Квебрахо. Альманах

Живое авторское слово

Мы, участники антологии, именно словесники, а не только любители изящного. Художественное слово заключает в себе всё. В лучших своих проявлениях оно вечно и современно. Ведь поэзия обитает в языке, а язык меняется с ходом времени и вместе с тем остаётся тем же, поскольку несёт в себе культурную память прошлого. Язык связывает эпохи, как телефон связывает взаимно удалённых абонентов. Таинственное исчадие времени, язык, особенно язык поэзии, помогает преодолеть времена и расстояния.

КОНСТАНТИН ДОМАРЁВ

Домарёв Константин Петрович, родился в 1953 году в Москве. Учился в школе №686 — сегодня это школа Казарновского. В 1980 г., после службы в рядах вооружённых сил, окончил МОПИ им. Н.К.Крупской. Прошёл все ступени роста от старшего пионерского вожатого до директора школы и директора дома пионеров. Ветеран труда, награждён медалью «В память 850 — летия Москвы», является лауреатом конкурса «Грант Москвы» в области наук и технологий в сфере образования. Это всё в прошлом. В новой жизни старается быть полезным супруге, детям и внукам. Стал заядлым огородником, любит копаться в земле, выращивать овощи и зелень. «Меня так и называют Копатыч».

Школьный детектив

I

Мне уже давно хотелось рассказать эту историю, да всё как-то, как сейчас говорят, руки не доходили.

Я тогда работал в Люблине учителем русского языка и литературы в школе, которую мне посоветовал методист районного учебного центра. Школа действительно была неплохой, недавняя новостройка, ещё не имеющая серьёзных традиций. Работы через край. Я легко вошёл в новый коллектив, женский, физрук, физик и историк — это всё мужское население, творческий, да и детки оказались заинтересованными в учёбе. Работать было очень интересно, и я даже не заметил, как стал лауреатом премии «Грант Москвы» за развитие педагогических технологий в преподавании русского языка и литературы.

Ну, я как всегда о себе. Пора переходить к делу.

На работу мне добираться было очень удобно, восемь минут на метро, да десять минут пешком. Опоздать на первый урок было просто невозможно. Завучи это очень ценили. А московское метро так устроено: утром все едут на работу в центр, а вечером возвращаются с работы из центра. А я-то еду в Люблино, на периферию, в свободном вагоне и редко стоя. Для меня всегда находилось свободное местечко. Ещё успевал почитать план первого урока и сделать очередные пометки.

В этот день я вошёл в вагон и сразу прошёл к противоположным дверям, что предполагало моё стояние до станции назначения. Рядом стояла девочка — подросток небывалой кукольной красоты, с огромными завораживающими глазами, в которых жила серая тоска. Даже не это меня удивило, а содержание её прозрачного пластикового пакета: пелёнка, сменная обувь (тапочки), белые носочки, новые, ещё с этикеткой фирмы изготовителя, детский крем, салфетки, отдельный пакетика с нижним бельём, два бутерброда с колбасой и сыром, бутылочка минералки без газа, что-то ещё…

Я припомнил, как когда-то провожал свою жену с таким же набором предметов личной гигиены на аборт. Но главное, она держала в руках томик Л.Н.Толстого «Война и мир» раскрытый на том месте, где описывались неудачные роды маленькой княгини. Я ужаснулся: десятиклассница едет в платную клинику Марьино, чтобы прервать нежелательную беременность.

Весь мой вид изображал вопрос: «Что случилось?» Ну что случилось и так понятно, но я всё-таки спросил, могу ли чем-нибудь помочь. Девочка очень по-взрослому посмотрела на меня своими глазами — очаровашками, и в них я увидел ещё больше грусти и тоски.

— Нет, — сказала она резко, но без грубости.

— Что случилось? — всё-таки спросил я. И, не видя во мне врага, она, уже немного смягчив тон, рассказала мне про свою беду.

