе, чтобы лично допросить…

У меня перехватило дыхание, воздух кабинета разом сделался удушающим. Идея моего брата внезапно показалась мне вовсе не такой блестящей, как думалось вначале…

Нужно придерживаться плана, сохранять равнодушный вид и ни в коем случае не показывать моего истинного отношения к Сефизе. Поэтому я постарался придать лицу по возможности презрительное выражение, из-за которого свело скулы. После этого я ответил:

— На самом деле не важно, изменена она или нет — по сути это всего лишь презренная человеческая девчонка. В своем выборе я руководствовался исключительно срочностью сложившейся ситуации и необходимостью. Взял первую подвернувшуюся женщину, которая согласилась добровольно, оказалась более-менее здорова и удовлетворяла требованиям гигиены. Официальный статус фаворитки я ей дал, только чтобы оправдать ее присутствие во дворце. Кроме того, опыт, который я решил приобрести, последовав вашим советам, носит интимный характер, поэтому мне показалось неуместным обсуждать это с вами, моим отцом и императором. Надеюсь, вы понимаете, что мне более не хотелось бы обсуждать эту тему.

Орион склонил голову набок, как будто одновременно был уязвлен и растерян. Наконец он глубоко и устало вздохнул.

— Раз ты так считаешь, хорошо, не будем больше об этом. Не сомневаюсь, ты еще вернешься ко мне с вопросами… В любом случае не забывай о конечной цели, Верлен. Вот мой единственный совет касательно этого эксперимента.

С этими словами бог богов облокотился на столешницу из красного дерева и, слегка наклонив голову, помассировал виски — я еще никогда не видел, чтобы отец так открыто демонстрировал слабость.

— В настоящее время у меня и так достаточно поводов для беспокойства, включая беспорядки в Ашероне и недавние волнения, устроенные жителями города. В последние несколько дней я неустанно перемещаюсь из одного разума в другой, пытаясь выявить зачинщиков мятежа, и эти мысленные путешествия начинают меня истощать. Очевидно, не следовало допускать такого роста населения, имевшего место за последние несколько столетий…

— Отец, что-то не так? — вмешался Гефест, делая шаг к столу, очень правдоподобно изображая беспокойство. — Что-то случилось?

Теперь я видел: брат притворяется. Все это время он лишь делал вид, будто подчиняется приказам Ориона, а сам его обманывал.

Выходит, отныне я такой же, как он? Я тоже сознательно предаю своего отца, высшее божественное существо, которое годами обожал, чьи слова впитывал, в чьих суждениях никогда не сомневался?

«Да, в этом нет ни тени сомнения…»

Но почему я не испытываю ни капли чувства вины?

Гефест зашел очень далеко, когда осмелился упомянуть возможную попытку свержения императора. Я не понимал, как отношусь к этой идее, знал только, что она нелепа и совершенно иллюзорна.

Однако раз я не против Гефеста…

Значит, я с ним заодно.