— История стара как мир, — начала она, и я весь превратился в слух. — Я перешла в десятый класс (это я легко понял по «Войне и миру». У меня в десятом тоже идёт Лев Толстой). На линейке первого сентября классная подвела к нам новенькую и сказала, что её зовут Ляля, и она будет учиться в нашем классе. Мы все обступили её, расспрашивали, что да как. Она с улыбкой нам отвечала и особенно охотно на дерзкие вопросы мальчишек. Короче, уже после третьего урока Ляля стала всеобщей любимицей. Вдобавок, её посадили рядом со мной на третью парту, потому что Игорь Семёнов ушёл после девятого в технологический колледж учиться на ремонтника холодильного оборудования, и место у окна пустовало.

Ляля умела не только болтать обо всём, но и учиться. А училась она хорошо, и за первые две недели стала примерной ученицей для всех учителей. Не было предмета, в котором бы Ляля чего-то не понимала. Она мне часто помогала на уроках разобраться в трудных вопросах алгебры и химии.

Очень скоро мы стали подругами. У нас было много общего: любили одну и ту же музыку, фанатели от одних и тех же киноактёров, нравились мускулистые накачанные парни. Но было главное: я росла без отца, он ушёл из семьи, когда мне было уже десять лет, и я страшно переживала родительский развод. А Ляля даже не помнила свою мать, а об отце говорить не любила — он какой-то уникальный специалист в области хирургии, всегда на работе и часто меняет место работы. Вот и сейчас приехал в Москву по приглашению Лео Бохерии, а прежняя его клиника находилась в Уфе. Ляле там очень нравилось: простые отзывчивые люди, татары, башкиры, греки, русские — все действительно живут одной семьёй. Если это не маленькая деревушка. Тогда там порядок устанавливает начальник отделения милиции.

Ляля иногда заходила ко мне, видела наш скромный быт, и как-то раз пригласила к себе. Двухкомнатная квартира недалеко от школы поразила своим содержанием: всё новое, очень дорогое, нет ни одной лишней вещички. В элитной кухне кроме холодильника неизвестной мне марки лишь кофеварка и электрочайник. В гостиной кроме журнального столика и двух мягких глубоких кресел телевизор на всю стенку, кожаный диван и полка с Лялиными учебниками. Во второй комнате огромная двуспальная кровать с прикроватной тумбочкой и туалетный столик, уставленный дорогой, совсем не детской косметикой. Шкаф-купе, по—видимому, вмещал весь Лялин скарб. Она как-то мимоходом бросила, что папа редко ночует дома и занимает диван.

Мне у Ляли нравилось. Не то, что у меня дома. Никакого сравнения. Нравилось смотреть телевизор, а особенно видики с Джулией Робертс и другими знаменитостями. Как-то Ляля поставила диск из папиной коллекции порнографического содержания и я обомлела от ужаса и затрепетала от восторга. Теперь стало понятно, что такое заниматься любовью: минимум ухаживания и максимум постельных сцен, не прикрытых одеялом, крупным планом соитие мужчины и женщины.

За время нашей дружбы мне удалось посмотреть ещё две истории такого же содержания, и во мне проснулась женщина, маленькая шестнадцатилетняя женщина.

Однажды мы засмотрелись и не услышали, как открылась дверь, и вошёл Лялин отец. Он не стал нас ругать, а наоборот, вежливым тоном напомнил Ляле о том, чтобы та была аккуратной в выборе подруг. Я не знала, куда себя деть, заторопилась домой, но тут вошёл Лялин отец и пригласил нас пить чай, так как сегодня у него образовалось окно и он принёс домой замечательный торт, который не может не понравиться ни одной девчонке.

Чаепитие было коротким, но мне показались эти минуты часами. Лялин папа представился Кириллом и очень интеллигентно за мной ухаживал, предлагая то ещё кусочек торта, то удивительных шоколадных конфет, то просто воздушного зефира. А когда встретились наши глаза, я сразу поняла, что влюбилась. Влюбилась не в ровесника-одноклассника Федьку, в него все девчонки влюблены с седьмого до одиннадцатого, а в отца своей одноклассницы. А в него невозможно было не влюбиться: он очень напоминал моего кумира: рост выше среднего, кудрявый брюнет, чистое лицо, отличающееся от прыщавых поверхностей одноклассников, накачанные мускулы, голливудская улыбка, тонкие длинные пальцы рук, похожие на пальцы скрипача. Видимо, такие и должны быть у первоклассного хирурга. Странно, что на полке я не увидела ни одной книги по медицине. Но это совсем неважно, когда на тебя смотрит такой красавец. Прощаясь, он сделал мне комплимент и восхитился моими глазами.

Мать сегодня не ночевала дома, она иногда раз — два в неделю остаётся в ночную смену. Похоже, она нашла себе друга, а я ей стараюсь не мешать. Красивая, ещё вполне молодая женщина, должна же она обрести своё счастье, раз уж не получилось с папой. Поэтому я дала волю, сначала своим безумным фантазиям, очень напоминавшим сюжеты тех фильмов, которые смотрела у Ляли, а потом просто рыдала о несбыточных своих мечтах.

Утром в школу пришла с синяками под глазами. Даже завуч поинтересовалась моим здоровьем. Но у меня было всё в порядке. Просто это — любовь.

Как-то раз Ляля сказала, чтобы я её не ждала. После уроков она задержится в лаборантской кабинета физики. Какого же было моё удивление, когда за поворотом ко мне на встречу вышел Кирилл, Лялин отец. Моё сердце сначала оторвалось и оказалось в пятках, а потом резко ударило в мозг, и я отдалась на волю случая. А он мило со мной поздоровался и предложил покататься на автомобиле. Не помню, чтобы Ляля что-то рассказывала про машину, да мне было не до того: мой кумир, моя мечта, моя бессонница пригласил меня покататься по городу на машине. Я не помню, о чём он говорил, потому что я молчала, я летала в своих облаках, я купалась в своих мечтах. Но вот поездка окончилась, он остановил машину, не доезжая пару домов до моего, а сам поцеловал мне руку и поспешил на какую-то очень важную операцию. Оказывается, я пообещала Кириллу через несколько дней ещё раз встретиться, а потом ещё раз. А потом он уговорил меня прогулять школу, чтобы побыть с ним дома. Я согласилась, придумала посещение стоматолога, что не вызвало ни у кого никаких подозрений.

С самого утра мы оказались в объятиях друг друга. Сколько нежности было в его словах. Как ласково скользили его руки по моей спине. Как бережно он держал меня за плечи и бархатным голосом говорил, что когда-нибудь наступит взросление, и когда-нибудь я совершу свой девичий дебют и стану женщиной. Так лучше, если это будет мужчина, уже имевший дело с женщинами, чем прыщавый пацан — неумейка, который сделает очень больно и наступит отвращение ко всему мужскому роду. Так бывает.

Представьте, что мне совсем не стыдно было раздеваться перед Кириллом. Я видела, как это делают в кино порноактрисы. Он смотрел на меня с восхищением, жадно рассматривал каждую обнажающуюся часть тела. А я не торопилась, я как профессионалка набивала себе цену.

Первый мужчина, ну разве это можно забыть! Его ласки, его поцелуи, его касание, тот восторг, который испытываешь при первом вхождении мужчины в тебя. Я ничего не помню, я куда-то провалилась, я была наполнена счастьем, я хотела, чтобы это длилось вечно. Но вот я поняла, что всё закончилось и меня заколотило. Кирилл как мог, успокаивал, дал какую-то таблетку, и мне стало лучше.

Мы провалялись до обеда, совсем забыли, что уже давно кончились уроки, а пришедшая с занятий Ляля и увидевшая меня в постели с отцом, как будто, ничему не удивилась, просто холодно попрощалась, когда Кирилл провожал меня.

Это была пятница. Есть ещё два дня и три ночи, чтобы всё обдумать, что сказать маме. Разве можно такое сказать маме? А её опять нет, и не будет два дня. В записке она сообщила, что поехала с группой сослуживцев на экскурсию в Питер. Оставила мне немного денег, просила быть умницей, делать уроки — учёба главное в сегодняшней жизни.

Ох, мама, мама. Знала бы ты, что творится с твоей дочерью. Похоже, что твоё счастье сейчас для тебя важней, чем моё.

Мы с Кириллом ещё несколько раз встречались, так же бурно, но уже более осознанно любили друг друга, пока я не почувствовала в себе изменения. Начался токсикоз — верный показатель беременности. Мама ничего не замечала, она просто разрывалась между мной и её новым возлюбленным. Я рассказала Кириллу. Он посадил меня в мягкое кресло, сам сел рядом и стал мне выговаривать. В его голосе появилась жёсткая металлическая нотка. Я должна была войти в его положение: он не может открыло со мной жить, воспитывать моего ребёнка, ему вполне хватает Ляли. Потом размеренными шагами подошёл к прикроватной тумбочке, достал, не считая, раскрытую пачку денег и передал мне их со словами, что этого вполне хватит на аборт, на моральные издержки, на то, чтобы купить себе что-нибудь новенькое из одежды, сходить в парикмахерскую и привести себя в порядок. Что я должна гордиться, что среди подружек уже не девочка и это новая роль в моей жизни.

Я даже не заплакала.

Так рухнула моя мечта о счастливой жизни.

Вот, вчера была на консультации, сегодня еду взрослеть. Знаю, что это опасно. Набралась сил и всё рассказала маме. Обе прорыдали весь вечер. Никакого упрёка в свой адрес я не услышала. Похоже, что и её роман идёт к такому же финалу.

Тут уже я направился к выходу. Моя станция. Она назвалась Леной, но я уже ничего не мог сказать. Через двадцать минут у меня начинается первый урок, и мне придётся говорить о любви в романе Л.Н.Толстого «Война и мир».

II

Неожиданно эта история получила продолжение.

Первого сентября к моим одиннадцатиклассникам подошла завуч, ведя перед собой стройную девушку с огромными глазами. Я сразу узнал Лену и повёл себя как старый знакомый. Она, похоже, обрадовалась тому, что будет учиться в моём классе, и в то же время испугалась того, что я знаю её страшную тайну. Я представил Лену классу, а ей шепнул, что от меня никто ничего не узнает. Ребята обступили новенькую, и она пыталась до начала линейки ответить на все вопросы. А главный вопрос, почему она перешла в нашу школу, оказался самым лёгким. Здесь, недалеко от школы, находится бассейн, в котором Лена занимается четыре раза в неделю.

Мне понравилось, как её приняли ребята. Впоследствии она хорошо сдала все экзамены и легко поступила на юридический факультет. Теперь она занимается детьми и подростками в звании старшего лейтенанта в Детской комнате милиции. Слышал, что помогла многим девочкам, оказавшимся, как когда-то она, в сложном положении. А тогда, первого сентября, она попросила меня задержаться, чтобы рассказать, что произошло дальше.

С Лялей они остались подружками, но теперь друг к другу в гости не ходили. Ляля легко принимала приглашения и побывала в гостях у всех почти одноклассников. В новогодние каникулы, когда многие совершают заграничные поездки, произошла серия краж, и что интересно, кражи были совершены в квартирах в основном одноклассниц и нескольких девочек из параллельного класса. Думали на мальчишек, связанных с плохой уличной компанией. Думали даже на некоторых учителей, которые занимаются с детьми на дому при длительных заболеваниях.

Открылось всё случайно. Ляля не посещала уроки физкультуры под предлогом занятий два раза в неделю на ипподроме. На это у неё была справка, по которой по решению малого педсовета Владимир Николаевич, наш физрук, обязан был ставить ей отлично в конце каждой четверти. Ляля оставалась в раздевалке или выходила погулять на время урока. Она была застигнута в тот момент, когда вынимала ключ из рюкзака одной девочки, чью квартиру недавно посетила. Хозяйка рюкзака забежала в раздевалку, чтобы поправить спортивную форму, увидела это и подняла крик. Владимир Николаевич привёл Лялю с ключами к директору, та вызвала милицию и вскоре оперативники размотали этот клубок загадочных ограблений. Кирилл никакой не хирург, а вор — домушник. Да и Ляля ему не дочь, а подельница, цирковая актриса Ляля Чёрная — Алевтина Чернова по паспорту, 23 лет, маскировавшаяся под ученицу — старшеклассницу. Мало того, она ещё была и сожительницей Кирилла, поэтому в квартире и была одна кровать. Ляля вынимала ключи у подружек, за урок успевала сходить в мастерскую, сделать дубликат и до конца урока возвратить их на место. И всё шито — крыто. Узнавала, как работают родители, а особенно когда, кто и куда собирается уехать, и передавала информацию Кириллу. Его тоже задержали на месте преступления с дубликатами ключей и фотографиями. У Ляли единственной был сотовый телефон с камерой. Преступный дуэт поработал уже в трёх городах, куда Лялю пристраивали в элитные школы, и она знакомилась с подружками богатых родителей. В Москве не удалось определиться в «элитку» и её воткнули в простую школу, но в центре города. Меня, как лучшую Лялину подругу, часто вызывали давать показания. А мне не в чем было признаваться. А вот в школе одноклассники не поверили в мою невиновность, типа, не могла лучшая подруга ничего не знать. Очень трудно было смотреть Кириллу в глаза и отвечать следователям о том, что нас связывало, кроме того, что все считали его отцом Ляли.

Вот поэтому я перешла в другую школу. Как-то надо забыть о своей первой любви.

Однокласснику

Полгода ты уже лежал в могиле.

В прибежище последнем у земли.

Конечно, мы тебя не позабыли,

И в то же время не уберегли.

Прости нас, друг, что в трудную минуту

Не дотянулась помощи рука.

И был в тот миг не нужен никому ты,

Когда тебя покинула душа.

А мне казалось, ты звонил недавно,

Был удивлён — я голос твой узнал:

В нём ни намёка не было подавно.

А вот случилось так, да кто бы знал.

Ведь ты хотел до Соловков добраться,

И там найти работу и приют,

А было б можно — в монастырь податься.

Ты верил, что дела ещё пойдут.

Нас одноклассников и так уже немного

И, видимо, такой наступит год —

Весна, цветы, хорошая погода,

Но вот никто на встречу не придёт.

«Ты ушла в неведомые дали…»

Ты ушла в неведомые дали

На прощанье кинув: «Не горюй!»

Почему тебя не удержали

Моё сердце, губы, поцелуй?

Ты ушла, и стало очень тихо,

Словно ночь вошла в преддверье звёзд.

По щекам, окаменевшим криком,

Медленно сползают капли слёз.

Ты ушла, и стало как-то странно,

Что теперь мне делать одному?

Что заменит мне в часы свиданья

Голос, нежность и любовь твою?

Ты ушла, и стало жутко, пусто,

Словно умер кто-то дорогой.

Мне теперь родниться надо с грустью,

Одиночеством и жалостью порой.

Ты ушла, а я молю ночами,

Чтобы ты вернулась хоть на миг.

Может быть от ужаса печали

И родился этот грустный стих.

«Я устаю от шума городского…»

Я устаю от шума городского,

От лязганья трамваев вдоль оград.

Я познаю себя по гороскопам,

По шелесту уже затёртых карт,

По линиям судьбы своих ладоней,

По сгусткам кофе выпитого мной.

Какая-то незримая погоня

Судьбы моей и за моей судьбой.

«Несёт меня Ракета…»

Несёт меня Ракета

Не в космос, а в Москву.

Вот так промчится лето

И я не отдохну.

На пристани остались

Мой сын, жена и мать.

Пришла пора, расстались.

Мне плыть — вам отдыхать.

Конечно, я и рад бы

Остаться в эти дни,

Но ждут меня тетради,

Конспекты и статьи.

Судьба такие муки

Перетерпеть велит.

А мой «гранит науки»

Надкусанный стоит.

Осенний вальс

Ещё вчера дождём колючим

Был полон двор, а поутру

Примчался солнца светлый лучик

Сушить упавшую листву.

И ветерком перебирая

Из листьев собранный палас

Звучит мелодия простая:

Фредерик Шопен, «Осенний вальс».

Эхо прошедшей войны

Мне танк приснился этой ночью,

Советский танк, времён войны.

Снарядом, видно, разворочен

Весь левый бок его брони.

И щель, как рана в мягком теле,

Оплавлена и сбит прицел.

Не знаю, как на самом деле,

Навряд ли он остался цел.

А башня, кажется, горела:

Повсюду копоть, люк открыт.

Тебя, боец, в момент обстрела

Уже никто не мог прикрыть.

А это, на трофей похоже,

В кустах черничника лежит.

Так это лейтенанта ножик,

Он им с учебки дорожит.

Он на него всегда молился,

И нож спасал, но в этот раз

Снаряд фашистский в танк вломился

И талисман его не спас.

Не повезло «тридцатьчетвёрке»:

В бою за эту Высоту

Весь экипаж Гвардейской роты

Погиб за Родину свою.

Ницше

Я, словно зеркало, мутнею

От постороннего дыханья.

Я забываю даже, где я,

Твоё присутствие вдыхая.

Я даже не пытаюсь вспомнить

Произошедшего разлада.

Я просто не имею воли

Тебе ответить так, как надо.

Ты, уносящая надежду

И приносящая тревогу,

Возьми с собой свою одежду;

Она мне не нужна, ей богу.

И уноси своё дыханье,

И воздух тот, каким дышала.

Убереги от трепыханья

Своё раздвоенное жало.

И сделай так, чтоб в жизни этой

Не слышать больше грязной фальши.

И если, вдруг, увидишь где-то,

Беги меня, как можно дальше.

Ёжик

Мы назвали котёнка Ёжик.

Это имя ему не подходит:

Он пушистый и белый, и всё же,

Как назвали, пусть так и ходит.

Если хочешь его погладить,

Он сворачивается в клубочек.

Днём отлёживается в кровати,

Чтобы топать по комнате ночью.

Он охотится за мышами,

(Их в квартире ведь нет, конечно),

И готов повторять за ежами

Всё, что делают те, бесконечно.

Молочко точно так же лижет

Из щербатой давно розетки,

И старается не светиться,

лишь

…услышит шаги соседки

Заворачивается в газету

И шуршит там, страницы листая.

И скользит иногда по паркету

Из квартиры кого пропуская.

Мы назвали котёнка Ёжик,

Ничего в этом нет плохого:

Он пушистый и белый, и что же —

Мы ведь любим его такого.

«Налетела туча…»

Налетела туча.

Стало небо мутным.

Ты меня не мучай

Ни одной минуты.

Ты меня не мучай

Подозреньем пошлым.

Не такой был случай,

Всё осталось в прошлом.

Всё осталось в прошлом,

Ты мне должен верить.

Милый мой, хороший —

Страшная потеря.

Вот и всё! Что было

Для меня — я знаю,

Но тебя, мой милый,

Я не потеряю.

«Четыре дня в безмолвье белом…»

Четыре дня в безмолвье белом,

Лишь проводов электронить.

Вот дача — то ж другое дело:

Её ничем не заменить.

Конечно, можно снег почистить

И у подъезда своего.

Но здесь и снег, и воздух чище,

И за ночь столько намело.

Сосёнка рядышком с берёзкой

Стоит с утра в убранстве белом.

И поле, вдаль идя полоской,

Засыпано чистейшим мелом.

И уж совсем не понаслышке,

А что увидеть мне дано,

Сугробы с дом, а в них мальчишки

Тоннели роют, как в метро.

Четыре дня в безмолвье белом,

Лишь проводов электронить.

Вот дача — то ж другое дело:

Её ничем не заменить.